Сокращение письма из Рима, Шатобриан Франсуа Рене, Год: 1804

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Сокращеніе письма изъ Рима (*).

(*) Авторъ письма сего, извстный по книг: Духъ Христіанства, пишетъ своимъ собственнымъ слогомъ. Смлыя фразы не должны быть сочтены ошибками, Переводчика. Изд.
Теперь только я пріхалъ изъ Неаполя, откуда везу къ теб, любезный другъ, изъ моего путешествія, на которой ты имешь вс права: нсколько листовъ лавроваго дерева, осняющаго Виргиліеву могилу. Давно уже надлежало мн увдомить тебя о сей классической земл, созданной нарочно для того, чтобы занять умъ, твоему подобный, разныя причины до сихъ поръ меня отъ того удерживали. Не хочу оставить Римъ, не сказавъ теб нсколько словъ о семъ знаменитомъ город. Я общался писать къ теб на удачу, не думая о связи и слдствіяхъ, общался бросать на бумагу мысли мои объ Италіи, точно такъ же, какъ нкогда сообщалъ теб впечатлнія, которыя производили въ моемъ сердц пустыни новаго міра. И такъ, безъ предисловія спшу дать теб общее понятіе о вншностяхъ Рима, то есть, объ его поляхъ и развалинахъ..
Ты читалъ, любезной другъ, все, что писано было о семъ предмет, но не знаю, могли ли путешественники дать теб точную идею о картин Римскихъ окрестностей. Представь себ нчто подобное опустнію Тира и Вавилона, о которомъ упоминаетъ Священное Писаніе, представь глубокое молчаніе и уединеніе во всей противуположности съ шумомъ и множествомъ людей, которые нкогда здсь толпились. Кажется, и теперь еще раздается проклятіе Пророка: ‘въ одинъ день внезапно постигнутъ тебя два бдствія, безплодіе и вдовство {Venient tibi duo haec fubito in die un: sterilitas et viduitas. Isai.}.’ Здсь и тамъ, въ мстахъ уединенныхъ, никмъ не посщаемыхъ, видны края дорогъ Римскихъ, видны слды высохшихъ зимнихъ потоковъ, они издали кажутся большими углаженными дорогами, a въ самомъ дл суть опуствшіе рвы стремительныхъ волнъ, которыя протекли, подобно Римскому народу. Рдко встрчаете нсколько деревъ, за то везд видите развалины водотоковъ и гробницъ, которыя кажутся лсомъ и деревами, свойственными земл, составленной изъ праха умершихъ и изъ развалинъ Имперій. Часто представлялись мн на пространныхъ равнинахъ обильныя жатвы, я подходилъ къ нимъ и видлъ только засохшую траву, которою глаза твои обманывались. Подъ сею безплодною пажитью иногда открываете слды древняго земледлія. Нтъ птицъ, ни работниковъ, ни сельской дятельности, ни рычанія животныхъ, нтъ даже деревень, Едва примтно нсколько развалившихся жилищъ на обнаженныхъ поляхъ, окна и двери затворены, ни дымъ, ни шумъ, ни люди не выходятъ изъ нихъ. Существа живыя, почти дикія, почти обнаженныя, блдныя, ослабвшія отъ лихорадки, обитаютъ въ сихъ печальныхъ хижинахъ, подобно привидніямъ, охраняющимъ оставленные замки въ нашихъ Готическихъ Исторіяхъ. Кажется, что никакая нація не дерзнула заступить мсто владтелей міра на ихъ земл природной, кажется, что видите сіи поля въ томъ самомъ состояніи, въ которомъ оставила ихъ соха Цинцинатова, или послдній плугъ Римскій.
Среди сего мста опуствшаго возвышается и теперь еще приводитъ въ уныніе памятникъ, названный отъ народа Нероновою гробницею {Гробница Неронова, скрывавшая тло его, находилась при вратахъ народныхъ, на томъ самомъ мст, гд посл построили церковь Santa Maria del Popolo.}. Здсь возносится великая тнь вчнаго града. Упадши съ вершины земнаго своего величія, онъ, кажется, захотлъ уединиться, захотлъ отдлиться отъ прочихъ градовъ земли, и подобно Царицъ, сверженной съ трона, великодушно сокрылъ нещастіе свое въ уединеніи.
Ты, можетъ быть, подумаешь, посл сего описанія, что нтъ ничего противне Римскихъ окрестностей: весьма ошибешься, он имютъ въ себ величіе непостижимое, каждой разъ, смотря на нихъ, хочется воскликнуть съ Виргиліемъ:
Salve, magna parens frugum, Saturnia tellus,
Magna virum (*)!
(*) Привтствую тебя, земля плодоносная, земля Сатурнова, мать мужей великихъ!
Естьли вы будете разсматривать ихъ въ качеств домостроителя, то уныніе обниметъ вашу душу, взирайте на нихъ какъ Артистъ, какъ Поэтъ, даже какъ Философъ — и вы, можетъ быть, не захотите, чтобы он были въ другомъ вид. Взоръ на поле, покрытое жатвою, на отлогой виноградникъ, не произведетъ въ душ вашей столь сильнаго потрясенія, какъ взглядъ на сію землю не обновленную новымъ воздланіемъ, и которая, такъ сказать, осталась древнею, подобно развалинамъ, покрывающимъ ее.
Хотя Римъ внутри походитъ теперь на большую часть городовъ Европейскихъ, однакожъ онъ сохранилъ въ себ отличительный характеръ. Никакой другой городъ не представляетъ такого смшенія Зодчества съ развалинами, это высокаго Пантеона Агриппы до Готическихъ стнъ Велизарія, отъ монументовъ, привезенныхъ изъ Александріи, до купола, сооруженнаго Микель Анджеломъ. Красота Римскихъ женщинъ есть другая,черта отличительная: смотря на нихъ, кажется, видишь древнія статуи Юноны или Минервы, которыя, сошедъ съ пьедесталовъ, гуляютъ вокругъ своихъ храмовъ.
Судьба Тибра, омывающаго великій городъ сей и раздляющаго съ нимъ славу его, весьма необыкновенна, Онъ протекаетъ черезъ одинъ уголъ Рима. какъ будто бы его такъ совсмъ не было, никто не удостоиваетъ его своимъ взоромъ, никто не говоритъ о немъ, никто не пьетъ воды его, онъ прокрадывается между бдныхъ хижинъ, сокрывающихъ его, и спшитъ броситься въ море, стыдясь своего наименованія.
Въ одинъ прекрасной вечеръ прошедшаго Іюля мсяца, я слъ на ступени жертвенника, принадлежащаго къ Колизею. Заходящее солнце изливало рки золота на вс, сія галереи, въ которыхъ нкогда толпились волны народа, въ то же время изъ глубины ложъ и переходовъ поднимались густыя тни, или ложились на землю широкими полосами. Изъ вершины несокрушимаго зданія, на правой сторон между развалинами, я увидлъ садъ дворца Цесарей: тамъ возвышалось пальмовое дерево, которое, казалось, нарочно посажено для Живописцевъ и Поэтовъ. Вмсто радостныхъ воплей, которые въ семъ амфитеатр издавали нкогда свирпые зрители, видя, какъ львы и барсы терзали Христіанъ, слышанъ былъ лай собакъ, принадлежащихъ уединенному стражу сихъ развалинъ. Лишь только солнце за горизонтъ спустилось, звонъ колокола отъ купола Св. Петра раздался подъ сводами Колизея. Сіе сообщеніе, произведенное благочестивыми звуками между двумя величайшими памятниками Рима языческаго и Рима Христіанскаго, живо потрясло мою душу. Сіе огромное зданіе временъ новйшихъ, думалъ я, падетъ подобно древнему, и монументы послдуютъ одинъ за другимъ, подобно людямъ, которые воздвигаютъ ихъ. Я вспомнилъ, что т же самые Іудеи, которые во времена первыхъ плненій работали надъ построеніемъ зданій, въ Египт и Вавилон, въ эпоху послдняго ихъ разсянія сооружили сію необъятную грошу, что монументъ, подъ сводами котораго раздавался звонъ Христіанскаго колокола, воздвигнутъ Императоромъ языческимъ, предвозвщеннымъ устами Пророковъ для конечнаго разрушенія Іерусалима. Скажи, любезный другъ, не важны ли сіи предметы для разсужденія, къ которому подаютъ поводъ одн развалины? скажи, не стоитъ ли посщенія такой городъ, гд на каждомъ шаг встрчаются явленія, производящія то же дйствіе?
До отъзда въ Неаполь? я провелъ одинъ нсколько дней въ Тиволи, и обозрлъ развалины въ мстахъ окрестныхъ, a особливо Виллы Адріановой. Тамъ развалившіеся своды вокругъ меня открывали виды полей Римскихъ. Кусты бузиновые наполняли опуствшія залы, въ которыхъ скрывались черные дрозды шпицы уединенныя. Высокіе кипарисы стояли на мст прежнихъ столповъ гордыхъ, которые теперь лежатъ повержены въ сихъ чертогахъ смерти.
Тысяча идей смшанныхъ толпилась въ ум моемъ въ то время, когда я смотрлъ на сію сцену дикую и живописную. То удивлялся я Римскому величію, то гнушался имъ, поперемнно думалъ то о добродтеляхъ, то о порокахъ того обладателя міра, которой хотлъ садъ свой сдлать образомъ Имперіи. Я вспомнилъ о произшествіяхъ, случившихся при разрушеніи сего пышнаго города, видлъ, какъ преемникъ Адріана восхитилъ изъ него лучшія украшенія, видлъ варваровъ, проходящихъ чрезъ оной на подобіе бури, видлъ, какъ они останавливались въ немъ, и желая сохранить остатки сихъ памятниковъ, разрушенныхъ ими, основанія Греческія и Тосканскія внчали зубцами Готическими, наконецъ, благочестивые Христіане, опять водворяя устройство въ мстахъ сихъ, насадили виноградъ и провели плугомъ бразды во храм Стоиковъ и въ залахъ Академіи.
Я не могъ оставить Тиволи, не постивъ дома Гораціева. Онъ стоялъ напротивъ Виллы Меценатовой. Въ немъ Поэтъ удовлетворялъ прихоти свои цвтами и виномъ, помня кратковременность жизни. Кажется, что пустыня его была не обширна, ибо она лежитъ на вершин холма, но съ перваго взгляду можно замтишь, что мсто сіе, хотя невеликое, имло много выгодъ. Изъ саду, бывшаго передъ его домомъ, представляется картина необозримая: это настоящее жилище Стихотворца, которой малымъ довольствуется, и чего самъ не иметъ, получаетъ отъ щедроты Мецената.
Достойно примчанія, что Горацій, Виргилій, Тибуллъ, Титъ Ливій, умерли прежде Августа, которой имлъ судьбу Лудовика XIV: нашъ великій Государь пережилъ вкъ свой и легъ въ могилу, какъ-бы уврясь, что на земл ничего уже великаго не остается.
Вилла Эсте заняла меня боле, нежели вс прочія развалины Вилла Консульскихъ и Императорскихъ. Сей знаменитый домъ феррарскій имлъ рдкое щастіе: онъ восптъ двумя величайшими Поэтами своего времени и двумя неподражаемыми Геніями новой Италіи. Но какая судьба постигла патроновъ и покровительствуемыхъ? Въ то самое время, когда пишу сіе, поколніе Эстовъ пресклось, Вилла его разрушилась, подобно чертогамъ Августова Министра. Это участь всхъ вещей и всхъ людей!
Я провелъ почти цлой день въ сей великолпной Вилл, не могъ надивиться перспективамъ, которыя представляются стоящему на высокихъ террасахъ. Трудно найти во всемъ пространств міра картину, которая въ большее приводила бы изумленіе и раждала мысли возвышеннйшія. Не упоминаю о Рим, съ верхами и башнями, съ которыми ничто не можетъ сравниться: нтъ, говорю только о мстахъ обширныхъ и памятникахъ, въ нихъ содержащихся. Тамъ стоитъ домъ Мецената, пресытившагося всми благами земными и умершаго отъ слабости, Варусъ оставилъ сей прекрасной холмъ для того, чтобы пролить кровь свою въ болотахъ Германскихъ, Kacciй и Брутъ покинули сіи мста очаровательныя, для того, чтобы потрясти отечество. Здсь, подъ высокими соснами фраскатскими, Цицеронъ писалъ свои Тускуланскія сочиненія, здсь Адріанъ повеллъ протекать новому Пенею, въ сіи мста перенесъ онъ названія, красоты и напоминанія Темпейской долины. При семъ источник Тольфатары плненная Царица Пальмирская скончала дни свои въ неизвстности. Здсь Царь Латинъ совтовался съ богомъ Фауномъ въ лсу Альбунейскомъ, здсь стоялъ храмъ Иракловъ, въ которомъ Сивилла издавала его провщанія, здсь горы старинныхъ Сабиновъ, равнины древняго Лаціума, земля Сатурна и Реи, колыбель златаго вка, восптаго всми Стихотворцами.

(Шатобріанъ.)

‘Встникъ Европы’, No 18, 1804

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека