Шеридан, Погожева Анна Васильевна, Год: 1892 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 34 минут(ы)

Шериданъ *).

(М-rs Oliphant: ‘Sheridan’).

*) Для біографіи Шеридана важно старое уже сочиненіе Томаса Мора: Memoirs of the life of Richars Brinsley Sheridan. Въ ныншнемъ году вышла новая книга профессора Sanders: Life of Richard Brinsley Sheridan.

Ричардъ Бринслей Бешшлеръ Шериданъ родился въ Дублин, въ сентябр 1751 г. Семья его была англо-ирландскаго происхожденія. Отецъ и ддъ великого драматическаго писателя настолько характерны, что ихъ нельзя обойти молчаніемъ. Ддъ, д-ръ Томасъ Шериданъ, священникъ и школьный учитель въ Дублин, отличный человкъ и талантливый преподаватель, былъ въ высшей степени оригиналенъ и вспыльчивъ, что называется горячая голова. ‘Онъ обладалъ,— говоритъ Оррери,— тми свойствами хорошей натуры, которыя бываютъ обыкновенно при разсянности, здоровьи и пренебреженіи къ деньгамъ. Хотя самъ онъ не особенно строго относился къ своему поведенію, но слдилъ за нравственностью своихъ учениковъ и отправлялъ ихъ въ университетъ съ основательными познаніями по всмъ отраслямъ науки и съ хорошимъ пониманіемъ общественныхъ обязанностей. Онъ былъ неопрятенъ, бденъ и веселъ. Книги онъ зналъ лучше, чмъ людей, меньше же всего зналъ цну деньгамъ’. Благодаря вліянію Свифта, близкимъ другомъ котораго онъ былъ, д-ръ Шериданъ былъ переведенъ въ Коркъ и назначенъ капелланомъ вице-короля. Передъ нимъ открывался путь къ высшимъ назначеніямъ, но одинъ траги-комическій случай разрушилъ всю его будущую карьеру. Въ день рожденія короля Вильгельма Оранскаго онъ произнесъ проповдь, имвшую для него самыя печальныя послдствія. Ирландія въ то время была ареной борьбы Стюартовъ за утраченный престолъ, и политическое волненіе охватило всю страну. Д-ръ Шериданъ, посл торжественнаго приготовленія, сосредоточивъ вниманіе своей аудиторіи, медленно и торжественно произнесъ текстъ: ‘Довлетъ дневи злоба его’. Аудиторія, охваченная политическими распрями, придала тексту политическое значеніе, а когда почтенный проповдникъ съ еще большею выразительностью повторилъ текстъ, вниманіе усилилось и проповдь была выслушана съ замтнымъ волненіемъ и тревогой. По другимъ свдніямъ, проповдь была произнесена въ присутствіи самого вице-короля, прибытія котораго Шериданъ не ожидалъ и такъ смутился, что схватилъ первый попавшійся текстъ, совершенно упустивъ изъ вида, что день рожденія короля могъ придать его проповди особенный политическій оттнокъ. Онъ былъ отставленъ отъ должности и навсегда потерялъ возможность на какое бы то ни было повышеніе. Но эта несчастная случайность нисколько не отразилась на его характер. Онъ не утратилъ ни веселья, ни остроумія, ни страсти къ каламбурамъ и къ игр на скрипк. ‘Ни одного дня не проходило безъ ребуса, анаграмы или мадригала. Его перо и его скрипка были постоянно въ движеніи’. Онъ обладалъ ‘такимъ умомъ и такимъ неистощимымъ запасомъ юмора, что самый отъявленный меланхоликъ не могъ не развеселиться въ его присутствіи’. Говорятъ, Свифтъ часто пользовался талантомъ своего друга и присвоивалъ себ его остроуміе.

Отецъ Шеридана не походилъ на дда. Рано предоставленный самому себ, онъ долженъ былъ пробивать себ дорогу въ жизни. Сначала онъ хотлъ, по примру отца, сдлаться школьнымъ учителемъ, но увлекся сценой и поступилъ въ актеры. Онъ написалъ сочиненіе о Свифт, ‘весьма напыщенное и скучное’ — качества, удивительнымъ образомъ соединявшіяся въ немъ съ веселою безпечностью. Актеръ онъ былъ весьма недурной, но пользовался, главнымъ образомъ, большою извстностью, какъ учитель декламаціи. Онъ страстно увлекался ораторскимъ искусствомъ, ставилъ его выше всхъ искусствъ и большую часть жизни посвятилъ школ декламаціи, гд онъ преподавалъ по своему собственному методу. Жена его — авторъ новеллы Сидней Биддёльфъ (Sidney Biddulph) и различныхъ пьесъ — пользовалась довольно значительною извстностью въ литератур своего времени.

Дти ихъ, изъ которыхъ Ричардъ былъ третьимъ, родились въ Дубин, гд оба мальчика — Ричардъ и его старшій братъ Карлъ — начали свое образованіе подъ руководствомъ школьнаго учителя. Любопытно, что, отправляя мальчиковъ въ школу, мать ихъ пишетъ учителю, что дти, кототорыхъ она ему посылаетъ, были ея наставниками въ лучшей добродтели — терпніи. ‘До сихъ поръ я была ихъ единственнымъ наставникомъ,— пишетъ она,— и они въ достаточной мр измучили меня: я никогда не встрчала двухъ такихъ непроходимыхъ олуховъ’. Это былъ первый отзывъ о будущемъ писател, прибавляетъ м-рсъ Олифантъ, при его вступленіи въ жизнь. Когда родители переселились въ Лондонъ, мальчики послдовали за ними. Пребываніе въ Лондон было лучшимъ временемъ для Шеридановъ. Шкода декламаціи шла хорошо, преподаватель пользовался такою извстностью, ито ученики его,— между которыми были министры кабинета,— выхлопотали ему пенсію, которая, вмст съ платой за уроки, съ жалованьемъ за игру на сцен и съ литературнымъ заработкомъ его жены, боле чмъ обезпечивала матеріальное положеніе семьи. Шериданъ помстилъ дтей въ лучшій пансіонъ, чтобы дать имъ блестящее образованіе, и велъ широкую, расточительную жизнь, радушно принимая угощая своихъ многочисленныхъ друзей. Друзья эти, правда, часто посмивались за его спиной надъ его страшнымъ тщеславіемъ, самомнніемъ и напыщенностью, но въ общемъ относились къ нему довольно хорошо. ‘Въ Шеридан есть много надъ чмъ посмяться и во многомъ его можно упрекнуть,— говоритъ Джонсонъ,— но онъ все же недурной человкъ. Если бы человчество надо было раздлить на хорошихъ и дурныхъ, то его, конечно, поставили бы среди хорошихъ’. Но Шериданъ не долго пробылъ въ Лондон. Онъ разорился, благодаря своей расточительности, былъ объявленъ несостоятельнымъ должникомъ и ухалъ съ семьей во Францію, оставивъ мальчиковъ въ пансіон. Чтобы имть возможность оплачивать ихъ образованіе, онъ долженъ былъ теперь вести самый скромный образъ жизни, что, конечно, было нелегко для человка съ его замашками. Въ Блуа въ 1766 г. м-съ Шериданъ умерла.

Объ отношеніяхъ м-съ Шериданъ къ ея сыну ничего неизвстно, кром того, что въ семилтнемъ возраст она находила его ‘непроходимымъ слухомъ’. Въ дтств мальчикъ не выказывалъ никакихъ особенныхъ способностей и во многомъ уступалъ своимъ сверстникамъ. ‘Изъ его дтства мало что достойно сообщенія,— пишетъ д-ръ Парръ (Рагг, директоръ пансіона),— онъ былъ слабе своихъ товарищей въ самыхъ обычныхъ школьныхъ занятіяхъ, и я не могу припомнить, чтобы онъ когда-нибудь отличился какимъ-нибудь сочиненіемъ на англійскомъ или латинскомъ язык, какъ въ проз, такъ и въ стихахъ’. Писаніе стиховъ процвтало въ то время въ пансіон, но ‘Ричардъ никогда не стремился соперничать въ этомъ отношеніи съ своими товарищами’. Мальчикъ былъ довольно лнивъ. Несмотря на отсутствіе всякихъ талантовъ, маленькій Дикъ обратилъ на себя вниманіе преподавателей своимъ недюжиннымъ умомъ. ‘Онъ выдлялся между другими,— говоритъ д-ръ Парръ,— глазами, выраженіемъ лица, манерами. Отвты его на самые обычные вопросы были находчивы и остроумны. Мы знали, съ какимъ уваженіемъ и даже восхищеніемъ относилась къ нему большая часть его товарищей’. Онъ былъ шаловливъ, но его шалости были такъ остроумны, что смтили даже воспитателей. Вообще въ дтств и юности Дикъ не любилъ сильной умственной работы и не задавался никакими честолюбивыми мечтами и планами. Это былъ веселый, добрый, простой пальчикъ, общій любимецъ и въ школ, и въ семь. Когда, посл довольно долгой разлуки, семья Шеридана вернулась въ Лондонъ, сестра Дика пришла въ восторгъ отъ своего брата, котораго она почти забыла и теперь увидала въ полномъ разцвт семнадцатилтней красоты съ аристократическими манерами фешенебельнаго пансіона. ‘Онъ былъ прекрасенъ,— говоритъ она,— не только въ глазахъ пристрастной сестры, но по общимъ отзывамъ. Его щеки цвли здоровьемъ, его глаза — лучшіе въ мір — блестли геніемъ и отражали доброту его нжнаго, любящаго сердца. Та же живая фантазія, то же веселое, но не злое остроуміе, которымъ такъ богаты его произведенія, веселили и забавляли нашъ семейный кружокъ. Я восхищалась имъ, больше — я обожала его!’

Посл короткаго пребыванія въ Лондон семья перехала въ Базъ. Отецъ, занятый своими длами, цлые дни не бывалъ дома, а дти, всецло предоставленныя самимъ себ, вели праздную жизнь, пользовались разными случайными развлеченіями, бродили по парку и проводили время, главнымъ образомъ, въ обществ артистовъ, которыми всегда былъ переполненъ ихъ домъ. Старшій братъ Карлъ началъ помогать отцу, принимая участіе въ его артистическихъ поздкахъ, какъ лекторъ, чтобы пропагандировать его методъ преподаванія декламаціи, а младшій, Ричардъ, проводилъ время въ обществ своихъ молоденькихъ сестеръ, слоняясь по парку, тратя ихъ маленькія сбереженія отъ хозяйства и влюбляясь: занятіе наиболе подходящее къ его возрасту. Но нельзя все же сказать, что онъ абсолютно ничего не длалъ. Въ пансіон онъ сдружился съ однимъ товарищемъ, Натаніэлемъ Гэлхедомъ (Nathaniel Halted), боле честолюбивымъ, чмъ онъ, и про котораго д-ръ Парръ говоритъ, что онъ хорошо писалъ и на англійскомъ, и на латинскомъ язык, и они ршили въ совмстномъ сотрудничеств переводить классиковъ и писать драмы. Главнымъ стимуломъ ихъ литературной дятельности были деньги, въ которыхъ оба юноши очень нуждались. Натаніэль жидъ въ Оксфорд и мечталъ о возможности пріхать въ Базъ, гд въ это время находилась одна молодая двушка, пользовавшаяся поклоненіемъ всей молодежи. Эти юношескіе опыты были весьма неудачны: не окончивъ одной драмы, они принимались за другую и, наконецъ, ршилась издать свои собственныя слабыя и безцвтныя стихотворенія подъ именемъ никому неизвстнаго поэта Аристеніуса, какъ это было принято въ то время. Стихотворенія не имли никакого успха и не могли даже оплатить поздку Натаніэля въ Базъ, для того чтобы видть предметъ его юношескаго обожанія.

Эта молодая двушка, будущая жена Ричарда Шеридана, была дочь композитора и музыканта Линлея, семейство котораго называютъ ‘соловьинымъ гнздомъ’. Линлей пользовался большою извстностью въ свое время, а его хорошенькія дочери и широкое гостепріимство привлекало къ нему въ домъ пеструю, постоянно смняющуюся толпу поклонниковъ, богачей, аристократовъ, офицеровъ, которые окружали молодыхъ двушекъ атмосферой полу-шутливаго, полу-серьезнаго поклоненія, любви и энтузіазма. Старшая дочь Элиза, красивая шестнадцатилтняя двушка, съ прелестнымъ голосомъ, уже сопровождала отца въ артистическихъ поздкахъ, выступая въ его концертахъ, и имла громадный успхъ. Въ Баз вс молодые и не молодые люди были у ея ногъ. Родители мечтали выдать ее замужъ за какого-нибудь богача или аристократа. Между поклонниками Элизы находился, между прочимъ, нкто Метьюсъ, другъ и покровитель ея отца, много старше ея и женатый, что не мшало ему вовлечь молодую двушку въ тайную переписку, полную сантиментальныхъ нжностей. Была ли Элиза немного увлечена имъ, иди, какъ всякую очень юную двушку, ее занимала эта игра въ любовь, но сначала она охотно поддерживала таинственную корреспонденцію. Однако, вс эти тайныя встрчи, страстныя изліянія въ любви, ласки, которыя позволялъ себ ея поклонникъ на правахъ стараго друга ея отца, стали, наконецъ, тяготить ее,— она не была настолько наивна, чтобы не видть опасности своего положенія, и мучилась, не находя исхода, не имя силъ порвать съ Метьюсомъ, такъ какъ послдній угрожалъ ей самоубійствомъ. Въ это время семья Линлей по знакомилась съ Шериданами.

Молодыя двушки сейчасъ же подружились, а молодые люди записались въ самые ярые поклонники миссъ Линлей. Вмст съ другими подобный же юношами они слдили за каждымъ ея шагомъ, апплодировали каждой ея нот. ‘При первомъ же пашемъ знакомств,— говоритъ она,— они обновились мн въ любви, но я не подавала имъ надежды, что когда-либо буду иначе относиться къ нимъ, чмъ къ братьямъ моей подруги’. ‘Все же я предпочитала младшаго, потому что у Hejo была боле красивая вншность, его вс любили и лучшіе люди уважали его’. Ричардъ Шериданъ сейчасъ же взялъ на себя роль защитника и совтника юной двушки. Онъ познакомился съ Метьюсомъ, подружился съ нимъ и проникъ въ его недостойные замыслы. Элиза съ своей стороны передавала своему врному другу вс подробности своего тайнаго романа. Молодые люди могли, конечно, встрчаться каждый день то въ томъ, то въ другомъ дом, но находили боле романичнымъ назначать свиданія въ парк, въ грот, гд Элиза повряла Ричарду свое горе и свои опасенія, а онъ давалъ ей совты и поддерживалъ ея мужество. Но Метьюсъ такъ настойчиво преслдовалъ молодую двушку, угрожая ей скандаломъ, что она ршила отравиться, чтобы выйти изъ этого мучительнаго положенія. По счастью, ядъ оказался настолько слабымъ, что не причинилъ ей никакого вреда. Ричардъ, желая побудить ее разорвать всякія сношенія съ Метьюсомъ, показалъ ей его письмо, въ которомъ онъ говорилъ, ‘что ршилъ во что бы то ни стало обладать ею, хотя бы силою’. ‘Когда я прочла это ужасное письмо, я лишилась чувствъ, и только черезъ нсколько времени, придя въ себя, я могла поблагодарить м-ра Шеридана за то, что онъ открылъ мн глаза’. Надо было что-нибудь предпринять. Элиза, очевидно, не надялась на за щиту своего отца, такъ какъ знала, что онъ не любитъ ссориться съ своими покровителями. Ричардъ предложилъ ей бжать во Францію и она съ радостью ухватилась за этотъ проектъ. Въ тайну была посвящена сестра Ричарда, которая дала своей подруг рекомендательное письмо въ одинъ женскій монастырь, гд она воспитывалась одно время. Пользуясь болзнью матери и суматохой, поднявшейся въ дом по этому случаю, миссъ Линлей скрылась въ сопровожденіи своего врнаго рыцаря. ‘Шериданъ, безъ моего вдома, пригласилъ, чтобы сопутствовать мн въ качеств горничной, жену ихъ лакея. Вы можете себ представить, какъ меня тронула такая деликатность’. Ричарду удалось довести до конца свой смлый проектъ. Молодые люди достигли Каде, гд они перевнчались и сейчасъ же разстались посл свадьбы.

Легко себ представить, какая буря поднялась въ Баз, когда сдлался извстенъ ихъ побгъ. Прошло довольно много времени, прежде чмъ отцу удалось, наконецъ, напасть на слдъ своей дочери. Онъ нашелъ ее уже въ Лондон, въ дом одного доктора, который привезъ ее больную изъ монастыря и поручилъ попеченію своей жены. Вс приличія были соблюдены, и Линіей такъ обрадовался, найдя дло далеко не въ такомъ положеніи, какъ онъ думалъ, что довольно благосклонно отнесся къ объясненіямъ молодыхъ людей. Онъ привезъ свою дочь обратно въ Базъ, куда похалъ и Ричардъ. Общественное мнніе отнеслось къ этому побгу какъ къ дтской выходк, и репутація Элизы нисколько не пострадала. Но молодые люди тщательно скрывали свой бракъ. Разъ Элиза чуть было не выдала тайны. Узнавъ, что Ричардъ тяжело раненъ на дуэли съ Метьюсонъ, она закричала: ‘Мой мужъ, ной мужъ!’ Но вс приписали это нервному разстройству. Рана была серьезная и Ричардъ поправлялся медленно, окруженный заботами любящихъ сестеръ. Отецъ находился въ это время въ Лондон и посылалъ ему оттуда письма, полныя упрековъ за его сумасбродныя выходки. Юноша долженъ былъ дать ему общаніе никогда не жениться на миссъ Линлей. Какъ только онъ поправился, его сейчасъ же отправили въ Вальземское аббатство (Waltham Abbey), чтобы удалить отъ Элизы, которая опять должна была приняться за нелюбимую ею профессію концертной пвицы.

Постомъ 1773 года миссъ Линлей должна была пть въ Лондон. Ричардъ умудрялся прізжать туда изъ своего аббатства, переодвался кучеромъ и нсколько разъ имлъ удовольствіе отвозить домой молодую артистку. Одинъ изъ біографовъ Шеридана прибавляетъ, что молодые люди настолько сблизились въ это время, что родители не могли больше препятствовать ихъ браку. Ричардъ Шериданъ, безъ всякаго положенія, безъ копйки денегъ, былъ боле чмъ незавидною партіей для молодой двушки, окруженной блестящими поклонниками. Но любовь все побждаетъ. Въ 1773 г., почти черезъ годъ посл ихъ бгства, состоялась свадьба Ричарда Шеридана съ Элизой Линлей съ согласія ихъ родителей и съ соблюденіемъ всхъ церемоній, чтобы придать внчанію больше торжественности. Съ этихъ поръ Элиза Линлей бросила артистическую профессію, которую никогда не любила, и всю свою жизнь посвятила мужу. Но она сохранила грацію и обаяніе, привлекавшія ей массу друзей.

Посл свадьбы молодые поселились въ деревн въ прелестномъ коттедж, какъ подобало истиннымъ героямъ романа, достигнувшимъ счастья посл столькихъ испытаній. Имъ надо было бы подумать о средствахъ для жизни, но этотъ вопросъ, столь важный для большинства людей, никогда не казался имъ достойнымъ вниманія. Шериданъ, какъ истый герой романа, не придавалъ никакой цны деньгамъ, казалось, никогда не думалъ о нихъ, но деньги являлись къ нему какъ-то сами собою именно тогда, когда онъ въ нихъ нуждался. И теперь онъ смло смотрлъ въ будущее, безсознательно чувствуя свои силы, увренный въ своемъ успх на жизненномъ пути. До сихъ поръ судьба благопріятствовала счастливой чет. Ему было въ это время двадцать два, ей девятнадцать лтъ. Оба молодые, прекрасные, полные жизни и счастья, они жили настоящимъ, не заботясь о завтрашнемъ дн. Молодой мужъ съ забавною гордостью отвергалъ вс ангажементы, которые предлагали его жен. Ршивъ, что она больше не будетъ выступать публично, онъ писалъ отказы, не заботясь даже присоединить къ своей подписи имя своей жены. Въ то время, видно чемъ, на жену смотрли, какъ на полную собственность мужа, и сами женщины не претендовали ни на какую самостоятельность и требовали только любви.

Съ благоразумной точки зрнія положеніе молодой четы было крайне затруднительнымъ. Единственнымъ ихъ достояніемъ были три тысячи фунтовъ стерлинговъ, составлявшихъ собственность миссъ Линлей. Жена должна была отказаться отъ своей профессіи, а мужъ ничего не длалъ, ничего не умлъ длать и не зналъ, за что ему приняться. Тмъ любопытне ихъ вступленіе въ жизнь. Когда прошло лто и кончился ихъ медовый мсяцъ, они поселились въ город у композитора Стораса, гд талантъ Бетси,— какъ называлъ ее теперь ея мужъ,— помогъ имъ составить кружокъ друзей. Уже въ слдующемъ году они отдаютъ визитъ, между прочими своими знакомыми, Каннингу и затмъ поселяются въ своемъ собственномъ дом, меблированномъ ‘въ самомъ дорогомъ стил’ на счетъ Линлей.

‘Ихъ домъ посщали,— говоритъ неизвстный біографъ,— самыя значительныя лица, которыхъ привлекали умъ хозяина, обаятельная прелесть его жены и элегантность ихъ пріемовъ. Его обды состояли изъ самыхъ дорогихъ блюдъ, его вина были лучшаго достоинства. Вечера мистрисъ Шериданъ отличались блескомъ и обществомъ, прекрасными, молодыми, титулованными лэди. Рауты мистрисъ Шериданъ были great attraction сезона. Когда близкій другъ Шеридана замтилъ ему, что его средства не выдержать такого дорогаго образа жизни, онъ спокойно отвтилъ ему: ‘Мой милый другъ, это мои средства’.

Въ письмахъ къ своему тестю онъ говоритъ о пьес, которую онъ написалъ, и о книг, которую онъ хотлъ издать, но ни то, ни другое не появилось въ свтъ. Первая пьеса его, Соперники (Rivals), поставленная въ Ковентъ-Гарден въ 1775 году, появилась почти три года спустя посл его свадьбы. На что существовалъ онъ все это время, заводилъ знакомства, устраивалъ пріемы, такъ и осталось неизвстнымъ. Можетъ быть, все на т же три тысячи фунтовъ.

Соперники не имли никакого успха на первомъ представленіи, что было большимъ ударомъ для молодаго автора. Но замна одного актера другимъ и нкоторыя сокращенія, сдланныя согласно требованіямъ сцены, доставили пьес блестящій, постоянный тріумфъ.

Обыкновенному зрителю Соперники могутъ показаться фантастическою пьесой, не имющею ничего общаго съ реальною жизнью. Но зритель, знакомый съ біографіей автора, сейчасъ же увидитъ, что онъ взялъ для своей комедіи нравы артистической жизни, гд дуэли, похищенія, тайная переписка составляютъ обычныя событія. Комедія основана на забавной, хотя простой мистификаціи. Соперники представляютъ собой одно и то же лицо. Молодой элегантный влюбленный, наслдникъ богатаго баронета, проникаетъ въ домъ своей возлюбленной подъ видомъ скромнаго подчиненнаго Энсайна Беверлея. Онъ овладваетъ сердцемъ сантиментальной Лидіи, которая предпочитаетъ любовь въ хижин самымъ роскошнымъ палатамъ, хочетъ бжать съ ней, нисколько не жаля и даже радуясь потер большей части своего состоянія. Но планъ этотъ разрушается пріздомъ отца, который хочетъ женить сына на той же Лидіи, но, конечно, подъ его собственнымъ именемъ. И вотъ, въ одно и то же время, Лидія видитъ въ немъ роматическаго, обожаемаго Беверлея и нанавистнаго капитана Абсолюта.

Благодаря дуэли Беверлея съ третьимъ поклонникомъ, Лидія узнаетъ, что Беверлей и Абсолютъ одно и тоже лицо, и пьеса кончается свадьбой. Вся пьеса блещетъ умомъ, юморомъ, необыкновеннымъ комизмомъ дйствующихъ лицъ, но было бы напрасно искать въ ней строгаго плана, глубины мысли, психологически врныхъ характеровъ.

У Шеридана былъ скоре сценическій талантъ, если можно такъ выразиться, чмъ драматическій. Въ его пьесахъ боле вншняго блеска и эффектовъ, чмъ глубины мысли и внутренняго содержанія. Но эти недостатки съ литературной точки зрнія совершенно исчезаютъ на сцен и придаютъ пьес необыкновенную живость и сценичность. Актеры особенно полюбили эту комедію и создали ей громадную популярность. Пьеса смотрится и читается такъ легко, что кажется, будто авторъ написалъ ее полушутя, однимъ взмахомъ пера, а, между тмъ, по словамъ біографа Шеридана, онъ очень тщательно отнесся къ этому первому произведенію и по нскольку разъ передлывалъ его. Соперникамъ Шериданъ былъ обязанъ примиреніемъ съ своимъ отцомъ. Старикъ пришелъ, наконецъ, посмотрть, что такое хорошее сдлалъ этотъ ни на что негодный молодой человкъ, и долженъ былъ перемнить мнніе о сын. Съ этихъ поръ Ричардъ Шериданъ всецло занялся драматическими произведеніями. Въ этомъ же году онъ написалъ въ благодарность ирландскому актеру, который спасъ его Соперниковъ, фарсъ подъ названіемъ День св. Патрика или Хитрый лейтенантъ (Patrik’s Day or the Scheming Lieutenant), эта очень легонькая вещица, въ мольеровскомъ жанр, основана на ловкости, съ какою влюбленный молодой человкъ добивается руки своей возлюбленной.

Въ конц года появилась опера Дуэнья (Duenna), написанная Шериданомъ вмст съ его тестемъ Линлеемъ. Это собственно не опера, а скоре небольшая комедія въ дух Мольера, съ пніемъ и музыкой. На первомъ же представленіи опера имла самый блестящій успхъ. ‘Успхъ этой оперы,— говоритъ Муръ,— не иметъ себ равнаго въ лтописяхъ нашей драмы’. Сюжетъ оперы весьма баналенъ. Отецъ хочетъ выдать свою молоденькую дочь Луизу за богатаго еврея Исаака, но она съ помощью дуэньи переодвается въ ея платье я уходитъ изъ дома, а ее въ своемъ наряд оставляетъ вмсто себя. По обычаю того времени, женихъ не можетъ видть лица невсты раньше свадьбы, а дуэнья, чтобы не дать раскрыться обману, объявляетъ Исааку, что она выйдетъ за него только въ томъ случа, если онъ увезетъ ее и повнчается съ ней безъ вдома родителей. Исаакъ исполняетъ ея желаніе, а Луиза тмъ временемъ посл разныхъ переодваній, ссоръ и примиреній соединяется съ своимъ Антоніо, а ея братъ Фердинандъ съ своею возлюбленной Кларой. Вс характеры, кром Исаака, очерчены довольно слабо, а въ разговорахъ, хотя довольно живыхъ, совсмъ нтъ блестящаго остроумія Шеридана. Опера обязана своею популярностью музык и хорошенькимъ романсамъ, написаннымъ Шериданомъ и переложеннымъ на музыку Линлеемъ.

Теперь опера эта, пользовавшаяся такимъ небывалымъ успхомъ, давно забыта, хотя романсы изъ нея поются до сихъ поръ.

Успхъ Соперниковъ и Дуэнъи обратилъ вниманіе Гаррика, который мечталъ въ это время бросить сцену и совершенно удалиться отъ театральныхъ длъ, онъ предложилъ молодому Шеридану купить у него патентъ на содержаніе театра {Въ Лондон въ то время было два театра, содержателя которыхъ пользовались модною монополіей.}. Для молодаго человка, только чтовышедшаго изъ неизвстности, было бы, казалось, слишкомъ рискованно брать на себя такое сложное дло. Но смлость и увренность въ успх всегда составляли отличительную особенность Шеридана. Онъ привлекъ къ участію въ этомъ дл Линлея и еще нкоего Форда, досталъ требуемыя деньги и сталъ во глав предпріятія. ‘Было всегда что-то таинственное и чудесное во всхъ его успхахъ,— говоритъ Муръ,— въ любви, въ знаніи, образованіи, въ литератур и богатств. Когда, какимъ способомъ пріобрлъ онъ свои познанія, никто не зналъ: для тхъ, кто никогда не видлъ его за книгой, это было такимъ же предметомъ удивленія, какъ существованіе хамелеона для тхъ, кто думаетъ, что онъ никогда не стъ. Онъ овладлъ сердцемъ своей жены также незамтно, какъ и неожиданно, и даже его соперники узнали впервые о его любви, когда уже онъ торжествовалъ побду. Произведенія его ума въ такой же степени удивили всхъ, они писались втайн, и когда уже совсмъ были готовы для постановки, казалось, неожиданно свалились съ облаковъ его лни и безпечности, полныя силы и блеска. Источникъ его финансовыхъ доходовъ иметъ тоже что-то магическое: способъ, какимъ онъ досталъ деньги для пріобртенія театра, до сихъ поръ, насколько мн извстно, остался тайной’. Неизвстный біографъ Шеридана говоритъ, что самъ Гаррикъ, почувствовавшій большую дружбу къ молодому человку, ссудилъ его необходимою суммой, но Муръ и другіе біографы отвергаютъ это, врне, что онъ просто занялъ ихъ у какого-нибудь друга. И вотъ недавній повса, лнтяй, неспособный ни на какое серьезное дло, становится въ двадцать пять лтъ администраторомъ сложнаго отвтственнаго дла, и ни у кого изъ его товарищей ни на минуту не является сомннія въ его способностяхъ быть главою предпріятія. ‘Не падайте духомъ, когда мы начнемъ дло,— пишетъ онъ своему тестю,— я увренъ, что у насъ будутъ золотыя горы’.

Отецъ Шеридана совсмъ примирялся съ сыномъ, гордился имъ и помогалъ ему своею опытностью и совтами. Въ 1776 году дло было окончательно слажено и Шериданъ стадъ во глав театра, такъ долго находившагося подъ управленіемъ Гаррика. Первое время дла театра шли довольно плохо. Пьесы, въ которыхъ прежде игралъ Гаррикъ, не имли теперь никакого успха, такъ какъ публика не видла въ нихъ своего любимца, а замнить его было некому. Для того, чтобы поддержать новыхъ владтелей, надо было идя актера, равносильнаго по таланту Гаррику, или новыя талантливыя пьесы. Заботы по администрація театра, масса ддъ, связанныхъ съ новымъ предпріятіемъ, мшали Шеридану всецло заняться литературною работой и только черезъ годъ онъ окончилъ свою лучшую комедію Школа злословія (The scool for scandal). Актеры должны были разучивать ее по частямъ по мр того, какъ она писалась, а послдній актъ былъ оконченъ только за пять дней до представленія. Рукопись, по словамъ Мура, состоитъ изъ клочковъ и обрывковъ, ‘черновой набросокъ послднихъ пяти сценъ написанъ кое-какъ на отдльныхъ клочкахъ бумаги, но отъ предъидущихъ актовъ сохранилась масса передлокъ, безпорядочно разбросанныхъ въ шести или семи тетрадяхъ со множествомъ добавленій и примчаній. На послднемъ листк въ конц страницы находится слдующее любопытное славословіе, написанное торопливо тмъ же почеркомъ, какъ и все предъидущее:

‘Кончено, наконецъ. Слава Богу!’

Р. Б. Шериданъ.

‘Аминь!’

В. Гоукинсъ.

Послдняя подпись принадлежитъ суфлеру. Въ этихъ двухъ восклицаніяхъ скрывается цлая закулисная драма. И актеры, и товарищи Шеридана боялись, что пьеса не будетъ кончена во-время, тмъ боле, что молодой драматургъ не хотлъ растаться съ развлеченіями свтской жизни. ‘Мы часто слышали отъ него въ то время,— говоритъ одинъ изъ его біографовъ,— что ему приходилось вставать съ восходомъ солнца, чтобы заниматься литературною работой, или бжать къ конторк ночью посл ухода гостей, чтобы окончить съ помощью бутылки портвейна то, что было начато на разсвт’. Писатель, желающій соединить свтскую жизнь съ литературною работой, поневол ‘долженъ лишать себя нсколькихъ часовъ сна’. Школа злословія написана такимъ изящнымъ слогомъ, полна такого тонкаго остроумія, что трудно поврить, что авторъ работалъ надъ ней въ короткіе часы ночи, поддерживая въ себ вдохновеніе съ помощью вина.

Талантъ Шеридана достигъ въ этой пьес своего апогея, каждое дйствіе-своего рода chef d’oeuvre. Никогда не выказывалъ онъ столько блеску, ума и юмора. На первомъ же представленіи пьеса имла небывалый успхъ, до сихъ поръ составляетъ лучшее украшеніе англійской сцены и причислена къ классическимъ произведеніямъ англійской литературы. Самъ Гаррикъ присутствовалъ на репетиціи и помогалъ актерамъ своими совтами. Вообще онъ всегда съ самымъ теплымъ вниманіемъ относился къ Шеридану и входилъ во вс его интересы.

Въ этомъ же году была написана и послдняя пьеса Шеридана Spuтикъ съ такимъ же талантомъ, какъ и предъидущая комедія, и имвшая такой же успхъ. Такъ же, какъ и Школа злословія, пьеса отсылалась въ театръ по частямъ по мр того, какъ авторъ оканчивалъ сцену, и, несмотря на то, что 30 октября назначено было первое представленіе, 27 пьеса еще не была окончена. Одинъ изъ біографовъ Шеридана приводитъ по этому поводу любопытный анекдотъ, какъ нельзя лучше характеризующій наслдственную безпечность молодаго автора. ‘Д-ръ Фордъ и м-ръ Линлей становились все мрачне и раздражительне, а актеры были положительно въ отчаяніи, особенно Бингъ, который былъ не только режиссеромъ, но игралъ Пёффа’ {Одна изъ ролей пьесы.}.

На него возложили обязанность заставить Шеридана написать послднюю сцену. Дни проходили за днями, оставалось только два дня, а окончаніе не появлялось. Наконецъ, м-ръ Линлей, который, въ качеств тестя, хорошо зналъ привычки своего зятя, ршился прибгнуть къ хитрости. Вечеромъ назначили репитицію Критика и Линлей посл обда съ Шериданомъ увлекъ его съ собой. Когда они пришли на сцену, Бингъ шепнулъ Шеридану, что хочетъ сообщить ему кое-что наедин, и попросилъ его пройти во вторую зеленую комнату. Шериданъ отправился туда и нашелъ тамъ столъ съ перьями, чернилами и бумагой, яркій огонь, кресло передъ столомъ, дв бутылки кларета и блюдо сандвичей съ анчоусами. Какъ только онъ вошелъ въ комнату, Бингъ заперъ за нимъ дверь, сейчасъ же вслдъ за тмъ пришли Линлей и Фордъ и сказали автору, что пока онъ не напишетъ окончанія, они не выпустятъ его изъ комнаты. Шериданъ съ большимъ добродушіемъ отнесся къ этой ршительной мр: онъ сълъ анчоусы, выпилъ кларетъ, написалъ сцену и отъ души посмялся надъ хитрою выдумкой.

Подобную же безпечность и небрежность Шериданъ вносилъ и въ театральныя дла, что вызывало массу затрудненій и неудовольствій. У него всегда царствовалъ полный безпорядокъ, письма, рукописи, которыя ему посылали, разныя театральныя постановленія, даже денежные чеки,— все сваливалось въ общую кучу бумагъ, терялось, забывалось и вызывало страшную путаницу. Его управленіе театромъ нельзя назвать ни хорошимъ, ни дурнымъ, потому что онъ совсмъ не управлялъ театральными длами,— ими завдывалъ каждый, кому приходила охота, такъ какъ соучастники Шеридана слдовали въ этомъ отношеніи примру своего руководителя. Гаррикъ, возлагавшій такія надежды на новаго владльца, долженъ былъ защищать его отъ нападокъ.

Особенно много обвиненій сыпалось на Шеридана за его небрежное отношеніе къ рукописямъ, онъ часто терялъ ихъ, никогда не возвращалъ авторамъ и подавалъ имъ, такимъ образомъ, поводъ обвинять его въ присвоеніи чужихъ замысловъ. Говорили даже, что Школа злословія написана не имъ, а какою-то дамой, отославшей ему будто бы передъ смертью рукопись, которую онъ и присвоилъ себ. До Шеридана доходили, конечно, вс эти толки, но онъ не обращалъ на нихъ вниманія и не считалъ нужнымъ печатно опровергать ихъ. Но въ Критик въ одной изъ сценъ есть указанія на эти слухи и обвиненія. Сэръ Фретфуль говорятъ, что онъ послалъ свою пьесу въ Ковентъ-Гарденъ:

‘Снаръ. А мн думается, что было бы лучше помстить ее (какъ говорятъ актеры) въ Друри-Ленъ.

‘Сэръ Фретфуль. О, Боже ной, нтъ! покуда я живъ, никогда не по шію туда пьесы. Слушайте-ка (шепчетъ ему на ухо).

‘Снаръ. Пишетъ самъ! Я знаю, что онъ…..

‘Сэръ Фретфуль. Я ничего не говорю. Я не хочу отнимать у человка его достоинствъ, я не хочу вредить его успху. Я ничего не говорю. Но я хочу сказать только одно: я замтилъ, благодаря своимъ наблюденіямъ надъ жизнью, что ни одна страсть не пускаетъ такъ глубоко корни въ человческомъ сердц, какъ зависть.

‘Снаръ. Я думаю, что вы правы относительно этого, въ самомъ дл.

‘Сэръ Фретфуль. Къ тому же, я могу сказать вамъ, что не всегда бываетъ безопасно отдавать свою драму на руки тмъ, кто пишетъ самъ.

‘Снаръ. А что! они украдутъ, мой милый.

‘Сэръ Фретфуль. Украдутъ! конечно, они украдутъ и, ей-Богу, поступятъ съ вашими лучшими мыслями, какъ цыгане съ украденными дтьми,— обезобразятъ ихъ такъ, что они пойдутъ за ихъ собственныя.

‘Снаръ. По ваше настоящее произведеніе посвящено Мельпомен, а онъ, какъ вы знаете…

‘Сэръ Фретфуль. Это ничего не значитъ: искусный плагіатчикъ все что-нибудь да возьметъ. Я знаю, сэръ, что онъ можетъ взять лучшія мысли изъ моей трагедія и помститъ ихъ въ свою комедію’.

Эта юмористическая сценка была его единственнымъ отвтомъ на вс обвиненія. Исправиться отъ своихъ недостатковъ онъ не могъ и не хотлъ. Письма, разбросанныя гд попало, столъ, заваленный бумагами, неурядица въ длахъ,— все это онъ находилъ въ порядк вещей, къ немалому раздраженію имвшихъ съ нимъ дло лицъ. Кумберландъ, съ котораго, говорятъ, Шериданъ списалъ Фретфуля, пишетъ, между прочимъ, Гаррику: ‘Я читалъ свою трагедію актерамъ въ пятницу утромъ. Я былъ очень польщенъ моими слушателями, но вашъ замститель въ директорств не заимствовалъ отъ васъ вжливаго отношенія къ авторамъ. Онъ прозвалъ въ продолженіе всхъ пяти актовъ, говоря въ свое оправданіе, что не спалъ дв ночи сряду. Я нисколько не обидлся, конечно, и приписалъ это его разсянной, безпечной жизни, но я боюсь, какъ бы все дло не пострадало отъ этого недостатка необходимаго вниманія’.

Критикъ былъ послднимъ произведеніемъ Шеридана, съ этихъ поръ онъ ничего больше не создалъ для сцены, за исключеніемъ двухъ незначительныхъ пьесокъ, написанныхъ много лтъ спустя.

Иногда приходится слышать мнніе, что если бы не общественная жизнь, отнимавшая у него столько времени, геній Шеридана далъ бы еще много классическихъ произведеній. Но мнніе это врядъ ли справедливо. Талантъ Шеридана былъ боле блестящъ, чмъ глубокъ, кругозоръ его наблюденій былъ слишкомъ ограниченъ, и, написавъ Критика, онъ сказалъ свое послднее слово.

Въ періодъ полной анархія въ театральныхъ длахъ умеръ Гаррикъ. Онъ оставилъ театръ за немного лтъ передъ смертью и все время съ напряженнымъ вниманіемъ слдилъ за управленіемъ новыхъ владльцевъ, глубоко огорченный, что не оправдались надежды, которыя онъ возлагалъ на молодаго, блестящаго драматурга.

Шериданъ въ глубокомъ траур проводилъ его тло до кладбища. Глубоко опечаленный смертью человка, такъ хорошо относившагося къ нему, онъ съ свойственною ему впечатлительностью заперся дона на день, на два, и написалъ монодію въ память Гаррика, имвшую большой успхъ въ свое время. Она на половину плась, на половину говорилась и производила большое впечатлніе торжественностью обстановки. Вскор посл торжественнаго исполненія монодіи управленіе театромъ перешло къ Кингу, актеру, весьма хорошо справлявшемуся съ этою отвтственною обязанностью, и хотя Шериданъ не переставалъ вмшиваться, вызывая, по обыкновенію, только путаницу, дла пошли боле правильно. Шериданъ, къ тому же, былъ слишкомъ занять общественною жизнью, чтобы отдавать много времени театру, гд хорошо обходились и безъ него. Громадное знакомство между государственными людьми и увлеченіе политическими дланы скоро открыли блестящему молодому автору, возбуждавшему всеобщее восхищеніе, двери къ высшимъ интересамъ.

Въ аристократическомъ пансіон, гд онъ воспитывался, и въ Баз, во дни юношества, Шериданъ подружился со многими молодыми людьми, высшаго круга, и они помогли ему впослдствіи завязать знакомство съ извстными государственными дятелями того времени. Товарищъ его, лордъ Тоуэнсхендъ, познакомилъ его съ Фоксомъ, съ которымъ впослдствіи такъ тсно были связаны лучшіе годы политической жизни Шеридана.

‘Я устроить первый обдъ, на которомъ они должны были встртиться,— пишетъ Тоуэнсхендъ,— и сказалъ Фоксу, что вс т представленія, которыя онъ себ составилъ о геніи и талант автора Соперниковъ и проч., ничто въ сравненіи съ его поразительными умственными силами, которыя,— я былъ увренъ,— онъ покажетъ при первомъ же свиданіи. Перваго знакомства,— народу было очень мало, только Тиккенъ, я и еще одинъ или двое,— я никогда не забуду. Фоксъ говорилъ самъ, возвращаясь съ обда, что до сихъ поръ онъ всегда считалъ Хэра, посл моего дяди Карла Шоуенсхэрда, остроумнйшимъ человкомъ, съ которымъ ему когда-либо приходилось встрчаться, но что Шериданъ далеко превосходитъ ихъ обоихъ, а Шериданъ говорилъ мн на другой день, что онъ совсмъ въ восхищеніи отъ Фокса и не знаетъ, чему больше удивляться — его выдающемуся таланту и образованію или его живой фантазіи, простот обращенія и доброму сердцу, которое проглядываетъ въ каждомъ его слов’. Вскор посл этого Шериданъ познакомился съ Боркомъ. Санъ д-ръ Джонсонъ предложилъ его въ члены ‘Литературнаго клуба’, а дружба съ Гаррикомъ ввела его въ кругъ самыхъ замчательныхъ людей того времени. ‘Одинъ вечеръ съ Шериданомъ стоитъ цлой недли съ другими’,— сказалъ, говорятъ, Фоксъ. И вс искали знакомства съ блестящимъ молодымъ человкомъ и его прелестною женой.

Политикой Шериданъ началъ интересоваться очень рано, по крайней мр. Муръ открылъ въ его рукописяхъ массу неотдланныхъ набросковъ по общественнымъ и политическимъ вопросамъ дня. По всему вроятію, онъ намревался составить изъ нихъ статью и даже цлую книгу, какъ онъ писалъ объ этомъ Линлею вскор посл женитьбы, но такъ и не привелъ въ исполненіе своего намренія. ‘Между ними,— говоритъ Муръ,— есть нсколько писемъ о политик, предназначенныхъ, повидимому, для газетъ, нкоторыя на половину переписанныя, но никогда не отосланныя’.

У Шеридана, однако, не было въ молодости особеннаго стремленія къ политической дятельности. По всему вроятію, его натолкнули на этотъ путь Фоксъ и Боргъ, подъ вліяніемъ которыхъ онъ находился почти все время своей политической жизни. Онъ вступилъ въ парламентъ въ 1780 году, двадцати девяти лтъ отъ роду, какъ представитель города Стэффорда. Первая рчь его въ парламент была неудачна, такъ что, когда онъ спросилъ мнніе своего друга журналиста Вудфаля, тотъ сказалъ ему: ‘Мн очень жаль, но я думаю, что это не ваше дло, гораздо лучше будетъ, если вы обратитесь къ вашимъ прежнимъ занятіямъ’. Шериданъ нсколько минутъ простоялъ молча, обхвативъ свою голову руками, но потомъ горячо воскликнулъ: ‘Это есть во мн и, клянусь, я докажу это!’

Во глав партіи, къ которой принадлежалъ Шериданъ, стоялъ Боркъ. Оба ирландца, оба скромнаго происхожденія, они были авантюристами въ высшемъ смысл этого слова, далеко превосходя своихъ родовитыхъ товарищей и соперниковъ блестящими талантами. Одинаковымъ, если не большимъ вліяніемъ, чмъ Боркъ, пользовался Фиксъ, умъ, талантъ и доброе сердце котораго создавай вокругъ него атмосферу любви и поклоненія, проглядывающихъ во всхъ воспоминаніяхъ о немъ.

Въ министерств Рокингама Шериданъ занялъ мсто помощника статсъ-секретаря, но лордъ Рокингамъ умеръ четыре мсяца спустя и во глав министерства стадъ Шельбёрнъ. Шериданъ, Фоксъ и Боркъ перешли въ оппозицію. Версальскій договоръ {Версальскимъ договоромъ была закончена война съ американскими колоніями и признана независимость Соединенныхъ Штатовъ.} вызвалъ паденіе Шельбёрна. Шериданъ, вмст съ своими друзьями, снова вступилъ въ министерство въ качеств секретаря казначейства и скоро занялъ выдающееся мсто среди ораторовъ своего времени. По словамъ Мура, онъ всегда тщательно приготовлялся къ своимъ рчамъ, предварительно писалъ ихъ и даже заучивалъ наизусть, но это не мшало ему находчиво и остроумно отражать и внезапныя нападенія. Рчи его отличались энергіей, ясностью и неистощимымъ юморомъ. Особенно прославился Шериданъ въ дл Баррена Гастингса. Барренъ Гастингсъ, генералъ-губернаторъ Индіи, оказалъ большія услуги Англіи, упрочилъ ея владычество въ Индіи завоеваніями и искусною администраціей, но возбудилъ противъ себя негодованіе корыстолюбіемъ и жестокимъ обращеніемъ съ туземцами. Его безчеловчный поступокъ съ двумя королевами Бегумовъ, которыхъ онъ безъ всякаго повода съ ихъ стороны веллъ заключить въ тюрьму и отобралъ у нихъ все ихъ состояніе, возбудилъ противъ него общественное мнніе Англіи. Эдмундъ Боркъ поднялъ вопросъ о преданіи суду генералъ-губернатора Индіи, а Шериданъ въ блестящей рчи, продолжавшейся пять съ половиной часовъ, раскрылъ потрясающуюся картину злоупотребленій, совершавшихся въ Индіи, и настаивалъ на возбужденіи судебнаго преслдованія. Рчь эта не сохранилась въ томъ вид, въ которомъ она была произнесена, но о достоинствахъ ея можно судить по произведенному ею впечатлнію.

‘Очарованіе было такъ сильно, что когда Шериданъ слъ, вдругъ совершенно неожиданно и вопреки обычаю раздались оглушительныя рукоплесканія, въ которыхъ принимала участіе вся палата, члены, пэры и публика. М-ръ Боркъ объявилъ, что никогда не было рчи, которая соединяла бы въ такой мр краснорчіе, остроуміе и аргументацію. М-ръ Фоксъ сказалъ, что все, что онъ когда-либо слышалъ, все, что онъ когда-либо читалъ, обращается въ ничто въ сравненіи съ этимъ, исчезаетъ какъ туманъ передъ солнцемъ. М-ръ Питтъ выразился, что рчь эта превосходитъ по краснорчію вс рчи прежнихъ и настоящихъ временъ и обладаетъ всмъ, что можетъ дать геній и искусство, чтобы взволновать человческую душу и овладть ею’.

Многіе члены парламента заявили, что они слишкомъ взволнованы и не могутъ хладнокровно обсуждать вопросъ, поэтому просятъ отложить вотированіе его до другаго раза, къ этому мннію присоединился Питтъ и, несмотря на протесты, пренія были отложены. Вотъ еще небольшая замтка о впечатлніи, произведенномъ рчью. М-ръ Летъ, авторъ мастерской защиты Гастингса, пошелъ въ тотъ день въ палату общинъ, расположенный въ пользу обвиняемаго и противъ обвинителя. По прошествіи перваго часа онъ сказалъ своему другу: ‘Все это декламаторскія изощренія безъ всякихъ доказательствъ’, когда кончился второй часъ: ‘то замчательная рчь’, къ концу третьяго: ‘Гастингсъ поступилъ непростительно’, къ концу четвертаго: ‘Гастингсъ одинъ изъ величайшихъ преступниковъ’, и, наконецъ: ‘Изъ всхъ злодевъ самый ужасный Гастингсъ!’По общимъ отзывамъ, рчь эта представляла рдкій случай могущества ораторскаго искусства. Общество было возбуждено до крайности, и когда нсколько мсяцевъ спустя началось разбирательство, согласно древнему обычаю, въ Вестминстерскомъ дворц, публика хлынула толпою. Маколей описалъ это засданіе съ свойственнымъ ему художественнымъ талантомъ. Знаменитый задъ, полный знатныхъ людей: пэры въ горноста, судьи въ красныхъ одяніяхъ, старыя срыя стны, увшанныя пурпуромъ, блестящая публика въ галлереяхъ, сама королева, окруженная знатными прелестными лэди, между которыми выдается почти ангельское личико жены Шеридана, и множество знаменитыхъ людей того времени. На фон красныхъ драпировокъ открытое пространство, заставленное скамьями и столами для палаты общинъ. Знаменитые члены палаты общинъ, руководители обвиненія, какъ ихъ называли, появились въ полномъ одяніи. Между ними особенно выдавались похожія между собою фигуры Борка и Шеридана, оба съ нсколько рзкими чертами лица, свойственными ихъ рас, и съ блистающими умомъ и геніемъ глазами. Боркъ говорилъ четыре дня съ большимъ успхомъ, но когда пришла очередь Шеридана, возбужденіе публики достигло крайнихъ предловъ. ‘Любопытство публики перешло всякія границы. Его блестящая, въ высшей степени законченная рчь продолжалась два дня и все время залъ былъ такъ переполненъ публикой, что почти нечмъ было дышать. Говорятъ, что за одинъ билетъ платили пятьдесятъ гиней’. Въ дйствительности рчь его продолжалась четыре дня, во многіе изъ его товарищей находили ее гораздо слабе первой, произнесенной въ пакет общинъ. ‘Рчь Шеридана по поводу Бегуновъ въ палат превосходна, въ Вестмистерскомъ дворц плоха’,— сказалъ лордъ Гранвиль, то же находилъ и Фоксъ. Во Боркъ и многіе другіе не раздляли этого мннія я находили, что никогда еще онъ въ такой мр не проявилъ своего таланта. Но и этотъ блестящій успхъ Шеридана, какъ и вс предшествующіе, былъ вызванъ временнымъ возбужденіемъ его ума. Онъ попрежнему былъ крайне безпеченъ и совершенно не способенъ къ продолжительному упорному труду. Муръ приводитъ письмо Борка къ жен Шеридана, въ которомъ онъ проситъ ее употребить все ея вліяніе, чтобы заставить Шеридана быть съ ними въ комитет въ половин четвертаго, обсуждался вопросъ крайне важный и присутствіе его было необходимо. Но тотъ же Муръ говоритъ, съ какою тщательностью готовился Шериданъ къ своей рчи противъ Гастингса.

Въ это время извстность Шеридана достигла своего высшаго предла. Онъ былъ окруженъ славою и почетомъ, товарищи цнили его таланты, гордились имъ, прощали ему его безпечность, безпорядочность, и скоре готовы были обманомъ затащить его на совщаніе, чмъ обой тись безъ него. Если бы онъ умеръ въ это время, его слава и его величіе остались бы неприкосновенными, но Шериданъ имлъ несчастіе пережить свою славу.

Процессъ Баррена Гастингса тянулся много лтъ и, наконецъ, въ 1795 г., когда почти вс грхи обвиняемаго были забыты, а заслуги его выдвинулись впередъ, кончился полнымъ оправданіемъ бывшаго генералъ-губернатора Индіи. Профессоръ Смитъ въ небольшомъ воспоминанія о Шеридан разсказываетъ, какъ онъ готовился къ рчи въ 1794 г. въ отвтъ на защиту Гастингса. Смитъ былъ учителемъ его сына Тома и жилъ съ нимъ въ деревн. Однажды вечеромъ вдругъ является Шериданъ съ папками, наполненными бумагами, и объявляетъ, что онъ долженъ прочесть все это, чтобы приготовить рчь къ послзавтраму. ‘Посл завтра!— воскликнулъ въ ужас Смитъ,— но для этого надо шесть мсяцевъ!’ Шериданъ заперся въ своей комнат и проводилъ за работой дни, вечера я даже ночи, пока не начинало рябить въ глазахъ. Обдалъ онъ каждый день вмст съ учителемъ и Томомъ,— умнымъ, прилежнымъ мальчикомъ, сильно напоминавшимъ отца, но въ боле смягченной форм,— и за обдомъ Смятъ долженъ былъ выслушивать то, что Шеридану удалось написать. По рчь эта ничего не прибавила къ слав Шеридана. Вообще блестящая пора его жизни окончилась и наступилъ періодъ паденія.

Смерть жены была для Шеридана первымъ тяжелымъ ударомъ, печальнымъ образомъ отразившимся на всей его послдующей жизни. Она была единственнымъ существомъ, способнымъ хоть нсколько регулировать крайнюю разсянность и безпорядочность Шеридана. Линлей по театральнымъ, Боркъ по политическимъ дламъ постоянно обращались къ ея помощи для воздйствія на ея мужа. Нжная, изящная, очаровательная, она приводила въ восхищеніе своихъ современниковъ. Ее постоянно сравнивали съ ангеломъ, а когда одинъ художникъ написалъ съ нея св. Цецилію, она стала извстна подъ этимъ именемъ. Но, несмотря на всеобщее поклоненіе, которымъ она была окружена съ дтства и которое любила, Бетси Шериданъ была хорошею женой и семьянинкой. Сестра Шеридана оставила намъ маленькую картинку изъ жизни этой привлекательной женщины: ‘Я живу здсь уже больше недли въ полномъ спокойствіи. Когда прізжали гости, я не выходила изъ своей комнаты, а съ тхъ поръ, какъ Дикъ ухалъ, я провожу время съ мистрисъ Шериданъ, которая такъ добра и внимательна, что я пользуюсь полною свободой. Дти ея бдной сестры вс здсь. Особенно много занимается она съ двочкой, которая много выигрываетъ отъ такого хорошаго наставника. Ихъ отецъ былъ здсь нсколько дней тому назадъ, но я не видала его. Послдній вечеръ она показывала мн портретъ мистрисъ Шанель {Сестра мистрисъ Шериданъ, умершая за годъ до ея смерти. Мистрисъ Шериданъ взяла къ себ сиротъ.}, который она носятъ на ше… Дикъ все еще въ город и мы не скоро ждемъ его. Мистрисъ Шериданъ теперь, кажется, примирилась съ этими отлучками, неизбжность которыхъ она знаетъ. Я никогда никого не знала, кто бы съумлъ такъ наполнить свое время, какъ она, этимъ я объясняю отчасти ея здоровье и ея бодрость. Воспитаніе племянницы, музыка, книги и работа занимаютъ весь ея день. Посл обда дти, которыя зовутъ ее мама-тетя, проводятъ нкоторое время съ нами и обращеніе ея съ ними восхитительно’. Но нельзя сказать, чтобъ она была вполн счастлива въ семейной жизни. Шериданъ слишкомъ любилъ веселый и даже разгульный образъ жизни, чтобы быть хорошимъ мужемъ. Уже не говоря о томъ, что онъ слишкомъ часто оставлялъ ее одну, онъ преслдовалъ ее ревностью, подозрніями и разными капризами. А такъ какъ у обоихъ были крайне нервные, вспыльчивые ‘артистическіе’ темперамента, то часто происходили довольно тяжелыя сцены. Смитъ приводитъ въ своихъ воспоминаніяхъ разсказъ мистрисъ Каннингъ, воспитавшей мистрисъ Шериданъ и хорошо знавшей ея семейную жизнь: ‘Онъ до такой степени ‘училъ и раздражалъ ее, что она была готова иногда разбить себ голову объ стну, такъ какъ у нея былъ такой же артистическій темпераментъ, какъ и у ея мужа: она разражалась, наконецъ, рыданіями и уходила изъ комнаты, тогда сцена измнялась и его голова чуть не разбиваюсь объ стну. Такое безуміе, какъ говоритъ мистрисъ Каннингъ, повторялось не разъ и не два, а слишкомъ часто, и мистрисъ Каннингъ, разсказывая мн это, прибавляла, что она очень рада, что создана изъ обычной глины и что боги не одарили ее талантами’. Мистрисъ Шериданъ умерла въ 1792 году. Въ надежд, что перемна воздуха укрпитъ ея здоровье, ее перевезли въ Бристоль, но ничто не помогало. Мужъ окружилъ послдніе дни ея жизни самыми нжными заботами и уходомъ. Онъ ни на минуту не оставлялъ ее. ‘Онъ не могъ допустить мысли, что она въ опасности, — пишетъ его другъ, — или что она можетъ быть въ опасности, хотя онъ такъ внимателенъ и такъ ухаживаетъ за ней, какъ будто бы боится каждую минуту потерять ее. Трудно представить себ человка, который могъ бы выказать больше нжности и чувства, чмъ онъ’.

Семья Линлей въ эти послдніе годы теряла одну дочь за другою. Актриса м-ссъ Кочъ оставила трогательное описаніе скорби старика Линлея: ‘Посл смерти миссъ Маріонъ Линлей ей было тяжело пть для м-ра Линлея, слезы его постоянно капали на клавиши, когда онъ ей аккомпанировалъ. А когда ей случалось пть романсы, которые пла его дочь, сходство голосовъ и манеры пнія, такъ нравившіеся ему прежде, теперь настолько разстраивали его, что онъ долженъ былъ оставлять инструментъ и ходить по юннат, чтобы дать себ успокоиться’.

Посл смерти жены Шериданъ вступилъ въ новый фазисъ существованія. Не было больше якоря, который удерживалъ его, угрызенія совсти не мшали ему, какъ прежде, пользоваться развлеченіями вн дома, тамъ не было никого, кто бы ждалъ его. Этотъ періодъ его жизни хорошо описываетъ Смитъ въ своихъ воспоминаніяхъ. При постоянныхъ сношеніяхъ съ Шериданомъ онъ могъ хорошо изучить его характеръ и его жизнь. Для того, чтобы познакомиться и заключить условія, было ршено, что Смитъ прідетъ въ назначенный день къ обду вмст съ другомъ Шеридана. Смитъ нарочно для этого пріхалъ изъ деревни. Но, несмотря на то, что обдъ былъ назначенъ въ семь, они сли за столъ только въ девять, безъ хозяина дома, такъ какъ онъ прислалъ сказать, что его задержали въ палат, и назначилъ въ двнадцать часовъ ночи ужинъ, къ которому тоже не явился. На другой день встрча, наконецъ, состоялась, молодой ученый страшно негодовалъ на такое небрежное отношеніе къ нему, но не прошло и нсколькихъ минутъ, какъ онъ былъ въ восторг отъ Шеридана, благодаря его любезности и прекрасной рчи. Особенно понравились Смиту его блестящіе, выразительные глаза и его скромная манера себя держать. Вскор посл поступленія Смита, Шериданъ отправилъ его съ сыномъ въ деревню Уенстидъ, гд жила м-съ Каннингъ, на попеченіи которой находилась маленькая дочка Шеридана. Онъ страстно любилъ своихъ дтей, надъ нимъ часто смялись, что если бы онъ могъ, онъ посадилъ бы своего сына подъ стеклянный колпакъ, но двочка — прелестный, исключительный ребенокъ,— по словамъ Смита,— была его ку миромъ. И вотъ однажды вечеромъ, когда въ дом собралась масса дтей и веселье было въ полномъ разгар, въ комнату вдругъ вбжала м-съ Каннингъ съ страшнымъ крикомъ: ‘Ребенокъ, ребенокъ умираетъ!’ Трудно описать отчаяніе Шеридана, его стоны въ эту ужасную ночь раздирали душу. Онъ не скоро могъ оправиться посл этихъ двухъ ударовъ, поразившихъ его одинъ за другимъ.

Парламентская дятельность его шла попрежнему съ нкоторыми перерывами. Кром семейныхъ несчастій, его отрывали отъ общественной жизни и театральныя дла. Въ какомъ положеніи находился театръ все это время, неизвстно. Одни говорили, что дда шли очень плохо и сборъ падалъ съ каждымъ годомъ. Другіе утверждали, напротивъ, что никогда дла не шли такъ хорошо, какъ тогда. Послднее должно быть боле вроятно. Какъ извстно, Шериданъ хотя и былъ владльцемъ театра, но отказался отъ управленія. Директорами были сначала Бингъ, потокъ Кэмблъ, оба они были выдающимися актерами. Театральные сборы составляли единственный доходъ Шеридана, и если бы дла театра шли такъ плохо, какъ говорятъ, это должно было бы отразиться на его жизни. Но, благодаря крайней расточительности Шеридана, театральная касса даже при хорошихъ сборахъ все же была постоянно пуста, актерамъ не платили жалованье и они иногда такъ возмущались, что надо было особенное умнье Шеридана ладить съ людьми, чтобы успокоить ихъ. Разсказываютъ, что м-съ Сиддонсъ заявила разъ, что до тхъ поръ, пока ей во заплатятъ жаловавье, она не будетъ играть. Несмотря на убдительныя просьбы товарищей и на отчаяніе директора, она спокойно ухала домой, какъ разъ въ то время, когда уже былъ поднятъ занавсъ. Но пріхалъ Шериданъ, очаровательный, неотразимый какъ всегда, и черезъ нсколько минутъ она вернулась въ театръ, кроткая, какъ овечка. Подобныя вещи всегда удавались Шеридану. Банкиры, осаждавшіе театръ и не хотвшіе внимать никакимъ увщаніямъ директора или казначея, успокоивались моментально, когда къ нимъ выходилъ Шериданъ, и онъ всегда возвращался отъ нихъ съ торжествующимъ видомъ. Когда онъ хотлъ, никто не могъ устоять противъ него.

Бдный Смитъ особенно страдалъ отъ безпорядочности своего патрона. Письма его не читались, условія нарушались, жалованье не платилось.

Однажды, по требованію Шеридана, онъ послалъ Тома въ одну гостиницу при большой дорог для свиданія съ нимъ и мальчикъ напрасно прождалъ тамъ нсколько дней, къ большому безпокойству Смита. Въ другой разъ онъ оставилъ его больнаго въ Боньор съ старою служанкой, безъ копйки денегъ, безъ занятій, и онъ тщетно ждалъ какого-нибудь извстія изъ Лондона. Посл безчисленныхъ писемъ съ просьбами, требованіями и бранью, не имя больше возможности жить въ дом, Смитъ отправился, наконецъ, въ Лондонъ вн себя отъ ярости. Но Шериданъ встртилъ его съ такою искреннею радостью, такъ удивлялся, почему онъ не пріхалъ раньше, такъ былъ доволенъ, что Томъ опять будетъ съ нимъ, что учитель былъ совсмъ обезоруженъ и даже почувствовалъ стыдъ за послднее яростное письмо, которое онъ послалъ къ нему. Эта сценка очень забавна: ‘Я написалъ вамъ письмо недавно, — сказалъ я,— оно было очень сердитое. Я васъ очень прошу никогда не вспоминать о немъ.— О, конечно нтъ, мой милый Смитъ,— сказалъ онъ,— я никогда не буду вспоминать о томъ, что вы мн сказали тамъ,— и, положивъ руку въ карманъ,— вотъ оно,— продолжалъ онъ,— подавая его мн. Я былъ очень радъ, что письмо попало ко мн въ руки, но, взглянувъ на него, прежде чмъ бросить въ огонь, я убдился, что оно не было даже распечатано’. Такіе комичные инциденты, приводившіе въ отчаяніе окружающихъ его людей, стали обычными въ жизни Шеридана. ‘Имть дло съ нимъ, — говоритъ Смитъ уже въ боле раздраженномъ тон,— значило подвергаться постоянно обидамъ, непріятностямъ и оскорбленіямъ’. Около его стола вислъ мшокъ, куда онъ совалъ безъ разбора вс подучаемыя имъ письма, масса изъ нихъ не была даже распечатана, такая же участь постигала и денежныя письма, посылаемыя ему въ отвтъ на его же просьбы. Но недостатки, которые такъ легко прощались ему въ молодости, теперь вызывали противъ него раздраженіе, не было больше смягчающаго вліянія его жены, его обвиняли въ грубости, самомнніи, невжеств. Съ должниками становилось ладить все трудне, кредиторы осаждали его со всхъ сторонъ, требуя денегъ, къ тону же, театръ приходилъ въ разрушеніе, требовалъ поправокъ, и доходы уменьшились. Пришлось прекратить на время представленія въ этомъ зданіи и перейти въ другое, небольшое помщеніе, что стоило очень дорого, а Шериданъ продолжалъ вести все тотъ же образъ жизни, не умя сократить своихъ расходовъ и запутываясь все больше и больше. Въ это же время онъ сошелся съ молодымъ принцемъ Уэльскимъ, сдлался его близкимъ другомъ и совтникомъ и участвовалъ вмст съ Фоксомъ во всхъ его кутежахъ и попойкахъ. Какъ совтникъ и представитель принца въ парламент, онъ держалъ себя въ высшей степени достойно и хорошо, но его репутаціи не могли не повредить оргіи, въ которыхъ онъ принималъ участіе и которыя унесли послдніе остатки его таланта. Закрывъ глаза, онъ быстро шелъ на встрчу своему банкротству какъ въ матеріальной, такъ и въ духовной жизни, жертвуя своею славой, именемъ, репутаціей для минутныхъ развлеченій.

Въ 1794 г. театръ былъ возобновленъ и для открытія его Шериданъ набросалъ пьесу Славный день перваго іюня, въ честь морской побды лорда Гоу. Посл этого онъ написалъ еще дв пьесы Чужестранецъ и Пизарро, которыя имли успхъ только благодаря ихъ сценичности и эффектнымъ ролямъ. До какой степени дошла его безпечность, можно судить по слдующему небывалому факту въ театральной хроник. Когда кончился четвертый актъ Пизарро, актеры не знали еще ролей пятаго акта, потому что онъ только что былъ написанъ, и должны были учить ихъ во время антракта.

Около этого же времени Шериданъ женился во второй разъ. Женитьба, можетъ быть, могла бы оказать на него хорошее вліяніе, если бы онъ сдлалъ боле удачный выборъ. На одномъ вечер онъ встртилъ какъ-то молоденькую, кокетливую двушку, которая вскрикнула, взглянувъ на него: ‘О, ужасный человкъ’! или что-то въ этомъ род. Шеридану было тогда сорокъ пять лтъ, но онъ былъ еще очень бодръ и ршилъ доказать молодой двушк, что въ его годы, когда красота уже пропала, мои, но быть привлекательне молодыхъ людей. Опытъ его удался вполн, молодая двушка влюбилась въ него и онъ женился на ней. Отецъ ея, священникъ, не соглашался на бракъ своей дочери съ человкомъ такой репутаціи, и согласился, наконецъ, только съ условіемъ, чтобы Шериданъ прибавилъ къ маленькому приданому его дочери еще пятнадцать тысячъ фунтовъ, но Шериданъ всегда былъ искусенъ въ финансовыхъ операціяхъ и очень скоро привезъ требуемыя деньги, къ большому удивленію старика. Для того, чтобы сообщить сыну о своей женитьб, онъ и вызывалъ его въ гостиницу около Гильфорда, гд тотъ напрасно прождалъ его нсколько дней. Чтобы увидаться съ отцомъ, онъ похалъ, наконецъ, въ Лондонъ и оттуда писалъ своему наставнику: ‘Женятъ не меня и не васъ. Ваше сердце можетъ быть спокойно: женится мой отецъ, будущая жена, его миссъ Огли, живетъ въ Винчестер, и въ этомъ-то и заключалась тайна гильфордскаго свиданія. Она почти однихъ лтъ со мной,— вы скажете, лучше мн жениться на ней. Я съ этимъ несогласенъ. Мой отецъ два часа говорилъ со мной вчера вечеромъ и совершенно ясно доказалъ мн, что это было лучшее, что онъ могъ сдлать. Разв это не умно съ его стороны? Вы должны были бы скоре быть его наставникомъ, дорогой м-ръ Смитъ. Изъ насъ двоихъ я несравненно благоразумне’.

Парламентская дятельность Шеридана продолжалась довольно долго, онъ принималъ важное участіе во многихъ государственныхъ длахъ, но никогда боле его краснорчіе не достигало той красоты и того блеска, какъ въ знаменитой рчи противъ Гастингса. Изъ послдующихъ рчей особенный успхъ имла рчь въ защиту французской революціи. Казни террора вызвали распаденіе партіи виговъ, пэры и богатые землевладльцы, бывшіе сначала сторонниками революціи, перешли къ консерваторамъ. Питтъ встрчалъ ихъ съ распростертыми объятіями и, по обычаю того времени, раздавалъ новообращеннымъ должности и разнаго рода синекуры. Но Фоксъ и Шериданъ оставались врными сторонниками революціоннаго движенія, поддерживали переписку съ Кондорсе и съ Бриссо и разошлись съ своимъ бывшимъ другомъ Боркомъ, который сдлался рьянымъ противникомъ революція и напечаталъ Воззрнія на революцію во Франціи — книгу, сдлавшуюся скоро настольной для антиреволюціонной партіи во всей Европ. Былое вдохновеніе снова овладло Шериданомъ, когда онъ выступилъ на защиту революціонныхъ дятелей. Воспользовавшись слабыми сторонами своихъ соперниковъ, онъ съ бичующею ироніей обрисовалъ разницу между ними, получающими мста и деньги за измну своимъ убжденіямъ, и между французскими патріотами, жертвующими ради отечества и ради идеи своимъ состояніемъ и даже жизнью. Къ англійскимъ патріотамъ, говоритъ онъ въ своей рчи, министръ можетъ обратиться съ такою рчью: ‘Разв я требую, богатые граждане, чтобы вы жертвовали ваши сокровища для государства безъ всякой выгоды для васъ? Напротивъ, если я предлагаю заемъ, то съ тмъ, чтобы каждый изъ васъ ногъ извлечь изъ него выгоду, чтобы на каждый фунтъ, который вы жертвуете на пользу страны, вы могли бы получить громадные проценты. Разв я требую отъ васъ, мои сотоварищи по мстамъ и мои братья пенсіонеры, чтобы вы пожертвовали хоть частью вашихъ жалованій на общественныя нужды? Напротивъ, разв я не стараюсь ежедневно увеличить ваше жалованье и ваше число, по мр того, какъ стран становится все трудне содержать васъ? Разв я требую отъ васъ, мои недавніе и самые ревностные прозелиты, пришедшіе ко мн съ спеціальнымъ намреніемъ поддержать войну, войну необходимую, какъ вы торжественно утверждаете, для спасенія Британіи и для сохраненія ея гражданскаго устройства,— разв я требую отъ васъ, чтобы вы пожертвовали хоть частью вашихъ частныхъ доходовъ для общечеловческаго дда? Нтъ, джентльмены, я считаю низкимъ извлекать выгоды изъ вашего ревностнаго усердія, и чтобы доказать, что искренность вашей привязанности ко мн не нуждается въ такого рода подтвержденіяхъ, я сдлаю такъ, чтобы, ваши интересы совпадали съ вашими убжденіями. Я буду содержать большинство изъ васъ на общественныя средства, вмсто того, чтобы просить васъ увеличить ихъ’. И затмъ онъ высказываетъ свои собственные взгляды на такое положеніе вещей. Онъ осыпаетъ насмшками опасенія своихъ соперниковъ, ихъ требованія войны, необходимой будто бы для спасенія страны и конституціи, ихъ увренія, будто бы народъ ничего не будетъ имть противъ новыхъ тягостныхъ налоговъ, такъ какъ дло идетъ о спасеніи всхъ.

Самъ Шериданъ во все время парламентской дятельности оставался врнымъ и безкорыстнымъ сторонникомъ своей партіи, онъ никогда не измнялъ своимъ убжденіямъ, онъ всегда оставался вренъ великимъ принципамъ французской революціи, стоялъ за свободу и реформу, принималъ сторону Ирландіи въ ея борьб съ Англіей и никогда не пользовался преимуществами своего политическаго положенія для какихъ-либо личныхъ выгодъ. Его дружба съ принцемъ Уэльскимъ, такъ много повредившая его репутаціи, отличалась полнымъ безкорыстіемъ, онъ жертвовалъ ему своимъ временемъ, помогалъ ему совтами, исполнялъ за него массу работъ и никогда не принималъ отъ него никакого вознагражденія, ‘ни даже подарка, хотя бы въ вид лошади или картины’. И только въ 1804 г. онъ согласился, наконецъ, посл долгихъ переговоровъ и убжденій со стороны друзей, принять должность сборщика податей въ Кориваллис. Но когда черезъ нсколько времени принцъ измнилъ вигамъ и перешелъ въ консервативный лагерь, приглашая къ этому и своего друга, Шериданъ предпочелъ скоре разорвать съ нимъ, чмъ измнить своей партіи.

Въ 1809 г. Шеридана поразило страшное несчастіе, вызвавшее его разореніе: сгорлъ театръ, только недавно возобновленный и служившій единственнымъ источникомъ его доходовъ. Шериданъ былъ въ палат общинъ, когда пришли сказать о пожар. Многіе члены изъ уваженія къ его продолжительной парламентской дятельности предложили отложить засданіе, но Шериданъ первый возсталъ противъ этого. ‘Какіе бы ни были размры этого несчастія,— сказалъ онъ,— я думаю все же, что оно не иметъ никакого отношенія къ государственнымъ дламъ’. Онъ оставилъ своихъ товарищей обсуждать войну въ Испаніи и ухалъ на пожаръ. Черезъ нсколько времени одинъ изъ актеровъ нашелъ его въ кофейной за бутылкой портвейна и не могъ не выразить ему своего негодованія. ‘Я думаю, что можно дозволить человку выпить стаканъ вина на своемъ собственномъ пожар’,— отвтилъ ему Шериданъ. Вскор посл пожара ему удалось составить комитетъ для возобновленія театра, которому онъ продалъ свой патентъ. Но полученныя деньги быстро изсякли, большая часть ихъ ушла на уплату долговъ. Тогда наступило самое печальное время для Шеридана: кредиторы осаждали его со всхъ сторонъ, средствъ для существованія не было. Въ это же время онъ потерплъ пораженіе на выборахъ и долженъ былъ оставить парламентъ. Это было для него послднимъ ударомъ. Принцъ Уэльскій предлагалъ ему перейти въ консервативную партію, но Шериданъ съ негодованіемъ отвергнулъ, такое предложеніе, Его банкротство и выходъ изъ парламента сразу измнили отношенія.къ нему общества. Старый левъ былъ больше ни на что не нуженъ.Слава его была забыта, остался только жалкій расточительный старикъ, характеръ котораго не заслуживалъ уваженія, и къ нему относились съ презрительнымъ состраданіемъ. Кредиторамъ нечего было больше ждать отъ него, а такъ какъ платить ему было нечмъ, то они посадили его въ долговую тюрьму, гд онъ провелъ два или три дня, покуда одному изъ его друзей не удалось, наконецъ, освободить его. ‘Когда онъ вернулся домой,— говоритъ Муръ,— мужество покинуло его, и онъ разразился долгими и страстными рыданіями, оплакивая, какъ онъ выражался, свое униженіе’. Вс оставили его. И его партія, которой онъ такъ долго и врно служилъ, и принцъ безъ малйшаго сожалнія отвернулись отъ своего прежняго сотоварища и друга. Ничего нтъ печальне послднихъ лтъ его жизни. Когда кто-то передалъ ему, что молодой Байронъ, бывшій теперь, какъ онъ когда-то, героемъ дня, хвалилъ его, какъ писателя лучшихъ комедій, лучшей оперы и какъ лучшаго оратора своего времени, старый ветеранъ прослезился. Такъ дорого цнилъ теперь похвалу бывшій кумиръ общества, служившій предметомъ восхищенія для двухъ поколній. Маленькій кружокъ друзей еще оставался вренъ ему. Патеръ Муръ, Самюэль Роджерсъ и еще двое или трое не покидали его до самой его смерти. Но онъ провелъ послдніе годы своей жизни и сошелъ въ могилу, покинутый всми своими прежними блестящими товарищами, искавшими прежде его дружбы. Лордъ Гомгандъ, правда, разъ постилъ его, а герцогъ Кентскій прислалъ ему письмо, полвое вжливыхъ сожалній въ отвтъ на его отказъ присутствовать на митинг, вслдствіе нездоровья. Но ни принцъ, ни государственные люди, врнымъ товарищемъ которыхъ онъ былъ такъ долго, ни разу не прислали даже освдомиться объ его здоровь. Постоянное злоупотребленіе виномъ разрушило, наконецъ, его крпкій организмъ. Но и на одр болзни онъ не зналъ покоя отъ кредиторовъ,— они преслдовали его до самой смерти. Въ его дом было все описано, шерифъ хотлъ уже войти въ комнату больнаго, но былъ остановленъ докторомъ, сказавшимъ ему, что его появленіе можетъ убить больнаго. За нсколько дней до смерти Шеридана кто-то изъ его друзей напечаталъ письмо въ Morning Post, гд въ яркихъ чертахъ обрисовалъ положеніе Шеридана. ‘О, поспшите отдернуть занавсъ, за которымъ скрываются страданія этого гордаго духа’,— говоритъ неизвстный авторъ. Письмо на другой же день было перепечатано въ другихъ газетахъ и произвело громадное впечатлніе. Титулованные аристократы, государственные дятели опять появились у дверей Шеридана и испуганная служанка никакъ не могла понять, чего хотятъ вс эти люди отъ ея умирающаго господина. Самъ герцогъ Іоркскій послалъ ему свою карточку. Но визиты пэровъ и членовъ палаты не могли ни помочь, ни повредить Шеридану. Онъ скончался 6 іюля 1816 г., на шестьдесятъ шестомъ году своей жизни. И посл его смерти слава и блескъ снова вспыхнули надъ его могилой. Человка, послдніе годы жизни котораго протекли, въ бдности и страданіяхъ, хоронили теперь съ торжественною пышностью. На погребеніи его присутствовали двое королевскихъ величествъ, чуть ли не половина всхъ герцоговъ и бароновъ англійской аристократіи, гробъ его былъ опущенъ въ роскошный склепъ Вестминстерскаго аббатства. ‘Гд были вс эти королевскія особы,— восклицаетъ Муръ въ справедливомъ порыв негодованія,— которыя толпятся теперь, ‘подчиняясь игу’ Шеридановой славы, гд находились они, когда онъ былъ еще живъ? Гд были они нсколько недль тому назадъ, когда ихъ вмшательство могло бы спасти его сердце отъ смертельныхъ страданій? Но обо всемъ этомъ нельзя говорить спокойно. Если человкъ былъ недостоинъ самаго простого вниманія при жизни, то къ чему теперь вся эта пышность, вс эти сожалнія и почести надъ его могилой?’

Такъ печально кончилась жизнь человка, родившагося въ неизвстности, достигнувшаго, благодаря таланту и энергіи, славы, богатства, почестей и умершаго въ бдности и забвеніи. Но слава его юности не умерла съ нимъ, посл его смерти она воскресла съ новою силой, его парламентская дятельность, его защита свободы печати признаются исключительною заслугой, а его комедіи служатъ ему лучшимъ памятниковъ и имя его въ англійской литератур стоитъ на ряду съ лучшими драматическими писателями’

А. П.

‘Русская Мысль’, кн.V, 1892

Шериданъ *).

Читайте также: