Малый театръ: Двичій переполохъ, комедія въ 4-хъ дйствіяхъ изъ времени XVII столтія, Виктора Крылова.— Дарія, драма въ 1-мъ дйствіи, Михаила Бера, переводъ И. Ф. Арбенина.— Виндзорскія проказницы, комедія въ 5-ти дйствіяхъ, В. Шекспира, переводъ (приспособленный для сцены) А. Соколовскаго.
Насъ очень интересовалъ Двичій переполохъ г. Крылова, бытовая комедія изъ русской провинціальной жизни XVII вка. Лтъ тридцать назадъ очень большой успхъ имла пьеса Русская свадьба того же времени. Въ ней, при ничтожной драматической завязк, авторъ развертывалъ передъ нами живую, яркую картину нравовъ, обычаевъ, семейнаго быта взятой имъ эпохи. При такой же вншней обстановк г. Аверкіевъ, въ Каширской старин, показалъ намъ настоящую драму, взятую изъ дйствительнаго событія того времени, сохранившагося въ памяти обывателей и, въ особенности, обывательницъ гор. Каширы. Г. Крыловъ извстенъ за мастера ‘длать’ театральныя пьесы, и мы съ понятнымъ любопытствомъ ждали бытовой ‘комедіи’ безъ историческихъ лицъ, но съ несомннно историческимъ сюжетомъ, такъ какъ дло идетъ о выбор невсты для царя изъ множества двицъ, ‘по которыхъ посланы’ надежные бояре во вс концы Россіи. Сюжетъ богатйшій, воспользовавшись имъ умло, можно было росписать такія картины, что вс залюбовались бы и не безъ пользы для себя, ибо вынесли бы изъ театра наглядное представленіе о жить-быть русскаго общества лтъ за 200 назадъ. Ожиданіямъ нашимъ еще разъ не суждено было оправдаться. Изъ ‘подлки’ г. Крылова не вышло ничего,— ни комедіи, ни бытовыхъ сценъ,— вышла толпа ‘ряженыхъ’, толкущихся на сцен, но ни съ какой стороны не останавливающихъ на себ вниманія зрителей. Въ пьес есть забавныя положенія, комическія лица, смшныя слова и фразы,— объ этомъ весьма позаботился опытный составитель комедій,— и публика смется. Но тмъ скучне и томительне кажутся промежутки, отдляющіе одно смхотворное мстечко отъ другаго. Къ тому же, и мстечекъ, разсчитанныхъ на увеселеніе публики, нанизано слишкомъ преизбыточно и взяты они авторомъ не особенно разборчиво. Какъ на одинъ изъ примровъ, укажемъ на сцену, съ кошелями во второмъ дйствіи. Очень комично и, пожалуй, даже недурно комично, особенно въ прекрасномъ исполненіи г. Рыбакова, лицо ‘ближняго боярина’ Сапунъ-Тюфякина, посланнаго изъ Москвы ‘по невстъ’. Только намъ сдается, что смыслъ исторической правды г. Крыловъ порядочно исказилъ, выставивши такого ‘Сапуна’, или — врне, такимъ ‘сапуномъ’ и ‘тюфякомъ’ боярина, да еще ‘ближняго’, посланнаго по столь важному ‘государеву дду’, какъ выборъ невстъ для царскихъ ‘смотринъ’. Не думаемъ, чтобы съ историческою, или исторически-бытовою, правдой было сообразно и то, какъ этотъ бояринъ обращается въ комедіи г. Крылова съ родителями невстъ, не видавши еще самихъ двицъ. Какимъ бы ни былъ онъ ‘сапуномъ’, онъ все же долженъ предвидть, что та или другая двица можетъ оказаться избранницею царя, а за тмъ и царицей, и что ея родные изъ незначительныхъ дворянъ станутъ тогда самыми ‘ближними’ боярами, не забудутъ его продерзостей и разочтутся съ нимъ по-своему и по-московски. Было бы много правдоподобне и комичне, по нашему мннію, показать, какъ этотъ бояринъ,— хотя и ‘сапунъ’, но дальнозоркій московскій придворный,— всмъ ‘мягко стелетъ’ до смотринъ и показываетъ себя совсмъ не мягкимъ по мр забраковки каждой двушки. По пьес же г. Крылова выходитъ, будто глупый и пьяный майоръ пріхалъ за ремонтомъ для царской конюшни, а не для пріисканія будущей царицы. Такъ же мало правдоподобна въ пьес и очень скучна длинная сцена (во второмъ акт), въ которой собравшіеся дворяне и дворянки жалуются боярину на своего воеводу въ присутствіи самого воеводы. Изподтишка они могли на него и доносы длать, и яму подъ него копать, но едва-ли бы ршились толпою укорять воеводу въ глаза, не заручившись предварительно расположеніемъ московскаго боярина.
