Сон Клеандра
Сон Клеандра
(Начало, успехи и перемены философии, древней и новейшей.)
С… Смрнв.
——
Сон Клеандра, Неизвестные Авторы, Год: 1810
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Всегда, мудрый Смердис, подвергал я суждению твоему некоторые опыты мои о философии, но ни одно из моих размышлений о предмете сем не имело столь важных следствий, сколько сновидение, представившееся мне в нынешнюю ночь.
Я занят был некоторыми мыслями о происхождении священных обрядов и о том, с каким намерением установлены они в честь Весты, боготворимой в виде огня и земли. Мне хотелось сообщить оные тебе, почтенный Смердис. Но столько трудностей представилось моему рассудку, что я совершенно отчаялся победить их, и в таком состоянии лег в постель. Мне надлежало бы бояться необыкновенных действий от сего размышления, столь продолжительного и трудного, однако я заснул очень скоро.
Воображение, оживленное легкими утренними мечтами, открыло мне в сновидении то, чего разум мой, при всех усилиях, не мог бы постигнуть. Я легко изъясню первую часть сего сновидения, она кажется очевидным следствием размышлений, которыми я был занят. Я уверен, что отношения и смысл второй его части будут ясны для просвещенного твоего ума, но для меня тут много есть непонятного, и я думаю, что душа моя в одно и тоже время была движима воспоминанием прошедшего и пророческим вдохновением будущего. Мне снилось, что в одно мгновение я был перенесен под стены Коринфа1, в долину, на коей возвышался храм богини Весты. Он имел вид круглого здания, огромные портики примыкали к нему со всех стран света. Концы сих портиков касались храма: они представлялись лучами огромного круга, которого средоточием был храм.
Портики сии поддерживались прекрасными колоннами самого простого ордена, никакие бесполезные украшения их не обременяли. Взору моему представилась бесчисленная толпа людей, удивляющихся наружности храма, в который я вошел чрез восточные врата2, хотя и все другие врата храма были отверсты для принятия жертв от желающих войти в него, но мне казалось, что чрез восточные вступало более поклонников.
При вступлении моем в портик встретился я с одним старцем, он по какому-то преимуществу и уважению, которое каждый изъявлял ему, казался мне первосвященником храма. Морщины покрывали лицо его, но благородная важность поступков, величественная его физиономия внушали к нему почтение. У него был в руке жезл, которым обыкновенно здешние геометры чертят на песке фигуры. Число три, названное совершенною гармониею, вышито было по краям одежды его, которая, развиваясь, открывала изумленному моему взору золотое бедро.
Я узнал в нем Пифагора. Он принял меня ласково и просил за собою следовать. Сей почтенный муж, заметив, что такая неожиданная с его стороны ласка привела меня в некоторое замешательство, и что я боялся строгости постановлений, коим пифагорейцы должны были себя подвергнуть, уверил, что я уволен от молчания, которое он налагает на учеников своих, и ободрил меня позволением говорить с ним свободно.
Приближаясь к средине храма, увидали мы великое множество астрономов халдейских3, египетских жрецов, финикийских мореплавателей и персидских магов — они приносили жертву богине. Между сими последними я мечтал, что вижу одного, подобного тебе, почтенный Смердис!
Богиня представлена сидящей4 для изображения постоянства: одною рукою держит она факел, другою чашу — первое показывает, что огонь есть основание системы природы, другое, что она, как богиня философии, требует беспрерывных жертвоприношений, ибо философия есть благороднейшее занятие умственных способностей человека. Неугасаемый, священный огнь пылал на жертвеннике, пред нею поставленном. Шесть жриц, медленной пляской своей изображали таинственные фигуры. Путеводитель мой сказал мне, что они подражают движению тел небесных.
Проходя далее во храм, я предложил Пифагору несколько вопросов о древности сего здания и обрядах, в нем совершаемых. Я сам воздвиг его, отвечал мне он, и все те, кои хотя несколько содействовали успехам в знаниях природы, могут быть введены в него.
Возвращаясь к восточному портику, я удивился, увидев множество людей в греческой одежде: они имели тайный разговор с египтянами5, и особенно с одним из них, остановившимся подле храма, он держал под рукою книгу. Мне сказали, что его называют Гермесом-Трисмегистом.
Потом я увидел их у врат западных, они приближались к богине для принесения ей жертвы. Первый был Фалес6. Пифагор приветствовал его с тем уважением, каким обязан ученик учителю. Фалес излил на жертвенник полную чашу воды и угасил огонь. Жрицы ужаснулись, но сие происшествие не имело никаких неприятных следствий для философа, уважение к великим заслугам его было защитою странного мнения, которое он поддерживал с такою твердостью ума. Фалес почитал воду началом всего.
За ним следовал Анаксимен7 и Метон8. Первый возложил на жертвенник солнечные часы, другой календарь. Пифагор принял дары сии с особенною признательностью, и я приметил в сих различных явлениях, быстро одни за другими следовавших, что жертвы, приносимые опытною философиею, имели более уважения, нежели жертвы философии умозрительной.
Потом приблизился Демокрит9 в сопровождении какого-то человека, которого я не знал ни по имени, ни в лицо. Подойдя к богине, он бросил на жертвенник горсть песку. Все собрание возроптало, и он тотчас удалился с своим учеником. Я еще более чувствую отвращение к ученику10, нежели к учителю, сказал Пифагор. Его система атомов нелепа, он презирает богов, и несмотря на собственную свою воздержность, одобряет в других все пороки сладострастия, сам питается былием, и позволяет неумеренное употребление мяса.
Явился Анаксагор11. Хотя он и не признает божества Митры, но воздает ей почитание более искренно, нежели самой преданной ей из магов, находящихся в восточном портике.
На западном портике я увидел Сократа12. Он удаляясь, бросил на нас, по обыкновению своему, насмешливый взгляд. С ним были двое из его учеников13. Первый последовал за ним, но второй, прошедши несколько, оставил его и возвратился в храм. — Товарищ звал его назад, укорял, но он не послушался. Одежда на нем была пышная, поступь, осанка, движения, все было искусственное, во всем обнаруживалась важность, почти театральная. Множество людей окружило его, они спешили изъявить ему свое почтение.
Я с удивлением заметил одного из его учеников14: самоуверительность изображалась на лице его, разговоры показывали в нем живость необыкновенную и великий ум. Оттолкнув грубо своего учителя, доказывал он, что имеет более права на общее одобрение. Такая гордость, думал я, может возбудить негодование. Случилось совсем напротив: некоторым особенным, ему толь ко приличным образом рассуждения привлек он внимание и похвалу слушателей, которые столько произвели шуму, что Пифагор оскорбился. Слава богини, сказал он, требует почтительного безмолвия, а не споров и пустых софизмов15. Он с угрозами говорил, что вышлет их из храма, если они не будут покойны. Тот, к кому особенно относился упрек сей, хотел идти и присоединиться к Сократу. Поговорив между тем с некоторыми геометрами, он уже удалялся, но Пифагор удержал его и представил четырем своим ученикам16, которые ему открыли все таинства философии. Тогда он вышел и не являлся более.
У западного портика число обожателей богини, казалось, возрастало каждую минуту. Некоторые являлись, имея при себе разделенные части животных и растений, иные несли росписи звезд, другие сферы, и все сии дары были посвящены богине.
Между теми, которые прохаживались с белыми жезлами и часто останавливались для изображения фигур на земле, я отличил неизвестного мне мужа: в одной руке держал он цилиндр, а в другой блок, проходя мимо нас, сказал он: дайте мне место для утверждения рычага, и я потрясу вселенную17.
Спустя немного времени, я увидел другого18: поступь его была благородна, наружность приятна, он имел на голове лавровой венок. Его мантия, необыкновенного покроя, прикреплена была к левому плечу и небрежно развевалась. Все встречавшиеся с ним останавливались, чтоб дать ему свободный путь, и с нетерпеливостью замечали, кого из всей многочисленной толпы зрителей удостоит он благосклонного внимания, но он говорил только с Метоном, потом приблизился к жертвеннику, возложил на него новый календарь и удалился.
Между тем как я хотел изъяснить Пифагору мое удивление, все собрание исчезло, и я остался один19.
Простирая взоры свои к долине, я увидел новый храм, и решился туда идти. Вождь мой старался удержать меня от этого. Не верь, говорил он, заблуждениям черни. Храм, в котором ты теперь находишься, приобретет уважение потомства, а сей новый будет скоро разрушен.
Приблизившись к храму, с великим трудом пробрался я сквозь толпу, его окружавшую. Он был посвящен Весте, боготворимой в виде земных произведений. Дерновый жертвенник возвышался пред богинею, она и здесь также представлена сидящею. Семь жриц, танцуя, окружали кумир, но фигуры, ими изображаемые20, столь мало имели порядка и правильности, что я не мог не сделать об том замечания одному из окружавших меня. Первосвященник, распоряжавшийся сими танцами, услышал мои слова и изъявил некоторое неудовольствие, но мнение мое было подкреплено каким-то государем21, пришедшим из отдаленных стран запада, который объявил всенародно, что если бы с ним советовались о построении храма и распоряжении танцев, то все сие было бы расположено гораздо лучше.
Поклонник самый благочестивый был Сатрап Вавилонский22, сопровождаемый множеством арабов: все они единодушно преданы были первосвященнику и его богине.
В эту минуту представился мне человек весьма необыкновенный, одетый в белую мантию и подпоясанный веревкою. Покров упал с головы его, и я увидел чело, блестящее наподобие полированной меди23. Он с величайшею точностью рассмотрел все части храма, и не хотел слушать наставлений, которые ему давали. Поступок сей возбудил ненависть и удивление. В одной руке имел он граненые кристаллы различных видов, в другой обломки минералов разного рода. Приближаясь к жертвеннику, сказал он, что желает на досуге позабавиться обрядами и хитростью, посредством которых жрецы прельщают обожателей богини, чтобы умножить число их24.
Такая свобода разговоров доставила ему иного неприятелей. Они старались удержать его близь ворот и не допустить до узнания таинств храма. В сию минуту услышал я великий шум, в котором мог различить сии слова: он колдун, чародей, обманщик. Многие люди, одетые подобно ему, были рассеяны в толпе для того, чтоб его злословить, они не щадили своего искусства и чернили его пред всеми. Некоторые показывали негодование, другие, почитая его в самом деле чародеем, хотели с ним говорить, они обременяли его вопросами и изъявляли желание тайно учиться у него чародейству. Он защищал себя и употребил все, что только от него зависело, чтобы изъяснить и оправдать свои поступки, но ему не хотели верить.
Первосвященник тотчас приказывает одному из приближенных своих, которого, казалось, удостаивал он особенной благосклонности, наложить цепи на человека, возбудившего к себе столь великое внимание и нарушившего благоговейное спокойствие обожателей храма.
Исполнитель сего приказания был одет в богатое жреческое платье, и на поясе своем имел связку ключей, вероятно от всех дверей храма.
Я почувствовал сожаление к сему несчастному и подошел к нему с тем, чтобы его утешить. Разговаривая с ним, приметил я, что сей поступок сильно оскорбил его, и он тотчас обнаружил то в угрозах. Клянусь Юпитером, сказал он, что я знаю некоторое горючее вещество, которым, если захочу, разрушу храм сей до основания, и в его развалинах погребу и первосвященника и богиню. Неизвестные мне особы освободили его от цепей, и он стремительно побежал из храма с одним человеком, которого называли любимым его учеником25.
Немного спустя, услышали страшный треск в куполе храма, большая часть собрания имела время спастись, храм разрушился, и не слышно стало более ни о первосвященнике, ни о богине.
Рассуждая о сем происшествии, я никак не мог оправдать человека с медною головою, к которому начинал прежде чувствовать почти столько же почтения, сколько к моему другу с золотым бедром. Я решился никому не сообщать того, что он мне сказал, и поспешно возвратился во храм Пифагора.
Я удивился, увидев там славнейших философов, которые прежде находились в западном портике26. Многие вступили в храм чрез портик северный. — Они были приняты отлично. Одежда их не похожа была ни на греческую, ни на персидскую. Первый, вошедший туда27, хвастался тем, что ниспроверг храм ложной богини, дабы обманутых своих обожателей привести к поклонению истинной Весте. Он рассказал также, каким образом подвел под него подкопы и разрушил его основание — и я не подозревал более человека с медною головою.
Пифагор принял его с изъявлением живейшего участия, и хотел разделить с ним должность первосвященника.
Следующий за ним положил на жертвенник телескоп28, другой29 с видом горделивым означил на своде храма движения тел небесных. Он хотел доказать Пифагору, что оба поклонения и древнего храма и новейшего можно соединить вместе, но сие предложение было отвергнуто с презрением
Четвертый30 был в одежде воина. Он держал в руке двойной куб, за ним шло великое множество химиков. Приближаясь к жертвеннику, он грубо оттолкнул того, который и сам также поступил с своим учителем, отчего произошел спор. Мнения зрителей разделились, но философ-воин, имея геометров на своей стороне, казалось, брал преимущество в споре. Они оба были равно славолюбивы, равно чувствительны к похвалам и критике их окружавших.
Вдруг вошел человек чрез северный портик31, он порицал мнение того и другого. Я узнал, что он в своем отечестве занимал высокие места и среди великих трудов и важных публичных должностей, побуждаемый обширным своим и деятельным гением и увлеченный собственным желанием, нашел время заняться науками и изучением философии. Он также хотел принести жертву богине.
Удаляясь, он подал Пифагору начертание учебного порядка, для удобнейшего и скорейшего распространения познаний человеческих.
Следовавший за ним имел вид скрытный. Он держал в руке пневматическую машину32. Разговор его е Пифагором о начертании, поданном предшественником его, был самый жаркий. За ним шла многочисленная толпа. Многие из них несли машины и новые инструменты. Между ними я отличил двух человек33, они, приблизившись к одной из Весталок, бывших вне храма, представили ей пять прислужников и золотое кольцо.
Человек, после них вступивший в храм, имел весьма странную фигуру и два крыла на спине34. Приблизясь к жертвеннику, он бросил столь нежный взгляд на одну молодую Весталку, что зрители не могли воздержаться от смеху. Он сам увидел, что в важных поступках его все заметили накую-то забавную странность. Между тем люди, которые лучше его знали, уверили, что он достоин быть принят с честью в число обожателей богини.
Тогда явилось другое лицо, обратившее на себя взоры и удивление всего собрания. Похвалы, отдаваемые его дарованиям, принимал он с такою скромностью, которая совершенно обезоруживала зависть и критику. Все геометры шли к нему навстречу. Он особенно отличил одного из них35, и беспрестанно повторял, что многим был ему обязан, только те два философа, которые перед сим спорили, с неудовольствием на него смотрели. Это обстоятельство соединило их, и они вместе вышли.
Когда явился Гений Севера, то Пифагор просил его взять свое место, ибо он один достоин был занять оное. Сей великих муж скромно отказался от этой чести, и изъявил желание разделить воздаваемые ему похвалы с одним из своих друзей, которому он был обязан мудрыми наблюдениями, и который показал великое усердие в изучении наук.
Тотчас после сего Пифагор принял с особенным почтением какого-то человека36, который представил ему магнит и козий мех, наполненный воздухом, потом к ногам богини положил он кристальную призму и маятник37. Статуя богини наклонением головы одобрила сии жертвы — огнь оживился на жертвеннике и сделался блистательнее.
Я увидел Сократа в толпе его окружавших, и подошел к нему, желая спросить, какая причина принудила его возвратиться в храм, мимо которого он прежде прошел с презрением. Все истины, отвечал он мне, соединены между собою. Сей великий муж науку о природе возвел на такую степень совершенства, это я ожидаю от того великой пользы и для философии нравственной.
В эту минуту я пробудился. Что означает сие сновидение, почтенный Смердис? — Может быть оно есть или действие случая, смешивающего все воспоминания о прошедшем, или пророческое вдохновение, открывающее мне будущность.
1 В сем городе находился храм, посвященный Весте.
2 Астрономия и физическая науки получил свое начало на востоке.
3 В сем сновидении изображен ход философии от самых отдаленных времен до нынешних.
4 Все сии символы заимствованы из древности.
5 Известно, что греческие философы посещали Египет для приобретения знаний в школе жрецов.
6 Фалес имел учеником своим Пифагора.
7 Анаксимен сделал в Греции первые солнечные часы, он отдал их в Спарту.
8 Метон жил при начале Пелопонесской войны, он сочинил первый календарь.
9 Демокрит, уроженец Абдерский, прославившийся своею системой атомов. Он не верил в бытие Бога и изъяснял происхождение мира случайным соединением атомов неразрушимых и одаренных движением.
10 Эпикур проповедовал сладострастие, но жил умеренно. Ученики его все вообще отличались необузданностью нравственных правил своих.
11 Он перенес Фалесову философию из Милета в Афины. Между учениками его находился и Перикл, которого неприятели обвиняли Анаксагора в вольнодумстве, утверждая, что он исключил солнце из числа богов, и называл его массою пламенной материи. Анаксагор бежал в Лампсаку и тем избавил себя от смерти.
12 Сократ презирал физические науки, нравственность была предметом его наблюдений.
13 Ксенофон и Платон. Первый всегда был привязан к Сократу и упрекал Платона в отступлении от правил общего их учителя, они имели великое отвращение один от другого.
14 Аристотель во всех своих сочинениях держится правил, противных Платоновым. Платон был учителем Аристотеля.
15 По мнению канцлера Бакона, образ рассуждения последователей Аристотеля много препятствовал успехам наук.
16 Акрион, Тимей, Архитас, Эврит.
17 Слово Архимеда.
18 Юлий Кесарь преобразовал календарь.
19 Когда система Птолемея сделалась всеобщею, то все мнения древних пришли в упадок.
20 Птолемеева система мира. Птолемей, славный географ и астроном Александрийский, жил во времена Антонина Философа.
21 Альфонс, Кастильский король, который изъяснявшим ему Птолемееву систему сказал: Если бы Творец мира посоветовался со мною, то я предложил бы Ему гораздо простейшую систему.
22 Альманон, Вавилонский калиф, велел перевести на арабский язык Птолемеевы сочинения.
23 Монах Бакон, имел гений изобретательный и смелый в век невежества и грубости. Народ почитал его волшебником, он писал о химии, оптике и проч. Вероятно, что он первый изобрел порох. Бакон несколько верил астрологии.
24 Астрология родилась от ложной астрономии, она была источником самых нелепых суеверий.
25 Томас Бингей.
26 Восстановление древней философии.
27 Коперник уничтожил систему Птолемея. Мнение Пифагора, что солнце находится в средоточии нашей планетной системы, служила основанием и Коперниковой системы мира.
28 Галилей изобрел телескоп.
29 Тихо-Брагова система соединяет Коперникову с Птолемеевою.
30 Декарт был прежде солдатом, потом сделался философом. Он способствовал к уничтожению заблуждений и славы Аристотеля. Геометрия его и теперь уважаема.
31 Канцлер Бакон был предшественником истинной философии.
32 Бойль следовал с успехом Баконовой методе в изучении экспериментальной философии, он начал писать историю воздуха и изобрел пневматическую машину.
33 Гигиен и Кассини открыли пятерых спутников и кольцо Сатурна.
34 Епископ Вилькинс был уверен, что можно найти искусство летать. Он хотел непременно со временем открыть дорогу в луну.
35 Исаак Ньютон особенно уважал Эвклида.
36 Доктор Галлей. См. его Теорию магнита и воздуха.
37 Здесь разумеются его открытия и великий закон тяготения.
Сон Клеандра: (Начало, успехи и перемены философии, древней и новейшей) / [Пер.] С…. Смрнв [Смирнов] // Вестн. Европы. — 1810. — Ч.50, N 8. — С.257-276.