(Сочинения Бухарева), Матвеевский Павел Алексеевич, Год: 1861

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Свящ. П. МАТВЕЕВСКИЙ

Несколько статей о Св. Апостоле Павле’
архимандрита Феодора. С.-Петербург, 1860 г.

‘О православии в отношении к современности’
В разных статьях его же. Издания ‘Странника’. С.-Петербург, 1860 г.
(рецензия)

Серия ‘Русский путь’
Архимандрит Феодор (А. М. Бухарев): Pro et contra
Личность и творчество архимандрита Феодора (Бухарева) в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 1997
Почтенный сочинитель до сих пор известен был в духовной литературе несколькими статьями, напечатанными им в повременных изданиях, теперь под его именем выпели в свет книги, очень различные по своему содержанию, что видно из самого названия их.
Первое сочинение — о Св. Апостоле Павле — есть отрадное явление по тому самому, что об этом Апостоле у нас вообще мало напечатано. Кроме статей исторического содержания, помещенных в ‘Христианском чтении’ {Они изданы и отдельною книгою под названием: ‘Жизнь Св. Апостола Павла’1.}, мы не припоминаем ничего, заслуживающего внимания в этом отношении. Между тем Св. Павел есть великий Апостол Иисуса Христа, и его жизнь, равно как и послания, должны быть тщательно изучаемы. Труд о. Феодора именно и состоит в изложении учения Св. Апостола об оправдании деятельною верою, о Ветхом Завете, о тайне призывания язычников, о внутреннем и внешнем устройстве Церкви, об отношении Церкви и веры к миру и природе, об уготовлении и шествии Церкви к ее будущему вечному торжеству. Изучение Павловых посланий, необходимое для богослова, может иметь, по мысли автора, важное приложение как к нуждам нашей отечественной, так и всей христианской Церкви. Св. Апостол сильно восставал против иудействующих лжеучителей своего времени, но и у нас есть люди, похожие на древних иудействовавших, полагавших всю силу оправдания в исполнении наружных дел закона, — это раскольники, надеющиеся спастися наружностию обрядов и внешних добрых дел, без Церкви и большей части ее таинств (вероятно, сочинитель разумеет беспоповщинцев). Пример и учение Св. Павла показывает нам и способ, каким мы должны действовать на заблудших чад: именно ‘надобно ближе к разумению и сердцу их раскрывать силу и основания веры, любовию поспешествуемой’. Что касается направления христианского духа в нынешнее время, то, по автору, оно или языческое, когда мысль и деятельность основывают не на Христе, или иудейское, когда увлекаются только буквою или формою, держащиеся того или другого направления узнают из посланий Апостола, что, с одной стороны, только на Христе утверждается всякое истинное благо и для временной, и для вечной жизни, с другой же, что буква убивает, а дух животворит.
Особенность во взгляде почтенного автора та, что он, в ученом, а потому для большинства читателей не везде доступном, изложении посланий Св. Апостола находит современное приложение. Взгляд на современность, к которой сочинитель приспособляет все свои статьи, еще более объясняется в другой книге, составляющей также не менее приятное явление в нашей литературе. Послушаем самого о. Феодора. ‘Некоторые у нас поборники православия трактуют современность как нечто враждебное православию, и, наоборот, есть поборники и современности, подозрительно смотрящие на самые требования православия. Но в самом ли православии и в самой ли современности заключается причина такой несовместности того и другой, в какой они являются иногда у их поборников? Этот вопрос был у сочинителя на первом плане, когда он писал настоящие свои статьи’.
Свое понятие о православии и современности сочинитель высказывает во многих местах. ‘Правое, или прямо православное, отношение к истине Божией должно быть таково, чтобы в какое ни было время искать и обретать в Божией истине полный, чуждый и тени какой бы ни было односторонности, свет и жизнь’ (с. 52). ‘Общая сила и дух православия, выражающиеся во всех частных его принадлежностях, постановлениях, служителях и служении, есть любовь Отца Небесного, в Единосущном Его Сыне сияющая благодатию Св. Духа для человеков, и приемлющим из них, т. е. истинно и право верующим, дарующая свои сокровища истины, святости и утешения’ (с. 217). По такому своему свойству православие, как высшая истина, должно проникать все области человеческой мысли и жизни и быть далеким столько же от иудейского пристрастия к букве, сколько и от языческой чувственности, оно должно проникать человеческое Божественным, но, однако же, отнюдь не подавлять, давая простор уму, чувству и воле, оно должно устроять жизнь нашу по Христу, не увлекаясь ложнофилантропическими взглядами и мнимым, нехристианским прогрессом. Понимаемое в таком смысле православие есть вселенская истина и достояние всего света, и мы, русские, как владеющие этим бесценным сокровищем, — должники всего света. А по значению для внутренней жизни народа оно составляет душу всего и не может быть отделяемо от других обнаружений этой жизни, так что церковное и государственное, духовное и гражданское у нас не могут и не должны существовать в строгой раздельности {Эту мысль сочинитель развивает в статье: ‘О принципах в делах житейских’2.}.
Что до современности, то автор не представляет ее в весьма светлом виде. Она следует различным ложным направлениям, которые или уже давно осуждены православным христианством, или еще и ныне осуждаются. Могут быть между христианами похожие и на иудеев, следующие только букве, а не духу Христова учения (с. 55), другие же, подобясь язычникам, служат ‘мерзости своего корыстолюбия, или другой страсти, или какой идее, взятой совсем не от веры’ (с. 55), и ‘держатся начал не благодати и истины Христовой, а скорее египетского или другого какого язычества (с. 134). Другой род утонченного язычества состоит в том, что в нравах и обычаях, образовании и мирской письменности понятия и начала долга, благородства, стремления к истине, к человеколюбию, почерпнутые именно из христианства, не доводятся до Христа (с. 218). Но не одно язычество или иудейство могут повторяться ныне, — повторяется и ложь древних ересей, волновавшая весь древний христианский мир, ереси и ныне действуют в той же силе и обширности, хотя раскрываются и в другом виде. Есть и прямо, открыто не признающие Христа Богом, хотя нынешнее арианство состоит не главным образом в догматическом заблуждении, а в том направлении, по которому многие христиане не хотят и не думают признавать и иметь Христа Спасителя верховным живым началом или Богом мысли, воли, сердца, воображения и, следовательно, всей области наук, искусств, жизни общественной и частной. Бывает и то, что относящееся прямо к вере и благочестию, содержится и исполняется как следует, по Христу, а во всем прочем дается место разным житейским или идеальным началам, уже не возводимым ко Христу, а иногда и враждебным Ему: это есть повторение того древнего полуарианства, по которому иные, признавая Христа Богом, не воздавали Ему полной Божеской чести (с. 64). Древнее несторианство, разделявшее два естества во Христе, и евтихианство, учившее о поглощении человеческого естества Божественным, в нынешнее время видны там, где или стараются устроить человеческие дела без Христа, или уже так предаются духовному влечению, что забывают о человеческой стороне и ее оставляют на жертву ложному и противохристианскому направлению (с. 66). Но самый сильный современный порок, по мнению сочинителя, состоит в материальном направлении нынешнего общества. ‘Посмотрите, — пишет о. Феодор, — на чувственное и материальное направление нашего времени, на положительные, вещественные интересы, почти всех занимающие и озабочивающие едва ли не сильнее других интересов. Что значит это страстное алкание земных благ, направляемое к заглушению духовных христианских потребностей? И, что особенно достойно внимания и размышления, не одно легкомыслие или суетность, но и серьезные, многодельные умы нашего времени заняты и озабочены особенно материальным благоустройством, общественным или частным, как самыми человеческими потребностями и существенными благами’ (с. 165). ‘Мы ищем главным образом житейского и мирского, а не Христова, ищем благ, приятностей, знаний, сколько они относятся к земной жизни, а не ко Христу, в этом придется повиниться не только не устоявшим более или менее в самой вере, но и наибольшей части из признающих себя чадами истинной веры’ (с. 310).
Есть и некоторые особенности современного нашего состояния, которые равным образом замечены у сочинителя. Одна такая особенность состоит в том, что новое поколение в своих стремлениях и видах сильно расходится с старым, которое, в свою очередь, не доверяет ничему лучшему в первом, раздражая и еще более отталкивая его от себя такою недоверчивостию (с. 257). Другая важная и крайне опасная особенность есть та, что одни тяготятся почти всякими внешними авторитетами, как стеснительным и почти только подавляющим бременем, тогда как, напротив, иные ищут и ждут добра и порядка только от одного властительного влияния внешне сильных авторитетов (с. 258). Третья особенность — между образованным классом и простонародьем нет такой связи, чтобы духовная жизнь того и другого, жизнь мысли и нравов, стройно развивалась во взаимно уважительной и доверчивой любви, как следует в православно-христианском народе (с. 266). Много вреда причиняет нам и действующее у нас, православно-русских, начало: ‘Авось, небось!’, по которому одни с самонадеянностию бросаются в разные практические или умозрительные предприятия с мечтою о верном движении вперед, а другие находятся в каком-то неподвижном кос-нении, с уверенностию, однако, что все само собою идет не худо или даже к лучшему (с. 167). Наконец, и самая ревность по доброму делу, по православию, иногда не направляется должным образом, а обращается без разбору против всякого, не только заблуждающегося, но и несостоятельного в чем-либо, собственно, по незрелости’ (с. 310).
В таких чертах изображает о. Феодор нынешнее общество, он видит в нем много недостатков, он со всею искренностию объясняет все, что в окружащей его среде видит непохвального, — с желанием, чтобы замечания его принесли известную пользу и содействовали, хотя сколько-нибудь, правильному взгляду на дело. Доброе намерение почтенного автора открывается из того, что он, показывая нам современные язвы, упоминает и о средствах, какие, по его мнению, могли бы действительно способствовать к их уврачеванию. ‘Все язвы и струпы общественные, — говорит он, — обнажение которых составляет ныне у нас обычный и любимый предмет слова и письменности, в сущности своей суть язвы и струпы той духовной проказы, в которой самые христиане — или прямо не хотят иметь Господа своим высшим и единственным началом мысли и жизни, или держатся Его только фарисейски, почти по одной форме, потому всякий из нас, кому поистине дорого общественное благо, пусть заботливо и искренно подумает: точно ли, охотно ли и всегда ли во Христе зиждем и утверждаем мы наше благо, ко Христу ли направляется и Христом ли управляется у нас движение общественной мысли или господствующий образ мыслей, по Христу ли определяются нами задачи и правила практической жизни’ (с. 209). ‘Итак, ревнуете ли по православию, — поревнуйте именно о том, чтобы ни одна среда нашей деятельности, как бы иная из них ни была опутана нехристианскими началами, не оставалась возглавленною под эти погибельные начала, вне верховного начала Христа, истинного Бога нашего. Если необходим для этого великий и разносторонний, мысленный и словесный подвиг, вспомните труды Афанасия Великого, Златоуста, Григория Богослова и одушевитесь их духом’ (с. 65). ‘Для озарения светом Христовым всего земного, всей действительности у нового Израиля необходимо воспроизвесть или раскрыть в живой силе и духе все Божественные в Церкви законоположения и чиноположения, начиная от первенствующей Церкви и времени Вселенских соборов до православной старины в России’ (с. 136). По оставлении того направления, чтобы вне Христа заниматься земною действительностию и вне Его поставлять разумность и правду, мысли и духу христиан надобно во всем — и важном и мелочном — неуклонно держаться воззрений и правил именно по Христу (с. 137). Посмотрите, в самом деле, на чувственное и материальное направление нашего времени: как нам восторжествовать над ним? — Не иначе как если мы материальное благоустройство, общественное и частное, будем разуметь и устроять именно и единственно по тому основанию и началу, что и Самим Христом Богом человеческая телесность с ее потребностями не отринута, в земных, искусственных или естественных, удобствах и в чувственных благах будем иметь в виду и усвоять, собственно, дары любви Отца Небесного, дающего нам Своим Единородным Сыном вся обильно в наслаждение, освящаемое благодатию Св. Духа’. ‘Во-вторых, возьмите во внимание такое стремление современной мыслительности — дать во всем отчет, уяснить и подчинить человеку всякие силы природы, воспользоваться уроками всех прошедших времен. Кому не известно, что человеческая мысль возбуждена к этому стремлению именно христианством? Но когда такое стремление и дело современной мысли бывает не во Христе или без всякого почти внимания к Нему, к Его истине и духу, то здесь есть искушение для веры, и чтобы избавиться от него, надобно делать следующее. Будем во всех областях знания следить и изучать собственно мысли Отца нашего Небесного, Сыном Его во всем осуществляемые, и по домостроительству Его вочеловечения нам удободоступные благодатию Самого Св. Духа’ (с. 166).
Что до вопроса, возможно ли улучшение современной мысли, на него надобно отвечать утвердительно. ‘С одной стороны, сила Духа Божия и ныне остается та же, что прежде, а этот Дух будто уже не может ввести верующих в расположения и мысли Христовой любви к человеку и миру, так что ныне, будто во имя православия, уже надобно только бросить как негодное то и другое человеческое, порабощенное греховной суете, — будто теперь истина Христова уже только осуждает и отвергает вместо благонаправления и спасения грешного мира!’ (с. 67). ‘А с другой, человек нашего времени не то чтобы уже отвращался прямо от истины Божией, нет, он только с особенною энергиею любит земные порядки, заботится о способах, удобствах и благоустройстве земной жизни, хочет заниматься действительностию, какова она есть в сей жизни, и притом еще (надобно отдать справедливость) стремится во всем этом к основательности и разумности. Что же? Противно ли истине и любви Божией снизойти (впрочем, без потачки) к такому состоянию, стремлению и требованию нынешнего человека? Или уж нельзя для самих земных порядков раскрыть и указать разумные основания и законы именно в Христовой истине?’ (с. 135). Придет же наконец время, когда все наше духовное нестроение прекратится. ‘Несчастное, строптивое духовное поколение ветхого человека, развившееся в нашем образе мыслей и жизни, связанном односторонними и лживыми направлениями, уступит же наконец место новому человеку, мыслящему и живущему по Христу, по истинному Его духу. Должна же наконец Православная Церковь явиться во всей красоте и благолепии, как в одержании Востока, так и в очах западного человека, и в этом, может быть, Господь даст послужить человечеству и тем уплатить долг свой пред Востоком и Западом — нашей православной России, которой уже пора бы сознательно и дружно взяться за дело истины и жизни во Христе’ (с. 138).
Но вот голос возражения, который, хотя не слишком часто, все же приходится слышать. ‘Что нам в высоких или хитрых мудрованиях? будем дорожить и спасаться простотою веры старого русского времени’. Истинная простота веры должна оградить верующие умы от всякой опасности, а потому и требует от нас, чтобы, без высокомудрия и хитрого двоедушия мудрствуя обо всем только по Христу, Сыну Божию, — стремиться к всестороннему просвещению человека, к спасению всего человеческого от греха и заблуждения. Потому добросовестное стремление мысли к истине позволено, и не надобно спешить осуждением, если оно не всегда достигает своей цели. Ведь для подвижника такой мысли, с многосторонним ее воззрением, определенно и богосветло сознать всеобъемлющую истину в едином Христе — то же, что для подвизающихся преимущественно сердцем и волею войти в меру совершенной святости и бесстрастия. Что касается до простоты старого русского времени — это есть особенный вид духовной простоты, которая также не может быть употреблена в личину для прикрытия невежества или беспечности о ближних. Простота веры наших предков была такова, что обнимала не только прямо церковную, но и гражданскую жизнь нашего народа, но как, в каком порядке это было, отчетливо сознать это предлежит уже нашему позднейшему времени. Чтобы нам сознательно унаследовать себе и вполне проявить в жизни то, что совершалось в древней простоте веры как бы в семени, — для этого надобно православию быть как солнцу во всей гражданской жизни нашей, сколько она развита ныне, во всем круге наших знаний, искусств, служебных отношений, различных званий и состояний до простого крестьянского быта, без духовного стеснения и насилия чему-нибудь, а, напротив, к оживлению и обновленению всего (с. 314-316).
