Ив. Анисимов
Ив. Анисимов
‘Смерть одного мира’
‘Смерть одного мира’
‘Литературная газета’, No 37, 1933
‘Смерть одного мира’, Анисимов Ив., Год: 1933
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Художественное произведение, в котором отражено то новое, чем обогатилось творчество Ромэн Роллана на революционном пути, естественно приковывает к себе внимание. С волнением перелистываешь страницы этой мудрой и трагической книги.
‘Смерть одного мира’ является продолжением цикла романов ‘Очарованная душа’, прерванного в 1926 году. Но это не простое продолжение, а огромный скачок вперед. В новом романе сконцентрирован опыт борьбы последних лет, что возвышает его над уровнем всего цикла, как бы значительны и ярки ни были его ранние звенья. Великолепно раскрылся талант художника, оплодотворенный революцией. Ромэн Роллан написал одно из самых жгучих, проникновенных и глубоких произведений своих.
‘Смерть одного мира’ представляет триптих, развертывающий переплетенные между собою темы. Первая часть — ‘Семеро против Фив’ — показывает буржуазную молодость послевоенной эпохи. 1918 год. ‘Первые месяцы Победы-Поражения’. ‘Безрадостная тропа университета’, который ‘годы войны сделали верным холопом власти’. Затхлая наука, ‘скрывающая усилиями присяжных вралей и обманщиков правду о действительности, о войне и революции’. Профессора, ‘грызущиеся из-за ошейников’. Лакейская ‘мудрость’ учителей, чей ‘разум порабощен государством и дряхлой риторикой’. Увлечение ‘сладкими отбросами’ буржуазной литературы. Тусклое горение мещанского идеализма. Увлечение Вильсоном, которого приняли за пророка, несущего обновление.
‘Из двух враждующих кумиров — Вильсона и Клемансо — хлынули — из первого опилки, из второго — кровь, чужая кровь. Лжетигр обернулся полицейским псом, а от простодушного профессора американской морали и его 14 условий — ничего не осталось’…
Роллан показывает хаос в мыслях поколения, впитавшего ‘все то, что фабрикует общество для отравы молодежи’, бесплодие, внутреннюю опустошенность этого поколения. Среда, зараженная уже с самого начала, умертвляющая все живое, свежее, дерзкое — гигантская машина для выработки ‘дельцов’. Вступает в жизнь новое поколение буржуазии—поколение заката. Роллан говорит о нем, проникая в самые недра — за скорлупой, за поверхностью ‘интеллектуальной жизни’, увлечения искусством, ‘краснобайства’, — происходит кристаллизация разновидностей буржуазного типа.
Новые люди не несут в себе ничего свежего, они охвачены болезнью старчества уже с первых шагов своих. На наших глазах формируются продажные политики империализма. Таков один из ‘семерых’— Адольф Шевалье, который впоследствии станет ‘в свите Бриана, в Лиге наций одним из носителей балдахина пан-Европы’. Складываются будущие дельцы с их цинизмом и тупой ограниченностью. Таков Фернан Верон. ‘Лицо его было одним из широких мясистых лиц нашей эпохи, рожденные войной. Эти люди, казалось, вместо молока сосали кровь’. Этот молодой хищник — ‘сын промышленника, нажившегося на войне, без стеснения напоминал об этом, не собираясь, как он говорил, проворонить свою долю’. Так в смятении, в хаосе, под треск пацифистского ‘краснобайства’, в недрах 1918 года формируются последыши буржуазного класса, у которых нет других ‘идеалов’, кроме шкурничества.
Кое-кто из ‘семерых’, понимая всю гнусность окружающего их мира, хочет выбраться на новый путь. Но крепки тяготеющие над молодыми буржуа традиции их класса, много мужества надо иметь, чтобы порвать с ними.
Роллан разоблачает ‘революционную’ позу, ‘фехтование картонными мечами’. Он замечательно показывает, что действительной борьба становится лишь тогда, когда дело доходит до разрыва с классом, до глубокой и смелой ломки. Трагична история Симона Бушара — плебея, инстинктивно ненавидящего все то, что является питательной средой Адольфа Шевалье. Бунтарь против буржуазных устоев в слепоте и сознании безысходности, в индивидуалистической замкнутости своей Бушар способен только на анархизм. Это значит, что выхода он не находит.
Молодую поросль умирающего мира, гниющую на корню, показывает Роллан. В ‘Фальшивомонетчиках’ Андре Жида дана замечательная картина разложения буржуазной молодежи, но насколько она статична по сравнению с тем, как берет этот вопрос Роллан, поднимающий изображение на высоту исторического обобщения! Через судьбы ‘семерых’, стоящих у входа в мир капиталистический, обнажается природа молодых буржуа, пестуемых растленной и отупляющей университетской ‘наукой’, ‘увязших, как в смоле’, в преступлениях отцов своих. Весь цинизм воспитания молодежи, вся уродливость намечающегося облика людей нового буржуазного поколения раскрыта перед нами, становится ощутимым, что это — поколение заката, последняя накипь класса, идущего к исторической гибели.
‘Все распадалось… Ветер гулял над руинами, разнося трупный смрад’…
Уже в среде самих молодых буржуа назревает сознание растленности их мира. Роллан не только дает картину вызревания цинических дельцов буржуазной политики, морали, культуры, но и показывает попытки выступления против буржуазного общества со стороны таких людей, как Симон Бушар. Жест обреченный и бесплодный, потому что Бушар не опирается на единственную силу, противостоящую всей мерзости, им почувствованной,—на рабочий класс, но это стихийное возмущение, идущий изнутри протест, подчеркивает накаленность атмосферы.
Только для одного из ‘семерых’, для Марка Ривьера — сына Аннеты, брезжет будущее. Марк гораздо более смело, чем другие, разрывает и со ‘сладкими отбросами’ буржуазной литературы, и с отупляющей ложью пацифистских фраз, и с ‘американским Мессией’. Он проходит через все этапы вместе с ‘семерыми’, но они воспитывают в нем все большую ненависть к буржуазной действительности. Марк ищет выхода с такой страстностью, которая позволяет предположить, что он найдет путь к рабочему классу.
В Марке дан образ, одного из тех лучших интеллигентов Запада, которые становятся на сторону революции. Путь Марка еще не завершен. Он будет продолжаться, но уже очевидна его протовоположность Шевалье, Верону, Жану-Казимиру, увязшим в грязи старого мира.
Роллан дает Марка Ривьера как положительную фигуру, и одним из самых ярких достижений романа является то, что эта ‘положительность’ не отвлеченная, не ходульная. Всю сложность обстановки, всю сложность пути буржуазного интеллигента к рабочему классу, всю живучесть, силу и цепкость буржуазных традиций Роллан показывает, ведя своего героя к будущему. Весь огромный политический опыт последних лет Роллан вложил в этот образ.
Вторая часть романа называется ‘Аннета в джунглях’. Она возвращает нас к лучшим страницам ‘Жана-Кристофа’, разоблачающим продажность, лицемерие, цинизм буржуазной политики, буржуазной культуры, искусства. Это — гневный и беспощадный памфлет на цивилизацию, сделавшуюся варварством. Аннета — секретарь темного дельца Тимона, торгующего печатным словом, связанного с английской контрразведкой. Роллан вводит нас в смрадную кухню политики империализма. Вместе с Аннетой мы ‘проникаем за кулисы’ ‘между, народной деловой конторы для дележа прибылей’. Перед нами деятельность ‘финансистов не с веревкой на шее, которая нм больше к лицу, а в галстуках’. Картина кровожадного разнузданного хищничества, провокации, жульничества в международном масштабе.
Давид Тимон, чьим жизненным лозунгом является ‘бей и записывай в доход’, цинический делец, ‘затаивший жестокую безграничную ненависть к своим сообщникам’, хищник, ‘беспощадно топчущий всех, кто стоит ниже’, возникает на широко и необыкновенно изображенном социальном фоне как символическая фигура. Тимон ‘бьющий кулаком по голове вселенной’, капиталист, поднявшийся из самых грязных низин буржуазного общества, человек, в жизненной поступи которого отражена вся разнузданность хищнического класса, политик и делец, ‘рыцарь’ издыхающего в конвульсиях мира, написан необыкновенно ярко и жизненно.
Роллан не раз давал в своих произведениях людей господствующего класса. Тимон не только самый насыщенный, замечательно сконцентрированный действительный образ, но и наиболее острый по своему политическому звучанию. Это не созерцание мерзости капитализма, это — удар.
Как и весь роман, ‘Аннета в джунглях’ представляет насыщенную публицистикой в самом лучшем смысле слова отповедь буржуазному миру, ощерившемуся против революции, отравляющему воздух своим гниением.
Третья часть — ‘Ветер преступления’ — содержит две темы. Симон Бушар, зачумленный гниением умирающего мира, посылает ему последнее проклятье, совершая бессмысленное убийство. Это — жест отчаяния.
Наглая комедия суда над запутавшимся в противоречии юношей. Поистине ‘чудовищность’ капитализма показывает расправа с Бушаром. В этих жестоких, полных мрака сценах облик старого мира, скалящего зубы, остервенелого, приобретает резкие и выпуклые черты. Маска смерти.
И этот суд — машина смерти, уничтожающая юношу, осмелившегося протестовать,— украшен ярлычком ‘свобода и равенство’. Цинизм ‘демократии’.
Звериный облик буржуазного мира подчеркнут одной потрясающей деталью. На суде против сына свидетельствует отец его, кулак Бушар, требующий казни бунтовщика. Распни его, раз он посягнул на ‘священные устои’ хищнического порядка. Кровожадность, животный страх класса перед гибелью замечательно выражен в этом выступлении смрадного кулака.
Каким гневным ответом всем продавцам гуманистического сиропа, которых особенно много во Франции, звучит эта жестокая сцена.
Широкими, полными трагизма чертами показал Роллан гниющий капитализм. По сравнению с более ранними своими произведениями, он двинулся вперед. Как ни страстен был обличающий пафос ‘Жана Кристофа’, он все же был созерцателен. В нем не было той жгучей ненависти, которой переполнена до краев новая вещь Роллана, не было в ‘Кристофе’ и той суровой беспощадности, которая отличает его книгу, в полной мере могущую назваться книгой классового гнева.
Эту обличающую картину капитализма Роллан мог дать лишь с его современных позиций, лишь вдохновляясь борьбой рабочего класса, лишь горя пламенем революции.
На фоне гибели Симона Бушара, которого ощерившийся капитализм сожрал, не только продолжается развитие Марка, становящегося все более смелым и решительным врагом буржуазного мира, но и вступает в роман новый человек — подруга Марка, русская девушка Ася, вместе с которой Марк пойдет по пути революционной борьбы. Перспективой этого нового будущего заканчивается роман.
‘1924 год. Среди березового леса под Москвой угас светлый взор Ленина. Революция потеряла своего пилота. ‘Казалось, ночь нависла над Европой’.
Новая книга, над которой работает сейчас Роллан и которая завершит цикл ‘Очарованная душа’, будет называться ‘Рождение’.
Показав мертвенный облик капитализма. идущего к краху, Ромэн Роллан обращается к новому миру. Книга’ будет тесно связана с жизнью страны социализма.
‘Рушится один мир, но я слышу уже, как кричит рождающееся дитя’.. Такими словами заканчивается роман, показывающий Аннету в джунглях грязной политики империализма, Симона Бушара, которому буржуазия отрубила голову за попытку слепого протеста, и Марка Ривьера, идущего от беспочвенного возмущения безобразием капитализма к революционной борьбе в рядах рабочего класса.
Ромэн Роллан написал книгу, полную горечи и гнева, но вместе с тем это книга большого оптимизма.
От редакции. Отрывки из романа Ромэн Роллана ‘Смерть одного мира’ печатаются в No 4 ‘Литература мировой революции’.