Сущность комедіи состоитъ вотъ въ чемъ: Маринька (г-жа Лешковская), необыкновенно бойкая двица, дочь воеводы Охлябина (г. Макшеевъ), влюблена въ прізжаго молодца (г. Горевъ), не подозрвая, что онъ дьякъ тайнаго приказа Лыковъ, посланный въ ихъ город передовымъ — ‘высматривать’, дабы никто не скрылъ своихъ двицъ отъ боярскаго смотра. Лыковъ влюбляется въ Мариньку. Имъ помогаетъ скоморохъ Тимошка (г. Садовскій). Вдова боярыня Буханова (г-жа Садовская) наговариваетъ воеводш разныхъ ужасовъ про Москву и убждаетъ ее спрятать Мариньку, длаетъ она это изъ боязни, какъ бы дочь воеводы не понравилась боярину больше, чмъ ея собственная дочка, Дарья (г-жа Панова). Маринька и сама не желаетъ попадать въ ‘царскія невсты’, она очень скоро устраиваетъ дло такъ, что родители отправляютъ ее въ монастырь съ нянькой Матвевной (г-жа Медвдева) и съ Тимошкой-скоморохомъ. Вслдствіе разныхъ водевильныхъ случайностей, Маринька съ своими спутниками попадаетъ на мельницу къ старику Нздило (г. Грековъ), одновременно съ дьякомъ Лыковымъ. Мельникъ колдуетъ и людей морочитъ, а молодые люди объясняются въ любви и условливаются гд-то съхаться и, кажется, повнчаться. Лыковъ узжаетъ передомъ. Тмъ временемъ являются пристава посланные воеводой на эту самую мельницу довить ‘воровскихъ людей’, и излавливаютъ Мариньку, ея нянюшку и скомороха Тимошку. Связанными пристава доставляютъ ихъ въ городъ и сажаютъ въ подполье въ воеводскомъ дом подъ тою самою комнатой, гд бояринъ смотритъ двицъ. Томительно-скучная, длинная, неправдоподобная сцена смотринъ прерывается приходомъ дьяка Лыкова, котораго тоже захватили караульные на застав стрльцы. Изъ подполья извлекаютъ Мереиньку, няньку и скомороха, воевод объясняютъ, что она невста Лыкова, и дло кончается согласіемъ боярина быть посаженымъ отцомъ на свадьб дьяка.
Въ этихъ двухъ дйствіяхъ, въ третьемъ и въ четвертомъ, — что ни сцена, то несодянность чисто-опереточнаго характера. Въ особенности бросается въ глаза то обстоятельство, что воеводскіе пристава принимаютъ дочь воеводы, ея няньку и всей округ извстнаго Тимошку за ‘воровскихъ людей’, забираютъ ихъ, везутъ въ городъ и запираютъ въ подполь въ самомъ воеводскомъ дом, на виду у всей дворовой челяди, и ни воевода, ни его жена, ни ключникъ — никто ршительно не знаетъ, что за таинственныхъ арестантовъ привезли пристава. Это сплошной ‘фарсъ’, какъ и смотръ невстъ бояриномъ. Ради какого-то особеннаго комизма авторъ въ числ двицъ, привезенныхъ на смотрины, выпускаетъ одну боярышню, которой маменька повторяетъ безпрерывно: ‘закрой ротъ’,— а двица ходитъ ‘разиней’. ‘Ближній бояринъ’ спрашиваетъ двицъ, умютъ ли он длать ягодный квасъ… и тому подобный вздоръ. Нтъ во всемъ этомъ никакого признака XVII столтія, никакой картины стариннаго быта, никакой комедіи. Это, какъ мы уже сказали,— толпа ряженыхъ, раздлывающихъ скучную ‘комедь’ съ претензіями на забавность положеній и лицъ.
Г. Крыловъ сдлалъ большую ошибку, увлекшись такими претензіями. Въ такомъ вид, какъ идетъ пьеса теперь, она совсмъ никуда не годится и не будетъ годиться до тхъ поръ, пока авторъ не передлаетъ ее для ‘святочныхъ представленій’ или для народнаго театра. Передлать же ее ничего не стоитъ,— надо только выкинуть большую часть втораго акта, ввести въ него псни, пляски, разныя игрища для увеселенія зазжаго боярина. Надо выкинуть подполье и сдлать такъ, что пристава ‘честно и вжливенько’ привозятъ воеводскую дочку изъ ея экскурсіи въ разгаръ смотринъ. Самыя смотрины надо сократить и оживить… И тогда, можетъ быть, выйдетъ очень ‘занятная’ пьеса для дтей и для народнаго театра. Въ пристойныхъ пьесахъ для дтей ощущается очень большая, совсмъ настоятельная нужда. Приближаются праздники, надо молодежь повеселить, въ театръ свозить. А въ нашихъ театрахъ имъ, какъ разъ, и показать-то нечего, — либо раздирательный вздоръ съ убійствами и самоубійствами, либо глупыя и скучныя комедіи, но всегда съ боле или мене незаконными любвями и адюльтерами, смотрть на которые и взрослымъ-то мерзко. Изъ новыхъ пьесъ прошлогодняго и ныншняго сезоновъ буквально нтъ ни одной, на представленіе которой можно было бы повести дтей и подростковъ, не рискуя загрязнить ихъ молодыя головы. Великую услугу оказалъ бы обществу драматургъ, написавши такую пьесу, показывать которую было бы не стыдно и не гршно молодому поколнію, не вышедшему еще изъ коротенькихъ платьицъ и изъ гимназическихъ мундирчиковъ. Посл Русской свадьбы, такою пьесой могла бы быть комедія Двичій переполохъ, если бы только не была она такъ скучна и такъ несодянна. Будемъ надяться, что г. Крыловъ внемлетъ нашему моленію и передлаетъ свою пьесу. Ему же отъ того лучше будетъ. А играютъ этотъ Двичій переполохъ превосходно. Г-жа Лешковская восхитительна въ роли Мариньки. Правда, это не двица семнадцатаго вка, это — разбитная барышня провинціально-дворянской семьи начала ныншняго столтія. Вертитъ она всмъ домомъ и папенькой-добрякомъ, и простоватою мамашей, и не чающею въ ней души нянюшкой, и забавникомъ скоморохомъ, и подругами. Милая она, живая барышня, — и, глядя на увлекательную игру г-жи Лешковской, забываешь несоотвтствіе живаго образа съ тмъ временемъ, въ которое его вставилъ авторъ. Сцены на мельциц, въ особенности съ молодымъ дьякомъ Лыковымъ, проведены, положительно, мастерски. Да и во всей роли такъ и видишь, такъ и чувствуешь, какъ кипитъ молодая, хорошенькая и задорная головка, какъ прыгаетъ и скачетъ юное сердечко, не знающее и не желающее знать никакого удержа. Говорить нечего о томъ, насколько характерны и хороши были г-жи Медвдева и Садовская. Г. Рыбаковъ былъ замчательно хорошъ въ роли боярина Сапуна-Тюфякина, изобразилъ онъ безподобно то именно лицо, которое вывелъ авторъ въ пьес. И, разумется, не вина артиста въ томъ, что само лицо не такъ задумано, не врно сдлано и фальшиво поставлено. Но г. Рыбаковъ былъ не ряженнымъ, а настоящимъ ‘Сапуномъ’ XVII столтія, какъ г. Макшеевъ былъ настоящимъ захолустнымъ воеводой того времени. Ихъ артистически-правдивое исполненіе во многомъ прикрывало сочинительскія неправды. Нельзя того же сказать о г. Горев, онъ не былъ московскимъ дьякомъ, — тонъ не таковъ совсмъ, это jeune-premier’скій тонъ безъ времени и мста, какой-то ‘казенный’ тонъ, гладкій и ровный, ничего не дающій, кром своевременныхъ репликъ то ‘сапунъ-боярину’, то хитрой боярын Бухановой, то обворожительной