Романы Лажечникова, пользовавшіеся въ свое время весьма значительнымъ успхомъ, съ удовольствіемъ читаются многими и въ настоящее время. Нельзя поэтому не привтствовать новаго собранія сочиненій этого даровитаго писателя. Въ первомъ том напечатанъ Послдній Новикъ и критикобіографическій очеркъ г. Венгерова. Критикъ напоминаетъ о томъ, какъ у насъ, посл наполеоновскихъ войнъ, установился ‘особый, оффиціальный патріотизмъ, основанный на полной покорности всему, исходящему отъ мудраго начальства, на вншнемъ благочестіи, на восхищеніи доблестями предковъ, тоже, главномъ образомъ, состоящими изъ смиренія же’. Въ этомъ отношеніи между нами и Европой разница была лишь количественная: ‘число безпокойныхъ было у насъ не особенно велико, съ ними легче было справиться и потому озлобленія было меньше, чмъ въ другихъ странахъ Европы’. Патріотизмъ времени войнъ за освобожденіе отъ наполеоновскаго ига, неразрывно связанный съ стремленіемъ къ свобод и у себя дома, становится предметомъ гоненій, ‘а господство получаетъ патріотизмъ, приспособленный . къ дламъ людей, живущихъ на счетъ всеобщаго отупнія, къ цлямъ Меттерниховъ, Аракчеевыхъ, Руничей, Магницкихъ’.
Вншній патріотизмъ отличаетъ и произведенія Лажечникова, и намъ, говоритъ г. Венгеровъ, выросшимъ на патріотизм Блинскаго, Некрасова, Щедрина, эта особенность талантливаго романиста не можетъ быть симпатична. ‘И тмъ не мене, великій подвижникъ правды, яростный гонитель казеннаго патріотизма и вообще страстный врагъ всего фальшиваго и покорнаго,— Блинскій принадлежалъ къ числу самыхъ пламенныхъ поклонниковъ Лажечникова’. Объясняется это необыкновенною нравственною чистотою и искренностью Писателя. Лажечниковъ не укладывалъ своихъ убжденій въ цензурныя рамки того времени, а старался, вопреки неблагопріятнымъ для правды условіямъ, отстаивать эту правду, всегда возставая, напримръ, противъ крпостнаго права. ‘Служа подъ начальствомъ Магницкаго,— замчаетъ г. Венгеровъ,— Лажечниковъ не унизился, однако же, до содйствія этому всесильному человку, поступивъ, для прокормленія семьи, въ цензора, Лажечниковъ страшно страдалъ отъ всякой сдланной имъ помарки, хотя былъ онъ цензоромъ тотчасъ же посл крымской войны, когда правительство ничуть не стсняло печать и не вмняло цензорамъ въ обязанность усиленно черкать и марать, пробывъ въ этой должности года два, онъ благословлялъ тотъ день, когда ему можно было ее оставить. Благодаря всему этому, и преусплъ такъ мало Лажечниковъ на служб, несмотря на своіЬ всероссійскую славу и на то, что онъ лично былъ извстенъ царствующимъ особамъ’. А семейству своему знаменитый писатель могъ оставить лишь два выигрышныхъ билета.
Родился Иванъ Ивановичъ Лажечниковъ 14 сентября 1792 года, въ г. Коломн, Московской губерніи. Отецъ его былъ богатымъ мстнымъ купцомъ и составлялъ чрезвычайно рдкое по тому времени исключеніе въ сред своего сословія. Онъ жилъ на широкую барскую ногу и задавалъ пиры губернаторамъ, дворянамъ, офицерамъ. Вмст съ тмъ, отецъ Лажечникова отличался горячимъ стремленіемъ къ образованію, и съ будущимъ романистомъ занимался гувернеръ-французъ, прекрасный воспитатель, рекомендованный знаменитымъ Новиковымъ. ‘Память о немъ,—писалъ впослдствіи Лажечниковъ,—до сихъ поръ съ глубокою благодарностью сохраняется въ сердц моемъ. Никогда не видалъ я надъ собою розогъ, и все наказаніе учебное ограничивалось у насъ ставленіемъ за обдомъ въ уголъ, каковое наказаніе огорчало меня до обильныхъ слезъ’. Этого воспитателя Болье и дядьку Ларивона нельзя не помянуть добрымъ словомъ, говоря объ автор Ледянаго дома.
Конецъ счастливаго дтства Лажечникова былъ нарушенъ печальнымъ происшествіемъ. Его отецъ былъ остеръ на языкъ, ‘а такъ какъ онъ былъ человкъ правдивый, честный и умный, то остроты его попадали не въ бровь, а прямо въ глазъ, и создавали ему множество враговъ среди людей, отъ правды не очень выигрывающихъ’. Долгое время, однако, все обходилось благополучно, но разъ съострилъ Лажечниковъ-отецъ надъ высокопоставленнымъ коломенскимъ духовнымъ лицомъ. ‘Священникъ, обучавшій дтей Лажечникова русскому языку, въ чаяніи грядущихъ наградъ, передалъ остроту по назначенію’. И вотъ въ глухую ночь одного изъ послднихъ годовъ царствованія Павла I Лажечникова-отца, француза-гувернера и батюшку посадили въ кибитки и увезли сначала въ Москву, а потомъ въ Петропавловскую крпость. Благодаря заступничеству Куракина и Лобанова-Ростовскаго, узникъ въ скоромъ времени получилъ освобожденіе. Это происшествіе нанесло сильный ударъ торговымъ дламъ Лажечникова, а въ 1811 году, вслдствіе несчастныхъ Случайностей, его постшло почти полное разореніе.
Иванъ Ивановичъ Лажечниковъ началъ писать очень рано. Его Мысли, въ подражаніе Ледрюйера, были напечатаны въ Встник Европы Каченовскаго въ 1807 году, когда автору было лишь 15 лтъ. Въ этихъ мысляхъ чувствуется вяніе великихъ энциклопедистовъ ХШ столтія. Но только 85-ти лтъ отъ роду Лажечниковъ выступилъ на настоящую дорогу, то есть историческимъ романистомъ. Послдній Новикъ, Ледяной домъ и Басурманъ создали славу ихъ автора. Горячее сочувствіе Блинскаго, къ которому Лажечниковъ до смерти сохранилъ теплое уваженіе, много содйствовало литературному успху даровитаго писателя. Мы отсылаемъ читателя къ интересному очерку г. Венгерова, по поводу котораго не можемъ не сдлать нсколькихъ замчаній. Предположеніе о томъ, что современному читателю можетъ показаться крайне симпатичнымъ шпіонство съ патріотическою цлью, гршитъ, по счастью, чрезмрною смлостью, и вообще разсужденія г. Венгерова о достоинств нечистыхъ средствъ, объ оправдывающей ихъ цли странно уживается въ его очерк съ поклоненіемъ гуманности. Трудно не замтить односторонности въ томъ положеніи критика, что ‘нельзя относиться къ литературнымъ явленіямъ Прошлаго иначе, какъ съ исторической точки зрнія’ {Исключеніе г. Венгеровъ допускаетъ только, на всю всемірную литературу, какой-нибудь десятокъ геніальныхъ именъ, ‘къ которымъ не нужно примнять никакой исторической критики’. Эта мысль составляетъ новую односторонность. Отчего же не примнять къ Шекспиру и исторической критики?}. Затмъ, пора бы, бросить упреки, или, съ исторической точки зрнія, указанія на то, что Пушкинъ, будто бы, боялся истины. Въ доказательство не перестаютъ приводить (и г. Венгеровъ это длаетъ) извстныхъ стиховъ:
Тьмы низкихъ истинъ намъ дороже
Насъ возвышающій обманъ.
А разв это не правда? Разв Фаустъ или Манфредъ не дороже той истины, что въ Россіи находится въ настоящее время столько-то дйствительныхъ статскихъ совтниковъ?