M. M. Павлова.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 5. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 2007
Сологуб Ф.: биографическая справка, Сологуб Федор Кузьмич, Год: 2007
Время на прочтение: 31 минут(ы)
СОЛОГУБ Фёдор [наст. имя и фам. Фёдор Кузьмич Тетерников, 17.2(1.3).1863, Петербург — 5.12.1927, там же, похоронен на Смоленском кладб.], поэт, прозаик, драматург, публицист, переводчик.
Отец. Козьма Аф. Тстерников (наст. фам. — Тютюнников, сменил при переезде в Петербург, ум. в 1867). — крепостной крестьянин из Полтав. (по др. сведениям — Чернигов.) губ., по преданию, внебрачный сын помещика Иваницкого и крепостной крестьянки, служил лакеем в поместье: два года был в бегах, по возвращении наказан розгами: однажды, переправляясь с барином осенью через реку, провалился с экипажем и пробыл в воде неск. часов, после чего заболел туберкулезом, от к-рого позднее умер, в Петербурге занимался портняжным ремеслом, отличался мягким и добрым нравом, был изящен — ‘сразу заметно было, что он не из простых мужиков’ (Черносвитова, с. 228). В возрасте 4 лет С. оказался свидетелем смерти и похорон отца, что способствовало развитию у него болезненного страха смерти, к-рый впоследствии сублимировался в творчество.
Мать, Тат. Сем. (1832-94), — из зажиточных крестьян Ямбург. у. Петерб. губ., после смерти мужа служила ‘одной прислугой’ в ломе Агаповых (см.: Мисникевич, с. 499-515), хозяйка — Гал. Ив., вдова коллеж. ас. крестила С., он называл ее ‘бабушкой’. Сына и дочь Ольгу воспитывала сурово, до поздней осени заставляла ходить необутыми (по бедности и для закаливании, из опасения наследств. чахотки), наказывала розгами, стремилась воспитать в сыне смирение, приготовить его к грядущим тяготам жизни простолюдина (мотивы босых ног и порки — отличит. приметы сочинений С.), постоянные, часто незаслуженные, телесные наказания повлияли на его психику и привели к формированию у него садомазохич. комплекса, к-рый сказался в его творчестве (наиболее непосредственно отразился в цикле ‘Из дневника’, не публиковавшемся при жизни автора). Под влиянием Агаповых, а также их родственника, дир. Гатчин. Николаевского ин-та Ф. А. Витберга, в семье к-рого он подолгу гостил в юности, у С. рано развилась любовь к чтению (неизгладимое впечатление оставили ‘Робинзон Крузо’ Д. Дефо. ‘Дон Кихот’ М.Сервантеса, ‘Король Лир’ У. Шекспира, ‘Преступление и наказание’ Ф. М. Достоевского), музыке, театру (Агаповы брали его в оперу). Обстоятельства ‘двойной’ жизни ‘кухаркина сына’ между слуг и господ (спал и занимался уроками на кухне, терпел унижения и побои) обостряли в С. ощущение социальной несправедливости, укрепляли демокр. симпатии (Н. А. Некрасова знал почти всего наизусть), усугубляли внутр. обиду и желание вырваться из тисков обыденности (‘дебелой бабищи жизни’), к-рое реализовывалось в мечтаниях и творч. интенциях (стихи писал с 12 лет).
Образование получил в Петерб. гор. уч-ще и в Учительском ин-те (1878-82), затем вместе с матерью и сестрой жил в провинции: служил учителем в Крестцах Новгород, губ. (1882—85), Великих Луках Псков, губ. (1885-89), Вытегре Олонецкой губ. (1889—1892). Быт рус. захолустья, где, по словам С., ‘все обычное становится ужасным, а ужасное обыкновенным’ (‘Творимая легенда’), дал ему богатый материал для прозы. В эти годы С. усиленно занимается самообразованием (изучает психологию, историю философии, франц. и нем. языки, лит-ру), составляет учебник по геометрии для нар. школ (ИРЛИ, ф. 289, оп. 1, No 520), пишет ‘золаистский’ трактат ‘Теория романа’, ром. ‘Тяжелые сны’, рассылает стих, в повременную печать (первая публ. — стих. ‘Лисица и Еж’, ‘Весна’, 1884, No 4, под криптонимом Ф.Т.). Летом 1891 в Петербурге познакомился с Н. М. Минским, к-рый содействовал публикации его стих. ‘Вечер’ в ж. ‘Сев. вест.’ (1892, No 2).
После закрытия Вытегор. учительской сем. в 1892 вернулся в Петербург, в 1893 поступил на службу в Рождественское гор. нар. училище. Сблизился с З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковским, Минским, В. В. Розановым, познакомился с Л. Я. Гуревич и А. Л. Волынским, стал пост. автором ‘Сев. вест.’, где в 1892—97 помещал стихи и прозу, статьи на обществ, темы, рецензии (более 70 рец. б. п.). Редакцией ж-ла был предложен псевд. — Фёдор Сологуб. Признание С. получил после публикации рассказа ‘Тени’ (СВ, 1894, No 2), произведшего ‘ошеломляющее впечатление’: ‘Было ясно с самого начала, что новое крупное дарование примыкает к той группе писателей, которые носили тогда название символистов’ (А. Волынский — ‘Жизнь иск-ва’, 1923, No 39, с. 9). С. активно включается в лит. жизнь: участвует в ‘пятницах’ Я. П. Полонского, посещает салон Мережковских, ‘воскресенья’ Розанова, собрания в ред. ‘Сев. вест.’ (в гостинице ‘Пале-Рояль’), знакомится с Вл. В. Гиппиусом, А. М, Добролюбовым, Ф. Э. Шперком, И. Коневским, В.Я. Брюсовым и др. представителями ‘новой лит-ры’.
В дек. 1895 вышел сб. ‘Стихи. Книга первая’ (СПб., 1896), вслед за ним — ‘Тени. Рассказы и стихи’ (СПб., 1896). В поэтич. текстах С. 1880-х — 1-й пол. 1890-х гг. заметно влияние гражд. лирики Некрасова (социальная проблематика), С. Я. Надсона (мотивы усталости от жизни, тоски, растерянности и уныния), отчасти М. Ю. Лермонтова и К. М. Фофанова, поэт ставит вопрос о смысле индивидуального человеч. бытия и отвечает на него в духе учения А. Шопенгауэра, к-рое на мн. годы определило пафос метафизич. поисков С. (‘Какой-то русский Шопенгауэр, вышедший из удушливого подвала’ — Волынский, 1904, с. 192).
В немногочисл. рецензиях на первые сб-ки критики отмечали, что ‘стихи далеко не блещут отделкой, некоторые даже совершенно слабы и не обработаны… содержание большинства стихотворений — или шаблонно до невозможности, или же отличается теми полу декадентскими, полу метафизическими бреднями, которые теперь в большой моле, особенно у бездарностей’ (‘Нов. слово’. 1896, No 7, с. 121-22), ‘видно несомненное дарование, которому много вредит (течение автора… к декадентству и символизму’, отдавали предпочтение беллетристике С. (ЛПН, 1896, No 5. с. 203). Одобрит, отклик на стихи С. из второго сб-ка содержатся в статье Пл. Краснова ‘Нсоро-мантич. и миетнч. поэзии’ (Кн. ‘Недели’. 1897. No II).
В рассказах сб. ‘Тени’ (‘Червяк’, ‘Тени’, ‘К звездам’) С. заявил о себе как подающий надежды прозаик ‘нового направления’, обладающий собств. ориг. стилем. ‘Тени’ сравнивали с лучшими рассказами Э. По (И. Залетный <И. А. Гофштеттер> — ‘Рус. беседа’, 1896, No 1, с. 182), но осуждали за их ‘декадентское’ содержание (А. М. Скабичевский — ‘Нов. слово’, 1897, No 4, с. 156, то же: Скабичевский А., Соч., 3-е изд., т. 2, СПб., 1903, с. 587-88), резкую оценку дал Волынский, не нашедший в прозе С. ‘никаких живых характеристик, никаких описаний с гражданственным или культурным опенком’, отмстивший, что автору свойственно ‘болезненное декадентство с его риторическим пустословием’, ‘смесь вульгарности с талантом’ (СВ, 1896, No 12, с. 236, 244).
Ром. ‘Тяжелые сны’ (СВ, 1895, No 7-12, отд. изд. — СПб., 1896) закрепил за С. репутацию ‘декадента’, в гл. герое Василии Логине, по авт. определению, представлен характерный тип конца века — ‘современный человек, живущий более книжными и отвлеченными интересами, потерявший старые законы жизни, усталый, развинченный и очень порочный’, тщетно ищущий истину (письмо к Л. Я. Гуревич от 15 нояб. 1895 — Ежегодник РО ПД на 1972, Л., 1974, с. 119). ‘Тяжелые сны’ — роман переходного периода, соотносящийся с разл. лит. традициями: рус. реалистич. прозой, ‘золаизмом’ и франц. символист, романом. В ‘Тяжелых снах’ определились круг осн. авт. проблем и мотивов, характерных для всего творчества С., и доминанты его худож. системы: изображение пошлой мещанской жизни и нравов рус. провинции 1880—90-х гг. в традициях социально-бытовой прозы 19 в., философич. интонация (мотивы поисков истины, богооставленности, богоборчества, смерти и воскресения, С. сумел поставить ‘во главу всего художественного и философского творчества вопрос о смысле жизни’ — Иванов-Разумник, 1908, с. 5), ориентация на прозу Достоевского (гл. герой наследует психол. тип ‘человека из подполья’), элементы полемики с классич. традицией, осмысление классич. худож. образов и сюжетов как собственных (сцена убийства Мотовилова — сюжетная параллель к ‘Преступлению и наказанию’), автобиографизм, автоцитирование, изображение действительности как ‘функции души’ героя (предметный мир воспроизведен сквозь его душевное состояние и поглощен им).
