П. Вудхауз
П. Вудхауз
Школа детективных рассказов
Школа детективных рассказов
Пер. с англ. К. Ксаниной.
Иллюстрации Б. Антоновского
‘Борьба миров’, книга вторая, 1929
Школа детективных рассказов, Вудхаус Пелам, Год: 1929
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Существует странный факт, не раз отмеченный вдумчивыми наблюдателями: большинство великих напастей обрушивалось на человечество самым коварным образом, без всякого предупреждения.
Вот например в средние века все шло совершенно мирно и нормально — рыцари бились на копьях, свинопасы откармливали свиней, землевладельцы чинили суд в своих поместьях, судились между собою и занимались тому подобными делами — как вдруг однажды утром,— было это во вторник, за шесть недель до Петрова дня,— некий паж, шедший по дороге между Соуимптоном и Уинчестером (там, где сейчас стоит водокачка), повстречал одного молодого слугу и вступил с ним в беседу согласно светским обычаям того времени.
— Ну, что у вас слышно? — спросил паж.
— А у вас что? — вежливо отозвался слуга. После этого, как обычно бывает, когда два провинциала сойдутся поболтать, наступила пауза минут на двадцать. Затем паж заговорил:
— В моей деревне случилось удивительное происшествие. Все говорят, что тут что-то неспроста: старик Бипль с мельницы вчера внезапно почернел.
— Почернел?— переспросил слуга, почесывая затылок.
— Вот именно, почернел.
— Клянусь святым Джемсом, тут кроется что-то неладное! — воскликнул слуга. — В моей деревне, Джордж, коровий пастух тоже почернел.
— Не может этого быть!
— Воистину это так!
— Почему бы это?! — воскликнул паж.
— Не сумею тебе сказать. Не очень я сведущ в черных людях.
А спустя неделю черная смерть свирепствовала по всей стране.
Подобным же образом, неслышно и как бы украдкой, поток современных таинственных рассказов наводнил Британские острова. Мы по горло завалены этими рассказами, и все время появляются новые. Повидимому в человеческом организме действует сейчас какой-то яд, который побуждает самых лучших писателей сочинять бросающие в дрожь рассказы. Это бы еще с полбеды, но, к несчастью, этот яд действует и на самых плохих писателей. В результате Англия превратилась в сумасшедший дом, полный одержимых, читающих детективные рассказы. И девяносто девять рассказов из каждых ста — хлам.
Мысль, внушающая беспокойство.
Рядовой человек пожалуй и не представляет, как трудно справляться с этим делом. Будь у меня сын, собирающийся писать рассказы о сыщиках, а если бы у меня был сын достаточно взрослый для того, чтобы держать в руке перо, он наверняка и писал бы рассказы… Так вот, будь у меня такой сын, я отвел бы его в сторонку и попытался бы указать ему на некоторые, лежащие на его пути, трудности.
— Джемс (или Джон), — сказал бы я,— подумай-ка хорошенько! Никогда не забывай, что над каждым детективным рассказом витает тень зевающего читателя. Ты рассказываешь ему, что сэр Грегор Бельстрод был найден убитым в своей библиотеке. ‘Я кому какое дело?’ — спрашивает он. Ты прибавляешь, что все двери и окна были на запоре. ‘Так всегда бывает’ — говорит он. ‘И подозрение падает по крайней мере на дюжину человек!’ — вопишь ты. — ‘Так, так, — бормочет он и клюет носом, — в конце концов оказывается, что один из них и есть убийца, не так ли?’
Вот в этом то и горе: поле подозрений в детективном рассказе ограничено. Вам известно, что ни герой, ни героиня не повинны в убийстве. Вы уверены, что Реджи Бэнкс тоже не мог убить: он комический персонаж, а малейший признак юмора у героя детективного рассказа автоматически исключает его из числа кандидатов в преступники. Не мог быть убийцей и дядя Джо. Ведь о нем ясно сказано, что он ласково обращается с собаками.
Итак вам остается предположить, что убийство совершил какой-нибудь неинтересный, второстепенный герой, который появляется чуть не на последней странице.
Если бы я стал писать детективный рассказ, я бы смело пустился в погоню, за большой сенсацией. У меня преступник вовсе не был бы одним из героев. Вот несколько абзацов из небольшой вещицы, которую я мог бы написать в какую-нибудь пару недель, если бы у меня лежала душа к этому виду литературы.
— Вы говорите, Джернингхэм, — воскликнул я, задыхаясь от волнения, — что вы разрешили эту потрясающую загадку. Ужели вы в самом деле знаете, кто заколол сэра Ральфа восточным кинжалом для разрезания книг?
Трэверс Джернингхэм молча кивнул головой. Меня поразило, что он не проявил никакого удовлетворения, которое естественно было бы ожидать в подобном случае.
— Да, знаю, — ответил он спустя две-три минуты.
— Но почему у вас такой мрачный вид?
— Потому, что преступников невозможно предать в руки правосудия.
— Преступников? Значит их было несколько?
— Их было двое, Вуджер. Двое самых отъявленных злодеев какие когда-либо сжимали в руках рукоятку кинжала. Один держал сэра Ральфа, другой закалывал его.
— Но если вы так уверены в этом, Джернингхэм, то почему же вы не в силах заставить негодяев понести заслуженное наказание?
Трэверс Джернингхэм горько рассмеялся.
— Потому что их вовсе нет в рассказе. Эти дьяволы настолько хитроумны, что укрылись на обложке книги. Убийцы сэра Ральфа Рэкстроу — господа Худдер и Стоутон, издатели книги. Конец.
Вот это была бы изюминка. Я именно изюминки и не хватает большинству детективных рассказов.
Следует отметить, что здесь я изобразил, так сказать, заурядного сыщика. Трэверс Джернингхэм, если я когда-нибудь выведу его в рассказе, будет именно одним из таких ненавидящих болтовню любителей-сыщиков с ястребиным лицом. По-моему, если вы собираетесь вывести в рассказе сыщика, — любитель самый лучший сорт, каким можно воспользоваться.
Другие разновидности этого типа разумеется таковы:
а) сухой,
б) мрачный,
в) пылкий,
и все они мне не очень нравятся.
Сухой сыщик — человек пожилой. Он носит пенсне и забавную шляпу и как-то по особенному кашляет. Он хлопотун и обладает замашками старой девы. Конечно, если вы попробуете припереть его в угол, он внезапно наградит вас ударом кулака, как заправский боксер-профессионал. Но, выйдя из затруднительного положения, он становится просто надоедливым человеком.
Однако не таким надоедливым, как мрачный сыщик. Этот разоблачает преступников при помощи специальных познаний в области ядов и прочих вещей в этом роде и нападает на след злодея, после того как ему удалось выяснить, что злодей определенный брахицефал {Брахицефал — человек с черепом удлиненной формы.}. Эти мрачные сыщики — настоящий бич читателя.
Пылкий сыщик — новейшее изобретение. Он жизнерадостный юноша с независимыми денежными средствами. Он пользуется любовью у представителей Скотленд Ярда и зубоскалит на их счет. Иногда инспектор Фарадей отрицательно качает головой, выслушивая предположения юноши, но он же первый признает, что у Тони Делраймпль чертовское уменье оказываться правым. К тому же этот милейший парень такой очаровательный непринужденный болтун. От него никогда не услышишь таких речей, как например: ‘Хольмс, кто совершил это ужасное злодеяние?’ Насилие над личностью, конечно над чужой, не может испортить настроение Тони. Зрелище мертвого тела приводит его в самое бесшабашное веселье.
‘Так вот этот веселенький трупик, — не так ли, инспектор? Отлично, отлично! Башка проломлена и подпорчена сонная артерия? Тэк, тэк, мамаше это вовсе не понравится. От вас конечно не ускользнул тот факт, что торговец, который распотрошил этого малого, левша и носит пробор посредине? Я ловко он его обработал, не правда ли ли?’
Не слишком привлекательный молодой человек. Но, скажу с сожалением, тип этот чем дальше, тем больше распространяется, В наше время вы встречаете его повсюду.
Лучшие сыщики — Эдгара Уоллеса — всегда сыщики Скотленд Ярда. Для публики, пресыщенной блестящими сыщиками-любителями, в сыщике из Скотленд Ярда есть что-то успокоительное. Такому сыщику можно доверять.
Если бы я никак не смог отговорить моего сына от писания детективных рассказов, я бы посоветовал ему сделать своего героя более официальным. Тогда он пользовался бы помощью Регистрационного и Дактилоскопического департамента, а если бы пожелал воспрепятствовать злодею покинуть Лондон, мог бы отрядить три тысячи полисменов для наблюдения за всеми дорогами.
Правда, злодей все-таки сбежал бы, но не станете же вы отрицать, что это очень мило — пользоваться симпатией и моральной поддержкой трех тысяч полисменов.
Итак я хорошо уяснил Джемсу или Джону (судя по тому, как его звали бы) одну половину дела — вопрос о сыщике. Теперь предстоит преодолеть гораздо более серьезную проблему. Как быть со злодеем?
Злодеев можно, грубо говоря, разделить на три категории (из которых одна глупее другой).
а) Зловещие люди из Китая или Яссама, или Индии, или Тибета в погоне за украденными из храма драгоценностями.
б) Люди с жаждой мести, которая тридцать лег подряд сохраняет свою свежесть.
с) Преступники-мастера своего дела.
Что касается пункта ‘а’ я бы посоветовал Джемсу испробовать сначала все остальные возможности. Мне думается, что зловещие выслеживатели драгоценностей уже слишком в большом ходу. К тому же эти национальности, откуда английские авторы выкапывают своих злодеев, стали нынче очень чувствительны, обладают повышенным чувством собственного достоинства. Сделайте вашего убийцу китайцем, и через неделю после выхода вашего рассказа в контору издателя посыпятся протесты, подписанные ‘Испытывающим отвращение’ (Пекин) и ‘Матерью пяти’ (Ханькоу). Направьте свое перо в другое место и вы натолкнетесь на ‘Отца семейства’ (Ява) и ‘Справедливость’ (о. Борнео). Не стоит того.
Но и мысль обратиться к пункту ‘б’ таит в себе мало приятного. Наш век такой практичный, такой деловой. Мы уже не можем так легко, как наши отцы, поверить в человека, который четверть века лелеет свою месть. Все это было хорошо в старые годы, когда развлечений было меньше. Но сейчас, когда есть гольф и теннис, и кроссворд, и сезон просто скачек и скачек с препятствиями, и приходится досматривать за машиной, и прогуливать собаку, и надо усвоить все тонкости игры в бридж, — кажется престо невероятным, чтобы у человека было время неотступно направлять свою мысль на неприятность, случившуюся ранней весной 1904 года.
Все эти соображения приводят нас к последней категории — к преступникам-мастерам своего дела.
Психология преступника-мастера недоступна для моего понимания. Я могу проследить ход мыслей человека, который, желая отложить малую толику на черный день, отравляет своего дядю, подстреливает кузенов и подделывает завещание.
Это — деловое предприятие, основанное на здравых коммерческих принципах.
Но преступник-мастер не нуждается в деньгах. У него достаточно запасено всего. Считая одни только рубины Деланси, жемчуга Стюйвезанта, монурезовскую картину Гольбена и украденные из банка облигации, — он должно быть ‘засолил впрок’ больше миллиона. Так чего же еще ему недостает, чего ради он продолжает свое занятие? Почему не удаляется на покой?
Но, как вы думаете, можно его убедить? Да ни за что на свете, хоть миллион лет старайтесь! Я только-что прочел новейший рассказ об одном из этих несчастных сумасбродов. Чтобы совершить свои преступления, он был принужден жить в полуразрушенном подвале на вонючей набережной, выдавая себя за содержателя меблированных комнат. Я все досуги проводил за колкой дров на заднем дворе. По самому умеренному подсчету, за вычетом жалованья, которое он платил своим подручным — одноглазому китайцу, рябым мексиканцам и поножевщикам, глухонемым, он обладал капиталом от двух до трех миллионов фунтов.
Он мог бы иметь яхту, вереницу автомобилей, дом на Гронсвенор-Стрите, порядочное поместье, охотничий замок в Шотландии, виллу на Ривьере и беговую конюшню. Он мог бы издавать газету, возродить британскую оперу. Но нет, он почему-то предпочел продолжать жить в своем подвале на берегу реки, затопляемом при каждом каждом подъеме воды.
Прямо не знаешь, — смеяться над ним или плакать.
Припоминаю еще одного преступника-виртуоза, такого же богача, задавшего всей своей шайке работу на несколько недель: прорыть подземный туннель в банк. И, как бы вы думали, сколько он заработал на этом деле? Двенадцать тысяч фунтов. Не гиней, фунтов! Стоила ли игра свеч? Почти столько же мне заплатят за эту статью.
Может быть, Джемс, тебе лучше избегать всех трех упомянутых мною типов злодеев и держаться ‘Дьявола в человеческом образе’. Эта разновидность имеет то огромное преимущество, что такого злодея не надо делать правдоподобным. Он маньяк, одержимый манией убийства, и как таковой может не извлекать из своих поступков никакого проку. Человеку с тридцатилетней жаждой мести мы говорим: ‘Но посудите сами, дорогой! Если вы воткнете этот нож в сэра Джорджа, что останется у вас в будущем? Что вы станете делать в долгие зимние вечера, лишившись возможности лелеять мечту о мести?’ Преступнику-мастеру мы указываем, что он доставляет себе уйму хлопот, чтобы увеличить на какие-нибудь гроши свой и без того уже непомерно большой капитал. Неужели это такое большое удовольствие — надевать фальшивые бакенбарды, выстаивать холодную ночь под окном спальни героя и накачивать через окно ядовитый газ. И уж конечно ему не нравится карабкаться по скользкой крыше, чтобы сбросить в дымоход кобру. Но ‘Дьявола в человеческом образе’ мы одобрительно похлопываем по спине и напутствуем его веселым пожеланием. ‘Счастливо, дьявол, счастливо, старина! Можешь заходить так далеко, как тебе будет угодно’.
Он любезно скрежещет зубами и с звериным рычанием начинает злодействовать.
От редакции. ‘Мы никогда не спим‘ — девиз агентства Пинкертона, одной из крупнейших частных сыскных контор. Действительно, агентство ‘неусыпно‘ следит за настроением рабочих масс, выслеживай организаторов профсоюзов, членов стачечных комитетов и вообще всех революционно настроенных рабочих. Сотни капиталистов пользуются его услугами, но бюро Пинкертона тщательно скрывает свои истинные задачи, афишируя свою ‘высокополезную‘ и в действительности очень небольшую работу по розыску всяческих уголовных преступников.
Тысячи рассказов о подвигах ‘короля сыщиков — Ната Пинкертона’ — написаны только для того, чтобы оправдать перед читателем деятельность сыскных бюро и замаскировать их действительную ‘работу’.
В своей юмореске ‘Школа детективных рассказов‘ английский писатель П. Вудхауз вовсе не собирается разоблачать ‘охранительную роль‘ рассказов о сыщиках. Такое разоблачение не к лицу салонному буржуазному романисту. Но вскрывая антихудожественность детективных рассказов показывая нежизненность штампованных фигур сыщиков и злодеев, Вудхауз даже против своей воли вскрывает всю фальшь миллионной продукции рассказов о сыщиках.
С большой иронией Вудхауз объявляет, что ‘в сыщике из Скотланд-Ярда есть что-то успокоительное. Такому сыщику можно доверять‘. В самом деле, буржуа должен ‘доверять’ сыщику-охранителю его собственности.