Сергей Николаевич Сергеев-Ценский.
Снег
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский.
Снег
Стихотворение в прозе
Комментарии.
Снег
Комментарии.
Снег
H. M. Любимов
——————————————————-
Снег, Сергеев-Ценский Сергей Николаевич, Год: 1910
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Ночь была светлая, как половина дня, полнолуние, снег и сосны. И на соснах, в лапах, цепко держались кое-где зеленоватые сугробы, а где-то в черноте крупно сияли льдинки, как светляки. И тихо было, так тихо, как будто это уж после смерти снег, после смерти сосны, после смерти луна.
Геолог Бережной, адвокат Рябов и студент Василий шли на лыжах. Студент впереди, как здешний, Бережной и Рябов — гости из города — сзади, гуськом.
— Вы больше ногами работайте, — смеясь, учил Рябов Бережного. — Палки спрячьте под мышки и ногами вот так… таким образом.
И отзывался Бережной:
— Захотели вы от меня тоже чистоты отделки… Ведь я раз в год на лыжах хожу.
— Господа, Сириус! — звонко перебивал Василий. — Смотрите вправо!
Колыхалась вправо ярчайшая из звезд, вытягивала зеленые рога и тут же прятала: сверкала плавно.
— Я его с восьми часов вечера наблюдаю. Все время меняется. Я от этого Сириуса с ума сойду.
— А вот налево красная, поменьше, это какая? — спросил адвокат.
— Это Марс, — ответил Василий, добавил молодо: — Господа, славно жить!
Крикнул протяжно, прислушивался, есть ли эхо.
Сверкали сосны, точно обвешанные мелкими звездами, звездное небо, звездная земля, и снег под лыжами живой, певучий. Стоял крепкий мороз, но от бега всем трем было жарко, и снег представлялся теплым.
— Ласковый снег, — ласково сказал Василий.
— В одну я девушку был влюблен, — вспомнил вслух Бережной. — Жила она в Италии зимою, а я в деревне, в Курской губернии. Писала в каждом письме: ‘Поцелуйте снег’.
— Вы целовали? — спросил Рябов.
— Целовал, как же… Выходил в поле, ложился на сугроб и целовал.
Сосны были редкие, и от них на снегу лежали сильные тени. Казалось, что по этим теням лыжи шли не так уверенно, как по ярким полянам.
А вот мелочь лесная, двухаршинные сосенки убрались в снежные шапки и стали, точно старинные идолы.
— Ишь музей, капище! — кричал Василий. — Нет, вы посмотрите, зимние гномы!
Обивал рукою пухлые шапки — качались трясучие темные веточки.
Куропатка выскочила из-под самых лыж Рябова, поднял шум Василий:
— Спала в снегу, дрянь!.. Вот бы ружье теперь! Где-нибудь близко села…
А за сосновым пошел березовый храм, с такими частыми беломраморными колоннами, и снег в нем стал тоже как будто пол из мраморных плит.
Трудно было идти на лыжах без дороги, но такое родное все стало кругом, матерински родное, обняло, приголубило — не обманет, ни за что не обманет.
Еще красивее, еще строже, еще ярче, чем сосны, были березы, как тихие невесты в алмазах.
— Была она белая, тонкая, высокая, — вспомнил Бережной вслух. — Звал я ее ‘Снежной королевой’.
— Она что же, невеста ваша была? — спросил осторожно Рябов.
— Нет.
— Любила вас?
— Тоже нет. Позволяла только писать ей письма.
— И вы писали?
— Писал. Длиннейшие, зимние, деревенские… самые скучные в мире письма.
На поляну вышли.
— Господа, смотрите, пояс Ориона… А вон — Плеяды! — крикнул Василий, подняв голову, и не показал даже где, — зашуршал дальше со всей оленью прытью молодых лог.
— Первый час… Будет, домой пора, — сказал адвокат. — Вот будем чай-то пить, как приедем!
А небо не стояло на месте: опустилось небо, подошло ближе к земле, и как будто где-то далеко в лощине туманней стало.
Глубокие следы чьих-то ног в стороне на поляне чернели, как речные полыньи, а около них отчетливей стлались полосы — слегка розовые, слегка искристо-голубые.
Повернули к дачам мимо длинных прясел, — Василий впереди, за ним Рябов, сзади всех Бережной. Отчеканились прясла на ярком снегу, и так тепел, уютен был желтый огонек в каком-то далеком окне.
— Ее Елизаветой звали, — сказал Бережной Рябову, когда подошел к нему близко. — Но вот странность: писать ей нужно было ‘Елисавета’, звука ‘з’ в своем имени она не выносила. Такая странность!
— Почему вы о ней все в прошедшем времени? — спросил чуть насмешливо Рябов.
— Почему?.. Видите ли… недавно умерла она — всего две недели назад… И схоронили ее там же, в Италии, в деревне около Неаполя.
— Да-а, — протянул адвокат. — Это жаль.
Посмотрел на небо, на желтый огонек дачи.
Двинул было лыжами, чтобы догнать что-то кричавшего впереди Василия, но показалось неловким уходить от Бережного.
Обогнули пять-шесть рядов частых прясел, взяли потом короткий накатанный путь, наперерез к желтому огоньку, скатились вниз с невысокой горки.
Недалеко от дачи, обвешанной, точно изразцами, длинными сосульками, Рябов догнал Василия, оглянулся на Бережного, — сидел он в сугробе, наклонив ушатую шапку.
— Что, упали? — смеясь, звонко крикнул Василий.
— Упал. Ничего, я сейчас, — отозвался весело Бережной.
Но не упал он: он просто стал на колени и целовал снег.
1910 г.
Впервые напечатано во ‘Всеобщем журнале’ No 3 за 1911 год. Вошло в шестой том собрания сочинений изд. ‘Мысль’ с датой: ‘Декабрь 1910 г.’. В собрании сочинений изд. ‘Художественная литература’ (1955—1956 гг.) автор дал ‘Снегу’ подзаголовок: ‘Стихотворение в прозе’. Печатается по этому изданию, том второй.
Источник текста: Сергеев-Ценский С. Н. Собрание сочинений в двенадцати томах. Том 2. Произведения 1909-1926. — М.: Правда, 1967.