СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.
СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.
‘Большой театръ’: Борисъ Годуновъ, опера Мусоргскаго.— ‘Московское музыкальное общество’: Новая симфонія П. И. Чайковскаго.
H. К—инъ.
‘Русская Мысль’, кн.I. 1889
Современное искусство, Кашкин Николай Дмитриевич, Год: 1889
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Начиная нашу лтопись текущей музыкальной жизни Москвы, мы не будемъ излагать напередъ программы, которой мы намрены держаться,— она выяснится сама собою изъ нашихъ отчетовъ,— не будемъ, для начала, входить въ разсмотрніе общихъ причинъ, вліяющихъ на положеніе и ходъ музыкальнаго дла и ограничимся лишь бглымъ обзоромъ истекшей половины сезона, позволивъ себ остановиться только на нкоторыхъ наиболе выдающихся явленіяхъ за самое послднее время.
Среди музыкальныхъ учрежденій Москвы Большому театру нужно отвести первое мсто по обилію средствъ всякаго рода, находящихся въ его распоряженіи, и по тому интересу, который онъ возбуждаетъ въ публик. Не вдаваясь въ разсмотрніе того, что было бы возможно сдлать съ этими средствами, мы отмтимъ только фактъ оживленной дятельности нашей сцены,— дятельности, какой давно не бывало и которая уже отозвалась на публик, посщающей Большой театръ гораздо усердне, нежели во вс ближайшіе предшествующіе сезоны. Итоги этой дятельности выражаются въ слдующемъ: возобновлена Юдиь Срова и поставлены вновь: Марія Бургундская И. И. Бларамберга, Гарольдъ Э. Ф. Направника и Борисъ Годуновъ покойнаго М. Н. Мусоргскаго. Если принять во вниманіе, что возобновленіе Юдии вполн равняется постановк новой оперы, то въ итог окажется, что въ четыре мсяца разучены и поставлены четыре большихъ оперы, что, при сложности самыхъ произведеній, должно было потребовать массы труда и представляетъ результатъ чрезвычайно утшительный,— по крайней мр, въ количественномъ отношеніи.
Остановимся на послдней новинк — Борис Годунов и постараемся сжато охарактеризовать ея значеніе для публики и для нашей музыкально-драматической литературы.
Авторъ Бориса Годунова, М. П. Мусоргскій, былъ очень талантливою натурой, попавъ сравнительно поздно и безъ всякой спеціальной подготовки на поприще композитора, онъ усплъ въ относительно короткое время своей дятельности создать себ репутацію виднаго таланта и, конечно, сдлалъ бы очень многое, если бы преждевременная смерть не остановила его почти въ начал композиторской карьеры. М. П. Мусоргскаго нельзя разсматривать какъ отдльное, самостоятельное явленіе,— онъ весь принадлежитъ не только своему времени, но и воздйствію ближайшей, окружавшей его среды,— кружка, гд онъ черпалъ свои взгляды на искусство, проврялъ сдланное имъ и пользовался совтами и указаніями людей боле него опытныхъ и умлыхъ въ музыкальномъ дл. Самый кружокъ сложился подъ вліяніемъ недавно минувшаго, короткаго, но за то блестящаго періода русской жизни, когда русское общество, какъ бы выйдя изъ состоянія дремотнаго оцпеннія, бодро и смло ринулось впередъ, когда у него явились новые интересы, новые вопросы, новые идеалы, это незабвенное время отозвалось на всхъ проявленіяхъ русскаго сознанія, создало цлыя группы дятелей, существованія которыхъ дотол никто не подозрвалъ. Музыка не осталась въ сторон отъ общаго движенія,— напротивъ, въ ней закипла такая жизнь, оказалось такое обиліе средствъ и силъ, что въ необычайно короткое время возникла цлая музыкальная литература тамъ, гд до того высился одинокимъ колоссомъ М. И. Глинка. Явились и различныя направленія, боле или мене рзко выраженныя. Между прочимъ, въ Петербург образовался кружокъ музыкантовъ, состоявшій изъ М. А. Балакирева, Ц. А. Кюи, Н. А. Римскаго-Корсакова, покойнаго А. И. Бородина и друг. къ этому кружку принадлежалъ и М. П. Мусоргскій. Кружокъ этихъ лицъ былъ связанъ тсною дружбой способствовавшею тому, что, несмотря на все индивидуальное различіе его членовъ, на разность ихъ спеціальныхъ профессіональныхъ занятій, у нихъ выработались общіе взгляды, общіе принципы искусства. Въ сред русскихъ музыкантовъ они представляли собой радикальную партію, стремившуюся къ реформамъ въ области музыки, къ созданію новыхъ формъ искусства. Чего-либо вполн опредленнаго въ этихъ стремленіяхъ не было, ‘ее ограничивалось исканіемъ ощупью новыхъ путей — занятіе, въ сущности, довольно безплодное при отсутствіи солидной спеціальной подготовки. Благодаря журнальной дятельности Срова, Багнеръ съ его туманными теоріями музыкальной драмы былъ тогда у насъ очень популяренъ, быть можетъ, популярне, нежели гд-либо. Кружокъ петербургскихъ музыкантовъ, о которомъ мы говоримъ, заинтересовался Вагнеромъ, но отнесся къ нему совершенно оригинально. Вагнеръ былъ геніально одаренною музыкальною натурой, развитіе которой совершалось на пути практической композиторской дятельности, такъ называемой школьной подготовки у него было мало, реформаторскія стремленія явились у него результатомъ многолтней работы, выяснившей для него самого всю цльность и самостоятельность его артистической натуры, не укладывавшейся ни въ какія готовыя рамки, хотя онъ длалъ не мало опытовъ достигнуть этого. Вагнеръ былъ крпкимъ, хотя и грубоватымъ самородкомъ, огромная безсознательная творческая сила, залегшая въ немъ, не давала ему покоя, онъ стремился къ реформамъ не въ силу выработанныхъ разсудочныхъ положеній, а подъ давленіемъ своей собственной художественной индивидуальности, заставлявшей разсудокъ отыскивать боле или мене подходящія объясненія ея безсознательныхъ стремленій. Такимъ объясненіемъ явилась теорія музыкальной драмы, которой ни самъ Вагнеръ и ни кто другой на Запад не слдовалъ. Теперь, когда поклоненіе Вагнеру достигло въ Западной Европ едва ли не боле высокой степени, нежели при жизни его, никто не вспоминаетъ уже о теоріяхъ Вагнера и поклоняются только его музык. Петербургскій кружокъ отнесся къ Вагнеру иначе: музыкантомъ онъ былъ признанъ совершенно бездарнымъ, а теорія его получила полное одобреніе, только нужно было освободить ее отъ романтической подкладки, которою она сильно отзывалась, и замнить ее русскимъ реализмомъ. М. П. Мусоргскій былъ тмъ членомъ кружка, который всего усердне занялся опытами опредленія границъ реальнаго, доступнаго музык. Плодами этихъ опытовъ явились нсколько романсовъ и, наконецъ, опера Борисъ Годуновъ. Въ русской музыкальной литератур уже существовалъ тогда Каменный гость Даргомыжскаго — обращикъ русскаго примненія теорій Вагнера, гораздо боле къ нимъ близкій, нежели любая опера самого Вагнера, который путь указывалъ, но самъ по немъ ходить остерегался и, отрицая условныя вокальныя оперныя формы, преспокойно замнялъ ихъ формами и пріемами, выработанными инструментальною музыкой. Русскіе композиторы отнеслись къ своей задач прямолинейне, еще Даргомыжскій не могъ вполн отршиться отъ привычекъ музыканта, слишкомъ крпко въ немъ засвшихъ, но Мусоргскій былъ отъ нихъ свободенъ: музыкальнаго прошлаго у него не было, забывать ему ничего не приходилось, ибо онъ ничего и не зналъ, и потому его Борисъ вышелъ чмъ-то не столько оригинальнымъ, сколько безпримрнымъ, это — какое-то сплошное отрицаніе музыки, изложенное въ звуковыхъ формахъ. Ни Вагнеръ, ни Даргомыжскій, отрицая условныя формы, не отрицали гармоніи,— напротивъ, пользовались ею, какъ однимъ изъ могущественныхъ средствъ выраженія. При всей смлости и богатств гармоніи у перваго и интересной пикантности у втораго, она объяснима логически и музыкально, сдлать что-либо подобное съ Борисомъ довольно трудно, потому что его гармонія переполнена непонятными странностями, хотя между ними встрчаются дйствительно талантливыя мста, но преобладающею ея чертой, все-таки, остается вычурность, рдко чмъ-либо мотивированная въ достаточной степени. Эту вычурность можно объяснить разв только отсутствіемъ гармонической техники у автора, сознаніемъ этого недостатка и попыткой скрыть его небывалостью сочетаній, подобно тому, какъ иногда бываетъ съ людьми, чувствующими угловатость своихъ манеръ въ обществ и умышленно ее преувеличивающими, чтобы заставить думать, что они могли бы быть не мене другихъ элегантны, да только сами не хотятъ этого. Относительно формъ — то же самое. Только тамъ, гд авторъ стсненъ заимствованною народною псней ни подражаніемъ ей, является законченная, закругленная форма, а въ другихъ мстахъ она тщательно избгается, даже такая невинная вещь, какъ полонезъ, замчательно курьезный въ гармоническомъ отношеніи, и тотъ не обыченъ въ своемъ построеніи, причемъ простой танцовальный ритмъ длается несимметричнымъ посредствомъ вставки лишнихъ тактовъ. Музыкальная форма въ опредленномъ смысл слова въ опер совершенно отсутствуетъ, ничего врод законченной цльной сцены, картины въ опер не существуетъ,— она вся состоитъ изъ ряда эпизодическихъ картинокъ, распадающихся въ свою очередь на мелкія, слабо связанные между собою детальные эпизодики, лишенные слитности.
При всемъ этомъ покойный Мусоргскій былъ, все-таки, очень талантливымъ по природ человкомъ. У него было мелодическое изобртеніе и несомннное чутье драматическаго эффекта. Въ самомъ начал оперы въ пролог является очень красивая народная тема, но она не получаетъ развитія и посл повторенія полутономъ выше смняется совершенно излишнимъ хоромъ каликъ перехожихъ, связаннымъ съ ней чисто-механически. Во второй картин удаченъ колокольный звонъ въ оркестр, надодающій, впрочемъ, однообразіемъ своихъ повтореній, народеая псня Слава гармонизована очень слабо, а попытки ея тематической разработки совсмъ неудачны, небольшой монологъ Бориса не интересенъ. Слдующія дв картины перваго акта лучшія въ опер, но первая изъ нихъ (сцена въ кель Пимена), и самая лучшая, пропускается, а исполняется только вторая, сцена въ корчм. Въ ней лучше всего псни, хотя въ общемъ сцена связана плохо, но довольно удачно выдержана общая реальная окраска даннаго сценическаго положенія. Второй актъ сравнительно слабъ за исключеніемъ монолога Бориса, имвшаго большой успхъ въ превосходномъ исполненіи г. Корсова. Въ третьемъ дйствіи есть удачныя мста въ дуэт Рангони съ Мариной и въ сцен у фонтана. Первая картина 4-го акта эффектна разв только сценически, а вторая, заключеніе оперы, опять пропускается. Вс перечисленныя нами мста свидтельствуютъ о несомннномъ талант Мусоргскаго, но спасти оперу они не могутъ, потому что составляютъ лишь сравнительно небольшую часть цлаго, и, притомъ, ихъ относительныя достоинства далеко не выкупаютъ общаго непріятнаго впечатлнія неопрятности письма, часто умышленной. Поставленъ Борисъ очень хорошо, исполняется также удовлетворительно. Г. Корсовъ въ заглавной партіи былъ просто великолпенъ, онъ принадлежитъ къ числу немногихъ русскихъ артистовъ, знающихъ сцену и умющихъ отдлать роль до полной художественной законченности, у немногихъ также такая превосходная дикція, какъ у него. Г-жа Климентова очень хорошая исполнительница Марины и длаетъ изъ своей партіи все возможное. Г. Борисовъ въ Рангони вполн удовлетворителенъ или даже просто хорошъ. Г. Донской очень старательно поетъ партію Самозванца, но она ему не особенно удается, въ немъ просто мало огня, увлеченія и вншней красивости пріемовъ. Остальные участвующіе боле или мене удовлетворительны въ своихъ небольшихъ партіяхъ. Въ общемъ ансамбль получается недурной. Хоръ и оркестръ хороши, по обыкновенію. Судя по первому представленію, опера едва ли долго продержится, потому что наша вообще сдержанная публика выказывала замтную враждебность, изрдка смнявшуюся выраженіями одобренія, относившагося, кажется, скоре къ исполнителямъ, нежели къ самому сочиненію.
Музыкальное общество продолжало свою дятельность попрежнему, концерты его бы я интересны и по программ, и по исполненію, мы остановимся только на новой симфоніи П. И. Чайковскаго, исполнявшейся въ одномъ изъ нихъ и повторенной на слдующій день въ общедоступномъ концерт.
Едва ли можно указать композитора, который былъ бы мене обязанъ пресс своими успха я и популярностью, нежели г. Чайковскій. Съ первыхъ шаговъ его на композиторскомъ поприщ русская музыкальная критика отнеслась къ нему чрезвычайно высокомрно, если въ г. Чайковскомъ допускалось присутствіе нкотораго таланта, то этотъ талантъ изображался погрязшимъ въ тин консерваторской рутины, т.-е., переводя это на боле опредленный языкъ, въ умньи владть формами и техническими средствами своего искусства, что съ точки зрнія музыкальныхъ критиковъ извстнаго направленія составляетъ едва ли не величайшее художественное преступленіе. Какъ ни стара басня о проповди безхвостой лисы, но она не утратила, да никогда и не утратитъ, своего значенія, и человчество не будетъ чувствовать недостатка въ проповдникахъ подобнаго рода, отличающихся отъ хитрой лисы тмъ, что они большею частою длаютъ это просто по невднію, безъ всякаго злаго умысла. Отношенія нашей музыкальной критики къ г. Чайковскому, за немногими исключеніями, мало измнились и посл 23 лтъ его композиторской карьеры. Въ начал она едва допускала въ немъ проблески таланта, потомъ снизошла до признанія его въ извстной мр, но… обыкновенно за такимъ признаніемъ слдуетъ столько этихъ ‘но’, что все, кажется, должно бы утонуть въ ихъ мор — и самъ г. Чайковскій, и талантъ его, и его сочиненія. Вся бы мннія текущей прессы имли, дйствительно, ршающее значеніе, то иного результата нельзя бы и ожидать, но на самомъ дл это не такъ и большинство сужденій и приговоровъ музыкальной критики еще недолговчне тхъ листковъ печати, на столбцахъ которыхъ они появляются. На ряду съ мнніями прессы возникла и выросла неотразимая и непреоборимая сила общественнаго мннія, мнніе всхъ, одно только и могущее постановить окончательный приговоръ, на который апелляція есть только въ суд исторіи. Пока присяжные судьи прессы строго казнили или снисходительно поощряли г. Чайковскаго, симпатіи публики къ нему росли, крпли и широкою волной разливались по всмъ угламъ цивилизованнаго міра. Въ настоящее время П. И. Чайковскій есть едва ли не единственный изъ живущихъ композиторовъ, могущій съ запасомъ своихъ сочиненій и дирижерскою палочкой въ рук являться въ любомъ мст Европы и встрчать всюду восторженный, полный глубокаго уваженія пріемъ, а наша музыкальная критика, ни на что не взирая, продолжаетъ поощрять, наказывать и поучать, хотя пора бы ей догадаться, что у такого художника можно только учиться, но отнюдь не учить его.
Новая, пятая симфонія E-moll П. И. Чайковскаго состоитъ изъ обычныхъ четырехъ частей, только скерцо замнено вальсомъ. Первой части симфоніи предшествуетъ интродукція, въ которой излагается главная тема, появляющаяся во всхъ частяхъ, съ перемной минорнаго строя на мажорный, оканчивающій симфоніею. Первое allegro начинается характерною, красивою темой, имющею отдаленное сродство съ первой въ мелодическомъ, но совершенно иной въ ритмическомъ отношеніи. Проведеніе первой темы приводитъ обычнымъ порядкомъ ко второй въ стро минорной доминанты. Эта тема, элегическаго настроенія, чрезвычайно изящна и красива, за ней слдуетъ третья, такъ называемая заключительная партія въ стро D-dur. Посл разработки первая часть allegro повторяется, но вторая тема является вмсто H-moll въ cis-moll, заключительная партія — въ E-dur. Довольно значительное дополненіе возвращается къ первоначальному E-moll, въ которомъ первая часть и оканчивается.
Вторая часть симфоніи andante cantabile, по необычайной красот мелодіи, можетъ стать на ряду съ лучшими произведеніями П. И. Чайковскаго, столь богатаго вообще мелодическимъ изобртеніемъ. Превосходно выдержанъ весь мечтательно-страстный колоритъ этой части, возвышающейся мстами до моментовъ сильнйшаго возбужденія и переходящихъ необыкновенно красивою и сильною модуляціей, основанною на кварсекстаккордахъ, въ боле спокойное, затихающее настроеніе. Во второй половин andante является тема интродукціи, имющей здсь какъ бы угрожающій характеръ, которая приводитъ къ повторенію главной темы andante, являющейся здсь въ сильнйшемъ изложеніи, передъ концомъ опять появляется тема интродукціи въ сжатомъ вид, потомъ все затихаетъ и оканчивается едва слышнымъ pianissimo. Вся эта часть такъ прекрасна, проникнута такимъ искреннимъ, глубокимъ чувствомъ, что сама по себ составляетъ chef d’oeuvre.
Третья часть, вальсъ, сродни тмъ прелестнымъ вальсамъ, какіе встрчались уже ране у г. Чайковскаго въ его струнной серенад и въ сюит, онъ представляетъ какъ бы моментъ успокоенія посл страстнаго одушевленія предъидущей части. Въ вальс масса превосходныхъ гармоническихъ, деталей, тонкихъ, изящныхъ, какъ, напримръ, восходящая гамма скрипокъ противъ темы, идущей въ духовыхъ инструментахъ. Тріо вальса построено на быстрой фигур, въ которой двухдольный складъ смняется иногда трехдольнымъ, придавая этимъ особенную ритмическую пикантность. Въ конц опять является тема интродукціи, но уже съ оттнкомъ спокойнаго, примиряющаго характера.
Послдняя часть начинается темой инстродукціи, но уже не въ минор, какъ при первомъ своемъ появленіи, а въ мажор. Изъ этой темы развивается allegro финала опять въ E-moll. Вся эта часть сдлана рукой первокласснаго мастера, и хотя темы ея уступаютъ темамъ предшествующихъ частей, но она представляетъ такое богатство разработки, такую художественную законченность въ цломъ, что ее можно назвать лучшей изъ всхъ частей симфоніи.
Въ цломъ новая симфонія есть произведеніе таланта вполн зрлаго, совершенно свободно и легко распоряжающагося всми средствами своего искусства. Въ отношеніи художественной стройности, ясности и безукоризненности формы она занимаетъ если не первое, то одно изъ самыхъ первыхъ мстъ въ ряду сочиненій П. И. Чайковскаго.