Сон, Байрон Джордж Гордон, Год: 1864

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Сонъ

(изъ Байрона).

1.
Жизнь двойственна: нашъ сонъ свой міръ иметъ,
И этотъ міръ — граница между тмъ,
Что ложно мы зовемъ существованьемъ
И смертію, — свой міръ иметъ сонъ, —
Обширный міръ дйствительности дикой,
Встающія въ немъ грезы дышутъ, плачутъ,
Блаженствуютъ и мучатся, он
На бодрый духъ кладутъ свои оковы,
Снимаютъ гнетъ съ недремлющихъ заботъ,
Двоятъ намъ жизнь, и длаются частью
И насъ самихъ, и нашихъ всхъ часовъ.
Какъ вчности глашатая, какъ духи
Прошедшаго проносятся он,
О будущемъ вщая какъ Сивиллы.
У нихъ въ рукахъ блаженство и печаль,
Он изъ насъ все длаютъ, что только
Угодно имъ, и устрашаютъ насъ
Видньями временъ давно минувшихъ.
Но этотъ міръ, дйствительный-ли міръ?
Не тнь-ли онъ былого? Эти грезы —
Созданія-ли духа или нтъ?
Нашъ духь творитъ тла и поселяетъ
Въ планетахъ онъ такія существа,
Прекрасне какихъ и не бывало,
И придаетъ дыханіе тламъ,
Переживать способнымъ все плотское.
Хотлъ бы я опять къ себ призвать
Видніе, которое явилось
Мн разъ одинъ, — быть можетъ, и во сн.
2.
Два существа во цвт юной силы
Передо мной стояли на холм
Прелестнйшемъ, отлогій и зеленый,
Онъ цпь холмовъ, казалось, замыкалъ.
Но ногъ его вода не омывала.
За то ландшафтъ весь полонъ жизни былъ
Кругомъ лса и нивы золотыя,
И сельскія жилища тутъ и тамъ,
И тихій дымъ на ихъ убогихъ крышахъ.
Зеленый холмъ носилъ на голов
Какъ будто бы корону изъ деревьевъ,
Насаженныхъ въ кружокъ рукой людей,
А не игрой случайною природы.
Тамъ двушка и мальчикъ на холм
Передо мной стояли и смотрли:
Она — на все, что было близь нея
И, какъ она, блистало красотою,
A онъ смотрлъ лишь на нее одну.
И молоды тотъ и другая были,
Но неравны годами, какъ луна
Прекрасная на кра горизонта,
Она теперь была близка къ пор
Послдняго, цвтущаго развитья.
A мальчикъ былъ годами не богатъ,
Но сердце въ немъ опередило годы.
Его глаза лишь на одно лице
На всей земл съ любовію смотрло,
И то лице блистало для него
Какъ солнца свтъ, не могъ онъ оторваться
Отъ глазъ ея, онъ ею лишь дышалъ,
Лишь ею жилъ, въ ней слышалъ онъ свой голосъ,
Предъ ней молчалъ, во звукъ ея рчей
Въ него вселялъ какой-то сладкій трепетъ.
Въ немъ видлъ онъ и зрніе свое:
Глаза его слдили за глазами
Ея одной и видли лишь то,
На что она смотрла, вс предмты
Ея лишь взоръ ему украсить могъ.
Онъ пересталъ жить самъ собой, въ ней видлъ
Онъ жизнь свою, великій океанъ,
Куда текли стремительно потоки
Всхъ думъ его, звукъ голоса ея,
Ея руки одно прикосновеніе
Въ его крови то длали приливъ,
То вдругъ отливъ, и щеки загорались
Огнемъ любви, и сердце замирало
Въ груди, само не зная отчего.
Но этихъ чувствъ она не раздляла,
И вздохъ ея летлъ не для него.
Онъ былъ ей братъ —и только, кровныхъ братьевъ
Не довелось имть ей, — и ему
Лишь одному названье это въ дтств
Дала она, — она, послдній членъ
Почтеннаго и древняго семейства.
Въ былые дни онъ имя то любилъ,
Теперь оно его не утшало.
И почему? Ахъ, годы принесли
Нерадостный отвтъ его сомнньямъ!
Ахъ, онъ узналъ, что дорогъ ей другой,
И въ этотъ часъ, взойдя на холмъ зеленый,
Смотрла вдаль она, чтобъ увидать,
Спшитъ-ли онъ, возлюбленный, на встрчу
Желаніямъ томительнымъ ея!
3.
Но тутъ мой сонъ внезапно измнился.
Я видлъ домъ старинный, передъ нимъ
Осдланная лошадь землю била,
Въ готической молельн, одинокъ,
Мой юноша, съ лицемъ печально-блднымъ,
Взадъ и впередъ ходилъ, по временамъ
Садился онъ и схватывалъ перо
И вдругъ писалъ загадочное что то.
Потомъ опять лице онъ закрывалъ
Обими руками, и все тло
Какъ въ судоргахъ дрожало… Вдругъ опять
Онъ вскакивалъ, руками и губами
Свое письмо на части рвалъ, — но слезъ
Не проливалъ… Но вотъ онъ сталъ спокойнй,
И тихій свтъ проникъ въ его глаза.
Нежданно дверь молельни отворилась —
Вошла она, предметъ его любви,
Съ спокойною и милою улыбкой,
Хоть хорошо извстно было ей,
Что къ ней пылалъ онъ горькою любовью,
Что тнь ея кидала мрачный свтъ
На душу всю несчастнаго, страданье
И скорбь его—все видла она…
Но нтъ — не все… Онъ всталъ и руку милой
Пожалъ какъ другъ,— и на лиц его
Я въ этотъ мигъ увидлъ начертанье
Какихъ-то думъ, невыразимыхъ думъ.
Но скоро все изгладилося… Руку
Онъ выпустилъ и медленно пошелъ
Изъ комнаты… Казалось, что разлуки
Тутъ не было, такъ весело они,
Спокойно такъ другъ другу улыбались!
И вышелъ онъ въ высокія ворота,
Слъ на коня, и поскакалъ впередъ,
И сраго, стариннаго порога
Ужъ никогда не видлъ съ той поры.
4.
Мой сонъ опять внезапно измнился.
Изъ юноши онъ мужемъ зрлымъ сталъ.
Далекія пустыни знойныхъ странъ
Избралъ себ отчизной, упивался
Палящими лучами, видъ его
И страшенъ былъ, и мраченъ, не осталось
Въ немъ ничего отъ прежняго. Всегда
Онъ странствовалъ по морю и по суш,
Рой образовъ преслдовалъ меня
И набгалъ на душу точно волны,
Но всюду онъ мн видлся… И разъ
Увидлъ я: отъ зноя убгая,
Онъ межъ колоннъ разрушенныхъ лежалъ,
Въ тни тхъ стнъ, развалины которыхъ
Пережили строителей своихъ.
И тутъ онъ спалъ. Кругомъ паслись верблюды,
Не вдалек — фонтанъ, а у него —
Привязаны породистые кони
Въ широкій плащъ одтый человкъ
Сидлъ какъ стражъ, межъ тмъ какъ сладко спали
Вокругъ него соотчичи его.
Небесный сводъ служилъ для нихъ покровомъ,
И этотъ сводъ былъ такъ лазуренъ, чистъ,
И такъ блисталъ прозрачной красотою,
Что только Богъ былъ ясно виднъ въ немъ…
5.
Мой сонъ опять внезапно измнился.
Та двушка — предметъ его любви,
Съ другимъ была обвнчана. Въ отчизн
Она жила, далеко отъ него-
Вокругъ нея рзвились чудо — дти,
И двочки, и мальчики. Но скорбь
Была видна въ ея чертахъ прекрасныхъ.
На всемъ лиц лежала тнь глубокой
Борьбы съ собой, тревожно взоръ блуждалъ,
Какъ будто бы невидимыя слезы
Какъ тяжкій гнетъ лежали на глазахъ.
Но гд же, въ чемъ причина этой скорби?
Вдь у нея все было, что она
Любила такъ, вдь тотъ, кто такъ безумно
Любилъ ее, ушелъ въ далекій край,
Все унеся съ собою, что смущало
Ея души святую чистоту:
Преступныя надежды, и желанья,
И явную, тревожную любовь.
Къ чему же скорбь? Вдь онъ ей не былъ дорогъ,
Вдь ни одной надежды никогда
Не подала она ему, и врно
Не могъ онъ быть виновникомъ того,
Что въ сердце къ ней теперь вливало горе,
Явившмсь въ немъ какъ призракъ дней былыхъ.
6.
Мой сонъ опять внезапно измнился.
На родину вернулся странникъ вновь
Вотъ онъ стоитъ предъ алтаремъ съ невстой.
Она мила, прекрасна, но не то
Что та, — звзда всей юности минувшей
У алтаря стоитъ онъ, но въ чертахъ
Такая жъ грусть, какъ нкогда въ молельн,
И та же дрожь, и тотъ же странный видъ,
И на лиц, какъ прежде, начертанье
Какихъ-то думъ, невыразимыхъ думъ.
И снова все изгладилось, какъ прежде.
Такъ онъ стоялъ, спокойный, и обтъ
Проговорилъ спокойно, но не слышалъ
Самъ словъ своихъ, все шло кругомъ въ глазахъ,
Передъ собой онъ ничего не видлъ,
И ничего не понималъ. Въ ум
Воскресли вновь старинный домъ, ворота,
И комнаты знакомыя, и мсто,
И день, и часъ, и солнца свтъ, и тнь,
И, ахъ, она — судьба его всей жизни…
Все видитъ онъ, все вспоминаетъ онъ…
Но для чего вы, злые сны былого,
Не кстати такъ, не во время пришли?
7.
Мой сонъ опять внезапно измнился.
Та женщина, кого онъ такъ любилъ,
О, какъ ее душевные недуги
Ужасно измнили! Духъ ея
Разстался съ ней и странствовалъ далеко,
Въ глазахъ ея потухнулъ прежній блескъ,
Смнившійся небеснымъ выраженьемъ,
Царицею жила она теперь, —
Царицею въ своемъ волшебномъ царств.
Въ ея ум смшались межъ собой
Несродныя одна съ другою мысли,
И образы, невидимые намъ,
Ея глазамъ являлись очень ясно.
И свтъ ее безумною назвалъ.
Но мудреца безумье смыслъ глубокій
Въ себ таитъ, и вся тоска его —
Ужасный даръ. Она ничто иное
Какъ телескопъ всей правды, съ жизнью насъ
Сближающій: она намъ помогаетъ
Всю эту жизнь увидть въ нагот,
И черезъ чуръ, до ужаса правдиво,
Холодную дйствительность рисуетъ.
8.
Мой сонь опять внезапно измнился.
Скиталецъ былъ, какъ прежде, одинокъ.
Изъ тхъ существъ, которыми онъ прежде
Былъ окруженъ, одни ушли, другіе
Шли на него открытою войной.
Онъ на чел носилъ печать проклятья
И горести отчаянной, кругомъ
Тснилися презреніе и злоба,
Во всемъ вкушалъ онъ горькую печаль,
И наконецъ, какъ Митридатъ Понтійскій,
Питаться сталъ отравой, но она
Утратила надъ нимъ всю злую силу
И только жизнь поддерживала въ немъ,
Да, онъ жилъ тмъ, что для другихъ — могила.
Сдружился онъ съ горами, разговоръ
Велъ съ звздами и духами вселенной,
Они его учили чудесамъ
Таинственныхъ мистерій, книга ночи
Теперь была открыта для него,
И голоса, несясь изъ безднъ глубокихъ,
О таинствахъ и чудесахъ ему
Чудеснаго шептали много, много.
9.
Мой сонъ прошелъ. Окончились виднья.
Но странно! жребіи этихъ двухъ существъ
Почти-что былъ съ дйствительностью сходенъ.
Безумье жизнь покончило въ одномъ,
Страданіе великое — въ обоихъ.
П. Вейнбергъ.

‘Русское слово’, No 2, 1864

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека