Щелкунчик и мышинный король, Гофман Эрнст Теодор Амадей, Год: 1816 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Изданіе Д. И. ТИМКОВСКАГО.

ЩЕЛКУНЧИКЪ
И
МЫШИНЫЙ ЦАРЬ.

Сказка Гофмана.

Съ рисунками худ. Ю. Я. Кремеръ.

ОГЛАВЛЕНІЕ

1) Рождественскій вечеръ. 2) Подарки. 3) Щелкунчикъ. 4) Чудеса. 5) Сраженіе. 6) Болзнь. 7) Сказка о твердомъ орх. Продолженіе сказки о твердомъ орх, 9.) Окончаніе сказки о твердомъ орх. 10) Дядя и племянникъ. 11) Побда. 12) Царство куколъ. 13) Столица. 14) Заключеніе.

Москва.
Типографія О. Л. Сомовой. Большая Никитская, домъ де-Норманъ.
1898.

Рождественскій вечеръ.

Цлый день наканун Рождества дтямъ доктора Штальбаума было запрещено входить въ гостиную, а также и въ залу, гд для нихъ приготовлялась елка.

Фрицъ и Маша сидли, съежившись, въ уголк дтской. Темнло, и имъ становилось немного страшно, потому что въ этотъ вечеръ, но обычаю, свчей въ комнатахъ не зажигали. Фрицъ шопотомъ разсказывалъ своей семилтней сестренк, что онъ съ ранняго утра слышалъ въ запертыхъ комнатахъ шумъ, бготню и легкое постукиванье, что въ сумерки чрезъ заднее крыльцо въ комнаты прокрался маленькій человчекъ съ большимъ ящикомъ въ рукахъ, и онъ знаетъ наврное, что это крестный Дроссельмейеръ. Маша очень обрадовалась этому извстію, захлопала въ ладоши и вскричала: ‘вотъ это отлично! я уврена, что крестный сдлалъ для насъ хорошенькую штучку’!

Совтникъ Дроссельмейеръ былъ очень некрасивъ собой: маленькій, худой, съ морщинистымъ лицомъ, волосъ у него не было, и онъ носилъ прекрасный блый парикъ: правый глазъ у него былъ постоянно залпленъ чернымъ пластыремъ.

Крестный былъ большой искусникъ: онъ не только умлъ чинить часы, но даже самъ ихъ длалъ. Когда въ дом Штальбаума портились часы и переставали бить, то тотчасъ же посылали за Дроссельмейеромъ. Онъ приходилъ, снималъ парикъ и желтый сюртучекъ, подвязывалъ голубой фартукъ и такъ сверлилъ острыми инструментами внутри часовъ, что маленькой Маш становилось ихъ жалко. Однако часамъ это ни малйшаго вреда не причиняло: напротивъ того, они оживали и принимались весело тикать и бить, чему вс очень радовались. Дти любили крестнаго также и за то, что онъ всегда приносилъ имъ въ карман какую-нибудь хорошенькую вещицу: то человчка, который мигалъ глазами и шаркалъ ножкой, то табакерку, изъ которой выпархивала птичка, то еще что-нибудь. Къ Рождеству же онъ всегда приготовлялъ имъ красивую, затйливую вещь, которую потомъ папа съ, мамой брали къ себ на сохраненіе.

— Ахъ, какъ бы это узнать, что намъ сегодня подаритъ крестный!— нетерпливо воскликнула Маша.

Фрицъ уврялъ сестру, что къ этотъ разъ крестный непремнно подаритъ крпость, гд учатся и разгуливаютъ солдатики, потомъ явятся непріятельскіе солдаты и захотятъ ее взять, а солдатики въ крпости станутъ стрлять изъ пушекъ.

— Нтъ, нтъ!— перебила Маша,— крестный разсказывалъ мн про одинъ красивый садъ: въ немъ большое озеро, а на озер плаваютъ великолпные лебеди въ золотыхъ ожерельяхъ и распваютъ хорошенькія псенки. Изъ сада выходитъ къ озеру маленькая двочка, манитъ лебедей и кормитъ ихъ пряниками.

— Лебеди не дятъ пряниковъ!— возразилъ Фрицъ, да крестный и не можетъ сдлать цлаго сада. Я не люблю его игрушекъ, потому что ихъ только намъ показываютъ, а потомъ сейчасъ же отбираютъ. То ли дло подарки папы съ мамой: г ужъ вполн наши, и мы можемъ длать съ ними, что угодно.

Тутъ дти начали соображать, какіе подарки они получатъ на этотъ разъ отъ родителей. Маша сказала, что ей большая кукла совсмъ испортилась,— сдлалась неловкой, падаетъ каждую минуту на полъ и обколотила себ носъ. ‘Бранишь, бранишь, не исправляется, да и только!’ Затмъ Маша припомнила, что мама улыбнулась, когда она восхищалась маленькимъ зонтикомъ своей подруги Гретхенъ. Фрицъ жаловался, что въ его конюшн не хватаетъ хорошей рыжей лошади, а въ войск совсмъ нтъ кавалеріи, и что пап это очень хорошо извстно.

Между тмъ въ дтской совершенно стемнло. Фрицъ и Маша крпко прижались другъ къ другу и боялись продолжать разговоръ: имъ казалось, что вокругъ нихъ шелестятъ чьи-то легкія крылышки и слышится далекая чудесная музыка. Въ эту минуту раздался серебристый звонъ колокольчика: динь! динь! динь! Двери распахнулись — и изъ залы хлынулъ такой потокъ свта, что дти такъ и замерли отъ восторга въ дверяхъ.

Подарки.

— Ахъ, какъ красиво! ахъ, какая прелесть! прошептала, не двигаясь и не отрывая глазъ отъ елки. Маша. Фрицъ же отъ удовольствія нсколько разъ подпрыгнулъ очень высоко и замчательно удачно.

И, дйствительно, было таки чему порадоваться! Посреди комнаты стояла высокая, стройная елка, на втвяхъ которой висло множество золотыхъ и серебряныхъ яблокъ, миндаля въ сахар, пестрыхъ конфектъ и разныхъ другихъ лакомствъ. Но лучшимъ украшеніемъ чудеснаго дерева были разноцвтныя маленькія свчки, блествшія въ его втвяхъ, какъ звздочки, и ласково приглашавшія дтей поскорй полакомиться вкусными конфектами и сочными плодами. Вокругъ елки было разложено такъ много прекрасныхъ подарковъ, что у дтей просто разбжались глаза. Маша увидла прелестныхъ куколъ, новенькую посуду и одну особенно красивую вещицу — шелковое платьице, изящно убранное пестрыми лентами: висло оно на тумбочк, и Маша могла разсматривать его со всхъ сторонъ. ‘Ахъ, какое хорошенькое платьице’! воскликнула двочка:— мн, наврное, позволятъ его надть’!— Фрицъ между тмъ уже нсколько разъ рысью и галопомъ прохался вокругъ елки на рыжей лошади, которая оказалась привязанной за поводъ къ столу. Слзая съ нея, онъ съ серьезнымъ видомъ сказалъ: ‘лошадка недурна, но совершенно не вызжена,— придется мн съ ней позаняться’! и потомъ принялся осматривать новый эскадронъ гусаръ въ красныхъ съ золотомъ мундирахъ, вооруженныхъ серебряными саблями и сидящихъ на блоснжныхъ лошадяхъ. Немного поуспокоившись, лта хотли приняться разсматривать лежавшія тутъ же прекрасныя книги съ картинками, какъ снова раздался звонъ колокольчика. Они знали, что теперь имъ будетъ показывать свой подарокъ крестный, и весело побжали къ загороженному ширмами столу. Ширмы тотчасъ же были приняты, и вотъ, что увидали дти! На зеленомъ лугу, усянномъ пестрыми цвтами, стоялъ великолпный замокъ съ зеркальными окнами и золотыми башенками. Вдругъ зазвенли колокольчики,— двери и окна замка растворились, и дти увидали, какъ но заламъ разгуливали крошечные кавалеры и нарядныя дамы съ длинными шлейфами и въ шляпахъ съ перьями. Въ средней зал, ярко освщенной множествомъ маленькихъ свчекъ въ серебряныхъ люстрахъ, танцовали подъ музыку колокольчиковъ дти въ коротенькихъ юбочкахъ и курточкахъ. Въ одно изъ оконъ замка часто выглядывалъ какой-то господинъ въ зеленомъ плащ, кивалъ головою и исчезалъ, а самъ крестный Дроссельмейеръ, величиной съ папинъ палецъ, выходилъ изъ двери замка и снова входилъ въ нее. Фрицъ облокотился на столъ, долго смотрлъ на красивый замокъ съ танцующими и прогуливающимися фигурками и, наконецъ, сказалъ: ‘крестный, позволь мн войти въ твой замокъ’! Крестный отвчалъ, что этого сдлать никакъ нельзя. Разумется, онъ былъ правъ, такъ какъ со стороны Фрица глупо было желать войти въ замокъ, который вмст съ золотыми башенками былъ ниже его роста. Фрицъ и самъ понялъ это. Немного погодя и видя, что кавалеры и дамы все также расхаживаютъ, дти все также танцуютъ, человчекъ съ зеленымъ плащемъ все выглядываетъ изъ окна, а крестный все выходитъ изъ двери, Фрицъ нетерпливо вскричалъ: ‘крестный, выйди-ка изъ той верхней двери’!— ‘Нельзя, милый Фрицъ’! возразилъ крестный.

0x01 graphic

— Ну, такъ пусти погулять съ остальными зеленаго человчка, который все выглядываетъ изъ окна!

— И этого нельзя.

— Ну, пусть выйдутъ изъ замка дти: я хочу взглянуть на нихъ поближе!

— Ничего этого нельзя!— сказалъ съ досадой Дроссельмейеръ: какъ механизмъ устроенъ, такъ все и должно оставаться.

— Да, вотъ оно что-о!— разочарованно протянулъ Фрицъ.— Ну, крестный, если твои крошечныя разодтыя штучки въ замк ничего больше не могутъ длать, такъ он ничего не стоятъ! Вотъ мои гусары такъ молодцы: они скачутъ во вс стороны, Какъ я захочу, а не заперты въ одномъ мст!

Съ этими словами онъ побжалъ къ столу подъ елкой и заставилъ свой эскадронъ скакать въ разныхъ направленіяхъ, рубиться саблями и стрлять. Маша тоже потихоньку отошла отъ замка, потому что и ей скоро прискучили прогулки и танцы куколокъ въ замк, но она была очень добрая двочка и не хотла показывать это явно, какъ Фрицъ, чтобы не огорчить крестнаго. Но Дроссельмейеръ, замтивъ, что и Машу не интересуетъ такъ искусно сдланный имъ замокъ, сказалъ съ замтной досадой, что дти еще очень глупы, ничего не понимаютъ въ искусств, и что онъ сейчасъ же унесетъ свой замокъ домой. Тутъ, къ счастью, къ игрушк подошла мама и попросила показать ей искусный механизмъ изъ разныхъ колесиковъ, которымъ приводились въ движеніе куколки. Тогда крестный разобралъ замокъ по частямъ, все объяснилъ, вновь собралъ, посл чего опять повеселлъ и подарилъ дтямъ нсколько коричневыхъ кавалеровъ и дамъ съ золотыми лицами, руками и ногами. Хотя эти фигурки не могли похвалиться красотой, но отъ нихъ такъ вкусно пахло шоколатомъ, что дтямъ он чрезвычайно понравились, почему и прожили весьма недолгое время.

Щелкунчикъ.

Когда Фрицъ взялъ стоявшихъ подъ елкой гусаръ, то Маша увидала, что за ними стоялъ скромный, маленькій человчекъ, который, казалось, терпли во поджидалъ своей очереди. Его никакъ нельзя было назвать красивымъ: толстенькое его туловище держалось на маленькихъ, тоненькихъ ножкахъ, а голова была черезчуръ велика. Одтъ онъ былъ очень чисто, какъ человкъ благовоспитанный, и со вкусомъ. На немъ была блестящая лиловая гусарская курточка съ блыми шнурами и пуговками, такіе же панталончики и красивые лакированные сапожки, сидвшіе на его ногахъ такъ ловко, что этому могъ позавидовать любой Офицеръ. Одно было только забавно въ человчк: поверхъ такого роскошнаго костюма онъ надлъ себ на плечи нескладный, похожій на деревяшку плащъ, а на голову большую некрасивую шапку. Маш это сна чала не понравилось, но затмъ она разсудила, что и крестный носитъ некрасивый плащъ и безобразную шапочку, но что это не мшаетъ ему быть добрымъ, милымъ крестнымъ. Чмъ больше разсматривала Маша маленькаго человчка, тмъ больше нравилось ей его доброе и ласковое лицо. Особенно пріятны были его большіе выпуклые свтло-зеленые глаза, въ которыхъ свтилось самое милое добродушіе. Окладистая, завитая блая борода еще боле оттняла ласковую улыбку его ярко-красныхъ губъ.

— Ахъ! вскричала Маша,— ахъ, милый папа, кому же принадлежитъ этотъ прелестный человчекъ, который стоитъ подъ елкой?

—Онъ будетъ принадлежать всмъ вамъ,— отвчалъ докторъ, — теб, твоей сестр Луиз и Фрицу. Онъ будетъ для васъ щелкать твердые орхи.

0x01 graphic

Тутъ докторъ осторожно снялъ человчка со стола и приподнялъ его деревянный плащъ: человчекъ широко-широко разинулъ ротъ и показалъ два ряда острыхъ блыхъ зубковъ. Маша вложила ему въ ротъ орхъ, -щелкъ! и человчекъ разгрызъ его, скорлупка развалилась, а въ руку Маши упало сладкое зернышко. Вс поняли, что хорошенькій человчекъ происходитъ изъ знаменитаго рода Щелкунчиковъ и занимался ремесломъ своихъ предковъ. Замтивъ, что Щелкунчикъ особенно понравился Маш, докторъ Штальбаумъ отдалъ его на ея попеченіе, прибавивъ при этомъ, что Луиза и Фрицъ также имютъ полное право пользоваться имъ. Маша тотчасъ же взяла Щелкунчика въ руки и заставила щелкать орхи, причемъ выбирала изъ нихъ самые маленькіе, чтобы человчекъ не такъ широко развалъ рогъ и не слишкомъ утруждалъ себя. Старшая сестра Луиза также присоединилась къ ней. и Щелкунчикъ очень охотно грызъ для нихъ орхи. Въ это же время и Фрицъ, утомленный маневрами и верховой здой, услыхалъ веселое пощелкиванье орховъ, подбжалъ къ сестрамъ и сталъ отъ души хохотать надъ потшнымъ человчкомъ, который переходилъ изъ рукъ въ руки и не переставалъ работать зубами. Фрицъ старался всовывать ему самые крупные и твердые орхи, и длалъ это такъ неосторожно, что вдругъ при одномъ орх раздалось — крахъ-крахъ!— и три зуба вылетли изо рта Щелкунчика, а подбородокъ его ослаблъ и отвисъ.

— Ахъ, милый, бдный Щелкунчикъ!— громко вскричала Маша и взяла его изъ рукъ Фрица.

— Туда же, хочетъ быть Щелкуномъ, а зубовъ порядочныхъ не иметъ!— ворчалъ Фрицъ. Давай мн его сюда, Маша! онъ долженъ разгрызать мн орхи или пусть погибнетъ позорной смертью! Мн такіе бездльники не нужны!

— Нтъ, нтъ!— проговорила со слезами Маша, не дамъ я теб моего милаго Щелкунчика! Посмотри, какъ грустно онъ на меня смотритъ и показываетъ мн свой раненый ротикъ. Ты безжалостный человкъ, — ты бьешь лошадей и разстрливаешь солдатъ!

— Такъ и слдуетъ, ты ничего не понимаешь! Щелкунчикъ всмъ принадлежитъ: давай-ка его сюда!

Маша заплакала и быстро завернула больного Щелкунчика въ свой носовой платокъ.

Заслышавъ шумъ, къ дтямъ подошли родители и крестный Дроссельмейеръ, который, къ огорченію Маши, вступился за Фрица. Докторъ ІІІтальбаумъ, однако, сказалъ: ‘я отдалъ Щелкунчика подъ защиту Маши, я вижу теперь, что онъ въ ней нуждается, и она, безъ дальнихъ разговоровъ, можетъ распоряжаться имъ, какъ хочетъ. Меня только удивляетъ, что Фрицъ требуетъ услугъ отъ человка, заболвшаго при исполненіи своихъ обязанностей. Какъ военный, онъ долженъ бы, кажется, знать, что раненые выбываютъ изъ строя’.

Фрицъ очень сконфузился и отошелъ къ другому концу стола, гд его гусары расположились на ночлегъ и разставили часовыхъ. Маша между тмъ собрала выпавшіе зубки Щелкунчика, подвязала его больной подбородокъ блой ленточкой отъ своего платья и еще заботливе закутала въ платокъ бднаго малютку, казавшагося очень блднымъ и испуганнымъ. Она держала его на рукахъ, укачивая какъ маленькаго ребенка, и въ то же время разсматривала хорошенькія картинки новой книжки, полученной ею сегодня въ подарокъ. Она, противъ обыкновенія, очень разсердилась, когда крестный, смясь, сталъ разспрашивать ее, зачмъ она возится съ такимъ безобразнымъ человчкомъ. Вспомнивъ о странномъ сходств между Дроссельмейеромъ и Щелкунчикомъ, она серьезно сказала: ‘мн кажется, милый крестный, что если бы ты принарядился и надлъ такіе же блестящіе сапожки, какъ у моего милаго Щелкунчика, то и тогда ты не былъ бы такимъ хорошенькимъ, какъ онъ!’

Маша не поняла, почему папа съ мамой расхохотались при этихъ словахъ и почему у Дроссельмейера покраснлъ носъ, и онъ пересталъ громко смяться.

Должно быть, на это были какія-нибудь особыя причины.

Чудеса.

Въ одной изъ комнатъ доктора ІІІтальбаума, налво отъ двери, у широкой стны, стоялъ высокій шкапъ со стеклами, въ которомъ дти хранили все, что имъ дарили каждый годъ. Луиза была еще крошкой, когда папа заказалъ этотъ шкапъ очень искусному столяру, который вставилъ тонкія блестящія стекла и такъ хорошо все устроилъ, что въ шкапу вещи казались вдвое красиве.

На верхней полк, до которой не могли достать Маша и Фрицъ, стояли игрушки крестнаго Дроссельмейера: на слдующей были книжки съ картинками, а на двухъ нижнихъ полкахъ дти могли ставить все, что хотли. Маша всегда устраивала комнату для своихъ куколъ на нижней полк, а надъ ней квартировали солдаты Фрица. И на этотъ разъ Фрицъ разставилъ своихъ гусаръ на верхней полк, а Маша, отложивъ свою большую куклу въ сторону, устроила для новой подаренной ей куколки премиленькую комнатку и стала вмст съ нею угощаться сластями.

Комнатка была очень красиво убрана, тамъ стояли — диванчикъ, обитый матеріей съ цвтами, крохотные стульчики, чайный столикъ и хорошенькая чистенькая постелька. Все это было разставлено въ углу шкапа, оклееннаго по стнамъ пестрыми картинками, и понятно, что въ такой комнатк новая кукла, которую Маша назвала Кларой, чувствовала себя очень хорошо.

Было уже очень поздно, около двнадцати часовъ ночи, а дти все не могли оторваться отъ стекляннаго шкапа, хотя мама давно посылала ихъ спать. Наконецъ Фрицъ ушелъ первый. ‘Правда’, сказалъ онъ соннымъ голосомъ: ‘мои молодцы-гусары тоже хотятъ отдохнуть, а пока я здсь, ни одинъ изъ нихъ не посметъ прилечь’! Съ этими словами онъ ушелъ, а Маша стала просить маму оставить ее здсь только на одну минуточку, говоря, что ей надо уложить куколъ и немного прибрать въ шкапу, и что она потомъ сейчасъ же пойдетъ спать. Маша была очень тихая и послушная двочка, почему мама и позволила ей остаться одной съ игрушками. Однако изъ боязни, чтобы Маша, заигравшись, не позабыла погасить горвшія возл шкапа свчи, мама потушила ихъ и оставила только одну лампу, висвшую посреди комнаты и распространявшую пріятный, мягкій полусвтъ.

— Ты поскоре только, милая дточка, а то проспишь завтра!— сказала мама, уходя въ спальню.

Оставшись одна, Маша поспшно развернула носовой платокъ, въ которомъ лежалъ больной Щелкунчикъ, осторожно вынула его, положила на столъ и осмотрла его раны. Щелкунчикъ былъ очень блденъ, но улыбался такъ ласково и грустно, что у Маши сжалось сердечко.

— Ахъ, Щелкунчикъ,— тихо сказала она,— не сердись на Фрица за то, что онъ сдлалъ теб больно, — вдь, это онъ не со зла, онъ, просто, огрублъ отъ солдатской жизни, онъ очень хорошій мальчикъ, увряю тебя. Я буду за тобой ходить, пока ты не выздоровешь и не повеселешь. Я попрошу крестнаго вставить теб зубки и вправить плечо,— онъ все уметъ длать.

Но не успла двочка сказать про крестнаго Дроссельмейера, какъ Щелкунчикъ скривилъ рожицу и въ его глазахъ сверкнулъ зеленоватый огонекъ.

Маша было испугалась, но, увидавъ прежнюю грустную улыбку милаго Щелкунчика, поняла, что лицо его перекривилось оттого, что но нему пробжала тнь отъ заколебавшагося пламени лампы. ‘Какая я глупенькая,— я такъ легко пугаюсь, что даже думаю, что деревянная куколка длаетъ мн гримасы. Мн ужасно нравится Щелкунчикъ: онъ такой смшной и добродушный, и я буду ходить за нимъ.’ Съ этими словами Маша взяла своего друга Щелкунчика, подошла къ стеклянному шкапу, присла на корточки и сказала новой кукл: ‘Прошу тебя, Клара, уступи постель больному Щелкунчику и устройся, какъ можешь, на диван. Подумай: ты здорова, сильна, у тебя ярко-красныя щеки,— ты можешь лечь съ удобствомъ на свой мягкій диванъ’!

Но Клара съ кислой улыбкой преважно сидла въ своемъ роскошномъ плать и не пикнула ни слова.

— Что же мн съ ней церемониться!— сказала Маша, выдвинула постель, тихонько и нжно уложила Щелкунчика, обвязала ему раненое плечо ленточкой, которая служила ей поясомъ, и закрыла его одяломъ до самаго носа.

— Я не оставлю его у невжливой Клары,— продолжала она и поставила постельку съ Щелкунчикомъ на верхнюю полку, какъ разъ, возл красиваго села, гд квартировали солдаты Фрица.

Затмъ она заперла шкапъ и хотла итти спать, какъ вдругъ что-то-тихо, тихо зашелестло, зашептало, зашумло за печкой, за стульями, за шкапомъ. Стнные часы зашипли, но никакъ не могли пробить.

Маша увидла, что сидвшая на нихъ большая золоченая сова опустила крылья, которыя закрыли часы, вытянула свою безобразную кошачью голову съ кривымъ клювомъ и захрипла:

‘Эй, вы, часики, идите,

Потихонечку стучите:

Царя мышей вы не пугайте

И псней старой завлекайте!

Пуръ, пуръ! бумъ, бумъ!

Звени, звени, колоколецъ!—

Царю мышиному конецъ!

Вслдъ за этимъ часы громко пробили двнадцать. Маша очень испугалась и хотла отъ страха бжать, но вдругъ увидала крестнаго Дросседьмейера: онъ сидлъ вмсто совы на стнныхъ часахъ и развсилъ желтыя Фалды сюртука, какъ крылья.

— Крестный! крестный! что ты тамъ длаешь наверху? Сойди внизъ и не пугай меня такъ, злой крестный!— закричала Маша со слезами въ голос.

Но въ эту минуту со всхъ сторонъ комнаты раздался пискъ и посвистыванье, и вскор за стнами забгали тысячи маленькихъ ножекъ, и тысячи огоньковъ засвтились въ щеляхъ пола. Только это были не настоящіе огоньки, а маленькіе сверкающіе глазки. Маша увидала, что отовсюду выглядывали и вылзали мыши. Вскор по комнат — шмыгъ-шмыгъ, гонъ-гонъ — заскакало множество мышей, которыя выстроились точь-въ-точь, какъ солдаты Фрица, когда онъ водилъ ихъ на войну. Маш это показалось такъ забавно, что она перестала было бояться, какъ вдругъ что-то такъ страшно и пронзительно засвистло, что у нея морозъ пробжалъ по кож.

Ахъ, что она увидала! Нтъ, право, мои милый читатель, хотя я знаю, что ты такой же храбрый полководецъ, какъ Фрицъ Штальбаумъ, но еслибы ты увидлъ, что увидала Маша, то, наврное бы, убжалъ, мн сдается даже, что ты скорехонько прыгнулъ бы въ постель и съ головой укутался-бъ въ одяло. Но Маша отъ страха не могла двинуться съ мста и съ ужасомъ смотрла, какъ подъ самыми ея ногами, словно отъ подземнаго толчка, посыпались песокъ, известка, обломки камней, и изъ-подъ пола съ отвратительнымъ типомъ и пискомъ высунулись семь мышиныхъ головъ съ золотыми коронками. Вскор протискалось и туловище, къ которому приросли эти головы. Все мышиное войско, завидвъ большую мышь съ семью коронками, радостно пропищало три раза ура, а затмъ — шмыгъ- шмыгъ — полки мышей задвигались прямо къ шкапу, около котораго стояла Маша. У двочки отъ страха до того забилось сердце, что готово было выскочить, и она думала, что умираетъ, почти безсознательно она отодвинулась и толкнула локтемъ стеклянную дверцу шкапа. Трынкъ — и стекло разлетлось вдребезги. Въ ту же минуту Маша почувствовала острую боль въ лвой рук, но зато на сердц у нея стало легче, такъ какъ мышиный пискъ и свистъ сейчасъ же прекратились. Однако тишина въ комнат продолжалась недолго, вскор за спиной у Маши въ шкапу послышался какой-то странный шумъ, и раздались тоненькіе голосочки: ‘Вставать, вставать! надо воевать! нечего спать! вставать, воевать!’ При этомъ раздался пріятный звонъ колокольчиковъ.

0x01 graphic

— Ахъ, да это моя стеклянная гармоника!— вскрикнула Маша и, повернувшись къ шкапу, увидла, что онъ весь освщенъ какимъ-то страннымъ свтомъ, а находившіяся въ немъ куколки бгали по полкамъ и размахивали оружіемъ. Вдругъ поднялся Щелкунчикъ, сбросилъ съ себя одяло, вскочилъ съ постели и громко закричалъ:

‘Кнакъ, кнакъ, кнакъ,— мышиный царь дуракъ!

‘Кракъ, кракъ, кракъ,— совсмъ, совсмъ дуракъ!

Съ этими словами онъ обнажилъ свою маленькую саблю, помахалъ ею въ воздух и вскричалъ: ‘Милые мои подданные, друзья и братья, хотите ли помочь мн въ смертномъ бою?’ Немедленно на этотъ зовъ откликнулись три полицейскихъ, одинъ паяцъ, четыре трубочиста, два музыканта и барабанщикъ.

— Да, повелитель нашъ, мы твои врноподданные! веди насъ въ битву на смерть или побду!— громко закричали они и попрыгали внизъ вслдъ за храбрымъ Щелкунчикомъ. Они, впрочемъ, ничмъ не рисковали, если-бъ прыгнули и съ большей высоты, потому что они были одты въ сукно и шелкъ, набиты ватой и опилками.

Бдный же Щелкунчикъ, наврное, переломалъ бы себ руки и ноги, потому что разстояніе отъ верхней полки до нижней было не меньше аршина, а туловище у него было изъ липоваго дерева. Да, онъ непремнно расшибся бы, еслибъ Клара не вскочила быстро съ дивана и не подхватила своими мягкими руками героя съ поднятой саблей.

— Милая, добрая Клара!— сказала Маша,— какъ я была несправедлива къ теб: ты бы, наврное, охотно уступила Щелкунчику свою постель!

А Клара, нжно прижимая героя къ своей шелковой груди, говорила ему: ‘Неужели вы, мой повелитель, больной и раненый, все-таки стремитесь въ сраженіе и идете на опасность? Посмотрите, какъ ваши отважные подданные весело собираются на войну у увренные въ побд! Полицейскіе, трубочисты, паяцъ, музыканты И барабанщики уже внизу, а на моей полк готовятся къ битв сахарныя куклы. Пусть доблестное войско ваше сражается до послдней капли крови, а вы, мой повелитель, отдохните у меня и любуйтесь на сраженіе съ высоты вотъ этого картона съ шляпками! Такъ поступали весьма многіе, не мене васъ знаменитые полководцы, и имена ихъ были занесены на страницы исторіи! Они за руководство битвами съ высоты картона стяжали себ неувядаемую славу и благодарность потомства! Дерзайте,— постъ вашъ, повелитель, высокъ, почетенъ и безопасенъ!’

Такъ говорила эта легкомысленная дама, но Щелкунчикъ не внялъ ея лукавымъ словамъ: онъ съ такой силой началъ барахтаться у нея въ рукахъ, что она принуждена была спустить его на полъ. Щелкунчикъ сейчасъ опустился передъ ней на колно и сказалъ:

— О, благородная дама, поврьте, я и въ бою буду помнить объ оказанной мн вами милости и чести!

Клара нагнулась, схватила его за руку,, нжно приподняла и, снявъ съ себя разукрашеный поясъ, хотла надть его на малютку, но онъ быстро отскочилъ на два шага.

— Нтъ, нтъ, благородная дама! Я чрезвычайно почтенъ вашимъ вниманіемъ, но… но у меня уже есть перевязь…

Съ этими словами онъ сорвалъ съ плечъ ленточку, которою повязала его Маша, прижалъ ее къ губамъ, надлъ себ черезъ плечо и: живо, какъ птичка, перескочилъ черезъ порогъ шкапа.

Такимъ образомъ вы видите, дти, что Щелкунчикъ уже давно почувствовалъ доброту Маши, почему и предпочелъ ея простенькую ленточку нарядному поясу Клары.

Но что-то будетъ дальше?

Какъ только Щелкунчикъ спрыгнулъ, пискъ и свистъ усилились. Ахъ, подъ большимъ столомъ стоятъ несмтныя полчища мышей, а надъ ними возвышается отвратительная мышь о семи головахъ. Что-то будетъ! что-то будетъ!

Сраженіе.

— Бей походный маршъ, мой врноподданный барабанщикъ!— громко скомандовалъ Щелкунчикъ, и тотчасъ же барабанщикъ забилъ такую дробь, что стекла въ шкапу задрожали и зазвенли. Внутри что-то затрещало, застучало, и Маша увидла, какъ крышки ящиковъ, въ которыхъ квартировала армія Фрица, внезапно поднялись, солдаты повыскакали оттуда на нижнюю полку, гд и выстроились рядами. Щелкунчикъ бгалъ во вс стороны, воодушевляя войско вдохновенными словами.

— Ни съ мста, барабанщики!— сердито закричалъ онъ: затмъ быстро обернулся къ блдному паяцу съ длиннымъ, трясущимся отъ страха подбородкомъ и торжественно сказалъ ему: ‘генералъ, ваше мужество и ваша опытность мн хорошо извстны, теперь все дло въ быстрот соображенія и умнь воспользоваться минутой! Я ввряю вамъ командованіе кавалеріей и артиллеріей: лошади вамъ ненужно: у васъ такія длинныя ноги, что за вами никакая лошадь не угонится! И такъ, за дло: впередъ безъ страха и сомннья!’

Паяцъ прижалъ ко рту жесткіе пальчики и запищалъ такъ пронзительно, словно зазвенла цлая сотня звонкихъ трубъ.

Тогда въ шкапу раздался топотъ и ржаніе. Впереди показались новые блестящіе гусары Фрица, за ними вслдъ выхали кирасиры и драгуны и расположились на полу. Полки за полками, съ разввающимися знаменами и музыкой прозжали передъ Щелкунчикомъ и выстраивались въ карре. За ними пронеслась пушки Фрица, окруженныя артиллеристами.

Загремлъ первый выстрлъ, и Маша увидала, какъ сахарный горохъ полетлъ въ полчище мышей и засыпалъ ихъ шубки блымъ порошкомъ. Мыши, не ожидавшія, очевидно, такихъ дйствіи отъ непріятеля, пришли было сначала въ немалое замшательство, но затмъ скоро оправились и не безъ удовольствія облизали другъ друга. ‘Нашли чмъ стрлять, аники-воины!’ — пищали он потихоньку.— ‘Посмотримъ вотъ, придется-ли по вкусу вамъ нашъ горошекъ!’

Щелкунчикъ, увидвъ, что сахарный горошекъ не убиваетъ мышей, отдалъ приказъ пустить въ ходъ батарею, расположенную на принадлежащей госпож Штальбаумъ скамеечк для ногъ. Батарея эта запалила по мышамъ круглыми пряничками, которые хотя были еще вкусне сахарнаго гороха, однако удовольствія мышамъ не доставили, потому что были очень тверды и ударяли съ такой силой, что слабйшихъ убивали наповалъ, а боле крупныхъ и сильныхъ серьезно ранили. Но, несмотря на это, мыши подступали все ближе и ближе и опередили даже нсколько пушекъ.

Тутъ пошелъ такой трескъ, что Маша отъ дыма и пыли не могла разобрать, что произошло на пол битвы, видла она только, что непріятель дрался съ ожесточеніемъ и что побда склонялась то въ ту, то въ другую сторону. Мыши выдвигали все новыя полчища, и маленькія серебряныя пилюльки, которыми он мтко цлились, начали уже попадать въ стеклянный шкапъ! Клара и старая большая кукла бгали, съ отчаяніемъ ломая руки.

— Боже мой!— кричала Клара,— я была спокойна, я думала, что будутъ убивать только однихъ нашихъ солдатъ!… Но ядра летятъ уже сюда, и мыши скоро будутъ въ шкапу! О, я несчастная! неужели я, прекраснйшая изъ куколъ, должна умереть во цвт лтъ!.

— Неужели только для того, чтобы погибнуть отъ мышиныхъ зубовъ, я столько лтъ прожила въ этомъ шкапу! О, какъ жестока, какъ несправедлива судьба! Такъ гнусно поступить съ человкомъ, выслужившимъ двойную пенсію!— кричала старая кукла.

Он обнялись и зарыдали такъ громко, что на время заглушили даже шумъ сраженія.

Въ комнат между тмъ происходила такая кутерьма, что трудно себ представить! То и дло раздавалось: трръ! тррахъ! тарарахъ! пуфъ! пафъ! бумъ! бурумъ! бомъ! Мыши со своимъ семиголовымъ царемъ пищали и свистли, Щелкунчикъ громко командовалъ, расхаживая передъ полками, стоявшими подъ огнемъ. Паяцъ нсколько разъ длалъ блестящія атаки со своей кавалеріей и покрылъ себя неувядаемой славой. Не повезло только гусарамъ Фрица: мышиная артиллерія совершенно забросала ихъ какими-то гадкими, вонючими шариками, пачкавшими ихъ прелестные красные мундиры. Поэтому доблестные гусары, для которыхъ честь мундира была дороже всего, отказались продолжать сраженіе и, повернувши налво-кругомъ, отступили быстрымъ галопомъ, сохраняя при этомъ образцовый порядокъ.

Паяцъ попробовалъ было уговорить ихъ вернуться къ отправленію своихъ обязанностей, но затмъ, махнувши рукой, отдалъ трубачу приказъ играть отступленіе.

— Впередъ, ребята, за мной!— лихо крикнулъ онъ, поворачиваясь назадъ, и вся кавалерія — кирасиры и драгуны, пришпоривъ лошадей, отважно ринулась за нимъ.

Догнать его однако имъ не удалось, потому что паяцъ сдлалъ двойное сальтомортале и поравнялся уже съ възжавшими въ шкапъ гусарами, при чемъ поблагодарилъ ихъ за беззавтную преданность Щелкунчику и отечеству и общалъ достойнйшимъ изъ нихъ награды.

Куклы радостно привтствовали возвратившихся героевъ и самоотверженно предложили имъ свои постели и диваны, деликатно попросивъ при этомъ снять ихъ запятнанные мундиры.

Между тмъ бгство кавалеріи поставило стоявшую на скамеечк батарею въ отчаянное положеніе. Увидвъ, что защищавшіе ее кавалеристы блестяще отступили, мышиный царь созвалъ множество самыхъ жирныхъ своихъ подданныхъ, которые произвели атаку и вскор опрокинули скамейку вмст съ пушками и артиллеристами. Страшно пораженный этимъ, Щелкунчикъ приказалъ правому флангу отступить. Вы понимаете, дти, что подобное отступленіе мало чмъ отличается отъ бгства, и, наврное, сожалете вмст со мною о бдствіи, постигшемъ армію любимца Маши, Щелкунчика Но не огорчайтесь, а поглядите на лвый флангъ его арміи: тамъ все обстоитъ благополучно,— и полководцы, и солдаты имютъ молодцоватый видъ и воодушевлены надеждой на побду.

Въ самый разгаръ сраженія изъ-подъ комода неожиданно выползла многочисленная мышиная кавалерія и съ громкимъ, отвратительнымъ пискомъ бросилась на лвый флангъ арміи Щелкунчика, но встртила тутъ сильный отпоръ. Почти мгновенно образовался отрядъ охотниковъ, который перелзъ съ трудомъ черезъ порогъ у шкапа и выстроился противъ мышей.

Этотъ отрядъ, которымъ предводительствовали два китайскихъ богдыхана, состоялъ изъ садовниковъ, тирольцевъ, тунгусовъ, парикмахеровъ, паяцевъ, купидоновъ, тигровъ, львовъ, морскихъ кошекъ и обезьянъ. Несмотря на нкоторую пестроту въ своемъ состав, отрядъ этотъ сражался съ такой отвагой и хладнокровіемъ, что обязательно побдилъ бы непріятеля, если бы не одинъ отчаянный мышиный кавалеристъ, который бшено бросился на китайскаго богдыхана и откусилъ ему голову, богдыханъ, падая, убилъ двухъ тунгусовъ и одну морскую кошку. Это произвело брешь, черезъ которую проникъ непріятель, и вскор весь отрядъ былъ перекусанъ. Однакожъ мыши отъ этого немного выгадали, потому что ихъ кавалеристы, перегрызая пополамъ противниковъ, давились находившимися внутри ихъ бумажками со стихами и околвали на мст. Армія Щелкунчика все отступала, отступала, теряя солдатъ, и наконецъ онъ съ небольшой горстью героевъ очутился прижатымъ у самаго шкапа.

ЩЕЛКУНЧИКЪИМЫШИНЫЙ ЦАРЬ.

Рождественскій вечеръ.

Подарки.

Щелкунчикъ.

Чудеса.

Сраженіе.

Читайте также:

ЩЕЛКУНЧИКЪ
И
МЫШИНЫЙ ЦАРЬ.