Слово Благовещения Пресвятыя Богородицы, Филарет, Год: 1822

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Слово Благовещения Пресвятыя Богородицы

(Говорено в Благовещенской Церкви Чудова Монастыря, напечатано в собр. 1822, 1835, 1844 и 1848 годов).

1822

Рече же Мариамь: се раба Господня: буди мне по глаголу твоему. Лук. I, 38.
Не великия, по видимому, слова, но великое дело в них заключается.
И все мы нередко называем себя ‘рабами’, даже рабами человеков, правда не всегда с готовностию на самом деле быть тем, чем себя называем, но иногда и самым делом, даже без нужды и обязанности, раболепствуем человекам. Трудно ли, по видимому, назвать себя ‘рабом’ или ‘рабынею Господа’, Которому мы все, по необходимости, рабы, желаем ли, или не желаем быть и называться таковыми? ‘Глаголом Его’ все сотворено в начале, и доныне, когда ни посылает Он глагол Свой на землю, глагол сей не может возвратиться к Нему тощь. Посему не трудно, кажется, и то, чтобы на посланный от Него глагол ответствовать изъявлением согласия, ‘да будет по глаголу Его’, так как сие уже должно быть непременно.
Разсуждая таким образом, без внимания оставили бы многие, а, может быть, некоторые и оставляют без внимания, слова Мариами: но дело, которое открывается в след за ея словами, должно пробудить все внимание каждаго мыслящаго. Во дни творения мира, когда Бог изрекал Свое живое и мощное: ‘да будет’, (Быт. 1) слово Творца производило в мир твари: но в сей безпримерный в бытии мира день, когда Божественная Мариам изрекла свое кроткое и послушное ‘буди’, — едва дерзаю выговорить, что тогда соделалось, — слово твари низводит в мир Творца. И здесь Бог изрекает Свое слово: ‘зачнеши во чреве и родиши Сына’ (Лк. I, 31), — ‘Сей будет велий’ (Лк. 1:32), — ‘воцарится в дому Иаковли во веки’ (Лк. 1:33): но, — что опять дивно и непостижимо, — самое слово Божие медлит действовать, удерживаясь словом Марии: ‘како будет сие’ (Лк. 1:34)? Потребно было Ея смиренное: ‘буди’, чтобы воздействовало Божие величественное: ‘да будет’. Что ж за сокровенная сила заключается в сих простых словах: ‘се раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему’, и производит столь необычайное действие? — Сия чудная сила есть чистейшая и совершенная преданность Мариами Богу, волею, мыслию, душею, всем существом, всякою способностию, всяким действием, всякою надеждою и ожиданием.
Христиане! О если бы каждый из нас, хотя помалу приобщился сей Богодейственной силы, молитвами Преблагословенныя Девы! Се раби Господни, и раби Твои, Мати Господня! Буди нам по образу Твоему!
Да будет, братия, пример Пресвятыя Девы наставником нашим в истинной Богу преданности.
Преданность Богу есть такое расположение духа, по которому человек всего себя, все, что ему принадлежит, все, что с ним случиться может, предоставляет воле и провидению Божию, так что сам остается только стражем своей души и тела, как стяжания Божия[1]. К сему расположению приготовляет человека внимательное наблюдение над собственными усилиями сделать себя совершенным и благополучным. Желает он сделаться мудрым, образует свои способности, напрягает силы ума, подкрепляет себя силами других избранных умов, составляет себе образ ведения: что же? Между тем, как он старается уяснять для себя в сем образе одну черту, другая в нем затмевается, пресекается, исчезает, по той мере, как расширяет круг своих познаний, за чертою знаемаго еще обширнее открывается область недоведомаго, истина, давно признанная за достоверную, приводится в сомнение вновь открытою истиною, конец самодеятельных изысканий, по признанию безпристрастнейшаго из древних мудрецов, есть открытие того, что человек сам собою ничего не знает. Желает он сделаться добрым, старается познать закон справедливости, возбуждает сердце свое к добродетельным чувствованиям, предприемлет добрыя дела: что же и здесь? Опыт доказывает, что желание быть добрым нередко бывает слабее страсти, влекущей к пороку, и ею побеждается, что познанный закон предлагает добро, но не дает силы творить оное, что добродетельныя чувствования, из жестокаго сердца, как огонь из кремня, высекаются с трудом, а легко угасают, в мягком же сердце, хотя и скоро возгараются, как огонь во льну, но так же тлятся слабо и не долго, что дела, внешнею своею стороною добрыя, со внутренней стороны своей часто бывают осквернены нечистыми побуждениями: своекорыстием, самоуслаждением, тщеславием, что природа человеческая, как принужден был признать в новейшия времена один из самых ревностных почитателей, так называемаго, нравственнаго разума, из самаго корня своего зло производит. По таковым опытам, что могут обещать и усилия сделать себя благополучным? — Где недостает истиннаго блага: там истинное благополучие конечно невозможно. Правильное следствие сих опытов, тщательно и безпристрастно наблюдаемых, должно быть то, что человек потеряет надежду на самого себя, и, если не хочет погибнуть, — поелику вне действительнаго благополучия, и вне надежды, ничего нельзя найти, кроме погибели, — как бы по необходимости вознесет желание и надежду свою к Богу, и, еще не предвидя, и не предчувствуя, каким образом она может совершиться, предаст себя Ему, как разстроенную собственность, которою владетель располагать не умеет.
Начав предаваться Богу, человек встречает другие опыты, совсем противоположные тем, которые имел он, управляя сам собою. Прежде собственныя усилия познать истину едва производили в нем слабый, кратковременный свет, оставлявший по себе сугубую тьму: теперь из самой тьмы, в которой он повергается пред Отцем светов, раждается для него внезапный свет: а если остается[2] он иногда и во тьме, то и в ней познает непостижимую близость Того, Который есть Свет превыше света. Прежде усилия делать добро или совсем подавляемы были в нем злыми склонностями, или производили несовершенное действие: теперь, когда он положил сердце свое в силу Божию, в самой немощи его начинает совершаться сила Божия, разрушающая зло и созидающая благо. Прежде наилучше обдуманныя предначертания его к устроению своего благополучия или не исполнялись, или в самом исполнении оказывались неудовлетворительными: теперь он не делает никаких собственных предначертаний, но со дня на день более усматривает великий чертеж Провидения, по которому, не смотря ни на какия препятствия, — кроме одного препятствия, которое полагало прежде его упорство и неверие, — постепенно устрояется его спасение. Прежде успехи надмевали его, неудачи повергали в уныние, прошедшее терзало раскаянием, настоящее озабочивало, будущее устрашало: теперь и благоприятныя события приемлет он с чистою радостию, потому что видит в них милость и дар Божий, и неблагоприятныя с надеждою, потому что усматривает в них обличение своего недостоинства, наставление к смирению, очищение и приготовление к лучшему, раскаяние не есть уже огнь, пожирающий душу его, но тихий дождь, ее орошающий, потому что он погрузил грехи свои в кровь и воду, истекшую из ребра Спасителева, нет для таковаго человека слишком тяжкой[3] заботы, потому что он всю печаль свою возверг на Господа, нет страха, потому что он живет под кровом Всемогущаго, прошедшее для него не потеряно, настоящее безопасно, будущее верно, — в руках Вечнаго. Прежде в самых делах благоугождения Богу, он суетился, подобно изображенной в Евангелии Марфе, и производил много молвы, не приобретая тем совершеннаго благоволения Божия: теперь, подобно Марии, безмолвен и недвижим, пребывает он у ног своего Спасителя, и, с минуты на минуту наполняясь жизнию слова Его, во глубине души своей обретает свидетельство, что он ‘избрал благую часть, которая не будет отнята у него’ (Лук. X, 42). Таким образом преданность Богу, зачатая от убеждения ума, перераждается в живое чувство сердца, вынужденная, так сказать, уступка того, чего не умели сберечь, превращается в свободное даяние того, что сим единственно способом надеются сохранить, человек повергает себя невозвратно, как убогую лепту, в сокровищницу Божества, не мечтая увеличить ею сокровище Божие, но веруя и уповая, что там она не будет потеряна, и, сколь ни малоценна, употреблена будет, вместе с безчисленными талантами, на созидание живаго храма живому Богу.
Говорят, что это значит сложить навсегда руки, сесть, и ожидать своего спасения. Совсем нет! Если кто в самом деле такое составил себе понятие о преданности Богу, и поступает по сему понятию: тот в заблуждении, он предается не Богу, но лености. Человек, не преданный Богу, не тем отличается, что он действует, но тем, что действует по собственной воле, полагаясь на собственный разум, подобно и преданный Богу не тем отличается, что не действует, но тем, что не действует по собственной воле и разуму. Как не преданный Богу может быть в бездействии: так напротив и преданность Богу не исключает действования, — действования по воле Божией и по Духу Божию. Положить талант свой в землю, без сомнения, не то, что положить его в руку торжника[4]. Ты отдал сокровище свое в искусныя и верныя руки, ты себя обезпечил: но сверх того можешь сему самому торжнику предоставить и свои руки, дабы он употребил их по своему искусству к совершению своих оборотов, и тогда получишь сугубое приобретение. Так желающий стяжать душу свою, предает сие сокровище Искупителю душ, и успокоевается в Нем верою, надеждою и любовию: но в то же время сему всеобщему Стяжателю все свои способности и силы представляет в деятельныя орудия к совершению великаго оборота, чрез который ценою земнаго, тленнаго, ничтожнаго должно быть приобретено небесное, нетленное, Божественное.
Если после сего найдет еще кто нужным спросить, почему собственно для усовершения и облаженствования человека требуется преданность Богу? вот ответ: потому, что человек потерял совершенство и блаженство, похитив себя у Бога, Который не только, по всеобщему праву Вседержителя, обладал им, но и особенно усвоил его Себе, положив на нем Свою печать, — Свой образ. Собственная воля твари отторгла третию часть неба, и зажгла в ней ад, собственная воля заразила природу человеческую грехом и смертию, и весь мир проклятием, и дотоле не престанет произраждать все виды зла, доколе не будет всецело предана Богу, Который един силен вновь проникнуть ее благословением, жизнию, святынею и блаженством небесным.
Посему слово Божие часто напоминает нам о сей преданности, в отношении ко внутреннему и внешнему, ко временному и вечному. ‘Открый ко Господу путь твой и уповай на Него, и Той сотворит’ (Псал. XXXVI, 5). ‘Приближи ко Господу дела твоя, и утвердятся помышления твоя’ (Притч. XVI, 3). ‘Смиритеся под крепкую руку Божию, да вы вознесет во время, всю печаль вашу возвергше нань, яко Той печется о вас’ (1Петр. V, 6—7). ‘Отче наш! Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли’ (Матф. VI, 9—10).
Все великое, что представляет нам слово Божие, совершилось великою преданностию Богу.
Кто не знает Авраама и его великой жертвы? Как возмог он поднять смертоносную руку на сына, о котором получил потомственныя обетования? Как не усомнился он? Как не сказал Богу: не Ты ли, Господи, обещал, что ‘во Исааке наречется’ мне ‘семя’ (Быт. XXI, 12)? Где же будет сие семя, когда отрок Исаак сгорит на жертвеннике? Патриарх не имел в сие время ни помышления, ни желания, ни действия собственнаго, все предал он Богу, ‘паче упования во упование веруя’ (Рим. IV, 18), и таким образом и вожделенную жертву принес, и вожделеннаго сына не лишился, и благословение над собою усугубил. ‘Воистинну’, сказано ему, ‘благословляя благословлю тя, и умножая умножу семя твое.., и благословятся о семени твоем вси язы цы земнии’ (Быт. XXII, 17—18). Таким образом преданность есть лучшая Богу жертва и вернейший залог Его благословений.
Кто не слыхал о Иове, котораго добродетель проповедывал Сам Бог пред собранием небесных сил? Но в чем состоит сила его добродетели, если не в преданности Богу, Котораго непостижимым судьбам с благодарностию предал он себя, и детей, и богатство, и здравие, и чрез то соделал ничтожными все усилия врага добродетели и блаженства человеческаго? ‘Господь даде, Господь отъят: буди имя Господне благословено’ (Иов. I, 21). Такая преданность Богу есть безопасная ограда от всех искушений.
Посмотрите и на Моисея в ужасную минуту, когда пред ним море, а за ним войско Египетское. Народ вопиет к Богу, ропщет на вождя: но что вождь? Он не приготовляет народ к брани, не ищет пути к бегству, не воздвигает чудодейственнаго жезла, не произносит даже ни одного молитвеннаго слова к Богу. Что сие значит? — Он предался Богу, и вводит народ в сию преданность: ‘Господь поборет по вас, вы же умолкните’ (Исх. XIV, 14). Все умолкло: но молчание сие громко раздалось на небесах, и подвигло чудодейственную силу Божию. ‘И рече Господь к Моисею: что вопиеши ко Мне? рцы сыном Израилевым, и да путешествуют.., и да внидут сынове Израилевы посреде моря по суху’ (Исх. XIV, 15—16). Здесь видно, что преданность Богу есть самая крепкая и действенная молитва.
Но, — чтобы вкратце сказать все для Христианина, — чем начинается высочайшее дело Христово? — Преданностию Сына Божия воле Бога Отца Своего. Се иду ‘сотворити волю Твою, Боже’ (Псал. XXXIX, 9), глаголет Он, нисходя к воплощению. Чем оканчивается сие дело? — Тою же преданностию. ‘Не якоже Аз хощу, но якоже Ты’ (Матф. XXVI, 39). ‘Отче, в руце Твои предаю дух Мой’ (Лук. XXIII, 46). Итак преданность Богу есть и начало, и совершение Христианства и вечнаго спасения.
Заключим сие учение увещанием, которым Церковь заключает большую часть молитвенных провозглашений, дабы непрестанно питать в нас дух преданности, которым дышет и живет истинное Христианство: ‘пресвятую, пречиcтую, преблагословенную, славную Владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию со всеми Святыми помянувше, сами себе, друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим’. Аминь.

——

[1] В сбор. 1822 и 1835 гг. далее следует: только орудием собственных действий, только свидетелем собственных приключений.
[2] В собр. 1822, 1835 и 1844 гг.: оставляется…
[3] В собр. 1822 и 1835 гг. этих слов нет.
[4] По Евреин. сборн.: искуснаго торжника.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека