Смесь, Неизвестные Авторы, Год: 1805

19 век
Время на прочтение: 46 минут(ы)
Скачать в PDF

Смесь

Г. Борров недавно издал в Англии описание своего путешествия в Китай. Он рассказывает следующий, довольно забавный, анекдот об одном китайском принце:
‘Молодой принц крови, которому от роду не более 25 лет, и который по-видимому не имел никакого для себя занятия, почти каждый день приходил в залу дворца Иуен-мин-иуен, где мы выкладывали подарки, назначенные для императора. Он несколько раз просил меня показывать ему золотые часы, бывшие в моем кармане. В одно утро тамошний миссионер, пришед ко мне, спросил от имени принца, не намерен ли я продать часы свои, и что хочу взять за них. Я отвечал, что вещь сия подарена мне от моего друга, и потому не желаю лишиться ее, но могу для принца достать у наших мастеров другие часы, которые в доброте будут не хуже моих. Скоро потом сказали мне, что его высочество спрашивал мастеров о цене часов, и что она показалась ему очень дорогою. На другой день поутру явился другой посол от принца, и предложил мне за часы — полфунта чаю, шелковый кошелек и несколько стеклянных безделушек, которые принес с собою. Я просил его отнести обратно сии знаки щедрости принцевой. Миссионер едва согласился, опасаясь тем навлечь на себя гнев его высочества. Честный отец, возвратясь во дворец, лишь только донес о худом успехе своего посольства, как великодушный принц захотел посмотреть его собственные часы и немедленно объявил, что в знак своего милостивого расположения к миссионеру он принимает сей подарок. Бедный монах должен был не только лишиться часов, но с коленопреклонением благодарить его высочество за такую милость. Спустя несколько дней, я узнал от миссионера, что китайский принц более дюжины часов приобрел таким похвальным образом.

(Из Лонд. жур.)

————

‘Люди мрачного характера,’ говорит Коцебу в своих воспоминаниях о Париже, ‘люди, одержимые ипохондриею, утверждают, что надобно просить небо о перемене земной системы и о ниспослании умереннейшего климата, более приличного воздушному наряду парижских красавиц. Напротив того я думаю, что слишком уже увеличивают пагубное влияние моды на здоровье.
Я был свидетелем торжества нежного пола над холодом. Теперь здоровье в моде, ни одна дама не жалуется на сквозной ветер, не боится простудиться, стоя подле отворенных дверей. Теперь уже не услышите, чтобы говорили об известных vapeurs, прелестные отважились быть здоровыми и крепкими, они едят и пьют с добрым аппетитом и никого не беспокоят своими мигренями.
Румяна совсем вышли из употребления: бледность вообще в великом уважении. Это называется la Psyh, по Жераровой картине. Итак парижанки имеют нужду только в белилах, а румяна предоставили — мужчинам….
Мать и дочь одеваются совершенно одинаково. Обе вместе танцуют гавотту, поют, играют, резвятся, ни в чем не скрываются одна от другой и обе управляют домом. Они обходятся без чинов, называют друг друга просто ты, и в случае ссоры обе равно неуступчивы. Их распознать можно только по тому, что мать носит алмазы, а дочь цветы.
Молодой провинциал, приехавший в Париж для женитьбы, в следствие заключенного договора между обеими фамилиями, бежит к своей невесте, которой недавно минуло пятнадцать лет, и находит ее наедине с двадцати пяти-летним учителем, занимающуюся рисовальным искусством. — ‘Мы остановились на мускулах бедренных, говорит учитель: продолжайте.’ Ученица, желая блеснуть своими знаниями в анатомии, красноречиво рассуждает о подколенках, голенях и так далее. Провинциал спрашивает о здоровье матушки. — ‘О! Проказница всю минувшую ночь вертелась и прыгала на бале,’ отвечает любезное дитя, и предлагает жениху своему идти в манеж. Там садится на лошадь, скачет… Провинциал удивляется. Потом, следуя обыкновению, идут в училище плавания. Прекрасная невеста уходит в кабинет и через минуту опять является в пудремане, легкая мантия падает на землю, и грация — в панталонах и жилете, сделанных из нанкина так узко, что можно срисовывать все выпуклости — бросается в воду. Простодушный жених, совсем не ожидавший видеть прежде свадьбы такие прелести, оставляет плавающую наяду, бежит в свой постоялый дом, поспешно укладывается и возвращается в провинцию.’

————

В Нижней Нормандии правительство занимается исследованием дела о мнимых волшебниках. Открылось, что сумма, которую бес выманил у легковерных жителей, простирается до 250 000 франков. Обманщики уверяли своих адептов, что все клады, зарытые в земле, находятся под надзиранием нечистого духа, которого надлежало подкупать деньгами, чтобы он дозволил овладеть сокровищами. Если первый опыт не удавался, колдуны возвращали деньги вкладчикам, некоторые поселяне, надеясь обогатиться, приносили вдвое и втрое более денег, нежели прежде, и — находили какие-нибудь безделицы, а часто были устрашаемы внезапным явлением огненным, которое они почитали сатаною, или его агентами… Сребролюбие и суеверие тирански господствуют над нашими поселянами.

(Из Франц. журн.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.19, N 1. — С.44-48.

Смесь

Один французский автор — так напечатано в Парижском журнале — трудится над сочинением драматической пьесы (надобно думать, трагедии) под названием Представление света. По его уверению, в четвертом действии зритель увидит следующее:
‘Ангелы-истребители возвестят гласом трубным, что Бог во гневе своем за беззакония мира, определил его уничтожить. Непосредственно за сим 400 громовых ударов поколеблют основания вселенной, далее, звезды, солнце, планеты и кометы упадут — на землю, наконец, последует смешение стихий и явится хаос.’ Автор предварительно ручается за хороший успех сего творения, потому что музыка сочинена каким-то Алием Тромбоном, капельмейстером при Св. Софии. Horresco referens.

*

Недавно напечатана в Париже книга Мармонтелевы записки, которую публика ожидала с нетерпением, в самый день объявления продано 800 экземпляров. Автор, живший в тесной связи со многими славными писателями восемнадцатого столетия, рассказывает любопытнейшие о них анекдоты, до сих пор неизвестные. Сии Записки хранились у наследников Мармонтеля и писаны были для домашнего круга, не для публики. Помещаем здесь разговор его с Вольтером.
‘Вольтер спросил меня, что я думаю о Жан Жаке Руссо. Я отвечал, что, судя по его сочинениям, нахожу в нем красноречивого софиста, а всматриваясь в его характер, вижу притворного циника, который умер бы от досады, если б перестали удивляться его бочке. При сем случае я рассказал Вольтеру следующий анекдот:
Руссо в одном письме своем к Мальзербу {В Исповеди его сие происшествие списано почти также. Изд.} со всею пышностью красноречия рассказывает о вдохновении и восторге, которыми он был одушевлен в то время, когда положил твердое намерение вооружиться против наук и художеств. ‘Идучи в Винсень к Дидероту,’ пишет Руссо, дорогою просматривал я Французский Меркурий, случившийся на ту пору у меня в кармане. Нахожу заданный от Дижонской академии вопрос, который был предметом первого моего сочинения. Движение, овладевшее мною по прочтении сей статьи, походило на внезапное вдохновение. Мой ум озарился ярким светом, тысячи мыслей мгновенно родились в душе моей и произвели в ней неизъяснимое впечатление. Я чувствовал какое-то утешение, мое сердце сильно трепетало. Не могши идти далее, я упал под деревом и провел целые пол-часа в таком движении, что встав с места, увидел камзол свой измокшим от слез, которые в беспамятстве моем лились из глаз.’
Такими красками изображено исступление. Несмотря на то, дело происходило совсем иначе, я рассказал его Вольтеру, точно так, как слышал от Дидерота. Пусть говорит сам Дидерот.
‘Руссо посещал меня, когда я содержался в Винсеньской тюрьме, и называл своим Аристархом. В один день прохаживаясь со мною, он сказал, что Дижонская академия предложила любопытную задачу, и что ему хочется написать ответ. Дело состояло в вопросе: восстановление наук и художеств споспешествовало ли очищению нравов? — Какую же сторону вы взять намерены? спросил я Жан Жака. — Утвердительную. — О! это уже слишком обыкновенно. Люди с посредственными дарованиями защищают науки, и вы должны будете повторять их мысли, противная сторона представляет поле новое и богатое для философии и красноречия. — В самом деле, отвечал Руссо, немного подумав: послушаюсь вашего совета.’
В сие время, продолжает Мармонтель, Жан Жак решился надеть свою маску. ‘Не удивляюсь тому, отвечал Вольтер: этот человек весь состоит из притворства и в уме и в душе, пусть переменяет свои роли, пусть представляет то стоика, то циника, но он не скроет истинного своего характера.’

(Из Фр. Мерк.)

*

Парижский институт слепых издает журнал, сочиняемый и печатаемый слепыми, которого цель есть делать известным публике ежемесячные упражнения слепых. Первый номер сего журнала вышел в декабре месяце. Вот его содержание: 1. О несчастии быть слепым. 2. Биографии слепых, 3. Известие о последнем заседании Музеума слепых, и 4 рассуждение о начале слова aveugle (слепой). Можно ли смотреть без удивления на сих слепцев, разыгрывающих со всею точностью Мегюловы сочинения? Этого недовольно: они читают книги, пишут и делают математические задачи.

(Из Фр. журн.)

*

Несмотря на то, что в Париже привыкли слышать о частых самоубийствах, следующее происшествие обратило на себя общее внимание. Одна женщина умерла, оставив после себя мужа с малолетними сиротами. Овдовевший отец семейства, не имея способов воспитывать детей своих и смотреть за ними, впал от того в страшное отчаяние, в припадке сильной горести, он берет на руки любимейшее дитя свое, поспешно бежит к речному берегу, кидает младенца в Сену, и — в след за ним сам падает в воду. По счастью, скоро успели помочь им, отца и ребенка вытащили и обоим возвратили жизнь. Несчастный, пришед в чувство, объявил, что любовь и сострадание заставило его решиться на такой поступок.

(Из Фр. журн.)

*

В Германии вышел в свет каталог, содержащий в себе имена всех нынешних немецких писателей. В Йенских ученых ведомостях помещено сравнение сего каталога с прежними, открылось, что число писателей впятеро увеличилось в течение тридцати семи лет, под одною буквою S содержится их 1406 человек. Не только число сочинителей возросло до невероятной степени, но самые сочинители ныне пишут гораздо более, нежели прежде, так что каталог творений одного автора занимает множество страниц. Не упоминая о других, Гейнсе в продолжение одиннадцати лет написал шестьдесят пять томов. Ученая армия в Германии состоит теперь из 10000 человек, но если количество их и впредь будет возрастать в одинаковой пропорции с прежнею (от чего Бог да сохранит!), то через тридцать семь лет число сих ратников дойдет до 50000, и тогда один список имен их с принадлежащими титулами будет состоять из шестидесяти томов.

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.19, N 2. — С.130-136.

Смесь

Аббат Делиль выдал в свет на французском языке Потерянный рай Мильтонов, переложенный им в стихи с английского подлинника. Строгие критики говорят, что перевод поэмы британского Гомера не удачнее Виргилиевой Энеиды, над переложением которой Делиль трудился около тридцати лет. Знатоки, читавшие первые четыре песни нового перевода Энеиды г. Гастона, провизора Лиможского лицея, отдают ему преимущество перед Делилем и нетерпеливо ожидают продолжения. Г. Гастон обещается в нынешнем году напечатать следующие четыре песни, а будущем — последние. — Между тем, внимание литераторов устремлено теперь на новую поэму в восьми песнях, под названием Мореплавание, сочиненную г-м Эсменаром, отличающуюся пиитическими картинами и чистотою слога. — Поэма г-на Люса Ахиллес на острове Сциросе, в шести песнях, при первом поялении своем наделала-было много шуму, но разборчивая критика назначила для нее место по ее достоинству. Автор подражал Стацию в расположении поэмы и в начертании характеров, слог его нечист и изобилует ошибками против языка.

*

Тринадцатилетний актер Генрих Вест Бетти, о котором теперь так много пишут в английских и немецких ведомостях, и который удивляет игрою своею лондонскую публику, родился в Шревсбургском графстве, 13 сентября 1791 года. Отец его есть сын одного ирландского лекаря и живет в Баллинагинге недалеко от Белфаста. Молодой Бетти, увидев г-жу Сиддонс, игравшую роль Эльвиры в трагедии Пиззар, пленился ее талантом, и с тех пор обнаружилась в нем склонность к театру. Он решительно объявил отцу своему, что хочет сделаться актером. Г. Аткинс, директор трупы в Белфасте, пред которым Бетти читал некоторые места из роли Роллы, удивлялся его дару, и поручил Гоугу, актеру той же трупы, дать ему несколько уроков, Бетти, сыграв три или четыре раза в Белфасте, явился на Дублинском театре, где по общему желанию публики получил название молодого Росция. Оттуда Бетти отправился в Шотландию, где равным образом осыпан был похвалами и рукоплесканиями. В Эдинбурге, г. Гоме, автор трагедии Дуглас, был чрезвычайно доволен искусством Бетти, игравшего роль Норваля, и объявил, что до того времени еще не видал актера, который представлял бы лицо сие с таким совершенством. Любимые роли молодого Росция суть: упомянутый Норваль, Фридерик — в комедии Клятва любви, Гамлет, Ричард III, Танкред, Ролла, и Октавиан — в Горных жителях. — В Стокдале в один день дано было два спектакля, для того, что молодому Бетти надлежало спешить в Лондон, и нельзя было дожидаться другого дня в сем месте, первый спектакль начался в полдень, другой в обыкновенное время. В 1-й день декабря Бетти играл в Лондоне на Ковент-гарденском театре роль Селима в трагедии Рыжая борода. В час после полудня, в день представления множество любопытных стояло уже подле театра, ожидали с нетерпением раздачи билетов. Лишь только отперли двери театра, в ту минуту толпа народа насильно вломилась в залу, полицейские офицеры должны были уступить силе. Любопытные зрители заняли ложи, каждый по своей воле, и поступали весьма неблагопристойно с теми, которые отваживались объявлять права свои на места, им принадлежавшие. — Невозможно не удивляться игре г-на Бетти, несмотря на несовершенства, которые более надлежит относить к его возрасту, нежели к недостатку в истинном даровании. Утверждают, что его здоровье крайне ослабело от всегдашнего напряжения.

*

Можем поздравить любителей древней литературы с новым, недавно напечатанным в Париже изданием Гомеровых творений с латинскими и французскими переводами и с присоединением ученых и критических замечаний. Для пользы упражняющегося юношества цена сей книге назначена весьма умеренная. Монитер ручается за достоинство текста и переводов, и отдает справедливую похвалу издателю, г-ну Гелю, профессору греческой литературы во Французской коллегии, известному публике в качестве ученого геллениста. Желательно, чтобы г-да иностранные книгопродавцы, торгующие в Москве, выписывали для охотников по нескольку эксемпляров книг сего рода. По несчастью, ученый товар у нас худо продается. Иностранные книги получаются в Москве два или три раза в год, несмотря на то, тщетно будете искать здесь сочинений Плутарха, Тита-Ливия, старшего Плиния и проч. Abundantia librorum laboramus.

*

Недавно играна в Париже новая трагедия Кир, сочиненная известным г-м Шенье, творцом многих одобренных пьес, и между прочими трагедии Фенелона, представляемого французскими актерами на здешнем Петровском театре. Содержанием своим она похожа на Вольтерову Меропу: Астиаг, царь ассирийский, убеждает дочь свою Мандану согласиться на умерщвление сына ее Кира, один старинный друг выводит ее из заблуждения, и так далее. Есть места и сцены прекрасные. Автор заставляет действующие лица выражать душевные чувства языком сильным и красноречивым, со всем тем трагедия освистана. Однако ж нет худа без добра. Г. Шенье был утешен тем, что г. Жоффроа не мог, как сам объявляет в своем журнале, втесниться в театральную залу, по причине великого множества зрителей.

*

Г. Коцебу в письме своем из Неаполя, описывая сделанные им наблюдения на горе Везувий, рассказывает следующий забавный анекдот, которого сам он был очевидным свидетелем, вместе со многими знакомыми ему особами. 23 числа ноября, когда лава угрожала опустошением садам виноградным, жители с торжественною процессией, по обыкновению своему, вынесли образ Св. Януария, и поставили его перед лавою, с коленопреклонением просили святого удержать стремление пламенного потока, который час от часу приближался к ним. Образ отнесли далее, поставили перед лавою, и снова умоляли святого оказать благодеяние, которое стоило бы ему только одного мановения. Тщетно! Глухая лава лилась вперед, не остановляясь. Тогда огорченный народ начал ругать безжалостного святого, называл его vecchio ladro, birbone, birbante, scelerato, словом, честил его всеми титулами, какие только отчаяние внушить может. Комедия окончилась побоями.

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.19, N 3. — С.221-227.

Смесь

Английский дворянин Эон, человек нрава беспокойного, высокомерного и упрямого, доказал собственным примером, как легко можно сделаться обер-шутом. Ему пришло в голову объявить себя сыном Божиим, судиею живых и мертвых. Поводом к сему странному поступку послужило сходство имени его с латинским местоимением eum, стоящим при конце заклинательной молитвы: per eum, qui judicatures est vivos et mortos. Нашлись люди, которые поверили словам его и наделали много шуму. Папа, в качестве наместника Божия на земле, не мог равнодушно смотреть на сие зрелище. Эона схватили и привели пред собор духовный, бывший в Реймсе. Папа спросил его: кто ты таков? ‘Я тот,’ отвечал фанатик: ‘который придет судить живых и мертвых.’ Он имел при себе палку с двумя завостренными вверху концами наподобие вил крестьянских. Папа спросил у него: что означает сей посох: и получил в ответ следующее: ‘Это великая тайна. Когда держу посох мой в таком положении, в каком видите его ныне, то есть, оборотив двумя концами кверху, это значит, что Бог управляет двумя частями света, а третью оставляет мне, а когда два конца оборачиваю вниз, в то время я господствую над двумя частями, а третью предоставляю Богу.’ Мнимый обладатель мира умер в тюрме, а многие из последовавших его учению и не хотевших отречься от своего заблуждения, были сожжены. Жаль, что этот человек привязался к грубому эмпиризму. Если он был бы идеалистом, то вилы бы послужили ему прекрасною эмблемою новой системы, — но тогда едва ли осталась бы для Бога и одна часть земли!

(Из нем. журн.)

*

Папа Инокентий XI, в 30-й день ноября 1683 года, обнародовал повеление следующего содержания: ‘Повелеваем всем девицам и женщинам покрывать материей плотной и непрозрачной плечи и грудь до самой шеи, а руки до кистей.’ — Те, которые по истечении шести дней не исполнили сего предписания, были отлучены от церкви, и при смерти своей ни от кого не могли получить отпущения, кроме самого папы. Духовный отец, который осмеливался давать отпущение сим грешницам, подвергался лишению сана и отлучению. Даже отцы, мужья и опекуны подлежали равному наказанию с преступницами. Несмотря на то, многие папы принуждены были повторять сие повеление. — Оставляем дамам сделать свои примечания о сем предмете.

(Из Север. арх.)

*

Не горестно ли для человека, который от просвещения ожидает счастья своих собратий, обманываться в приятнейшей надежде своего сердца? Не горестно ли слышать, что законы вызывают из тьмы веков варварских обыкновения, постыдные для человеческого рода? Правительство Граубинденской области, в Швейцарии, признало нужным ввести в употребление мучительную пытку, и назначило награждение за сию адскую работу. Палач за полную пытку со всеми к ней принадлежностями получает шесть гульденов за каждого человека, за повторение оной платится четыре гульдена. O tempora! O mores!

*

Аббат Жоффроа в журнале своем расхвалил поэму Мильтонову Потерянный рай и перевод Делилев. Насмешники утверждают, что Жоффроа увенчал похвалами подлинник и перевод по той причине, что герой поэмы есть — сатана.

(Из нем. журн.)

*

Ежегодные опыты свидетельствуют, какие напасти терпит нежная любовь от людей завистливых и жестоких. Недавно в Лондоне одна чувствительная пятидесяти-пяти-летняя любовница была позвана к суду за то, что она частыми своими посещениями нарушала спокойствие семейства г-на Г. Какая несправедливость! Что же оставалось делать ей, когда шестидесяти-шестилетний друг ее, мучимый подагрою, не мог сдвинуться с места? Судья, сделав ей строгий выговор, накрепко запретил беспокоить дом Г*. ‘Нет!’ отвечала новая Фрина: ‘нет! не оставлю моего Эдуарда! Я люблю его как душу, и уверена, что он знает цену любви моей!’ Судья заговорил о смирительном доме и заставил умолкнуть страстную прелестницу. Спрашивается: какая волшебная сила привлекала ее к доброму старцу, и какая причина заставила родственников заботиться об его спокойствии? Ответ: 60,000 фунтов стерлингов.

(Из англ. вед.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.19, N 4. — С.300-304.

Смесь

В некоторых парижских училищах открыты классы для преподавания нового языка греческого. Многие греки, достойные потомки Сократов и Платонов, ныне ревностно стараются распространять успехи просвещения между своими соотечественниками и охотно жертвуют избытками от своего имущества для восстановления наук в тех местах, в которых они родились, росли и возмужали. Из публичных известий видно, что тьма невежества приметным образом редеет в Греции, и что обитатели ее оживают для ученого света. Общество благомыслящих греков теперь предпринимает издавать творения знаменитейших древних писателей. Г. Василь, богатый купец, известный уже сделанными им пожертвованиями, важную денежную сумму для произведения в действо сего полезного намерения. Доктор Корей, уроженец из Смирны, беспрестанно трудится над обогащением издаваемых классиков учеными замечаниями. Скажем теперь о том, что к нам ближе. Господа Зосимы, братья, находящиеся: Анастасий в Нежине, Николай в Германии, Зой в Москве и Михайло в Ливорне, заслуживают особливую признательность от всех своих соотечественников, от всех друзей общего блага. Сии почтенные люди взнесли важный капитал (более ста тысяч рублей) в опекунский совет Императорского московского воспитательного дома с тем, чтобы поручаемые из них проценты употребляемы были на содержание училища и больницы в Якине, отечественном их городе. Они напечатали собственным иждивением многие греческие книги: духовные, философские, математические и физические, над которыми трудился покойный архиепископ Никифор, бывший Астраханский, издали Гомера, Фукидида, Лонгина и греческие древности, встречающаяся в Гомеровых творениях, переведенные с латинского языка на древний греческий преосвященным Евгением Булгаром, святителем, отличившимся трудами своими в исследовании некоторых предметов, относящихся до российской истории, теперь иждивением господ Зосимов печатаются в здешней университетской типографии толкования на апостольские послания. Любопытные захотят знать, где господа издатели продают свои книги и сколько получают барыша? О! прибыток их достоин зависти! Они отсылают книги свои в Грецию для раздачи в училищах — безденежно. Господа Зосимы знают истинную цену любви и благодарности.

*

В одном французском журнале, издаваемом обществом людей, приобретших ученую славу в Европе, напечатана статья О нравах и обыкновениях древних россиян и о переменах, в последовавшие времена случившихся. Там сказано в начале, что статья сия отчасти взята из немецкого журнала Russische Miszellen. Г. Рихтер, издатель сего журнала, прекрасными переводами русских сочинений доказал, что знает наш язык, нашу историю и наши обыкновения, следственно не его должно обвинять в ошибках и нелепостях, которые видим в упомянутой статье французского журнала. Начнем с главного: Большая часть собственных имен изуродована так, что читатель ничего не знает, о ком говорится и где что происходит, надобно иметь перед глазами немецкий подлинник (а всего лучше, Вестник Европы, изданный господином Карамзиным, из которого переведена статья сия, к несчастью, со многими прибавлениями), чтобы понять, что значат слова: Ников, Никер (Никон Патриарх), Кремт (Кремль), Стрегенблобода (Стрелецкая слобода), Китнигород, Зургород (Китайгород, Царьгород), князь Стекжезаский и множество других. В вымышленной повести переводчик может забавляться переименовыванием лиц и мест по своей воле, но в истории этого нельзя позволить, в чем сами ученые издатели французского журнала с нами должны согласиться. Теперь переведем для: образца одно из прибавлений, которое, правду сказать, не делает большой части своему изобретателю. ‘Cие древнее обыкновение (молиться войдя в горницу) и теперь существует в русском народе, из того следует, что русский мужик, войдя в дом, убранный роскошнее, нежели его хижина, и увидев зеркало, тотчас кланяется своему лицу, почитая его за образ святого!’
Et voila justement comme ont crit l’Нistoire!

*

Двойни, брат с сестрою, жившие вместе неразлучно с самого детства в Неттанкуре, в Мозельском департаменте, служили примером любви и взаимного согласия. Провидению угодно было благословить сей редкий союз долгоденствием, брат и сестра умерли в один час, торжествуя день своего рождения.
Оба они были безбрачны, сказывают, что в продолжение восьмидесятилетней жизни своей ни один из них не показал не удовольствия или огорчение против другого. Такие случаи очень редки, однако не новы. Известно у что графы Линьевиль и Отрикур, двойнишние братья, происшедшие от древней рыцарской Лотарингской фамилии, были очень похожи один на другого лицом, голосом, поступью и ухватками. Они обыкновенно бывали больны в одно время и одинаковой болезнью. Если одного ранили на сражении, другой чувствовал боль. Еще страннее то, что оба брата видели одинаковые сны. Граф Отрикур, находясь во Франции, занемог горячкой и умер, граф Линьевиль, бывший тогда в Баварии, в то же время страдал от самой той же болезни и без всякого сомнения лишился бы жизни, если б — так написано в Лотарингской хронике — не прибег под за щиту Аттенгиской Богородицы, которая спасла его от смерти. — Если все сие справедливо, то надобно признаться, что физики еще многого не открыли в природе.

*

Вот образчик ученых споров девятнадцатого столетия. Аббат Жоффроа напал на г-на Этьена за то, что он, украв у Пиксеркура воображение, переделывает повести г-жи Жанлис в комедии. Автор отвечал, что Жоффроа, когда-то получил пощечину, и что он пьянствует с актрисами. — Жоффроа в опровержении своем упоминает, что Этьен поместил ответ свой в самом глупейшем из журналов, и что он изблевал всю желчь. — Противник грозится довести аббата до потери позыва на пищу. — Жоффроа отвечает, что Этьену нечего есть, что Этьен шатается по передним, между тем, как он (Жоффроа) имеет на свой журнал восемнадцать тысяч субскрибентов и всегда пирует с актрисами.

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.20, N 5. — С.57-63.

Смесь

‘Идучи по улице’, пишет г. Коцебу из Неаполя: ‘я увидел толпу людей собравшихся перед лавкою башмачника около какого-то предмета, лежавшего, по-видимому, на земле, все зрители с любопытством смотрели вниз. Не пропуская ни одного случая узнавать народ, я продрался сквозь толпу и увидел умирающую женщину. Сердце перевернулось во мне, когда услышал я слова окружающих: она умирает от голода. Вид и наружность страждущей доказывали, что это сущая истина. Перед нами на каменной мостовой лежал остов, имеющий, как казалось, от тридцати до сорока лет от роду и едва прикрытый рубищами. Можно было видеть, что несчастная боролась со смертью. Каждый из мимо идущих останавливался из любопытства, многие, взглянув, равнодушно, продолжали путь свой, — никто не хотел помочь. Протеснившись еще ближе, с кошельком в руке, именем Божиим я просил о пособии — тщетно! никто не хотел сжалиться над нею. Вбежавши в отворенную лавку, я нашел в ней башмачника с двумя работниками, обещал им отдать все свои деньги, если они согласятся перенести женщину и положить ее на постель — тщетно! Один, работник даже смеялся — так, смеялся! — что я худо говорю по-итальянски. Мне утешительно быть уверенным, что умирающая, не слыша слов моих, понимала мои телодвижения, ибо взоры ее на мне отдыхали, — я был последний предмет, на котором погасающие глаза ее остановились — она умерла! — Мне казалось, мне хотелось верить, что еще можно спасти несчастную — и я боялся оставить ее, но один мимо шедший человек, вероятно лекарь, взял ее за руку, для испытания биения жилы, сказал хладнокровно: ‘Она умерла’, и пошел своей дорогой. Тогда и я, отойдя от трупа, остановился вдали, желая видеть, чем окончится зрелище. Долго лежала умершая на улице, окруженная толпою любопытных, наконец явились полицейские служители и унесли ее. — Пред лицом всей Европы объявляю о сем происшествии, говорю вслух: В 4-й день декабря 1804 года поутру в 10 часов, в Неаполе умер человек от голода!!
Король сегодня поехал на охоту. Я видел, как провели около тридцати собак — все они отменно выкормлены.

(Из нем. журн.)

*

Славный Доктор Галь предпринимает путешествие для свидание со своими родителями, при сем случае он посетит северную Германию и познакомится лично с тамошними учеными, для сообщения им своих исследований о строении и действиях мозга как человеческого, так и животных, и для выслушивания их возражений. Таким образом, обогатившись новыми знаниями, он употребит их на возможнейшее усовершенствование своего сочинения о черепах и мозге, которое скоро издать намеревается.

(Из нем. журн.)

*

Между бумагами знаменитого Вейссе найдены отрывки сочинения, содержащего описание собственной его жизни, асессор Вейссе, сын покойника, и дьакон Фриш, зять его, намерены составить из сих отрывков полное жизнеописание. Любители немецкой музы надеются, что книга сия будет крайне занимательною, потому что Вейссе в молодых летах своих был товарищем Уца и Клопштока, другом Рабенера и Геллерта, и имел пребывание свое в Лейпциге — городе, бывшем столицею изящной словесности отечественной.

(Из нем. журн.)

*

Недавно один житель графства Верденфельского, в Баварии, писал в Рим о том, что имеет намерение сочетаться браком с племянницей покойной жены своей, просил духовного разрешения, и получил его на двух условиях: во-первых, он должен представить письменное свидетельство о недостаточном своем состоянии, за подписанием епархиального архиерея, а во-вторых — заплатить в Рим четыреста гульденов в пользу преемника Св. Петра. — Из сего можно видеть, что есть причины желать скорейшего произведения в действо духовного конкордата, сочиняемого в Париже для Германии!

(Из фран. журн.)

*

Президент французского Национального института получил донесение из Орнского департамента об удивительной способности ума одного семилетнего мальчика. Сие донесение подписано приходским учителем, засвидетельствовано гражданскими чиновниками и многими частными особами, при нем приложена выписка о рождении сего чудесного ребенка. Дело состоит в следующем: Один мальчик, которому от роду семь лет и четыре месяца, сын бедных родителей, не учившийся грамоте, имеет обыкновение в торговые дни ходить в лавки, где купцы вычисляют деньги за продажу и покупку. Приметив ошибку в счете, дитя улыбается и говорит: вы ошиблись, надобно вот так. Потом идет в холщевой ряд, услышав о числе отмеренных аршинов, он немедленно объявляет, сколько за них заплатить должно, и идет далее. Таким образом в одну минуту он вычисляет сумму за проданные вещи, и уходит, будучи доволен собою, и пошутив насчет купцов, которые с пером в руках поверяют его выкладки. Учитель приходской школы Вимонтьерской, услышав о чудесном мальчике, захотел познакомиться с ним, и при первом свидании предложил ему следующую задачу: 7 и 9 сколько составляют? Маленький Эвклид не скрыл негодования своего за такой легкий вопрос, и учитель постепенно задавал ему другие, относящиеся до первых четырех правил арифметики, простых и сложных, например: если взять 23 из 59, сколько останется? 7 раз 7, сколько выйдет? 6 раз 13? 8 раз 16? 13 раз 17? сколько надобно заплатить за 83 аршина, за каждый по 3 ливра и 2 су? за 87 арш. по 3 лив. 5 су? за 88 арш. по 4 ливр. 10 су? Если 24 разделить на 6, то сколько выйдет? 32 на 4? 72 на 8? 55 ливр. 10 су на 5? 65 ливр. 14 су на 7? и проч. Исправные ответы следовали немедленно за вопросами, учитель спросил: треть с половиною 16-ти франков сколько составит? Мальчик отвечал, что ему неизвестно, что значит треть, но когда сказано было, что три трети делают одно целое, то он в ту же минуту отвечал: треть с половиною 16-ти франков есть 8 франков. Потом, посмотрев пристально на учителя, мальчик спросил: теперь вы скажите мне, сколько составят тысяча су, тысяча полусу, тысяча ливров, тысячи полуливров, тысяча деньеров и тысяча полуденьеров? Будучи весьма доволен замешательством учителя, он улыбнулся, и поворачивая одним плечом, сказал: это составит сто франков — и ушел от своего испытателя. Учитель доносит, что занимает его задачами, но ничему не учит. Телесное сложение мальчика очень правильно, голова большая и к затылку продолговата, лицо плоское и широкое, глаза умные и острые, зрение слабое, улыбка приятная, телодвижения живые. Учитель и старшины приходские уверяют, что ответы сего мальчика не должно относить к действию памяти счастливой и обработанной упражнением, но единственно к умственным способностям и к дарованию вычислять! Он называется: Людовик Роберт Дево. Родители его не могли дать ему никакого воспитания.

(Из Декады.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.20, N 7. — С.230-236.

Смесь

Науки и художества в высочайшей особе нашего вселюбезнейшего монарха имеют такого деятельного покровителя, который не почитает чрезмерными никаких издержек, для распространения оных и для возведения наверх цветущего состояния. Государь император, обратив внимание на редкое, может быть единственное, собрание известных рукописей г-на Дубровского, соизволил взять оное в свою библиотеку, приказав выдать собирателю 15000 рублей за рукописи и пятилетнее жалованье со дня увольнение от службы, сверх того пожаловал его чином надворного советника, назначил надзирателем над всеми манускриптами, в большой Императорской библиотеке находящимися, и повелел производить ему кроме жалованья ежегодный пансион.

*

Государь император соизволил купить большой механический оркестр г-на Штрассера, доставшийся, как известно, вдове пастора Гергольда. Сей оркестр, находящийся теперь в Эрмитаже, назначен — так написано в одном с. петербургском журнале — в подарок китайскому императору, к которому в скором времени отправится важное российское посольство. Г. Штрассер, сын художника, будет находиться в свите посольства, для устроения оркестра и для показания китайцам, каким образом надобно смотреть за ним.

*

Оставшиеся после смерти Неккера сочинения ныне вышли в свет под титулом Рукописи г. Неккера, изданные его дочерью. Г-жа Сталь хвалит (вероятно в предисловии) отца своего с таким жаром, что читателю нельзя удержаться от смеха, всего забавнее помещенный в сочинениях славного генерал-казначея, им самим написанный роман, в котором виден талант автора очень посредственный. Весьма необыкновенными покажутся следующие слова г-жи Сталь: ‘Разговаривая с моим родителем, часто в умилении сердца я мысленно переносилась к тому времени, когда он был молод и любезен, к тому времени, когда я охотно бы желала носить на себе имя его супруги, если бы лета наши были равные’. Каким нелепым быть может чистосердечие ученой женщины! Дочь с умилением думает о том, что она охотно вышла бы замуж за отца своего! Это одной только благонравной француженке сказать прилично!

*

Г. Рихшер, издатель немецкого журнала, под названием: Russische Miszellen, в котором были помещаемы переводимые с российского языка сочинения, предпринимает путешествие в Швейцарию, Италию, Францию и Англию. Богатые приобретения, которых надобно ожидать от дарований и наблюдений сего почтенного писателя, будут в отрывках помещаемы в Северном архиве, на немецком языке. Г. Рихтер намерен, окончив путешествие, возвратиться в Москву и, приведя в порядок свои бумаги, издать их в свет.

*

Недавно прибыль в С. Петербург г. профессор Реманн, ученик славного Галя, сказывают, что он будет преподавать публичные лекции о черепах.

*

Из таблиц, сочиненных господином министром коммерции, Графом Румянцевым, видно, что в 1803-м году ввезено в империю Российскую разных заграничных товаров:
водою — на 34,393250 руб.
сухим путем — 21,164425.
Итого на 55,557675.
Вывезено из России за границу:
водою — на 59,507444 руб.
сухим путем — 7,841199.
Итого на 67,148543.
Сверх того, из ввезенных товаров обратно отправлено за границу на 6,652060 руб., следственно российская заграничная торговля получила выигрышу в 1803-м году 18,525028 рубл.

*

В Опыте об искусстве сообщать мысли свои поспешным и скрытным образом объяснено начало знаков телеграфических и сделаны многие замечания, достойные любопытства. — Автор Опыта, г. Эджевор, полагает, что искусство сообщать мысли посредством звука и знаков телеграфических, известно было в самой глубокой древности. Тезей пользовался им в Аргонавтском походе, Агамемнон — при осаде Трои, Мардоний — во времена Ксерксова нашествия на Грецию. Телеграфия Тамерлана была весьма понятна. Осаждая город, он употреблял три знака. В первый день приказывал ставить белое знамя, означавшее, что победитель помилует осажденных, если они немедленно сдадутся. Во второй день разевалось красное знамя, это показывало, что победитель требует крови, и что начальник города и знатнейшие чиновники жизнью своею должны заплатить за безрассудное сопротивление. В третий день выставляемо было знамя черное, означавшее, что город неминуемо будет разрушен, а жители умерщвлены все без изъятия, чем бы осада ни кончилась, покорением или сдачею добровольною. — Мавры в Испании строили на горах высокие башни, чтобы иметь беспрерывное сообщение днем посредством дыма, а ночью посредством огненного свинца. В сочинениях Эсхила упоминается о трубе, которой были сообщаемы всему войску повеления начальника. Славная труба Александрова подавала голос на сто стадий. Фонтенель полагает, что жрецы Дельфийского и других оракулов знаменитейших получали нужные уведомление посредством знаков телеграфических. Из всех народов, которым известно было употребление сего искусства, римляне наиболее им пользовались. Расположившись на каком-нибудь месте, они тотчас старались учредить способы ко взаимному сообщению и таким образом удержать при себе владычество над побежденными народами, рыли дороги, выбирали места для наблюдений и строили для сего разные здания, которых остатки ныне свидетельствуют о прежнем их великолепии. Высокие башни Узесские, Беллегардские, Арльские и Нимские назначены были для римских стражей, которые посредством знаков имели между собою сообщение и с удивительною скоростью передавали известия. Таким образом искусство соединило то, что разделила сама натура, таким образом Сирия и Египет, Антиохия и Александрия, бесчисленное множество городов Италии, Галлии, Греции, Испании, Африки и Азхии были соединены между собою.

*

Теофраст Ренодо, парижский врач, отовсюду собирал известия чтобы забавлять ими больных своих, и тем прославился. Но как в городе не все больны, или по крайней мере не все почитают себя больными, то Ренодо спустя несколько лет расчел, что может получать более дохода от любопытства жителей, нежели от их болезней. Он вздумал выдавать в публику известия, которые прежде собирал в разных домах, и получил на то привилегию в 1632-м году. Тогда уже известны были в Венеции подобные же листки, называемые газеты, по имени небольшой монеты, которую платить надлежало за прочтение оных. Вот название и происхождение наших газет!

(Из Сев. пчел.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.20, N 8. — С.309-315.

Смесь

Г. Коцебу, в бытность в Неаполе, видел в библиотеке королевской рукописи, каких без сомнения нельзя найти в славной библиотеке ватиканской, а особливо большого собрания сатирических сочинений, наполненного бесстыдными ругательствами на счет пап и кардиналов. В нем помещены между прочим надписи надгробные, сочиненные при жизни тех, для кого они сделаны, например: о кардинале Оригцие сказано, что ‘он от старости помешался в уме, что не боялся суда Божия, что молился только за одних женщин и жил как Сарданапал, или как петух, окруженный стадами кур’. Вот другая: ‘кардинал Николай …. надутый, гордый, тщеславный, высокомерный, безрассудный, сребролюбивый, неуч, невежа, его родословие простирается далее Адама: за сии-то отличные достоинства он причтен к освещенному кардинальскому сословию!’ О кардинале Оттобони сказано: Unus de grede porcorum, stuprator, adultery, sodomita, а в заключении: ‘exonera ventrem viator et abi’, из почтения к нашим читателям оставляем без перевода сию острую шутку западных католиков на счет благонравных пастырей. — Сверх того г. Коцебу видел одну рукописную комедию, под названием Святой Бонифаций, сочиненную кардиналом Руспилиози. Чтобы дать понятие о сем драматическом произведении, довольно упомянуть названия действующих лиц, вот они: Воюющая церковь, Торжествующая церковь, Аглая (Грация), святой Бонифаций, драгунский капитан, ангел хранитель, дьявол, люцинда и хор солдат!

*

Сожалеем, если пристрасное защищение известной российской истории, на которую критика помещена была в 16 номере Вестника Европы на 1804 год, имело для защитника неприятные следствия. Не наше дело говорить, как отзываются в Германии об издаваемом г-м Пробстом Гейдеке немецком журнале, под названием: Russischer Mercur, в котором находится упомянутое защищение, но не можем умолчать о статье, касающейся до автора критики. Читатели увидят, что не одно самолюбие заставляет нас выписать в подлиннике мнение, напечатанное в одном немецком журнале dr Freimuthige, над сочинением которого трудятся господа Коцебу и Меркель — журнал, достойно уважаемыми любителями здравомыслия и хорошего вкуса. Следует статья от слова до слова: … Ein Aufsatz ‘uber die neuere Russische Geschichte,» der im grunde nichts ist, als die Vertheidigung eines Abbe Perin, der einen Abrege de l’Histoire de la Russie voll lcherlicher Fehler geschrieben, und darin die Vereinigung der Griechischen Kirche mit der Romischen so eisrig empsohlen hat, als man seit Jahrhunderten Heimlich daran gearbeitet hat. Diese Vercheidigung ist sehr feicht. Sie sagt eigenteich nichts, als dafs es Hrn Perin kranken musse, sein Buch im Вестник Европы belacht und getadelt zu sehen. Wie? Hat den dieser Abbe als Fremdling das Recht, bei grasser Ignoranz den Lehrer zu machen, und offentlich eine Maassregel zu predigen, welche die Beherrfeher Russlands um eines ihrer Majeflats-Rechte, nehmlich auch Kirchliche Oberhaupter ihrer nation zu feyn, bringen, und den Cabalen einer auslandischen Hierarchie preis geben wurde? Wenn er unverschame genug ist, das zu thun: kann man ihn streng genug zurecht veisen? — оставляем г-м историку и его апологисту перенести дело на апелляцию куда за благо рассудят, а мы очень довольны сим решением.

*

В минувшую зиму распространился в Лондоне вкус весьма странный в рассуждении пышности. Слово египетский вошло во всеобщее употребление и сделалось лозунгом всех мебельных лавок. Домашние уборы, греческие и римские, вышли из моды, теперь пришла очередь до египетских, или лучше сказать, до таких, которые кажутся египетскими. Каждый отгадает, что политические события произвели на свет сию моду. Томас Гопе ввез в Англию вкус египетский, ему последовали знатнейшие фамилии, и ныне страсть ко всему называющемуся египетским сделалась столь общей, что нет ни одного сидельца в мебельных лавках, который не выговаривал бы слов: сфинкс, Изида, пирамида, Фарос, обелиск с такою же легкостью и удобностью, как самые ученые антикварии.

*

Людовик XIV, показав поэту Боало стихи своего сочинения, требовал, чтобы он искренне обьявил свое о них мнение. ‘Ваше величество, — отвечал Боало, захотели написать дурные стихии и написали их, а это доказывает, что для вас нет ничего невозможного.’

*

Карета, в которой ехала молодая и пригожая женщина, опрокинулась на берегу Сены в то самое время, когда г. Дюкло купался. Услужливый Дюкло поспешно выскочил из воды, подбежал к карете, и подавая руку женщине, сказал: ‘Извините, сударыня, мою неучтивость, я без перчаток’.

*

Фридрих ІІ, король прусский, каждому вновь появившемуся солдату в числе его телохранителей, которых одну роту составляли отборнейшие люди изо всей армии, обыкновенно делал следующие три вопроса: ‘Сколько тебе лет? — Давно ли ты в моей службе? — Исправно ли получаешь жалование и муницию?’ — Один молодой француз, не знавший по-немецки ни одного слова, взят был в телохранители. Капитан заблаговременно велел ему вытвердить на память три ответа на вопросы королевские. Солдат выучил их и в надлежащее время явился перед Фридрихом, который против своего обыкновения начал со второго вопроса: ‘Давно ли ты в службе?’ — Двадцать один год, ваше величество. — ‘Можно ли! Сколько тебе лет отроду?’ Только один год, по высочайшей воле вашего величества. — ‘Мы или не понимаем друг друга, или оба сошли с ума.’ — И то, и другое, ваше величество. — ‘В первый еще раз в жизни слышу,’ сказал король: ‘что меня называют безумцем, и в то самое время, когда все войско находится в моих повелениях!’ — Солдат, истощивший весь запас свой, замолчал, а король, оборотясь к нему и желая узнать тайну, начал спрашивать снова, солдат отвечал на французском языке, что он по-немецки не знает более ни одного слова, кроме того, что выучил. Фридрих рассмеялся, и весьма ласково посоветовал ему учиться языку, употребляемому в Пруссии, и быть исправным солдатом.

(Из Лонд. жур.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.21, N 9. — С.51-56.

Смесь

Г-жа Д*, пригласив к себе обедать г-на Е*, строго запретила маленькому сыну своему упоминать о носе. Дитя, сидевшее за столом против г-на Е*, много раз показывало нетерпеливое желание говорить, но мать не переставала знаками напоминать ему о молчании. Наконец дитя, выйдя из терпения, вскричало: ‘Маменька! Для чего вы запретили мне говорить о носе? У г-на Е* совсем нет носа!’.
Кстати упомянем, что в Париже недавно напечатана поэма в трех песнях, под названием Искусство сморкать нос (?), сочиненная стихами на французском языке г-м Грелье, питомцем медицинского училища. В первой песне воспет нос, во второй — носовой платок, в третьем изъяснены отношения платка к носу. На что разбирать подробности поэмы? Одно название уже ручается за достоинство сочинения, и показывает, какие трудности автору преодолеть надлежало!

*

Стихотворец Попе был весьма слабого сложения и собою очень нескладен, его тело можно уподобить ящику Пандоры, в котором находились все зла физические. Имея, впрочем, хорошие качества душевные, он был груб и неприветлив. Однажды, сидя с некоторыми учеными в кофейном доме Бортоновом и разбирая с ними греческую рукопись комика Аристофана, он находил какое-то место совсем неизъяснимым. Начался громкий спор. Молодой человек, сидевший перед камином, вслушался в разговор и просил, чтобы ему показали сомнительное место. ‘Так, так, господа!’ сказал Попе с ядовитой колкостью: ‘в самом деле этот молодой учитель объяснит нам все дело, послушаем его!’. Этот берет книгу и, посмотрев в нее, объявляет, что все затруднение происходит от вопросительного знака, который по ошибке пропущен. — Ученые находят догадку его справедливою. Попе, будучи в крайней досаде, вероятно от того, что ошибся в своем мнении, спрашивает эллениста: ‘Пожалуйте растолкуйте нам, господин учитель! Что есть знак вопросительный?’. С охотою, отвечает молодой человек с видом величайшего презрения: вопросительный знак есть маленькая изуродованная фигура, которая спрашивает. — Сказывают, Попе был восхищен остротою этой шутки и простил колкую насмешку.

*

В конце прошлого года класс Национального института, занимающийся французским языком и словесностью, в публичном своем заседании определил награждение г-ну Ожеру за его похвальное слово стихотворцу Боало. Сие похвальное слово равняется в достоинстве с сочиненным в честь Лафонтена, Мольера и Расина и увенчанными от прежней Французской академии. Когда Дюкло был секретарем Академии, в то время боялись хвалить Боало, потому что Дюкло не любил стихотворства и обыкновенно говаривал о хороших стихах: ‘Они похожи на прозу’, думая, что тем великую похвалу им приписывает, Мармонтель, заступивший его место, также не любил Боало. Напротив того новейшие критики полагают, что вне Боаловой школы нет спасения для поэзии. Г. Ожер почитает добрым знаком, что после пагубной революции опять начинают обращаться к тени Боаловой, он благоговеет пред его законами, которые некогда были столь благодетельны для французского Парнасса. Рецензенты единодушно отзываются, что давно уже не выходило в свет прозаического сочинения, столь прекрасного.

*

В Англии с некоторого времени вошли в великое употребление стальные вещи. Шпажные эфесы, граненые перла, часовые цепочки, банты на шляпах, пуговицы и пряжки по большей части делаются из стали. Нигде так хорошо нельзя видеть, до какой степени совершенства доведена сия отрасль промышленности в Англии, как при дворе, который можно почесть точкою соединения самых лучших стальных изделий. Принцесса Валлисская и графиня Цихи сделали себе великолепное из красного бархата платье, вышитое серебром и сталью. Эта новая мода всем очень понравилась и делает эпоху в истории вышивания женского платья. Вообще с некоторого времени сталь заняла место серебра и золота во многих купеческих лавках.

*

Двенадцать врачей, двенадцать хирургов и двенадцать аптекарей согласились учредить в Париже заведение для лечения и для выдачи приданного за невестами. Они обязываются пользовать мужчин и выдавать замуж девушек. Чтобы иметь участие в сих выгодах, каждый отец семейства должен платить обществу еженедельно по 1 франку и 5 сантимов. За сию подать заведение принимает на себя обязанность предохранять и лечить его, жену и детей от всякой заразы, язвы, лихорадки, чирьев, колотья, чахотки, болезни в легком, расслабления, водяной болезни, паралича, худокровности, биения сердца, кровотечения, худосочности, головной боли, глазной болезни, водобоязливости, падучей болезни, воспаления в легком, одышки, подагры, кашля, лома в костях, и проч. и проч. и проч. Каждый отец семейства, в продолжение своего недуга, будет получать — кроме посещений, рецептов, предписаний, советований, лечения и лекарств — ежедневно по 2 франка. Когда число подписавшихся возрастет до десяти тысяч, в то время отцы семейства подадут списки о своих дочерях, достигших до совершенного возраста, из которых ежегодно будет выдаваемо в замужество по двадцать четыре девушки, считая по две на каждый город. Когда число подписавшихся умножится до двадцати тысяч, в то время будет выходить замуж по сорок восемь девушек, и каждая получит в приданное пятьсот франков. — Не подумаете ли, что сия статья взята из Мольеровой комедии? Нет! все это написано в объявлении от медицинского общества. Пускай же теперь еще сомневаются в успехах усовершенствования человеческого рода!!

(Из Пар. журн.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.21, N 11. — С.225-230.

Смесь

Доброе желание г-на Геракова {Издателя Твердости духа некоторых россиян. Смотрите Новости русской литературы на нынешний год, No 13 стр. 202.} исполнилось, к истинному удовольствию всех почитателей заслуг, всех сердец чувствительных. Вдохновение управляло его мыслями, когда он взывал к девице Катерине Дмитриевне, дочери героя Ильина, прославленного беспримерным подвигом при Чесме и лирою Хераскова, когда уверял ее, что ангел, недремлющий хранитель ее, внушит благотворителям, удостоенным доверенности российского монарха, мысль облегчить участь ее и наградить в ней подвиг славного родителя. — Он в самом деле наградил их с царской щедростью. Дмитрий Прокофьевич Трощинский обрадовал г-на Герокова благосклонным уведомлением об успешном совершении великодушного его желания. Вот содержание самого письма: ‘Я обещал известить вас об успехе, какой будет иметь сочинение ваше о девице Ильиной, дошедшее до сведения государя императора. — Ныне спешу исполнить сие обещание и тем с большим удовольствием, что подвиг ваш получил мзду свою, что великодушием милосердного монарха сия дочь современного нам героя избавлена от томительной бедности, судьба ее устроена по мере чувствительности к ее состоянию, и память славного мужа поставлена паки на чреду свою. Прилагая при сем список с высочайшего именного указа, данного о том кабинету, я присовокупляю к нему другой с такового же указа, собственно к вам относящегося, из которого увидите, с какою внимательностью всемилостивейший государь наш любит ободрять труды и таланты, обещаемые к благонамеренным видам. Пребывая и проч. В первом указе кабинету содержится повеление о выдаче девице Ильиной ежегодной пенсии по триста рублей по смерти ее, и о внесении в банк единовременно пяти тысяч рублей на приданное. Вторым указом предписывается им жалования, по четыреста рублей на год.

*

Никогда еще в Тюльери на бульварах и в Булонском лесу не видели такой странной смеси, какая ныне господствует. В вечернем собрании женщина должна иметь римскую ногу, греческую голову, египетскую шею, турецкую руку и испанский стан — разумеется, в рассуждении наряда. Таким образом, парижанки учатся географии. Трудно согласить моду сию с нынешнею, так же всеобщею, привязанностью к любезной простоте. Теперь в модных комнатах редко увидите золото или позолоту. Одна щеголиха недавно сказала своему обойщику: ‘Пожалуйста, сделайте все как можно проще, я соглашусь заплатить вам 40000 франков лишних, только постарайтесь убрать мои комнаты как можно проще’. Однако ж, совсем неприметно, чтобы при дворе французском любили простоту. Наполеон старается распространить роскошь, и почитает пышность в нарядах средством привести мануфактуры в цветущее состояние. Он обнаружил это по случаю представления Жозефине одной дамы, совсем не принадлежащей к придворному штату. Она одета была в бархатное платье, но без шитья. Наполеон, приметив это, поручил обер-церемониймейстеру Сегюру сказать даме, что она одета не очень богато. Сегюру сперва не показалось такое препоручение, но рассудив, что даме стоит будет меньшего замешательства это, нежели когда бы сам Наполеон сделал ей выговор, он подошел к ней и сказал учтивое приветствие на счет щегольской простоты ее наряда. Дама отвечала, что она одета хоть просто, однако ж, благопристойно. ‘О, конечно! — подхватил Сегюр — благопристойно, только неприлично’.

*

На обсерватории Парижской давно уже, и всегда с одинаковою точностью, вычисляют количество дождевой воды, падающей на земную поверхность в течении каждого года. Орудие, которое служит для сего употребления, есть сосуд цилиндрического вида, во внутренней части его находится мера, снизу вверх разделенная на дюймы и линии. Каждый раз, после дождя, примечают, насколько линий поднялась вода в сосуде, записывают это, и прошествии года с помощью простого арифметического сложения узнают количество дождевой воды, выпавшей в течение двенадцати месяцев. Сии наблюдения много лет сряду были повторяемы в Париже, нашлось, что в обыкновенный год в сей столице падает дождевой воды около 19 дюймов. Такие ж, замечания деланы были в Англии, Германии, Италии, Швейцарии и Голландии, выходит, что в обыкновенный год падает дождевой воды: в Лондоне 35 дюймов, 2 линии, в Риме 20 дюймов, в Пизе 34 дюйма, 6 линии, в Падуе 37 дюймов,, в Лейдене 29 дюймов, в Цюрихе 32 дюйма, в Виртемберге 16 дюймов, 8 линий, в Лионе 37 дюймов.

*

В деревне Вихт, лежащей в полумиле от Боа-ле-Дюк, теперь находится чудесный четырехлетний ребенок, сын башмачника ван Донгена. Сей ребенок еще при рождении своем, 6-го марта 1801 года, имел рост младенца четырех — или пяти — месячного, по пришествии семи месяцев с половиною, он мог уже ходить сам собою. Теперь величина его тела простирается до 3 футов и 11 дюймов с половиною, в нынешнем году он вырос почти на 8 дюймов, волосы, появляющиеся на подбородке, и другие признаки показывают совершеннолетие. Примерно, что у него кости в суставах на руках и ногах толсты, впрочем, он довольно строен. Голова его также несколько, однако ж, не слишком, более обыкновенной. Волосы его светло-русы, глаза впалые, голубого цвета, рот и зубы младенческие. В чертах лица нет ничего умного, или пленяющего, он груб, упрям, своенравен, ест с жадностью и любит детские игрушки, предпочтительно перед другими вещами полезнейшими. Сила его соразмеряема величине тела, он без напряжения носит половину меха ржи и возит на тележке человека, имеющего 150 фунтов весу.

*

Перед сим лет за двести, медики выдумали было способ возвращать людям молодость, продолжать жизнь и лечить болезни неизлечимые, сей способ назывался перелитием и производился в действо следующим образом: отворяли у человека две жилы, из одной выпускали старую кровь, а в другую, с помощью трубки, впускали кровь какого-нибудь животного, у которого также отворяли жилу. В Англии много раз с успехом повторяли сии опыты над животными, и сим способом возвращали, по крайней мере, на некоторое время, состарившимся овцам, быкам и лошадям, слух, движение, силу и веселость, пытались даже боязливые творения делать отважными, переливая в них кровь животных неукротимых. Быв ободрены успехами, решились испытать над человеком пользу сего лечения. Докторам парижским, Денису и Риве, удалось вылечить молодого человека, страдавшего от неизлечимой сонной немочи, и одного сумасшедшего, первому двадцать раз пускали кровь, и жилы его наполняли кровью ягненка, для исцеления второго, кровь его заменяли телячьею. Со всем тем должно думать, что опыты сии производимы были над людьми совершенно неизлечимыми, потому что некоторые из них умерли во время самой операции, с тех пор никто уже не смел приниматься за многоцелебное перелитие.

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.21, N 12. — С.301-311.

Смесь

Китайцы более всего удивлялись двум прекраснейшим каретам Гатчеттовой работы, которые английский посол Макартней привез в Пекин вместе с другими подарками, назначенными для императора. Начался странный спор, где императору сидеть должно. Козлы зимней кареты покрыты были богатым чехлом с нашивкой по краям и с розовыми фестонами. Судя по наряду и по высоте козел, большая часть зрителей заключила, что место сие определено для императора, не знали, что думать о самой карете. Наконец, осмотрев прилежно стекла, решетки и занавески, решили, что там будут сидеть его супруги. Подошедший евнух просил меня растолковать обстоятельно сие дело. Я сказал, что возвышенное место должен занимать кучер, а император будет сидеть в карете. ‘Неужели вам кажется — спросил он с видом насмешливым — что император дозволит, кому бы то ни было, сидеть выше себя и оборотясь спиной?’ Потом советовал нам подумать, нельзя ли каким-нибудь образом снять козлы, и приделать из назади кареты.

(Из Брит. библ.)

*

Славный философ Федер недавно напечатал избранные письма из переписки бессмертного Лейбница, достойные всего внимания как по своему содержанию, так и по имени самого автора, они до сих пор были неизвестны публике. Почти все письма сочинены на французском языке, и весьма немногие на латинском. Число их простирается до 114, не полагая в счет четырех от принцессы Луизы Гогенцоллерн, между которыми одно, на немецком языке писанное, забавно потому, что сия маленькая принцесса, по обыкновению своей земли и тогдашнего времени, называет великого Лейбница словом Er — немного учтивее, нежели ты. В книге сей содержатся, кроме весьма важных учебных предметов, письма славных мужей. Малебранша, Беля, Фонтенелля, графа Бонневала, принца Евгения и проч. Переписка с сим последним касается до плана об основании Академии наук в Вене.

*

Великий человек.

Цезарь заслужил название человеколюбивого. Он опустошал целых десять лет Галлию, Гельвецию и Германию, покорил 800 городов, наложил цепи рабства на 300 свободных племен, умертвил 3,000,000 человек и около 1200 собственной рукой лишил жизни. Отечество не хотело признать его своим властелином, но он умел поддержать права свои самым блистательным образом. Умертвивши еще около 200 000 своих сограждан, даровал прошение двадцати несчастным!!

*

Теперь находится в Европе начальник диких могавков, называемый Тейонингокеравен, известный под именем капитана Джона Нортона. В декабре месяца прошлого года он был в Бате и обратил на себя общее внимание. В три дня пребывания своего в сем месте он всех заставил удивляться своим отличным способностям и превосходным качествам сердца. Будучи одушевлен истинным патриотизмом, он неутомимо старается обогащать себя полезными знаниями, чтобы распространить их в своем отечестве. Знаменитые англичане Вильберфорс и Торнтон советовали ему перевести на свой язык Евангелие Св. Иоанна, он в самом деле занимается теперь сею работой. Тейонингокеравен от роду тридцати двух лет, ростом высок, строен и имеет весьма умную физиономию. Он разумеет по-английски и по-французски, изъясняется на сих языках довольно хорошо, и приобрел необыкновенные познания в морали, политике и других науках.

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.22, N 14. — С.139-142.

Смесь

Восьмидесятишестилетний старец Этьен Лепренс и семидесятишестилетняя старуха Моржери, живущие в Сент-Перинской богадельне в Шальйоте, к общей радости своих собратий и к удовольствию насмешников — сочетались законным браком в минувшем июне месяце. Не худо ж однако заметить, что сие известие помещено в Парижском журнале (Journal de Paris), который со дня на день теряет доверенность читателей, слишком часто сообщая им описания о чудесных происшествиях. Так например недавно было в нем напечатано, что одна молодая девушка в Асти снесла сорок пузырей, похожих на яйца. Один немецкий журналист жалуется, для чего не упомянуто, отвезены ли в Париж сии яйца, и прибавляет: ‘если это случилось, то нельзя сомневаться, что гнездо для наседки приготовлено в экспедиции издания Парижского журнала, в которой с удивительным успехом высижено такое множество чудовищ.’ — Далее, в том же журнале возвещено, что в Арденнском департаменте одна деревенская женщина, не имеющая никакого понятия о хирургической практике, вздумала лечить грыжу отнятием некоторых телесных членов (par carration) и таким образом изуродовала уже около четырех тысяч (!!!) человек. Можно поручиться, что в шести департаментах не найдется столько больных грыжей, сколько, по уверению Парижского журнала, пострадало от руки сей героини врачебного искусства. Страннее всего то, для чего г. журналист не подписывает под статьями, что почерпает их из — сказок!

*

Г. Бонапарте, когда был еще первым консулом, возвращаясь из Лиона в Париж, остановился для ночлега в Косне, в расстоянии на полтора дня пути от столицы. При нем была многолюдная свита. Хозяйка постоялого двора на другой день подала счет и требовала за ночлег пятьдесят луидоров. Дорожный маршал завел с ней по сему предмету такой громкий спор, что г. Бонапарте, который сидел уже в коляске, не мог его не слышать. ‘Что это значит?’ спросил консул. — Ему доносят, в чем состоит дело. — ‘Сударыня! Нельзя ли сколько-нибудь убавить из вашего счета?’ — Извините, гражданин первый консул! — отвечала хитрая хозяйка — прежний король всегда оплачивал эту сумму. — ‘А! дайте ей сто луидоров’ — был ответ г-на Бонапарте. Должно признаться, что в сем ответе есть что-то классическое.

*

В одном обществе за столом сидел винопродавец, родом француз, который все свои примеры брал от вина. Когда зашла речь о политике знаменитейших дворов Европы, он, по обыкновению своему, изобразил свойства их следующим образом: политика французов походит на шампанское розовое вино, политика англичан имеет точное сходство с портвейном, политику австрийского кабинета можно сравнить с вином венгерским, политика берлинского двора есть настоящее Oeil de Perdrix, первого сорта, но политика российского кабинета — смею вас, господа, уверить, что политика российского кабинета составлена из всех сих вин, взятых вместе. — Неоспоримо, что сие разделение довольно остроумно, но верно ли? Это совсем другой вопрос, который сей раз оставляем без ответа.

*

Система доктора Галля навлекла множество хлопот немецким ученым. Одни защищают ее с возможнейшей ревностью, другие с жаром отпровергают, третьи — шутят и смеются. Двое завели тяжебное дело. Прусский тайный советник Вольтер, в изданном опровержении своем против Галлевой системы, называет ее бреднями, не стоящими внимания, доктор Меркель вступился за честь черепословия, и старался в защищении своем доказать, что г. Вольтер грешит против истины. Это так раздражило Вольтера, что он написал еще одно опровержение против Галля, и между прочим без всякой пощады разбранил Меркеля, который с своей стороны почел для себя необходимым долгом подать в суд просьбу на Вольтера, и просит удовлетворения. Процесс самый странный! Г. Меркель обещается уведомить публику, чем кончится дело.

*

Если верен следующий список о парижских библиотеках, взятый нами из журнала Французская смесь, то ни один город во вселенной не может похвалиться таким множеством книг, как столица Франции, и завоеватель Омар, который, покоривши Александрию, сряду несколько месяцев нагревал городские бани книгами, в подобном случае — quod Deus avertat — был бы принужден выдумывать какие-нибудь легчайшие средства для истребления памятников человеческих знаний.
Библиотека национальная содержит в себе книг — 200,000
Четырех наций — 80,000
Пантеона — 100,000
Арсенала — 150,000
Школы медицинской — 20,000
Музея натуральной истории — 6,000
Государственного совета — 30,000
Законодательного корпуса — 30,000
Трибуната — 30,000
Кассационного судилища — 20,000
Института — 50,000
Городская, при центральном училище — ————
Лицея — 30,000
Школы политехнической — 20,000
Школы рудокопной — 4,000
Школы строений мостов и плотин — 4,000
Военного депо — 6,000
Хранилища искусств — 10,000
Хранилища музыки — 5,000
Инвалидов — 20,000
Школы скотного лечения — 5,000
Прежде считалось только семнадцать библиотек, которые устроены были не так хорошо, ныне же каждое отделение наук имеет свою особую библиотеку, оттого книги находятся в лучшем порядке, следственно их удобнее обозреть можно и отыскать по желанию.

*

Теперь в Англии производится суд над одной женщиной, по имени Трепина Паркер, за многомужие. Она была за тремя мужьями, которые все живы и призваны для засвидетельствования вины преступницы. Каждый из них признался, что был женат на Трепине. Достойно примечания, что первый всячески старался, даже не щадя собственной чести своей, оправдать поведение дражайшей своей супруги, объявил между прочим, что он не крещен, и доказывал, что сия причина, вероятно, заставила ее почитать брак недействительным, сверх того признался, что поступал с ней очень дурно, словом, себя одного винил за беспорядочное поведение жены своей, и утверждал, что один он заслуживает наказание. Все присутствующие в судилище приняли искреннее участие в положении сего доброго человека, и каждый говорил, что жена весьма хорошо сделала бы, не расставаясь с первым супругом, потому особливо, что оба последние мужа совсем иначе отозвались о несчастной, и ни в чем ее не пощадили. В мае месяце сие дело было еще не решено.

(Из Минервы.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.22, N 16. — С.314-320.

Смесь

Слава молодого Бетти, известного под именем Росция, со дня на день возрастает. Может быть, слишком уже увеличивают впечатление, производимое в зрителях чудесною его игрою, однако ж должно признаться, что мальчик тринадцати лет с половиною от роду, играющий Гамлета, первое лицо на британском театре, и другие роли, не менее трудные, и уже полгода занимающий публику своим талантом, — такой, говорю, мальчик конечно имеет достоинства. Положим, что и в том не заключается большой важности, но кто осмелится спорить с прелестным полом, который принял Росция под свое покровительство? Теперь лондонские красавицы, замужние и незамужние, носят различные уборы с именем молодого Росция. С некоторого времени начали оказывать ему особливую почесть. Ювелиры оправляют в золото миниатурные портреты славного артиста, и продают их для ношения на золотой цепочке вместо креста, или другого клейнода. Ни один актер английский до сих пор не удостоился иметь сие отличие, которое оказываемо было только одним героям.

(Из Англ. см.)

*

В американском листке Political Barometer напечатано любопытное известие об одной пустыннице, по имени Саре Бишоп, живущей в Норт-Салеме. Ей теперь от роду лет около пятидесяти. Она была очень хорошо воспитана, имела достаток и почиталась прелестною женщиною. Еще в молодости своей она говаривала, что никакого зверя столько не боится, как — человека, наконец люди так омерзели ей, что она во цвете лет своих оставила общество, и удалилась в пустыню, в которой живет уже двадцать три года. Она поселилась в пещере, или лучше, в расселине горы, насадила несколько вишневых дерев подле своего жилища, и каждый год садит бобы, огурцы и картофель. Окружающие пригорки покрыты виноградником. Пустынница часто сидит у ручья, протекающего подле пещеры. Одежда ее состоит из веточек, которыми обвертывает все тело, кроме головы. Увидевши человека, она пугается, бежит в свою нору и закладывает вход корою старого дерева. Рассказывающий американец выпросил дозволение посетить ее жилище, и нашел пещеру довольно пространною для одной особы. Пустынница была в совершенном уме, казалась довольною своим состоянием, и никак не согласилась возвратиться в общество. Зимою она совсем не выходит из пещеры, летом собирает виноград, орехи, корни и проч. Эта чудная женщина держит при себе Библию, и большую часть времени проводит в чтении.

(Из Англ. см.)

*

В Виргинии, в Кампбельском графстве, с некоторого времени составилось в одном семействе такое родство, которому, может быть, не было примера от самого потопа. Некто, по имени Пальмор, женился на дочери Вестброка, который тогда же в свою очередь сочетался с дочерью Пальмора. Потом два сына г-на Пальмора женились на двух дочерях г-на Вестброка, а два же сына г-на Вестброка женились на двух дочерях г-на Пальмора. Охотникам отгадывать загадки предлагается исследовать, в каком родстве будут между собой дети, которые родятся от сих браков.

(Из Сев. пч.)

*

Следующий анекдот принадлежит к характеристике британских матросов. Английский военный корабль Лондон в мае месяце нынешняго года получил повеление к отплытию, матросы, которым недавно выданы были деньги за отнятую у неприятеля добычу, гуляли на берегу со своими товарищами, и на прощанье приносили Бахусу тучные жертвы. Им позволено было пировать под надзиранием офицеров. Капитан корабля, находившийся на берегу, приметил, что один из лучших его матросов сделался весьма пьяным, и не мог без опасности перебраться на шлюпку, в то самое время, когда матрос хотел оставить берег, капитан с ласковостью удержал его, и советовал ему провести ночь на земле, обещаясь до утра сберечь у себя его деньги. Такая осторожность была весьма нужна, потому что пьяный мог бы ночью лишиться своих денег. ‘Как! — сказал матрос — и здесь капитаны хотят начальствовать? Они везде мешаются! Везде требуют повиновения! Черт возьми морскую службу!’ — Потом высыпал из шляпы пятьдесят гиней своих (более четырех сот рублей) в море, и вскричав: ‘теперь я свободен!’ прыгнул в шлюпку.

(Из Минервы)

*

В турецкой типографии, заведенной в Скутари, работа деятельно продолжается. Недавно вышли из печати две книги: одна (Исараг Моарриг) содержит в себе предметы грамматические, другая (Стерг Бергви) толкует о догматах веры. Бухарские купцы, приезжающие в Константинополь, покупают все попадающиеся им персидские книги, которые становятся дороже со дня на день. Из сего видно, что персидская литтература начинает процветать в Бухарии, напротив того в Турции она приходит в упадок.

—-

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.23, N 18. — С.130-134.

Смесь

Друзья человечества порадуются драгоценной находке. Прежде полагали, что прах Фенелона соделался жертвою необузданной ярости бешенных революционистов, но теперь уже известно, что разорители гробниц Камбрайских пощадили остатки праведного мужа. Жители сего города намерены найденный гроб прежнего своего архиепископа поставить в приличном месте, и память его почтить достойным монументом.

*

Между парижскими модами мы заметили следующую статью: ‘Благовоспитанному человеку простительно не уметь читать, писать и говорить, но заикаться, плавать и танцевать — суть такие вещи, без которых ему никак не можно обойтись.

*

Следующее событие принадлежит к любопытным явлениям нашего времени: Некто Динуар, цюрихский житель, имея жену и детей, затеял сочетаться браком с одною шестидесяти-летнею девицею и написал ложные свидетельства о холостом своем состоянии. Аппеляционный трибунал осудил его простоять один час с рогаткою на шее у безчестного столба и потом быть изгнанным из Швейцарии на 20 лет.

*

Один англичанин, недавно умерший на пути, переправляясь из Европы в Америку, сделал такое открытие, которое обещает мореходцам важную пользу. Оно состоит в шаре магнитном, плавающем в ртути, на сем шаре обозначены степени долготы и широты северной и южной. Незадолго до смерти, он отдал капитану корабля свой инструмент с журналом путешествия, при сем случае он определил место, на котором тогда корабль находился, с такою точностью, которая привела всех в крайнее удивление…. Следственно магнит имеет свойство, окружая землю, обращаться около своей оси. Полюс Арктический погружается в ртуть, когда корабль переплывает равноденственную линию.

*

В публичных листках недавно писали, что барон Аретин, библиотекарь курфирста баварского, отыскал в Мюнхенском книгохранилище древний манускрипт, писанный в 13 столетии на латинском языке, и содержащий в себе трактат об неугасимом огне греческом. Сей манускрипт не только показывает способ составлять упомянутый огонь, который ученые почитали потерянным, но в нем содержатся еще правила химические, как делать огнестрельный порох, похожий на те, которые нам известны. Г. Аретин скоро издаст в свет сие сочинение с прибавлением исторического введения. Парижские журналисты пишут, что в Национальной или, как ныне называют, в Императорской библиотеке, хранится такое же сочинение о составлении огня греческого, и думают, что оба манускрипты суть одного содержания. Употребление сего огня неизвестно было древним грекам. Историки византийские упоминают, что он изобретен в 7-м уже столетии после Рождества Христова. Один частный человек объявил Людовику XV, что ему известна тайна составления огня греческого, сделано было испытание в Брестской гавани, и опыт удался по желанию. Король купил секрет и никому не открыл его.

*

Г. Гошуа, оптик парижский, теперь занимается усовершенствованием изобретенной им зрительной трубы, которая не только, подобно всем другим, приближает предметы, но еще должна служить к измерению в точности расстояния оных от наблюдателя. Если сей художник успеет в своем намерении, то не многим открытиям новейших времен можно будет поравняться с его изобретением.

*

В одной ученой газете публикуется о продаже вновь вышедшей на немецком языке книги, под названием: Неоспоримое доказательство, что если жиды не будут истреблены до основания, а жидовки если не будут проданы в неволю, то свет, человечество, христианство и все государства неминуемо должны погибнуть — сочиненное Домиником Аманном Епифаном, жидо-ненавидцем. Честь и слава автору-филантропу!

*

В Монитере, под статьею из Англии, напечатано об одном необыкновенном силаче следующее известие: Сержант шестого полку гвардейских драгун, именем Муррай, став под брюхом своей лошади, поднял ее и без излишнего усилия понес на плечах своих.

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.23, N 20. — С.290-293.

Смесь

Один забавник в письме к своему приятелю, упомянув о черепословии, прибавляет следующее довольно остроумное рассуждение: ‘Система доктора Галля есть вещь весьма неприятная, а особливо если многие примут его учение. Еще ничего не видя, Галлевы последователи осмеливаются пристально смотреть на головы порядочных людей, и даже имеют дерзость просить дозволения ощупывать черепа. Но как не всякий уверен, какие впадины и выпуклости на голове его находятся, то всего лучше было бы завести фабрику для заготовления искусственных черепов, разумеется, украшенных всеми выпуклостями, которые по новой системе означают добрые качества. Надевши на голову такой череп, под париком la Titus, можно быть совершенно спокойным, и даже в случае нужды, уверять каждого в своих талантах и добродетелях, ссылаясь на неоспоримое свидетельство законов черепословия’.

*

Стефан Роземан, живущий в Вене, издает на латинском языке ученую и политическую газету, под названием Европа. Профессор Белнай издает такую же газету в Пресбурге. Надобно знать, что в Венгрии латинский язык употребляется в судилищах и вообще в разговорах между лучшими людьми, некогда в Польше на нем писали все бумаги, до общежития относящиеся, и говорили в знатнейших домах. — К достопамятностям нашего время не принадлежит объявленная в Дессау подписка на журнал, под названием Суламит, который назначается для распространения знаний и гражданского общежития между евреями, и который издавать будут ученые евреи и христиане.

*

Печальные торжества по случаю смерти Шиллера отправлены были с великою пышностью на театрах: Франкфуртском, Кенигсбергском, Гамбургском и Бреславском — Во Франкфурте вход открыт был безденежно для зрителей, которые почти все явились в черном платье. — Теперь оказалось несправедливым известие, будто последнее Шиллерово рукописное сочинение была трагедия Аттилла. Поэт перед кончиною своею занимался сочинением трагедии Лже-Дмитрий, и обработал несколько явлений, которые происходят на польском сейме. Нам русским остается сожалеть, что смерть не дозволила знаменитому трагику докончить пьесу, которая по своему содержанию конечно была бы для нас занимательнее прочих его творений.

*

В Вирцбурге явился один бестолковый человек, называющийся бакалавром теологии, но в самом деле, как думают, перекрещенный жид, воспитанный в Моравском братстве. Он издал в свет по подписке книгу Иуда Искариотский сочинитель пасквилей, в которой доказывает, что вся История о страдании Христа Спасителя есть ни что иное, как иносказание, и что преступление Иуды состоит в описании сатиры на своего учителя за тридцать сребреников!! Столь нелепое предположение он основывает на этимологическом — еще более нелепом — произведении некоторых слов немецких. Богословы вирцбургские не хотели слушать глупого пустомелю и отослали его в Геттинген для того, чтобы славный Эйхгорн потрудился расстроившийся мозг его привести в порядок.

*

Путешествие г-на Сарычева по Ледовитому океану и по Сибири, напечатанное в прошлом году в Петербурге, уже переведено на немецкий язык, и вышло в свет в Лейпциге, при нем приложены географическая карта и многие рисунки. Галльские ученые ведомости отдают справедливую похвалу сочинителю и почитают книгу его одною из лучших в своем роде. Г. Сарычев несколько лет сряду боролся с природою, подвергался беспокойствам и опасностям, желая доставить соотечественникам своим нужные известия. Книга сия может назваться полезною, в обширном значении сего слова: о ней нельзя сказать ни того, что наши книгопродавцы пишут в объявлениях о Новейшем Песельнике, ниже того, чем отличаются творения знаменитого Дюкре-Дюмениля и так немудрено, что мы до сих пор подлинно еще не знаем, продается ли она в здешних книжных лавках.

*

Вот список известнейших французских философов, которые с успехом занимаются отвлеченными предметами: Дестю Траси, издатель Идеологии, Кабанис, который вновь издал сочинение Об отношении человека морального к физическому, Ла-Роминер, издатель парадоксов Кондильяковых, Прево, сочинитель Опыта умозрительной философии, Дежерандо, сочинитель Истории философии, славный Виллерс, недавно получивший награждение от Института за сочиненную им книгу О влиянии Лютеровой реформы, переведенную уже на многие языки, Шара, сенатор, и Сен-Мартен.

*

Г-жа Гакон Дюфур, член многих обществ земледелия, в недавно изданной книге своей, о том, как нужно просвещать женщин, доказывает, что женщина должна все знать. Г-жа Дюфур хочет, чтобы молодая дама попеременно читала Монтеня и Сельское домоводство, Мабли и Об искусстве вязать чулки, Фенелона и Городскую повариху. Рецензенты замечают, что автора, писавшего о политике, например Мабли, можно почитать лишним в женской библиотеке. Впрочем, г-жа Гакон Дюфур пишет легко, со вкусом, и делает весьма основательные замечания.

*

В нынешнем году вышла в свет новая Французская история, сочиненная г-н Анкетилем. Автор признается, что материалы свои почерпал не из самых источников, следственно в книге его не должно искать ничего нового. Он старался писать ясно, приятно, со вкусом, и сделать Историю свою занимательнее Мезереевой и Даниелевой. Вместо образчика предложим нашим читателям краткую выписку о начале ученых обществ во Франции.
‘До 1324 года во Франции знали только схоластическое богословие, которое преподавали в университетах. Ученые общества совсем не занимались изящными науками. Семеро тулузских жителей, утомившись от такого однообразия, иногда собирались на открытом воздухе перед воротами тулузскими, они вздумали писать послания прованскими стихами к отсутствующим землякам своим, для приглашения их в свое собрание, и обыкновенно подписывались так: веселое общество семи трубадуров. Каждому поэту за стихи, признанные от общества лучшими, была обещана в награду золотая фиалка. Первое заседание открыто 1324 года, Арно Видаль из Кастельнодари получил награждение и титло доктора веселого общества. — Когда общество сделалось многочисленнее, в то время сочинили статуты, под названием Законы любви. Вновь принимаемый член должен был проходить степени. Получивший первую награду, и выдержавший испытание, возводим был в достоинство кандидата, потом в достоинство доктора, он долженствовал давать обещание, что ежегодно будет являться в общее собрание, по случаю раздачи награждений. Когда сад общества разорен был войною, тогда члены перешли в тулузскую ратушу, назвали общество свое коллегией риторики. В последствие времени, кроме золотой фиалки, награждали розою и другими цветами. Одна тулузская дама, по имени Клеменция Изора, перед своею смертью отказала денежную сумму в пользу общества, и тем прославилась Только латинские оды, элегии, гимны и другие стихотворные пьесы были принимаемые, все он долженствовали заключать в себе хвалу Богу, богоматери или святым, ибо странное веселое общество позволяло только любить Бога и любить женщин. Вот начало академий, которые возникли почти через пятьсот лет после царствования Карла Великого’.

(Из фран. журн.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.23, N 21. — С.46-53.

Смесь

В листках парижского Модного журнала написано:
‘Прежде молодой человек обыкновенно имел при себе ящик с пузырьками для благоуханий, с бритвами, с ножницами, с эссенциями, с бумагою для любовных записок, словом, со всем тем, что служит к успехам и украшению жизни, теперь молодой человек также имеет или должен иметь ящик, но уже с другими принадлежностями. В нем хранятся кремни, пыжовники, порох, форма для литья пуль, шомпол, пистолеты — вообще весь снаряд, нужный для поединка.
Молодой человек, готовясь идти гулять на бульвары наряжается в кожаные панталоны и большие сапоги, но для верховой прогулки надевает обыкновенные штаны из нанкина и легкую обувь. Таким образом, наши щеголи по неизъяснимой странности пешком ходят в тяжелых сапогах, а ездят верхом в шелковых чулках.
Известно, что незадолго перед сим было в моде повязывать платок на шее весьма толсто, так чтобы, подбородок и даже рот закрывались, теперь молодые люди носят косынки весьма тонкие. Ворот рубашки возвышается до самих висков, но подбородок и даже кадык должны быть наружу.
Новая отрасль торговли ежедневно приобретает большие успехи. Мы хотим говорить о продаже цветов. На улицах, на мостах, на набережных, на бульварах, у всех публичных зданий, везде находите промышленников, торгующих цветами. Никогда еще не было такого расхода на цветы. Щеголиха, не имея в руке пучка цветов, не может появиться ни в обществе, ни в театре, ни на бале. Чем становится холоднее, чем реже цветы, тем они драгоценнее и необходимее. Если модная дама по какому-нибудь чрезвычайному случаю забудет дома пучок свой, благопристойность требует непременно купить цветы у торговки, которыми наполнены театральные коридоры. Услужливые кавалеры не пропускают случая дарить красавиц их столь уважаемою редкостью’.

*

Аббат Морельет в своем похвальном слове Мармонтелю говорит, что сей писатель при первом вступлении на поприще словесности начал сочинять трагедии подобно большей части литераторов, которые, чувствуя в себе к стихотворству некоторую склонность, тотчас принимаются за самое труднейшее дело. Дурной прием одной его трагедии и случившееся происшествие с Руссо, который уже 40 лет был автором, заставили Мармонтеля остановиться. Он упрекал себя и признавался, что писал не обдумав хорошо своего предмета — пример редкий и полезный для молодых стихотворцев! — Г. Морельет думает, что в Нравоучительных повестях Мармонтелевых очевидна великая разница между старыми и новыми. Автор, сочиняя первые, вел жизнь рассеянную, по большей части в обществах, где ищут удовольствий под всеми возможными видами, другие писал после своей женитьбы, узнав сладость тихого домашнего счастья. В первых видно какое-то распутство ума, последние ближе к природе, потому что сочинены в такое время, когда страсти утихли. — Потом Морельет сравнивает Мармонтелев курс литературы с Лагарповым. В курсе Лагарпа, говорит он, собраны полезные суждения и предложены читателю, но Мармонтель научает судить. Один образует хороших учеников, другой — хороших учителей. Лагарп учит замечать подробности, не пропускает ни одной красоты, ни одной ошибки, Мармонтель наставляет, как сочинять по правилам пиитики. Один вводит нас в практику искусства, другой преподает ученую теорию. У Лагарпа были и долженствовали быть слушателями люди светские, молодые и дамы, Мармонтель писал для таких, которые сами готовятся быть профессорами.

*

Шиллер, живучи в Штутгарте, трудился весьма прилежно над сочинением Фиеско, и говорил одному из своих приятелей: ‘Мои Разбойники могут погибнуть, но Фиеско останется в памяти потомства!’ — Достойно замечания, что знаменитый поэт в самом деле был недоволен первою своею трагедией, и написал на нее критику, в которой без пощады нападает на выбор предмета, на расположение и характеры трагедии Разбойники. Один франкфуртский журналист горячо вступился было за Шиллера, не зная, что строгий рецензент был — сам автор.

*

Выписываем из исторического журнала Колье несколько анекдотов, помещенных в Монитере. Автор известен по связи своей с славными литераторами: Фонтенелем, Кребильйоном, Соренем, Дюкло, Панаром и по некоторым драматическим сочинениям.
Девица Шанмеле спросила у Расина, откуда он взял содержание для своей трагедии Афалия. ‘Из старого (ветхого) Завета’. — отвечал поэт — Из старого Завета? подхватила актриса: разве вы не знаете, что есть новый?
Лесаж, дав слово дюшессе Буильйон прочитать ей свою трагедию Тюркарет, до представления на театре, за некоторыми недосугами не успел придти к ней в назначенное время к обеду. Дюшесса приняла его с приметным негодованием, и сказала, что он заставил ее потерять целый час. ‘Когда так, милостивая государыня — отвечал с холодностью Лесаж, — то я вам доставлю случай выиграть два часа’, поклонился и ушел. Хозяйка просила его воротиться, посылала за ним людей — тщетно! Лесаж не захотел ни обедать, ни читать своей пьесы.
Один забавник подал о чем-то просьбу дюку Орлеанскому и выбрал такое время, когда у регента почти никого не было из посторонних. Просьбу прочли по обыкновенному порядку. Проситель, дождавшись конца, подал другую бумагу, и сказал: ‘не угодно ли вашему высочеству прочесть еще в стихах?’ — С охотою — отвечал дюк: подайте. — По прочтения стихов, наш забавник опять стал просить, чтобы дозволено было ему пропеть написанное. Дюк согласился, и проситель запел. — ‘Если угодно вашему высочеству, пропляшу свою челобитную’. Пропляшите — отвечал регент: никогда еще не удавалось мне видеть, чтобы плясали челобитную, изобретение ваше достойно награды, вы получите желаемое.

*

Известно, что в Париже есть Цельтическая академия, которая занимается исследованием языка и вообще всего, что относится до древней Галлии. Сия Академия поручила сенатору Волнею рассмотреть сравнительный словарь всех языков, собранный по повелению Великой Екатерины г-м Палласом, и напечатанный на иждивении правительства. Первая часть словаря состоит из двух предисловий латинского и русского, и из сравнения ста тридцати слов на двухстах языках европейских и азиатских, слова напечатаны русскими буквами. Г. Полней в донесении своем Академии пишет, что книгу сию должно считать драгоценностью для такого общества, которое особенно занимается сравнением языков. Нам показалось странным, что он, не умея по-русски читать, обвиняет в том не себя, но нас. Вот перевод сего места: ‘Непонятно, почему правительство такой земли, которая уже целый век старается сравниться с прочими европейскими государствами, и которая перенимает у нас искусства и обычаи, не приняло нашей азбуки, издревле господствующей в просвещенных государствах, и почему оно отдало преимущество алфавиту, который в ученом свете неизвестен?’ Потому г. Волней, что со помощью нашей азбуки Владимир, Ярослав, Нестор и Боян писали на своем языке тогда, как ваш был еще безобразною смесью, не имеющей своих собственных письмен. — Заметим также, что г. Волней жалуется, будто азбука наша беднее французской, и будто нет в ней гортанной буквы h. И Академия всему этому поверит!!

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.24, N 23. — С.209-216.

Смесь

В Гловесе, близ Атеири в Ирландии, недавно после недолговременной болезни умер старик Дионисий Куроби на 117-м году от рождения. До последней минуты жизни своей он сохранил все чувства, и до последних двух дней перед своею смертью не знал никакой болезни, кроме зубной. За три недели перед концом своим, он ходил пешком из Гловеса в Гальвай, и в тот же день возвратился домой, пройдя 26 миль английских, или около 55 верст российских. Самую мелкую печать читал без очков, как человек в цветущих летах. Ум имел превосходный, беспрестанно упражнялся в земледелии, и опытностью своею сделал пользу самому себе и своему потомству. За семьдесят лет перед сим ввел в употребление в околотке своем особенный род прекрасного картофеля, называемого черноземным. Семь раз вступал в брачные обязательства, и в последний раз женился на 95 году. От сих браков имел 48 детей, 253 внучат, 944 правнучат и 25 праправнучат, из которых старшему от роду четыре года. Младший сын его от последнего супружества имеет теперь 18 лет.

*

Люцернское правительство в Швейцарии 15-го октября обнародовало повеление, которым запрещаются танцы всякого рода, под опасением взыскания. Хозяин дома, в котором случится нарушение сего узаконения, заплатит пени 40 франков, а каждая танцующая особа по 10 франков. Запрещение само по себе странно, но побудительный причины к тому еще страннее. Вот они: 1) нынешние критические обстоятельства, 2) час от часу возрастающая дороговизна на все нужные вещи, и 3) большой недостаток в наличных деньгах. — Бедные музыканты! вы не танцевали, а платите более всех!

*

Ныне прививание коровьей оспы сделалось почти общим в Европе. Оставалось найти средство сберегать от повреждения чрез долгое время сей яд, спасительный для человечества, иначе нельзя было пересылать его в места отдаленные. Доктор Карл Эдуард Обер описал простой и легкий способ не только сохранять материю коровьей оспы чрез весьма долгое время, но и пересылать ее в отдаленнейшие края, не опасаясь порчи. Сей способ основывается на следующем замечании: упомянутая материя обыкновенно портится от действия теплоты, сберегите ее от теплоты, и она долго не повредится. Для того надобно стараться обложить материю таким телом, которое с трудом пропускает сквозь себя теплоту. А как известно, что уголь есть самый неудобный проводник для теплотворного вещества, то автор советует склянки с материей коровьей оспы обкладывать углем. Опыты подтвердили, что материя, сбереженная таким образом, через год не потеряла своей силы и всегда производила желаемое действие.

*

Англичанин Райт, в книге своей о нынешнем состоянии воздухоплавательного искусства, разделяет историю шаров аэростатических на два периода. Первый начинается от опыта, сделанного португальским монахом Гусманом, который тому уже около ста лет пустил на воздух бумажный шар, поднявшийся вверх на 200 футов, другой эпохой полагает учреждение в Медоне аэростатического училища, которое между прочим сделало шар, употребленный потом для наблюдений движения и расположения соединенной армии во время сражения при Флерю. Стараниям упомянутого училища мы одолжены составом непроницаемого лака, которым покрывается шар, наполняемый водородным газом. Но главнейшее усовершенствование всей машины, а именно возможность управлять ею, до сих пор остается неизвестным. Воздухоплаватель, гонимый ветром, сидя в своей лодочке, каждую минуту должен опасаться ударения о деревья, дома и другие здания. Итак, нечему дивиться, что весьма немногие испытатели натуры имеют охоту предпринимать воздушные путешествия.

*

В Парижском Атенее с ноября месяца начался учебный год. Следующие профессора будут преподавать на лекциях науки: Биот — опытную физику, Фуркроа — химию, Сю — анатомию, Кювье — натуральную историю, Виже — литературу, Женгене — ученую историю новейших времен, Миллен — историю искусств у Древних, Сикар — всеобщую грамматику, Робертс — английский язык, Больдони — итальянский. Для немецкого языка нет кафедры в Атенее, несмотря на то, что во многих провинциях, принадлежащих Франции, сей язык есть отечественный.

*

Замечено, что большой орел перелетает в минуту 5626 фунтов, то есть около 80 верст в один час. Генрик II король французский любил соколиную охоту, один сокол улетел из Фонтенбло и через 24 часа очутился на острове Мальте, следственно в столь короткое время он успел перелететь более 1800 верст. — Рыба самая быстрая не может переплыть в день более одной мили (lieu), по сей причине многие натуралисты сомневаются в справедливости ежегодного путешествия сельди из Ледовитого океана в Южный. Улитка едва в 55 дня может переползти одну милю. — Лошади на ристалищах перебегали 82 фута в одну секунду, следственно бег их был скорее сильного ветра. Юмблетониян (имя лошади) несколько раз перебегал в 8 минут 4 английские мили, то есть около 5000 тоазов. — Упомянув о животных, любопытно заметить, с какой поспешностью люди могут бегать. Древние имеродромы (гонцы) бегали по целому дню без усталости. Филонид, гонец Александра Великого, перебегал в часов 1200 стадий. Гонец Веймарской герцогини, богемец фоке, в 31 час принес в Карлсбад весьма важные письма, и через столько же времени возвратился в Веймар. От одного места до другого считают 58 миль, следственно Фоке в 24 часа пepeбежaл 76 миль.

(Из Сев. пч.)

——

Смесь // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.24, N 24. — С.284-289.
Неизвестные Авторы
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Разные известия и замечания, Неизвестные Авторы, Год: 1810
  2. О хирургических операциях, благополучно сделанных г-м надворным советником, доктором и оператором Мухиным вне Голицинской публичной больницы, Неизвестные Авторы, Год: 1807
  3. Смесь, Неизвестные Авторы, Год: 1803
  4. Письма из Молдавии, Неизвестные Авторы, Год: 1807
  5. О кометах, Неизвестные Авторы, Год: 1807
  6. О речах, произнесенных русскими профессорами Московского университета, Неизвестные Авторы, Год: 1819
  7. Описание ботанического сада е. с. графа А. К. Разумовского, в Горенках близ Москвы, Неизвестные Авторы, Год: 1810
  8. Московские записки, Неизвестные Авторы, Год: 1810
Электронная библиотека