‘Тяжелые сны’ получили в осн. отрицат. критич. отклики: ‘проповедь разврата и преступления’, подражание ‘дурным франц. и нем. образцам’ (PB. 1896, No 9, с. 248), ‘перед читателем проходит Бедлам, пациенты к-poro страдают самым отвратительным видом нервного расстройства — эротоманией’ (Кн. ‘Недели’, 1895, No 8. с. 233). ‘декадентский брел, перепутанный с грубым, преувеличенным и пессимистическим натурализмом’ (РМ, 1895. No 12, с. 637). ‘бессмысленно-кроваво-пьяный роман’ (‘Нов. Слово’, 1896, No 1, с. 368): ‘полное осуждение провинциальной интеллигенции, неспособной даже в лучших своих представителях к какому-нибудь плодотворному делу’ (Р. Сементковский — ЛПН, 1895, No II), с. 368): »Тяжелые сны’ написаны с поразительной мещанскою грубостью и производят впечатление пустой и бессодержательной фантазии… Ограниченность внешнего и внутреннего кругозора — вот истинное несчастье этого молодого и талантливого писателя’ (Л. Л. Волынский — СВ. 1896, No 2. с. 85-87, No 12, с. 239). Положит. рец.: Ф. Ш<перк> — HB. 1896. 17 апр.: на 2-е изд., СПб., 1905: В. Ходасевич — ЗР. 1906. No 2: В. Розанов — РГБ. ф. 386, к. 58, No 28, на 3-е изд., СПб., 1909: А. Вергнжский <А. В. Тыркова> — ‘Слово’, 1909, 7 февр., А. Долинин — ‘Заветы’. 1913, No 7.
В ранней прозе С. преобладал пафос аннигиляции жизни (сцены самоубийств, убийств, безумия, извращенных эмоций) и ‘бесконечно мрачный колорит письма’ (И. Залетный — ‘Рус. беседа’, 1896, No 3, с. 179): его проза воспринималась как декадент, вызов традиц. эстетике, как иск-во насилия — ‘Получается не истинное художественное наслаждение, т.е. не достигается истинная цель искусства, а наслаждение, смешанное со страданием… Что-то вроде впечатления, производимого мучительским талантом Достоевского’ (РМ, 1895, No 1, с. 48). С. овладел ‘поразительной способностью воспроизводить болезненные состояния души, истерич. ощущения … сны, видения, кошмары, химеры и т.п. … Его область — между грезой и действительностью. Он настоящий поэт бреда’ (И. Залетный — ‘Рус. беседа’, 1896, No 3, с. 179), впоследствии эта особенность манеры С. дала основание причислить его к ‘представителям психопатологического течения современной русской художественной литературы’ (Е. Карамзина-Арциховская — ‘Вест, психологии’, 1908, No 5, с. 225). С. сосредоточился на изображении жизни подсознания, в этом заключалось его худож. открытие, к-рое он воспринял как собств. путь в лит-ре и зафиксировал в неопубл. манифесте ‘Не постыдно ли быть декадентом’ (1896): ‘декадентство одно только дает возможность словесными формами указывать на непознаваемое, пробуждать в душе таинственные и глубокие волнения… Будущее же в литературе принадлежит тому гению, который не убоится уничижительной клички декадента и с побеждающей художественной силой сочетает символическое мировоззрение с декадентскими формами’ (ИРЛИ, ф. 289, оg. 1, No 376).
В 1897, возмущенный некорректным поведением Волынского (пользуясь редакторским положением, он вносил изменения в текст ‘Тяжелых снов’, препятствовал публикации пов. ‘Утешение’), С. прекратил сотрудничать с ‘Сев. вест.’. Со 2-й пол. 1890-х гг. активно печатается в ‘Илл. мире’, ‘Живописном обозр.’, ‘Петерб. жизни’, ‘Книжках ‘Недели», ‘Севере’, ‘Словце’ и др. В 1899 С. назначен учителем-инспектором Андреевского гор. уч-ща, по воскресеньям в своей казенной квартире устраивал вечера петерб. поэтов, способствовавшие укреплению авторитета его поэтич. имени. В нач. и сер. 1900-х гг. сотрудничает в символистских изданиях — ж. ‘Мир иск-ва’, ‘Нов. путь’, ‘Весы’, ‘Золотое руно’, ‘Перевал’, альм. ‘Сев. цветы’, становится заметной фигурой в лит. среде, его ‘воскресенья’ посещают как молодые (А. А. Блок, А. Белый, Г. И. Чулков, А. М. Ремизов, А. А. Кондратьев), так и более опытные (Вяч. Иванов) писатели (см. тетрадь с записями и перечнем посетителей лит. вечеров: ИРЛИ, ф. 289, оп. 6, No 81).
В окт. 1903 вышло ‘Собрание стихов. Книга III и IV‘ (на т. д.: М., 1904), в к-рое вошли изв. стих.: ‘Недотыкомка серая…’, ‘Когда я в бурном море плавал…’, ‘На серой куче сора…’, ‘Я лицо укрыл бы в маске…’ и др. В сб-ке получили развитие богоборч. и солипсич. мотивы, окончательно сформировались центр, авт. мифологемы: звезда Маир и земля Ойле, где находят забвение от зла жизни, смерть-утешительница, солярный миф (солнце — Змий, Злой Дракон выступает источником злой воли и др.), утвердилась эмоц. индивидуальность лирич. героя. Критика писала: ‘Сологуб — унылый декадент’ (А. Б<огданович> — МБ, 1904, No 1, с. 85): ‘перед нами раскрывается психология забытого Богом человека’ (Д. Философов — НП, 1904, No 2, с. 213), поэзия С. — ‘мрачная, гордая, замкнутая в себе, почти человеконенавистническая’ (В. Брюсов — ‘Весы’, 1904, No 9, с. 50). Д. В. Философов отмечал своеобразие поэтич. манеры С: ‘В нем нет никакой пленительности, никакой красивости. Он весь убог. Одежда его так скромна и проста, что его даже трудно заметить… Его поэзия — морская раковина, заключающая в себе настоящий жемчуг, но раковину эту раскрыть, не зная заклятья — почти невозможно… Но как только раковина раскрыта — так тусклая, серовато-белая жемчужина представляется взору, и мы начинаем понимать, что драгоценность жемчужины — в ее матовой серости’ (НП, 1904, No 2, с. 211-12).
Кн. рассказов ‘Жало смерти’ (М., 1904) наследует проблематику ‘Теней’, рассказы сб-ка (‘Жало смерти’, ‘Земле земное’, ‘Баранчик’, ‘Красота’, ‘Утешение’) обращены к теме смерти, их герои — дети и подростки (‘маленькие и невинные’) — добровольно покидают мир ‘злой и ложный’, в к-ром царит слепая злая воля. Сюжеты рассказов восходят к конкретным жизненным ситуациям, смерть героев имеет психол. мотивировку (болезнь, одиночество, несчастный случай), однако бытовые коллизии С. выводит на уровень метафизич. обобщений (жизнь — Ходынка, и дети будут раздавлены ею).
Реакция критиков на книгу была б.ч. негативной. С. упрекали в ‘болезненности фантазии и уродливости сюжетов’ (Д. Павлов) — MВед, 1904, 20 дек.), в ‘фальши, надуманности и нервическом изломанном тоне’ (‘нельзя передать впечатления, которое производит г. Сологуб, делающий чик-чик ножичком по горлу белоголового мальчика и любовно поворачивающий детские трупики’ — РМ, 1904, No 9, с. 280, см. также рец.: В. Боцяновский — ‘Русь’, 1904, 17 авг.). Положит. оценку дал Вяч. Иванов: ‘Книга рассказов Ф. Сологуба, русская по обаятельной прелести и живой силе языка, зачерпнутого из глубины стихии народной, русская по вещему проникновению в душу родной природы, — кажется французской книгой по ее новой у нас утонченности, по мастерству ее изысканной в своей художественной простоте формы’ (‘Весы’, 1904, No 8, с. 47).
В 1903-05 С. — пост. сотр. газ. ‘Новости’, его публицистика этих лет затрагивает гл. обр. вопросы повседневной жизни, школьного образования и воспитания. Тематически с этими статьями связано самое значит. произв. С. — ром. ‘Мелкий бес’, опубл. в 1905 в ж. ‘Вопросы жизни’ (No 6—11, публ. прервана на 24-й гл. в связи с прекращением ж-ла). В основу сюжета романа, создававшегося в 1892-1902, легли реальные события, свидетелем к-рых был автор в годы службы в Великих Луках: история учителя Ив. Ив. Страхова (прототип Передонова), одержимого идеей получить инспекторское место и закончившего дни в сумасшедшем доме. Журн. публикация прошла незамеченной (единств, рец.: Л. Д. Зиновьева-Аннибал — ‘Весы’, 1905, No 9-10), что отчасти связано с рев. подъемом в обществе. Образ гл. героя — садиста, доносчика и убийцы — резко контрастировал с настроениями интеллигенции рев. эпохи и горьковской декларацией из пьесы ‘На дне’ (‘Че-ло-век! Это великолепно! Это звучит гордо!’), получившей особый смысл в дни революции. Однако вышедший отд. книгой в изд-ве ‘Шиповник’ в марте 1907, ‘Мелкий бес’ произвел сенсацию (в 1908-10 роман переиздавался пять раз, 10-е изд., Л., 1926), был прочитан ‘всей образованной Россией’ (Блок, V, 284), ‘крылатое слово ‘передоновщина’ сразу вошло в обиход русской жизни и литературы’ (Иванов-Разумник — в кн.: О Ф. Сологубе. Критика. Статьи и заметки, СПб., 1911, с. 16), став символом рус. свинства, косности, пошлости, варварства и оказавшись в одном ряду с такими худож. обобщениями, как ‘хлестаковщина’, ‘обломовщина’, ‘карамазовщина’. Жизнь, представшая в романе, — ‘это сама реальность и в то же время это какое-то длящееся дьявольское наваждение. Это не люди, это звериные маски, мелкие бесы, олицетворение всего низменного, злого, рабского, ничтожного’ (А. Тыркова — ‘Речь’, 1907, 15 апр.), С. показал пошлость ‘в ее Микель-Анжеловских размерах. Ей место в Сикстинской капелле… Передонов — Бог пошлости’ (К. Чуковский — ‘Свободные мысли’, 1907, 3 дек.).
‘Мелкий бес’ принес автору известность и получил широкое освещение в критике. В большинстве статей Передонова рассматривали как порождение обществ, реакции и провини. мракобесия, как деградацию определенного лит. типа: ‘измельчавший рус. Мефистофель’ (А. Измайлов — п кн.: О Ф. Сологубе. Критика. Статьи и заметки, с. 288). Против такого понимания выступил Иванов-Разумник: ‘Видеть в ‘Мелком бесе’ сатиру на провини. жизнь, видеть в Передонове развитие чеховского ‘человека в футляре’, — значит совершенно не понимать внутреннего смысла сологубовского романа’ (там же, с. 16). Блок усматривал ‘великое общечеловеческое значение романа’ в том. что он позволяет осознать опасность передоновшины ‘внутри каждого из нас’ (V. 125-26). В 1920-х гг. С. не отрицал, что Передонова ему пришлось ‘протащить через себя’ (Данько, с. 211 ).
‘Мелкий бес’ — высшее худож. достижение С. в прозе и яркий образец мифопоэтич. текста рус. символизма. Особое место в структуре романа принадлежит авт. диалогу с рус. классич. и совр. прозой, к-рая оказывается объектом худож. ‘игры’ — перефразирования, полемики, пародии и т.д. (см.: Минц, с. 87), перекличке с произв. А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, Достоевского, И. С. Тургенева, М.Е. Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова, М. Горького, использованию восходящих к их произв. композиционных приемов (напр., к ‘Мертвым душам’: в перспективе получить инспекторское место Передонов последовательно посещает всех влиятельных лиц города), образов (графиня из ‘Пиковой дамы’ — княгиня Волчанская), деталей, ситуаций и диалогов. Согласно концепции С., весь вещный мир оборачивается ‘передоновщиной’, в нем нет места истине, добру, красоте (идеалы классич. прозы), в нем царят Хаос и Энтропия, из него можно только бежать — к ‘смерти-утешительнице’ или к самому себе, в ‘творимую легенду’.
‘Книга сказок’ (М., 1905) и сб. ‘Политические сказочки’ (СПб., 1906) открыли новую грань таланта С: писатель заявил о себе как злободневный сатирик и создатель особой формы сатирич. высказывания, основанного на поэтике абсурда и парадокса. Публикации его стихов и ‘политических сказочек’ в либерально-сатирич. ж-лах (‘Зритель’, ‘Сигнал’, ‘Адская почта’ и др.) в годы революции имели общественный резонанс (см.: Пяст, 1997, с. 26-27, рец.: В. Брюсов — ‘Весы’, 1904, No 11, А. Смирнов — НП, 1904, No 12, <В. Короленко> — РБ, 1904, No 12, О. Миртов — ‘Обр.’, 1905, No 3).
В 1905—07 С. участвует в ивановских ‘средах’, при этом остается равнодушным к развиваемой Вяч. Ивановым идее преодоления индивидуализма, получившей истолкование в кн. Чулкова ‘О мистическом анархизме’ (С. выступил с критикой в ст. ‘О недописанной книге’ — ‘Перевал’, 1906, No 1), параллельно в критич. прозе — ‘Я. Книга совершенного самоутверждения’ (ЗР, 1906, No 2), ‘Человек человеку — дьявол’ (ЗР, 1907, No 1), ‘Демоны поэтов’ (‘Перевал’, 1907, No 7, 12) — эксплицирует личный солипсич. миф и верность индивидуализму. Под влиянием театральных и эстетич. новаций Вяч. Иванова, В. Э. Мейерхольда, Чулкова (проект т-ра ‘Факелы’) обращается к драматургии, пишет трагедию ‘Дар мудрых пчел’ (ЗР, 1907, No 2-3, принята для пост, в Драм, т-ре В. Ф. Коммиссаржевской, запрещена цензурой), драму ‘Победа любви’ (‘Перевал’, 1907, No 8-9), трагедию ‘Победа смерти’ (СПб., 1908, поcв. О. К. Тетерниковой, пост. Мейерхольда в Драм. т-ре B. Ф. Коммиссаржевской, 1907), мистерию ‘Литургия Мне’ (‘Весы’, 1907, No 2), в к-рых отстаивает индивидуалистич. мировоззрение. Взгляд на задачи совр. театра и принципы ‘новой’ драмы С. изложил в ст. ‘Театр одной воли’ (»Театр’. Книга о новом театре’, СПб., 1908).
В эти же годы выходят сб-ки: ‘Родине. Стихи. Книга V‘ (СПб., 1906), ‘Змий. Стихи. Книга VI‘ (СПб., 1907), а также книга рассказов ‘Истлевающие личины’ (М., 1907), объединившая психол. новеллы (‘В плену’, ‘Соединяющий души’, ‘Призывающий зверя’), рассказы, написанные под впечатлением рев. событий (‘Елкич’, ‘Рождественский мальчик’), и филос. сказки-притчи (‘За рекою Мейрур’, ‘Отрок Лин’, ‘Страна, где воцарился Зверь’), в к-рых сюжеты далеких ист. эпох — времен крестовых походов и языч. Востока — аллегорически соотнесены с современностью. Устойчивые демокр. симпатии, ранее звучавшие в произв. рев. лет (напр., в ст. ‘О ‘Грядущем хаме’ Д. Мережковского’ — ЗР, 1906, No 4), сочетаются в кн. ‘Истлевающие личины’ с дискредитацией идеи революции, к-рая осмысляется как торжество ‘передоновщины’.
C. не отрицает идеал ‘свободы, равенства и братства’, но утверждает его недостижимость, не верит в преображение мира на пути социальных переворотов.
Критики увидели в ‘Истлевающих личинах’ свидетельство новой ступени писательского мастерства С. и нового этапа его худож. эволюции. Белый счел сб-к его ‘лучшей книгой’ (‘Критич. обоэр.’, 1907, No 3), Б. А. Садовской причислил к ‘выдающимся литературным явлениям последних лет’ (РМ. 1907, No 10, с. 194). М. О. Гершензон отмстил обращение к психол. обертонам, к подсознанию, ‘властвованию хаоса в человеческом духе’ (ВЕ. 1907, No 7. с. 376). Особое внимание уделялось стилю рассказов, написанных ‘чародейным языком’ (ЗР. 1907, No 11-12, Блок, V, 227) и ставших ‘классическими, по неизъяснимой пластической красоте’ (М о роз о’, с. 281), С. назвали ‘одним из величайших, если не самым великим стилистом современной русской литераторы’ (Б. Группильон <Б. М. Попов> — ‘Перевал’, 1907, No 7, с. 56).
Летом 1907 от туберкулеза скончалась О. К. Тетерникова — С. потерял самого близкого друга, тогда же он был уволен в отставку из уч-ща за выслугой 25 лет, после этого С. более не служил и довольствовался лит. доходами. В 1908 вышли сб-ки ‘Поль Верлен. Стихи, избранные и переведенные Федором Сологубом. Кн. VII‘ (СПб.) и посв. памяти сестры ‘Пламенный круг. Стихи. Книга восьмая’ (М., 2-е изд., Б.—П.—М., 1922, рец. на 2-е изд., 1922, Б.: А. Белый — ‘Дни’, 10 дек., В. Кадашев — ‘Руль’, 24 дек., Н. Петровская — ‘Накануне’, лит. прил., No 33, Е. Ш<амурин> — ‘Накануне’, 22 дек.). По общему признанию, С. включил в ‘Пламенный круг’ самые совершенные образцы лирики 1890—1900-х гг. Осн. тема книги (‘вечное возвращение’) восходит к концепциям Шопенгауэра и Ф. Ницше. Поэт представляет человеч. жизнь как миг в бесконечной цепи преображений: меняются маски, личины, но под ними сохраняется неизменное ‘Я’, любая конкретная временная жизнь является циклом переживаний, завершается временной смертью и переходом к новому циклу (свои ‘переживания’ С. иллюстрировал миниатюрными мифопоэтич. сюжетами — ‘Нюренбергский палач’, ‘Собака седого короля’, ‘Я был один в моем раю…’ и др.). Строго продуманная композиция (книга поделена на разделы, последовательно раскрывающие идею циклич. движения: ‘Личины переживаний’, ‘Земное заточение’, ‘Сеть смерти’, ‘Дымный ладан’, ‘Преображения’, ‘Тихая долина’, ‘Единая воля’, ‘Последнее утешение’) свидетельствует о попытке систематизировать лирику (эта же тенденция прослеживается в собр. соч. 1913—14, С. перегруппировал стих, в книги: ‘Лазурные горы’, ‘Восхождения’, ‘Змеиные очи’, ‘Жемчужные светила’, ‘Очарования земли’).
Книга вызвала восторж. отзывы: ‘в большинстве стихотворений чувствуется зрелость дарования, уверенная рука мастера’ (В. Брюсов — ‘Весы’, 1908, No 6, с. 52, недостатки: ‘стихи, в которых С. излагает свою философию крайнего солипсизма’, местами неубедительная риторика, ‘дутые метафоры’, ‘условные определения’, ‘по все эти недостатки не только прощаешь, но забываешь решительно, подчиняясь властному влиянию прекрасной книги, книги истинного поэта, который умеет без утомления идти вперед, совершенствоваться и достигать’), ‘простота, строгость, совершенство форм и какая-то одна, трудно уловимая черта легкого, шутливого и печального отношения к миру роднит Сологуба-поэта с Пушкиным’ (ЗР, 1908, No 7-9: тоже: Блок. V, 285: Блок назвал стих. ‘Нюренбергский палач’ классическим, предсказал, что оно войдет в хрестоматии), ‘сокровищница русской поэзии обогатилась еще одним бесценным камнем на диво чистой воды и редкой красоты… Такие шедевры нежности и грусти, как ‘Тихая колыбельная’. ‘Степь моя, ширь моя’, сменяются в книге сильнейшими выражениями ужаса и тоски: ‘Высока луна Господня’. ‘Чертовы качели» (С. Городецкий — ‘Обр.’, 1908, No 7. с. 72): ‘стихи его совершенны и прозрачны. Они напоминают кристаллы по строгости своих линий’ (Г. Чулков — ‘Слово’, 1908. 15 июня), ‘темы его вечно-близки и вечно-новы: ласкающая смерть, любовь без желания, грусть и порыв к мятежу. Но для каждой есть новый образ, слова, волнующие своей неожиданностью. Как все большие художники, Сологуб избегает называл) вещи своими именами, часто он лает только одну черту какого-нибудь события, но настолько сильную и меткую, что она заменяет страницы описания’ (Н. Гумилев — ‘Речь’, 1908. 18 сент.): ‘Пламенный Круг’ устанавливает ‘с такой точностью болезненно-мистический, но поэтически-красивый облик писателя, дает много поводов для разговора о новых формах русского стиха… Есть здесь что-то искусственное, книжное, какая-то тонкость гурмана’ (А. Измайлов — ‘Обр.’, 1908, No 8. с. 8: Измайлов и Городецкий обратили внимание на цезуру рифмы у С). Др. рец.: В. Г. Малахиева-Мирович — РМ, 1908, No 8, А. Горнфельд — ‘Зарницы’, т. 2, СПб.. 1909.
Осенью 1908 С. соединил свою жизнь с писательницей и переводчицей Анаст. Ник. Чеботаревской (бракосочетание состоялось в сент. 1914), к-рая стала его ‘постоянной деятельною сотрудницею’ (предисл. С. к книге Чеботаревской ‘Женщина накануне революции 1789 года’, П., 1922, с. 15), в соавг. с нею написаны рассказы, печатавшиеся за подписью С., ‘Старый дом’, ‘Путь в Дамаск’ (указано в библ. прим. в Собр. соч. в 20 т.: т. 12, с. 297) и пьесы ‘Любовь над безднами’ (‘Шиповник’, кн. 22, СПб., 1914), ‘Мечта-победительница’ (‘Б-ка ТиИ’, 1912, No 5), под двумя подписями — ‘Камень, брошенный в воду (Семья Воронцовых)’ (П., [1915]), лекции и мн. газетные статьи (перечень см.: Ежегодник РО ПД на 1995, СПб., 1998, с. 292-93). Чеботаревская изменила привычный уклад жизни С, его скромный дом преобразился в изв. лит. салон, в его обиход вошли ‘премьеры, венки, цветы, ужины на много персон, многолюдные вечерние собрания и даже домашние маскарады’, летом 1910 они обосновались в квартире на Разъезжей ул. (дом 31), где стал собираться ‘почти весь тогдашний театральный, художественный и литературный Петербург’ (Эрберг, с. 140), его жизнь стала более комфортной (в 1909—13 С. проводил летние месяцы за работой на даче в Эстляндии — Тойла, Удриас), с 1915 арендовал усадьбу Княжнино на Волге, под Костромой (последний раз в 1922). Чеботаревская всячески пропагандировала творчество С, она составила сб-к ‘О Ф. Сологубе. Критика. Статьи и заметки’ (СПб., 1911), в к-рый вошли ее собств. статьи, а также работы Иванова-Разумника, К. И. Чуковского, Л. Шестова, Гиппиус, Белого, И.Ф. Анненского, В.Ф. Боцяновского, М. А. Волошина, А. А. Измайлова и др. Брак повлиял на творчество С, в его произв. появились ноты принятия мира и мотив радостей жизни, усилился интерес к театру и драматургии.
В 1908-13 С. создает пьесы: ‘Ванька-Ключник и Паж Жеан’ (‘Нов. мысли’, 1908, No 1, пост, в 1909 в Драм. т-ре В.Ф. Коммиссаржевской H. H. Евреиновым, в 1912 он возобновил постановку в т-ре ‘Кривое зеркало’ под загл. ‘Всегдашние шашни’), ‘Ночные пляски. Драм. сказка’ (РМ, 1908, No 12, пост, в 1909 в Литейном т-ре, реж. — Евреинов, в постановке, наряду с актерами, были заняты писатели и художники: С. Городецкий, Н. С. Гумилёв, С. А. Ауслендер, О. Дымов, Ю. Н. Верховский, В. Ф. Нувель, Л. С. Бакст, А. Н. Толстой, И. Я. Билибин, Б. М. Кустодиев). В 1909 вышла авт. инсценировка по ром. ‘Мелкий бес. Драма в 5 д. (6 картинах)’ (СПб., пост, в нояб. 1909 в киев. т-ре ‘Соловцов’ Н. А. Поповым, в янв. 1910 — в т-ре К. Н. Незлобина К. А. Марджановым). Осн. идею драмы С. определил так: ‘мне хотелось бы, чтобы сцена, очеловечив Передонова, вызвала к нему сочувствие зрителя. Чтобы каждый зритель, в себе почувствовав хоть частицу передоновшины, сжалился бы над ним и не его одного обвинил в передоновщине… Постановка должна быть яркореалистична, с резко обозначенным бытом, постепенно, однако, убывающим к концу, когда уже является фантастический элемент, бредовый’ (Е. Я<нтарев>, У Ф. Сологуба.— УР, 1909, 18 нояб.).
Большинство рецензентов сочли постановки Незлобина и Попова удачными, но не одобрили ант. инсценировку, исказившую смысл романа (‘образ Передонова… переосмыслен до неузнаваемости’ — П. Ярцев, УР. 1910. 9 янв.), критики единодушно назвали пьесу несценичной, далекой от принятых форм театрального творчества (отмечались неудавшиеся изображения картин психич. жизни героя, его галлюцинаций и кошмаров). Отвечая рецензентам, С. указывай на несоответствие сил и средств совр. театра и лит. устремлений писателей-модернистов: ‘Замысел Незлобина безусловно нс сходен с моим… он. как воспитавший себя на быте, поставил пьесу в чисто бытовых тонах. И вот в рамках своей задачи… своих сил и средств он выполнил пьесу удачно… Авторское же понимание дождется неизбежно времени для своего торжества’ (УР, 1909, 18 нояб.). Успех ‘Мелкого беса’ на столичных и провинц. сценах (в 1910 пьесу поставили в Екатеринбурге, Екатеринославе. Харькове. Одессе, Самаре. Тифлисе и пр.) был относительным и сравнительно недолгим, авт. инсценировка нс стала неотъемлемой частью репертуара рус. театра. Рец.: А. Яблоновский — ‘Киев. мысль’. 1909. 10 нояб., В. Боцяновский — ‘Нов. Русь’, 1910, 11 марта, его же — ‘Киев. вести’, 1909. 9 нояб., подпись И. Дж-ан, С. Я<блоновский> — РСл. 1910, 8 янв., Як. Львов <Я. Л. Розенштейн> — ‘Рампа и жизнь’. 1910, No 3, Э. М. Веский — ТиИ, 1910, No 3, РВед. 1910, 8 янв., В. Ш. — ‘Харьков, вед.’, 1910. 22 янв.: Ан. Чеботаревская — О Ф. Сологубе. Критика. Статьи и заметки, с. 330-36, Капер — ‘Россия’, 1910, 13 марта, Смоленский (А. А. Измайлов) — БВед. 1910, 9 марта, веч. в.
В 1912 в связи со 100-летием победы в Отеч. войне 1812 С. приготовил инсценировку ‘Война и мир. Картины из романа Л. Н. Толстого, избранные и приспособленные для сцены Сологубом’ (СПб., 1912), к-рая была отклонена для постановки в Александрии, т-ре. Настоящий зрительский успех и громкий резонанс в прессе имела драма ‘Заложники жизни’ (‘Шиповник’, кн. 12, СПб., 1912, пост. в 1910 Мейерхольдом на сцене Александрин. т-ра). В основе пьесы — конфликт мечты и действительности, гл. герой поставлен перед выбором между двумя воплощениями женского начала: земной практичной Катей и отрешенной от реальности ‘лунной’ Лилит, в финале пьесы Лилит, как и ее мифол. предшественница, жена Адама, уступает место его второй, вечной жене — Еве — Кате, увенчанная золотой короной, Лилит возносится над мнимой победой жизни. Постановка стала событием худож. и обществ, жизни Петербурга, ‘праздником искусства’ (Э. Старк — ЕИТ, 1914, в. 5, с. 117).
Мнения критиков касательно сценич. воплощения авт. замысла и трактовки образов гл. героев разделились. По мнению Ауслендера, Мейерхольду удалось передать ‘атмосферу того странного мира сологубовского, где все реальное и нереальное одинаково возможно’ (‘Рус. худож. летопись’. 1912, No 17. с. 232—33), однако многие критиковали постановку за излишнюю ‘оперпость’. красивость, к-рая не соответствовала осн. идее драмы: А. Кугель — ТиИ, No 46, П. Ярцев — ‘Речь’. 8 нояб.: Д. Философов — ‘Речь’, 7 нояб., З. Гиппиус — ‘Рус. жизнь’. No 12 (все — 1912) и др. А. Н. Бснуа упрекал Мейерхольда в искажении замысла С.: пренебрегая авт. ремарками, создающими настроение, он превратил ‘лесную сказку’ — Лилит в ‘истерическую модернистку’, по мнению Бенуа, неудача постановки объясняется тем. что С. потерял веру в свой идеал, в спасительную мечту (‘Речь’, 1912. 7 дек.). Нек-рые увидели в пьесе торжество ‘практического разума’, победили Катя и Михаил (К. А. Ковальский — ‘Нов. студия’. 1912, No 11, с. I, Ю. Беляев — HВ. 1912, 8 нояб., и др.). Против такого понимания пьесы возражал Мережковский: Лилит ушла, потому что не смогла победить мещанство и пошлость, С. показал в драме, что ничего нового в жизни не будет. Лилит ‘и детей, так же, как отцов, обманет мечтой своей, обманув, опять уйдет. И дети, и внуки, и правнуки — все погибнут и пошлости. И этому не будет конца’ (‘Речь’. 1912. 9 нояб.). Горячей защитницей пьесы выступила Чеботаревская: ‘Оружие Лилит, конечно, не воинствующий меч. не рукопашная битва, — лира Поэта, греза Творца. — Идеал, Мечта, Искусство, все то, чем движется Человечество’ (‘День’, 1912. 10 нояб., см. также ее отклики: ‘Рампа и жизнь’, 1912, No 47, ‘Нов. жизнь’, 1913. No 10). Блок усмотрел в ‘Заложниках жизни’ попытку оправдания жизни, связав эти новые тенденции в творчестве С. с переменами в столичной судьбе (‘Женившись и обрившись. С. разучился по-сологубовски любить Смерть и ненавидеть Жизнь’ — VII. 185). Др. рец. 1912: С. Адрианов — BE, No 12, Е. Аничков — ‘Нов. жизнь’. No 12, Ф. Батюшков — СМ, No 12, В. Львов-Рогачевский — СМ. No 11, З. Гиппиус — РМ, No 12, А. Е. Редько — РБ. No 12, Хрущевский (M. M. Пришвин) — ‘Заветы’, No 8, А. Волынский — ‘День’, No 37: Ю. Слонимская — ‘Маски’. No 3, Л. Гуревич — в се кн.: Лит-ра и эстетика. М., с. 61—67, см. также: Albus <Голиков> — СевЗ, 1913, No 1.
Для прозы С. 2-й пол. 1900-х гг. и вплоть до 1-й мировой войны характерны отказ от реальности как темы иск-ва, дальнейшее развитие фантастич. и сказочных сюжетов (сб. ‘Книга очарований. Новеллы и легенды’, СПб., 1909), определяющим становится ‘индивидуальный’ миф С. о Дульцинее и Альдонсе, восходящий к общесимволист. концепции преображения жизни иск-вом, субъективной волей художника, миссию к-рого С. отождествляет с подвигом Дон Кихота (ст. ‘Демоны поэтов’, ‘Жизнь требует преобразования в творческой воле. В этой жажде преобразования искусство должно идти впереди жизни, потому что оно указывает жизни прекрасные идеалы, по которым жизнь имеет быть преобразована, если она этого хочет’ — ‘Речь на Диспуте о современной литературе’, ‘Заветы’, 1914, No 2, с. 77).
Концепция преображения мира творч. волей нашла всестороннее худож. отражение в рассказах, драмах, лирике и публицистике 1910-х гг., а также в ром. ‘Творимая легенда’, объединившем ром.-трилогию ‘Навьи Чары’ (1-я ч., ‘Творимая легенда’ — ‘Шиповник’, кн. 3, СПб., 1907, 2-я ч., ‘Капли крови’ — там же, кн. 7, 1908, 3-я ч., ‘Королева Ортруда’ — там же, кн. 10, 1909) и ром. ‘Дым и пепел’ (ч. 1—2 — ‘Земля’, сб. 10-11, М., 1912-13), в переработ, виде: Собр. соч. в 20 т., т. 18-20, СПб., 1914. С. считал этот экспериментаторский (в худож. отношении) роман — наиб, значит, своим произведением. Ориг. структура романа включает в себя два параллельных повествоват. плана (о Триродове — Елисавете и Ортруде — Танкреде), к-рые в 1-й и 2-й частях самостоятельны, хотя и просвечивают друг сквозь друга (герои переживают ‘параллельные’ жизни, ист. события России и королевства Соединенных Островов связаны множеством соответствий), а в 3-й сливаются в утопич. единстве. Гл. герой — поэт и чародей, философ и ученый Георгий Триродов — теург, соответствует представлению писателя о творце, способном пересоздать жизнь. В романе противопоставлены два пути преображения мира: революция (кажущееся преображение и смерть) и подлинное преображение, к-рое мыслилось автором отчасти в русле космич. утопии, восходящей к ‘Философии общего дела’ Н. Ф. Фёдорова. ‘Вопрос о смысле жизни’ в ‘Творимой легенде’ решается в рамках авт. концепции: ‘Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из нее сладостную легенду, ибо я — поэт. Косней во-тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром, над тобою, жизнь, я — поэт’ (‘Творимая легенда’).
‘Творимая легенда’ вызвала в печати бурную реакцию, большинство критиков оценили трилогию как неуlачу, отметив при этом, что ‘роману С. трудно найти параллель в прошлом нашей литературы’ (А. Измайлов — РСл, 1909, I янв.). Более всего С. осуждали за соединение пасквильных описаний рев. событий с фантастикой в духе романов Г. Уэллса и эротич. садомазохич. сиенами — ‘знойные африканские страсти переплелись с подпольной работой… разврат, жестокость и ‘крамола’ находятся в какой-то чудовищной гармонии’ (Новополин, с. 187), ‘трезвейшая реальность смешиваюсь в романе с чистейшей фантазией, приемы натуралистической школы с чистым декадентством’ (А. Измайлов — БВед, 1912, 3 окт., утр. в., см. также: В. Кранихфельд — СМ, 1909, No 1, Морозов: Стеклов). Почти все рецензенты отмстили стилистич. своеобразие трилогии (употребление глагола без местоимения, короткая фраза, непривычные синтаксич. конструкции, неологизмы, диалектизмы и пр.), тенденцию к лубочности, характерную для демокр. и бульварной лит-ры (‘намеренно лубочный и лукаво нелепый’ стиль), и одновременно влияние лит-ры 18 в., гл. обр. прозы H. M. Карамзина (А. Измайлов — ‘Слово’, 1907, 11 дек.). Др. рец.: А. Измайлов — БВед, 1908, 12 янв., утр. в., РСл, 1909, 15 янв., Ю. Айхенвальд — РМ. 1908, No 1: И. <И. Игнатов?> — РВед, 1908, б дек., А. Е. Редько — РБ. 1909. No 2-3, В. Волин <В. Г. Шмерлинг?> — ‘Наша мысль’, 1907, No 4, И. Голов <Б. Садовской> — ‘Весы’, 1909. No 9.
Резкие отзывы критики не повредили читательскому успеху трилогии и в изв. смысле способствовали еще большей популярности С., усилив интерес к его творчеству. В 1916 Мейерхольд и В. Е. Татлин работали нал сценарием фильма ‘Творимая легенда’ (замысел не осуществился).
Новый роман С. — ‘Слаще яда’ (‘Нов. жизнь’, 1912, No 4—11, первые главы ‘Шаня и Женя’ опубл.: БВед, 1897, 17-27 мая) — не сыграл значит. роли в его творч. биографии, в отличие от ‘Творимой легенды’ (развертывание мифа о победителе-чудотворце), в нем сделан акцент на демифологизации героя (‘солнечный герой, превратившийся в гадину’). Расцененный критиком как ‘чистая, хотя и ущемленная, лирика, облеченная в несвойственную форму’, роман С. явился ‘мозаикой из мотивов, заимствованных из его же стихотворений и рассказов’ (О. Ларин <И. Я. Рабинович> — ‘Заветы’, 1913, No 11, с. 173-74). Др. рец.: А. Ожигов <Н. П. Ашешов> — ‘Бюллетени лит-ры и жизни’, 1912, No 2, Перегрин — ‘За 7 дней’, 1913, No 16.
В сер. 1910-х гг. С. переживает пик славы, он назван в четверке самых читаемых в России авторов, наряду с М. Горьким, Л. Н. Андреевым, А. И. Куприным (Белый, кн. 2, с. 488), в 1909-14 выходят собр. соч. (изд-ва ‘Шиповник’ и ‘Сирин’), Кустодиев ваяет его бюст (Третьяковская галерея), портреты С. тиражируются на почтовых карточках. В 1913 совм. с Чеботаревской и И. Северянином (С. протежировал ему в нач. 1910-х гг., написал восторж. предисл. к его кн. ‘Громокипящий кубок’, 1913) предпринял турне по Югу России, посетил 39 городов с чтением стихов и лекции о символизме ‘Искусство наших дней’ (РМ, 1915, No 12, осн. тезисы совпадают со взглядами Вяч. Иванова на историю символизма), поездка подробно освещалась в столичной и провинц. печати. Впечатления турне отразились в книге триолетов С. ‘Очарования земли. Стихи 1913 г.’ (Собр. соч. в 20 т., т. 17, СПб., 1914), в к-рой доминируют прежде нехарактерные для его лирики мотивы благословения жизни и наслаждения ее дарами. Весной 1914 вместе с женой едет за границу — в Германию и Францию (в Париже прочел лекцию ‘Иск-во наших дней’). Под влиянием Чеботаревской активно вовлекается в обществ, жизнь, участвует в диспутах (‘О совр. театре’, дек. 1913, ‘О реализме и символизме’, март 1914, и др.) и лит. вечерах. В 1914 совм. с женой издает на свои средства ж. ‘Дневники писателей’ (вышло три выпуска), в к-ром печатались Ю. К. Балтрушайтис, Верховский, Волошин, М. А. Кузмин, И. С. Рукавишников, А. И. Тиняков и др. В 1915 вместе с Чеботаревской организует худож. об-во ‘Искусство для всех’ (задача: ‘распространение искусства в широких массах населения’), с этой же целью в 1912—13 они планировали устройство собств. лит.-худож. кабаре. С. — один из инициаторов создания ‘Рус. об-ва для изучения еврейской жизни’ (1914), редактор, совм. с Андреевым и Горьким, сб. ‘Щит’ (М.(1915), в к-рый вошли мат-лы в защиту еврейства. В 1914—16 предпринял лекционные турне по югу, центр, части России и Сибири с лекциями ‘Иск-во наших дней’ и ‘Россия в мечтах и ожиданиях’ (тезисы опубл.: ‘Саратов, листок’, 1915, 18 нояб.).
В годы войны С. пост. сотр. газ. ‘Бирж, вед.’ и ж. ‘Огонек’, на страницах к-рых регулярно появлялись его патриотич. произв. и публиц. статьи, участвовал в ж. ‘Лукоморье’ М. А. Суворина (в окт. 1915 вышел из ж-ла по идеологич. мотивам). В войне С. видел мощный стимул для очищения и преображения полит, и нравств. жизни, переживая утрату ‘влюбленности в германскую культуру’, надежды на победу и полит, будущее России возлагал на союз с Англией против Германии. Его позиция изложена в ст. ‘Выбор ориентации’ (‘Отечество’, 1914, No 6), ‘Мира не будет’ (БВед, 1914, 30 окт., утр. в.), ‘Мировая громада’ (там же, 1915, 28 янв.) и мн. др. Воен. тема нашла отражение в стихах (сб. ‘Война’, П., 1915, ‘Земля родная. Выбранные стихи’, М., 1916, ‘Алый мак’, М., 1917), рассказах (кн. ‘Ярый год’, М., 1916), драм, соч. ‘Проводы’ (П., 1914) и ‘Камень, брошенный в воду (Семья Воронцовых)’. Рец.: З. Гиппиус — ‘Голос жизни’, 1915, No 24, М. Неведомский — ‘Совр.’, 1915, No 5, Е. Колтоновская — ‘Речь’, 1915, 15 июня, <А. Измайлов> — БВед, 1915, 5 февр., утр. в., БВед, 1915, 18 июля, веч. в., Ожигов <Н. П. Ашешов> — СМ, 1915, No 9, Ан. Чеботаревская — БВед, 1915, 4 дек., утр. в., С. Городецкий — ‘Речь’, 1915, 9 февр.
Февр. революцию принял восторженно (совм. с Чеботаревской составил проекты воззваний ‘Великое провозглашение вольности, свободы и прав человека и гражданина…’, ‘Проект закона об Учредительном собрании 1917 г. …’ — ИРЛИ, ф. 289, оп. 1, No 518), активно участвовал в худож. жизни Петрограда, в 1917 возглавил лит. курию Союза деятелей искусств (СДИ), в к-рой проводил самостоят. линию — отстаивал полную автономию творч. союза и независимость художника от директив власти. Окт. революцию и новый полит. режим встретил резко враждебно. Это отношение не изменилось до конца жизни (см. стих. ‘Топор широкий не отрубит / Его преступной головы…’, 1921, и цикл антисоветских басен, 1925, опубл. в кн.: Неизданный Федор Сологуб). В 1917-1918 в газ. ‘Наши вед.’, ‘Пет-рогр. голос’, ‘День’, ‘Веч. звон’, ‘Жизнь’ регулярно публикует статьи на злободневные полит, и бытовые темы, в к-рых протестует против незаконной власти ‘искусных шарлатанов’ (‘Кто же они?’ — ‘Веч. звон’, 1917, 20 дек., ‘Крещение грязью’ — ‘Петрогр. голос’, 1918, 6 янв., ‘Песочный человек’ — там же, 14 янв., ‘Конец искусства’ — там же, 23 февр., и др.), и стихи, в к-рых выражает надежды на падение большевиков (‘Пути истории, как прежде, очень скользки…’, ‘В кольцах змия’, ‘Разрушать гнезда не надо…’, ‘У стен обители’, ‘У ног распятого Христа’, ‘Родине’, ‘Пляска смерти’ и др.). В 1918 участвует в написании коллективного фантастич., мистич. детектива ‘Чертова дюжина. Роман 13-ти’ из жизни рус. интеллигенции в годы революции и Гражд. войны, в основе сюжета — посещение Петрограда дьяволом (‘Петрогр. голос’, 1918, предполагалось участие Куприна, Вас. И. Немировича-Данченко, А. В. Амфитеатрова, А. Т. Аверченко, П. П. Гнедича, И. Н. Потапенко, А. Е. Зарина, Боцяновского, Измайлова, опубл. главы Немировича-Данченко, Гнедича, Амфитеатрова и С., печатание прекратилось с закрытием газеты). Включается в работу изд-ва ‘Всемирная лит-ра’ (гл. обр. в качестве редактора переводов), в 1918—23 участвует в лит. вечерах и изданиях независимой беспартийной интеллигенции — ж-лах ‘Зап. мечтателей’, ‘Утренники’, ‘Зап. Передвижного театра’, ‘Творчество’ (X.), ‘Беседа’ (Б), альм, и сб-ках ‘Дракон’ (СПб.), ‘Пересвет’ (М.), ‘Петербургский сб.: Поэты и беллетристы’ (П.—Б.), ‘Стрелец’, в. 3 (СПб.), ‘Шиповник’, No 1 (М.), ‘Феникс’ (М.) и др.
В поздней прозе, представленной в сб-ках ‘Слепая бабочка’ (М., 1918), ‘Сочтенные дни’ (Ревель, 1921), С., стремясь сблизить высокую литературу с почти лубочными текстами, нередко утрачивает присущую ему иронич. дистанцию. Эта же тенденция прослеживается и в его последнем ром. ‘Заклинательница змей’ (П., 1921, начат в 1915), повествующем о страсти фабриканта Горелова к работнице Вере — ‘заклинательнице змей’ (любовь к девушке преображает его, повинуясь ее воле, он жертвует фабрику рабочим).
Отклики на ‘Заклинательницу змей’ в осн. были негативными: ‘роман, как аэроплан, отделяется от земли и превращается в утопию…’ (В. Ш<кловский> — ‘Петербург’. 1922. No 2), ‘это ущерб огромного дарования, закат великого изобразительного таланта…’ (Р. Головин <В. Полонский> — ПиР, 1922. No 6), ‘роман — беззубая символика на тему о внезапном, ‘почти’ социалистическом перевоплощении дооктябрьского Тита Титыча в результате искусного любовного гипноза… Роман… вызывает эстетическую тошноту’ (А. З<алкин>д — ‘Еженед. ЦДРПИЮ’, 1922. No 6), ‘экскурсия … в область идеологии фабрично-заводского пролетариата может почитаться совершенно неудачной’ (К. Лаврова — ‘Горн’, 1922. No 1). Лишь Д. И. Выгодский отметил обществ, ценность и худож. достоинства романа: ‘над революционными столкновениями богатого фабриканта и его приспешников с рабочим поселком, над семейными передрягами семьи, над любовной интригой… С. возносит преображающую все мечту, единственно дающую оправдание и смысл преходящим явлениям жизни’ (‘Совр. обозр.’, 1922, 31 окт.). Др. рец., 1921: M. Алданов — ‘Голос России’, Б., 14 авг., А. Дроздов — ‘Рус. книга’. Б., No 6: М. Слоним — ‘Воля России’, Прага, 2 июня.
В 1919—20 С. не раз обращался в правительство с просьбой о выезде за границу вместе с женой, в июле 1921 получил разрешение, однако отъезд не состоялся по причине трагич. гибели Чеботаревской (23 сент. 1921 в приступе психастении покончила с собой). С. посвятил ее уходу один из лучших стихотв. циклов — ‘Анастасия’ (опубл. в кн.: Неизданный Федор Сологуб).
В 1920-е гг. С. переживает взлет поэтич. активности. Почти одновременно выходят сборники ‘Небо голубое’ (Ревель, 1921), ‘Одна любовь’, ‘Фимиамы’ (оба — П., 1921), ‘Свирель. Русские бержереты’ ‘Соборный благовест’, ‘Чародейная чаша’ (все три — П., 1922), ‘Великий благовест’ (М.—П., 1923).
В пролеткультовской печати сб-ки вызвали единодушное осуждение (С. Родов — ‘Горн’, 1922. No I, 2, Г. Горбачев — там же, No 2, И. Садофьсв — ‘Красная газ.’. 1922, 26 авт., Б. Арватов — ‘Правда’. 1922. 24 мая, и др.), в беспартийной критике преобладали положит, отклики: Г. Адамович — ‘Альманах Цеха поэтов’, кн. 2. П.. 1921: Авг. Р<ашковская> — ‘Вест. лит-ры’, 1921. No I), Д. Выгодский — ПиР. 1922, No I: Ю. Верховский — ‘Летопись Дома литераторов’, 1922, No 8/9, Э. Голлербах — ‘Новый мир’. Б., 1921, 30 окт., Е. Л<ундбе>рг — там же, 1922, 15 янв., Г. Ш<енгели> — ‘Экран’, 1922, No 32: Г. Ч<улков> — ‘Феникс’, кн. 1, М., 1922, М. Кузмин — ‘Завтра’, сб. 1. Б.. 1923. Др. рец.: С. Либерман — ‘Накануне’, Лит. неделя, 1924, 23 марта, Л. Львов — РМ, Прага. 1922. No 6-7, Ю. Офросимов — ‘Новая рус. книга’, Б., 1922, No 1, П. Потемкин — ‘Новости лит-ры’, Б., 1922, No 2.
С. продолжал писать до смерти, почти ежедневно, иногда неск. стих. в день (последний машинописный сб. — стихи 1925-27 опубл.: Собр. стихотворений, т. 7, СПб., 2002, с. 403-596), однако многие поэтич. тексты 1920-х гг. (и более раннего времени) до наст, времени не опубликованы. Характерные черты поздней лирики: отрицание данного пережитого сюжета рус. истории, иронич. отношение к современности, осознание творчества как реальности, в к-рой совершается встреча с ушедшей возлюбленной, возрастание числа стих., отмеченных ‘волей к смерти’ (смерть воспринимается как ступень к грядущему воскресению), орфеические молитвенные интонации. В 1926—27 С. продолжал подготавливать полн. собр. стихотворений (см.: Мат-лы к полн. собр. стих. — ИРЛИ, ф. 289, оп. 1, No 1-6).
В 1920 во 2-й студии МХТ была поставлена пьеса ‘Узор из роз’ (по пов. ‘Барышня Лиза’, 1914), имевшая большой успех (реж. В. В. Лужин). С. планировал издать обновленное собр. соч. (изд. не осуществилось).
В февр. 1924 в Александрин. т-ре торжественно отметили 40-летие лит. деятельности С. В марте 1924 он возглавил Союз писателей (Ленингр. отд.), принимал участие в работе Союза поэтов, секции переводчиков и секции детской лит-ры. В 1925-1926 в его квартире на Ждановской набережной (дом 3) собирался кружок поэтов ‘неоклассиков’ (лит. чтения получили назв. ‘Вечера на Ждановке’, участвовали: В. В. Смиренский, Е. Я. Данько, Л. И. Аверьянова, М. В. Борисоглебский, А. Р. Палей, Н. Ф. Белявский, B. C. Алексеев и др.).
В последние годы произв. С. почти не печатали, он был вынужден заниматься переводами (посмертное изд.: Шевченко Т. Г., Кобзарь. Избр. стихотворения в пер. Ф. Сологуба, Л., 1934). С. практиковал переводы на протяжении всей жизни (самые ранние, кон. 1870-х — нач. 1880-х гг., — переложения из Шекспира, Еврипида и Эсхила), в осн. из франц. и нем. лит-ры, ему принадлежат классич. переводы мн. стих. П. Вердена, филос. пов. Вольтера ‘Кандид, или Оптимизм’ (СПб., 1909), ром. Г. де Мопассана ‘Сильна как смерть’ (ПСС, т. 5, СПб., 1909, 1912), переводил стих. В. Гюго, А. Рембо, С. Малларме, Г. Гейне, И. Голла, П. Цеха, П. Тычины, Ш. Петёфи, X. Н. Бялика, Наапета Кучака, драмы Г. Клейста (совм. с Чеботаревской). Наиб, значит, работа последнего времени — пер. поэмы провансал. поэта Ф. Мистраля ‘Мирей’ (неопубл.).
В рус. лит-ру С. вошел как один из крупнейших поэтов эпохи модернизма и новатор в области прозы, ром. ‘Мелкий бес’ переведен на мн. европ. и вост. языки.
Изд.: Собр. соч., т. 1-12, СПб.. 1909-12, Собр. соч., т. 1—12, СПб., 1913, Собр. соч., т. 1, 3, 5-6, 9, 11-20, СПб.. 1913-14, Собр. соч., т. 1-3, Munch., 1992-2000 (‘Slavistische Beitrge’, Bd 291, 343, 397, сост. Б. Лауэр, У. Штельнер), Собр. соч., т. 1-8, М., 2000-2004, Собр. пьес, т. 1-2, СПб., 2001, Мелкий бес, М.-Л., 1933 (предисл. О. Цехновицера, подг. текста А. Л. Дымшица, в прил. — отл. варианты ранней ред.), Мелкий бес, М., 1989 (вступ. ст. В. А. Келдыша, подг. текста и прим. М. В. Козьменко), Мелкий бес, СПб., 2004 (ЛП, изд. подготовила M. M. Павлова, в прил. — драма, ранняя ред. романа, варианты), Творимая легенда, т. 1—2, М., 1991 (послесл. Л. Соболева, комм. А. Соболева), Стихотворения, Л., 1979 (БПбс, вступ. ст., подг. текста и прим. М. И. Дикман), Неизданное и несобранное, Mnch., 1989 (‘Slavistische Beitrge’. Bd 245, изд. подготовила Г. Пауэр, библ.), цикл ‘Из дневника’ (неизд. стих.). — Ежегодник РО ПД на 1990. СПб., 1993 (публ. M. M. Павловой), Неизданный Федор Сологуб, М., 1997 (под ред. М. М. Павловой и А. В. Лаврова), Подмененный. Незавершенный роман, СПб., 2004 (публ. И. С. Тимченко), Неизд. стих. 1878-1899 гг. — Ежегодник РО ПД на 2002. СПб., 2006 (публ. Т. В. Мисникевич и M. M. Павловой).
Письма: Л.Я. Гуревич и А.Л. Волынскому. — Ежегодник РО ПД на 1972, Л., 1974, А. Н. Чеботареве кой. — В сб.: Неизданный Федор Сологуб, О. К. Тетерниковой. — РО ПД на 1998-99, СПб., 2003, Переписка с А. А. Измайловым. — Ежегодник РО ПД на 1995. СПб., 1999. Письма к С.: А. Белого. — Ежегодник РО ПД на 1972, Л., 1974, В. Я. Брюсова. — Ежегодник РО ПД на 1973, Л., 1976, Вяч. Иванова. — Ежегодник РО ПД на 1974. Л., 1976 (там же — письма М. Волошина и С.).
Биогр. мат-лы: Белый, Ходасевич, Пяст, 1997 (все — ук.), Чеботаревская Ан. Н., Фед. Сологуб. — Венгеров. Лит-ра 20 в., т. 2, ч. 1, Попов И. И., Минувшее и пережитое. Восп. за 50 лет. Л., 1924, с. 16—19, 66-67, Оцуп Н., Океан времени, СПб., 1993. с. 522-28, Пильский П., Затуманившийся мир, Рига, 1929, с. 59—67, Эрберг К. <К. А. Сюннерберг>, Восп. (Федор Сологуб). — Ежегодник РО ПД на 1977, Л., 1979 (публ. С. С. Гречишкина, А. В. Лаврова), Гиппиус З. Н., Стих. Живые лица, М., 1991, с. 361-71: Данько Е.Я., Восп. о С. — ‘Лица’, в. 1 (публ. M. M. Павловой), Тэффи Н. А., Фед. Сологуб. — В кн.: Восп. о Серебряном веке, М.. 1993, Иванов Г. В., Собр. соч., т. 3, М., 1994, с. 138-145, Шекелеев В., Любимов В., Художник и власть. — ‘Источник’, 1995, No 5, Черносвитова О. Н., Мат-лы к биографии С. — В кн.: Неизданный Федор Сологуб, Голлербах Э., Встречи и впечатления, СПб., 1998, с. 149—54, Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка, СПб., 1998 (ук., подг. текста, вступ. ст. и комм. А. В. Лаврова, Дж. Мальмстада, Т. В. Павловой), Чулков Г. Годы странствий. Из книги восп., М., 1999 (ук.), Иванов-Разумник, Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки, М., 2000. с. 38-46, Перцов (ук.), Мисникевич Т. В., ‘Я имел достаточно натуры вокруг себя’ (Нов. мат-лы к ранней биографии С). — ‘Лица’, в. 9, Амфитеатров А., Жизнь человека, неудобного для себя и для многих, М., 2004, с. 389-94, Юбилей С. (1924 г.). — Ежегодник РО ПД на 2002, СПб., 2006 (публ. А. В. Лаврова).
Лит.: Блок, Гумилев (оба — ук.), Волынский А. Л., Борьба за идеализм, СПб., 1900, с. 311-20. 380-82, его же, ‘Книга великого гнева’. СПб., 1904. с. 167-99, 430-445, Поярков Н., Поэт Зла и дьявола. — В его кн.: Поэты наших дней, М., 1907, Брюсов В.Я., Ф. Сологуб. Как поэт. — В его кн.: Далекие и близкие, М., 1912, Белый А., Далай-Лама из Сапожка (О творчестве С). — ‘Весы’, 1908, No 3, то же, под загл. ‘Ф. Сологуб’. — В его кн.: Луг зеленый, М., 1910, с. 152-77, Горнфельд А., Недотыкомка. — В его кн.: Книги и люди. СПб., 1908, его же, Ф. Сологуб. — Венгеров. Лит-ра 20 в., т. 2. ч. I (с. 193-98 библ.), Иванов-Разумник, О смысле жизни. Ф. Сологуб, Л. Андреев, Л. Шестов, СПб., 1908, Измайлов А., У стола клиники. (Патологич. беллетристика). — В его кн.: Помрачение божков и новые кумиры. М., 1910, его же, Ф. Сологуб. Загадка сфинкса, Чарования красных вымыслов. — В его кн.: Лит. олимп. М., 1911, Луначарский А. В., Книга о Новом театре. (Некто в черном). — ‘Обр.’. 1908, No 4, то же в его кн.: Театр и революция, М., 1924, Морозов М. В., Перед лицом смерти. — В кн.: Лит. распад. Критич. сб-к, т. 1, СПб., 1908, Стекло в Ю. М., О творчестве С. — Там же, т. 2, СПб., 1909, Чулков Г., Дымный ладан. — В его кн.: Покрывало Изиды, М., 1909, Новополин Г. С. (Г. С. Нейфсльд), Порнографич. элементы рус. лит-ры, Екатеринослав, 1909, с. 69-71, 171-88, Абрамовичи. Я., Мистицизм С. — В его кн.: В осенних садах. Лит-ра сегодняшнего дня, М., 1909, его же. Лит.-критич. очерки, кн. I, СПб., 1909, с. 99-110, 187-90, 224-26, Гофман М.Л., Ф. Сологуб. — В сб.: Книга о рус. поэтах последнего десятилетия. СПб., 1909, с. 241-48, Кранихфельд В. П., Ф. Сологуб. Критич. этюд. — В сб.: Вершины, кн. 1, СПб., 1909, его же, В мире идей и образов, т. 2, СПб., 1912. с. 3-45, 312-13, Редько А. Е., Ф. Сологуб в бытовых произв. и в ‘творимых легендах’. — РБ, 1909. No 2—3, Коган П., Очерки по истории новейшей рус. лит-ры, т. 3: Современники, в. 1, М., 1911, с. 99-122, в. 2, М., 1912, с. 147-58, Шестов Л., Поэзия и проза С. — В его Собр. соч., т. 6 (Великие кануны), СПб., 1911, Закржевский А.,Ф. Сологуб. — В его кн.: Подполье, К., 1911, О Федоре Сологубе. Критика. Статьи и заметки, СПб., 1911 (сост. А. Чеботаревская), Малахиева-Мирович В., О смерти в совр. поэзии. — ‘Заветы’, 1912, No 7, Лундберг Е., Лирика С. — РМ. 1912, No 4, Эйхенбаум Б., Поэзия С. — ‘Жизнь иск-ва’, 1924, No 8, Гизетти А., Лирич. лик С. — В кн.: Совр. лит-ра. Сб-к статей. Л., 1925, Замятин Е., Белая любовь. — Там же, Горький М. Несобранные лит.-критич. статьи. М., 1941, с. 59-62, 425-34, Селегень Г., ‘Прехитрая вязь’ (Символизм в рус. прозе: ‘Мелкий бес’ С). Вашингтон. 1968, Улановская Б. Ю., О прототипах ром. С. ‘Мелкий бес’. — РЛ, 1969, No 3, Старикова Е., Реализм и символизм. — В кн.: Развитие реализма в рус. лит-ре, т. 3. М., 1974. с. 180-95, Анненский И., Книги отражений, М., 1979, с. 328-57, Клейман Л., Ранняя проза С., Ann Arbor, 1983, Запись лекций Мих. Бахтина об А. Белом и С. — ‘Studia Slavica Hungarica’, 1983, v. 23 (публ. С. Бочарова, комм. Л. Силард), то же в изд.: Бахтин М.М., Собр. соч., т. 2, М., 2000, Силард Л., Поэтика символистского романа кон. XIX — нач. XX в. (В. Брюсов, Ф. Сологуб, А. Белый). — В кн.: Проблемы поэтики рус. реализма XIX в., Л., 1984, Волошин М., Лики творчества. Л., 1988, с. 434-49, Пустыгина Н. Г., Символика огня в ром. С. ‘Мелкий бес’. — В кн.: Бло-ковский сб-к, |в.] 9, Тарту, 1989, Долинин А., Отрешенный (К психологии творчества С). — В его кн.: Достоевский и другие. Статьи и иссл. о рус. классич. лит-ре. Л., 1989, H ус и нова Н., Цивьян Ю., Сологуб — сценарист. — ‘Киносценарии’, 1989, No 2, Никитина М.А., М. Горький и С. (к истории отношений). — В сб.: Горький и его эпоха. Иссл. и мат-лы, в. 1, М., 1989, Ерофеев Вик., На грани разрыва (‘Мелкий бес’ С. и рус. реализм). — В его кн.: В лабиринте проклятых вопросов. М., 1990, Ильев СП., Рус. символист, роман, К., 1991, Багно В. Е., С. — переводчик франц. поэтов. — В сб.: На рубеже XIX и XX вв., Л., 1991, Соболев А., ‘Мелкий бес’: к генезису названия. — В кн.: В честь 70-летия проф. Ю. М. Лотмана, Тарту, 1992, Баран X., Триродов среди символистов: по черновикам ‘Творимой легенды’, Ф. Сологуб и критики: споры о ‘Навьих чарах’. — В его кн.: Поэтика рус. лит-ры нач. XX в., М., 1993, Айхенвальд Ю. И., Силуэты рус. писателей, М., 1994, с. 378-87, Павлова М., Из творч. предыстории ‘Мелкого беса’ (Алголагнический роман С). — В сб.: Анти-мир рус. культуры. Язык. Фольклор. Лит-ра. М., 1996, се же, Преодолевающий золаизм. или Рус. отражение франц. символизма (ранняя проза С. в свете ‘экспериментального метода’). — РЛ, 2002, No 1, ее же. Писатель-инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников, М., 2007, Венцлова Т., К демонологии рус. символизма. — В его кн.: Собеседники на пиру. Статьи о рус. лит-ре. Вильнюс, 1997, Евдокимова Л. В., Мифопоэтич. традиция в творчестве С., Астрахань, 1998, Пильд Л., Тургенев и отвергнутая сюжетная линия романа С. ‘Мелкий бес’. — В ее кн.: Тургенев в восприятии рус. символистов (1890— 1900-е гг.), Тарту, 1999, ее же, Пушкин в ‘Мелком бесе’ С. — В кн.: Пушкинские чтения в Тарту, [в.] 2, Тарту, 2000, Бройтман С. Н., Ф. Сологуб. — В кн.: Рус. лит-ра рубежа веков (1890-е — нач. 1920-х гг.), кн. 1, М., 2000, Элсворт Дж., О филос. осмыслении рассказа С. ‘Свет и тени’. — РЛ, 2000, No 2, Галанина Ю. Е., Вокруг ‘Заложников жизни’. — В сб.: Мейерхольд и др. Док-ты и мат-лы. М-, 2000, Смирнов И., Заметки о ранней поэзии С. Декадентство и символизм. — В его кн.: Смысл как таковой, СПб., 2001, Эренбург И., Портреты рус. поэтов. СПб., 2002, с. 110-19, Чуковский К. И., Собр. соч., т. 6. М., 2002, т. 7, М’ 2003 (оба — ук.), Минц 3. Г., О нек-рых ‘нео-мифологич.’ текстах в творчестве рус. символистов. — В се кн.: Поэтика рус. символизма. СПб., 2004, с. 59-96, Токарев Д. В., Король Георгий Сергеевич Триродов и его ‘насыщенное бурями’ королевство. — В сб.: Эротизм без берегов, М., 2004, его же, Мих. Булгаков и Фед. Сологуб. — РЛ, 2005. No 3, Donchin G., The influence of French symbolism on Russian Poetry, ‘s-Gravenhage: Mouton, 1958, Holthusen J., Fedor Sologubs Roman-Trilogie (Tvorimaja legenda). Aus der Gcschichte des russischen Symbolismus, ‘s-Gravenhage: Mouton, i960, Field A., Sologub’s prose: A critical analysis of ils symbolism and structure, N. Y., 1961, Elliot E. M., The early prose work of Fedor Sologub, Oxf., 1975, Hansson C, Fedor Sologub as a short-story writer. Stylistic analyses, Stockh., 1975, Grecne D., Structure and meaning in Sologub’s ‘Petty Dmon’, N. Y., 1979, Rabinowitz S. J., Sologub’s literary childrcn, Columbus. Ohio. 1980, Denissoff N., Fedor Sologub (1863-1927), P., 1981, Lauеr B., Das lyrische Fruhwerk von Fedor Sologub. Weltgefuhl. Motivik. Sprache und Versform, 1986 (Marburger Abhandlungen zur Geschichte und Kultur Osteuropas, Bd 24, библ.), 11 Simbolismo Russo e il Caso Sologub (Convegno di Bergamo, sept. 1991). — ‘Europa Orientalis’, v. XI. 1992. No 2, Schmid U., Fedor Sologub. Werk und Kontext. Bern, 1995 (‘Slavica Hclvctica’, Bd/V. 49), Scmjatova В., Sologubs Schopen-hauerrezeption und ihre Bedeutung fur die Motivgestaltung in seinen Erzahlungen, Mlinch., 1997 (‘Slavistische Beitrage’. Bd 352). * Брокгауз, БСЭ, ЛЭ, КЛЭ, ТЭ, Фостер, Альм, и сб-ки (I, 2), Муратова (2), Лит. летопись. 1891-1917, Лит. объединения. 1890-1917, Лит. жизнь 1920-х гг., Богомолов Н.А., Мат-лы к библ. рус. лит.-худ. альманахов и справочников 1900-1937, М., 1994, Библиография Фед. Сологуба. Стихотворения. Томск-М., 2004 (сост. Т. В. Мисникевич, пол ред. M. M. Павловой).
Архивы: ИРЛИ, ф. 289, РНБ, ф. 724, РГАЛИ. ф. 482.