Нет лучшего единения, как на почве науки и литературы. Это единение в последнее десятилетие пошло такими крупными шагами, что хотя и слабо, но уже получает свои отражения в национальной и даже политической жизни, всегда старавшейся сохранить свою независимость от всяческих влияний. Научное и литературное объединение не есть строго национальное и ни в коем случае узко национальное, так как деятельность умственная и художественная движется по общечеловеческим нормам и питается идеями и знаниями, родину которых не всегда можно проследить. Ученый и литератор — национальны: но наука всемирна и очень общечеловечна литература. Во всяком случае, объединение и взаимодействие происходит здесь именно не на национальных, а на общечеловеческих частях науки и литературы.
С этой точки зрения нам представляется необдуманным испуг некоторых представителей медицины на Пироговском съезде касательно допущения на будущие съезды западнославянских, чешских и польских докторов в качестве не гостей, а членов. Славяне-врачи на одном из последних международных съездов просили и уполномочили проф. Отта ходатайствовать о таком допущении перед представителями съезда. К удивлению, это предложение, на которое ожидался бы ответ любезного и общечеловеческого ‘да’ или несколько грубого и трудно мотивируемого ‘нет’, поднял совершенно не идущий к делу вопрос о славянофильстве и западничестве, и испуг, как бы шаг человеколюбия, дружества и привета не окрасил Пироговские съезды славянофильским оттенком. Какое может быть славянофильство в медицине? Поистине, членам съезда надо было вновь родиться или совершенно переучиться, чтобы, действительно, попасть или быть зачисленным в адепты учения Хомякова, Самарина и Аксаковых. Представители новой науки, притом самой международной, вполне всемирной, которая не имеет на себе ни национальных, ни даже христианских отливов, явно призывались не к партийно-литературному вотуму, а именно к дружбе и братству с коллегами такого же общечеловеческого, как они, образования, по родной нам крови и весьма забитого положения. Просьба весьма подходит на то, как если бы уездные врачи просились с правом голоса и мнения на губернский съезд. Появление славян-врачей с правом члена на Пироговском съезде нисколько не будет успехом богословских учений Хомякова, вообще тут не будет содержаться ничего доктринерского: это только единение работников науки, но уже, естественно, желающих стать на работе плечом к плечу, повинуясь родству духовному, которое не может не проистекать от близости кровной и исторической. И сейчас во всяком городе врач-поляк теснее стоит к кружку русских врачей, нежели врач-англичанин. врач-немец (не обруселый), врач-француз. Кровь все-таки сближает его без всякой тенденциозности и примеси увлечений. Поляки и чехи приехали бы на Пироговский съезд учиться, слушать, сообщать свои наблюдения и соображения, но не проповедывыть ‘московские колокола’, которые почему-то испугали заседающих в Москве членов съезда. Проф. В.Ф. Снегирёв основательно напоминал во время бурных прений по этому вопросу, как много учится на наших медицинских факультетах западных славян, и далее отметил очень грустную черту, что, получая у нас по окончании курса знание ‘врача’, в сущности, равное знанию ‘доктора’ в Австрии (там нет термина ‘врач’), они там получают обрезанные права практики и общественного уважения, аналогичные почти нашим фельдшерам. Появление в большом числе на Пироговском съезде славян-врачей могло бы побудить съезд ходатайствовать перед правительством о выдаче таковым медикам, имеющим практиковать за границею, не диплома ‘врача’, а диплома, выдаваемого за границею оканчивающим курс университета медикам — ‘доктора’. Вот уже практический результат, который России и русской медицине ничего бы не стоил, а между тем был бы хорошим даром западным и единокровным коллегам наших медиков. На все доброе русское сердце готово, и, конечно, этот добрый и нетрудный шаг оно бы сделало. Вполне симпатичны указания проф. П.И. Дьяконова, что западнославянская и югославянс-кая медицина ‘давно и резко выразила тяготение к русской медицинской науке’, конечно, не в силу кровной связи, или не ее одной, но оттого, что русская медицина, имея во главе такие светила, как Пирогов и Боткин, зрела, опытна и поучительна. Поэтому прямо неуместен, очень неделикатен и в некоторой степени комичен был протест д-ра Зайцева, что ‘на Пироговском съезде не к чему поднимать вопросов панславизма и высказывать сочувствие славянофильским идеям’. Что за ребячество. У человека просят хлеба, а он отвечает, что не хочет давать вяземского пряника, потому что говорит по-французски. Он и некоторые другие, впрочем, не самые видные члены съезда, к сожалению, оказавшиеся в большинстве, свели вопрос самым неуклюжим образом на международною почву. Тщетно им говорили, что требуется определенный ответ на вопрос не вообще иностранцев, которые и не просятся в члены съезда, а только определенной группы их, выразивших через проф. Отта таковое желание и ожидающих себе ответа, ответ был дан косвенный и уклончивый: ‘Согласно предложению проф. Отта о допущении славян членами Пироговского съезда исполнительное собрание, выражая желание видеть иностранцев участниками Пироговских съездов, поручает правлению выработать способы и условия их участия’. Здесь отразилось оба течения: все-таки чехи и поляки войдут членами на съезд, хотя под ярлыком ‘иностранцев’. Но зачем съезду, не обегающему имени: ‘немецкие врачи’, ‘английские врачи’ и пр., не ответить было прямо: ‘Желаем видеть на своих съездах славянских врачей, выразивших об этом желание, равно как и врачей других наций’. Нам кажется, тут сделана невежливость и безрезультатная, и бесцельная: не назвать по имени тех, кого все-таки пускают и кому принадлежит честь повести за собою первыми иностранцев настоящих славянских медиков.
————————————————————————-
Впервые опубликовано: ‘Новое время’. 1902. 11 янв. No 9287.