СИБИРСКЕ ВОЕВОДЫ.
(Изъ старинной иркутской хроники).
СИБИРСКЕ ВОЕВОДЫ.
(Изъ старинной иркутской хроники).
Н. ЩУКИНЪ.
‘Дло’, No 1, 1867
Сибирские воеводы, Щукин Николай Семенович, Год: 1867
Время на прочтение: 17 минут(ы)
По мр того какъ мольные и охочіе люди, казаки, промышленники и наконецъ царскіе стрльцы, перекаливъ черезъ Уралъ изъ Россіи, и расходясь по разнымъ направленіямъ на западъ, завоевывали Сибирь, правительство въ разныхъ, боле центральныхъ пунктахъ садило воеводъ. Обязанностью ихъ было стараться объ удержаніи пріобртенной территоріи за Россіей, расширеніе русскихъ владній дальнйшими завоеваніями, наложеніе ясака на вновь покоренныхъ инородцевъ и собираніе его съ покорныхъ. Такимъ образомъ, воевода былъ военный и вмст съ тмъ гражданскій чиновникъ. Воеводства были главныя или такъ называвшіяся тогда воеводства со столомъ и разрядомъ и подчиненныя имъ воеводства. Надъ тми и другими поставленъ былъ сибирскій приказъ, правившій изъ Москвы. Вс свденія о благосостояніи сибирскихъ земель и управленіи воеводъ сибирскими народами и пришлыми русскими людьми приказъ имлъ только въ оффиціальныхъ донесеніяхъ и отчетахъ воеводъ. Слдовательно московское, а потомъ петербургское правительство оставалось въ совершенномъ невденіи, какъ эти полновластные владыки новопріобртеннаго громаднаго, богатаго края дйствовали за Ураломъ. Только посл замны стараго воеводы новымъ, что но однажды навсегда заведенному порядку, бывало каждый разъ черезъ три года, нкоторыя извстія о частныхъ и служебныхъ похожденіяхъ воеводъ могли доходить до столицы, да и въ этомъ случа особеннаго облегченія сибиряки не ожидали. Зло на время пріостанавливалось при слдующемъ воевод, а потомъ могло продолжаться и рости — даже съ большой силой. Воевода очень хорошо зналъ, кому боле поврятъ — ему ли довренному лицу правительства или какимъ нибудь казакамъ, посадскимъ, а тмъ боле загнаннымъ инородцамъ, не умющимъ ни слова сказать но русски, не знающимъ ни нравовъ, ни обычаевъ московскихъ начальствъ, ни порядковъ россійскихъ приказовъ и канцелярій. Правда, посылались иногда въ особенно важныхъ случаяхъ, въ Сибирь слдователи, но многимъ изъ нихъ такъ правилось чиновничье сибирское житье, что они сами садились на мста сгоняемыхъ ими воеводъ. Изъ слдователей въ позднйшія времена бывали и добросовстные люди, но до нихъ не доходили жалобы и протесты страны, запуганной и привыкшей молчать, притомъ составленіе челобитныхъ, дльное и толковое, съ строгимъ соблюденіемъ канцелярскихъ правилъ, но безграмотству массы, въ особенности инородцевъ, было — затруднительно, писакъ было мало, а т, которые существовали, боялись обнаруживать свое умнье, чтобы не навлечь на себя гнва отъ стараго и новаго воеводы, если написанное не достигнетъ своей цли. Ныншнее преслдованіе газетныхъ корреспондентовъ, дерзающихъ на кое-какія обличенія административныхъ гршковъ, далеко не даетъ понятія о томъ, что могъ сдлать воевода съ человкомъ, котораго онъ считалъ вреднымъ для своей личности за его, готовое къ услугамъ общества, бойкое канцелярское перо. Что говорить о миическихъ такъ сказать временахъ воеводъ, когда въ наше прогрессивное XIX столтіе въ губернаторство весьма извстнаго до нын въ Восточной Сибири Трескина (1806—1819), одинъ грамотй мщанинъ Саламатовъ, составляя жалобы отъ иркутскаго купеческаго общества на страшныя вопіющія злоупотребленія Трескина, долженъ былъ скрываться въ подпольяхъ и подземельяхъ, пока не усплъ съ бумагами выбраться изъ Сибири и представить ихъ правительству. Но было много обстоятельствъ въ Сибири подобнаго рода и гораздо позже, о которыхъ, не забгая впередъ, разскажу въ своемъ мст. Положимъ, что вс препятствія къ написанію челобитной обиженныхъ лицъ или цлаго общества устранены, и жалоба готова. Теперь надо было найдти случай, чтобъ она дошла до новаго воеводы, которые вообще вели себя весьма неприступно и гордо,— нтъ сомннія, съ цлью сохраненія собственнаго оффиціальнаго значенія и достоинства, хорошо, если воевода находилъ нужнымъ отправить предъявленную ему челобитную но принадлежности. Выгодне было всякому воевод не давать законнаго движенія жалоб, хотя они и относились къ старому воевод. А это обстоятельство тмъ боле было печально, что напр. у насъ въ Восточной Сибири до конца прошлаго столтія не было никакого правильнаго сообщенія — почты учреждены только при Екатерин II, въ конц XVIII столтія. Гане во многихъ мстахъ не было прозжихъ дорогъ, по которымъ бы во всякое время года безостановочно можно было провозить для удовлетворенія нуждъ не народа, а самой сибирской администраціи, предметы первой необходимости, не говоря ужь о бумагахъ. Правительство вс бумаги свои отправляло съ особыми нарочными. И это бывало, вроятно, неслишкомъ часто, такъ какъ въ иркутскихъ лтописяхъ прибытіе каждаго посланца съ указомъ или распоряженіемъ правительства постоянно прописывается какъ немаловажное событіе въ бдной административными новостями оффиціальной жизни стариннаго Иркутска, Изъ Сибири нарочные отправлялись еще рже, и эта поздка до Москвы продолжалась нсколько мсяцевъ. Сколько времени московскіе гонцы должны были путешествовать до Нерчинска, Якутска, а тмъ боле до Албазина на Амур! Имъ приходилось тянуться и идти шестомъ на лодкахъ противъ теченія ркъ, переправляться иногда черезъ нихъ вбродъ, перебираться черезъ кряжи горъ но какимъ нибудь тропинкамъ, собственными сподручными средствами строить плоты для сплава внизъ по ркамъ до извстнаго мста, а дале случалось идти пшкомъ до ближайшаго жилого пункта.
Вс эти обстоятельства, при малйшей наклонности воеводы къ нажив и самодурству, или совершенному равнодушію къ своей обязанности, давали ему и его приближеннымъ полнйшій просторъ длать что угодно — творить судъ и расправу, когда и какъ ему вздумается, ссылать, бить кнутомъ, батогами и плетьми — кого захотлось, судить, казнить и миловать безъ апелляціи, набивать собственную мошну безъ счету, собирать дорогой ясакъ съ инородцевъ въ томъ или другомъ количеств — все это зависло ршительно отъ произвола и благоусмотрнія воеводы. Самое число инородцевъ въ оффиціальной вдомости могло увеличиваться и уменьшаться вслдствіе разныхъ естественныхъ причинъ, также согласно его видамъ и разумнію. И какой же русскій чиновникъ XVII и XVIII столтій, воспитанный на холопств, кормежничеств и крпостничеств, полный и круглый невжда, ничмъ не отличавшійся отъ окружающаго его общества, забравшись въ такой по наслышк богатый безгласный край, отъ котораго ‘до Бога высоко, до царя далеко,’ не развернулъ бы всей своей удали, когда въ его рукахъ была самая широкая власть на все. я она балуетъ, уродуетъ, искажаетъ всякаго оффиціальнаго человка, не чувствующаго надъ собою ни протеста собственной совсти, дремавшей во мрак умственнаго невжества, ни общественнаго контроля…
Поэтому нетолько экономическіе и юридическіе интересы управляемаго народа, но и самыя правительственныя выгоды нисколько не были гарантированы отъ произвола и случайности при такомъ безконтрольномъ учрежденіи, каковы были на практик воеводы. Какъ мы видли единственно оставшійся контроль для правительства надъ воеводою былъ отзывъ вновь прізжавшаго ‘покормиться’ воеводы объ управленіи своего предшественника, но воронъ ворону глазъ не выклюнетъ. Новый воевода былъ точно такихъ же нравственныхъ воззрній на предстоявшую ему гражданскую обязанность и главною цлью его также была кормежка, нажива. При сдач воеводства не было ничего легче старому воевод заткнуть глотку своему преемнику взяткой.
И для народа, какъ повинность, и для правительства, какъ немаловажный, почти непроизводительный расходъ — содержаніе сибирскихъ воеводъ было не легко. /Вотъ, напримръ, данныя о личномъ состав якутскаго воеводства: стольники Петръ Петровъ Головинъ и Матвй Богдановъ Глбовъ, дьякъ Ефимъ Варфоломеевъ Филатьевъ, письменные головы Еналей Леонтьевъ Бахтіяровъ и Василій Даниловъ Поярковъ. При нихъ разныхъ служилыхъ людей 246 человкъ изъ Тобольска, да 56 изъ Березова. Это былъ штатъ перваго по времени якутскаго воеводства. Вс эти чиновники и служилые люди двинулись изъ Тобольска ркой съ государственной казной и разными казенными и своими собственными запасами и канцелярскими матеріалами на тридцати девяти дощаникахъ {Объ этомъ есть и печатныя свднія въ ‘Россійской Вивліоик’, т. VI, стр. 246.}. Въ Якутск весь этотъ служебный людъ долженъ былъ довольствоваться хлбомъ, который доставлялся туда, легко сказать, не ближе какъ изъ Енисейска, разныя необходимости для воеводы и его чиновниковъ должны были отправляться изъ Россіи гужомъ. Товары и вещи везлись на протяженіи девяти тысячъ верстъ по страшнымъ дорогамъ, большую часть которыхъ нужно было плыть по ркамъ для облегченія пути. Доставлявшаяся правительству воеводами кое-какая пушнина съ сибирскихъ инородцевъ (лучшую воеводы умли съ большею для себя выгодою продавать въ частныя руки) составляла долгое время (до двадцатыхъ и тридцатыхъ годовъ ныншняго столтія, когда открылось въ Сибири золото) единственный доходъ съ Сибири правительству — далеко не вознаграждала его за сравнительно огромныя денежныя траты на содержаніе администраціи. Для мстныхъ же жителей и въ особенности инородческихъ племенъ воеводское управленіе въ Сибири, породившее въ страшныхъ размрахъ взяточничество, было положительно раззорительно. Инородцы, какъ мене русскихъ колонистовъ свыкшіеся съ такими порядками и обычаями, жившіе дотол въ своихъ привольныхъ степяхъ и лсахъ, сообразно занятіямъ своимъ скотоводствомъ и звропромышленностію, не видли никакого покровительства и защиты. Воеводы смотрли на нихъ исключительно-какъ на матеріалъ, для собиранія ясака, и потому не входили въ дальнйшее разбирательство ихъ положенія.
Чтобы познакомить читателей съ нкоторыми фактами изъ исторіи сибирской администраціи за время управленія воеводъ и потомъ вице-губернаторовъ въ XVII и XVIII столтіяхъ, возмемъ на выдержку нсколько страницъ изъ иркутскихъ лтописей, въ которыхъ, благодаря заботливости сибирскихъ старожиловъ, для потомства ихъ сохранились многія любопытныя свднія, и переданы намъ нкоторыя обстоятельства той тяжелой жизни, которую они изжили въ Сибири, въ борьб съ природой и съ людьми, въ особенности съ дикими выходками воеводъ и ихъ преемниковъ въ администраціи. Вотъ напримръ лтописное сказаніе о воевод Аанасі Савелов. Но счету это былъ десятый правитель Иркутска, куда онъ пріхалъ на смну воеводы князя Ивана Гагарина въ 1695 году. Этотъ правитель иркутскаго воеводства, по отзыву лтописи, ‘былъ весьма корыстолюбивъ, съ подчиненными обращался дерзко, жителямъ длалъ разныя притсненія и обиды, казакамъ не выдавалъ хлбнаго жалованья.’ Въ бытность его въ Иркутск самые мирные сибирскіе аборигены-буряты {Это одинъ изъ инородческихъ родовъ монгольскаго племени, кочевавшій тогда по берегу Иркута, близъ Пріютскаго острога, въ мстности между ныншними селеніями Смоленщиной и Веденщиной. Часть итого народа кочевала тогда прежде на томъ самомъ мст, гд былъ Иркутскій острогъ, т. е. гд нын городъ Иркутскъ.} и т до того были имъ озлоблены, что двое изъ этихъ инородцевъ Петръ Тайшинъ и Иванъ (онъ же Васька) Степановъ подговорили сорокъ человкъ своихъ улусниковъ и отогнали городской конскій табунъ вверхъ по лвому берегу Иркута, чтобъ чмъ-нибудь отомстить русскимъ, которыхъ они ненавидли за оффиціальнаго представителя ихъ воеводу Савелова. За ворами послана была воеводой вооруженная военная сила, и иркутскіе городскіе казаки отбили половину табуна и перехватали часть бурятъ. Воевода распорядился, десять человкъ виновныхъ въ краж лошадей казнить смертной казнію повшаніемъ, что и было приведено въ исполненіе 11 августа 1695 года. Не ограничиваясь этой легкой административной мрой усмиренія монгольскаго протеста противъ административнаго насилія, воевода, безъ всякаго сомннія, продолжалъ свою усмирительную политику, хотя лтопись и не передаетъ, что именно дале длалъ Савеловъ съ бурятами, по они не даромъ ршились на отчаянный поступокъ. За 1696 годъ въ лтописи обозначено, что буряты, мучимые и притсняемые воеводой, сдлали заговоръ и, собравшись въ большомъ числ, осадили Иркутскъ, но какъ племя, совершенно неспособное ни къ какимъ демонстраціямъ, а тмъ боле къ воинскимъ, были отбиты казаками и обывателями. И такое крупное обстоятельство, къ сожалнію, записано такъ кратко, безъ всякихъ подробностей обстоятельствъ дла. Въ особенности интересно было бы знать, чмъ кончилось это импровизированное возстаніе народа, который до такой степени чуждъ войн и всякой драк, что какъ только увидитъ человческую кровь, сейчасъ же теряетъ присутствіе духа, въ чемъ буряты остаются неизмнными и до настоящаго времени. Также любопытно было бы знать, какія послдствія были для инородцевъ отъ этого возстанія, измнились ли сколько-нибудь къ нимъ отношенія воеводы и понято ли было въ Москв, что за причины побудили самое мирное изъ всхъ азіатскихъ племенъ сдлать открытое наступленіе на русскихъ. Въ то же время бывшіе въ вденіи иркутскаго воеводства забайкальскіе казаки, расположенные по впадающей въ Байкалъ рк Верхней Ангар, долгое время не получали слдуемаго имъ провіанта отъ казны. Посл неоднократныхъ требованій, они принуждены были сами отправиться за нимъ въ городъ. Байкаломъ и Ангарой подплыли они къ Иркутску (тогда еще деревянной крпости) на судн. Это было уже вечеромъ, но казаки сейчасъ же отправили къ воевод Савелову одного изъ своихъ товарищей съ требованіемъ выдачи имъ провіанта и съ предъявленіемъ, что если онъ не велитъ удовлетворить ихъ, то они, казаки, возьмутъ слдуемый имъ провіантъ сами изъ магазина. Противъ обыкновенія воевода милостиво принялъ посланнаго, веллъ сварить ужинъ для пріхавшихъ и прислалъ имъ на судно вина. Голодному, нсколько дней плохо вшему народу, не долго было опьянть и уснуть. На судн не было никого трезвымъ, даже караульнаго. Проснувшись, казаки увидли, что судно несется но быстрой Ангар, по которой въ нсколькихъ десяткахъ верстъ ниже Иркутска лежатъ страшно гибельные, существующіе и донын подводные камни, извстные подъ названіемъ ангарскихъ пороговъ. Здсь нтъ спасенія ни судну, ни лодк, ни людямъ, находящимся въ нихъ, безъ опытныхъ лоцмановъ, живущихъ въ селеніяхъ близь этого мста, которые одни только могутъ провести судно въ проходахъ между порогами. Спертая Ангара реветъ и бушуетъ здсь и несется съ неимоврною быстротой. Но казаки во-время спаслись, съ большимъ трудомъ приставши къ берегу въ томъ мст, гд нын селеніе Пархатово. Воевода опасался какихъ-либо безпорядковъ отъ озлобленныхъ казаковъ, и веллъ ночью отрубить канатъ, за который было причалено судно. Неизвстно, чмъ кончилась эта комическая исторія. Очень легко могло быть, что и въ самомъ Иркутск не было достаточнаго количества хлба, такъ какъ въ лтописи вслдъ за прописаніемъ этого обстоятельства значится, что воевода Савеловъ сдлалъ представленіе въ московскій сибирскій приказъ о необходимости сдлать распоряженіе съ его стороны о поселеніи въ окрестностяхъ Иркутска земледльцевъ. Такъ какъ хлбопашество, при постоянно усилившейся потребности на хлбъ, мало увеличивалось при недостаточномъ заселеніи окрестностей Иркутска. Въ нихъ и но настоящее время такъ рдки селенія, по сравненію съ любымъ изъ русскихъ городовъ, что туристъ, объхавшій вс селенія верстъ на пятьдесятъ кругомъ города, никакъ не заподозрилъ бы, что среди такого рдкаго населенія два съ половиною столтія существуетъ большой городъ, центръ администраціи Восточной Сибири. А между тмъ столько удобныхъ привольныхъ мстъ, которыя могли бы быть употреблены для общаго блага. Тогда цна на первую жизненную необходимость — хлбъ, въ нсколько мсяцевъ съ 30 коп. сер. не могъ бы подниматься до 1 руб. 50 коп. сер. за пудъ, какіе бы для края раззорительные закупы не длались на Амуръ. Въ 1697 году московскій сибирскій приказъ предписалъ указомъ верхотурскому воевод отправить изъ окрестностей Ялуторовскаго острога 500 семействъ земледльцевъ, что и было исполнено воеводой {Изъ этихъ 500 семействъ образовались слдующія селенія: Куда, Оенъ, Китой, Бадай, Усонье (нын иркутскій солеваренный заводъ), Манзурка, Амга, а вверхъ по Иркуту селеніе Веденщина, внизъ по Ангар усть-Куда, Уринъ, Олонки.}.
Какимъ-то образомъ извстіе о жестокостяхъ и злоупотребленіяхъ воеводы Савелова дошло до свденія московскаго сибирскаго приказа и онъ нашелъ нужнымъ положить имъ конецъ, и сверхъ обыкновенія до истеченія срока трехлтія Савеловскаго воеводства, въ Иркутскъ отправили воеводу Семена Тимофева Полтева, но онъ, не дохалъ до мста службы, умеръ въ Идинскомъ острог. Жена его съ малолтнимъ сыномъ пріхала въ Иркутскъ. Казаки и обыватели, довольно натерпвшіеся притсненій и жестокостей отъ стараго воеводы, во что бы то ни стало ршились избавиться отъ него и смнили его, пользуясь полученными указомъ о назначеніи новаго воеводы. Къ сожалнію, и объ этомъ довольно интересномъ обстоятельств также не сохранилось въ лтописи никакихъ подробностей — покрайней мр въ тхъ матеріалахъ, которые у меня подъ руками въ настоящую минуту. Правителемъ иркутскаго воеводства народъ избралъ двухлтняго сына умершаго воеводы Полтева подъ попечительствомъ управлявшаго ране того времени иркутскимъ воеводствомъ сына боярскаго Ивана Перфильева. Во время сдали длъ внесенъ былъ въ присутствіе и ребенокъ Полтевъ. Московскій Сибирскій приказъ молчаніемъ одобрилъ ршеніе жителей, и иркутское воеводство благополучно управлялось этимъ регентствомъ до 1699 года, т. е. до окончанія срока трехлтія умершаго воеводы, когда присланъ былъ новый стольникъ и воевода Иванъ едоровъ Пиколевъ, а вдова Полтева съ сыномъ ея ухала въ Москву.
Посл этой патріархальной сцены, слдуя лтописному изложенію, разскажу о воевод Лаврентіи Ракитин. Это былъ двадцатый правитель Иркутска (1719—1722). Онъ былъ сначала комендантомъ въ Нерчинск. Вотъ что говоритъ о немъ лтопись. Ракитинъ былъ внимателенъ къ дламъ управленія, но былъ чрезвычайно жестокъ, такъ что за маловажные проступки своихъ подвластныхъ, онъ веллъ бить ихъ кнутомъ. Наказаніе кнутомъ въ сибирскомъ значеніи этого страшнаго наказанія сопровождалось тми ужасными пріемами, которые извстны только старожиламъ нашего края, видавшимъ это наказаніе въ т еще неслишкомъ далекія отъ насъ времена, когда идея о наказаніи человка была не какъ исправительная мра, а какъ мра устрашенія.
Лтопись говоритъ, что прозжавшій за Байкалъ Тобольскій и Сибирскій митрополитъ едоръ Лещинскій заявилъ кому слдуетъ о кнутобойств Ракитина и разныхъ другихъ его злоупотребленіяхъ, анъ іюл 1719 года въ Иркутскъ пріхалъ для производства слдствія въ Иркутск и за Байкаломъ, гвардіи капралъ Максимъ Пушкинъ. Въ лтописи говорится, что этотъ Пушкинъ посланъ былъ изъ Тобольска отъ лейбъ-гвардіи майора Ивана Лихарева ‘съ товарищи.’ Онъ допрашивалъ бывшаго нерчинскаго коменданта Ракитина лтомъ въ Иркутск, а зимой въ Нерчинск по полученнымъ на Ракитина жалобамъ. По прізд слдователя Ракитинъ смирился. Пушкинъ на удивленіе всхъ держалъ себя хорошо, подарковъ ни отъ кого и ни за что не принималъ. Дале о Ракитин извстно, что 1721 года въ март пріхалъ чиновникъ съ указомъ объ описи имущества воеводы. Этотъ чиновникъ взялъ съ собой Ракитина, пасынка его, полковника Дужева и полковника Рунышева и Ангарой отправился сначала на Енисейскъ, а потомъ дале до Петербурга. Ракитинъ, садясь въ карбазъ, разбрасывалъ на прощанье въ народъ свои деньги, какъ будто предвидя, что скоро ему не нужна будетъ никакая собственность. Въ этомъ же году пріхалъ изъ Петербурга лейбъ-гвардіи сержантъ Трифонъ Бестужевъ-Рюминъ. Онъ забралъ разныя бумаги изъ присутственныхъ мстъ и ухалъ обратно. Ракитинъ осужденъ былъ въ Петербург къ огрубленію головы.
Какъ замчательную черту нравовъ старинныхъ иркутянъ нельзя пропустить слдующій фактъ: въ 1726 году во время управленія стольника и воеводы Ивана Полуектова по полученному извстію въ Иркутскъ долженъ былъ придти на время Якутскій солдатскій полкъ, назначенный на службу за Байкалъ. Содержаніе въ город солдатъ показалось жителямъ столь необыкновеннымъ, что они ршились для квартиръ ихъ построить особые дома вн города, а вс городскія строенія отдлили отъ солдатскаго мста высокимъ палисадомъ, изъ стоячихъ вмст сплоченныхъ и закопанныхъ въ землю бревенъ съ заостренными кверху концами. Въ этой стн были ворота, которые отпирались по пробитіи утренней зари и запирались посл вечерней. Мсто, занимавшееся солдатами, и донын называется солдатскими улицами. Палисада, разумется, уже давно нтъ.
Не безъинтересны свденія, сообщаемыя лтописью о вице-губернатор Алекс Жолобов. По хронологическому порядку это былъ двадцать четвертый правитель Иркутска {Съ основанія Иркутскаго ясачнаго зимовья (1652 г.) и острога (1669 г.) до Жолобова въ Иркутск одинъ за другимъ перебывало шесть правительственныхъ приказчиковъ и письменныхъ головъ и семнадцать воеводъ.}. Лтописецъ длаетъ о немъ слдующій общій отзывъ: ‘къ канцелярскимъ дламъ былъ заобыченъ, въ судныхъ разсудителенъ, въ собиранія казенныхъ сборовъ рачителенъ, стараніемъ своимъ онъ достроилъ Богоявленскій соборъ. Людямъ средняго состоянія не чинилъ никакихъ обидъ, не налагалъ на нихъ излишнихъ налоговъ, а къ богатымъ длалъ прицпки и бралъ съ нихъ лихоимственныя взятки. Къ содержащимся въ острог былъ милостивъ и дла о нихъ ршалъ скоро.’ Посмотримъ, на сколько оправдывается отзывъ лтописи объ этомъ извстномъ въ Сибири вице-губернатор. Онъ управлялъ иркутской провинціей, которая составляла часть сибирской губерніи, съ 1731 года по 8 января 1833 г. Такъ тогда называлась Сибирь и по ту и но другую сторону Енисея. Впродолженіи управленія своего онъ завелъ въ разныхъ мстахъ провинціи разныя выгодныя для него коммерческія связи и сношенія, да и въ государственной казн оказался у него значительный недочетъ при сдач управленія. Пріхавшій на смну его статскій совтникъ Сытинъ не засталъ Жолобова въ Иркутск, онъ былъ за Байкаломъ. Пріздъ Сытина былъ или неожиданъ, или такъ сдлалось вслдствіе особаго распоряженія -стараго вице-губернатора, только Сытинъ пріхалъ такъ тихо, что никто объ этомъ не зналъ въ город. Поэтому ему не сдлано было никакихъ встрчъ и овацій, всегда строжайше наблюдаемыхъ старинными иркутскими гражданами, по случаю прізда новаго правителя. Пріхавшій Сытинъ былъ очень болнъ. Остававшаяся въ Иркутск жена Жолобова, недовольная смною своего мужа, перевезла съ вице-губернаторской квартиры всю мебель, не оставивъ ни стола, ни стула, ни кровати и больной расположился въ пустыхъ комнатахъ. Болзнь, лтопись не говоритъ какая, впродолженіи ночи усилилась. Возвратившійся Жолобовъ нанесъ Сытину тысячу непріятностей и оскорбленій, а этотъ но болзни своей нсколько дней не могъ ни принять длъ, ни вступить въ управленіе провинціи и въ настоящую минуту могъ только приказать вывести Жолобова изъ своей квартиры. Болзнь Сытина еще боле усилилась и онъ, не вставая съ постели, умеръ, не проживши въ Иркутск и мсяца. Посл него осталась жена и ребенокъ сынъ. Для управленія провинціей, которая все-таки оставалась на отвтственности умиравшаго, Сытинъ заблаговременно веллъ бывшему при немъ съ приписью подъячему Петру Татаринову вызвать изъ Селенгинска полковника Бухольца, которому онъ хотлъ сдать дла управленія, на случай своей смерти, о чемъ и посланъ былъ за Байкалъ нарочный. Бухольцъ, не имя предписанія сверху, отказался. Жолобовъ также не считалъ себя состоящимъ на служб. Бывшій тогда въ Иркутск атаманъ казачьяго войска, полковникъ Лисовскій, завелъ какую-то ссору съ Жолобовымъ, въ которой этотъ назвалъ Лисовскаго Сенькой Разинымъ, что выразилъ въ письм, а Лисовскій, чувствуя себя военной силой и начальникомъ ея, арестовалъ Жолобова въ собственной его квартир и приставилъ къ ней караулъ. Между тмъ длами канцеляріи, а слдовательно гражданскою частію провинціи, завдывалъ съ приписью подъячій Петръ, Татариновъ. Духовенствомъ управлялъ намстникъ Паисій, вызванный изъ-за Байкала, по случаю смерти епископа Иннокентія Кульчицкаго (впослдствіи святого). Иркутское общество и Татариновъ, имя въ виду, что за смертію воеводы Полтева управлялъ Иркутскомъ сынъ его подъ опекой Перфильева, ршился сдлать, по случаю этого междуцарствія, пренаивное представленіе къ начальству о назначеніи вице-губернаторомъ сына Сытина. Татариновъ убдилъ настоятеля Паисія, вдову Сытина, дворянъ, сыновъ боярскихъ и Козаковъ послать объ этомъ челобитную въ сибирскую губернскую канцелярію. Въ помощь ребенку Сытину просили назначить полковника Бухольца. Въ этой челобитной не умолчали и о томъ, какъ Жолобовъ причинялъ гражданамъ не мало обидъ, длалъ подъ предлогомъ правительственныхъ налоговъ поборы въ свою собственную пользу, бралъ взятки и чинилъ винные подряды высокими цнами. Кром этой жалобы на Жолобова была отправлена еще жалоба, которую подписали нкоторые дворяне, сыны боярскіе и казаки. Третья жалоба на злоупотребленія Жолобова была отъ настоятеля Паисія съ духовенствомъ. Вс эти бумаги были отправлены съ нарочнымъ иркутскимъ казакомъ, Алексемъ Туголуковымъ. Жолобовъ же, имя коммерческія дла съ бургомистромъ иркутскаго городоваго магистрата Мясниковымъ, при помощи его, уговорилъ нкоторыхъ иркутскихъ гражданъ послать новую челобитную отъ иркутскаго общества о назначеніи его Жолобава по прежнему вице-губернаторомъ въ Иркутской провинціи. Къ чести старинныхъ иркутскихъ гражданъ нужно сказать, что эта мошенническая интрига нашла весьма мало сочувствія въ Иркутск, но все-таки нашлись люди и бумага была подписана и пошла въ сибирскую губернскую канцелярію. Либеральное регентство, допущенное тридцать лтъ тому, назадъ, въ настоящее время показалось необыкновеннымъ и въ отвтъ на донесеніе Татаринова отъ сибирскаго гражданскаго губернатора полученъ былъ указъ, которымъ предписывалось управленіе провинціи отдалъ опять Жолобову, а претензіи на него принять къ длопроизводству. Между тмъ Жолобовъ, получивши указъ, немедленно явился въ канцелярію и тотчасъ же приказалъ розыскать съ приписью подъятаго Петра Татаринова и какого-то дворянина Литвинцева для расправы. Дворянинъ Литвинцевъ явился первый въ канцелярію. Какъ видно изъ лтописи, Литвинцевъ былъ на служб въ Нерчинск, и занималъ какую-то не маловажную должность, и, безъ особаго разршенія высшаго начальства, роздалъ разнымъ промышленникамъ, отправлявшимся на соболиные промыслы, сколько-то казенныхъ денегъ, которыя не были возвращены въ казну. Вроятно, Литвинцевъ былъ изъ числа подписавшихъ челобитную на Жолобова и старавшихся, чтобы этого господина убрали изъ Иркутска. Жолобовъ, не входя съ Литвиновымъ въ дальнія объясненія, тотчасъ по приход его, веллъ раздть его поставить на правежъ передъ канцеляріей. Сущность этой операціи состояла въ томъ, что ноги пытаемой жертвы обнажали и съ двухъ сторонъ скли но нимъ розгами впродолженіи всего утренняго присутствія воеводы или вице-губернатора въ канцеляріи.
Это весьма убдительное внушеніе неисправному должнику быть боле внимательнымъ къ своимъ кредиторамъ продолжалось иногда и не одинъ день, а нсколько дней, до того времени, пока истязуемый несоглашался ввести взыскиваемыхъ съ него денегъ, или кто либо, сжалившись надъ страданіями мучимаго, не вызывался заплатить за него. Впрочемъ законъ и юридическій обычай того времени не былъ особенно взыскателенъ къ такому должнику, который ршительно ничего не имлъ и сколько бы ни били его, ничмъ не могъ заплатить. Такой человкъ пользовался нкоторой льготой, а именно: за каждый вынесенный день розочнаго стеганья но ногамъ было точно опредлено, что такую-то часть долга слдовало зачитать уплаченною, или считать сложенною, но это послднее обстоятельство, кажется, относилось только къ частнымъ, а не къ казеннымъ взысканіямъ. Литвинцева драли всего два утра, потому что когда вывели его на третій день, то ему пришлось вроятно не въ терпежъ, и онъ только-что увидлъ Жолобова, то во первыхъ назвалъ его воромъ, а во вторыхъ крикнулъ: ‘слово и дло’. По сил дйствовавшаго тогда указа, произнесеннаго въ присутствіи начальника или вообще въ присутственномъ мст, и въ особенности во время слдствія или допроса, такія роковыя слова, какъ слово и дло, слдовало немедленно освобождать не только отъ допросовъ, но даже отъ правежа, виски и дыбовъ и другихъ пытокъ, и, сковавъ, представлять подъ крпкимъ карауломъ высшему начальству, которому привезенный могъ сдлать т показанія, которыя не ршался объяснить въ низшей инстанціи, боясь или не довряя ей. Но Жолобовъ и въ этомъ случа нарушилъ указъ,— онъ сбросилъ съ себя епанчу, закричалъ яко левъ, и началъ бить — Литвинцева толстою палкою.’ Посл нсколькихъ основательныхъ ударовъ, онъ проломилъ Литвинцеву голову, и продолжалъ еще бить, сдлавъ еще новые проломы на голов. Потомъ приказалъ увести его въ застнокъ, находившійся, какъ самое необходимое справочное мсто, тутъ же подл канцеляріи. Здсь пытанъ и битъ дворянинъ Литвинцевъ былъ немилосердно и наконецъ брошенъ едва переводящимъ духъ. Жолобовъ вышелъ изъ застнка въ канцелярію въ страшномъ гнв и при всхъ вскричалъ: ‘жаль, что не убилъ злодя!’ Измученный, избитый Литвинцевъ унесенъ былъ за чмъ-то въ казначейство и чуть не умеръ тутъ же. Полковникъ же Лисовскій, во исполненіе указа, приказалъ арестовать Литвинцева, сковать въ желза и немедленно выслать подъ крпкимъ карауломъ въ Тобольскъ, къ Сибирскому гражданскому губернатору.
Не пояснено въ лтописи, постигла ли такая же судьба и съ приписью подьячаго Петра Татаринова, но только сказано, что, расправившись съ Литвинцевымъ, Жолобовъ сталъ добираться и до другихъ, пріискивая удобный предлогъ, имющій видъ законности, и длая на основаніи его придирки къ тмъ лицамъ, которыя, не смотря на внушенія Мясникова, не подписывались подъ прошеніемъ о вторичномъ назначеніи Жолобова вице-губернаторомъ, а это, какъ мы видли, было большинство иркутскаго общества. Вс эти лица, разумется, подверглись бы такой же участи, какая постигла Литвинцева, если бы этому не помщало скорое прибытіе въ Иркутскъ бригадира Александра Сухарева съ секретаремъ Погодинскимъ, назначеннаго для производства слдствія но представленнымъ на Жолобова жалобамъ. Онъ пріхалъ въ Иркутскъ въ ма 1733 года. Сухареву, какъ военному чиновнику, на всякій случай, велно было взять подъ свою команду солдатскую роту, собранную изъ ближайшихъ къ Иркутску мстъ. Эти солдаты должны были охранять всхъ доносившихъ на Жолобова, а главне всхъ Татаринова и Литвинцева (уже изувченнаго), который былъ ли отправленъ изъ Иркутска и возвращенъ съ дорога, или Сухаревъ засталъ еще въ город — объ этомъ умалчиваетъ лтопись. Началось слдствіе. Вс показанія на Жолобова сначала длались въ его присутствіи, а потомъ Сухаревъ спрашивалъ прикосновенныхъ къ длу лицъ уже безъ него. Въ этомъ же 1733 г. указомъ Московскаго Сибирскаго приказа Жолобова сначала предписано было отршить отъ вице-губернаторской власти, а потомъ велно было и арестовать. Въ управленіе иркутской провинціи временно вступилъ Сухаревъ. Окончивъ слдствіе о Жолобов, онъ оставался въ Иркутск до октября 1734 г. Въ это время, по высочайшему указу, пріхалъ въ Иркутскъ изъ Петербурга лейбъ-гвардіи поручикъ Андрей Пущинъ, который забралъ дла слдственной коммисіи о Жолобов, арестовалъ Сухарева, взялъ арестованными Жолобова, Литвинцева, какихъ-то канцеляристовъ Мирона Судницына и Гаврила Затопляева, да изъ служивыхъ людей Тимофя Корзакова, Блокопытова, посадскаго Трифона Бречалова и изъ ссыльныхъ Ивана Злобина, Василія Распопу и всхъ этихъ лицъ повезъ подъ конвоемъ въ Петербургъ. Изъ указа правительствующаго сената отъ 9 іюля 1736 г. видно, что Жолобовъ отправилъ на Сухарева и другихъ лицъ нсколько доносовъ, въ которыхъ показывалъ между прочимъ, что при спросахъ подсудимыхъ Сухаревъ употреблялъ въ дло огонь, и одного изъ допрашиваемыхъ по его длу замучилъ до смерти, что онъ же, бригадиръ Сухаревъ, обворовалъ государственную казну. Жолобовъ обличалъ его въ захват 35,000 рублей какихъ-то казенныхъ денегъ и въ разныхъ взяткахъ, но тмъ не мене, но суду, 1 іюля 1736 г. Жолобову была отрублена голова, Сухарева, Литвинцева и проч. судъ оправдалъ. Вотъ вс свденія собственно о Жолобов.
Въ это же время (1731 г.) въ числ замчательныхъ событій въ Сибири упоминается о камчатскомъ бунт. Въ чемъ состояло дло — не прописано въ лтописи, но сказано, что по этому длу наряжена была коммисія, въ числ членовъ которой былъ авторъ извстнаго путешествія, драгунскаго полка маіоръ Дмитрій Павлуцкій. Пока разсматривалось представленное на благоусмотрніе высшаго начальства слдствіе, коммисія занималась устройствомъ острожковъ и возобновленіемъ раззореннаго Нижне-Камчатска. По полученной конфирмаціи велно было казнить смертной казнью (не сказано какой) коммисара Ивана Новгородова, казачьихъ пятидесятниковъ Андрея Штанникова и Михаила Сапожникова, обвиняемыхъ въ грабеж и убійств выброшенныхъ на берегъ бурей нсколькихъ японцевъ, когда въ мор погибло ихъ судно, занесенное къ русскимъ берегамъ. Двухъ камчадальскихъ тоновъ Федьку Харчина и Голноча и есаула Чепеча съ главными ихъ товарищами велно было повсить.
Кто же былъ посл Жолобова? Полковникъ Андрей Плещеевъ. О немъ лтопись длаетъ такой отзывъ. Онъ не многимъ былъ лучше Жолобова, въ длахъ не свдущъ, къ сбору казенныхъ денегъ былъ рачителенъ, но вспыльчивъ и корыстолюбивъ. Промышленниковъ съ просроченными паспортами — неимущихъ наказывалъ кнутомъ, а съ имущихъ бралъ взятки я самъ отъ себя выдавалъ имъ паспорта. Приказнымъ и жителямъ длалъ разныя обиды, вымогая съ нихъ подарки. Таковъ былъ двадцать седьмой правитель Иркутска (1734—1737).
Вслдъ за нимъ былъ вице-губернаторъ, статскій совтникъ Лоренцъ-Лангъ, который какъ чиновникъ, лично извстный Анн Ивановн и получившій особенную инструкцію отъ нея, кажется, долженъ бы быть человкомъ лучше другихъ, но вотъ безпристрастный отзывъ лтописца объ его управленіи. ‘Лангь усердно занимался длами управленія, былъ добръ и снисходителенъ ко всякому, искавшему его защиты, прилагалъ стараніе ко взысканію казенныхъ денегъ, но вскор секретарь его, Березовскій втерся въ полную довренность и совершенно овладлъ имъ. Лангъ началъ слдовать его совтамъ, отчего произошли разные непорядки и несправедливости. Происками этого чиновника многіе невинные люди, но не оказывавшіе извстнаго уваженія секретарю вице-губернатора, были биты кнутомъ и посылаемы въ ссылку. Въ спорныхъ гражданскихъ длахъ неимущіе, хотя и правые, проигрывали тяжбы, а достаточные, при помощи подарковъ, большею частію выходили сухи изъ воды. Воровство въ город усилилось, жители приводили воровъ въ управу съ поличнымъ, коихъ отпускали по ходатайствамъ чиновниковъ безъ всякаго взысканія. Недоимки умножились, счеты съ казною были запущены. Казенные подряды отдавались хоть и по высокимъ цнамъ, но деньги доходили до подрядчиковъ не вполн. Однимъ словомъ, при Ланг счастливъ былъ только тотъ въ Иркутск, кто имлъ средства снискать милость секретаря. Щурятамъ почему-то отданы были самыя лучшія мста для скотскихъ выгоновъ.’ Лангъ какъ будто забылъ о томъ пункт данной ему инструкціи, гд предписывалось ему стараться о развитіи земледлія между сибирскими инородцами, которымъ они стали заниматься гораздо позже уже при управленіи Сибири губернаторами, по учрежденіи въ ней нсколькихъ губерній.
Въ 1741 г. при Ланг же привезены въ Иркутскъ дти знаменитаго русскаго вельможи и патріота, Артемія Волынскаго. Эти несчастныя жертвы деспотизма Бирона были конвоированы въ Сибирь порознь. Сначала привезена была дочь Анна, и насильно пострижена въ монахини иркутскаго Знаменскаго монастыря, а сынъ Петръ привезенъ былъ въ слдующемъ году.
А интересны практическіе пріемы собирателей административной статистики въ Сибири. При Ланг въ 1742 г. пріхали изъ Тобольска для народной переписи полковникъ Степанъ Угрюмовъ и капитанъ Сергй Плоховъ. Въ эту ревизію не велно было включать лицъ женскаго пола, но производившіе ревизію чиновники но преимуществу направляясь къ домамъ богатыхъ купцовъ, требовали, чтобъ имъ представлены были на лицо не только жены купцовъ, но и купеческія дочери. Если же кто изъ купцовъ, по очень свойственнымъ тому времени нравамъ и предразсудкамъ, хотлъ избавиться отъ этой домашней личной цензуры, долженъ былъ отдлываться подарками. Пользуясь такимъ удобнымъ предлогомъ эти чиновники были на столько внимательны къ Иркутску, что осматривали у купцовъ дома, имущество, и входили даже во вс мелочи домашняго хозяйства, употребляя всевозможныя средства для выжиманія съ гражданъ взятокъ и отступного.
Все это такая сдая старина! Гораздо интересне прослдить явленія въ род описанныхъ здсь за вторую половину XVIII столтія, а въ особенности за первую половину ныншняго столтія, о чемъ сохранилось столько живыхъ интересныхъ матеріаловъ, бросающихъ свтъ на обычая и нравы сибиряковъ и на прежнюю сибирскую администрацію.