‘По крайней мере, нам западного-то образования не нужно с его прогрессом, могли бы мы просвещаться и без западной цивилизации’ . — ‘Полно, так ли? Для нас самих всего опаснее и бедственнее в духовном отношении было бы до того отказаться от братства с западными народами, чтобы не хотеть ничем пользоваться от них. Это значило бы для нас повторить фарисейское самодовольство современного Христовой земной жизни иудейского народа, доведшее этот народ до того, что большинство его не терпело и слышать о спасении и избрании язычников. Это было бы уже явным знаком самого неудобоисправимого духовного падения нашего. Кроме того, само православие, которым мы обладаем, предоставлено и назначено для всего мира как единая чистая Христова истина. Потому оно нас делает должниками пред прочими народами. Нам нужно до совершенства узнать, до чего добился и чем живет дух этих народов, чтобы наконец открылся нам удобный доступ к ним и с нашим православием. Если же чрез сближение наше по делу образования с западными народами пробиваются от них к нам и превратные начала мыслей и жизни, то и в этом, может быть, выражается для нас великий урок от Промысла Божия. С всемирным сокровищем православия мы слишком равнодушны к духовной участи других, мы крайне мало заботимся об открытии не только для них, но и для себя всемирного значения и назначения православия. Но Божий долг взыскивается сам собою тем, что, когда не стараемся пособить тяготам и нуждам других обществ или народов по отношению к православию, тяготы и нужды их падают на нас чрез собственное наше сближение с их ложными началами’ (с. 317).
Посмотрим еще, как почтенный сочинитель решает вопрос о гласности, вошедший ныне в употребление. ‘Относительно язв и струпов жизни общественной и частной в наше время усилилось мнение, что следует только беспощадно обнажать их в книгах или гласностию, и они будут очищаться. Не совсем такое врачевание Спаситель указует страждующим язвами и струпами. Шедше, — говорит Он, — покажитеся священником. Язвы и струпы, которыми мы так страдаем, обнажайте в духе своем — в мыслях и чувствах своих (выражая или не выражая того открыто для других), обнажайте пред самою любовию Отца Небесного, а область любви Божией, действующей животворящим Св. Духом, всегда с своим светом и жизнию всем открыта в Церкви Христовой. Или на пути в эту область задерживают вас духовные или наружные, действительные или мнимые недостатки, замечаемые в нас — служителях Церкви Божией? Но — в Новом Завете сила церковной иерархии заключается в едином вечном Иерее и Архиерее, в Самом Господе. Мы не латины, которым понадобились наместники Христа Бога, а православные, у которых глава Церкви есть Господь Иисус. Итак, идите с своими струпами и язвами, собственно, не к нам, которые только служебные орудия в руках главы Церкви — Господа, но к Нему Самому, Который Сам действует Св. Духом чрез эти орудия. К Нему Самому, Господу Нашему, взирайте в ваших отношениях к нам, служителям Его благодати, Ему Самому верою, во Св. Духе, внимайте в Церкви и церковном священстве. Мы же, соучастники служения благодати и Церкви Божией, — мы должны возбуждать и изощрять в себе самое заботливое внимание к недугам и язвам человеческой жизни, к нуждам и затруднениям наших собратий на всех путях жизни. Если сила нашего священства в Самом Господе, вечном Иерее и Архиерее, то наше служение и должно быть в духе той Его любви, чтобы и знать и нести во Христе тяготы и недуги людей. Своим служением, учением, совершением таинств, своею неотступною мольбою к Агнцу Божию будем стараться достигнуть того, чтобы все православные были, как им и следует быть, царственным священством, т. е. чтобы в них всегда приводилась в живое движение благодать Царя истины и вечного Иерея — Христа, в Которого все они облеклись в самом крещении. Будем подвизаться своею верою и пользоваться благодатию своего священства к тому, чтобы и в простых православных жил благодатию Своею Христос, вводя в любовь Отца весь круг их занятий и даруя им от сокровищ Отчей любви по их нуждам. Будем стараться об оживлении во Христе всех наших братии, потому что именно в этом заключается успех нашего служения и достойное прохождение сего служения. С другой стороны, именно в этом самом и состоит решительное исцеление духовной проказы, которою так глубоко заражена наша жизнь’ (с. 213-215).
Мы представили читателям свод мыслей о. Феодора о современном нашем состоянии. Они рассеяны по всем статьям и целой книге, но так интересны, что невольно останавливают на себе внимание вообще всякого следящего за нынешним положением дел. Нельзя не остаться благодарным о. Феодору за его наблюдения над современностию и за ту искренность, с которою он делит замеченное им с своими читателями. Если бы наша духовная литература больше занялась изображением времени, которое мы проживаем, то, без сомнения, наконец могли бы составить приблизительно верное и обстоятельное понятие о нынешнем направлении умов.
В некоторых статьях, каковы: ‘О Божественном законодательстве чрез Св. пророка и Боговидца Моисея’, ‘Об искушении Господа нашего Иисуса Христа диаволом в пустыне’, ‘Учение Ап. Павла об антихристе’, ‘Неверие и уверение Ап. Фомы’, виден глубокий анализ Св. Писания, и они читаются с удовольствием. Статья ‘Педагогические заметки о приготовлении и образовании благонадежных деятелей для обращения заблуждающих&lt,ся&gt,’ предлагает очень полезные советы, но тот, конечно, обманулся бы, кто стал бы искать в ‘педагогических заметках’ практического руководства в трудном миссионерском деле. Статья ‘Дванадесятые праздники’ читается с трудом, по той причине что читатель едва может следовать за сочинителем своею мыслию в тонких нравственных применениях событий, которые, однако же, имеют всю простоту событий жизни действительной.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые: Странник. 1861. Т. I. Январь. О. III. С. 1-11.
Павел Алексеевич Матвеевский (1829—1900) — духовный писатель, протоиерей (с 1890). Сын священника. По окончании Псковской сем. учился в ПДА (1849—1853). В 1854 рукоположен во священника и служил в Копенгагене и Висбадене. Возвратившись в 1859 в Россию, до конца жизни был священником Смоленско-кладбищенской церкви в Петербурге. В 60-х помещал в ‘Страннике’ библиографические заметки и статьи религиозно-просветительского характера: об искусствах древних христиан, о значении веры в обществе, социализме, атеизме и др. Автор работ ‘Катакомбы’ (СПб., 1867), ‘Евангельская история о Боге-Слове, Сыне Божием, Господе нашем Иисусе Христе…’ (СПб., 1890), ‘Дванадесятые праздники и Св. Пасха’ (СПб., 1891) и др.
Бухаревские идеи церковного раскрепощения, благотворной христианизации современной жизни были близки о. П. Матвеевскому, выступавшему, при случае, против тех ‘ревнителей не по разуму’, которые своими односторонними обличениями, к примеру, такого фетиша ‘передового’ общества, как прогресс, только ‘еще более затемняют горизонт мысли’ (см.: Странник. 1866. Т. III. Июль. О. III. С. 5-6).
1 Упомянут труд будущего архиепископа Иннокентия (Борисова): ‘Жизнь Св. Апостола Павла’ (первоначально: Христианское чтение. 1826. Ч. 21, затем отдельное издание: М., 1828).
2 Точнее бы сказать не ‘статье’, а ‘главе’: речь идет о книге о. Ф. ‘О православии в отношении к современности’. Полное название главы: ‘О принципах или началах в делах житейских или гражданских’.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека