Слово в день торжественнаго венчания и священнаго помазания на царство Благочестивейшаго Государя Императора Александра Павловича, Филарет, Год: 1821

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Слово в день торжественнаго венчания и священнаго помазания на царство Благочестивейшаго Государя Императора Александра Павловича

(Говорено в Московском Успенском соборе сентября 15 дня, напечатано в собраниях 1822, 1835, 1844 и 1848 гг.)

1821

Не прикасайтеся помазанным Моим. Псал. 104:15.
Среди торжества о Помазаннике Божием, при воспоминании помазания Его, ко времени слово о помазанных Божиих.
И какое слово! Пророк, между ‘судьбами Божиими по всей земли’, отличая особенную судьбу помазанных, не довольствуется собственным указанием на то очевидное действие сея судьбы, что Бог ‘не оставил человека обидети их’ (Псал. 104:14), Он отверзает небо и дает услышать оттоле творческое слово, созидающее их безопасность: ‘не прикасайтеся помазанным Моим’.
Под именем ‘помазанных’ в сем изречении первоначально разумеются некоторые начальники избраннаго Богом племени. Но поелику тоже имя помазанных тем же Словом Божиим усвоено предержащим властям, от Бога поставленным, то мы не погрешим теперь, если, возведя ум свой на небо, представим себе, что Царь царей и Господь господей, с высочайшаго Престола Своего, указует на всех помазанных от Него властителей, и заповедует всем подвластным: ‘не прикасайтеся помазанным Моим!’
Не удивительно, что громовым гласом нужно было возвещать сию заповедь народам языческим, глухим для кроткаго слова Божия. Кто бы подумал, что для Христианских народов нужно будет вновь написать ее кровию христианских народов? Но она написана кровию и огнем на жесткой скрижали Европы, и в просвещенном веке есть мудрецы, которые доныне еще не умеют прочитать сих грозных и вместе спасительных письмен!
Благочестивые Россияне! кто, как вы ныне, ‘творит молитвы, моления, прошения, благодарения… за Помазаннаго Царя и за всех, иже во власти суть’ (1Тим. 2:1—2): тот, если делает сие искренно и усердно, являет делом, что на сердце его написан закон благоговения и любви к помазанным Божиим. Посему можно быть уверену, что здесь нет никого, для кого бы нужно было заповедь о неприкосновенности помазанных Божиих проповедывать, как новую заповедь. Но как во время заразы желающие предохранить себя умножают очистительный огнь и курение, так во времена, когда зараженный дух века распространяет мнения тлетворныя, не безполезно и нам размышлением воздувать хранящуюся у нас искру истины, дабы чистыми и неповрежденными сохранить чувствования сердечныя.
Если бы Слово Божие не провозглашало неприкосновенности помазанных Божиих: тем не менее надлежало бы обществу человеческому законом постановить и освятить неприкосновенность власти государственной. Правительство, не огражденное свято почитаемою от всего народа неприкосновенностию, не может действовать ни всею полнотою силы, ни всею свободою ревности, потребной для устроения и охранения общественнаго блага и безопасности. Как может оно развить всю свою силу в самом благодетельном ея направлении, когда его сила непрестанно находится в ненадежной борьбе с другими силами, пресекающими ея действие в столь многоразличных направлениях, сколько есть мнений, предубеждений и страстей, более или менее господствующих в обществе? Как может оно предаться всей своей ревности, когда оно по необходимости должно делить свое внимание между попечением о благосостоянии общества, и между заботою о собственной своей безопасности? Но если так не твердо Правительство, не твердо также и Государство. Такое Государство подобно городу, построенному на огнедышущей горе: что значат его твердыни, когда под ними кроется сила, которая может каждую минуту все превратить в развалины? Подвластные, которые не признают священной неприкосновенности владычествующих, надеждою своеволия побуждаются домогаться своеволия, власть, которая не уверена в своей неприкосновенности, заботою о своей безопасности побуждается домогаться преобладания: в таком положении Государство колеблется между крайностями своеволия и преобладания, между ужасами безначалия и угнетения, и не может утвердить в себе послушной свободы, которая есть средоточие и душа жизни общественной.
Но не простираясь далее в сих гражданских соображениях, обратим внимание к Слову Божию, которому внимать мы призваны, и которое немногими чертами или звуками открывает великий свет.
‘Не прикасайтеся помазанным Моим’. Краткая заповедь, но премудро соединяющая в себе с требованием повиновения глубокое изъяснение сего требования и убеждение к послушанию! ‘Не прикасайтеся’ властям предержащим, глаголет Вседержитель, ибо оне суть ‘Мои’, не прикасайтеся, ибо оне суть ‘помазанныя’ от Меня.
Итак, одно из глубоких оснований неприкосновенности предержащих властей есть то, что оне суть Божии. ‘Несть бо власть, — как говорит Апостол, — аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть’ (Рим. XIII, 1).
При сей мысли, опять удивляюсь и сетую, воспоминая, как некоторые, вопреки столь ясному учению первых, истинных, Богодухновенных учителей Христианских, что ‘власть от Бога’, среди христианства вздумали учить, что власть от народа. Спросил бы я сих людей, которые сами себя провозглашали мудрецами за то, что по обдуманному плану были совершенными невеждами в Христианстве, и учили сему невежеству других, — спросил бы я их: где же видели вы народ, который бы сперва не имел над собою власти и потом сотворил ее для себя? В каких местах? В какия времена? Не думаю, чтобы вы решились указать на скопища беглецов или разбойников, как на первоначальный и совершеннейший образец общества человеческаго. Можете ли вы хотя в другом роде вещей показать нам образ того, как, по вашему понятию, происходит власть в обществе? Если, например, уподобим общество зданию, а власть сравним с основанием, которым все поддерживается, или со сводом, который все покрывает: здание ли полагает свои основания, или возносит над собою свод? Не художник ли устрояет все сие? Или, если представим себе общество в виде членовнаго тела, и власть, как орудие управления и охранения, как возбудительную силу общественной жизни и деятельности, назовем главою или сердцем: глава и сердце рукам ли и ногам обязаны своим происхождением и достоинством? Не основательнее ли признать общее и высшее начало образования для всего состава членов? — Но поспешим опять, по совету Апостола, уклониться ‘от прекословий лжеименнаго разума’ (1Тим. VI, 20) ‘и внимать учению’ (1Тим. IV, 16).
Изыскателю безпристрастному не трудно уразуметь, каким образом власть, по учению Христианскому, происходит от Бога. Откуда сие множество людей, соединенных языком и обычаями, которое называют ‘народом’? Очевидно, что сие множество ‘народилось’ от некоего меньшаго племени, а сие произошло от семейства. Итак в семействе, собственно так называемом, лежат семена всего, что потом раскрылось и возрасло в великом семействе, которое называют государством. Следственно там должно искать начатков и перваго образа власти и подчинения, видимых ныне в обществе. Отец, который естественно имеет власть дать жизнь сыну и образовать его способности, есть первый властитель, сын, который ни способностей своих образовать, ни самой жизни сохранить не может без повиновения родителям и воспитателям, есть природно подвластный. Но как власть отца не сотворена самим отцем и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком от Того, Кто сотворил человека: то и открывается, что глубочайший источник и высочайшее начало первой, а следственно и всякой последующей между человеками власти есть в Боге. ‘Из Него’, во-первых, как изъясняется Апостол, ‘всяко отечество на небесех и на земли именуется’ (Еф. 3:15), потом, когда сыны сынов разраждаются в народ, и из семейства возрастает Государство, необъятное для естественной власти отеческой, Бог дает сей власти новый искусственный образ и новое имя, и таким образом Его премудростию ‘царие царствуют’ (Прит. VIII, 15), и далее, сколько бы ни продолжались народы, как бы ни изменялись Государства, всегда посредством вседействующаго Промысла ‘владеет Вышний царством человеческим’ (Дан. IV, 22). поелику во времена неведения, как человеки забыли Творца своего, так и общества человеческия не познавали верховнаго своего Владыки: то Бог, вместе с другими тайнами Своими, и тайну происхождения предержащих властей, даже чувственным образом представил пред очи мира в избранном для сего народе Еврейском. В Аврааме чудесно вновь сотворил Он качество отца и постепенно произвел от него племя, народ и царство, Сам руководствовал Патриархов сего племени, Сам воздвигал вождей и судей сему народу, Сам ‘царствовал’ (1Цар. VIII, 7) над сим царством, Сам воцарил над ним царей и долго являл над ними чудесныя знамения Своей верховной власти.
Если таким образом всякая предержащая власть открыто, или сокровенно, исходит от Бога, и Ему принадлежит: то как дерзнуть прикасаться к ней? Если мы требуем, чтобы наше произведение неприкосновенно было для других, и наша собственность ненарушима: кто может ненаказанно нарушить устроение и собственность Вседержителя?
Другое священное основание неприкосновенности предержащих властей есть то, что они суть ‘помазанные’ от Бога.
Имя ‘помазанных’ Слово Божие нередко дает Царям по отношению к Священному и торжественному помазанию, которое они приемлют, по Божественному установлению, при вступлении на Царство. Как бы мы ни разсуждали о сем действии, значит ли оно посвящение помазуемаго Богу, или его освящение от Бога, созерцаем ли мы в сем действии таинство, приносящее помазуемому Божественный Дух и силу духовную, или только видим действие торжественное, пред очами народа полагающее на Царя несокрушимую печать Вышняго избрания, — если только имя помазанника Божия не есть слово без значения, то оно представляет лице, запечатленное Богом, священное, превознесенное, достойное благоговения, и потому неприкосновенное.
Но достойно особаго примечания, что Слово Божие именует помазанными и таких земных владык, которые никогда не были освящены видимым помазанием. Так Исаия, возвещая волю Божию о царе Персидском, говорит: ‘сице глаголет Господь помазанному Своему Киру’ (Ис. XLV, I), тогда как сей царь языческий еще и не родился, и родясь, не познает Бога Израилева, в чем и обличается от Него предварительно: ‘укрепих тя, и не познал еси Мене’ (Ис. 45:4). Каким же образом сей самый Кир, в то же время, наречен помазанным Божиим? Сам Бог изъясняет сие, когда предрекает о нем чрез того же Пророка: ‘Аз возставих его.., сей созиждет град Мой, и пленение людей Моих возвратит’ (Ис. 45:13). Приникни здесь, Христианин, в глубокую тайну предержащей власти! Кир есть царь языческий, Кир не знает истиннаго Бога: однако Кир есть помазанник истиннаго Бога. Почему? Потому что Бог, ‘сотворивый грядущая’ (Ис. 45:11), назначил его для исполнения судьбы Своей о возстановлении избраннаго народа Израильскаго, сею Божественною мыслию, так сказать, помазал Дух его еще прежде, нежели произвел его на свет: и Кир, хотя не знает, кем, и для чего помазан, движимый сокровенным помазанием, в царстве языческом совершает дело Царствия Божия. Как могущественно помазание Божие! Как величествен помазанник Божий! Если только не изглаждает он в себе помазания Божия упорным противлением помазавшему его Богу: то он есть живое орудие Божие, сила Божия исходит чрез него во вселенную, и движет большую или меньшую часть рода человеческаго, к великой цели всеобщаго совершения. Если таков может быть даже неведущий Бога: не много ли паче священно величие тех помазанников, которые познали Помазавшаго их, и дар помазания не только прияли для других, но и для себя объяли верою и благочестием, как Давид, Иосия, Константин Великий, помазанные для того, чтобы с собою воцарять благочестие, и — не усумнимся присовокупить — как Александр Благословенный, помазанный разрушить мятежное могущество нечестия в сии последния времена?
О таковых сугубо священных помазанниках, если бы грозная заповедь не возвещала, благоговейная любовь сама собою чувствует, что ‘касаяйся их, яко касаяйся в зеницу ока Господня’ (Зах. II, 8).
Храните же внимательно зеницу ока Господня, ‘не прикасайтеся Помазанным Его’. Заповедь Господня не говорит: не возставайте противу предержащих властей. Ибо подвластные и сами могут понимать, что, разрушая власть, разрушают весь состав общества, и следственно разрушают сами себя. Заповедь говорит: ‘не прикасайтеся’ даже так, как прикасаются к чему либо без усилия, без намерения, по легкомыслию, по неосторожности, ибо случается нередко, что в сем неприметно погрешают. Когда власть налагает на подвластных некое бремя, хотя и легкое и необходимое: как легко возбуждается ропот! Когда подвластные видят дело власти, несогласное с их образом понятия: как стремительно исторгаются из уст их слова осуждения! Как часто необученная послушанию мысль подчиненнаго, нечистым прикосновением, касается самых намерений власти, и полагает на них собственную свою нечистоту! Клеврет мой! кто дал тебе власть над твоими владыками? Кто поставил тебя судиею твоих судей? Христианская душа! ты призвана ‘повиноватися за совесть’ (Рим. XIII, 5): елико можно, не прикасайся власти, ниже словом ропота, ниже мыслию осуждения, и веруй, что ‘якоже возвеличися душа Помазанных во очию твоею, тако возвеличишься ты пред Господем, и покрыет тя, и измет тя от всякия печали’ (1Цар. XXVI, 24). Аминь.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека