— Да что вам рассказать-то? Вот разве про барыню. Добрая была покойница да такая нежная — дурно было одно, что уж больно мудрила. Видишь, была у нее охота давать людям имена. Вот, бывало, родится у тебя сын, и идешь к ней. Придешь, станешь у двери. ‘Что, Иван, — скажет она, — зачем пришел?’ — ‘Да вот, матушка, жена сына родила’. — ‘Как же вы назовете его?’ — ‘Да Иваном, матушка, по отцу’. — ‘Ну, что за Иван — у вас все мужики Иваны, нет, ты назови его…’
Откроет это она книжечку и начнет выбирать имена. Ослушаться барыни не смеешь и зовешь ребят: одного Датом, другого Папиром. Случилось раз, что отыскала такое имя, что поп и крестить не хотел — вишь, нашли какого-то Пулона, Апулона… А то, бывало, родится мальчик, а его назовут девочкой, увидала раз барыня мужика и спрашивает: ‘Как зовут тебя, миленькой?’ — ‘Натальей’. — ‘Как Натальей?’ — ‘Да так Натальей, да и только’.
Справилась барыня у себя в книжке, собрала мужиков и хоть долго твердила им: Натулий, Натолий, а мужичок так и остался Натальей. А то одному дали имя Ансикрита, а мы его прозвали Секретом — так так его и похоронили Секретом. Раз вот приезжает к барыне один господинчик, он маленько за барыней ухаживал, да муж-то больно строго глядел, грозился все ноги переломить… Стала барыня провожать своего гостя спать да и говорит: ‘Я вас велю проводить Секрету. — Пожала она эдак ему ручку, да и кричит: — Эй, Палашка, позвать Секрета!’
Пришел к этому барину Секрет, барин спрашивает: ‘Ты Секрет?’ — ‘Секрет’. — ‘Ты все сделаешь, что велят тебе?’ — ‘Все’. — ‘Вот тебе сто рублей, проведи меня к барыне секретно’. Пришел Секрет на кухню и рассказал все, как произошло — вот смеху-то было.
Постоял немного мой Иван, видит, что я не только не смеюсь, а стал еще суровее, он и начал опять:
— А то раз поехала барыня в Москву, и чуть только вошла в гостиницу и кричит: ‘Иван, сходи в булочную к немцу и спроси себе три плюхи, — вот тебе рубль’. Делать было нечего: подневольное было время, пошел я, а сам думаю: ‘Что ж, рубль получить хорошо, выпить можно, а немец-то, гляди, не то, что русский: и плюхи-то дать не сумеет’… Прихожу. Вижу, немца нет, а стоит его дочь, — ну, что твоя барышня! ‘Ну, думаю, слава-те, Господи, от такой-то и плюху съесть очень приятно’. И говорю: ‘Матушка, сделайте милость, дайте мне три плюхи!’ — ‘Сейчас’, — говорит и дает мне три какие-то булочки… Понимаете ль, что у господ все не по-нашему: подчас едят и они, да не то, что наш брат. Долго мы смеялись над этими плюхами.
А вот еще, батюшка, это еще смешнее…
— Ну, — сказал я, — пока довольно и этого.
Так на днях я разгонял мою скуку, толкуя с половым в гостинице ‘Одесса’.
ПРИМЕЧАНИЯ
Текст по: ‘Развлечение’. 1866. No 14. Подпись ‘Преображенский’.