Сонъ въ лтнюю ночь. Миніатюра. (Посвящается Н. Селивановой).
T. Щепкина-Куперникъ. Около кулисъ.
Изданіе Д. П. Ефимова. Москва, Б. Дмитровка, д. Бахрушиныхъ.
Посреди широкой поляны, облитой луннымъ сіяніемъ, стоялъ могучій вковой дубъ.
Нсколько человкъ, сплетясь руками, едва могли бы охватить его мощный стволъ, а втви дуба раскидывались густымъ шатромъ надъ поляной, гд въ зеленомъ бархат дерна прятались желтыя буквицы, розовые анемоны и дикіе красные гіацинты.
Другія деревья, обступавшія по обимъ сторонамъ поляны, казались небольшими сравнительно съ дубомъ-великаномъ, и по праву онъ могъ назваться царемъ всего лса.
И онъ словно чувствовалъ это, и былъ полонъ царственнаго величія.
У подножія его разстилался коверъ травы, теперь, ночью, весь серебристый и покрытый влажными жемчужинами росы, надъ нимъ съ темно-голубого неба сіялъ полный мсяцъ, и блестли, переливаясь, золотые, серебряные, изумрудные, сапфировые огни звздъ. А млечный путь казался такимъ же влажнымъ, серебристымъ и жемчужнымъ, какъ дымка росы, витавшая надъ землею. Откуда-то слышалась тихая, едва уловимая музыка, таинственно и нжно звенли струны, казалось, что это не обыкновенная музыка смертныхъ, написанная черными значками на блой бумаг, но просто звуки лтней ночи, музыка сферъ, исходящая чудеснымъ образомъ отъ шелеста листьевъ, шопота втра, журчанья серебряныхъ струй, щебетанья, трепетанья легкихъ крылышекъ.
И дйствительно, легкія крылышки порхали вокругъ стараго дуба, множество крошечныхъ эльфовъ толпилось и суетилось въ этотъ часъ полнолунія на заколдованной лужайк.
Они въ дупл могущественнаго дуба устраивали изъ моха и цвтовъ царское ложе своей повелительниц, прекрасной цариц эльфовъ — Титаніи.
Эльфъ-Паутинка соткалъ изъ тончайшихъ нитей паутины серебристую ткань для полога ея величеству. Эльфъ-Душистый Горошекъ обвивалъ ложе гирляндами своихъ блыхъ, розовыхъ, блдно-лиловыхъ, похожихъ на мотыльки, цвтовъ. Эльфъ-Моль перетиралъ самыя жесткія цвточныя волокна въ тончайшую душистую пыль, словомъ, хлопотали и трудились вс, а нжная Титанія въ длинномъ розовомъ одяніи, съ кудрями, сотканными изъ лучей мсяца милостиво принимала заботы своихъ подданныхъ.
Наконецъ, все было готово.
Царица взошла на ложе, сложила крылья и приказала усыплять себя псней.
Вс эльфы, живые цвты, изъ цвтовъ сдлавшіе себ наряды, легкимъ роемъ собрались вокругъ ложа Титаніи, кто — покачиваясь на втк дуба, кто — пріютившись въ чашечк цвтка, кто — протянувшись на широкомъ лист лопуха,— и полилась псня:
Съ нашей псней, Филомела,
Слей мелодію свою,—
Баю, баюшки баю!
Чтобъ ничто вредить не смло,
Чтобъ царица здсь спала,
Не страшась ни чаръ, ни зла.
Ночь прозрачна и тепла,
Тишина съ небесъ слетла,
О, царица, почивай!
Баю, баю, баю, бай!..
Прелестная златокудрая головка давно уже приняла выраженіе сладкаго покоя. Спустился серебряный пологъ, густою сткой сплелись гирлянды душистаго горошка, чтобы скрыть отдыхъ царицы отъ взора смертнаго.
Мсяцъ все ярче и ярче обливалъ голубоватымъ свтомъ поляну, а жемчужный опаловый туманъ поднимался все выше и выше и тянулся сіяющей дорогой прямо къ млечному пути и оттуда къ мсяцу. Эльфовъ тянуло и манило на эту дорогу, и, увидавъ, что царица уснула, они вс сразу вспорхнули, и ихъ толпа, какъ стая вспугнутыхъ птицъ, умчалась туда, къ лунной дорог, ‘водить круги при мсяца сіяньи’, что всегда было любимою забавой эльфовъ въ лунныя ночи.
Эльфы неслись воздушной гурьбой. Пэкъ, въ своей зеленой рубашечк и красномъ колпачк, впереди всхъ,— Пэкъ всегда былъ впереди всхъ, а Душистый Горошекъ старался отъ него не отставать, какъ вдругъ они сразу остановились, словно запнулись, и вс остальные за ними: они наткнулись на человческое существо.
Существо было скоре похоже на самаго крошечнаго эльфа: со спутанными кудрями и большими, темными глазами, оно сидло тихонько и съ восхищеніемъ и довріемъ смотрло на крылатую стаю, остановившуюся передъ нимъ.
— Что ты тутъ длаешь? — спросилъ его Пэкъ.
Онъ хотлъ прибавить обращеніе, но не зналъ, сказать ли ему ‘мальчикъ’ или ‘двочка’.
Крохотное существо было закутано въ какую-то вязаную фуоайку, на ше у него красовался полинявшій платокъ, сползшій съ головы, а на ногахъ стоптанные сапоги. По одежд, эльфъ не могъ ршить, кто передъ нимъ.
— Отца жду! — тихо и разсудительно отвтило крохотное существо блестящему эльфу.
— А кто твой отецъ?
— Благородный аинянинъ изъ свиты герцога Тезея! — безъ запинки и съ гордостью прозвучалъ отвтъ.
— Ну, твой отецъ еще скоро не придетъ, онъ теперь какъ разъ во дворц у герцога! Пойдемъ съ нами!
Въ одну минуту мальчикъ былъ окруженъ, осмотрнъ, обласканъ толпой эльфовъ.
Душистый Горошекъ угощалъ его чмъ-то вкуснымъ, Пэкъ посадилъ къ себ на колни и цловалъ кудрявую головку.
— Сколько теб лтъ?
— Пять лтъ. А вы эльфы?
— Мы эльфы!
— Я васъ давно знаю! Я часто здсь бываю и смотрю, какъ вы играете! Мн тоже всегда такъ хотлось съ вами поиграть! Можно потрогать твои крылышки?
— Почему же ты не шелъ къ намъ?
— Отецъ мн веллъ сидть смирно и ни за что къ вамъ не ходить.
— И ты слушался?
— Я его всегда слушаюсь.
— А маму?
— А мамы у меня нтъ. Она ушла отъ насъ.
— О, бдный крошка! — растрогались добросердечные эльфы, и опять посыпались ласки, нжности и поцлуи.
Но скоро имъ пришлось бжать на зовъ Титаніи, и маленькій человкъ опять остался одинъ.
Онъ услся на прежнее мсто, откуда ему хорошо было видно все, что длается, сидлъ смирно и счастливо улыбался. Ему еще казалось, что нжныя ручки треплютъ его по щек, что онъ разсматриваетъ ихъ внки и трогаетъ ихъ блестящія крылышки, что сбылось то, о чемъ онъ такъ долго мечталъ: онъ игралъ съ эльфами! Онъ и завтра и послзавтра придетъ сюда! онъ попроситъ ихъ покачать его на втк, какъ они качаются, и научить его плясать, какъ они пляшутъ. Можетъ быть, и ему дадутъ вночекъ и крылышки. Вотъ-то чудно будетъ! Онъ станетъ летать и кружиться, и будетъ хорошенькимъ, наряднымъ и розовымъ, какъ они.
— Вотъ какъ! — улыбнулся отецъ, и его лицо освтилось нжностью.— Ну, пойдемъ!
— Пойдемъ. Я и завтра буду съ ними играть. Посмотри, что. они мн дали… Можно мн завтра съ ними поиграть? Да? Скажи.
— Ну, нтъ, завтра больше не придется,— отвтилъ отецъ сурово, и глубокая складка легла между его бровей.
— Отчего?
— Завтра, братъ, не велно статистамъ приходить, снимаютъ пьесу съ репертуара. Теперь когда понадоблюсь, не знаю. Пока что, пойдемъ-ка по домамъ, пора теб и спать!
Отецъ взялъ его на руки и заботливо поправилъ платокъ на головк. Все стемнло. Хлопнула входная дверь, и ихъ обдало морознымъ, пронизывающимъ втромъ. Отецъ поднялъ воротникъ рванаго пальто и крпче прижалъ къ себ ребенка. Сонъ въ лтнюю ночь кончился… началась правда холодной зимней ночи.