забіяк Мариньк. Очень, очень талантливый артистъ г. Горевъ, иногда онъ создаетъ поразительныя роли (одна изъ самыхъ видныхъ его ролей — Никифоръ Фока въ Теоано), а иной разъ — вдругъ точно спрячется куда-то, точно задремлетъ его талантъ, и передъ нами актеръ, старательно и добросовстно исполняющій свою роль, по писанному, какъ въ Двичьемъ переполох. Игра т. Горева въ этой пьес навела насъ на мысль о томъ, что въ очень недалекомъ будущемъ въ Маломъ театр долженъ возникнуть ‘jeune-premier’скій вопросъ’, то-есть вопросъ о томъ, кто будетъ исполнять молодыя роли, подобныя роли дьяка Лыкова, въ случа отказа отъ нихъ г. Горева. Наша драматическая труппа можетъ очутиться въ очень драматическомъ положеніи. Изъ наличной молодежи не намчается ни одного артиста, пригоднаго на такія роли. Года три тому назадъ намъ показалось, будто мелькаетъ что-то очень похожее на талантъ или талантикъ. Артисту, въ которомъ намъ почудилось дарованіе, была дана полная возможность показать себя, и, къ сожалнію, онъ показалъ и доказалъ свою неспособность стать jeune-premier, подходящимъ къ составу труппы Малаго театра. Мы въ немъ ошиблись и дирекція, повидимому, вдалась въ ту же ошибку. Въ данномъ случа дирекція сдлала все, зависящее отъ нея, чтобы выдвинуть молодаго артиста, и уже отнюдь не вина театральнаго управленія въ томъ, что изъ этого ничего не вышло. А, между тмъ, jeune-premier нуженъ, необходимъ, съ каждымъ годомъ все больше и больше даетъ себя чувствовать отсутствіе молодаго артиста, могущаго замнить г. Горева и г. Южина въ роляхъ, оказывающихся уже и теперь слишкомъ юношескими для нихъ.
Возвращаясь къ Двичьему переполоху, мы должны отмтить превосходное исполненіе г. Садовскимъ роли скомороха и г-жею Никулиною роли его жены, ревнивой бабы, жестоко преслдующей своего развеселаго мужа. Съ вншней стороны пьеса поставлена какъ нельзя лучше. И несмотря на все это, успха она не имла и, по нашему мннію, не будетъ имть до тхъ поръ, пока г. Крыловъ не передлаетъ ее, не оживитъ, не приспособитъ къ тому назначенію, о которомъ мы говорили выше.
Одноактная драма Парія написана извстнымъ нмецкимъ драматургомъ Михаиломъ Беромъ {Михаилъ Беръ родился въ 1800 г., умеръ въ 1833 г.} (авторомъ трагедіи Струэнзе) въ 1823 г. Въ ней авторъ, маскируя свою идею положеніемъ индйскихъ ‘парій’, выступилъ на защиту угнетенныхъ и безправныхъ тогда евреевъ, и пьеса эта удостоилась очень лестнаго отзыва Гёте. Прекрасныя слова о томъ, что ‘передъ Брамой вс люди равны’, что и ‘у паріи есть отечество, которое онъ любитъ не мене раджи’, что только ‘несправедливость людская отнимаетъ у паріи прирожденныя ему права человка’,— вс такія хорошія слова звучали очень громко и чмъ-то все еще новомъ 67 дть тому назадъ въ Германіи подъ гнетомъ реакціи. Сантиментальныя объясненія ‘паріи’ съ его женою, ушедшею къ нему изъ высшаго сословія, были въ то время очень трогательны и, вроятно, вызывали обильныя слезы у зрителей и зрительницъ, усердно оплакивавшихъ страданія Вертера. Съ этой поры иного слезъ утекло и по боле основательнымъ поводамъ, и драма Михаила Бера, несмотря на превосходное исполненіе двухъ главныхъ ролей г-жею Ермоловою и г. Южинымъ, не производитъ ровно никакого впечатлнія, вызываетъ даже улыбку, съ какою ныншніе читатели перелистываютъ чувствительные романы двадцатыхъ годовъ. Впрочемъ, для дтей-подростковъ эта драма очень хороша, она можетъ вызвать въ нихъ добрыя чувства и честныя, гуманныя мысли.
Въ бенефисъ артиста Музиля, пріуроченный къ исполнившемуся двадцатипятилтію его службы на московской сцен, шла комедія Шекспира Виндзорскія проказницы, въ перевод А. Соколовскаго. Въ этой комедіи Шекспиръ изобразилъ жизнь мщанской среды провинціальнаго городка ‘веселой старой Англіи’. Во центральною фигурой является лицо изъ его историческихъ хроникъ, Фальстафъ, веселый спутникъ принца Генриха (впослдствіи короля Генриха V). О времени написанія и о повод къ сочиненію комедіи существуютъ два преданія: на основаніи одного, полаг а ютъ, что комедія написана въ 1592 г., по случаю посщенія Англіи герцогомъ Вюртембергскимъ и по заказу королевы Елизаветы, желавшей повеселить высокаго гостя забавнымъ театральнымъ представленіемъ, по другому преданію, комедія написана въ 1599 г., тоже по заказу королевы, которой хотлось посмотрть Фальстафа, уже извстнаго изъ ‘хроникъ’ Генриха IV, влюбленнымъ. Оба преданія сходятся на томъ, что комедія написана очень спшно, въ дв недли, чмъ и объясняются нкоторые недостатки этой пьесы. Пресловутое ‘веселье старой Англіи’ представляется намъ, все-таки, ‘англійскимъ’ весельемъ, т.-е. весьма тяжеловснымъ и мало соотвтствующимъ нашему понятію о живомъ, бойкомъ весель. Въ свое время, при королев Елизавет, комедія Виндзорскія проказницы была несомннно поразительно веселою пьесой англійскаго репертуара. А въ наши дни и на теперешнюю русскую публику она производитъ, повидимому, далеко не такое впечатлніе, на какое можно было бы разсчитывать. Въ исполненіи комедіи участвуютъ лучшіе артисты русской сцены, они, видимо, прилагаютъ вс свои старанія, и, тмъ не мене, пьеса идетъ вяло, безъ увлеченія, и зрителей не захватываетъ. Если и слышится въ публик смхъ, то раздается онъ не тогда, когда слдовало бы ему раздаваться по содержанію пьесы. Происходитъ это, мы думаемъ, отъ того, что въ Виндзорскихъ проказницахъ передъ зрителями проходятъ картины быта, намъ совершенно чуждаго и большинству публики неинтереснаго. Настоящихъ типовъ, кром самого Фальстафа, въ комедіи нтъ. Все это — жанровыя фигуры, имющія временное и мстное значеніе. Да и самъ Фальстафъ — типъ не цльный, а только фигура, дополняющая собою прежде созданный типъ, извстный лишь той части публики, которая знакома съ хрониками Шекспира, неигранными на нашей сцен. Фигура устарвшаго Фальстафа какъ нельзя лучше воспроизведена г. Ленскимъ. А такъ какъ въ нее вложены общечеловческія характерныя черты отяжелвшаго и дряхлющаго жуира, то и выходитъ она наиболе жизненною изъ всхъ. Очень хорошо исполняется г. Садовскимъ роль француза, доктора Каюса, и г. Правдивымъ — роль хозяина гостиницы. Но, въ общемъ, пьеса ‘не живетъ’ на сцен, а только передается со сцены — ровно, гладко и не колоритно.
‘Русская Мысль’, кн.XII, 1890
Прочитали? Поделиться с друзьями:
