Современное искусство, Ремезов Митрофан Нилович, Год: 1889 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 22 минут(ы)

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

Малый театръ: Разладъ, драма В. А. Крылова, Водоворотъ, драма И. В. Шпажинскаго.— Театръ г-жи Абрамовой: Гршница, драма А. И. Пальма, Maman, комедія С. Н. Терпигорева, Золотая рыбка, комедія И. А. Салова и И. Г. Ге, Мечты и жизнь, драма г-жи Домашевской, Троглодитъ, комедія гг. Тарновскаго и Матернъ.— Театръ г-жи Горевой: Перекати-поле, комедія г. Гндича.

Два мсяца прошло съ начала театральнаго сезона, а погоня театровъ за зрителями уже пронесла плоды самые неудобоваримые и какъ разъ такіе, какихъ и слдовало ожидать. Надлали театровъ, не принимая въ разсчетъ ни наличности литературно-драматическихъ и артистическихъ силъ, ни даже числа обывателей, имющихъ досугъ и средства посщать театры. Наша драматическая литература послднихъ лтъ стояла такъ невысоко, что не въ силахъ была удовлетворить спроса двухъ сценъ. Правда, она дала нсколько, — очень немного, — пьесъ, длавшихъ сборы, но не дала ни одного истинно-художественнаго произведенія, которое можно было бы поставить близко къ самымъ слабымъ пьесамъ Островскаго. Пьесы ныншняго репертуара держались и держатся на сцен, главнымъ образомъ, если не исключительно, игрою немногихъ артистовъ, а никакъ не своими внутренними достоинствами, никакъ не за свое содержаніе, почти совершенно лишенное всякаго общественнаго значенія. Проврить это и доказать не трудно: стоятъ на афиш имна извстныхъ артистовъ, и Малый театръ полонъ, нтъ этихъ именъ на афиш — въ театр пустыня, съ знаменитостями пьеса длала превосходные сборы, безъ знаменитостей — ее съ репертуара снимаютъ. Публика идетъ смотрть не пьесы, а игру знаменитостей, не обращая вниманія на то, что ихъ дорогія силы тратятся на пустяки. Совсмъ не тратить ихъ столь непроизводительно нельзя, конечно, такъ какъ нельзя пробавляться однми хорошими старыми пьесами, но и безъ толку трепать — тоже дло неподходящее, какъ, съ другой стороны, неподходящее дло обставлять хорошія пьесы несоотвтствующими силами, когда въ наличности имется ихъ непочатый запасъ въ лиц молодежи, жалующейся, не безъ основанія, что ей не даютъ хода. Почему не даютъ — мы не знаемъ, да намъ и дла нтъ до неизвстныхъ намъ причинъ, остающихся для публики ‘закулисными’. Но мы знаемъ, напримръ, что Борись Годуновъ Пушкина шелъ на сцен Малаго театра съ г-жею Ермоловой-Кречетовой въ роли Марины Мнишекъ и съ г-жею Щепкиной въ роли царевича едора. Вдаваться въ оцнку талантовъ этихъ двухъ артистокъ мы не станемъ, московской публик он хорошо извстны, и публика, какъ мы слышали, не особенно рьяно стремилась въ этотъ вечеръ смотрть Бориса Годунова. Мы привели одинъ примръ, но могли бы указать и еще на замну М. Н. Ермоловой г-жею Ермоловою-Кречетовой въ Послдней вол и на нкоторыя другія пьесы, въ которыхъ можно было бы давать роли молодымъ артисткамъ съ пользою для нихъ и для самаго дла. Привлекать публику въ театръ можно не однми только новыми пьесами, но и обстановкою старыхъ пьесъ,— разумется, выдающихся,— новыми силами. Положимъ, Малый театръ существуетъ не на поспектакльные сборы, не иметъ надобности руководствоваться преимущественно денежными соображеніями, въ нкоторыхъ случаяхъ даже не долженъ ими руководствоваться. Но это служитъ только къ подкрпленію нашего мннія о необходимости давать молодымъ артистамъ возможность развивать и выказывать свои сценическія дарованія. Казенный театръ не частная антреприза, которой нтъ дла до будущаго. Г. Коршъ, г-жи Абрамова и Горева и вс иные живутъ только настоящимъ, не зная, будутъ ли они антрепренерами въ слдующемъ году и убжденные лишь въ томъ, что — была бы сцена, а актеры будутъ. У этихъ сценъ нтъ ни прошедшаго, ни будущаго, а, слдовательно, нтъ и традицій, хранить которыя он были бы обязаны. Не то нашъ Малый театръ и его труппа. Тутъ есть славное прошлое, ко многому обязывающія традиціи, есть и будущее, подготовить которое достойно традиціямъ есть нравственный долгъ дятелей настоящаго. Высшее управленіе театрально-артистическимъ дломъ отлично сознаетъ, это и не щадитъ ни уси. лій, ни матеріальныхъ средствъ для обезпеченія будущности первыхъ, образцовыхъ сценъ Россіи, оно привлекаетъ на службу лучшихъ учениковъ и ученицъ частныхъ драматическихъ школъ, не возлагая особенно большихъ упованій на эти школы, оно заводитъ свою собственную драматическую школу на очень широкихъ началахъ, охотно принимаетъ всякаго, успвшаго заявить свой талантъ на частныхъ сценахъ, даетъ, наконецъ, пенсіи заслуженнымъ артистамъ, выдающихся награждаетъ, сверхъ того, бенефисами. Большаго, полагаемъ, никто не вправ требовать отъ высшаго учрежденія, въ вдніи котораго состоятъ наши казенные театры. 11 это высшее учрежденіе можетъ требовать, а публика — настоятельно желать, чтобы исполнительные органы не только раздляли виды правящаго учрежденія на возможно большее развитіе театрально-драматическаго дла, но и способствовали бы всми зависящими отъ нихъ мрами его преуспянію въ настоящемъ и въ будущемъ. На самомъ дл, къ чему послужитъ и школа съ прекрасною программой, и приглашенія на службу лучшихъ учениковъ, ученицъ, артистовъ и артистокъ, если выслужившіе пенсію будутъ играть мальчиковъ и двочекъ, юношей и подростковъ въ то время, какъ молодежь обречена изображать народъ, гостей к всякихъ безсловесныхъ, въ которыхъ съ успхомъ и съ пользой для себя могутъ фигурировать воспитанники и воспитанницы театральнаго училища? Молодые актеры и актрисы жаждутъ играть, и не слдуетъ имъ отказывать въ этомъ, не должно заставлять ихъ изнывать ‘въ народ’ и тмъ убивать въ нихъ энергію и способности. Мы знаемъ, что изъ актрисъ, принятыхъ годъ тому назадъ, нкоторыя совсмъ не появлялись на сцен, другія появлялись разъ, много два, лишь для того, чтобы сказать нсколько ничего незначащихъ словъ. А, между тмъ, весьма возможно и правдоподобно, что у нкоторыхъ изъ нихъ есть таланты, иначе не были бы он лучшими ученицами той школы, гд обучались, и не было бы основанія принимать ихъ на казенную сцену. Допустимъ, что первые выходы той или другой ‘новенькой’ оказались бы не совсмъ удачными, и это еще ничего не значитъ и ничего не доказываетъ, такъ какъ не вс же актрисы начинали свою сценическую карьеру такъ, какъ начала ее Г. Н. едотова, а нкоторыя изъ давно служащихъ много лтъ упорно появляются въ очень отвтственныхъ роляхъ, безъ промаха убивая каждую, за которую берутся. Предположимъ, наконецъ, что та или другая начинающая актриса въ двухъ и трехъ роляхъ оказалась совершенною бездарностью, тогда и она сама, и управленіе театральное, и публика такъ ужь и будутъ знать, что такая-то для сцены не годится и подлежитъ отчисленію въ разрядъ безсловесныхъ. Тогда не будетъ ни жалобъ, ни нареканій на управленіе и на ‘старшихъ’,— что ‘намъ, дескать, хода не даютъ’. Теперь же такія жалобы представляются не безосновательными. Мы отлично знаемъ, что молодаго актера и начинающую актрису легко можно ‘провалить’,— стоитъ дать неподходящую роль или выпустить новичка въ ‘провальной’ обстановк. Тутъ все дло въ томъ, что къ театральной молодежи, какъ и къ школьной, должно относиться искренно, правдиво и съ любовью, ее поддерживать необходимо, ободрять, вверхъ тянуть всевозможными средствами, даже ‘выучкою’, тамъ, гд это можно. Напрасно иногда большіе артисты и артистки смотрятъ на молодыя силы съ опасеніемъ, какъ бы молодежь ихъ не догнала и какъ бы ихъ мстъ не заняла. Напрасно такое опасеніе уже потому, что — все равно — наступитъ время, когда волей-неволей придется уступить свои мста молодымъ, и, притомъ, такимъ молодымъ, которые пробьются впередъ собственными силами. Что они пробьются, въ томъ сомннія быть не можетъ, весь вопросъ въ томъ, многимъ ли удастся это. Чмъ меньшему числу это выпадаетъ на долю, тмъ хуже для сцены, для искусства и для тхъ, по чьей вин и нежеланію это сдлалось. А хуже большимъ артистамъ вотъ почему: сойдутъ они со сцены, и слда отъ нихъ не останется, новыя имена заставятъ забыть старыя, которыя могли бы жить неизмримо дольше, если бы съ ними были связаны новыя имена, подобно тому, какъ славное имя Г. Н. едотовой навсегда остается связаннымъ съ славнымъ именемъ И. В. Самарина. Быть знаменитостью въ свое время очень лестно, но еще боле привлекательно, должно быть, передать свое имя потомству въ качеств прославляемаго учителя знаменитостей. Во всякой профессіи имена учителей неразрывно связываются съ громкими именами учениковъ,— въ музык, въ живописи, въ ваяніи, и учителя благородно озабочены тмъ, чтобы ихъ искусство не погибло съ ними, а передавалось бы преемственно и развивалось бы все блестяще въ ихъ ученикахъ. Нтъ этого теперь только у насъ въ сценическомъ искусств. Время самородковъ у насъ на исход не потому, чтобы самородковъ не появлялось вновь, но потому, что самородки замтно перестаютъ удовлетворять возростающія требованія публики, не довольствующейся уже порывами непосредственности. Что толку для насъ въ томъ, что какой-нибудь неумлый пвецъ беретъ такую неправдоподобную ноту, отъ которой поперхнулся бы самъ покойный Тамберликъ? Такого пвца мы слушать не пойдемъ и въ оперу его не примутъ, первымъ дломъ отъ него потребуютъ умнья пть. Такого же же умнья владть голосомъ, лицомъ и жестомъ мы требуемъ и отъ драматическаго артиста, а дается это только выучкою даже очень большому прирожденному таланту. При отсутствіи таланта, разумется, никакая выучка не сдлаетъ человка крупнымъ артистомъ. Да не одними ‘крупными’ существуетъ сцена и держится на извстной высот драматическое искусство, не мене сложное, чмъ оркестровая музыка. Помимо исполненія первыхъ ролей выдающимися артистами, необходимъ еще ансамбль, который на всхъ нашихъ сценахъ, не исключая казенной, оставляетъ желать еще очень многаго. Настоящаго же ансамбля,— оркестроваго,— уже нтъ никакой возможности ничмъ достигнуть, кром отличной выучки молодыхъ артистовъ не въ школ только, но и на сцен,— и не на выходныхъ роляхъ, а на серьезныхъ. Напомнимъ читателямъ, какъ этимъ именно отличнымъ ансамблемъ, превосходною выучкой брали мейнингенцы.

Исключительное господство первыхъ артистокъ и артистовъ сильно я далеко не благопріятно вліяетъ на самое драматическое творчество, часто превращаетъ его въ писательство по заказу. Авторы вынуждены пріурочивать извстныя роли, а, съ тмъ вмст, иногда и все произведеніе къ средствамъ знаменитостей, безъ которыхъ невозможенъ успхъ пьесы на сцен. Вслдствіе этого, мы наблюдаемъ такое явленіе: пока наши знаменитости были молоды, пьесы сочинялись съ молодыми героинями и героями, проходятъ года, и въ пьесахъ получаютъ преобладаніе героини ‘бальзаковскаго’ возраста и герои съ просдью. Пройдутъ еще года — и что же станется тогда со сценой Малаго театра, если теперь же не озаботиться очень дятельно будущностью труппы? У всхъ на глазахъ участь, постигшая комедію Много шума изъ ничего, когда Г. Н. едотова сочла нужнымъ отказаться отъ участія въ ней. А, вдь, это Шекспировская пьеса. Та же участь ждетъ цлый рядъ пьесъ, чуть не весь репертуаръ, когда г-жи едотова и Ермолова поставлены будутъ въ тяжелую, но неизбжную, необходимость послдовательно отказываться то отъ одной, то отъ другой роли, а вслдъ за ними вынуждены будутъ сдлать то же гг. Горевъ, Ленскій, и Южинъ. И теперь уже довольно странно видть г. Южина мальчикомъ въ юнкерскомъ мундирчик въ драм Волкъ и М. И. Ермолову въ роли двочки-подростка въ Арказановыхъ. Проявилась на сцен г-жа Лешковская, артистка съ несомнннымъ талантомъ, размры котораго мы пока не беремся опредлить, главнымъ образомъ, потому, что это тоже до нкоторой степени самородокъ. Очень можетъ быть, что это — брилліантъ самой чистой воды, но далеко не достаточно отшлифованный выучкою, безъ которой, какъ мы сказали и настаиваемъ на томъ, нельзя теперь занять перваго мста на первой русской сцен. Г-ж Лешковской учиться надо, много работать. Захочетъ ли она учиться, увлеченная успхомъ? Хватитъ ли у нея силы и дарованія правильно работать надъ собою безъ добраго руководительства? И, наконецъ, дадутъ ли ей возможность работать правильно? Была у г-жи Лешковской прекрасная роль въ драм г. едотова Шильонскій замокъ. Главную роль въ пьес играла М. Н. Ермолова и пьеса давала хорошіе сборы. Посл двухъ-трехъ представленій роль г жи Ермоловой была передана,— мы не знаемъ почему и для чего,— г-ж Черновой Бларамбергъ. Замнить собою г-жу Ермолову въ такой роли какой бы то ни было артистк въ высшей степени трудно… Пьеса продолжала давать хорошіе сборы. Тогда роли Боннивара, которую игралъ г. Левскій, и герцога, которую игралъ г. Южинъ, были переданы актерамъ, для этой роли неподходящимъ. Театръ опустлъ, пьесу перестали давать, и хорошо сдлали. Что же, однако, должны означать передачи этихъ капитальныхъ въ пьес ролей? Чмъ это можетъ быть основательно мотивировано? Для публики, для. автора, для г-жъ Черновой-Бларамбергъ и Лешковской такія замны совсмъ не безразличны. Нтъ на свт такой пьесы, которую нельзя бы было подобными замнами препроводить въ архивъ. Авторъ пишетъ пьесу въ разсчет на извстныя силы, способныя дать сценическую жизнь его произведенію, г жи Лешковская и Чернова-Бларамбергъ полагаютъ много труда въ увренности, что трудъ не пропадетъ. И вдругъ, по ‘обстоятельствамъ, не зависящимъ’ отъ автора и артистокъ, пропадаетъ цликомъ вся пьеса. Такія ‘независящія обстоятельства’ отнюдь не могутъ дйствовать ободряющимъ образомъ на артистовъ, желающихъ работать надъ развитіемъ своихъ сценическихъ дарованій. А вс т, кому дорого искусство, вправ настоятельно желать, чтобы ‘обстоятельства’ такой категоріи не имли мста на первой русской сцен. Люди, истинно любящіе искусство и высоко цнящіе сцену Малаго театра, въ случа повторенія подобныхъ казусовъ, могутъ усмотрть въ нихъ не простую случайность ‘ ошибку, могутъ придти къ нкоторымъ заключеніямъ, неблагопріятнымъ для тхъ, чьими дйствіями обусловливаются такія непонятныя замны, однихъ артистовъ другими въ главныхъ роляхъ. Это, вдь, совсмъ не то, о чемъ мы говорили выше, указывая на необходимость ‘давать ходъ’ молодымъ артистамъ, это — какъ разъ обратное тому, что желательно. Насъ могутъ спросить: что хе, однако, вамъ желательно и что нежелательно?

Вотъ что: желательно, чтобы,— не въ ныншній сезонъ, а въ будущій положилъ, — г-жа Лешковская сыграла роль Дездемоны, и нежелательно, чтобы при этомъ роль Отелло была отдана на изувеченіи. Желательно, чтобы молодыхъ артистокъ И артистовъ вводили, такъ сказать, въ репертуаръ, обставляя ихъ очень сильною поддержкой, и не губили бы у нихъ ролей отнятіемъ поддержки. Желательно, чтобы къ ‘молодымъ’ относились съ любовью и благорасположенною осмотрительностью, и нежелательно, чтобы въ мір художественнаго и прекраснаго имли какое-либо значеніе чувства совсмъ непрекрасныя…

Есть еще на нашей сцен очень молодая, очень симпатичная артистка, г-жа Панова, единственная изъ начинающихъ, въ которой видна хорошая выучка, до нкоторой степени заслоняющая пока природное, еще неокрпшее дарованіе, могущее, какъ намъ сдается, при благопріятныхъ условіяхъ, выроста въ крупную величину. Намъ говорили, что ея сценическимъ воспитаніемъ руководитъ г-жа Медвдева. Если это правда, то мы можемъ лишь порадоваться за г-жу Панову и выразить наше глубокое сочувствіе высоко-чтимой заслуженной артистк, никогда въ жизни не измнявшей великимъ завтамъ искусства. До сихъ поръ мы видимъ, что г-жу Панову ведетъ добрая рука тмъ настоящимъ путемъ, которымъ слдовало бы вести всякаго начинающаго артиста. Будемъ надяться, что рука эта не оставить молодую артистку на произволъ неожиданныхъ случайностей, что эта рука достаточно сильна для того, чтобы оградить г-жу Панову отъ необходимости играть роль Софьи, когда окажется нужнымъ, надъ комедіей Грибодова продлать такіе же эксперименты, какимъ подверглась драма Въ Шильонскомъ замк. Затмъ, мы не можемъ указать ни на кого изъ молодыхъ артистокъ, какъ на подающихъ сколько-нибудь серьезныя надежды, — однхъ намъ еще не сочли нужнымъ показать, другія, которыхъ мы видли, успха не имли. На мужской половин труппы дло обстоитъ совсмъ плохо, приходится ждать выпуска изъ театральнаго училища, а пока — только уповать.

Новыя пьесы сыплятся передъ московскою публикой въ изумительномъ обиліи, но достоинствами своими далеко не способствуютъ развитію драматическихъ талантовъ и часто ставятъ даже самыхъ опытныхъ артистовъ въ большое затрудненіе. Передъ зрителемъ,— невольникомъ, конечно, обреченнымъ обязательно смотрть вс новинки ныншняго репертуара,— он мелькаютъ, какъ сочетанія цвтныхъ стеклушекъ въ калейдоскоп, и способны довести здороваго человка до нервнаго разстройства. Публика, идущая въ театръ для собственнаго удовольствія и ради отдыха отъ обычныхъ своихъ занятій, остается еще врна Малому театру и замтно охладла къ частнымъ театрамъ. Туда ее уже не привлекаютъ ни новыя пьесы, ни роскошныя постановки, ни бенефисы по цнамъ ‘обыкновеннымъ’. Не идетъ же публика, очень просто, потому, что таковой въ наличности не обртается у насъ въ количеств, могущемъ ежедневно наполнять четыре драматическихъ театра. Мы думаемъ, что если бы вс московскіе театры сдлать даровыми, то къ концу первой же недли они оказались бы на половину пустыни. А тутъ приходится за свои деньги, и даже довольно большія, часовъ пять сряду смотрть убійственное пересыпаніе изъ пустаго въ порожнее, до котораго одни наши драматурги своимъ умомъ додумались, другіе — добрались посредствомъ заимствованія у людей или посредствомъ перевода вещей, для русской публики непригодныхъ. Весьма понятно, что каждый составитель новой пьесы,— сочинители почти совсмъ перевелись,— стремится показать свое издліе въ наилучшемъ вид, т.-е. на сцен Малаго театра, тамъ всякую пустяковину раздлаютъ такъ артистически, что многіе зрители подумаютъ, будто въ самомъ дл авторъ смастерилъ что-то хорошее, туда публика ходитъ, а потому и процентное вознагражденіе автору даетъ куши, совершенно несоразмрные съ достоинствомъ произведенія. Поэтому Малый театръ стоитъ въ условіяхъ особенно благопріятныхъ для отбора себ лучшихъ пьесъ новйшаго изготовленія. Каковъ же долженъ быть уровень современнаго драматическаго творчества, если передъ этою образцовою сценой, стоящей въ исключительно благопріятномъ положеніи, ‘есть отъ чего въ отчаянье придти…’?

Въ октябр мсяц были поставлены въ Маломъ театр дв новыхъ пьесы извстныхъ и опытныхъ драматурговъ: Разладъ, четырехъактная драма В. А. Крылова, и Водоворотъ, пятиактная драма И. В. Шпажинскаго. Названія громкія, эффектныя и многообщающія. Разладъ… Что за разладъ? Какой разладъ?… Въ нашемъ обществ, на самомъ дл, кое-что серьезно разладилось: слово не ладитъ съ дломъ, мысль идетъ въ разладъ и съ словомъ, и съ дломъ, идеи — сами по себ, все остальное — само по себ, идеалы (тамъ, гд они уцлли) — на одной сторон, цли жизни — на другой, между ними — либо пропасть, либо разладъ, доходящій до ‘ножеваго рзанья’. Между старшимъ, младшимъ и подрастающимъ поколніями — разладъ: кое-гд мелькаетъ еще что-то, уцлвшее отъ эпохи сороковыхъ годовъ, тамъ свтятся остатки шестидесятыхъ, тутъ бродитъ нчто, поднятое въ восмидесятыхъ годахъ, а дальше уже чувствуется наступательное движеніе чего-то неизвстнаго, но несомннно — иного и небывалаго,— чего-то, рожденнаго разладомъ и изъ начала въ самомъ себ носящаго разладъ,— разладъ между товарищами и сверстниками, между братьями и между сестрами. Г. Крыловъ хотлъ, повидимому, изобразить въ своей пьес лишь разладъ въ тсной сфер семьи, ту рознь, которая существуетъ въ очень многихъ русскихъ семьяхъ и. по милости которой старшее поколніе страдаетъ отъ младшаго, младшее — отъ старшаго, и оба они нердко длаютъ другъ другу жизнь невыносимою. Такой сюжетъ, хотя и сведенный въ тсную домашнюю рамку, представляетъ, тмъ не мене, большой интересъ. Самъ по себ онъ не новъ, конечно, и не былъ новостью даже въ то время, когда Тургеневъ писалъ романъ Отцы и дти. Съ тхъ поръ положеніе не улучшилось. То обостряясь, то смягчаясь, подъ вліяніемъ разнообразныхъ причинъ, разладъ между родителями и дтьми сдлался нашимъ хроническимъ недугомъ. Отъ чего же происходитъ такой, чуть не повальный, недугъ? Гд и въ чемъ коренятся его основныя причины? Вопросы эти въ высшей степени важны и не разъ поднимались въ нашей литератур, но всегда разрабатывались боле или мене односторонне, съ заране обдуманнымъ намреніемъ взвалить всю вину или на отцовъ, или на дтей, не касаясь очень существеннаго въ дл обстоятельства, а именно — того, что ‘отцы и дти’ живутъ въ обществ, возлагающемъ на тхъ и другихъ обязательства, часто совершенно невыполнимыя безъ ущерба для обоюднаго доврія и уваженія. Ну, а тамъ, гд нтъ доврія, не можетъ быть и уваженія, гд нтъ обоюднаго уваженія, тамъ немыслимо согласіе, и въ этомъ одномъ уже заключаются безчисленные поводы къ розни, разладу и ненавистничеству. Вотъ въ какомъ направленіи должны быть, по нашему мннію, предприняты изысканія тми, кто хочетъ представить настоящую картину семейнаго разлада и способствовать раскрытію истинныхъ его причинъ. Ничего подобнаго на ши драматурги знать не хотятъ, въ комедіяхъ они — анекдотисты, въ драмахъ — хроникеры разной уголовщины. Дальше частнаго случая они не идутъ, до обобщенія дотянуться не могутъ, да нердко и въ выбор частныхъ случаевъ обнаруживаютъ чисто-французскую склонность къ курьезамъ и монстрамъ.

Въ Разлад г. Крылова изображена семья, находящаяся въ весьма исключительномъ положеніи. Она состоитъ изъ отца, Андрея Петровича Зарченскаго (г. Рыбакова), богатаго петербургскаго чиновника вдовца, изъ двоихъ дтей: сына едора (г. Южинъ), дочери Софьи (г-жа Уманецъ-Райская) и воспитанницы Вры Сердюковой (г-жа Лешковская), съ малыхъ лтъ живущей въ дом Зарченскихъ. Зарченскій-отецъ богатъ, но богатство это у него не наслдственное и не имъ нажито, онъ получилъ его по завщанію жены и въ разговорахъ съ дтьми признаетъ все состояніе принадлежащимъ, по праву, дтямъ, себя же считаетъ чмъ-то въ род пожизненнаго владльца. Тутъ, съ перваго же раза, чувствуется натяжка и искусственность въ построеніи имущественныхъ отношеній между членами семьи Зарченскихъ. Дло усложняется рдкою случайностью, присутствіемъ въ дом воспитанницы, молодой, бдной двушки, живущей на положеніи родной дочери, выросшей въ большой роскоши и не имющей никакихъ правъ на какую-либо долю въ состояніи своихъ благодтелей. Въ довершенію подбора случайностей, оба Зарченскіе, сынъ и отецъ, безъ ума влюблены въ одну и ту же двушку, въ воспитанницу Вру. Прежде чмъ продолжать рчь о пьес г. Крылова, я предложу читателямъ вопросы: 1) видли ли вы такую семью? 2) какъ вы полагаете, много ли найдется въ Россіи семей въ подобномъ положеніи? и 3) какое отношеніе къ вопросу о семейномъ разлад могутъ имть событія, разыгравшіяся при столь рдкостномъ стеченіи случайностей? Мы думаемъ, что, приблизительно, такое же отношеніе, какое имютъ рожденія женщинами троенъ къ вопросу о прирост населенія. Обычное теченіе довольно заурядной жизни въ дом Зарченскихъ нарушается не внутреннимъ разладомъ между отцомъ и дтьми, а опять-таки цлымъ рядомъ чисто случайныхъ обстоятельствъ, среди которыхъ первое мсто занимаетъ полученіе старикомъ Зарченскимъ должности губернатора. Въ изображенной авторомъ семь мы не видимъ нравственныхъ причинъ разлада, обусловливаемыхъ различіемъ міровоззрній, убжденій и пониманія цлей жизни, тутъ нтъ и быть не можетъ розни изъ-за идеаловъ уже потому, что ни о какихъ идеалахъ нтъ и помина. Отецъ — благополучный чиновникъ, счастливъ тмъ, что добился помпадурства, и ничуть не возмущенъ средствами, которыми это сдлано. Сынъ — благополучный шалопай, который непремнно попадетъ въ свое время либо въ помпадуры, либо на скамью подсудимыхъ. Дочь — барышня, посвятившая все свое досужество на уловленіе въ мужья богатаго и глупаго шалопая Андросова (г. Гаринъ). Воспитанница Вра — такая же точно барышня и занимается тмъ же самымъ, только сортомъ она повыше, поумне и честолюбиве, и жертвою ловитвы избираетъ своего воспитателябогача-помпадура. Нелады между названными сестрами происходятъ изъ за ‘жениха’ Андросова, ухаживающаго за обими двицами. Настоящій же разладъ начинается лишь съ той минуты, когда старикъ Зарченскій объявляетъ о своемъ ршеніи жениться на воспитанниц. Дочь требуетъ отъ отца выдла части состоянія своей матери, сынъ требуетъ, чтобы отецъ отказался отъ двушки, на которой онъ самъ хочетъ жениться. Отецъ не соглашается ни имніе отдать, ни отказаться отъ прекрасной будущей помпадурши, которая даже мсто ему доставила своимъ ловкимъ кокетствомъ съ престарлымъ сановникомъ, барономъ Беренсомъ. Исторія кончается тмъ, что молодой Зарченскій пробирается ночью въ комнату Вры и застрливаетъ ее изъ пистолета. О томъ, что стрльба будетъ, публика оповщается спозаранку, уже въ первомъ акт, гд едоръ, ни къ селу, ни къ городу, заявляетъ, что постоянно носитъ въ карман револьверъ. А такъ какъ на афиш имется судебный слдователь, то можно догадаться, что молодой человкъ не себя будетъ разстрливать, а барышню. Тутъ опять, по милости цлаго ряда случайностей, подозрніе въ убійств падаетъ на родную сестру Вры, Марью Александровну Сердюкову (г-жа едотова), добродтельную провинціальную двицу, выпущенную съ ярлыкомъ сельской учительницы и неизвстно зачмъ выписанную Врой въ Петербургъ. Въ послднемъ акт выясняется, конечно, что нужна эта особа совсмъ не Вр, а г. Крылову, во-первыхъ, для ‘подозрнія’, во-вторыхъ, для произнесенія обличительно-добродтельныхъ фразъ о превосходств провинціальной нравственности передъ петербургскою. Смые да въ этой предик не особенно много, но она кажется автору настолько забористой, что едоръ Зарченскій ею тронутъ и объявляетъ публично слдователю: ‘Убійца я!’ Картина и занавсъ. И такъ, весь ‘сыръ-боръ горлъ’ не изъ-за какой либо принципіальной и нравственной розни въ семь Зарченскихъ, а изъ-за хорошенькой воспитанницы-кокетки. Не будь ея въ дом, ничего бы и не было, не влюбись въ нее на старости лтъ помпадуръ Зарченскій, опять ничего бы не было, и если бы въ нее влюбился одинъ изъ Зарченскихъ, тоже не было бы никакого ‘разлада’. Вс устроились бы преблагополучно, каждый въ мру своей дрянности. И, наконецъ, если бы въ нкоторомъ царств, въ нкоторомъ государств не существовало совсмъ никакихъ поводовъ къ семейному разладу и о таковомъ помина бы никогда не было, если бы отцы и дти жили въ непрестанномъ согласіи и въ умилительномъ единомысліи, то, — при случайностяхъ, придуманныхъ г. Крыловымъ,— могла бы разыграться точно такая же драма. А, стало быть, къ вопросу о семейномъ разлад, какъ явленію общественному, драма г. Крылова не иметъ никакого отношенія. Она есть ничто иное, какъ воспроизведеніе въ лицахъ чрезвычайно рдкаго въ дйствительной жизни частнаго случая, приведшаго къ уголовщин. Разсужденія добродтельной учительницы Марьи Сердюковой о высокой нравственности въ провинціи и о растлніи нравовъ въ Петербург вызываютъ лишь улыбку у тхъ, кто знаетъ провинцію и деревню, гд семейный разладъ, не сдерживаемый требованіями общественныхъ приличій, оказывается явленіемъ, неизмримо больше распространеннымъ и проявляющимся въ возмутительно-грубыхъ формахъ. Мы считаемъ личности старшей Сердюковой и Кузьмы Петровича Зарченскаго (г. Макшеевъ) совсмъ неудавшимися, неврно задуманными и слабо обработанными. Первая безъ ясно опредленной цли толчется на сцен и изрекаетъ боле чмъ странныя сентенціи, врод того, что въ теперешнемъ семейномъ разлад виноваты люди ‘шестидесятыхъ годовъ’, ‘разрушавшіе, по мннію провинціальной учительницы, любовь, дружбу и вру въ Бога…’ Кузьма Зарченскій, человкъ ‘шестидесятыхъ годовъ’, изображенъ въ нсколько смхотворномъ вид, смахивающемъ на незлую каррикатуру.

Пьеса разыграна очень хорошо. Исключеніе приходится сдлать лишь относительно г. Гарина, впадающаго въ шаржъ при исполненіи роли милліонера Андросова. Г. Южинъ превосходно провелъ роль молодаго Зарченскаго, мастерски изобразилъ постепенное разростаніе страсти, доведшей его до убійства невсты отца. Г-жа Лешковская съумла сдлать живое лица изъ крайне трудной и неясной роли Вры Сердюковой, искренностью тона артистка умудрилась сгладить, а мстами и совершенно скрыть, неестественность нкоторыхъ положеній, въ которыя авторъ ставитъ свою героиню. Особенную опасность для исполнительницы представляетъ сцена втораго акта, гд Вра доводить старика Зарченскаго до того, что онъ длаетъ ей предложеніе. Тутъ каждое движеніе, малйшій оттнокъ голоса чрезвычайно важны и требуютъ очень большой тонкости. Сцену эту г-жа Лешковская провела безукоризненно. Она и г-жа Уманецъ Райская были настоящими героинями вечера.

Г. Шпажинскій далъ своей драм названіе Водоворотъ. Положимъ,— ‘какое хочешь имя дай’,— въ сущности, это все равно и дло не въ названіи. Но, все-таки, лучше было бы и съ содержаніемъ пьесъ боле сообразно, если бы пьеса г. Шпажинскаго называлась Разладъ, а пьеса г. Крылова называлась бы Водоворотъ. Мы говоримъ это отнюдь не шутя: въ драм г. Крылова бдная деревенская двочка, попавшая въ богатую обстановку высшаго бюрократическаго общества Петербурга, очутилась на самомъ дл въ своего рода ‘водоворот’, который ее закружилъ, завертлъ и погубилъ. Въ драм же г. Шпажинскаго нтъ никакого ‘водоворота’, а есть настоящій, подлинный ‘разладъ’. По дурной привычк нашихъ драматурговъ, слишкомъ поддавшихся вліянію французской современной литературы, г. Шпажинскій представилъ намъ такой же исключительный и рдкостный случай, какъ и г. Крыловъ, и сдлалъ это совершенно напрасно, безъ курьеза дло обошлось бы много лучше, драма осталась бы драмой и зритель не былъ бы возмущенъ поступками той женщины, которую авторъ хотлъ выставить образцомъ семейныхъ добродтелей. Женщина эта, Нина Борисовна Крушевская (г-жа едотова) — любящая жена, нжная мать, заботливая хозяйка, въ трудныя минуты жизни она поддерживаетъ своего слабохарактернаго мужа (г. Горевъ), она умная, сердечная, милая женщина,— однимъ словомъ, идеалъ жены-семьянинки. Крушевскій вполн цнитъ ея высокія достоинства, любитъ ее и глубоко уважаетъ. На бду, онъ встрчаетъ молодую, красивую вдову, Варвару Александровну Повтову (г-жа Ермолова), и влюбляется въ нее безъ ума — безъ памяти. Молодая вдова влюбляется въ него, возникаетъ довольно обычный и нердкій въ жизни поводъ къ разладу въ семь Крушевскихъ. Жена случайно узнаетъ о неврности мужа. Онъ ничего отрицать не можетъ, улика. налицо — портретъ Повтовой съ ея собственноручною надписью, удостовряющій ихъ отношенія. Нина Борисовна въ отчаяніи, но ей жаль мужа, она знаетъ, что безъ ея поддержки, безъ ея заботъ этотъ слабый человкъ неминуемо погибнетъ. И она соглашается въ глубин своей любящей души затаить оскорбленіе и горе, остаться жить съ мужемъ, любящимъ другую женщину, ради его благополучія. Такимъ образомъ, до извстной степени устранено проявленіе разлада въ острой форм. Въ дйствительной жизни такъ бываетъ. Но, во-первыхъ, мы, зрители, предпочли бы, чтобы оскорбленная супруга ршилась на столь тяжелую жертву для блага дтей, а не для ‘удобствъ’ тряпичнаго супруга, во вторыхъ, мы убждены, что, съ устраненіемъ острой формы, ‘разладъ’ не можетъ прекратиться и долженъ получить характеръ хроническаго недуга, который неминуемо истерзаетъ обоихъ супруговъ. Въ этомъ-то именно и заключается мотивъ интимной драмы, доводящей людей до послднихъ крайностей, до такого состоянія, при которомъ дольше ‘такъ жить нельзя’ и является необходимость ‘покончить’… Какъ покончить — это уже частный вопросъ и ршеніе его зависитъ отъ характеровъ дйствующихъ лицъ, отъ обстоятельствъ и, наконецъ, въ литературномъ произведеніи — отъ личнаго мннія автора относительно возможныхъ выходовъ изъ невыносимаго положенія. Мы отнюдь не хотимъ сказать, что такая драма должна кончиться убійствомъ или самоубійствомъ, или непремнно какимъ-либо инымъ умираніемъ. Возможно то, другое и третье, возможны еще и другіе исходы семейной драмы: это,— повторяемъ,— дло авторовъ. Г. Шпажинскій предпочелъ не разршать вопросъ, а усложнить. Въ его пьес добродтельная супруга мало того что соглашается няньчиться съ дряннымъ мужемъ, она принимаетъ на себя еще очень странную роль покровительницы его амуровъ съ молодою вдовой, она пытается устроить какой-то ‘тройственный союзъ’, долженствующій осчастливить ея Федю. Происходитъ нчто необыкновенно противное, чему и названія нельзя пріискать пристойнаго. Добродтельная жена длается услужливою посредницей между мужемъ и его любовницей. Ерушевскій ссорится съ любовницей и рыдаетъ въ истерикахъ. Жена ублажаетъ его, это не дйствуетъ, тогда она детъ къ любовниц мужа и умоляетъ ее пожаловать къ ней въ домъ утшать Феденьку. И молодая вдова, повидимому, умная, образованная и недурная женщина, не отворачивается отъ такого… посредничества, а прославляетъ добродтели ‘образцовой’ супруги. Вдова Повтова соглашается хать утшать любовника. Да что же это такое? Это здсь всхъ хуже: мужъ, рыдающій въ объятіяхъ жены о томъ, что его прогнала любовница, жена, утшающая мужа тмъ способомъ, какимъ это длаетъ Крушевская, или вдова, соглашающаяся утшать при такихъ условіяхъ? Хорошъ, нечего сказать, и другъ Крушевскихъ, докторъ Брусенцевъ (г. Рыбаковъ), который видитъ все это и продолжаетъ восхищаться добродтелями Нины Борисовны. И такъ, драма кончена, г. Шпажинскимъ найденъ и указанъ добродтельнымъ женамъ способъ выйти изъ тяжелаго положенія и сугубо осчастливить мужей, увлекающихся молодыми вдовами я двицами. Все, что дальше слдуетъ, не иметъ уже никакого значенія, ибо представляетъ собою совершенно частный случай, являющійся результатомъ психическаго разстройства Феденьки Крушевскаго. На первый разъ онъ остался очень доволенъ и — долго ли, коротко ли — пречудесно утшался. Но душевная болзнь взяла свое: ему уже мало угодливости двухъ унижающихся передъ нимъ женщинъ,— онъ хочетъ, чтобы все общество, весь міръ разыгрывали въ его амурахъ такую же роль, какую взяла на себя его супруга. Съ вдов Повтовой прізжаютъ гости, онъ ихъ разгоняетъ потому, что вдова не должна никмъ заниматься, кром его уныло-скучной особы. Свои отношенія къ вдов онъ выставляетъ напоказъ всему свту, срамитъ ее гд и какъ только можно срамить женщину, преслдуетъ ее всюду, за городомъ, на гуляньяхъ, на пикникахъ, публично длаетъ возмутительныя сцены ревности. Дло доходитъ до того, что, въ предупрежденіе драки, докторъ объявляетъ его, при большомъ обществ, психически-больнымъ. Ерушевскій несомннно спятилъ съ ума, его слдовало бы давно отправить въ психіатрическую лечебницу. Вотъ о чемъ надлежало позаботиться доброй жен и другу доктору. Вмсто того, Нина Борисовна опять пришла къ вдов просить ее… просить… ну, о томъ же самомъ, о чемъ прежде просила. И вдова опятъ согласилась… Вся исторія кончается самоубійствомъ Крушевскаго въ квартир вдовы.

Мы не разъ говорили, что убійства и самоубійства, изображаемыя въ драмахъ, могутъ быть лишь тогда допускаемы, когда авторомъ предварительно выяснено до полной очевидности и обставлено достаточными причинами такое душевное состояніе дйствующаго лица, которое неминуемо ведетъ къ роковой развязк. При этомъ мы, разумется, имли въ виду здороваго человка, а не патологическій субъектъ, какимъ оказывается герой драмы г. Шпажинскаго. Что Крушевскій застрлился — это чистйшая случайность, результатъ минутнаго аффекта умопомшаннаго. Если бы Крушевскій застрлилъ вдову, это было бы одинаково правдоподобно и одинаково безумно, какъ его самоубійство, или какое-нибудь другое убійство, хотя бы, напримръ, того барина, который вступился за Повтову на пикник въ то время, когда Крушевскій неистовствовалъ. Для иллюстраціи его помшательства это было бы, пожалуй, даже лучше. Только публик-то что же за дло до сумасшедшихъ? Вся критика въ одинъ голосъ говоритъ и повторяетъ: не надо намъ патологіи на сцен, не надо намъ драматическихъ иллюстрацій клиническихъ случаевъ! И все напрасно, нкоторые драматурги упорно продолжаютъ давать намъ, вмсто изображенія ‘борьбы, тревоги, столкновеній личности съ обществомъ и его моралью’, обращики психіатрической казуистики. Въ самой публик уже замчается нкоторый протестъ противъ такого писательства, чему служитъ доказательствомъ, что драма г. Шпажинскаго ‘успха не имла’, — какъ отозвались о ней вс газетные рецензенты. Отъ провала ее спасаетъ превосходная игра артистовъ, въ особенности г. Горева, неподражаемо исполняющаго роль Крушевскаго. Г-жи Медвдева, едотова, Ермолова совершенно отуманиваютъ зрителя своею чудною игрой. Умомъ чувствуешь вс недостатки пьесы, сознаешь, что нтъ тутъ никакой драмы, нтъ ничего трогательнаго, что тамъ и сямъ прорывается кое-что, по существу своему, очень смхотворное, а он своею интерпретаціей то бьютъ васъ по нервамъ, то, настроивши ихъ въ извстномъ тон, разыгрываютъ на нихъ поразительныя своею нжностью мелодіи, способныя самаго крпкаго человка довести до слезъ. И, все-таки, пьеса ‘успха не имла’…

Въ театр г-жи Абрамовой, для бенефиса М. М. Глбовой, была дана четырехъактная драма А. И. Пальма Гршница, опять-таки уголовно-патологическаго содержанія. Написана она лтъ пять или шесть тому назадъ, была напечатана въ Русскомъ Богатств,— если намъ не измняетъ память,— и въ Москв не была играна. Въ основ пьесы лежитъ,— какъ говорили въ свое время,— истинное событіе: убійство въ Петербург одного ростовщика-дисконтера молодымъ человкомъ, находившимся въ близкихъ отношеніяхъ къ его жен. Молодая женщина была заподозрна въ соучастіи и пособничеств убійц, но судомъ она оправдана, получила, на основаніи духовнаго завщанія, большое состояніе, накопленное мужемъ, а убійца приговоренъ къ каторг. Пьеса начинается съ момента оправданія вдовы Алчеева (г-жа Глбова). Родные и знакомые отшатнулись отъ нея, оправдательный вердиктъ не могъ вполн облить ее въ глазахъ общества. Влюбленный въ Алчееву графъ Столыгинъ (г. Киселевскій) уговариваетъ ее хать въ ссылку за несчастнымъ, доведеннымъ любовью къ ней до преступленія. Но молодая женщина ‘жить’ хочетъ, въ вихр жизни забыть все, перенесенное ею въ супружеств съ нелюбимымъ, черствымъ мужемъ,— все, выстраданное въ продолженіе процесса. Она узжаетъ въ чужіе края съ своимъ домашнимъ врачомъ, Шифманомъ (г. Рощинъ-Инсаровъ). Никакія развлеченія не дали ей, однако, успокоенія и забвенія, заграницей она стосковалась по родин и вернулась подъ именемъ Петровской, ея двичьей фамиліей. Въ Кисловодск Петровская нашла, наконецъ, то, что одно могло скрасить ея жизнь: она полюбила молодаго козачьяго офицера Замовьева (г. Соловцовъ), жениха Дунечки Хопровой (г-жа Лачинова), дочери козачьяго полковника. Замовьевъ влюбился въ красавицу-вдову и рзко отказался отъ невсты на пикник, на который явилась Ллчеева. Пріхавшій въ Кисловодскъ графъ Столыгинъ тутъ же публично разсказалъ всю ея исторію и въ глаза высказалъ ей горькую правду. Алчеева бросилась было къ Замовьеву, тотъ оттолкнулъ ее, какъ обманщицу и интригантку. Еще разъ все общество отшатнулось отъ ‘гршницы’. При ней остался врачъ Шифманъ и, воспользовавшись нервнымъ потрясеніемъ своей паціентки, женился на ней. Въ послднемъ акт Алчеева совершенно растроена, мужъ-врачъ исподоволь моритъ ее. Являются графъ Столыгинъ и родные Алчеевой, начавшіе дло о незаконности брака Шифмана съ женщиной, находившейся въ умственно-ненормальномъ состояніи. Докладываютъ о прізд судебнаго слдователя. Яркое воспоминаніе о прежнемъ процесс приводить тихую больную въ такой ужасъ, что она теряетъ послднюю искру сознанія и сходитъ окончательно съ ума. Пьеса кажется намъ нсколько устарлою и, кром того, въ ней есть длинноты и повторенія, замедляющія дйствіе. Въ ней необходимо сдлать кое-какія сокращенія. Разыграна она была прекрасно и съ достаточнымъ ансамблемъ. Г. Рощинъ-Инсаровъ былъ очень хорошъ въ роли Шифмана, проходимца-врача, осторожно и ловко подбирающагося къ карману капризной, нервной барыни. Въ этой роли, чуть-чуть увлекшись, можно было сдлать мелодраматическаго злодя или гаденькаго мерзавца. Въ исполненіи г. Рощина-Инсарова это живое лицо, ночи заурядный человкъ и тмъ самымъ — типическій обращикъ извстнаго сорта домашнихъ врачей, опутывающихъ богатыхъ баловницъ, отъ бездлья няньчающихся съ своими нервами и, всего чаще, съ воображаемыми недугами. Г-жа Глбова въ первыхъ двухъ актахъ недостаточно оттнила ту дйствительную нервность, тотъ тревожный элементъ въ психическомъ состояніи Алчеевой, которые заставляютъ ее бжать въ погоню за неопредлимымъ для нея самой, но страстно желаемымъ душевнымъ равновсіемъ, нарушеннымъ страшною катастрофой. За то въ конц третьяго акта высокоталантливая артистка мастерски передаетъ состояніе женщины въ моментъ полнаго нравственнаго крушенія. Въ четвертомъ акт, при вид жалкой приниженности, потери воли, способности къ сопротивленію и какъ бы утраты собственной личности,— отъ игры г-жи Глбовой становится за человка страшно: ‘до чего созданье Божье довели…’ Переходъ отъ тихаго помшательства къ совершенному безумію охватываетъ зрителя настоящимъ ужасомъ.

С. Н. Терпигоревъ — писатель, извстный подъ именемъ Сергя Атавы больше, чмъ подъ своей настоящей фамиліей,— выступилъ на поприще драматурга съ двухъактною комедіей ‘въ деревн’ Maman, поставленной на сцен театра г-жи Абрамовой. Сюжетъ пьесы таковъ: у молодыхъ супруговъ Тарбевыхъ (г. Рощинъ-Инсаровъ и г-жа Синельникова) гоститъ maman-теща, княгиня Кильдякова (гжа Медвдева), старая барыня, неперестающая вздыхать о блаженныхъ временахъ крпостнаго права и злиться на новые порядки, на мужиковъ и на прислугу за то, что они теперь вольные. Въ отсутствіе зятя она вмшивается въ его хозяйство и все перепутываетъ. Вернувшійся Тарбевъ вжливо проситъ тещу не распоряжаться въ его имніи. Происходить непріятная сцена съ тещею и съ женой, упреки, неистовыя слова со стороны дамъ, истерики, — настоящій кавардакъ, отъ котораго Тарбевъ теряетъ голову. Прізжаетъ дядя Тарбева, Кашинскій (г. Киселевскій), и совтуетъ племяннику не входить съ тещей въ пререканія, а взвалить на нее все хозяйство, для вида, конечно, довести старуху до того, чтобы она ‘надорвалась’. Во второмъ акт старая барыня изнемогаетъ подъ гнетомъ непривычнаго для нея дла и упрашиваетъ, чтобы ее отпустили къ другой дочери. Этимъ вся исторія и кончается. По существу, ‘комедія въ деревн’ — довольно забавный пустякъ, и отмчаемъ мы ее лишь потому, что это первый дебютъ очень талантливаго писателя въ качеств драматурга.

Въ бенефисъ г. Киселевскаго шла трехъактная комедія Золотая рыбка, передланная изъ разсказа И. А. Салова самимъ авторомъ при сотрудничеств И. Г. Ге. Эта крайне незамысловатая, но пресмшная вещица, повидимому, понравилась публик, почти совершенно отвыкшей, благодаря современнымъ драматургамъ, отъ простаго и добраго смха въ театр. Точно въ жизни-то недостаточно горькаго, что намъ и въ вид ‘развлеченія’ постоянно преподносятъ человческія страданія, хотя, по большей части, плохо сочиненныя, но, тмъ не мене, нагоняющія мрачное расположеніе духа. На самомъ дл публика рада-радешенька, когда ей дадутъ хоть немного, хоть надъ пустяками весело посмяться, душу отвести отъ стоновъ и выстрловъ, отъ скрежета зубовнаго и разршенія жизненныхъ вопросовъ ‘съ участіемъ присяжныхъ засдателей’. Къ такой-то категоріи пьесъ, способныхъ дать отдыхъ постоянно взбудораженнымъ нервамъ, принадлежитъ комедія г. Гндича Перекати-поле, поставленная въ театр г. Горевой и очень недурно разыгранная передъ пустою залой. Въ одной изъ московскихъ газетъ мы прочли, что на первомъ представленіи этой пьесы было платныхъ постителей одиннадцать человкъ! Сколько было всхъ зрителей, мы не считали, но намъ показалось, что ихъ было отъ полутораста до двухсотъ, быть можетъ. Стало быть, эти были впущены безплатно и, стало быть, большаго числа не нашлось охотниковъ идти въ театръ и даромъ… Сдлать изъ этого надлежащій выводъ предоставляемъ антрепренерамъ театровъ.

Перечислить вс, просыпавшіяся передъ нами за этотъ мсяцъ, пьесы мы ршительно не можемъ и вынуждены ограничиваться лишь тми, которыя почему либо обращаютъ на себя вниманіе публики или печати. Къ числу такихъ принадлежитъ драма г-жи Домашевской Мечты и жизнь. Содержаніе ея таково: за молодую двушку сватается женихъ, она его любитъ, собирается за него замужъ, вопреки желанію матери, одвается уже хать къ внцу, но тутъ мать признается дочери въ томъ, что женихъ былъ ея любовникомъ. Съ дочерью длается обморокъ, потомъ нервная горячка. Двушка, однако, выздоравливаетъ и примиряетъ отца съ матерью. Тмъ дло и кончается. Въ печати, настороженной многими ‘заимствованіями’ безъ обозначенія этого на афишахъ,— что подходитъ очень близко къ плагіату,— былъ произведенъ ‘розыскъ’, приведшій къ обвиненію г-жи Домашевской въ плагіат. Основательности обвиненія мы не провряли, главнымъ образомъ, потому, что такой сюжетъ, несомннно, ‘заимствованъ’ изъ французской литературы, а никакъ не изъ русской жизни, и обработанъ онъ г-жею Домашевской на французскій ладъ, съ трескучими французскими эффектами, нисколько не подходящими къ нашей дйствительности и къ вкусамъ русской публики. Такихъ пьесъ не слдовало бы ни завиствовать, ни сочинять, ни передлывать, какъ не слдуетъ переносить на русскую сцену комедій врод La petite marquise, передланной гг. Tapновскимъ и Матернъ въ Тромодита. Тутъ дло идетъ о развод между супругами и, притомъ, съ такими подробностями, относящимися къ устройству поводовъ для развода, при наличности которыхъ дла въ судахъ разбираются ‘при закрытыхъ дверяхъ’. Хорошо бы сдлали наши драматурга, если бы воздержались отъ доклада подобныхъ длъ публик, да еще in extenso, при открытомъ занавс.

Ан.

‘Русская Мысль’, кн.XI, 1889

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

Читайте также: