Б. И. Бентовинъ.
Б. И. Бентовинъ.
РОКОВЫЯ ГАЛОШИ и ДРУГЕ РАЗСКАЗЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Электро-Типографія Н. Я. Стойковой, Шпалерная, No 14.
1901.
‘Случайныя обстоятельства’.
‘Случайныя обстоятельства’.
‘Случайные обстоятельства’, Бентовин Борис Ильич, Год: 1901
Время на прочтение: 10 минут(ы)
На журъ-фикс у Кедровыхъ, посл ужина, одна часть гостей отправилась въ кабинетъ доигрывать послдній реберъ винта, другая — размстилась въ розовомъ будуар хозяйки и занялась ‘пріятными разговорами’… Рчь зашла о новйшемъ роман, ‘подающаго надежды’ беллетриста Т.
— Ахъ, романъ этотъ такъ фантастиченъ… Онъ меня прямо иннервируетъ!..— вскричала блондинка бальзаковскаго возраста.
— Да, въ немъ такъ много пріятныхъ неожиданностей,— закативъ глаза, подтвердила гувернантка Кедровыхъ, особа изъ категоріи старыхъ двъ.
— Вотъ именно эти-то обстоятельства и слдуетъ поставить въ вину автору…— замтилъ, сидвшій въ углу, тощій, желчный субъектъ мефистофельскаго типа.— Какой жизненной правды, какихъ характеровъ прикажете искать въ произведеніи, гд удлено столько мста случайностямъ!..
— Ну, ужъ это вы извините…— вступился пожилой, но еще бравый господинъ военной складки, съ орденской ленточкой въ петлиц.— Я стою за жизненное значеніе случайныхъ обстоятельствъ. Отъ художественнаго произведенія вы требуете правды, и въ тоже самое время эту правду отвергаете!.. Въ жизни каждаго непремнно встрчалась масса случайныхъ обстоятельствъ, которыя радикально измнили дальнйшее теченіе его существованія… И, между тмъ, покажи вамъ хотя бы со сцены драматическое произведеніе, гд будетъ хотя бы нсколько вводныхъ, вполн возможныхъ случайностей — и господа рецензенты въ одинъ голосъ запоютъ: пьеса фантастична, не жизненна, потому что въ ней нтъ логической послдовательности фактовъ… А, между тмъ, я утверждаю, что въ этой случайности и состоитъ жизненная правда…
— Вы говорите парадоксами, милйшій Никифоръ Ивановичъ, возразилъ желчный господинъ. Случайности, конечно, бываютъ, но эти единичные факты нельзя обобщать и нельзя вводить въ рамки произведенія, претендующаго на художественное значеніе…
— Но позвольте, Николай Степановичъ… Ваши возраженія — только очень хорошія и громкія слова… Въ сущности-же, каждое типичное явленіе жизни иметъ право быть воплощеннымъ въ художественную форму. А случайности — я считаю именно однимъ изъ такихъ типичныхъ явленій нашего земного существованія. Сегодня — случайность, завтра — случайность… У одного она переворачиваетъ всю жизнь вверхъ дномъ, другого ввергаетъ въ могилу. А какое громадное вліяніе еле уловимыя случайности имютъ на воспитаніе, характеръ, нравственность… И все это вы не желаете вводить ‘въ рамки художественнаго произведенія’ — какъ вы изволили выразиться!.. Нтъ-съ, вы можете отрицать идейность, или историческое значеніе произведенія, гд введены такія случайности, но жизненность его — вы должны признать… Будь я поэтомъ — я явился бы творцомъ капитальнаго произведенія. Оно должно было-бы носить эпическій характеръ и служить апоеозомъ случайностей. Герои мои летли-бы въ разныя стороны, подбрасываемые капризами моря житейскаго. Одинъ возможны и случай нагонялъ-бы другой, они сплетались-бы въ причудливое цлое, и надъ всмъ этимъ я написалъ бы большими буквами: ‘Жизнь — или, торжество случайностей’…
— Однимъ словомъ, вы фаталистъ…
— Нтъ, это не то. Я не врю въ предопредленіе, въ ‘рокъ’ греческихъ классиковъ. Но я не могу не преклоняться предъ фактическою силой случайностей, силой, которую я неоднократно испыталъ на себ,
— Ахъ, Никифоръ Ивановичъ,— воскликнула хозяйка — если это не будетъ нескромно — раскажите намъ, какія случайности вліяли на вашу жизнь…
— Поврьте, Аглая Петровна, еслибы каждый изъ насъ вздумалъ только критически присмотрться къ притекшимъ годамъ — онъ нашелъ-бы массу еле замтныхъ, тончайшихъ обстоятельствъ, которыя, однако, круто измнили его жизнь. Я часто съ любопытствомъ оглядываюсь назадъ, и открываю такіе пустяки, и уясняю себ причину многихъ явленій моего бытія. Знаете-ли вы, напримръ, милостивые государыни и государи, что было причиной того, что я избралъ военную карьеру?.. Не угадаете… Потерянная галоша моей матушки…
— Какъ?.. Что?..
— Да-съ… Для меня это совершенно ясно, и вполн входитъ въ т ‘фактическія рамки жизни’, на которыя указывалъ почтеннйшій Николай Степановичъ… Дло, видите-ли, было такъ. Матушка моя рано овдовла. Я остался у нея на рукахъ восьмилтнимъ бутузомъ. Покойный отецъ мой былъ коммерсантомъ, и я частенько бгалъ въ его ‘складъ желзныхъ товаровъ ‘… Дома для меня также другой игры не было, какъ продажа желзныхъ балокъ и рельсъ. Странныя бываютъ у дтей игры… Итакъ — логическая послдовательность Николая Степановича требовала, чтобы я сталъ купцомъ. Но вотъ гулялъ я однажды съ вдовой-матушкой подъ проливнымъ дождемъ нашей гнилой столицы.
Грязь была настоящая осенняя, вязкая. Мы переходили улицу, направляясь къ подъзду нашего дома, и одна матушкина галоша завязла въ жиж мостовой. Въ первый моментъ матушка этого не замтила. И только когда мы вошли въ переднюю и начали разоблачаться, она открыла пропажу. Въ это время кто-то позвонилъ. Показался бравый офицеръ съ непослушной галошей въ рукахъ. Онъ, оказывается, шелъ слдомъ за нами, поднялъ потерю и, не успвъ нагнать насъ на улиц, вошелъ въ подъздъ, а затмъ и въ нашу квартиру. Прежде всего, конечно, былъ пущенъ комплимента о прелестной маленькой ножк, сбросившей непосильную ношу. А потомъ и пошло, и пошло… Матушка моя, которая со смерти мужа, вела вполн замкнутую жизнь — раскраснлась и расцвла… Офицеръ началъ бывать у насъ все чаще и чаще. Мы съ нимъ стали большими друзьями. Разсказывалъ онъ при мн матушк воинственныя исторіи о послднемъ своемъ поход, привозилъ мн игрушечныхъ касокъ, сабель, ружей и всякой амуниціи, таскалъ въ эскадронную конюшню. Игру въ ‘желзную лавку’ я вскор совсмъ набросилъ, и цлые часы проводилъ, командуя батальономъ оловянныхъ солдатиковъ. Финалъ понятенъ самъ собой. Моя матушка вышла за мужъ за браваго кавалериста, а меня спустя два года отдали въ военно-учебное наведеніе. Такимъ образомъ, если я внимательно вглядываюсь въ ‘туманъ временъ’, для меня становится совершенно яснымъ, что на мою карьеру имла прямое воздйствіе — галоша моей матушки.
— Ну-съ, а почему вы остались холостякомъ?— спросила хозяйка дома,— не имли-ли и тутъ вліяніе какія-нибудь случайности романическаго характера?..
— Безъ сомннія, Аглая Семеновна… Вообще, по всей моей жизни случайности проходятъ красною нитью… Не миновали он и моихъ брачныхъ плановъ. Таковыхъ, и замтьте — вполн серьезныхъ, у меня было два. Еще совсмъ молодымъ человкомъ мн было 25 лтъ я увлекся не на штуку, кмъ-бы вы думали mesdames — шансонетною пвицей… Да, да!.. Шансонетною пвицей. Это было прелестное созданіе изъ порядочной семьи, всего только годъ подвизавшееся на кафе-шантанныхъ подмосткахъ. Моя Джіанитта (конечно, сценическое имя, звали-же ее просто Марья Ивановна) за годъ не успла еще извратиться, или, врне, такъ мн казалось… И я съ юношескимъ задоромъ ршилъ ‘спасти’ ее. Ахъ, въ т годы такъ хочется спасать, и такъ врится въ спасеніе!.. Повидимому, моя Джіанитта меня тоже полюбила, и ради меня согласилась бросить кафе-шантанную карьеру. Я досталъ ей кое-какой переводной работы, такъ какъ она была не безъ образованія, и какъ уютно намъ было въ ея маленькой меблированной комнатк сидть вечеромъ, прижавшись другъ къ другу и строя планы о будущемъ. Благодаря нкоторымъ связямъ съ торговымъ міромъ, я нашелъ себ приличное мсто въ контор, ршилъ бросить военную службу, и черезъ мсяцъ должна была состояться наша свадьба… И кто-же измнилъ все это, кто перевернулъ вс мои планы и надежды. Мышь, милостивыя государыни… Да, малюсенькая, юркая мышка съ гибкимъ хвостикомъ и черненькими глазками… Дло, видите-ли, въ томъ, что нкоторые изъ прежнихъ поклонниковъ моей Джіанитты (Марьи Ивановна — тожъ), не могли ее забыть вполн, и поэтому изрдка она еще подучала черезъ посыльныхъ, то коробки конфектъ, то духи, то букеты. Мы часто вмст смялись надъ этими потугами былыхъ поклонниковъ и вмст подали конфекты. Въ безупречность моей подруги я былъ вполн увренъ. Помню однажды — въ день ея имянинъ, и засталъ у нея полный столъ цвтовъ и всякихъ сластей. При мн-же принесли еще громадный, разукрашенный пирогъ, на которомъ лежала ничего не говорящая моему сердцу визитная карточка… Надо вамъ сказать, что сладкаго тста я отъ рожденія не переношу, и моя подруга могла быть вполн спокойна, что къ эффектному пирогу я и не притронусь… Прошу васъ это замтить… Вылъ прелестный морозный вечеръ и я похалъ съ моей невстой за городъ. Джіанитта была нжна со мной какъ никогда… Побывали мы въ загородномъ ресторан и я привезъ Марью Ивановну къ пей домой часа въ два ночи. Когда мы, нжничая и дурачась, зажигали лампу, мы ясно услышали, какъ на стол что-то зашуршало и затмъ шмыгнуло на полъ. На стол мы нашли остатки мышинаго пира: лежало нсколько обгрызанныхъ конфектъ, но больше всего пострадалъ прекрасный пирогъ. Одинъ бокъ его былъ совершнно изъденъ, и — о диво — оттуда торчала сложенная въ нсколько разъ бумажонка… Я быстро вытащилъ ее. Марья Ивановна, какъ-бы шутя, старалась отнять у меня бумажонку, но я видлъ, какъ она вся поблднла, и какъ тряслись ея губы… Я развернулъ листокъ почтовой бумаги, на которой почти буквально было написано слдующее: ‘Безцнная Джаночка, три дня тебя я не видлъ и совершенно соскучился. Жду тебя завтра въ тотъ-же часъ и въ томъ-же мст какъ всегда. До сихъ поръ не могу забыть тхъ блаженныхъ минутъ, которыми ты осчастливила меня въ прошлый разъ… Что подлываетъ твой наивный Никита’?.. Послдующее не требуетъ подробнаго пересказа. Самая потрясающая сцена съ ‘жестокими словами’, слезами, истерикой — и полный разрывъ… Такимъ образомъ несомннно, что юркій мышонокъ спасъ меня отъ неудачнаго супружества…
Слушатели не мало смялись разсказу Никифора Ивановича.
— Да, вотъ вы теперь сметесь, и я готовъ вторить вамъ… А какъ-же мн тогда было и тяжело и больно…
— Ну, а второе ваше неудавшееся сватовство?..
— Оно разстроилось изъ-за случайно незапертой входной двери. Я сильно ухаживалъ за молодою вдовушкой. Это было въ высшей степени нжное, эирное созданіе. Я мллъ и таялъ передъ ея сиреневыми глазками, кроткою улыбкой, музыкальнымъ, напоминающимъ эолову арфу, голосомъ. Мн было тогда уже 35 л., и я не прочь былъ жениться. Боле кроткой и милой жены я и желать не могъ. Вдовушка также, повидимому, благоволила ко мн. Оставалось только сдлать формальное предложеніе. Съ этою цлью, въ одно прекрасное утро, не въ обычное время моихъ посщеній — я и отправился къ своей вдовушк. Хочу позвонить вижу, дверь отперта. Вхожу. Въ передней ни души… Снимаю пальто и иду въ гостинную. Въ это время до моего слуха долетаетъ чей-то громкій и какъ будто знакомый голосъ… Останавливаюсь въ недоумніи. Да, это голосъ моей вдовушки… Но, какъ онъ теперь рзко звучитъ. Куда двалась его ласкающая гармонія… Голосъ все повышается… Начинаю прислушиваться и, о Боже, до меня начинаютъ долетать такія слова, которыя можно услышать разв только изъ устъ ломового извозчика. Дале — еще того хуже… Слышу звонкій звукъ оплеухи, и изъ корридора въ гостиную стремглавъ выбгаетъ горничная, а за нею мой идеалъ… Но въ какомъ вид!.. Лице перекошено злобною судорогой, глаза горятъ, какъ у мегеры… И вдругъ она увидла меня… Произошло новое моментальное превращеніе на которое способны только женщины. Лицо снова приняло самое кроткое выраженіе, на губахъ появилась улыбка невинности. Я извинился за несвоевременный приходъ, просидлъ нсколько минутъ, и улизнулъ… Такъ кончились мои вторичныя матримоніальныя попытки…
— Ну-съ, а не приведете-ли вы вамъ примра нравственно-воспитательнаго вліянія случайностей, какъ вы изволили ране выразиться — иронически замтилъ Николай Семеновичъ.
— Разумется… Разумется… Особенно въ раннемъ дтств, когда душа такъ нжна, такъ воспріимчива ко всякимъ вліяніямъ, эти не замтныя случайности иногда совершенно измняютъ характеръ и оставляютъ въ немъ глубокій слдъ на всю жизнь. Я отчетливо помню одинъ моментъ изъ моего далекаго дтства, когда мои отношенія къ родителямъ получили крутой поворотъ, сохранившійся на всегда… Дло вышло изъ-за одной крошечной струйки крови. Мн было тогда 6 лтъ. Я обожалъ отца, и нельзя сказать, чтобы очень любилъ мать. Объяснялось это довольно просто. Мать, умная, серьезная женщина, была строга со мной, хотя любила ли самозабвенія. Наоборотъ, отецъ баловалъ меня чрезвычайно. Впослдствіи, когда я вникъ въ характеръ моихъ родителей, я понялъ, какая глубокая разница была между ними, и насколько выше стоила моя мать. Отецъ былъ человкъ, въ сущности, очень добрый, по въ высшей степени легкомысленный и поверхностный. Матушка страдала отъ этого не мало. Онъ не прочь былъ поухаживать на сторон, шибко игралъ въ клуб и проигрывалъ иногда крупныя суммы, къ довершенію всего онъ былъ страшно вспыльчивъ. Въ минуты гнва онъ не зналъ границъ… Я его попилъ за веселыя нравъ, за то что о въ часами готовъ былъ возиться со мной, закармливалъ меня сладостями, за то, что, выигравъ въ клуб — привозилъ мн самыя замысловатыя игрушки. Однимъ словомъ, за все за, что дти дарятъ свою любовь… Иногда я замчалъ, что мать какъ бы ревнуетъ меня къ отцу. Но тогда я, съ злорадствомъ маленькаго злодя, нарочно начиналъ еще усиленне ласкаться къ отцу, какъ-бы наказывая этимъ мать за ея строгое отношеніе къ моимъ шалостямъ и проступкамъ. А она, бдная, проводила безсонныя ночи у моей постели, поджидая возвращенія отца, заботилась о моемъ здоровья и воспитаніи. И во мн одномъ была ея любовь и утшеніе…
Однажды утромъ я забравъ игрушки, отправился въ кабинетъ отца и расположился на преддиванномъ ковр — любимомъ мст моихъ игръ. Мать моя стояла у окна и напряженно глядла на улицу. Раздался громкія звонокъ и явился отецъ, возбужденный и въ нсколько растрепанномъ туалет. Онъ, повидимому, не ночевалъ дома. Подойдя къ матери, онъ собирался ее обнять, но она довольно энергично отстранила его. )то послужило сигналомъ къ бурной сцен. Для меня эти семейныя сцены не были большою рдкостью и я къ нимъ привыкъ. Мало того — назовите это дтскимъ непониманіемъ или жестокостью но он меня даже интересовали какъ зрителя… Но вотъ, отецъ, все боле и боле крича, все боле и боле волнуясь, схватилъ матушку за руку и затмъ отбросилъ отъ себя. Я видлъ, какъ она ударилась о косякъ двери, и затмъ схватила себя за голову… По лбу ея текла тоненькая, алая струйка крови. Не знаю, что сдлалось со мной. Въ моей душ какъ-бы все перевернулось… Не помня себя отъ горя, ужаса и злобы, я бросился къ мам, обхватилъ ее ручейками и разразился истерическимъ рыданіемъ… Что было дальше, я не помню. Когда я очнулся, я лежалъ на диван, мать и отецъ ухаживали за мной, терли виски, давали нюхать спиртъ… Оглянувшись кругомъ, я только плотне прижался къ матери и весь въ слезахъ началъ покрывать ея лицо и шею такими горячими поцлуями, которые она наврное никогда отъ меня не получала… Съ этого дня со мною произошла удивительная метаморфоза. Тоненькая струйка крови неисповдимыми путями заставила меня прозрть и воспріять душою то, что дтскому уму — понять не было дано… Трогательная жалость и вмст съ тмъ глубокая любовь къ матери замнили легкомысленное чувство обожанія, которое я ране питалъ къ отцу. И это превращеніе осталось непоколебимымъ. Напрасно отецъ задаривалъ меня сладостями и пестрыми игрушками. Я принималъ это какъ должное, но оставался ему чуждымъ и далекимъ. Я не ласкался къ отцу, не тормошилъ его бороды, не прыгалъ къ нему на колни, а обязательный сыновній поцлуи мой быль холоденъ и безстрастенъ… И такъ было вплоть до смерти отца. Наоборотъ, матушка нашла во мн ту любовь и счастіе, которыхъ лишила ее неудачная супружеская жизнь…
Разсказъ Никифора Ивановича привелъ общество въ нсколько минорное настроеніе. Зато онъ вызвалъ и нкоторое соревнованіе. Присутствующіе начали припоминать случайныя обстоятельства, которыя такъ или иначе вліяли на ихъ жизнь.
Блондинка бальзаковскаго возраста разсказала, какъ она много лтъ тому назадъ, отказала не задолго до свадьбы своему жениху за то, что на его сюртук нашла нсколько длинныхъ волосъ рыжаго цвта, которые, по сличеніи съ волосами домашней гувернантки, оказались ей принадлежащими. Молчавшій до сихъ поръ тучный господинъ вспомнилъ, какъ ему пришлось выйти въ отставку благодаря тому, что пошелъ къ начальнику съ докладомъ какъ разъ въ тотъ день, когда у того особенно сильно разыгрались явленія застарлаго желудочнаго катарра…
Во все продолженіе этихъ разсказовъ, Николай Семеновичъ сидлъ молчаливо въ углу, не ршаясь, повидимому, опровергать жизненнаго значенія случайныхъ обстоятельствъ.
Когда воспоминаю я присутствовавшихъ были исчерпаны, Никифоръ Ивановичъ шутя замтилъ:
— Ну-съ, теперь въ вид наказанія, долженъ разсказать что-нибудь случайное изъ своей жизни и почтеннйшій Николай Семеновичъ…
— Да, да, обязательно!..
— Но, увряю васъ, господа, что у меня-то именно и не было такихъ серьезныхъ случайностей. Моя жизнь текла логически послдовательно. Бывали кое-какіе случайные пустяки, но на мою судьбу они не оказывали ровно никакого вліянія…
— А вотъ и неправда, Николай Семеновичъ!— раздался голосъ Аглаи Петровны. Сами вы мн въ прошломъ году разсказывали исторію вашей женитьбы… Разв это не случайность?..
— Ахъ да… Если вы это считаете случайностью…— смутился Николай Семеновичъ…
— А то какъ-же?!.
— Разскажите… Разскажите, пожалуйста,— раздались голоса…
— Право-же, эти эпизодъ, не стоющій вниманія…
— Мы ужъ сами тамъ разберемъ!..
Нечего длать. Николай Семеновичъ покряхтлъ, покряхтлъ, сердито взглянулъ на Аглаю Петровну, и началъ:
— Это было давно, ахъ, какъ давно… Я только что получилъ университетскій дипломъ и посл экзаменовъ ухалъ отдыхать въ помстье старинныхъ друзей моей семьи… Ничто такъ не способствуетъ любви, какъ деревенское dolce far niente и благораствореніе воздуховъ… А тутъ какъ разъ подъ рукой были дв помщичьи дочери. И я влюбился въ обихъ, не зная которой отдать предпочтеніе…
— Не лукавьте, Никола Семеновичъ — вмшалась Аглая Петровна. Не хорошо. Вы мн разсказывали, что вамъ нравилась, именно, младшая. На старту ю-же вы и не глядли…
— Однако, умете вы соблюдать чужія тайны…— укоризненно покачалъ головой Николай Семеновичъ. Ну, допустимъ, что я увлекся младшей и она, повидимому, отвчала мн взаимностью.. И вотъ однажды мы втроемъ я и об сестрицы — сидли, болтая о чемъ-то, на скамейк веранды. Вдругъ сильный порывъ втра, и лампа потухла… Нсколько мгновеній мы сидли молча. Я воспользовался темнотой и нжно взялъ ручку младшей сестрицы. На мое пожатіе послдовалъ сочувственный отвтъ. Я сталъ смле, и привлекъ двушку къ себ… Въ это время на порог появилась фигура помщицы со свчей. Представьте себ мое удивленіе: на моемъ плеч покоилась головка старшей сестры… Младшая-же глядла на меня второмъ полнымъ изумленія и негодованія… Однимъ словомъ, въ темнот я перепуталъ руки, и…
— И благодаря этой счастливой случайности, Николай Семеновичъ сталъ супругомъ милйшей Анфисы Гавриловны,— закончилъ Никифоръ Ивановичъ.
— Да… Гм… гм… Согласенъ, что тутъ счастливая случайность…
Николай Семеновичъ смущенно смолкъ. Гости улыбались.
Въ это время въ сосдней комнат раздался шумъ отодвигаемыхъ стульевъ.
‘Винтеры’ кончили послдній роберъ. Въ будуаръ ввалилась высокая, дебелая особа, съ фіолетовыми щеками, двойнымъ подбородкомъ и въ довольно неряшливомъ костюм. Дебелая особа, повидимому, была чмъ то недовольна… При вид ея Николай Семеновичъ съежился и какъ будто сталъ еще тоньше и меньше.
— Ну, Николай… Собирайся… Профершпилилась… По твоей, конечно, милости… Я ужъ впередъ знала. Со мною всегда что бываетъ, когда я не въ дух… А сегодня съ утра муженекъ усплъ разсердить… Удружилъ…
— Анфиса…
— Чего Анфиса!.. Я всегда правду говорю… Ну, живе… Мн еще съ тобою надо поговорить. До свиданья… До свиданья… До свиданья…
Энергично колебавшееся перо на шиньон Анфисы Гавриловны и искры въ глазахъ не предвщали ничего хорошаго… Никола Семеновичъ наскоро пожалъ руки присутствовавшимъ и послдовалъ за своей энергичной половиной…
— И то… Пора по домамъ… заявилъ вставая Иванъ Никифоровичъ.— А, изволили видть?.. И какъ не вритъ посл этого въ торжество случайныхъ обстоятельствъ!..
Гости начали прощаться…