Шакунтала, Калидаса, Год: 1916

Время на прочтение: 85 минут(ы)

Калидаса

Шакунтала

Жизнь Будды / Ашвагхоша. Драмы / Калидаса, Пер. К. Бальмонта
М., ‘Художественная литература’, 1990.

Действующие лица

Царь Душианта1.
Бгарата2, по прозванию Всеукротитель, его сын.
Мадгавия, шут, его сотоварищ.
Возница.
Раиватака, привратник.
Бгадрасена, полководец.
Карабгака, слуга.
Парватайяна, придворный.
Сомарата, домашний жрец царя.
Канва, отец отшельник.
Сарнгарава, Сарадвата, Гаритa — его ученики.
Дурвасас, гневный мудрец.
Начальник стражи.
Сучака, Джанака — стражники.
Рыбак.
Сакунтала, приемная дочь Канвы.
Анасуйя, Приамвада — ее подруги.
Гаутами, мать отшельница.
Касиапа, отец богов.
Адити, мать богов.
Матали, возница небесного царя.
Галява, послушник в небе.
Мишракеши, небесная дева.
Театральный директор и Актриса (в Прологе).
Отшельник и отшельницы.
Два придворных поэта.
Дворцовые слуги.
Невидимые волшебные существа.

Первые четыре действия происходят в Лесной пустыни, пятое и шестое — в царском дворце, седьмое — на небесной горе.
Время, протекающее за все семь действий, лет семь.

ПРОЛОГ

НАЧАЛЬНАЯ МОЛИТВА3

Восемь тел4 высокого владыки:
Первая из созданных, Вода,
Жертву совершающее, Пламя,
Жрец, в телесном облике своем,
Солнце и Луна, что время делят,
Звука путь, объемлющий Эфир.
И Земля, где семя всякой жизни,
И дыханье тех, кто дышит, Воздух.
В этих возникающий восьми,
Да пребудет милостив владыка.
Театральный директор. Ну, довольно. (Поворачиваясь к уборной.) Любезнейшая, как будешь готова, прошу пожаловать сюда.

Актриса входит.

Актриса. Вот и я. Да скажет мне мой повелитель, что я должна делать.
Театральный директор. Весьма разборчивая у нас публика, и новую драму предложим мы вниманию собравшихся. Зовется она — Сакунтала и Кольцо-примета, а написал ее знаменитый Калидаса. Каждый, кто выступит, да принесет сюда весь свой пыл.
Актриса. Ты все приготовил великолепно. Помехи не будет ни в чем.
Театральный директор (улыбаясь)
Ну, говоря по правде,
Пока не похвалит знаток,
Игрою нельзя похвалиться.
И даже, кто сам преуспел,
Поддержки он ждет в одобренье.
Актриса. Это так. Что прежде всего мне нужно сделать?
Театральный директор. Прежде всего спой что-нибудь дабы усладить слух присутствующих5.
Актриса. Какое же время года мне воспеть?
Театральный директор. А только что лето началось — его и воспой. Ведь в это время года —
Так радостно броситься в свежие воды,
Бигнонией дышит лесной ветерок,
И дремлется сладко в тени благовонной,
И в сумерках светлых кончается день.
Актриса. Хорошо. (Поет.)
Сирис7 — красивый цветок,
Полон душистой пыльцой,
Девушки любят цветы
В волосы нежно вплести.
Только тихонько срывай,
Пчелы в цветке — примечай.
Театральный директор. Отлично, отлично. Весь театр прямо пленен твоим пением,— вон они все сидят, как нарисованные. Какую же мы им пьесу представим, дабы снискать их благоволение?
Актриса. Но ведь ты же сам только что мне сказал, что мы представим новую драму, называющуюся — ‘Сакунтала и Кольцо-примета’.
Театральный директор. Ах, правда. Спасибо. А я совсем было позабыл.
Так нежно ты пела, твой голос свирель.
Царя Душианту так манит газель.

Уходят.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

В колеснице, преследуя лань, появляется царь Душианта, в руках у него лук и стрела. С ним возница8.

Возница (смотря на царя и лань). Высокий повелитель.
Когда ты мчишься за пятнистой ланью,
С натянутой на луке тетивой,
Мне чудится — в божественной охоте
То Сива9 лань готов сразить стрелой.
Царь. Возница, эта лань заставила нас погоняться за собой. И даже теперь —
Как шею склоняет она,
Назад посылая свой взгляд,
И снова глядит и глядит
На эту погоню за ней.
Как жмет она тело вперед
Из страха пронзенья стрелы!
Усыпан за нею весь путь
Стеблями, что были во рту,
Она не успела их съесть,
И влажная пала трава.
Как вверх она прыгает, глянь,
Почти не бежит, а летит!
(С удивлением.) Гонись не гонись, я едва ее вижу.
Возница. Высокий повелитель, я задержал лошадей, потому что дорога была неровная. Оттого и лани можно было так далеко убежать. А теперь мы на ровной дороге, и ты легко ее настигнешь.
Царь. Тогда пусти вожжи вольно.
Возница. Слушаю, повелитель. (Он изображает быстрое движение.) Смотри, смотри, повелитель.
Едва я вожжи отпустил,
Как кони понеслись —
И точно жаждут перегнать
Уклончивую лань.
Как облако — за ними пыль
Летит, но не догнать.
Их шея вытянута впрямь,
Прижаты уши вплоть.
И на застывших головах
Не дрогнет их убор.
Они спешат, они летят,
Их словно ветер мчит.
Царь (радостно). Смотри, кони догоняют.
Вперед и вперед колесница бежит.
Что малым казалось, то вдруг возросло.
Что было раздельным, слилось, как пятно,
Что было кривое, вдруг стало прямым,
Что около было, вон там уж вдали,
Что было далеким, вот здесь предо мной10.
Теперь смотри, как застрелю ее. (Кладет стрелу на тетиву.)
Голос за сценой. Царь, остановись, эта лань принадлежит Пустыни, ее нельзя убивать.
Возница (слушает и смотрит). Высокий повелитель, там встали два отшельника между тобой и ланью.
Царь (поспешно). Останови лошадей.
Возница. Слушаю, высокий повелитель. (Он делает это.)

Входит отшельник с учеником своим.

Отшельник (поднимая руку). Царь, эта лань принадлежит Пустыни.
Не надо, не надо убийства11,
Стрелу в эту лань не стреми,
Ведь это как если бы в чащу
Цветочную бросить огонь.
Ужели же нежное тело
Той лани — достойная цель
Для этой пронзающей, острой,
Для этой алмазной стрелы?
В колчан положи смертоносность.
Оружие ты получил,
Чтоб быть огорченным защитой,
Не смертью невинных существ.
Царь (опуская лук). Вот, сделано. (Делает это.)
Отшельник (радостно). Деяние, достойное тебя, отпрыск рода Пуру12, и сияющий пример для царей. Да родится у тебя сын, дабы править Землею и Небом.
Царь (низко склоняясь). Благодарю за благословение, сказанное Браманом.
Два отшельника. Царь, мы вышли собрать топлива. Здесь, на берегу Малини13, ты можешь видеть Пустынь отца Канвы, а Сакунтала охраняет ее, как некая богиня покровительствующая. Если другие божества не против, просим, войди и будь гостем. А кроме того,
Увидишь, как свершаются спокойно
Отшельников священные обряды,
Почувствуешь, что не напрасно в шрамах
Твоя, покой дающая, рука.
Царь. А отец отшельник здесь?
Два отшельника. Нет, чтоб гостей приветить, он оставил дочь, а сам только что ушел в Соматирту14, дабы предотвратить злую участь, грозящую ей.
Царь. Хорошо, я увижу ее. Она почувствует мое благоговение и расскажет об этом мудрому.
Два отшельника. Так мы пойдем теперь своей дорогой.

Отшельник уходит с учеником.

Царь. Возница, поезжай. Вид благочестивой Пустыни очистит нас.
Возница. Слушаю, высокий повелитель. (Он опять изображает движение.)
Царь (оглядываясь кругом). Если бы даже нам и не сказали, было бы легко догадаться, что это пределы благочестивой рощи.
Возница. Почему?
Царь. Разве ты не видишь? Смотри же:
В тени деревьев рисовые зерна,
Клюя, их разбросали попугаи,
Просунув длинный клюв свой из дупла,
Миндальное целительное масло15
На камне растиральном здесь и там,
И едем мы, но, полные доверья,
Внимательные лани не бегут,
И путь к реке везде обрызган влагой,
С отшельничьих одежд она текла.
А потом еще:
Источники, под ветерком курчавясь,
К корням деревьев светлой влагой льнут,
И красный свет цветов горит сквозь синий
Благоговейно восходящий дым,
И на лужайках с нежною травою
Оленей молодых идут стада.
Возница. Это все так.
Царь (помедлив). Мы не должны тревожить Пустынь. Остановись, и я сойду16.
Возница. Я держу вожжи. Сходи, высокий повелитель.
Царь (сходит и оглядывает себя). В Пустынь нужно входить в скромной одежде17. Возьми эти украшения и лук. (Отдает их вознице.) Пока я буду у отшельника, помочи спину лошадям.
Возница. Слушаю, высокий повелитель. (Уходит.)
Царь (идет и смотрит вокруг). Пустынь. Хорошо, я войду. (В то время как он входит, он чувствует подергивание в руке18.)
Место спокойное. Что б это значило,—
Трепет19. Сюда не придет же любовь.
Впрочем, к тому, что судьбой предназначено,
Двери открыты везде.

Голос за сценой. Этой дорогой, девушки.

(Прислушиваясь.) Мне кажется, я слышу кого-то направо от рощи. Нужно узнать. (Идет и осматривается кругом.) Ах, это девушки-отшельницы, с кувшинами как раз таких размеров, чтобы они могли их нести. Они идут сюда поливать деревья. Они очаровательны.
Если столько в них чары в безлюдной пустыне,
Как не встретить у девушек в царском дворце,
Достодолжно признать, что лесные лианы
Превосходнее в свойствах садовых лиан20.
Я отойду в тень и подожду их. (Стоит и смотрит в сторону девушек.)

Входит с двумя подругами Сакунтала, поливая деревья.

Первая подруга. Мне кажется, милая, что отец. Канва более заботится о деревьях Пустыни, чем о тебе. Ты нежна, как цветок жасмина, а он велит тебе наполнять водой канавки около деревьев.
Сакунтала. О, тут не столько отец велит. Мне растения — как сестры21. (Поливает деревья.)
Приамвада. Сакунтала, мы полили деревья, что цветут летом. Теперь обрызгаем водою те, что уже отцвели. Это будет более благим делом, потому что мы сделаем его бескорыстно.
Сакунтала. Какая красивая мысль. (Делает это.)
Царь (про себя). Так это дочь Канвы, Сакунтала. (С удивлением.) Благой отец делает дурно, заставляя ее носить отшельническую одежду из коры 22.
Мудрец, что ярмом покаянья и горести
Возжелал чарованья ее укротить,
Решил лепестками лазурного лотоса
Тяжелые сучья губить.
Ну, хорошо, я отойду за дерево и посмотрю, что она будет делать с своими подругами. (Прячется.)
Сакунтала. Ах, Анасуйя, Приамвада так затянула на мне одежду из коры, что она жмет. Прошу, распусти ее.

Анасуйя делает это.

Приамвада (смеясь). Ты бы лучше упрекала красоту свою расцветающую.
Царь. Она права.
Связуя на плечах узлами,
Покров из колющей коры
Скрывает девственные груди
И утесняет их расцвет.
В лесу под желтыми листами
Так расцветает цветок весной,
И вот покров осенних листьев,
Тесня, скрывает красоту.
Но, говоря по правде, эта одежда из древесной коры не враждует с ее красотой. Она лишь добавочное украшение. Потому что:
Хоть скрыт болотною травою,
Сияет лотос красотой.
Хоть на Луне темнеют пятна,
Блистает светлая Луна.
И хоть покрыт корой древесной,
Не скрыт девический тот стан,—
На теле юном, теле стройном
Какой не будет мил наряд?
Сакунтала (смотря вперед). О девушки, это манговое дерево хочет мне что-то сказать, ветки его движутся в ветре, как пальцы. Пойду посмотрю. (Делает это.)
Приамвада. Постой, Сакунтала, подожди минутку и стой так прямо там, где ты стоишь.
Сакунтала. Почему?
Приамвада. Когда я тебя вижу там, это точно виноградная лоза вьется вокруг мангового дерева.
Сакунтала. Я вижу, почему они зовут тебя льстивой23.
Царь. Но лесть эта — правда.
Ее руки — нежные побеги,
Ее губы — красные цветы,
Ее губы — жаркие расцветы,
Ее груди — свет цветочных чаш.
Анасуйя. Сакунтала, вот ветка жасмина, что ты назвала Лунный Свет Лесной. Эта ветка выбрала манговое дерево в мужья24.
Сакунтала (подходит и радостно смотрит). Какая прелестная чета! Жасмин являет свою юность свежими своими цветами, а манговое дерево выказает силу своим наливающимся плодом. (Стоит и смотрит на эти растения.)
Приамвада (улыбаясь). Анасуйя, знаешь, почему Сакунтала так пристально смотрит на Лунный Свет Лесной?
Анасуйя. Нет. Почему?
Приамвада. Она думает, что Лунный Свет Лесной нашел себе подходящего друга, и надеется, что она тоже встретит хорошего жениха.
Сакунтала. Тебе самой это не мешает. (Зачерпывает кувшином воду.)
Анасуйя. Смотри, Сакунтала, вот здесь вьюнок, отец Канва сам выхолил это растение собственными руками — как тебя. А ты забываешь его.
Сакунтала. Я скорей себя забуду. (Она идет к вьюнку и смотрит на него радостно.) Удивительно. Удивительно. Приамвада, я что-то тебе радостное скажу.
Приамвада. Что, милая?
Сакунтала. Это совсем не по времени года, но вьюнок весь покрылся цветочными почками до самого корня.
Две подруги (бегут к ней). Правда?
Сакунтала. Ну конечно. Разве вы не видите?
Приамвада (смотря радостно). И я тебе что-то радостное скажу. Ты скоро выйдешь замуж.
Сакунтала (сердито). Ты знаешь, что это как раз тебе самой не мешает.
Приамвада. Я не дразню тебя. Я на самом деле слышала, как отец Канва сказал, что эта цветущая лоза будет знаком твоего будущего счастья.
Анасуйя. Вот почему, Приамвада, так любовно поливает Сакунтала эту лозу.
Сакунтала. Она сестра моя. Почему бы не дала я ей воды? (Зачерпывает воду.)
Царь. Могу ли я надеяться, что у этой дочери отшельника мать принадлежит к другой касте?25 Так должно быть.
Супругою воителя ей, верно, можно быть,—
Иначе как бы смел мой дух томиться в возжеланье?
Когда в сомненье разум наш, не зная, где наш путь,—
Нам сердце точно говорит в нелживом указанье.
Но я должен узнать всю правду.
Сакунтала (с волнением). А-а! Пчела улетела с ветки жасмина и прямо в лицо мне. (Показывает, как пчела надоедает ей.)
Царь
(пламенно)
Ты, медвяная летунья,
Хлопотливая пчела,
Ты крылом звенящим реешь
Возле трепетных ресниц.
И жужжишь при этом нежно,
Точно на ухо ты ей
Хочешь ласково поведать,
Нашептать исподтишка.
Хоть она рукой своею
Отгоняет твой полет,
С юных губ ее крадешь ты
Весь восторг, что в них расцвел.
(Ревнуя.)
Шестиногая летунья,
Ты куда ни полетишь,
За тобой стремится следом
Этот, полный ласки, взгляд.
И хоть страхом, не любовью,
Те движенья внушены,
Все полны они играньем,
В каждом искрится любовь.
Я ж, ее лишь зная имя
И не ведая семьи,
Здесь стою, и ты — у цели,
Я же близко и вдали.
Сакунтала. Девушки! Спасите меня от этой чудовищной пчелы.
Две подруги (улыбаясь). Кто мы, чтобы спасти тебя? Позови лучше Душианту. Благочестивые рощи находятся под его покровительством.
Царь. Хороший случай показаться. Не… (Удерживается.) Нет, они сейчас же догадаются, что я царь. Мне больше нравится появиться в качестве гостя.
Сакунтала. Она не оставляет меня. Я убегу. (Делает шаг и осматривается.) Ай, ай! Что мне делать? Она меня преследует. Спасите меня!
Царь (поспешно выступая вперед). А!
Царь из мощного рода Пуру
Процветает на этой земле,
Он карает бесстыдную грубость,—
Кто тот дерзкий, который посмел
Этих девушек благоговейных
Потревожить в их Пустыни здесь?

Девушки несколько смущаются при виде царя.

Анасуйя. Ничего особенно страшного, владыка. Вот только нашу подругу (указывает на Сакунталу) испугала и раздразнила пчела.
Царь (к Сакунтале). Я думаю, благословенны дни здесь — дни благоговейные.

Сакунтала опускает глаза в замешательстве.

Анасуйя. Да, теперь, когда такой у нас высокий гость.
Приамвада. Добро пожаловать, владыка. Сакунтала, сходи в беседку и принеси плодов26. Этой водою можно омыть ноги гостю.
Царь. Слыша учтивые ваши слова, я уже вижу ваше гостеприимство.
Анасуйя. Тогда прошу, владыка, присядь и отдохни на этой тенистой скамейке.
Царь. Вы тоже, я думаю, устали от благочестивых ваших работ. Прошу, присядьте на минуту.
Приамвада (в сторону, к Сакунтале). Милая, мы должны быть вежливы с гостем. Мы ведь присядем?

Три девушки садятся.

Сакунтала (к самой себе). Почему такие чувства во мне, когда я вижу его? Нейдет к Пустыни то, что в сердце моем.
Царь (смотря на девушек). Пленительно видеть вашу дружбу. Вы все юны и красивы.
Приамвада (в сторону, к Анасуйе). Кто б он был? Какой он таинственный, достойный и вежливый! Он поступает как царь и благородный.
Анасуйя. Мне тоже хотелось бы это знать. Я спрошу его. (Громко.) Владыка, ты так вежлив и учтив, что я решаюсь что-то спросить тебя. Какой царственный род тобою украшен, властитель? Какая страна печалится о твоем отсутствии? Почему благородный человек, со столь изящным воспитанием, предпринял утомительное путешествие в благочестивую нашу рощу?
Сакунтала (в сторону). Смелее, сердце. Твои собственные мысли сказала вслух Анасуйя.
Царь (в сторону). Сказать ли мне сразу, кто я, или скрыть это? (Он размышляет.) Вот так я сделаю. (Громко.) Я изучаю Священное писание27. Мне поручено наблюдать справедливость в царских городах. И я пришел сюда, чтоб убедиться, что ничто не нарушает жертвоприношений28.
Анасуйя. У нас здесь, в Пустыни, есть кому позаботиться о нас.

Сакунтала выказывает смущение.

Две подруги (наблюдая за ощущениями царя и Сакунталы. В сторону, к Сакунтале). О Сакунтала. Если б только отец был сегодня здесь.
Сакунтала. Что же было бы?
Две подруги. Он сделал бы превосходного нашего гостя счастливым, хотя бы лишился при этом самого драгоценного своего сокровища.
Сакунтала (с притворным гневом). Подите вы! Что вы там болтаете! Не хочу вас слушать.
Царь. Я тоже хотел бы что-то спросить у вас о вашей подруге.
Две подруги. Твой вопрос нам желанен, владыка.
Царь. Отец Канва всю жизнь живет как отшельник. А вы говорите, что ваша подруга — его дочь. Как же это так?
Анасуйя. Слушай же, властитель. Есть тут такой великий царственный мудрец по имени Каусика…29
Царь. Ах да. Знаменитый Каусика.
Анасуйя. Знай же, это от него произошла наша подруга. Но отец Канва настоящий отец для нее, потому что он стал о ней заботиться, когда она была покинута.
Царь. Ты пробуждаешь мое любопытство этим словом — покинута. Могу узнать я весь рассказ?
Анасуйя. Слушай, владыка. Много лет тому назад этот царственный мудрец вел жизнь, полную строгого подвижничества, и боги, возревновав, послали небесную деву 30 Менаку, чтоб смутить его в благоговейности.
Царь. Да, боги ревнуют, когда видят строгое подвижничество. И потом?..
Анасуйя. И вот чарующей весной он увидал пьянящую красоту ее… (Останавливается в замешательстве.)
Царь. Остальное ясно. Она, конечно, дочь небесной девы.
Анасуйя. Да.
Царь. Так и должно было быть.
Такое очарование,
Нет, не от здешней женщины.
Блистающая молния
Не из земли рождается.

Сакунтала опускает голову в смущении

(К самому себе.) О, желания мои превращаются в надежды.
Приамвада (смотря с улыбкой на Сакунталу). Владыка, мне кажется, что ты как будто хотел еще что-то спросить?

Сакунтала грозит ей пальцем.

Царь. Да, ты угадала. Хотелось бы мне знать побольше о благочестивой вашей жизни, и есть у меня еще один вопрос.
Приамвада. Не колеблись же. Мы, отшельники, готовы отвечать на все вопросы.
Царь. Вопрос мой следующий:
До замужества ли только соблюдать она должна,
Как отшельница, обеты воздержанья от любви,—
Или нежными очами нужно видеть ей всегда
Только очи нежных ланей в изумрудной тишине?
Приамвада. Владыка, мы исполняем обет вести жизнь добродетельную. Но отец ее желает отдать ее достойному любящему.
Царь
(радостно, к самому себе)
О сердце, бесстрашно желай,
Сомненья ушли наконец.
Ты думало — здесь лишь огонь,
А здесь ожерелье твое.
Сакунтала (сердито). Анасуйя, я ухожу.
Анасуйя. Почему так?
Сакунтала. Я иду сказать матери Гаутами, что Приамвада говорит глупости. (Встает.)
Анасуйя. Милая, мы, отшельницы, не можем небрежно относиться к высокому нашему гостю и уходить, когда нам вздумается.

Сакунтала хочет уйти, не отвечая.

Царь (в сторону). Она уходит. (Он быстро встает, как бы желая удержать ее, но овладевает собой.) Кто любит, в том мысль есть действие.
Хотя я победил себя
И не пошел за ней,
Мне кажется — я встал, пошел,
И вновь пришел — во сне.
Приамвада (подходя к Сакунтале). Ты, милая ворчунья, ты не должна уходить.
Сакунтала (оборачивается, нахмурив брови). Почему бы нет?
Приамвада. Ты должна полить еще два дерева. Заплати долг, тогда можешь идти. (Она заставляет ее вернуться.)
Царь. Она уже устала поливать деревья, это видно. Смотрите.
Плечи ее поникают, ладони у ней покраснели,
Руки устали тяжелый кувшин поднимать, опускать,
Грудь так прерывисто дышит, и капельки пота на лике,
Волосы пали без ленты, держит она их рукой.
Я отпускаю ей долг ее.

Дает двум подругам кольцо. Они берут его, читают вырезанное внутри имя и смотрят одна на другую.

Да не будет здесь недоразумения. Это подарок — от царя.
Приамвада. Тогда, владыка, тебе не нужно расставаться с ним. Слова твоего достаточно, чтобы отпустить долг.
Анасуйя. Ну, хорошо, Сакунтала, тебя освободил этот добрый ласковый господин — или, вернее, сам царь. Куда ты теперь пойдешь?
Сакунтала (к самой себе). Если бы могла, никогда бы от него не ушла.
Приамвада. Ну, что же ты не уходишь?
Сакунтала. Я не ваша слуга больше. Когда захочу, тогда и уйду.
Царь (смотря на Сакунталу. К самому себе). Она чувствует ко мне то же, что я чувствую к ней? По крайней мере на это можно надеяться.
Хотя, когда я говорю,
Она со мной не говорит,
Но только я заговорю,
Она вся слушает меня.
И хоть она своим лицом
Не обращается ко мне,
Но взгляд внимательных очей
Не отрывает от меня.
Голос за сценой. Отшельники! Отшельники! Приготовьтесь защищать живые существа в благочестивой нашей роще. Царь Душианта охотится по соседству.
Пыль от копыт, от коней набегающих,
Красная в солнце вечернем, летит
И на ветвях, где одежду вы сушите,
Падая, виснет, как рой саранчи.
(В сторону.) Увы! Мои воины, в поисках меня, тревожат благочестивую рощу.
Голос за сценой. Отшельники! Отшельники! Слон бежит, и в испуге бегут от него старцы, и дети, и женщины.
Он, на дерево, что было на дороге,
Натолкнувшись, клык один себе сломал.
И проходит он походкой затрудненной
От нависнувших бесчисленных лиан,
От него бегут испуганные лани,
К нам он близится как злое существо,
В страхе сам, при виде царской колесницы,
Он врывается в спокойный наш уют.

Девушки прислушиваются и с беспокойством встают.

Царь (про себя). Как прискорбно потревожили из-за меня отшельников. Мне нужно уходить.
Две подруги. Властитель, мы испуганы этой тревогою из-за слона. Позволь нам вернуться в нашу беседку.
Анасуйя (к Сакунтале). Сакунтала, милая, мать Гаутами будет тревожиться. Пойдем скорее к ней.
Сакунтала (притворно хромая). О, о! Я совсем идти не могу.
Царь. Иди тихонько. А я позабочусь о том, чтобы больше не тревожили Пустынь.
Две подруги. Властитель, у нас такое чувство, как будто мы знаем тебя очень хорошо. Прости, что недостаточно хорошо приняли тебя. Можно просить тебя, чтобы еще раз ты пожаловал к нам и дал нам возможность выказать больше гостеприимства?
Царь. Вы слишком скромны. Уже то, что я вижу вас, истинная честь для меня.
Сакунтала. Анасуйя, я обрезала себе ногу об острый лист травы 31. И одежда моя зацепилась за ветку амаранта. Подождите меня, пока я отцеплюсь. (Бросает медлящий взгляд на царя и уходит с своими подругами.)
Царь (вздыхая). Они ушли. И мне нужно уходить. Я видел Сакунталу и не хочу возвращаться в город. Я заставлю людей моих расположиться караваном недалеко от благочестивой рощи. Я не могу оторвать моих мыслей от Сакунталы.
Это — тело уходит мое от любви, а не я,
Это — тело уходит, а сердце осталось при ней,
И назад устремляется мысль и забота моя,
Точно знамя из шелка32, несомое против ветров.

(Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Входит шут, расстроенный.

Шут (вздыхая). Проклятье! Проклятье! Проклятье! С ног я сбился, вступивши в дружбу с царем, который охотится. ‘Вон лань’ — только и разговора. ‘Вон вепрь!’33 Подумаешь! И в летний полдень носится по лесам, где тени ищи-ищи — едва найдешь. Что мы пьем? Теплую воду вонючую из горных ручьев, с приправой из листьев — нечего сказать, вкусно. Кое-когда, в неположенное время, перехватим кусочек тепловатого мяса. А от лошадей и от слонов такая суматоха, что даже и ночью-то хорошенько не отдохнешь. А потом эти охотники и птицеловы — чтоб их,— будят меня ни свет и заря. Такую поднимут разноголосицу, когда в лес выезжают. Но это еще не все. На старом нарыве новый вырос. Он тут нас бросил, а сам ушел охотиться за ланью. Забрался, говорят, в Пустынь, и встретил там,— ахти, ахти мне! — и встретил там некую девицу отшельническую, что зовется Сакунтала. С тех пор уж и в мыслях нет, чтобы в город вернуться. Так вот и лежу целую ночь напролет, думаю об этом, да с боку на бок поворачиваюсь. Что мне делать? Ну, хорошо, посмотрю на своего приятеля, когда он пожалует сюда, разодетый и прикрашенный34. (Ходит взад и вперед и осматривается.) Эге! Изволят идти сюда, и лук в руке, и девица в сердце. На нем гирлянда из диких цветов35. Притворюсь, что я совсем разбит. Быть может, хоть так найду себе покой. (Стоит, опершись на палку.)

Входит царь, как был описан.

Царь
(к самому себе)
Хотя не так легко достичь моей любимой,
Она уж мыслями склонилася ко мне,
И хоть пред счастием любовь лишь дразнит сердце,
В простом томлении уж сладкий есть восторг.
(Улыбаясь.) Так влюбленный обманывает себя. Он меряет чувства возлюбленной собственными своими желаниями.
Глядела она так любовно,—
Но взгляд ее был не ко мне,
Так медленно шла, удаляясь,—
Но в том не влюбленность,— игра,
Прерывисто так говорила,—
Но это к подруге своей,
А я, как влюбленный, все это
Применяю охотно к себе.
Шут (стоит как прежде). Вот, царь, не могу ни рукой, ни ногой двинуть. Могу лишь приветствовать тебя голосом.
Царь (смотря и улыбаясь). Отчего это ты вдруг охромел?
Шут. Превосходно. Ты человеку сперва в глаз угодишь, а потом спрашиваешь, отчего у него слезы. Царь. Я не понимаю тебя. Говори без обиняков. Шут. Когда камыш сгибается, как горбун, ты камыш осуждаешь или речное течение?
Царь. Ну, конечно, речное течение. Шут. Вот и за мои беспокойства нужно тебя осуждать.
Царь. Как так?
Шут. Доброе это дело для тебя — пренебрегать твоими царскими обязанностями, и такое это выгодное дельце — жить в лесу. Да что говорить? Вот я стою здесь, Браман36, и все суставы у меня дрожат от этой вечной беготни за дикими зверями,— вот двинуться не могу. Прошу покорно, будь милостив ко мне. Дай нам вздохнуть хоть на один день.
Царь (к самому себе). Он так говорит. И я тоже, когда подумаю о дочери Канвы, не испытываю желания охотиться. Ибо:
Лук натянут, стрелы — вот,
Но стрелу я не пошлю
В ланей тех, что близ нее,
Той, которую люблю.
Шут (наблюдая за царем). Говорит он одно, а думает другое. Что же, значит, я плакал в лесу?37
Царь (улыбаясь). Что же еще я могу думать? Я как раз о том размышлял, что нужно мне последовать дружескому совету.
Шут (весело). Да живешь ты долгие лета! (Выпрямляется и хочет уйти.)
Царь. Подожди. Выслушай меня до конца.
Шут. Слушаю.
Царь. Когда ты отдохнешь, ты будешь мне товарищем в другом деле — очень легком.
Шут. Щелкать сладкие орешки?
Царь. Я тебе сейчас скажу.
Шут. Прошу покорно, повели мне отдыхать.
Царь. Есть там кто-нибудь?

Входит привратник.

Привратник. Что повелишь, государь?
Царь. Раиватака, позови полководца.
Привратник. Слушаю, государь. (Выходит и возвращается с полководцем.) Иди за мной, властитель. Вот стоит высокий повелитель, он слушает наш разговор. Подойди поближе, властитель.
Полководец (наблюдая за царем, к самому себе). Охоту считают грехом, но царю она ничего не приносит, кроме хорошего. Посмотрите на него.
Выпрямилась грудь от напряженья
При спусканье стрел от тетивы,
Весь он загорел под солнцем жгучим,
И ни капли пота на лице,
Худощав, но мускулист и строен,
Соразмерно силен и красив,
Горный слон не может с ним сравниться
Жизненностью, видимой во всем.
(Приближается.) Победа высокому повелителю. Лес полон следов от красного зверя, добыча совсем близко. Что может быть лучше охоты?
Царь. Бгадрасена, пыл мой прошел. Мадгавия проповедовал тут против охоты.
Полководец (в сторону, к шуту). Настаивай, приятель, на своем. Я позабавлю царя. (Громко.) Высокий повелитель, Мадгавия не больше как болтун и глупец. Повелитель сам может посудить, зло охота или благо. Прими в соображение:
Тело охотника — в мускулах, сильное, легкое,
Он научается видеть у дикого зверя,
Как отражается страх или гневность в уме,
Знает охотник высокое счастье — метиться
В цель, что меняется быстро в проворном движенье.
Между услад где такую другую найдешь?
Шут (сердито). Поди ты! Уходи ты, пожалуйста, и издали превозноси подобную жизнь. К царю вернулся его рассудок,— что до тебя, рабий сын, ты охоться, охоться, беги из леса в лес, пока не попадешь в пасть к какому-нибудь старому медведю, поджидающему дичины38.
Царь. Бгадрасена, совета твоего я не могу принять, потому что мы сейчас поблизости от Пустыни. Итак, сегодня,—
Пусть в прудке рогатый буйвол
Мутит воду как желает,
Пусть олень в тенистом месте
Жвачку медленно жует,
Вепри пусть у трав болотных
Ищут корень, топчут ил,
Лук мой гнулся на охоте,
Пусть он ныне отдохнет.
Полководец. Слушаю, высокий повелитель.
Царь. Верни стрелков, которые вышли вперед. И запрети воинам беспокоить Пустынь или хотя бы приближаться к ней. Помни:
В отшельнике благоговейном
Всегда таится скрытый жар,—
Как в неком камне драгоценном39,
Любимцем солнца назван он —
Чуть блеск другой к нему приближен,
Он весь пылает и горит.
Полководец. Слушаю, высокий повелитель. Шут. Ну, уходи ты теперь с своей лесной жизнью.

Полководец уходит.

Царь (к свите). Снимите вашу охотничью одежду. А ты, Раиватака, вернись к своей службе.
Привратник. Слушаю, государь. (Уходит.)
Шут. Ну, теперь ты освободился от нечисти. Присядь на тот плоский камень, деревья раскинулись над ним тенистым сводом. Я не могу сесть на него, прежде чем не сядешь ты.
Царь. Иди вперед.
Шут. Иди за мной.

Идут и садятся.

Царь. Знаешь, Мадгавия, ты, приятель, и не ведаешь, что есть зрение. Ты не видел красивейшего, что есть на свете.
Шут. Я вижу тебя, прямо перед собой.
Царь. Да, я знаю, каждый считает себя красивым, но я говорю о Сакунтале, красе обители.
Шут (к самому себе). Подброшу ли дровец в огонь? Нет! (Громко.) Но ведь она тебе не достанется, нельзя, она отшельница. Какой толк на нее смотреть?
Царь. Глупый!
Ужель напрасное томленье
Влечет наш дух на высоту,
Когда мы смотрим неотступно,
Как всходит новая луна?
Притом же мысли Душианты ни на чем запретном не останавливаются.
Шут. Хорошо, так расскажи мне про нее.
Царь
Родившись от небесной девы,
Здесь ею брошена была,
Капризница чуждалась дара
И шаловливо прочь ушла.
Благочестивый же отшельник,
Взяв девочку, усыновил,
Цветок жасмина благовонный
Возрос на темном тростнике40.
Шут (смеясь). Ты похож на человека, который, объевшись финиками, захотел кислого тамаринда. Все жемчужины дворца — твои, а тебе эта девушка понадобилась.
Царь. Ты, друг, не видал ее, иначе бы ты так не говорил.
Шут. Должно быть, она очаровательна, если ты ей пленился.
Царь. Друг, зачем много слов?
Замыслил ли ее творец, как образ,
И образу дал творческую жизнь?
Помыслил ли всю красоту мирскую
И создал так жемчужину любви?
Богинею любви она мне снится
И знаком всемогущества творца.
Шут. Значит, женщины возненавидят ее.
Царь. И я тоже думал об этом.
Она цветок, которым не дышали,
И жемчуг, что своей оправы ждет.
И ветка, до которой не касались,
И свежий мед в ячейках цельных сот.
Нет на земле такого человека,
Чтоб сметь упиться этой красотой,
И я не знаю, кто счастливец будет,
Чтоб мед тот пить и грезить той мечтой.
Шут. Так женись на ней поскорей, прежде чем бедняжка достанется какому-нибудь отшельнику с промасленной головой.
Царь. Она зависит от отца своего, а его здесь нет.
Шут. А как она к тебе?
Царь. Друг, девушки-отшельницы по самой природе своей застенчивы. И, однако же,
Когда я был близко, она на меня не смотрела,
Она улыбалась — не мне — и улыбкою скрытой,
Она не хотела — из скромности — выразить чувство,
Но чувство не очень старалась достаточно скрыть.
Шут. А ты чего ж хотел,— чтоб как только тебя увидела, так на колени к тебе вскарабкалась?
Царь. Но, когда она уходила с своими подругами, она почти показала, что любит меня.
Едва от меня отошла, вдруг вскричала —
‘Идти не могу’.
Ко мне повернулась и платьем как будто
Задела, идя, за сучок.
Шут. Оставила она тебе воспоминание, есть чем попитаться. То-то тебе так нравится благочестивая эта роща.
Царь. Друг выдумай какой-нибудь предлог, чтоб нам можно было вернуться в Пустынь.
Шут. Какой тебе предлог нужен? Разве ты не царь?
Царь. Что же в том?
Шут. Собирай подать с отшельнического риса.
Царь. Глупец. Эти отшельники платят подать совсем другого рода, полноценнее, чем полные пригоршни драгоценностей41.
Когда мы берем от обычных людей,
Мы тотчас же тратим богатство свое,
Они же такую святыню дают,
Которой богатства нетленны вовек.

Голос за сценой. Вот мы нашли его.

(Прислушиваясь.) Какие важные и спокойные голоса. Это, должно быть, отшельник.

Входит привратник.

Привратник. Победа тебе, государь. Там ждут тебя два юных отшельника.
Царь. Проси их тотчас же войти. Привратник. Слушаю, государь.

Выходит и возвращается с юношами.

Идите за мной.
Первый юноша (смотря на царя). Какой величественный вид, но он внушает доверие. Это не удивительно в царе, который полусвятой. Потому что для него —
Дворец роскошный служит как обитель,
Его правленье мудро и достойно,
Его заслуги — больше с каждым днем,
Небесные его прославят хоры42,
Двойною вознесен он будет песней —
Как царь и как благой43, когда царит.
Второй юноша. Скажи мне, это Душианта, друг верховного Индры?44
Первый юноша. Да, это он.
Второй юноша
Своей рукою город охраняя,
Ворота городские он запрет,
И сможет он один сберечь от горя
Всю землю в темном поясе морей,
Затем, что в час, когда сражают боги
Род демонов,— его им служит лук,
И палица блистательного Индры,—
В них двух сражает Солнце вражий мрак45.
Двое юношей (приближаясь). Победа тебе, государь.
Царь (вставая). Приветствую вас.
Двое юношей. Да снизойдут на тебя все благословения. (Они предлагают ему плоды.)
Царь (принимая плоды и низко кланяясь). Могу я знать причину вашего прихода?
Двое юношей. Отшельники узнали, что ты здесь, и они просят…
Царь. Они повелевают, вернее.
Двое юношей. Дело в том, государь, что в отсутствие отца отшельника злые силы тревожат нашу благочестивую жизнь46. Мы просим тебя поэтому, чтобы ты с своим возницею провел несколько ночей в Пустыни и защитил ее своим присутствием.
Царь. Я буду счастлив сделать это.
Шут (к царю). Оно совсем недурно, что тебя здесь уловили?
Царь. Раиватака, скажи моему вознице, чтобы он приехал и привез мой лук и стрелы.
Привратник. Слушаю, государь. (Выходит.)
Двое юношей
Ты отпрыск, достойный царей,
Что правили нашим народом,
Давая защиту всем тем,
Кто в этой заботе нуждался.
Царь. Прошу, идите вперед. Я прибуду за вами следом.
Двое юношей. Победа тебе, государь. (Уходят.)
Царь. Скажи, Мадгавия, любопытно тебе увидать Сакунталу?
Шут. Любопытствовал бесконечно, но эти рассказы о злых силах любопытство мое сократили вовсе.
Царь. Не бойся, ты будешь со мной. Шут. Прилипну к колесу твоему.

Входит привратник.

Привратник. Колесница готова, государь, и ждет твоего отбытия. Но некий Карабгака прибыл из города вестником от царицы-матери.
Царь (с почтительностью). От матери моей?
Привратник. Да.
Царь. Пусть он войдет.
Привратник выходит и возвращается с Карабгакой.
Привратник. Вот — государь, ты можешь подойти поближе.
Карабгака (приближаясь и низко кланяясь). Победа тебе, государь. Царица-мать повелевает…
Царь. В чем ее повеление?
Карабгака. На четвертый день от сегодня она постановляет окончить обряд поста. И по этому случаю возлюбленный ее сын да не преминет быть с нею47.
Царь. С одной стороны, мои обязанности по отношению к отшельникам, с другой — повеление моей матери. Ни тем, ни другим пренебречь нельзя. Как же быть?
Шут (смеясь). А будь на полдороге, между небом и землей48.
Царь. Поистине я смущен.
Два долга несовместные
Мой разделили дух,
Река так разделяется,
Ударясь о скалу.
(Он размышляет.) Друг, царица-мать всегда любила тебя, как сына. Вернись и скажи ей, что обязанности удерживают меня здесь, а сам исполни при ней обязанности сына.
Шут. Ведь ты же не думаешь, что я боюсь дьяволов?
Царь (улыбаясь). О могучий Браман, как мог бы я заподозрить подобное?
Шут. Но я желаю путешествовать, как принц.
Царь. Я пошлю с тобой всех воинов, чтобы они не тревожили благочестивую рощу.
Шут (выступая с важностью). Ага! Поглядите-ка на наследного принца.
Царь (к самому себе). Он порядочный болтун. Он, пожалуй, способен рассказать о моей влюбленности дворцовым женщинам. Хорошо же. (Берет шута за руку. Громко.) Друг Мадгавия, я отправлюсь в Пустынь из-за почтения к отшельникам. Не думай, что я действительно полюбил девушку-отшельницу. Сообрази только:
Царь — и девушка, живущая в спокойствии в лесу
Вместе с ланями, не ведая, что значит полюбить.
Так не думай же, что вправду я здесь сердце потерял.
Я шутил с тобой,— не более как шутка было все.
Шут. О, конечно, само собой.

Оба уходят.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Входит ученик с священной травой для жертвоприношения.

Ученик (в задумчивом удивлении). Как велика власть царя Душианты! Со времени его прибытия обряды наши совершаются беспрепятственно.
Ему и лука сгибать не нужно,
Ему не надо спустить стрелу,
Чуть тетивою он поиграет,
Бежит все злое, страшась его.
Прекрасно, я возьму эту священную траву для жрецов49, чтоб усыпать ею алтарь. (Он ходит и осматривается, потом говорит кому-то невидимому.) Приамвада, кому несешь ты эту кускусовую мазь и волокнистые листья лотоса? (Слушает.) Что ты говоришь? Что Сакунтала не на шутку занемогла от жары и что все для нее, чтоб облегчить ее страдания? Походи за ней хорошенько, Приамвада. Без нее отцу отшельнику прямо не жить. И я дам Гаутами святой воды для нее.

Входит влюбленный царь.

Царь
(с задумчивым вздохом)
Я знаю, что сила свершенья обетов
Имеет над этою девушкой власть,
Но все мое сердце влечется к ней прямо,
Как прямо сбегает с утеса поток.
О бог любви, могучий бог, твои стрелы сделаны из цветов. Как же могут они быть такими острыми? (Он что-то вспоминает.) А, понимаю.
Хоть холоден Месяц, но пламя в нем ярое тлеет,
Огонь пожирающий Сивы пылает в тебе50,
Как вечный огонь, хоть незримый, горит и сверкает
Под пропастью темных морей.
Да, Месяц и ты, вы внушаете доверие только для того, чтоб обмануть сонмы влюбленных.
Цветочные — стрелы твои,
И холоден месяц в ночи,
Об этом нам в песнях твердят,
Но это с влюбленным не так.
От холода лунных лучей
Влюбленное сердце горит,
Цветочные стрелы твои
И режут, и колют, и жгут.
И, однако же:
Если бог любви смутит ее,
Чьи глаза меня безумят,
Я его бестрепетно зову,
Им всечасно уязвленный.
О мощный бог, ты не явишь мне милосердие после таких укоризн?
Тебя с нежностью лелеял
На утре дней,
Напрасно лук твой угрожает,
Стрела — ко мне,
За попеченье мне отплата —
Я весь пронзен.
Я прогнал злые силы, жертва свершена, отшельники меня отпустили. Куда пойду, где отдохну от усталости? (Вздыхает.) Нет мне покоя ни в чем, лишь бы видеть ее, ту, кого я люблю. (Смотрит на солнце.) В эти жаркие часы полудня она обыкновенно бывает с своими подругами на берегах Малини, увитых лозой. Пойду туда. (Идет и осматривается.) Я думаю, что здесь как раз проходила сейчас стройная девушка по этой аллее молодых деревьев. Потому что:
Стебли, с которых срывала цветы она,
Свежею раной глядят,
Сок, где надломлены ветки зеленые,
Вот, не сгустился еще.
(Чувствует свежее дуновение ветерка.) Какое приятное здесь место и этот ветер меж ветвей как приятен!
Все тело, объятое жаром любви,
Приветствует ласковый тот ветерок,
Которому лотос дает аромат
И пену воздушную водный поток.
(Внимательно рассматривает почву.) А Сакунтала, наверно, в той беседке из тростника. Я вижу:
Желтый у двери песок,
Свежие светят следы,
Пальцы нажатые едва,
Пятка же четко видна.
Я спрячусь среди ветвей и посмотрю, что будет дальше. (Прячется. Радостно.) А, небо очей моих открылось мне. Вон любимица мыслей моих. Она лежит на каменной скамье, усеянной цветами. За ней ухаживают две ее подруги. Хочу слышать, что говорят они друг другу. (Стоит и смотрит.)

Входит Сакунтала с двумя своими подругами.

Две подруги (обмахивают ее листьями лотоса). Тебе лучше, милая, когда мы веем на тебя этими листьями лотоса?
Сакунтала (устало). О, вы веете на меня, милые мои?

Две подруги смотрят озабоченно одна на другую.

Царь. Она серьезно больна. (С сомнением.) Это жара или это то, на что я надеюсь? (Решительно.) Это, должно быть, то:
Умащенная грудь ее светится,
На руке ожерелье из лотосов порвано51,
Как неможется милой любимице,
Как красива она в этом нежном страдании.
И хоть кажется схожим по действию
То, что тело горит и любовь горячительна,
Никогда оттого лишь, что жарко ей,
Не бывает так девушка нежно-пленительна.
Приамвада (в сторону, к Анасуйе). Анасуйя, с тех пор как в первый раз она увидела царя, она в такой тревоге. Я не думаю, чтоб лихорадка ее была от другой причины.
Анасуйя. Подозреваю, что ты права. Я спрошу ее. Милая, мне нужно что-то тебя спросить. У тебя сильный жар.
Царь. Это похоже на правду.
Перевязь лотосов белой была,
Точно Луна их сияньем зажгла,
Лотосы вянут, темнея на ней,
Лотосы вянут от жарких огней.
Сакунтала (полупривставая). Хорошо, скажи, что ты хочешь сказать.
Анасуйя. Сакунтала, милая, ты не поведала нам, что у тебя на уме. Но я сказки слыхала, старинные сказки, и вот не могу отогнать одной мысли,— что все твои чувства — как чувства той, которая любит. Прошу тебя, расскажи нам, что тебя мучит. Нам нужно понять недуг, прежде чем мы сможем попытаться вылечить его.
Царь. Анасуйя выражает собственные мои мысли.
Сакунтала. Это мучает меня ужасно. Я не могу вам сказать этого сразу.
Приамвада. Милая, Анасуйя права. Почему скрываешь ты тоску свою? Ты увядаешь с каждым днем. Ты не больше как красивая тень самой себя.
Царь. Приамвада говорит правду.
Щеки ее побледнели, плечи ее упадают,
Грудь выражает истому, краски сбежали с лица,
Так истомилась любовью, как вянет, бледнея, лиана52
Под дуновеньем ветров знойно палящего дня.
Сакунтала (вздыхая). Никому другому не могла бы я сказать. А вас буду жалобами томить.
Две подруги. Потому мы и настаиваем, милая. Чтобы выносить скорбь, нужно делиться ею.
Царь
Подругам, что радость и горе с ней делят,
Она говорит о причине тоски,
И смотрит в себя, проверяет мгновенье,
То, первое,— страшно узнать мне ответ.
Сакунтала. С тех самых пор — как увидала я царя, что охраняет благоговейную рощу… (Останавливается в тревоге.)
Две подруги. Милая, говори дальше.
Сакунтала. Я томлюсь — я люблю его — оттого я такая.
Двеподруги. Хорошо, хорошо. Ты нашла любимого, достойного любви твоей. Но куда же большой реке и бежать, как не в море!
Царь (радостно). Я услышал, что жаждал слышать.
Так значит, та жаркая пытка — любовь,
Ту боль от огня укрощает — любовь,
Как будто бы в жаркий удушливый день
Вдруг ливень прорвался — с ним свежесть и тень53.
Сакунтала. Так если вы любите меня немножко, сделайте так, чтобы добрый царь пожалел меня. А если нет, помните, что я лишь была54.
Царь. Ее слова — конец сомнениям.
Приамвада (в сторону, к Анасуйе). Анасуйя, она далеко зашла в любви и больше не может ждать.
Анасуйя. Приамвада, ты не можешь придумать что-нибудь, чтобы мы выполнили ее желание быстро и тайно ото всех?
Приамвада. Нужно придумать, как сделать тайно. Быстро — это не трудно.
Анасуйя. Как так?
Приамвада. Царь любит ее,— это видно в том, как он нежно на нее смотрит. И он совсем исхудал, точно лишился сна.
Царь. Это совершенно верно.
Всю ночь по руке утомленной
Запястья мои золотые
Скользят55, задевая за шрамы,
Те знаки боев и ловитв.
И льются горячие слезы,
И злато они запятнали,
И слезы мои затемнили
Огонь драгоценных камней.
Приамвада (размышляя). Вот что, она должна написать ему любовное письмо. А я спрячу его в пучке цветов и сделаю так, что оно попадет в руки царю, как будто это цветы, оставшиеся от жертвоприношения56.
Анасуйя. Очень хорошо, милая, мне твоя мысль нравится. Что скажет Сакунтала?
Сакунтала. Мне кажется, что мне нужно слушаться, когда приказывают.
Приамвада. Так сочини маленькую любовную песенку и в ней намекни на себя.
Сакунтала. Я попробую. Но сердце мое трепещет,— а вдруг он воспрезрит меня?
Царь
Он здесь, он здесь, который любит,
А ты, в сомненьях о любви,
Боишься, как бы твой любимый
Вдруг не отверг твою любовь.
Кто ищет счастья, тот находит
Иль не находит счастья он,—
Но, если счастье ищет счастья,
Как можно счастья не найти?
И как любовь твою отвергнуть,
Когда богиня ты любви?
И жемчугам искать не нужно,
Затем что ищут жемчугов.
Две подруги. Ты слишком скромного мнения о своем очаровании. Разве будет кто-нибудь заслоняться от освежительного действия осенней Луны?
Сакунтала (улыбаясь). Мне кажется, что мне нужно слушаться, когда приказывают. (Размышляет.)
Царь. Это понятно мне, я глазом моргнуть не могу, когда вижу возлюбленную. Вот,
Слова ища подходящего,
Бровку одну подняла,
Точно лиана воздушная
Тянется вверх.
И на щеках горячительно
Встал еле видный пушок57,
Этим являя, что милая
Любит меня.
Сакунтала. Нут вот, я придумала маленькую песенку. Но чем же и на чем же мне ее написать?
Приамвада. Вот лист лотоса, он лоснится, как перья на груди у попугая. Ногтями ты можешь вырезать буквы на нем 58.
Сакунтала. Слушайте же и скажите мне, есть ли тут какой смысл.
Две подруги. Говори.
Сакунтала
(читает)
Сердце твое я не знаю,— знаю одно:
Лишь о тебе я помыслю, сердце мое смущено.
Так вот и думаю думу ночью и днем,
Лишь об источнике боли, только о нем.
Царь
(выступая вперед)
Если любовь тебя мучает, дева моя,
Испепелен я любовью, пепел и зарево я.
Солнце, с рассветом, туманит светом Луну,
Лотос ночной, закрываясь, глядит в глубину59.
Две подруги (видя царя, встают радостно). Благословенным да будет желание, что выполняется без промедления.

Сакунтала пытается встать.

Царь. Не вставай, не вставай, красивая Сакунтала.
Ты вся полна изнеможенья,
Обряд учтивости забудь,
Прошу, лежи, благоуханная,
На быстро вянущих цветах.
Сакунтала (с грустью, к самой себе). Сердце мое, ты же так нетерпеливилось, а теперь не находишь, что сказать.
Анасуйя. Государь, сделай честь скамье этой, присядь на нее.

Сакунтала подвигается.

Царь (садится). Приамвада, я хочу думать, что нездоровье вашей подруги не опасно.
Приамвада (улыбаясь). Лекарство применили, скоро будет лучше. Ясно, владыка, что ты и она, вы любите друг друга. Но я тоже люблю ее, и мне нужно что-то тебе сказать.
Царь. Прошу, говори без колебаний. Оставить несказанным то, что хочется сказать, всегда в конце концов причиняет боль.
Приамвада. Так слушай же, владыка.
Царь. Слушаю внимательно.
Приамвада. Оберегать отшельников от всяких бед — это долг царя. Не сказано ли это в Писании?
Царь. Самым достоверным образом.
Приамвада. Так вот, подруга наша в таком жалостном состоянии из-за любви к тебе. Пожалей ее и спаси ей жизнь.
Царь. Мне только этого и хочется. Я вижу в этом большую честь.
Сакунтала (с ревнивой улыбкой). Приамвада, зачем ты удерживаешь доброго царя? Ведь он в разлуке с придворными женщинами, он только о том и думает, как бы поскорее туда вернуться.
Царь
Меня твой взор зачаровал,
Желанная,
Лишь близ тебя хочу я быть,
Любимая.
Зачем же судишь ты меня
Неверно так?
Зачем же ранишь, если я
Уж раненый?
Анасуйя. Но, государь, у царей, как мы слышали, много любимиц. Смотри, сделай так, чтобы подруга наша не была огорчением для семьи своей.
Царь. Что еще могу сказать?
Хоть при дворе красавиц много,
Но будет править вместе с ней
Лишь опоясанная Морем.
Зеленолистая Земля60.
Две подруги. Мы рады тогда.

Сакунтала выказывает свою радость.

Приамвада (в сторону, к Анасуйе). Посмотри, Анасуйя, как с каждой минутой жизнь возращается к нашей милой Сакунтале. Точно пава, она оживляется летом, когда первый с дождем придет свежий ветерок.
Сакунтала. Мы должны просить у царя прощения за те гадкие слова, которые мы говорили.
Две подруги (улыбаясь). Кто говорит, что он гадкие слова говорил, пусть тот и просит прощения. Никто другой не чувствует себя виновным.
Сакунтала. Государь, прости нас за то, что мы говорили, не зная, что ты тут вблизи. Я боюсь, что за спиной у человека много мы всякого говорим.
Царь
(улыбаясь)
Твоя вина простилась,
Коль я могу сидеть
На том цветочном ложе,
Где ты сейчас лежишь.
Приамвада. Но этого для него не довольно будет.
Сакунтала (с притворным гневом). Замолчи. Ты гадкая девушка. Ты смеешься надо мной, когда я в таком затруднении.
Анасуйя (выглядывая из куста). Приамвада, тут маленькая лань,— верно, потеряла мать свою и все смотрит. Я хочу ей помочь.
Приамвада. Ишь какая попрыгунья. Не поймаешь. Я пойду с тобой.

Они хотят уйти.

Сакунтала. Вы не должны уходить, не оставляйте меня одну.
Две подруги (смеясь). Тебя — одну, когда царь мира с тобой. (Уходят.)
Сакунтала. Мои подруги ушли?
Царь (осматриваясь). Не тревожься, красивая Сакунтала. Разве нет с тобой смиренного слуги твоего, чтобы заменить тебе твоих подруг? Так скажи мне:
Этим влажным листом благовонного свежего лотоса
Мне не свеять ли все утомленье с тебя и печаль?
Или ножки твои, эти малые ножки лилейные,
Положить на колени к себе и тихонько ласкать?
Сакунтала. Я не хочу прегрешить против тех, кому обязана я честью. (Встает, выказывая слабость, и хочет отойти.)
Царь (удерживая ее). День еще зноен, красивая Сакунтала, а у тебя жар.
Не оставляй покойную постель,
Усеянную нежными цветами,
Не сбрасывай лилейных лепестков
С горячей груди, дышащей тревожно.
Не уходи, ты вся истомлена,
Не уходи неверною походкой.

(Удерживает ее.)

Сакунтала. Не надо! Не надо! Я во власти любви, сын Пуру. Соблюди должное. Мне некого просить о помощи.
Царь. Это упрек мне?
Сакунтала. Я не о тебе говорила, властитель. Я обвиняла судьбу.
Царь. Зачем же обвинять судьбу, дающую тебе то самое, чего ты хочешь?
Сакунтала. Как же не обвинять мне судьбу, если она отнимает у меня самообладание и так искушает меня достоинствами другого?
Царь
(к самому себе)
Хоть девушки и жаждут,
Но робкие они,
Хотя любви желают,
Но заставляют ждать.
И пусть любовь их жалит,
Она не мучит их,
Они скорее мучат
Отсрочкою любовь.

Сакунтала отходит.

Почему не выполню желание мое? (Приближается и хватает ее за одежду.)
Сакунтала. О владыка. Будь, как должно быть. Там ходят отшельники.
Царь. Не бойся семьи своей, красивая Сакунтала. Отец Канва знает священный закон. Он не будет жалеть об этом.
И разве не сказано
В преданиях истинных,
Что многие девушки
За мудрым ушли,
По выбору вольному,
Без всяких свидетелей,
И это супружество
Признали отцы61.
(Осматривается.) Ах, я вышел в открытое место. (Оставляет Сакунталу и возвращается туда, где был.)
Сакунтала (делает шаг, потом поворачивается назад с живым движением руки). О властитель, я не могу сделать того, что ты хочешь. Ведь ты меня совсем не знаешь, мы только чуть-чуть поговорили с тобой. Но не забывай меня. О, не забудь!
Царь
Если вечер приходит, от дерева тень удаляется
И далеко уходит, но все же она не уйдет,
Так, любимая, ты,— где бы ты ни была, о желанная,
Никогда не отступит от сердца тоска по тебе.
Сакунтала (делает несколько шагов. К самой себе). О, о! Когда я слышу, что он так говорит, ноги мои не хотят уходить. Я спрячусь здесь, за амарантовой изгородью, и посмотрю, долго ли продлится его любовь. (Прячется и ждет.)
Царь. О любимая, моя любовь к тебе — вся моя жизнь, а ты оставляешь меня и уходишь и не подумаешь обо мне.
Тело твое точно сирис-цветок,
Взглянешь, и вся загорается страсть,—
Как же возможно, что сердце твое
Жестко, как стебель, где сирис цветет?
Сакунтала. Когда я слышу это, нет у меня власти уйти.
Царь. Что мне делать здесь, где ее нет? (Смотрит на землю.) О, я не могу уйти.
Перевязь из лотосов,
Что на ней была,
Оковала сердце мне,
Сердце как в тюрьме.

(Благоговейно поднимает перевязь.)

Сакунтала (смотря на свою руку). Что же это,— я была так слаба, что когда запястье из лотосов упало, я даже этого не заметила.
Царь (прижимая запястье из лотосов к сердцу). О!
Ты раньше лежало на милой руке,
Ты будешь на сердце моем,
Хоть радости дать мне не хочет она,
Я радость в игрушке нашел.
Сакунтала. Я больше не могу удерживаться. Я скажу, что я потеряла мое запястье. (Приближается.)
Царь (видя ее, радостно). Царица жизни моей. Едва я начал сетовать, судьба оказалась благою ко мне.
Едва только птица пропела,
Что жарко, что хочется пить,
Как облачко в небе сгустилось
И свежий заискрился дождь.
Сакунтала (стоя перед царем). Владыка, когда я уходила, я вспомнила, что с руки у меня упало запястье из лотосов, и я вернулась за ним. Сердце мое мне сказало, что, верно, ты его взял. Прошу, отдай мне его, а то ты выдашь меня, и себя также, отшельникам.
Царь. Отдам — с одним условием.
Сакунтала. С каким?
Царь. Что я сам надену его туда, куда нужно.
Сакунтала (к самой себе). Что мне делать? (Приближается.)
Царь. Сядем на эту каменную скамью.
Они идут к скамье и садятся на нее.
(Беря Сакунталу за руку.) А!
Когда негасимым огнем62
Сжег Сива любовное древо,
Судьба не спасла ли там ветвь,
Чтоб сердце упилось расцветом?
Сакунтала (чувствуя его прикосновение). Спеши, милый, спеши.
Царь (радостно, к самому себе). Теперь я доволен. Она говорит, как жена с мужем. (Громко.) Красивая Сакунтала, запястье не слишком крепко сжимает. Могу я закрепить его иначе?
Сакунтала (улыбаясь). Если хочешь.
Царь (искусно медля, прежде чем он делает это). Смотри, красивая моя.
Запястье из лотосов блистательно белое,
Как Месяца серп молодой.
Быть может, то Месяц спаял заострения
И так снизошел с высоты,
Решив, что рука твоя, нежная, белая,
Усилит его красоту.
Сакунтала. Я не вижу его. Душистая пыльца от лотоса, что у меня в волосах над ухом, попала мне в глаза.
Царь (улыбаясь). Позволишь мне сдунуть?
Сакунтала. Я не хочу, чтобы меня жалели, как бедненькую. Но почему бы мне не довериться тебе?
Царь. Прогони такие мысли. Новый слуга не ослушивается приказаний.
Сакунтала. Это чрезмерная учтивость, она пугает меня.
Царь (к самому себе). Обязательств я не нарушу сладкой этой неволи. (Стремительно старается приподнять ее лицо к своему.)

Сакунтала борется немного, потом уступает.

Милая девушка, ворожея моя, не бойся меня.

Сакунтала устремляет на него быстрый взгляд, потом потупляет глаза.

(В сторону.)

Чуть трепещут эти губы
И девически зовут,
Чтоб душа к ним прикоснулась
И блаженства испила.
Сакунтала. Милый, ты медлишь исполнить обещание.
Царь. Лотос в твоих волосах так близко от твоего глаза и так похож на него, что я смешал их. (Тихонько дует ей на глаз.)
Сакунтала. Благодарю. Теперь я могу видеть совсем хорошо. Но мне стыдно, что я ничем не могу отплатить за твою доброту.
Царь. Что могу попросить?
Как над лотосом душистым
Вьется звонкая пчела,
Не довольно ль мне услады
Подышать твоим лицом?
Сакунтала. А что делает пчела, когда она недовольна?
Царь. Вот что! Вот что! (Притягивает ее лицо к своему.)
Голос за сценой. Невесточка, цесарочка63, скажи дружку прощай. Уж ночь идет.
Сакунтала (прислушиваясь, взволнованно). О милый, это мать Гаутами идет меня проведать. Молю, спрячься среди ветвей.

Царь прячется. Входит Гаутами с чашей в руке.

Гаутами. Вот святая вода, дитя мое. (Смотрит на Сакунталу и помогает ей приподняться.) Так худо тебе, и одна здесь с богами?
Сакунтала. Всего с минуту, как Приамвада и Ана-суйя пошли к реке.
Гаутами (окропляет Сакунталу святой водой). Живи долго и счастливо, дитя мое. Лихорадка спала? (Ощупывает ее.)
Сакунтала. Мне получше, мать.
Гаутами. Солнце садится. Вставай, идем домой.
Сакунтала (привставая, со слабостью. К самой себе). Сердце мое, ты колебалось и медлило, когда желанье твое пришло к тебе. А теперь смотри, что ты сделало. (Делает шаг и оборачивается. Громко.) Прощай, тенистая беседка, ты облегчила мою боль. До новой минуты благодатной.

Сакунтала и Гаутами уходят.

Царь (приближаясь со вздохом). Сколько препятствий на дороге к счастью.
Она, красивоокая, смотрела,
Ресницами полузакрыв глаза,
С полуотказом, с полупозвольеньем,
Прижавши палец к розовой губе,
И голову к плечу она склоняла,
Ее лицо я мог слегка поднять,
Но сам был полон трепетным бореньем,
О, почему смелее не был я?
Куда пойду теперь? Помедлю еще минуту в этой беседке, где лежала моя желанная. (Осматривается.)
Вот каменное ложе, покрытое цветами,
На лотосе увядшем любовное письмо,
Цветочное запястье, которое упало,
Пахучих водных лилий в нем стебли сплетены,
Вот здесь она лежала, и все чарует взоры,
Я не имею власти отсюда отойти,
Присутствие желанной во всем я ощущаю.
В беседке тростниковой все милою полно.

(Размышляет.)

Увы! я дурно сделал, что медлил и колебался, когда я нашел любовь мою. И теперь уж —
Если вновь я с нею встречусь,
Колебанья прогоню,
Счастье быстро улетает,
Говорю так в сердце я,
В глупом сердце, оробевшем,
А придет, и я смущаюсь.
Голос за сценой. О царь!
Вот вечерний алтарь засветился,
Пламя жертвы идет высоко,
Но, как грозные, красные тучи,
Привиденья толпятся кругом64,
Исполинские тени бросая,
Что уходят до самых небес.
(Прислушиваясь. С решительностью.) Иду. (Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Входят две подруги, собирая цветы.

Анасуйя. Приамвада, теперь наша милая Сакунтала надлежащим образом вступила в вольное супружество65, и супруг ее достоин ее. И, однако же, я беспокоюсь.
Приамвада. О чем?
Анасуйя. Жертвоприношение свершено, и отшельники сегодня отпустили доброго царя. Он вернулся в город, а там он окружен сотнями придворных женщин. Я спрашиваю себя, вспомнит ли он бедную Сакунталу или нет.
Приамвада. Тебе нечего об этом беспокоиться. Люди с таким красивым ликом не могут не быть благими. Но тут есть о чем другом подумать. Я не знаю, что скажет отец, когда он вернется из паломничества и услышит об этом.
Анасуйя. Я думаю, он будет доволен.
Приамвада. Почему?
Анасуйя. А почему нет? Ты знаешь, ведь он хотел отдать свою дочь достойному возлюбленному. Если сама судьба это выполнила, почему бы отец не был счастлив?
Приамвада. Хочу думать, что ты права. (Смотрит на свою цветочную корзинку.) Милая, мы собрали достаточно цветов для жертвенника, они уже томятся по жертвоприношению.
Анасуйя. Но мы должны сделать приношение богам, которые блюдут супружеское счастие Сакунталы66. Лучше нам собрать побольше цветов.
Приамвада. Хорошо, конечно.

Они собирают цветы.

Голос за сценой. Кто приветит меня, приходящего?
Анасуйя (прислушиваясь). Милая, там гость какой-то пришел.
Приамвада. Сакунтала дома. (Размышляя.) Да, но сегодня сердце ее далеко. Пойдем, у нас достаточно цветов.

Собираются уходить.

Голос за сценой. Ты осмеливаешься пренебрегать таким гостем, как я?
За то, что всем сердцем ослепшим
Прилипла к любимому ты,
Меня не увидев, который
Всю жизнь в покаянье провел,
Тебя да не вспомнит ушедший,
Слова да забудет свои,
Да будет — как хмелю подвластный,
А ты — как забытый рассказ.

Две подруги слушают и выказывают глубокое огорчение.

О милая! То случилось, чего и нужно было бояться. Сакунтала рассеялась и оскорбила какого-нибудь достойного человека своим невниманием.
Анасуйя (глядя вперед). Милая, это не первый встречный. Это великий мудрец Дурвасас, гневный67. Смотри, как он шагает.
Приамвада. Ничто так не горит, как огонь68. Беги упади к его ногам, приведи его обратно, а я приготовлю воды омыть ему ноги.
Анасуйя. Бегу. (Уходит.)
Приамвада (спотыкаясь). Вот еще. Я споткнулась впопыхах, и корзинка с цветами упала у меня из рук. (Собирает рассыпанные цветы.)

Анасуйя возвращается.

Анасуйя. Милая, он весь горит от гнева. Кто сможет укротить его? Я только умягчила его немножко.
Приамвада. И это уже очень хорошо для него. Расскажи мне, как было.
Анасуйя. Когда он не захотел вернуться, я упала к его ногам и стала умолять его. ‘Святой владыка,— сказала я,— вспомни прежнюю ее благоговейность и прости это прегрешение. Дочь твоя не узнала сегодня великую и святую твою власть’.
Приамвада. И потом?
Анасуйя. Тогда он сказал: ‘Слова мои должны исполниться. Но проклятие утратит свою силу, когда любящий увидит талисман, данный им на память’69. И он исчез.
Приамвада. Ну, мы можем теперь вздохнуть. Уходя, добрый царь надел Сакунтале на палец кольцо, где начертано его имя, чтобы она помнила его. Это ее спасет.
Анасуйя. Идем, мы совершим за нее жертвоприношение.

Идут.

Приамвада (смотря). Вон она как раз, смотри, Анасуйя. Стоит и щекою на левую руку оперлась70. Вся как на картине. Она думает о нем. Как могла бы заметить она гостя, когда забыла себя?
Анасуйя. Приамвада, не будем говорить об этом, пусть между нами это останется. Нам нужно беречь ее. Ты знаешь, какая она хрупкая.
Приамвада. Придет ли кому в голову горячей водой поливать жасмин?

Обе уходят71.
Раннее утро. Входит ученик Канвы, только что проснувшийся.

Ученик. Отец Канва вернулся из паломничества и велел мне узнать, сколько сейчас времени. Выйду на открытый воздух и посмотрю, сколько еще осталось ночи. (Уходит и осматривается.) А! Занимается заря.
Уж Месяц, владыка целебных растений,
Ушел за вершину Закатной горы,
И солнечный круг на востоке восходит,
Восходят, заходят два ока небес72.
И еще:
С ушедшей Луною закрылись нимфеи,
Лишь память осталась от их красоты,
Ах, тяжко любить, если девушка любит,
А тот, кто любим ей, далеко ушел.
И еще:
Росинки на ягодах медлят, сверкая,
Павлин пробудился и с кровли ушел,
И близ алтаря поднимаются лани,
Поспали и снова приветствуют жизнь.
И еще:
Луна, что касалась вершин высочайших
И тьму разрезала в средине небес,
Ниспала, упала, лишилась сиянья.
Была в высоте и к низинам ушла.
Анасуйя (входит поспешно. К самой себе). Это вот и случается с невинным. Царь обошелся с Сакунталой бесстыдно.
Ученик. Пойду скажу отцу Канве, что пришел час утренней жертвы.
Анасуйя. Занялась заря. Я проснулась светлая, проснулась рано. Но что буду я делать теперь, проснувшись? Ноги меня не слушаются, и обычное дело валится из рук. Так вот бывает, когда любят73. Милая девушка, с чистым сердцем, доверилась ему, изменнику. Впрочем, нет, это не вина доброго царя, это — проклятие Дурвасаса. А то как бы мог добрый царь говорить так красиво и потом за все это время не прислать даже весточки? (Размышляет.) Да, нужно будет послать ему кольцо, которое он оставил на память. Но кого мы об этом можем вопросить? В отшельниках мало сочувствия74, они не страдали. И вот хоть мне кажется, хоть я уверена, что нас осуждать здесь не за что, мы не решаемся сказать отцу Канве, что Сакунтала вступила в супружество с Душиантой и ожидает ребенка. Что же нам делать теперь?

Входит Приамвада.

Приамвада. Идем, Анасуйя, идем. Нужно собирать Сакунталу в дорогу.
Анасуйя (удивленная). Что ты хочешь сказать, милая?
Приамвада. Слушай. Я как раз пошла к Сакунтале спросить, хорошо ли она спала.
Анасуйя. Ну?
Приамвада. Она закрывала лицо руками от стыда, а отец Канва обнимал и ободрял ее. ‘Дитя мое,— сказал он,— я несу тебе добрую весть. Жертвенное приношение упало прямо в священный огонь, и дым благого предзнаменования поднялся к приносившему жертву. Заботы мои о тебе и тревоги были как наука, преподанная доброму ученику: они не принесли мне никакого сожаления. В этот самый день, сегодня, я дам тебе в провожатые отшельников и пошлю тебя к твоему супругу’.
Анасуйя. Но, милая, кто же сказал об этом отцу Канве?
Приамвада. Голос с неба произнес стих, когда он вошел в святилище Огня.
Анасуйя (удивленная). Что он сказал?
Приамвада. Слушай.
Браман, узнай, что Сакунтала — точно мимоза,
Пламенем полная тайным, что вспыхнуть должно.
Царь прикоснулся лучом к ней живого касанья,
Миру на благо означится тайный огонь75.
Анасуйя (обнимая Приамваду). Ах, я так рада, так рада, милая. Но мне и грустно также в моей радости, когда подумаю, что сегодня же мы лишимся Сакунталы.
Приамвада. Нам нужно прятать теперь нашу грусть, как только можем. Сакунтале нужно быть счастливой сегодня.
Анасуйя. Вот тут на манговом дереве висит на ветке корзиночка из кокосового ореха. Я цветочной пыльцы положила туда. Она свежая. Ты завернешь ее в лист лотоса, я дам тебе также для священного обряда76 желтого порошка и землицы со святого места и листьев от птичьего проса — все на счастье.

Приамвада делает это. Анасуйя уходит.

Голос за сценой. Гаутами, попроси достойного Сарнгараву и Сарадвату приготовиться сопровождать мою дочь Сакунталу.
Приамвада (прислушиваясь). Скорей, Анасуйя, скорее. Они зовут отшельников, которые идут в Гастинапуру75.

Входит Анасуйя с разными вещами для священного обряда.

Анасуйя. Идем, милая, спешим.

Идут.

Приамвада (смотря вперед). Вон Сакунтала. С восходом солнца она искупалась, как должно, и отшельницы дают ей в знак приветствия рисовые лепешки и желают счастья. Пойдем к ней.

Обе идут. Входит Сакунтала с теми, кто окружает ее, как описано, и Гаутами.

Сакунтала. Святые жены, я приветствую вас.
Гаутами. Дитя мое, прими счастливое поименование царицы, в нем знак, что супруг твой чтит тебя.
Отшельницы. Милая, да будешь ты матерью героя.

Все уходят, кроме Гаутами.

Две подруги (приближаясь). Хорошо ли искупалась, милая?
Сакунтала. Доброе утро, девушки. Присядьте.
Две подруги (садясь). Стой теперь прямо, мы совершим счастливый обряд.
Сакунтала. Это часто случалось, но сегодня я вдвойне благодарна. Будут ли когда еще подруги мои украшать меня? (Плачет.)
Две подруги. Не нужно плакать, милая, в эти счастливые мгновения. (Вытирают слезы и украшают ее.)
Приамвада. Ты так. красива, лучших нужно было бы тебе украшений. Это прямо обидно давать тебе эти прикрасы Пустыни.

Входит Гарита, юноша с украшениями.

Гарита. Вот украшения для нашей госпожи.

Женщины смотрят на него с удивлением.

Гаутами. Гарита, сын мой78, откуда эти вещи?
Гарита. Священною силой отца Канвы.
Гаутами. Создание его мысли?79
Гарита. Не вполне. Слушайте. Отец Канва послал нас нарвать цветов с деревьев для Сакунталы, и вдруг:
На дереве одном, как лунный белый плод,
Висело шелковое свадебное платье,
С другого красная сочилася камедь,
Которой пальцы ног охотно красят девы,
И руки виделись невидимых существ,
Подобные ветвям дерев цветущих нежно,
Все драгоценности они давали нам,
Каких бы только мы от них ни пожелали.
Приамвада (смотря на Сакунталу). Пчела родиться может в дупле древесном, но любит она мед, собираемый с лотоса.
Гаутами. Эта изысканная милость незримых существ есть знак, что ты царски будешь счастлива во дворце у твоего супруга.

Сакунтала выказывает смущение.

Гарита. Отец Канва пошел на берег Малини совершить омовение. Пойду скажу ему о милости, оказанной нам деревьями. (Уходит.)
Анасуйя. Милая, мы, бедные девушки, никогда и не видывали подобных украшений. Как нам украсить ими тебя? (Она думает и смотрит на украшения.) Но мы видали картины. Быть может, мы сумеем надеть их на тебя как следует.
Сакунтала. Я знаю, вы умные.

Две подруги украшают ее.
Входит Канва, окончив омовение.

Канва
Сакунтала сегодня в путь уходит,
С ней расстаюсь, и грусть во мне встает,
Как только я подумаю об этом,
Я вдаль смотрю, и взор мой полон слез.
Меня любовь и жалит и терзает.
Хоть я живу, не ведая жены,
Не ведая детей, отшельник мирный,—
Так как же должен чувствовать отец,
Что с дочерью своей расстаться должен?
(Ходит взад и вперед.)
Две подруги. Вот, Сакунтала, мы украсили тебя. Надень теперь это красивое шелковое платье.

Сакунтала встает и надевает его.

Гаутами. Дитя мое, тут отец твой. Глазами своими он прощально обнимает тебя, и глаза его полны слез радости. Приветь его хорошенько.

Сакунтала стыдливо приветствует его, кланяясь.

Канва. Дитя мое,—
Как Сармишта, супруга Яйяти80,
Добродетелью меряй любовь
И роди нам царевича-сына,
Чтобы правил он целой Землей.
Гаутами. Дитя мое, это не мольба, а благословение.
Канва. Дочь моя, обойди теперь кругом, слева направо, Огонь, в который только что брошено жертвоприношение.

Все обходят Огонь81.

Огонь горит на очаге,
Огонь восходит с алтаря,
Горит священная трава,
Огонь взбегает к небесам.
Как жертва съедена Огнем,
Светло пылающим Огнем,
Так тени были,— где оне?
Исчезли в пламенном Огне.
Прими, все темное гоня,
Благословение Огня.

Сакунтала обходит огонь слева направо.

Теперь можно и в путь, дочь. (Осматривается кругом.) Где же Сарнгарава и Сарадвата?

Входят два ученика.

Два ученика. Мы здесь, отец.
Канва. Сарнгарава, сын мой, веди сестру свою.
Сарнгарава. Идем.

Все идут.

Канва. Деревья рощи благоговейной, где живут существа незримые82,
Услышьте голос мой, она уходит,
Она, что не решалася испить,
Пока не напоит вас свежей влагой,
Она, что, украшения любя,
Цветов с ветвей зеленых не срывала,
И каждой почке радовалась здесь,
И праздником ей был цветок здесь каждый,
Сакунтала идет к супругу в дом,
Благословите путь ее далекий
И ласковое молвите ‘прощай’.

Раздается крик кукушки.

Сарнгарава (прислушиваясь)
Деревья услышали слово твое,
Как братья родные ответили,
И птица лесная, прощаясь с сестрой,
Протяжно кукует Сакунтале.
Незримые существа
Пусть взор твой с цветами лил’ейными нежно встречается,
Пусть тень от деревьев смягчает полуденный зной,
Дорожная пыль пусть в цветочную пыль превращается,
И мир и веселье в пути да пребудут с тобой.

Все слушают с изумлением.

Гаутами. Дитя мое, незримые существа священной рощи прощаются с тобой. Они любят родных своих. Преклонись перед священными.
Сакунтала (преклоняется. В сторону, к Приамваде). Приамвада, мне очень хочется увидеть супруга, и все же ноги мои не хотят идти. Трудно, трудно оставить обитель.
Приамвада. Не только тебе грустно при этом расставанье, милая. Смотри, вся роща чувствует разлуку.
Лани роняют траву изо рта, не глотая,
Пляску не хочет продолжить павлин,
Желтые листья вьюнок уронил, извиваясь,
Листья, как слезы, упали, грустя о тебе.
Сакунтала (что-то вспомнив). Отец, я должна проститься с любимой моей сестрой среди лиан и цветов, с Лунным Светом Лесным.
Канва. Я знаю, как ты любишь эту лесную сестру свою. Вот она как раз направо от тебя.
Сакунтала (приближаясь к жасмину и обнимая растение). Сестра лесная, Лунный Свет Лесной, обними меня и ты руками своими, этими ветвями. Я завтра уже буду далеко от тебя. Отец, заботься о ней, как ты заботился обо мне.
Канва
Еще недавно, дочь моя,
Я был в заботе о тебе,
Но вот ты милого нашла,
Вполне достойного тебя.
Так с древом манговым та ветвь
В лесной вступила нежный брак,
Я от забот освобожден,
Но буду думать я о вас.
А теперь в путь.
Сакунтала (подходя к двум подругам). Милые девушки, и вы тоже заботьтесь об этой сестре моей.
Две подруги. А кто же будет заботиться о нас, бедных? (Заливаются слезами.)
Канва. Анасуйя, Приамвада! Не плачьте! Это вы должны утешать Сакунталу.

Все идут.

Сакунтала. Отец, тут есть одна лань, у которой должен родиться скоро маленький. Когда она будет счастливой матерью, смотри, непременно пошли мне кого-нибудь с этой вестью. Не забудь.
Канва. Не забуду, дитя мое.
Сакунтала (спотыкаясь). О! о! Кто это держит мне платье и не пускает меня? (Оборачивается, чтобы посмотреть.)
Канва
Это лань, что когда-то обрезала губы
Острой осоки листом83,
Ты ее исцелила смягчающим маслом,
Ты из рук ей давала пшена84,
И она, полюбивши тебя благодарно,
Уж не хочет тебя отпускать.
Сакунтала. Милая, зачем ты идешь за мной, когда я ухожу из дому? Твоя мать умерла, когда ты родилась, и я тебя вырастила. Теперь я тебя оставляю, и отец Канва о тебе позаботится. Иди назад. Иди назад. (Отходит, плача.)
Канва. Не плачь, дитя мое. Смелее. Смотри на дорогу, что перед тобой.
Сдержи накипание слез,
Они затуманят глаза твои,
На длинных ресницах дрожа,—
Споткнешься, дорога неровная.
Сарнгарава. Святой отец, Писание85 учит нас, что мы должны провожать уходящего любимого только до первой воды. Прошу, дай нам свои поручения на берегу этого прудка и потом вернись домой.
Канва. Так помедлим в тени этой смоковницы.

Все останавливаются.

Что поручить мне передать нашему царю Душианте? (Размышляет.)
Анасуйя. Милая, нет ни одного живого существа во всей нашей роще, которое не печалилось бы, прощаясь с тобой. Взгляни:
Цесарка забыла о милом дружке,
Напрасно ее он зовет.
За лотосом прячась, он грустно кричит:
‘Услышь, я тоскую, услышь’.
Канва. Сарнгарава, сын мой, когда предстанет Сакунтала перед царем, передай ему от меня следующее:
Прими во вниманье, что наше богатство
Теперь в отреченье одном.
Что доблестный род твой всегда был высоким,
Что эта любовь не от нас.
Прими же ее между жен, что ты любишь,
Почти, как других ты почтил,
Что больше, то будет судьбы повеленье,
Бессильны мы здесь предрешать.
Сарнгарава. Я не забуду слов твоих, отец.
Канва (обращаясь к Сакунтале). Дитя мое, теперь я дам совет мой. Хоть я в лесу живу, я немного знаю мир.
Сарнгарава. Истинная мудрость, отец, дает заглянуть во все.
Канва. Дитя мое, когда ты вступишь в дом твоего супруга,—
Слушайся старших своих, что душой руководят,
К женам другим благовольной и ласковой будь,
Гневной с супругом не будь и не будь с ним упрямой,
Если бы даже обидел тебя чем-нибудь,
С слугами вежливой будь, как ты только умеешь,
Не заносись в своем счастье, в свой день не гордись,
Девушка может так стать благородной супругой,
А своевольная — бремя и скорбь для семьи.
Или что об этом молвит Гаутами?
Гаутами. Это мудрый совет для новобрачной. (К Сакунтале.) Не забудь его, дитя мое.
Канва. Подойди обними меня, дочь моя, и обними подруг своих.
Сакунтала. Ах, отец! Мои подруги тоже должны вернуться домой?
Канва. Дочь моя, они тоже однажды выйдут замуж. Они не могут поэтому идти с тобой к царскому двору. С тобой пойдет Гаутами.
Сакунтала (охватывая руками своего отца). Оторвала меня от отцовской груди, как лозу от санталового дерева на Малабарских холмах. Как быть мне, как жить мне в чужой земле? (Плачет.)
Канва. Что ты туманишься так, дочь моя?
Раз будешь ты ценимою супругой
Близ доблестного мужа своего
И, каждый миг обязанности помня,
Достойною окажешься женой,
И вскоре чрез тебя дитя возникнет,
Как на востоке Солнце в ранний час,—
Не вспомнишь ты иль вменишь только в малость
Ту давнюю разлучную печаль.
Сакунтала (падая к ногам отца). Прощай, отец!
Канва. Да придет к тебе, дочь моя, все, что я тебе желаю.
Сакунтала (подходя к двум подругам). Обнимите меня, подружки, обе вместе.
Две подруги (обнимают ее). Милая, если добрый царь вдруг да не сразу признает тебя, ты покажи ему это кольцо, на котором вырезано собственное его имя.
Сакунтала. Вы говорите, и сердце у меня начинает биться.
Две подруги. Не бойся, милая. Любовь недоверчива.
Сарнгарава (осматриваясь). Отец, Солнце уже достигло середины неба. Ей нужно спешить.
Сакунтала (обнимая Канву еще раз). Отец, когда я увижу опять благоговейную рощу?
Канва. Дочь моя,—
Ряд долгих лет ты в мыслях у царя
Царицей будешь наравне с Землею,
И сын-герой, твой сын и Душианты,
С избранницею вступит в светлый брак
И примет от отца тяготы власти,—
Тогда с царем придешь ты в эту рощу,
В немую Пустынь, где молчит гроза.
Гаутами. Дитя мое, уходит время, нужно тебе отбыть. Скажи отцу, чтоб он вернулся. Но нет, она никогда этого не скажет. Прошу, владыка, вернись домой.
Канва. Дитя, ты нарушаешь мои обязанности в благочестивой роще.
Сакунтала. Да, отец. Не томись обо мне. Ты и так истомляешься всем служением своим. Но я о тебе буду томиться.
Канва. Как не томиться (вздыхает).
Ты риса зерна рассыпала
Пред дверью здесь86.
Зазеленеют приношенья,
Как стебли трав,
И вспомяну тебя, родная,
Здесь в тишине.
Иди. И светлый мир да идет с тобою.

Сакунтала уходит с Гаутами, Сарнгаравой и Сарадватой.

Две подруги (смотря ей вслед. Печально). А-а! Уж Сакунталы не видно среди деревьев.
Канва. Анасуйя! Приамвада! Подруга ваша ушла. Сдержите печаль свою и идите за мной.
Две подруги (начинают возвращаться). Отец, роща кажется такой пустой без Сакунталы.
Канва. Такие мысли — от любви. (Идет, погруженный в размышления.) Ну вот, я отослал Сакунталу в дом к супругу. И снова я стал самим собой. Так и должно быть.
Девушка — это чужое сокровище,
Нежным рукам я его отдаю,
Мужу отдав, что ему надлежало здесь,
Чувствую в сердце опять тишину,
Небо священный залог даровало мне,
Я его честно теперь возвратил.

Все уходят.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Выходит царедворец87.

Царедворец (вздыхая). Увы! Увы! До чего дошел я!
Когда камышовой тростью
Играл и помахивал я,
Была она в женских покоях,
В дворцовых, отличьем моим,
Но ноги мои ослабели,
И ныне она как костыль.
Царь во дворце. Я должен доложить ему о неотложном деле, требующем его внимания. (Делает несколько шагов.) Но в чем дело? (Припоминает.) Да, вспомнил. Некие отшельники, ученики Канвы, желают видеть его величество. Странно, странно.
Ум сердца — как лампада,
Где масла уж немного,
Одну минуту вспыхнет,
А там совсем темно.
(Ходит взад и вперед и осматривается.) Вот государь.
Пока отеческой заботой
Он подданных не наградит,
Неутомим в своем вниманье,
Не ищет отдыха себе.
Так мощный слон, пока все стадо
Не приютит в густой тени,
Как бы не избегает Солнца,
Идя бестрепетно вперед.
По правде сказать, я не решаюсь сообщить царю о прибытии учеников Канвы. Он только что покинул трон правосудия. Но цари никогда не устают.
Ведь Солнце огненных коней88
Не отпрягает никогда,
И ветер, запах трав неся,
Он веет ночью, веет днем,
И в безднах, царь могучих сил,
Тысячеглазый Сеша-змей,
Возносит Землю к высоте,
И все не падает Земля.

(Ходит взад и вперед.)

Входят царь, шут и свита.

Царь (выказывает озабоченность). Каждый человек счастлив, когда он выполняет свое желание,— только не царь. Его затруднения возрастают с его властью.
Достигнешь владений — убьешь честолюбье,
И вместо стремленья — лишь сонмы забот,
Достоинство царское — зонтик от Солнца89,
Ты держишь — и лишь утомилась рука.
Два придворных поэта (за сценой). Победа властителю!
Первый поэт
Мир охраняя каждый день,
Его ты бережешь собой,
Так дерево роняет тень,
Приют скитальцу в жаркий зной,
И солнце жжет, но отдых — тут,
И люди отдыхать придут.
Второй поэт
Бежит от царского жезла
Бесчинно мыслящий порок,
Ты защищаешь всех от зла,
И бескорыстно ты высок,
Богатых друг и бедняков,
Ты всем равно помочь готов.
(Слушая.) Странно. Я был утомлен своими обязанностями, но эти слова возродили мой дух.
Шут. Разве бык забывает, что он устал, когда мы называем его предводителем стада?
Царь (улыбаясь). Ну хорошо, сядем.

Садятся, свита располагается в порядке.
За сценою слышится лютня.

Шут (слушая). Послушай-ка, приятель, что там происходит, где музыка. Кто-то играет на лютне, да и превосходно. Полагаю, что это владычица Гансавати90 играет.
Царь. Помолчи, я хочу слушать. Царедворец (смотрит на царя). О, царь занят. Я должен подождать. (Стоит в стороне.)
Песня за сценой
Медолюбивая пчела,
Цветок ты целовала манго,
Ты ранним летом отдала
Тому цветку всю нежность страсти.
Так как же может для тебя
Быть искушеньем белый лотос?
И, этот свежий мед любя,
Ты вправду чувствуешь блаженство?
Царь. Что за песня? Она ворожит.
Шут. Ты, человече, что ж, не понимаешь слов человеческих?
Царь (улыбаясь). Царице Гансавати я раньше предавался. Упрек исходит от нее. Друг Мадгавия, поди скажи от моего имени царице Гансавати, что упрек ее нежно-изящен.
Шут. Слушаю, повелитель. (Встает.) Но, знаешь что, человече добрый, тебе, кажется, нравится чужими руками медведя из берлоги тащить? У меня сейчас столько же благих вероятий спастись, как у подвижника, который не забыл свои страсти.
Царь. Иди. Умягчи ее — как подобает человеку благородному.
Шут. Как видно, приходится. (Уходит.)
Царь (к самому себе). Почему так вниманье мое приковалось к этой песне? Ведь я ж не разлучен с любимой. И однако:
Увидев то, что восхищает,
Услышав музыку вдали,
Мы ощущаем грусть невольно,
Припоминает смутно дух
То сладко-радостно-родное,
Что было с нами до Земли91,
Как мы любили до рожденья,
Как были счастливы не здесь.

(Выказывает зачарованную внимательность, что исходит от вещей, вспоминаемых с трудом.)

Царедворец (приближаясь). Победа тебе, государь. Здесь вот некие отшельники пришли, что живут в лесу у подножия Гималаев. Они пришли с женщинами и принесли тебе весть от Канвы. Что будет тебе благоугодно решить о них?
Царь (удивленный). Отшельники? С женщинами? От Канвы?
Царедворец. Да.
Царь. Попроси от моего имени жреца моего Сома-рату принять этих отшельников, как предписывает нам Священное писание, и пусть* он сам приведет их ко мне. Я буду ждать их в месте, надлежащем для приема.
Царедворец. Слушаю, государь. (Уходит.)
Царь (вставая). Ветравати, проводи меня к святилищу Огня.
Привратница. Иди за мною, государь. (Она идет.) Вот, повелитель, взойди на священный выступ, тебя ждет святилище Огня. Оно красиво, чисто, только что выметено, и корова, дающая молоко для жертвы, тут рядом. Прошу тебя.
Царь (стоит, опершись о плечо одного из свиты). Ветравати, с какою мыслью отец Канва прислал этих отшельников ко мне?
Препятствия для жертвоприношений,
Быть может, злая воля создала?
И, предвозвестий полные вначале,
Они не нарушаются ль опять?
Иль кто обидел тех животных мирных,
Что в этой роще набожной живут?
Или растенья не дают расцвета,
Веля мне оглянуться на себя?
Сомнений я исполнен и вопросов,
Не нахожу ответа и смущен.
Привратница. Как могло бы случиться подобное в обители, что находится под сенью царской твоей длани? Нет, как я полагаю, они пришли с данью к царю своему и приходят приветствовать его в благочестивом его правлении.

Входит домашний жрец царя и царедворец, ведя двух учеников Канвы, с Гаутами и Сакунталой.

Царедворец. Прошу вас, идите за мной.
Сарнгарава. Друг Сарадвата,
Здесь все горит от суетного блеска,
Но царь благой средь дней мирских
Дорогой правосудия проходит,
Не отступая от добра,—
Я все же так привык к уединенью,
Что, видя эту пышность всю,
Как будто вижу пламени пожара,
Огнем и дымом полный дом.
Сарадвата. Твое чувство, Сарнгарава, при входе в город совершенно справедливое. Что до меня,—
Уйдя от мира и мирского,
На них на всех я так смотрю,
Как тот, кто только искупался,
На тех, кто в масле и грязи,
Как чистый смотрит на нечистых,
Как умудренный на слепых,
Как тот, кто бодрствует, на сонных
И как свободный на рабов.
Жрец. Потому так и велики люди, подобные нам.
Сакунтала (замечая злое предзнаменование). О, почему дергается правый мой глаз?92
Гаутами. Да отвратит небо дурной знак, дитя мое. Счастье да будет с тобою.

Они идут вперед.

Жрец (указывая на царя). Вот, отшельники, тот, кто покровительствует всем из каждого состояния и всякого возраста. Он уже встал и ждет вас. Смотрите на него.
Сарнгарава. Здесь все превосходно, но ничего удивительного! Ибо:
Если ветви в плодах — наклоняются ветви к земле,
Облака опускаются книзу, водой наполняясь,
И смиренны благие постольку, поскольку богаты,
Первобытная сущность в том всех, кто полезен другим.
Привратница. Высокий повелитель, отшельники, кажется, вполне счастливы. Они смотрят на тебя ласково.
Царь (пристально смотря на Сакунталу). А!
Кто она, кто она, скрытая тканью,
Что затемняет ее красоту?
В этой одежде она — точно скрытый
Мертвыми листьями нежный цветок.
Привратница. Она достойна того, чтобы смотреть на нее, владыка.
Царь. Довольно. Я не должен смотреть на жену другого.
Сакунтала (прижимая руку к груди. В сторону). О сердце мое, зачем так трепещешь ты? Вспомни постоянство любви его и будь смелее.
Жрец (выступая вперед). Привет тебе, государь. Отшельники были встречены, как повелевает нам Писание. Они приходят с вестью от своего учителя. Да бла-гоугодно тебе будет выслушать ее.
Царь (почтительно). Я слушаю.
Два ученика (поднимая правую руку). Победа тебе, о царь.
Царь (низко кланяясь). Приветствую вас всех.
Два отшельника. Всесветлый привет тебе.
Царь. Совершается ли благочестивое ваше служение беспрепятственно?
Два ученика
Какие могут быть препятствия,
Когда защита ты благим?
Как может сила тьмы осмелиться,
Коль Солнце светит в высоте?
Царь (к самому себе). Поистине, царское мое имя не пустой звук. (Громко.) В добром ли здравии пребывает святой Канва?
Сарнгарава. О царь, те, которые имеют молитвенную власть, могут повелевать здоровью. Он спрашивает тебя, как преуспеваешь ты, и посылает тебе весть.
Царь. В чем его повеление?
Сарнгарава. Он говорит: ‘Так как ты встретил эту дочь мою и вступил с нею в супружество, я даю тебе радостное свое согласие. Потому что —
Из достойных людей ты достойнейший
И Сакунтала есть воплощение
Дел и мыслей благих,
Сочетались верховною волею
Муж благой с благородной супругою,
Благодатен союз.
Она ожидает рождения дитяти. Возьми ее и живи с нею в светлом благочинии’.
Гаутами. Да придет к тебе благословение, властитель. Хотелось бы мне что-нибудь сказать, да не спрашивают меня.
Царь. Говори, мать.
Гаутами
Ни отцу ничего не сказал и ни матери,
И с родными ее ты беседы не вел,
Вы друг с другом беседу вели, как вы знаете,
Будьте ж верны друг другу теперь.
Царь (слушая с тревожной подозрительностью). Что означает эта выдумка?
Сакунтала (к самой себе). О, о! Какая надменность и какая клевета!
Сарнгарава. ‘Что означает эта выдумка?’ Что означает этот вопрос? Ты, конечно, хорошо знаешь, как все происходит в мире.
Так как мир заподозрит замужнюю женщину,
Если в доме родных она только живет,
В дом к супругу родные должны отослать ее,
Если даже он больше не любит ее.
Царь. И эта молодая женщина будто бы моя жена?
Сакунтала (печально, к самой себе). О сердце мое, ты боялось этого, и вот это пришло.
Сарнгарава. О царь,—
Быть царем — и раскаяться в том, что соделано,
Полюбить — и скорее бежать от любви?
Царь. Что означает это чудовищное обвинение?
Сарнгарава (яростно)
О да, такие перемены не редкость в том,
Кто, властью упиваясь дерзко, как пьян вином.
Царь. Этот жалящий упрек несправедлив.
Гаутами (к Сакунтале). Забудь стыд на минутку, дитя мое. Я содвину твое покрывало. Супруг твой узнает тебя тогда. (Делает это.)
Царь (внимательно смотря на Сакунталу. К самому себе)
Сердце глядит и глядит на нее,
Видит ее красоту пред собой,
Мыслью стараюсь я вспомнить ее,
Мог ли, не мог ли я мужем быть ей,—
Ранняя так прилетает пчела,
Хочет к жасмину прильнуть на заре,
Влагой студеной покрыты цветы,
Вьется бессильно пчела над цветком.
Привратница (к самой себе). Какой он добродетельный, наш царь. Стал ли бы другой кто колебаться, если такая жемчужина сама приходит к нему?
Сарнгарава. Тебе нечего сказать, царь?
Царь. Отшельник, я думал и продумал. Я не могу поверить, чтобы эта женщина была моей женой. Она ожидает рождения ребенка. Как могу я взять ее, признавая себя этим за прелюбодея?93
Сакунтала(к самой себе). О, о, о! Он даже бросает тень подозрения на самое супружество наше. Как высоко вознеслась лоза моей надежды — и вот сломалась.
Сарнгарава. Значит, нет,—
Тебе простил отшельник тот позор,
Что к дочери его ты прикоснулся,
И то, что вору честь он возвратил,
Награбленное принося в подарок,
Ты даже это обращаешь в грязь,
Позор другим позором умножая?
Сарадвата. Довольно, Сарнгарава. Сакунтала, что мы посланы сказать, мы сказали. Ты слышала слова владыки. Ответь ему ты теперь.
Сакунтала (к самой себе). Он так меня любил. Он так изменился. Зачем напоминать ему о себе? Ах, но мне нужно себя оправдать! Что же делать, попытаюсь. (Громко.) Дорогой супруг мой! (Останавливается.) Нет, он сомневается, чтобы я имела право так называть его. Высокий повелитель, чистая любовь раскрыла мое бедное сердце перед тобой в Пустыни. Ты был добр ко мне и дал мне свое обещание. Справедливо ли это, что ты теперь так говоришь со мной и отвергаешь меня?
Царь (затыкая уши). Довольно, довольно.
Зачем ты хочешь мой род унизить
И имя запятнать мое?
Или поток ты, что берег роет,
И воду светлую мутит,
И подрывает деревьев корни,
Что возросли на берегу?
Сакунтала. Хорошо. Если ты так поступаешь, потому что действительно боишься прикоснуться к чужой жене, я устраню твои сомнения, я покажу тебе талисман, который ты сам мне дал на память.
Царь. Великолепная мысль.
Сакунтала (ощупывая свой палец). О, о! Кольцо… Я потеряла его. (Смотрит скорбно на Гаутами.)
Гаутами. Дитя мое, ты молилась святому Гангу в том месте, где сходил Индра. Ты там, должно быть, и потеряла кольцо.
Царь. Хорошая выдумка, прекрасная.
Сакунтала. Судьба слишком жестока со мной. Я скажу тебе что-нибудь другое.
Царь. Да услышу я, что ты имеешь сказать.
Сакунтала. Это было, когда лань ко мне подошла молодая, приемное детище мое94. Ты пожалел ее и приласкал. ‘Дай ей испить сперва’,— сказал ты. Но лань не знала тебя и не хотела пить воду из твоих рук. А когда я протянула ту же воду, она испила. Тогда ты засмеялся и сказал: ‘Это вот так. Каждый своему верит. Вы, обе,— лесные’.
Царь. Как раз таковы женщины — своекорыстные, вкрадчивые, обманные, только чтоб глупцов заманить.
Гаутами. Ты не имеешь права так говорить. Она выросла в благоговейной роще. Она не умеет обманывать.
Царь. Престарелая отшельница,—
Женщины вместе с обманом родятся.
Это заметим мы даже в зверях,
В женщинах, полных корысти, подавно.
Так знаменита кукушка меж птиц:
Яйца подкинув другим, улетает.
Сакунтала (с гневом). Недостойный! Ты судишь обо всем по собственному неверному своему сердцу. Посмел ли бы кто-нибудь сделать то, что ты? Прятаться под личиной добродетели, как зияющий колодец, прикрытый сверху травой.
Царь (к самому себе). Гнев ее искренний, она выросла в лесу. Вот:
Смотрит прямо, гнев краснеет пламенем в глазах,
Речь ее чистосердечна в резкости своей,
И дрожат от гнева губы, точно бьет озноб,
И приподнятые брови выражают скорбь.
Нет, однако, она увидела, что я колеблюсь в нерешительности, и гнев ее притворство.
Когда с тяжелым сердцем
Признать я отказался
Любовную ту тайну,
Взор вспыхнул у нее,
И лук ее любовный
В руках ее согнулся,
В чрезмерном напряженье
Переломился лук.
(Громко.) Поведение Душианты, достойнейшая, известно всему царству, но не это деяние.
Сакунтала. Хорошо, хорошо. К чему шла, к тому и пришла. Я поверила царю, я предалась в его руки. Мед был на языке у него, сердце его было из камня. (Закрывает лицо свое краем одежды и плачет.)
Сарнгарава
Нужно медлить с любовью, и медлить вдвойне,
Выбирая товарища тайного,
Если сердца не знаешь того, с кем вдвоем,
За любовью увидишь ты ненависть.
Царь. Почему верите вы этой девушке и обвиняете меня в воображаемом преступлении?
Сарнгарава (презрительно). Мудрость твоя вверх ногами опрокинулась:
Девушке верить, что сроду обмана не знала,
Есть безрассудство одно,
Мудро же верить тому, кто в обманах искусен,
Истинно так.
Царь. Ага, ты пророчествуешь. Ну, допустим, что я именно такой человек, как ты воображаешь. Что должно случиться со мной, если я обманул девушку?
Сарнгарава. Гибель.
Царь. И отпрыск рода Пуру захотел бы своей гибели? Как это правдоподобно!
Сарнгарава. К чему извилистые слова? Мы свершили то, что повелел нам отец. Теперь мы вернемся назад.
Покинь ее или возьми,—
Она твоя жена,
Неограниченная власть
У мужа над женой.
Гаутами, идем.

Идут.

Гаутами (оглядываясь на Сакунталу). Сарнгарава, сын мой, Сакунтала идет за нами и горько плачет. Что будет делать бедный ребенок, если муж настолько низок, что отвергает ее?
Сарнгарава (оборачиваясь, гневно). Ты, своевольница! Ты дерзаешь выказывать независимость?

Сакунтала, вздрогнув, отступает в испуге.

Слушай же.
Если ты заслужила весь этот позор,
Что отцу с тобой делать, преступная?
Если ж совесть чиста твоя, знай и терпи,
В доме мужа и рабство ты вынесешь.
Останься здесь. А мы должны уйти.
Царь. Ты что ж, пустынник, обманываешь эту женщину? Да, обманываешь. Припомни:
Ночные цветы раскрываются Месяцу,
Дневные на Солнце глядят,
И тот, кто страстями владеет, захочет ли
Смотреть на чужую жену?
Сарнгарава. О царь, предположи, что ты забыл о прежних поступках своих среди развлечений. Что же, ты бросишь теперь жену свою — ты, боящийся уклониться от благого?
Царь. Я тебя спрошу, в чем более греха:
Я не знаю, сошел ли с ума я,
Или эта женщина лжет,—
Так жену ли законную бросить
Или стать любодеем теперь?
Жрец (размышляя). Если все это так…
Царь. Разъясни мне, учитель мой.
Жрец. Пусть эта женщина остается в моем доме до того, как родится ребенок.
Царь. Почему?
Жрец. Мудрые звездочеты возвестили тебе, что первому твоему ребенку суждено быть властителем мира. Если у дочери отшельника родится сын с царскими приметами, тогда приветствуй ее и введи ее в свой дворец. Если нет, она должна вернуться к своему отцу.
Царь. Учитель, это добрый совет.
Жрец (вставая). Иди за мною, дочь моя.
Сакунтала. О мать-земля, раскройся и дай мне могилу. (Уходит, плача, с жрецом, отшельниками и Гаутами.)

Царь, память которого, как облаком, окутана проклятием, размышляет о Сакунтале.

Голоса за сценой. Чудо! Чудо!
Царь (прислушиваясь). Что там случилось?

Входит жрец.

Жрец (изумленный). Высокий повелитель, нечто чудесное свершилось.
Царь. Что именно?
Жрец. Едва ученики Канвы отбыли,
Вскинула руки она, застонала,
Горький укор возгласила судьбе…
Царь. И потом?
Жрец
Не было грома, но в пламени молний,
В свете небесном сияющий лик
Возле пруда Небожительниц96 вспыхнул,
Поднял ее и мгновенно исчез.

Все выражают изумление.

Царь. Учитель, мы уже установили взгляд на это. К чему размышлять нам еще? Предадимся отдыху.
Жрец. Победа тебе, государь. (Уходит.)
Царь. Ветравати, у меня голова кругом идет. Проводи меня в опочивальню.
Привратница. Прошу пожаловать, властитель.
Царь
(идя, к самому себе)
Я не могу отшельницу считать
Своей супругой, в памяти нет знака,
Но сердце грустно так поражено
И убедить меня в другом желает.

Все уходят.

ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ

Улица перед дворцом.

Входят: начальник стражи96, два стражника и человек, с руками, связанными за спиной.

Два стражника (нанося удары человеку). Ну, знаток чужих карманов, говори, где ты нашел это кольцо. Это царское кольцо, на нем начертаны буквы, и в нем большой драгоценный камень.
Рыбак (выказывая страх). Помилосердствуйте, люди добрые. Не повинен я в таком грехе.
Первый стражник. Ну, конечно, нет. Царь, верно, подумал, что ты почтенный Браман, и сделал тебе подарок.
Рыбак. Выслушайте, сделайте милость. Я рыбак, около Ганга живу. В том самом месте, где Индра сходил97.
Второй стражник. Ты, воровское отродье, мы тебя разве о том спрашиваем, где ты живешь да что делаешь?
Начальник стражи. Не мешай ему, Сучака. Пусть он все расскажет.
Два стражника. Точно так. Говори, приятель, говори.
Рыбак. Я содержу семью свою такими, значит, вещами, которые ловятся,— рыба, значит,— сетью, ну и на удочку тоже, всячески.
Начальник стражи (смеясь). Тонкого свойства ремесло98.
Рыбак. Не говори так, господин добрый,
Кто что имеет по наследству,
Он это должен сохранить,
У мясника лихое дело,
А Браман кроток ремеслом.
Начальник стражи. Ну ладно, дальше.
Рыбак. Вот, значит, выловил я раз карпа. Начал потрошить, а в брюхе у него это самое кольцо, перстень великолепный. Вот я его и продавал, а вы, господа добрые, тут как тут и заграбастали, значит, меня. Этим самым способом только и получил кольцо. А теперь хоть убейте, я не виноват.
Начальник стражи (нюхая кольцо). Кажется, тут дело чисто, Джанака. В рыбьем брюхе было это кольцо. Такой, знаешь, запашок от него. Теперь мы разузнаем, как он его добыл. Надо прямо идти во дворец.
Два стражника (к рыбаку). Двигайся, двигайся, карманник. (Идут.)
Начальник стражи. Сучака, вы здесь подождите, у главных ворот, пока я не выйду из дворца. И смотрите в оба.
Два стражника. Иди, господин. Царь, надо думать, будет милостив к тебе.
Начальник стражи. Счастливо оставаться. (Уходит.)
Сучака. Джанака, а начальник наш не торопится там.
Джанака. Царя-то ведь не поторопишь запросто.
Сучака. Джанака, чешутся у меня руки (указывая на рыбака) на месте положить этого карманника99.
Рыбак. Без всякой причины зачем убивать человека?
Джанака (смотря вперед). Вон начальник идет, и с бумагой от царя. (К рыбаку.) Ну, теперь или своих увидишь, или воронам и шакалам на корм пойдешь100.

Входит начальник.

Начальник стражи. Живо! Живо! (Замолкает на полуслове.)
Рыбак. О, о! Порешенный я человек, значит. (Выказывает уныние.)
Начальник стражи. Развяжите его вы. Свободен рыбный человек. Все в порядке насчет кольца. Царь сам мне это сказал.
Сучака. Отлично, хорошо, господин. Был мертвый человек — и жив. (Развязывает у рыбака руки.)
Рыбак (низко кланяясь начальнику стражи). Владыка, жизнью тебе обязан. (Падает к его ногам.)
Начальник стражи. Хорошо, хорошо. Вот в награду посылает тебе царь, по доброте своей. Как раз столько стоит, сколько перстень. Возьми. (Вручает рыбаку запястье.)
Рыбак (радостно беря запястье). Покорнейше благодарю.
Джанака. Покорнейше нужно благодарить царя. Ведь прямо на виселице, можно сказать, был — и вот словно на слоне едет.
Сучака. Господин начальник, царь, надо думать, очень ценил это кольцо, а то бы не дал такой награды. Верно, камень в нем большой цены.
Начальник стражи. Нет, не то, что камень тут ценный, любо было царю. Другое тут дело.
Два стражника. А что ж?
Начальник стражи. Как глянул он на кольцо, кого-то царь, верно, припомнил, кого он любит. Как увидел его, так слезами и залился. А вы знаете, это на него не похоже.
Сучака. Хорошую службу ты сослужил царю, господин.
Джанака. И все из-за этого убийцы рыб, как видится. (С завистью смотрит на рыбака.)
Рыбак. Берите половину, люди добрые, чтобы было на что выпить.
Джанака. Ну, рыбак, ты самый что ни на есть разлюбезный мне друг и приятель. Первое дело теперь пойдем туда, где выпить можно. Припечатаем дельце.

Все уходят.
Дворцовый сад. Появляется Мишракеши, пролетая в воздухе.

Мишракеши. Мой черед был служить небесным девам101. А теперь посмотрю, что тут делает добрый царь. Сакунтала почти такая, как и я, ведь она дочь Менаки. И это Менака просила меня о ней осведомиться. (Осматривается.) Что же это значит? Сегодня праздник Весны, а я не вижу здесь никаких приготовлений к нему. Я могла бы узнать причину этого силой моего прозрения. Но я сделаю так, как просила меня моя подруга. Хорошо. Сделаюсь невидимкой и стану рядом с девушками, что здесь в саду. Так все и разузнаю. (Сходит на землю.)

Входит девушка, смотрит на манговую ветвь, за нею следом идет другая.

Первая девушка
Первая ветка цветистого манго
Светит, как вестник весны,
Красно-зеленый расцвет благодати,
Счастие мне наколдуй.
Вторая девушка. Что ты там щебечешь про себя, кукушечка?102
Первая девушка. Ах, пчелка, ты знаешь ведь: если кукушка увидит, что манго цветет, у ней головка от радости кружится.
Вторая девушка (радостно). Ах, неужели же вправду весна пришла?
Первая девушка. Пришла, пчелка. Как раз время и тебе потерять голову и жужжать, жужжать.
Вторая девушка. Подружка, поддержи меня, а я встану на цыпочки и цветок этот в жертву любви принесу, на счастье.
Первая девушка. Хорошо, только чур, половину того счастья мне.
Вторая девушка. Что ж об этом говорить, подружка,— мы две как одно. (Опирается на подругу и срывает цветок манго.) Гляди, погляди, цветок еще не раскрылся, а одежка его уж порвалась, и пахнет он так душисто. (Складывая руки.) Я молюсь полновластной любви.
Ветку манго в дар да примет
Пятистрельный бог любви,
Меткий лук свой напрягая
В сердце, спящее вдали,
Пусть владыка нежной страсти
Сердце дальнего пронзит,
А у девушки те стрелы
Пусть ударятся о щит.
(Бросает цветок манго вверх103.)

Входит царедворец.

Царедворец (гневно). Стой, глупая. Царь строго-настрого запретил праздновать праздник Весны104. А вы тут смеете срывать цветы манго?
Две девушки (испуганные). Прости нас, владыка. Мы не знали этого.
Царедворец. Как? Вы не слыхали о повелении царя, которому даже деревья повинуются и птицы, которые на них гнезда вьют? Смотрите же:
Уж время манго расцвести,—
Цветок раскрыться не желает,
Уж амарант совсем зардел,—
Не может почка распуститься,
Пора студеная прошла,—
И все ж кукушка не кукует,
И даже бог любви, колчан
Схватив, лишь стрелы полувынул.
Мишракеши. Сомнения нет. Этот добрый царь имеет чудодейственную власть.
Первая девушка. Только несколько дней тому назад, владыка, нас послал к государю шурин его, Митра-васу, чтобы работать в саду. Вот почему мы об этом и не слыхали.
Царедворец. Не делайте этого другой раз.
Две девушки. Владыка, нас любопытство разбирает. Если можно нам, по малости нашей, знать, просим тебя, расскажи нам, владыка, почему высокий повелитель наш запретил праздновать весну?
Мишракеши. Цари очень любят празднества. Тут должна быть какая-нибудь уважительная причина.
Царедворец (к самому себе). Об этом все говорят. Почему бы мне не рассказать? (Громко.) Вы, верно, слышали разные пересуды насчет того, что царь отверг Сакунталу?
Две девушки. Да, владыка. Царский шурин говорил нам, он нам все рассказал до того самого, как кольцо было найдено.
Царедворец. Мало что еще остается рассказать. Когда государь увидел кольцо, он вспомнил, что действительно он вступил в тайное супружество с Сакунталой и отверг ее, подчиняясь заблуждению. Тогда на него напало раскаяние.
Все, что любил, теперь он ненавидит,
Не заседает больше он в суде,
Ни подданных к себе не допускает,
Проводит ночи целые без сна,
А иногда, желая быть учтивым,
С красавицей какой заговорит —
И, спутав имя, замолчит, смущенный.
Мишкареши. Это слышать мне приятно.
Царедворец. Скорбь его величества возбранила праздник.
Две девушки. Это вполне справедливо.
Голос за сценой. Прошу пожаловать сюда.
Царедворец (прислушиваясь). А, сам государь идет сюда. Уходите и делайте свое дело.

Две девушки уходят. Входит царь в покаянной одежде, с ним шут и привратница.

Царедворец (наблюдая за царем). Достойный лик чарует во всяком состоянье. Так государь красив даже в скорби. Вот:
С себя все снял он украшенья,
И лишь запястие одно,
Руки прикраса исхудалой,
Читаешь скорбь во всем лице,
От вздохов побледнели губы,
Воспалены, без сна, глаза,
Но все такие испытанья
Величье красоты его
Не затемняют,— лишь светлеет
В шлифовке искристый алмаз.
Мишракеши (наблюдая за царем). Не удивительно, что Сакунтала томится по нем даже теперь, когда он отверг ее.
Царь
(идет медленно, погруженный в задумчивость).
Увы, мое скорбное сердце на миг задремало,
Во сне услыхало, как горестно плачет она,
Во сне увидало печальные очи газели,
Проснулось, чтоб плакать, и плакать, и горько жалеть.
Мишракеши. А бедная девушка как раз то же самое испытывает.
Шут (к самому себе). У него опять приступ Сакунталовой лихорадки. Хотелось бы мне знать, как его вылечить.
Царедворец (выступая вперед). Победа тебе, государь. Я осмотрел сады. Высокий повелитель может посетить их.
Царь. Ветравати, поди и скажи от моего имени верховному судье Писуне, что я провел ночь без сна и не могу заседать на престоле правосудия. Пусть он сам расследует дела граждан и пошлет мне доклад.
Привратница. Слушаю, государь. (Уходит.) Царь. И ты, Парватайяна, вернись к своим обязанностям.
Царедворец. Слушаю, государь. (Уходит.) Шут. От нечисти ты освободился. Позабавься же теперь в саду. Студеная пора прошла, и здесь теперь хорошо.
Царь (вздыхая). Друг, пословица правду говорит: ‘Несчастье и в щель войдет’. Взгляни.
Едва увидел я кольцо,
Как вспомнил я о ней,
Чтоб плакать в праздничный приход
Весенних этих дней.
Чуть с мысли помнящей моей
Упала пелена,
На манго цвет расцвел стрелой,
Ко мне летит она.
Шут. Подожди-ка минутку, приятель. Эту любовную стрелу я палкой, я палкой. (Замахивается палкой на манговую ветвь.)
Царь (улыбаясь). Довольно. Я вижу благочестивые твои старания, и власть твоя велика, нет сомненья. Друг, где бы присесть мне сейчас, чтобы усладить взор видом лозы? Это напомнило бы мне ее.
Шут. Ты сказал одной из девушек, так хорошо умеющей рисовать, что ты хочешь провести этот час в жасминной беседке. И ты велел принести туда портрет владычицы Сакунталы, который ты сам нарисовал.
Царь. В этом единственное мое утешение. Идем в жасминную беседку.
Шут. Иди за мной.

Они идут. Мишракеши идет за ними.

Вот жасмины, вот беседка, скамьи в самоцветах. Так здесь тихо, точно все молча говорит — добро пожаловать. Войдем и сядем.

Входят и садятся.

Мишракеши. Спрячусь в зелени и взгляну на портрет милой девушки. Тогда смогу сказать, насколько глубока любовь к ней ее супруга. (Прячется.)
Царь (вздыхая). Все помню теперь, друг мой. Я говорил тебе, как в первый раз встретился с Сакунталой. Это верно, что тебя не было со мной, когда я отверг ее. Но я раньше говорил тебе о ней. Почему ты молчал это время, или ты тоже забыл ее, как я?
Мишракеши. Это значит, что царю не нужно ни на минуту разлучаться с каким-нибудь заветным другом.
Шут. Нет, я-то не забыл. Но ты ведь, когда рассказал мне все, сказал мне, что это лишь не более как шутка. Я был достаточно глуп, чтобы поверить тебе. Но это все дело судьбы.
Мишракеши. Верно, так.
Царь (после некоторого размышления). Помоги мне, друг.
Шут. Но, приятель, это все не дело, знаешь. Благой человек никогда да не делает из своей души сосуд печали. На гору ветер дует, гроза несется, а гора стоит себе спокойно.
Царь. Все во мне спуталось. Я думаю о том, в каком она была горестном состоянии, когда я отверг ее.
Когда я от нее отрекся,
Она хотела за своими
Пойти назад,
Но ученик один, который
Так схож с отцом ее, вдруг крикнул:
‘Останься здесь!’
И вмиг, застыв, она осталась,
Остановилась, обернулась,
О, горький взгляд!
На бессердечного смотрела,
И взгляд ее, от слез туманный,
Как яд во мне.
Мишракеши. Как он мучается виной своей!
Шут. Что ж, я не сомневаюсь, что это какое-нибудь небесное существо унесло ее.
Царь. Кто бы иной посмел прикоснуться к верной супруге? Ее подруги говорили мне, что мать ее — небесная дева Менака. Сердце мое говорит мне, что это она унесла Сакунталу или ее подруги.
Мишракеши. Его безумие было удивительно, не его пробуждающийся рассудок.
Шут. Но если так, ты должен ободриться. Вы встретитесь опять.
Царь. Почему?
Шут. А как же, отец и мать не долго терпят, чтобы дочь была разлучена с супругом.
Царь. Друг,
То было затменье ли разума,
То было ли сном, заблуждением,
Иль дел моих добрых сокровище
Окончилось именно тут,—
Но счастию нет возвращения,
И мы никогда не увидимся,
Все чаянья сердца обрушились
В крутой и бездонный обрыв.
Шут. Не говори так. Разве случай с кольцом не показывает, что самые неправдоподобные встречи случаются?
Царь (смотря на кольцо). Это кольцо пожалеть нужно. Оно упало с такого неба, которого трудно достигнуть.
Верно, кольцо, и твои все достоинства,
Как и мои, оказалися малыми,—
С нежного пальца, как роза прекрасного,
Как же иначе упало бы ты?
Мишракеши. Если бы оно было на чьей-нибудь другой руке, тогда нужно было бы о нем пожалеть. Милая девушка, ты далеко. И только я здесь слышу все эти радостные слова.
Шут. Расскажи мне, как ты надел ей на палец кольцо.
Мишракеши. Он говорит так, точно это я ему нашептала их из любопытства.
Царь. Слушай, друг. Когда я уходил из благочестивой рощи в город, любимая моя плакала и говорила: ‘Долго ли, милый, будешь помнить меня?’
Шут. Ну а ты?
Царь. Тогда я надел ей на палец этот именной перстень и сказал ей…
Шут. Ну же, что?
Царь
День за днем читай по букве
В имени моем,
До конца не дочитаешь,
За тобой придут.
И, безумный, безумный, я забыл и никого не послал за ней.
Мишракеши. Как это было чудесно! А судьба расстроила.
Шут. Но как же это кольцо угодило карпу в брюхо, словно крючок с удочкой?
Царь. Когда в Сачитирте105 она молилась Гангу, оно соскользнуло и упало.
Шут. Вот оно что!
Мишракеши. Так вот почему благой царь усомнился в своем супружестве с бедняжкой Сакунталой. Но такая любовь не спрашивает талисмана и примет. Как же это могло быть?
Царь. В конце концов я лишь кольцо могу во всем упрекать.
Шут (улыбаясь). А я вот эту палку мою буду упрекать. Ты что ж, приятельница, такая кривая, когда я прямой?
Царь
(не слушая его)
Как только мог ты медлить,
О вероломный перстень,
На розовом том пальце
И в воду соскользнуть?
Но вещи, что бездушны,
Ведь красоты не знают,
А как же я, разумный,
Ту презрил красоту?
Мишракеши. Он сам себе сказал, а то бы я ему ответила.
Шут. Тут нет, однако, ни малейшего основания, чтобы я помирал с голоду.
Царь (не обращая никакого внимания). О желанная, сердце мое горит раскаянием, оттого что я покинул тебя без всякого смысла. Сжалься надо мной. Дай мне увидеть тебя опять.

Входит девушка с картиной106.

Девушка. Вот, государь, я принесла портрет нашей владычицы. (Ставит картину.)
Царь (смотря на нее). Прекрасно, прекрасно. Посмотри:
Над большими глазами изящные брови приподняты,
И от белых зубов на губах отражается свет,
Улыбается свет, рот же красен, как плод ароматнейший,
Лучезарность любви по всему разлилася лицу,
Вся картина живет и о ней говорит для глядящего,
Это образ ее, но как будто сама она здесь.
Шут (смотря на портрет). Все в картине полно нежного значения. Глаза мои точно спотыкаются то тут, то там. Что больше могу сказать? Жду, чтоб она ожила и заговорила.
Мишракеши. Царь хороший живописец. Мне кажется, что я вижу милую девушку перед собой воочию.
Царь. Друг,
Если что в портрете некрасиво здесь,
То от неуменья моего,
Нечто из ее очарования
Все ж воссоздал я.
Мишракеши. Это понятно, если любовь еще обострена раскаянием.
Царь
(вздыхая)
Ее оттолкнул я с презрением,
Признать я ее не сумел,
И вот пред картиною чар ее
Терзается сердце мое.
Я путник, что был пред течением
Живой многоводной реки,
И хочет напиться, изжаждавшись,
В пустыне увидев мираж.
Шут. Я вижу на картине трех, и все они красивы очень. Кто же из них владычица Сакунтала?
Мишракеши. Этот бедняжка никогда не видал красоты ее. Глаза его бесполезны, ибо ни разу она не представала перед ними.
Царь. Ну, как ты думаешь?
Шут (смотря внимательно). Я думаю, что вот это она, та, что касается лианы, которую она только что обрызгала водой. Лицо у нее разгорячилось, и цветы падают из волос, потому что лента развязалась. Руки ее поникают, точно усталые ветви. Она распустила свой пояс и кажется несколько утомленной. Это, я думаю, и есть владычица Сакунтала, а две другие — ее подруги. Царь. Ты хороший угадчик. Притом же тут рядом свидетельства моей любви.
Здесь я рукой коснулся нежно,
И краска несколько сошла,
А здесь два-три пятна остались,
Следы от горьких слез моих.
Чатурика, я еще не кончил задний фон. Поди принеси мне кисти.
Девушка. Мадгавия, пожалуйста, подержи пока эту картину.
Царь. Я сам подержу ее. (Держит.)

Девушка уходит.

Шут. Что ты хочешь прибавить?
Мишракеши. Конечно, все те места, что милая девушка так любила.
Царь. Слушай же, друг.
Поток Малини изображу я, теченье вод,
Там лебедь к лебедю прижался на берегу,
Вдали святые Гималаи, теснины гор,
По склонам зримы антилопы и тут и там,
Висят отшельников одежды среди ветвей,
И трется глазом лань тихонько о рог самца.
Шут (в сторону). Послушать его, так подумаешь, что он, пожалуй, всю картину заполнит бородатыми отшельниками.
Царь. И еще одно украшение, которое Сакунтала любила, я забыл нарисовать.
Шут. Что именно?
Мишракеши. Что-нибудь подходящее к девушке, живущей в лесу.
Царь
Сирис-цветок в волосах, возле уха
Тычинки цветка прикоснулись к щеке,
И лотосы, точно осенние луны,
Их нежная перевязь между грудей.
Шут. Но почему закрывает она лицо свое руками, этими нежными пальцами, чьи кончики как кончики розовых лотосов? Она чего-то как будто испугалась. (Смотрит с удвоенной внимательностью.) А, вижу. Тут злая, смелая пчела. Она ворует мед и потому летит к ее лилейному лику.
Царь. Прогони ее.
Шут. Это твое дело — наказывать зломыслящих.
Царь. Правда. Любезная гостья цветущей лозы, ты чего тут жужжишь и даром время тратишь?
Ты вьешься тут, а твой дружок,
Твоя звенящая подруга,
Уселась рядом на цветок
И мед не хочет пить без друга.
Мишракеши. Какой благородный способ удалять назойливых!
Шут. Эта порода настойчива, даже когда предостерегают.
Царь (с гневом). Ты не желаешь слушаться моих приказаний? Так слушай же:
Если к нежному цветку
Ты посмеешь прикоснуться,
Если тронешь ты тот рот,
Где я пил усладу счастья,
Эту дерзость я твою
Накажу без снисхожденья,
И тебя запру в цветок,
Будешь в лотосе — в темнице.
Шут. Ну, этим ты ее не очень устрашишь. (Смеется. К самому себе.) Он прямо свихнулся. И я, впрочем, хорош, что время с ним здесь коротаю.
Царь. Она не хочет улететь, несмотря на мои предостережения?
Мишракеши. Странные перемены вызывает любовь даже в достойном и смелом человеке.
Шут (громко). Человече добрый, ведь это же только картина.
Царь. Картина?
Мишракеши. Я и то позабыла об этом. А он — весь в своих мыслях.
Царь. Недобрую услугу ты мне оказал.
Я грезил, будто она со мною,
К ней сердце билось горячо,
Но ты заставил меня все вспомнить,
И вот любовь моя — лишь тень.

У него выступают на глазах слезы.

Мишракеши. Странно играет им судьба.
Царь. Друг, как же вынести мне скорбь, которая без перерыва?
Я ночью не могу уснуть.
Чуть задремлю, она со мною,
Проснусь и плачу, нет ее,
Лишь тут — портрет, как очерк дымный.
Мишракеши. Друг мой, ты искупил,— и это в присутствии ее подруги — ты воистину искупил пытку, которую доставил милой Сакунтале, оттолкнув ее.

Входит девушка Чатурика.

Девушка. Государь, я шла сюда и несла ящик с кистями.
Царь. Ну?
Девушка. Мне встретилась царица Васумати с девушкой Пингаликои. И царица выхватила у меня ящик, сказав: ‘Я сама отнесу его царю’.
Шут. Как же ты ускользнула?
Девушка. У царицы платье зацепилось за ветку. И пока ее девушка отцепляла ей платье, я давай бог ноги.

Голос за сценой. Сюда, сюда, повелительница.

Шут (прислушиваясь). Человече, дворцовая тигрица приготовилась к прыжку и сейчас пожрет эту девушку.
Царь. Друг, царица идет сюда, ибо чувствует, что ее честь затронута. Позаботься уж лучше об этой картине.
Шут. ‘И о самом себе’,— нужно было бы добавить. (Берет картину и встает.) Если выйдешь из западни живым, заходи ко мне в Облачный чертог107. А я уж там это спрячу, так что разве голубь найдет. (Убегает.)
Мишракеши. Хоть сердце его предано другой, он учтив к прежнему своему племени. Он друг постоянный.

Входит привратница, держа в руках доклад.

Привратница. Победа высокому властителю.
Царь. Ветравати, ты не повстречала царицу Васумати?
Привратница. Да, государь. Она шла сюда, но вернулась, увидав, что я несу доклад.
Царь. Царица всему знает час и время. Она не хочет мешать мне, когда я занят.
Привратница. Государь, верховный судья посылает сказать, что разные дела требуют его внимания, и он мог рассмотреть дело лишь одного гражданина. Об этом он составил для повелителя доклад.
Царь. Дай мне его.

Привратница подает доклад.

(Читает.) ‘Да благоугодно будет ведать его величеству. Купец-мореход по имени Дганавриддги погиб во время кораблекрушения. Он бездетен, и все его имущество, весьма большое, приходится по закону царской короне. Да благоугодно будет государю отдать соответствующее распоряжение’ (С печалью.) Это ужасно — быть бездетным. Ветравати, он был очень богат. У него, наверно, несколько жен. Пусть сделают справку. Быть может, между жен есть какая-нибудь, что ожидает рождения ребенка.
Привратница. Как раз сейчас сообщили, что одна купеческая дочь из города Сакеты108 его жена и скоро должна стать матерью.
Царь. Ее ребенок должен получить наследство. Иди сообщи верховному судье.
Привратница. Слушаю, государь. (Идет.)
Царь. Подожди минутку.
Привратница (возвращаясь). Слушаю, государь.
Царь. В конце концов неужели это что-нибудь значит, есть у него наследники или нет?
Да будет всем возвещено,
Что, если кто скорбит о смерти
Родного, пусть родного он
В царе имеет Душианте.
Привратница. Об этом будет тотчас возвещено. (Выходит и быстро возвращается.) Высокий повелитель, царская воля возвещена, и народ встретил эту весть, как целебный дождь, когда он приходит своевременно.
Царь (вздыхая глубоко). Да, нет наследника, и богатство прахом пойдет, чужому достанется, когда помрет глава семьи. Вот и я так, помру — и окончится слава рода Пуру.
Привратница. Небо да отвратит такое предсказание.
Царь. Увы! Я презрил счастье, которое само шло ко мне.
Мишракеши. Нет сомнения, он думает о милой Сакунтале, когда он так упрекает себя.
Царь
Как мог я оттолкнуть достойную супругу,
В чьем лоне будущая жизнь моя была,
Которую она лелеяла до часа,
Как пашня — семена, как луг — побеги трав!
Мишракеши. Теперь уж разлука продлится недолго.
Девушка (к привратнице). Доклад судьи только удвоил скорбь нашего повелителя. Поди в Облачный чертог и приведи Мадгавию, чтобы он рассеял государя.
Привратница. Добрая мысль. (Уходит.)
Царь. Увы! Предки Душианты пребывают в опасности.
Бездетен я, и вот они не знают,
Кто из детей, за смертию моей,
Им принесет, как должно, возлиянье,
И слезы их — приправа слез моих.
Мишракеши. Он не видит света, он совсем во тьме.
Девушка. Не скорби так, государь. Ты в расцвете лет своих, и рождение сына от одной или других твоих супруг сделает тебя безупречным перед твоими предками. (К самой себе.) Он не слушает меня. В каждом недуге свое нужно снадобье.
Царь (выражая скорбь). Конечно,—
Царский род был подобен реке,
Многоводной и чистой,
А с бездетным царем — он ручей,
Что в пустыне засох.
(Лишается чувств.)
Девушка (в тревоге). Государь, государь, приди в себя.
Мишракеши. Сделать его сейчас же счастливым? Нет, я слышала, как мать богов109 утешала Сакунталу. Она говорила, что боги, нетерпеливясь о жертвоприношениях110, скоро доставят ему радость встречи с любимой женой. Не буду больше медлить. Пойду утешу милую Сакунталу этими вестями. (Выходит и улетает в воздух.)

Голос за сценой. Помогите! Помогите!

Царь (приходит в себя и слушает). Это как будто голос Мадгавии. Что с ним?
Девушка. Я надеюсь, государь, что Пингалика и другие девушки не поймали бедного Мадгавию с картиной.
Царь. Иди, Чатурика, и скажи царице, что я упрекаю ее за то, что она не может удержать своих слуг.
Девушка. Слушаю, государь. (Уходит.)
Голос. Помогите! Помогите!
Царь. Голос Брамана, по видимости, даже изменился от страха. Кто там есть?

Входит царедворец.

Царедворец. Что повелит ваше высочество?
Царь. Посмотри там, почему бедный Мадгавия так кричит?
Царедворец. Я узнаю. (Выходит и возвращается, дрожа.)
Царь. Парватайяна, я надеюсь, что ничего страшного не случилось.
Царедворец. Я надеюсь.
Царь. Так почему же ты так дрожишь?
Зачем же трепет, что рожден
Преклонным возрастом твоим,
Твои все члены охватил?
Как листья в ветре, ты дрожишь.
Царедворец. Спаси своего друга, владыка.
Царь. В чем дело?
Царедворец. Он в великой опасности.
Царь. Говори же ясно.
Царедворец. В Облачном чертоге, открытом всем четырем ветрам небесным…
Царь. Что же там случилось?
Царедворец
Когда он медлил в высоте,
Куда павлин не долетит,
Внезапно схвачен был — но кем
Иль чем, отсюда не видать.
Царь (быстро вставая). Самый дворец мой во власти злых духов. Быть царем — это значит быть разочарованным.
В чем-нибудь всегда ошибка,
Здесь споткнешься каждый день,—
Как же тот, кто правит царством,
Может каждым править в нем?
Голос. Спешите! Спешите!
(Слышит голос и ускоряет шаг.) Не бойся, друг.
Голос. Не бойся, когда что-то ухватило меня за шею сзади и старается переломить мой спинной хребет, как сахарный тростник.
(Осматривается.) Лук. Лук сюда.

Входит гречанка с луком.

Гречанка. Вот лук и стрела, государь.

Царь берет лук и стрелы.

Другой голос за сценой
Кривляйся, сколько хочешь, я выпью кровь твою,
Как тигр, когда скотину захватит в когти он.
И пусть за лук схватился царь Душианта сам,
Как сможет царской мощью тебя он здесь спасти?
Царь (с гневом). Он еще смеет издеваться. В один миг ты погибнешь, презренный демон. (Натягивает тетиву.) Где колесница, Парватайяна?
Царедворец. Здесь, государь.

Все спешат.

Царь (осматриваясь). Но здесь никого нет.
Голос шута. Спаси меня! Спаси меня! Я вижу тебя, хоть ты меня не видишь. Я как мышь в когтях у кошки. Я погиб.
Царь. А, ты гордишься твоей невидимостью! Но стрела моя не увидит ли тебя? Стой смирно. Не надейся ускользнуть оттого, что ты уцепился за моего друга.
Лук мой согнулся, стрела полетит,
Злого убьет и не тронет невинного,—
Если с водою смешать молоко,
Выпьет фламинго лишь капли молочные111.

(Он целится.)

Входят Матали и шут.

Матали. О царь, как Индра, царь богов, велит,—
Ищи врагов лишь между злобных сил
И против них стреми стрелу,
Когда ж к тебе приходит добрый друг,
Ему дари лишь кроткий взгляд.
Царь (поспешно пряча стрелу в колчан). Это Матали. Привет вознице небесного царя.
Шут. Превосходно. Он чуть-чуть там меня не ухлопал, а ты его приветствуешь.
Матали (улыбаясь). Выслушай, царь, с какой целью Индра посылает меня к тебе.
Царь. Я слушаю.
Матали. Есть племя исполинских демонов, что зовутся Труднопобедимыми,— это отродья многоголового демона, сторукого Калянеми112.
Царь. Я слыхал о них. Нарада мне говорил, вестник богов.
Матали
Тот бог, что сотней жертв ты почитаешь113,
Сразить чудовища не мог,
Но если ты начнешь, как витязь, битву,
Исчадья тьмы ты поразишь.
Он на семи конях, на быстроногих,
На битву выезжал с врагом,
Но выйди ты, чей праотец есть Месяц114,
Мрак пред Луною побежит.
Возьми же свой лук, взойди немедля на небесную колесницу и — к победе.
Царь. Я признателен за честь, которую оказывает мне Индра. Но почему ты так поступил с Мадгавией?
Матали. Я скажу тебе. Я увидел, что ты совсем захвачен какою-то внутренней скорбью, и поступил так, чтобы разбудить тебя. Потому что —
Змея надуется и вспрянет,
Коли подразнишь ты ее,
Огонь немедля разгорится,
Когда его пошевелишь,
И если храброго заденешь,
В нем вспыхнет битвенный огонь.
Царь. Друг Мадгавия, я должен повиноваться повелению небесного царя. Поди сообщи верховному судье Писуне обо всем происшедшем и прибавь ему эти слова мои:
За это время царством править
Твоя лишь мудрость будет здесь,
Я ж лук свой к битве приурочил,
Высокий подвиг ждет меня.
Шут. Превосходно. (Уходит.)
Матали. Взойди на колесницу.

Царь всходит на колесницу. Все уходят.

ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ

В небесной колеснице, пролетая по воздуху, появляются царь и Матали.

Царь. Матали, хоть я исполнил то, что повелел мне Индра, я считаю себя недостойным слугой, когда припоминаю, какой он оказал мне милостивый прием.
Матали. О царь, узнай, что каждый из вас считает себя должником другого. Потому что…
Ты считаешь, что слишком награда чрезмерна,
Ибо дал ее бог, что проходит в громах,
Он считает, что эта награда ничтожна,
Ибо витязем был ты в победном бою.
Царь. О нет! Честь, которую он оказал мне при расставанье, превышает всякую мечту. Перед богами он посадил меня рядом с собой на престол115. И потом —
Он улыбнулся, потому что видел,
Что сын его, Джайянта, восхотел
Того же, и на шею мне надел он
Венок из вечно красочных цветов
С ветвей бессмертных дерев мэндары116.
На них была санталовая пыль,
Которой грудь себе раскрасил Индра.
Матали. Но чего бы ты не заслужил от царя небес? Вспомни:
Дважды Индра-миролюбец
Демона сразил,
Первый раз пронзил когтями
Человека-льва,
А второй — твоей стрелою117,
Чей полет так прям.
Царь. Это только указывает на величие Индры. Вспомни:
Коль слуги свершают великое дело,
Величье в том воли, что слугам велит,—
Как мог бы Аруна, живой зоревестник,
Сражать темноту, если б он не имел
Своей колесницы, чье имя есть Солнце?
Матали. Это чувство тебе к лицу. (Помедлив.) Смотри, о царь. Славе твоей посчастливилось,— она возвещена во всем пространстве небес.
Теми красками, которыми
Девы неба украшают
Красоту свою,
Боги пишут на сплетениях
Листьев древа118, что собою
Украшает рай,
В этой летописи царственной,
Начертавши в песнопениях
Славный подвиг твой.
Царь. Матали, когда мы спешили сюда, я лишь думал о том, как бы поскорее сразить демонов, и не смотрел на дорогу. Скажи мне, на какой тропинке ветров находимся мы сейчас.
Матали
Дорога ветра Паривага,
Где вечно светит Семизвездье,
Сюда втекает Млечный Путь,
Небесный Ганг, с тройным потоком,
Что вьется вкруг Земли и Неба,
И преисподнюю звездит,
С тех пор, как Вишну, в битве с тьмою
Шагнул и шаг второй свой сделал,
Нет тьмы здесь черной никогда119.
Царь. Вот почему ясность исполняет меня и духовно и телесно. (Он смотрит на путь, по которому летит колесница.) Мне кажется, что мы спустились в область облаков.
Матали. Как ты заметил это?
Царь
Я вижу, колесница светлая
Летит по будущим дождям,
Через колеса, между спицами,
Летят, сверкая, птицы гроз,
Сверкают кони в блеске молний,
И влажны ободки колес.
Матали. Ты прав. И через минуту ты будешь в том мире, которым ты правишь.
Царь (смотря вниз). Матали, быстрое нисхождение придает миру людей таинственный вид. Вот —
Ложбины словно падают все ниже,
Все выше взмах взнесенных гор,
Нет в чаще леса уголков укромных,
И видны гнезда меж ветвей.
Потоки, что казались узкой лентой,
Являют многоводье рек,
Как будто кто-то Землю кверху бросил,
И вот она летит ко мне.
Матали. Ты зорко видеть умеешь, о царь. (Смотрит вниз, с благоговейным чувством.) Какое благородное очарование в Земле!
Царь. Матали, что это за гора? Склоны ее уходят к Восточному морю и Западному морю. От нее струится текучее золото, словно от облака в час заката.
Матали. О царь, это гора златоверхая, Гемакута121, золотой утес, жилище конеглавых. Здесь подвижники достигают наибольшего обладания силою чудодейства.
Здесь Касиапа122, от древних дней,
Отец существ нечеловеческих,
С супругой строгою своей
Живет невиданным подвижником.
Царь (с благоговением). Я не могу пропустить столь благой случай. Да не проследую дальше, пока смиренно не обойду вокруг святого.
Матали. Это достойная мысль, о царь.

Колесница спускается.

Мы коснулись земли.
Царь (удивленный). Матали,
Колеса крутятся безмолвно,
И пыль под ними не встает,
Земли касаяся без стука,
Мы словно в воздухе скользим.
Матали. Такова чародейность колесницы, которая подчиняется Индре и тебе.
Царь. В каком направлении находится обитель сына Браморожденного Маричи?
Матали. Смотри:
Вон там стоит подвижник этот строгий,
В огромной муравьиной куче он,
Змеиной кожей грудь он препоясал,
На шее цепь из высохших лиан,
На голове — венок, то — грубый волос,
Что колется, спускаясь до плеча,
Свершая искус, он глядит на Солнце,
Не отводя усталых глаз своих,
И, как скала, стоит так неподвижно,
Что птицы гнезда свили в волосах.
Царь (пристально смотря). Великий почет тому, кто умерщвляет плоть столь страшным способом.
Матали (задерживая колесницу). Мы вступили в обитель древнего мудреца, чья супруга Адити взращивает коралловые деревья123.
Царь. Здесь довольство глубже, чем в небе. Мне чудится, что я окунулся в медвяное озеро124.
Матали (останавливая колесницу). Сходи, о царь.
Царь (сходя). Но как же будешь ты?
Матали. Колесница повинуется слову приказания. Я тоже сойду. (Сходит.) Перед тобой, о царь, те рощи, где самые святые отшельники ведут самоотреченную жизнь.
Царь. Я смотрю с изумлением на их простоту и на то, чем они могли бы услаждаться.
В лесу, где что ни дерево, то чудо,
Лишь ветер — пища им всегда,
Молитвенно свершают омовенья,
Смывая золото цветов,
Погружены в глубинность размышлений,
Хоть всюду яхонты горят,
И соблюдают святость воздержанья,
Хоть девы неба возле них,
Чего другие жаждут, то, имея,
Свершая подвиг, не берут.
Матали. Великие умы всегда выше. (Он идет вперед и говорит к кому-то, кого не видно.) Старец Сакалия125, чем занят святой сын Маричи? (Слушает.) Что ты говоришь? Что он изъясняет Адити в ответ на ее вопросы, обязанности верной супруги? Нужно подождать более благоприятного времени. (Обращается к царю.) Подожди здесь, о царь, а я возвещу о твоем прибытии родителю Индры.
Царь. Хорошо.

Матали уходит. У царя дергается рука — счастливое предзнаменование.

К чему напрасный знак счастливый?
Я не дерзаю уповать,
Кто от себя отбросил счастье,
Тот видит в нем одну печаль.
Голос за сценой. Не делай этого. Не будь таким сумасбродным. А, ты всегда один и тот же.
(Слушая.) Сумасбродству здесь как будто совсем не место. Кто бы это был, кого так порицают? (Смотрит по направлению к тому месту, где говорили. Удивленно.) Это ребенок. И ребенок еще маленький. Две отшельницы бегут за ним.
Он тащит львенка, львенок бьется,
Ему он гриву всю взлохматил
И ручкой детскою, но властной,
Зверенка хочет укротить.

Входят маленький мальчик, как описано, и две отшельницы.

Мальчик. Открой свою пасть, зверюга. Я сосчитаю, сколько у тебя зубов.
Первая женщина. Гадкий мальчик, зачем ты дразнишь наших любимцев? Они для нас как дети. Тебе непременно кого-нибудь ударить нужно, сил слишком много. Недаром тебя отшельники зовут Всеукротителем.
Царь. Почему мое сердце так рвется к этому мальчику, точно он сын мой родной? (Размышляет.) Это, конечно, оттого, что у меня нет детей.
Вторая женщина. Смотри, львица на тебя набросится, если ты не отпустишь ее детеныша.
Мальчик (смеясь). Ай, боюсь, боюсь. (Кусает себе губы.)
Царь
(удивленно)
В этом мальчике зерно
Подвигов блестящих,
Он, как искра, только ждет,
Чтоб костер сложили.
Первая женщина. Отпусти львенка, милый. Я дам тебе другую игрушку.
Мальчик. Где она? Дай мне ее. (Протягивает руку.)
Царь (смотря на его руку). У него одна из царских примет.
Между пальцами живыми, что желают что-то взять,
Тканью тонкою белеет волоконце126,
Вся рука его как лотос, где стеснились лепестки,
Чуть подернутые розовой зарею.
Вторая женщина. Суврата, мы его одними словами не удержим. Поди, у меня там в хижине есть разрисованный глиняный павлин, игрушка мальчика-отшельника Манканаки. Принеси его сюда.
Первая женщина. Сейчас. (Уходит.)
Мальчик. А пока я с ним поиграю.
Отшельница (смотрит и смеется). Отпусти его.
Царь. Мое сердце рвется к этому своевольному ребенку. (Вздыхая.)
Какое счастье для родителей,
Коль дети на руках у них,
Еще незримы бусы белые,
Что будут зубками во рту,
Они чему-то улыбаются,
Кто догадается — чему.
Лепечут, говорить пытаются,
И темен смысл их первых слов,
Но все так мило для родителей,
И слово каждое поет,
И если тельце вдруг запачкают,
Вот даже это мило в них.
Отшельница (грозясь пальцем). Ты даже на меня и взглянуть не хочешь? (Осматривается кругом.) Никого здесь нет из отшельников-подростков? (Видит царя.) О владыка, пожалуйста, подойди и освободи этого львенка. Маленький негодник мучает его, и я не могу заставить его отпустить зверенка.
Царь. Хорошо. (Приближается, улыбаясь.) Маленький сын великого мудреца,
Не хочешь быть ты добрым мальчиком?
Не хочешь слушаться отца,
Что хочет добрым быть с животными?
Ты хочешь быть здесь в роще злым?
Ведь ты не будешь же змеенышем,
Рожденным черною змеей,
Что портит древо благовонное,
Пятнает благостный сантал?
Отшельница. Но, владыка, его отец не отшельник.
Царь. Так должно явствовать и из его взглядов, и из его поступков. Но в этом месте я ничего другого не мог предполагать. (Он высвобождает львенка из рук мальчика и, прикоснувшись к нему, говорит себе.)
Всем телом я чувствую нежность,
Коснувшись ребенка чужого,
Какое ж безмерное счастье
Ребенка своим называть!
Отшельница (смотря на царя и на мальчика). Удивительно. Удивительно.
Царь. Почему говоришь так, мать?
Отшельница. Я изумлена при виде того, как мальчик похож на тебя, владыка. Ведь вы не родственники. Притом же он своевольник и не знаег тебя, а все же не выказывает к тебе никакого нерасположения.
Царь (лаская мальчика). Мать, если отец его не отшельник, из какой же он семьи?
Отшельница. Из рода Пуру.
Царь (к самому себе). Из одного рода со мной. Тогда, быть может, мысль моя верна? (Громко.) Но таков обычай в роде Пуру:
Они живут в блистательных дворцах
И правят родиною мудро,
Когда ж преклонный возраст настает,
Кончают дни в уединенье.
Но как человеческие существа, собственною своею волей, могут достичь этого места?
Отшельница. Ты справедливо говоришь, владыка. Но мать ребенка была сродни небесным девам, и она родила своего сына в священной роще отца богов.
Царь (к самому себе). О, второе основанье для надежды. (Громко.) Как имя доброго царя, кому она супруга?
Отшельница. Кто будет называть его имя? Он отверг свою верную жену.
Царь (к самому себе). Рассказ указует на меня. Спросить мне мальчика, как зовут его мать? (Размышляет.) Нет, это было бы недостойно меня — говорить о той, кто может оказаться чужой женой.

Приходит первая женщина с глиняным павлином.

Первая женщина. Смотри, Всеукротитель. Вот тебе птица, сакунта. Скажи, мила сакунта?127
Мальчик (осматривается кругом). Где моя мама?

Две отшельницы разражаются смехом.

Первая женщина. Слово звучало, как ее имя, и обмануло его. Он любит свою мать.
Вторая женщина. Она сказала: ‘Посмотри, какой красивый павлин’. Больше ничего.
Царь (к самому себе). Его мать зовется Сакунтала. Имена одинаковы. Хочу думать, что эта надежда не окажется в конце концов обманом, миражем.
Мальчик. Мне нравится этот маленький павлин, сестра. Он умеет летать? (Хватает игрушку.)
Первая женщина (смотря на мальчика. С тревогой). О, амулета нет у него на руке.
Царь. Не тревожься, мать. Амулет упал, когда он боролся с львенком. (Быстро наклоняется, чтобы поднять амулет.)
Две женщины. О, не делай, не делай этого. (Смотрят на него.) Он прикоснулся к амулету. (Изумленные, они прижимают руки к груди и смотрят одна на другую.)
Царь. Почему вы хотели помешать мне сделать это?
Первая женщина. Слушай, государь. Это божественный и сильнейший талисман, зовущийся Непобедимым. Святой сын Маричи дал его ребенку, когда только что был совершен обряд рождения. Если он падает на землю, никто не может прикасаться к нему, кроме родителей мальчика или его самого.
Царь. А если кто другой его тронет?
Первая женщина. Он превращается в змею и жалит.
Царь. Вы когда-нибудь видели, чтоб это с кем-нибудь произошло?
Обе женщины. И не раз.
Царь (радостно). Так почему бы не стал я ликовать, что надежда моя наконец исполнится? (Обнимает мальчика.)
Вторая женщина. Идем, Суврата. Сакунтала исполняет сейчас молитвенные обязанности. Пойдем и расскажем ей обо всем.

Обе уходят.

Мальчик. Пусти меня. Я хочу к моей матери.
Царь. Сын мой, ты вместе со мной пойдешь приветствовать свою мать.
Мальчик. Мой отец Душианта, а не ты.
Царь (улыбаясь). Опровергая меня, ты мне показываешь, что я прав.

Входит Сакунтала, волосы ее заплетены в одну косу128.

Сакунтала (сомневаясь). Я слышала, что амулет Всеукротителя не изменился, когда он должен был измениться. Но я не верю моему счастию. Но, быть может, это так, как Мишракеши рассказала мне. (Идет.)
Царь (смотря на Сакунталу. С грустною радостью). Это она. Это Сакунтала.
В темном покрове она,
Лицо от поста исхудало.
Волосы в косу одну
Скромно она заплетает,
Так исполняет обет,
Грустя обо мне, бессердечном.
Сакунтала (смотря на царя, бледного от душевного волнения. С сомнением). Это не супруг мой. Кто этот мужчина, что прикасается своими поцелуями к моему ребенку? Амулет должен был бы защитить его.
Мальчик (бежит к матери). Мать, этот человек принадлежит к нашему роду. И он называет меня своим сыном.
Царь. Любимая, жестокость, которую я высказал к тебе, обратилась в счастье. Или ты не узнаешь меня?
Сакунтала (к самой себе). О сердце, уверуй. Судьба ударила жестоко, но зависть ее миновала, и жалость вернулась. Это супруг мой.
Царь
Исчезла темнота безумия,
Вернулась память, это ты,
Любовь, окончилось затмение,
И снова с Месяцем звезда129.
Сакунтала. Победа, побе…

Рыдания пресекают ее голос.

Царь
О милая, милая, да, победил я,
Хоть клич твой победный в слезах потонул,
Но снова я вижу лицо дорогое
И милые бледные губы твои.
Мальчик. Кто он, мать?
Сакунтала. Спроси судьбу, дитя мое. (Плачет.)
Царь
Забудь, красивая, забудь,
Скорбь отлученья да развеется,
Безумьем странным разум мой
Был облечен, как тенью дымною.
Я был как скорбный тот слепец,
Что разлучен с сияньем солнечным
И принимает за змею
Венок любви, ему дарованный.
(Падает к ее ногам.)
Сакунтала. Встань, милый супруг мой. Наверно, наверно, это какой-нибудь давнишний грех мой прервал мое блаженство — хоть вот снова оно вернулось, счастье мое. Иначе как мог бы ты, любимый, так поступить со мной? Ты такой добрый.

Царь встает.

Но что возвратило воспоминание о тоскующей жене твоей?
Царь. Я скажу тебе, только прежде жало скорби вырву совсем.
Это было безумье, безумье, желанная,
На глазах твоих вызвать слезу хоть одну,
Вот еще на реснице дрожит одинокая,
Я сотру ее — так — и стираю печаль.

(Смахивает слезинку с ее ресниц.)

Сакунтала (смотрит пристальнее и видит кольцо). Супруг мой, это — кольцо.
Царь. Да. И когда чудо совершилось, память моя вернулась.
Сакунтала. Так вот почему для меня было совершенно невозможно заставить тебя поверить.
Царь. Так пусть лоза с цветком соединится, как их союз соединен с весной.
Сакунтала. Я ему не доверяю. Уж лучше ты его носи.

Входит Матали.

Матали. Приветствую тебя, о царь, и радуюсь, что ты соединился с своею супругой и видишь лицо сына твоего.
Царь. Мои желанья увенчались вдвойне сладостно, ибо исполнились через друга. Матали, Индра не знает обо всем этом?
Матали (улыбаясь). Что же скрыто от богов? Идем. Святой сын Маричи, Касиапа, хочет видеть тебя.
Царь. Жена моя милая, возьми с собой нашего сына. Я не могу предстать без вас пред святым.
Сакунтала. Я стыжусь предстать с супругом пред такими родителями.
Царь. Таков обычай в праздничные дни. Идем.

Идут.
Взорам глядящих предстает Касиапа, он сидит вместе с Адити.

Касиапа (смотря на царя). Адити,
Так вот он, муж, идущий в битву первым,
Царь Душианта, властелин Земли,
Его стреле, до цели доходящей,
Обязаны мы тем, что в гуле гроз
Топор громовый Индры стал игрушкой.
Адити. Уж один его вид говорит о его мужестве.
Матали. О царь, родители богов глядят на тебя очами, изобличающими отеческую любовь и материнскую. Приблизься к ним.
Царь. Матали,
Так эта-то преславная чета,
Что лишь звеном от Миродержца Брамы
Отделена?
Чета, что есть, как говорят провидцы,
Источник Солнца, чьи двенадцать лиц130
Сияют?
Чета, которой сильный трех миров,
Бог Индра, порожден, богам владыка,
Чей лик в грозе?
Чета, в которой дух вселенский, Вишну,
Что больше Брамы, в самобытии,
Явился?
Матали. Именно так.
Царь (падая перед ними). Слуга Индры, Душианта, приносит вам свое почитание.
Касиапа. Царствуй над Землею в долгоденствии, сын мой.
Адити. И будь непобедим.

Сакунтала с сыном падает к их ногам.

Касиапа. Дочь моя,
Супруг твой равен Индре Громовержцу,
Твой малый сын
Похож на сына Индры, на Джайянту,
А ты сама
Будь как супруга Индры, Пауломи131.
Адити. Дитя мое, блюди благую волю твоего супруга. И да преуспевает этот сын прекрасный, как честь семей обоих родителей. Придите и сядьте.

Все садятся по обе стороны праотца.

Касиапа
(указывая по очереди на каждого)
Счастье да будет Сакунтале,
Счастие малому мальчику,
Счастье царю,
Благословенная тройственность,
Верность, Сокровище, Доблестность,
Миру — рассвет.
Царь. Святой, твое благословение, нам явленное, беспримерно. Ты даровал нам исполнение наших желаний, прежде чем мы предстали пред тобой.
Сперва — цветок, потом и плод созреет,
Сначала — туча, после — дождь,
А ты сперва свершенье даровал нам,
А после мы пришли к тебе.
Матали. О царь, таково благоволение, что оказывают праотцы мира.
Царь. Святой, я сочетался с этой девственной служительницей твоей обрядом вольного супружества. Когда некоторое время спустя родные ее привели ее ко мне, память моя изменила мне, и я ее отверг. Так поступив, я прегрешил перед Канвой, пред близким ее. Но поздней, когда я увидал кольцо, я постиг, что я связан с ней браком. И все это кажется мне чудесным и непонятным.
Я был как тот, кто говорит: ‘Вот слон’,
Потом сомненью предается,
Хоть видел ясно, утверждает: ‘Нет’,
И снова знает, след увидев.
Касиапа. Сын мой, не обвиняй себя в грехе. Это была мечта, и она была неизбежна. Слушай.
Царь. Я слушаю.
Касиапа. Когда небесная дева Менака сошла на землю и взяла Сакунталу, огорченную твоим отвержением, она пришла к Адити. Тогда я воззрел на все это божеским своим прозрением. И я увидел, что несчастная девушка была отвергнута законным своим супругом благодаря проклятию, что произнес Дурвасас. И я увидел, что проклятие кончится, когда появится опять кольцо.
Царь (со вздохом облегчения. К самому себе). Так, значит, я свободен от порицания.
Сакунтала (к самой себе). Благодарение небу. Супруг мой отверг меня не по собственной своей воле. Он действительно не помнил меня. Верно, я не слыхала проклятия, когда была так рассеянна, и потому-то мои подруги так убедительно предостерегали меня, чтобы я показала супругу кольцо.
Касиапа. Дочь моя, ты знаешь истину. Не давай же теперь никогда хода гневу на твоего законного супруга. Помни:
Все было вызвано проклятием —
Забвение, разлука, скорбь.
Исчезла злая тьма беспамятства,
И ты его царица вновь.
Когда покрыто пылью зеркало,
Неверен в нем и дымен лик,
Но если глубь чиста зеркальная,
Все отраженья в нем живут.
Царь. О святой, это слова правды.
Касиапа. Сын мой, я полагаю, что ты достодолжно приветствовал рожденного тебе Сакунталой сына, над которым я сам совершил обряд рождения и все другие священные обряды.
Царь. Святой, в нем вся моя надежда, чаянье рода моего.
Касиапа. Так знай же, что мужество, которое в нем заложено, сделает его мировым царем.
В такой колеснице, для бега которой
Не будет препятствий,
Он быстро проедет всемирное море
Победным героем.
И семь мировых островов132 покорит он
Властительной волей,
Недаром с младенчества так полюбил он
Зверей укрощенье.
Он Всеукротителем назван был в детстве,
Когда ж возрастет он,
Он Бгарата133 будет, правитель, что зорок
И с мудростью правит.
Царь. Я всего благого могу ждать от него, если ты совершил над ним начальные священные обряды.
Адити. Нужно известить также Канву, что желание его дочери исполнилось. Но Менака нужна мне здесь, и я не могу ее послать.
Сакунтала (к самой себе). Святая сказала то, чего я так хотела.
Касиапа. Галява, лети немедля по воздуху и отнеси желанные вести от меня благому Канве. Скажи ему, как проклятие Дурвасаса пришло к концу, как к Душианте вернулась память, сообщи ему, что он взял Сакунталу с ее ребенком к себе.
Ученик. Да, святой, исполню. (Уходит.)
Касиапа (к царю). Сын мой, взойди с супругою и сыном на колесницу дружественного к тебе Индры и направься в свою столицу.
Царь. Слушаю тебя, святой.
Касиапа
Индра твоим да пошлет капли свежащего ливня,
Ты же небесным отдашь жертвы свои в полноте,
Так во взаимной любви сто человеческих жизней
Будут на благо Земле и в прославленье Небес.
Царь. Святой, я сделаю все, что смогу.
Касиапа. Что еще, сын мой, сделать мне для тебя?
Царь. Может ли что еще быть сделано? Но да будет услышана вот эта мольба:
Да правит царь, о благе царства помня,
И счастье подданным дает,
Богиня песни134 светлые дороги
В искусстве слова да ведет,
И да восхочет тот, чей свет в пространстве,
Чья мысль на каждом здесь челе135,
Что, если суждено мне возродиться,
Вновь буду жить — не на земле.

ПРИМЕЧАНИЯ *

* Примечания составлены Г. Бонгард-Левиным и В. Эрманом.

Шакунтала (полное название ‘Шакунтала, узнанная по кольцу’) — самая знаменитая драма Калидасы. И древняя традиция, и современная литературная критика рассматривают ее как вершину творчества поэта, как наилучшее произведение древнеиндийской драматургии в целом. Некоторые исследователи считают эту драму последним сочинением Калидасы. Сюжет ее мог быть заимствован из ‘Сказания о Шакунтале’ ‘Махабха-раты’ (первая книга). В эпосе сюжет связан с историей царей Лунной династии (сын героя и героини сказания Бхарата появляется в финале драмы Калидасы и дает имя царскому роду (ср. название поэмы ‘Махабхарата’). Версия сказания встречается также в одной из пуран — ‘сказаний о древности’ — ‘Падмапуране’, сходство с драмой настолько велико, что, учитывая неопределенность датировки текстов пураны, можно предполагать обратное заимствование. В эпосе рассказывается об истории Шакунталы, которую она сама поведала царю. Мать Шакунталы — небесная дева — апсара Менака бросила новорожденную в долине Гималаев, но ее охраняли от зверей ястребы. Поэтому отшельник Канва, когда увидел младенца, охраняемого ястребами, назвал девочку — ‘Шакунтала’ (дословно — ‘Охраняемая ястребами’). Сюжет эпического сказания Калидаса изменил, введя мотивы проклятия и кольца-талисмана, который возвращает память о возлюбленной. Это коренным образом преобразовало содержание произведения.
‘Шакунтала’ — одно из первых произведений древнеиндийской литературы, переведенных на европейский язык. Английский перевод У. Джонса сыграл, как уже отмечалось, огромную роль в пробуждении на Западе интереса к творчеству Калидасы и к древнеиндийской культуре. Издана драма была впервые в Калькутте в 1761 г. На русский язык переведена впервые с оригинала А. Путятой в 1879 г. В 1884 г. в Вене был поставлен балет на тему ‘Шакунталы’. Известна также успешная постановка драмы на русской сцене (в Московском Камерном театре в 1914 г., с А. Коонен в главной роли).
1 Правильно — Душьянта.
2 Бгарата и далее правильное написание имен действующих лиц таково: Бхарата, Мадхавья, Райватака, Бхадрасена, Карабхака, Парватаяна, Сомаратха, Шарнгарава, Шарадвата, Джанука, Анасуя, Приямвада, Кашьяпа, Галава. Принимая имя апсары Митракеши, Бальмонт следовал за переводчиком, который использовал одну из версий драмы. В основном тексте имя апсары — Санумати.
3 Как и в других пьесах Калидасы, благословение (нанди) обращено к Шиве.
4 В оригинале во вступительном благословении к ‘Шакунтале’ все восемь ‘тел’ Шивы (см.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 4) не названы, но даны описательно. Жрец (точнее: ‘жертвующий’) рассматривается как самостоятельный космический образ, здесь отражаются древнейшие представления ритуального мировоззрения. Эфир считался сферой распространения звука. Согласно очень ранним воззрениям, первой была создана Вода.
5 Песня актрисы ‘Шакунталы’ отличает пролог пьесы от других драм Калидасы.
6 В подлиннике упоминается цветок патала (Bignonia Suaveolens).
7 В подлиннике: цветы шириша (Acacia Sirissa).
8 В древнеиндийском театре декораций, как уже отмечалось, не было, упоминаемые в пьесе лань, колесница, кони и т. д. на сцене отсутствовали, все это передавалось условными жестами и стихотворными репликами. Возничие (сута) принадлежат к специальной касте, весьма высокой в социальном и политическом отношениях. Возничие были приближенными царя, воевали вместе с ним и в то же время воспевали его подвиги и могущество (условно их можно сравнить с бардами Европы).
9 Шива иногда изображается в образе охотника, можно полагать, что возница передает миф о Шиве: облик оленя (лани) принял бог-творец, и Шива, не зная об этом, пронзил его стрелою.
10 Стих наглядно передает погоню царя на колеснице за оленем, ее стремительный бег.
11 Убийство животного, особенно священного, считалось большим грехом (ахимса — неубиение живых существ).
12 Пуру — по индийской мифологии, древний царь Лунной династии, предок Душьянты, имя восходит к этнониму, названию древнего племени (пауравы, потомки Пуру).
13 Малини — река, идентифицируемая с современной Пайшуной, притоком Ганги, протекающим вблизи местности, где была расположена древняя столица царей Лунной династии — Хастинапура.
14 Соматирта (правильно — Соматиртха) — древнее место паломничества, находившееся, как полагают некоторые ученые, в районе Панипата, севернее современного Дели, другие считают, что это священное место было расположено на полуострове Катхиавар, около знаменитого храма Сомнатх.
15 Миндальное целительное масло.— В подлиннике упоминается о плодах дерева индида (Terminalia Catappa). Плоды обладают, как считали древние индийцы и считают сейчас сторонники народной медицины, лечебными свойствами. Из этих плодов аскеты выжимали масло, которое использовалось для врачебных целей, для растираний, его же применяли и для возжигания священного огня.
16 По традиции, даже царю не разрешалось тревожить отшельников, запрещалось со свитой и с оружием входить в их обители.
17 То есть в одежде обычного человека, а не царя или знатного вельможи.
18 Подергивание в руке.— Дрожь у мужчины в правой руке считалась предзнаменованием скорой встречи с любимой, знаком, указывающим на счастливую семейную жизнь.
19 В подлиннике: ‘…но дрожит рука’. См. примеч. 18.
20 Такое сравнение имело фигуральный смысл: девушки-отшельницы в лесной обители превосходили красотой красавиц царского гарема, подобно тому как лесные лианы прекраснее лиан, взращенных в царском саду.
21 Образ, очень популярный в Индии.
22 В Древней Индии отшельники обычно носили одежду из коры деревьев, которая была предварительно обработана особым способом.
23 В подлиннике: ‘Недаром тебя зовут Приямвада’,— игра слов, имя означает буквально: ‘Сладкоречивая, говорящая приятное’.
24 На санскрите манго — мужского рода, а жасмин — женского. Представление о браке растений, распространенное в Древней Индии, коренится в очень древнем мифологическом мировоззрении.
25 В подлиннике: ‘…к другой варне’. Понятие варны, одного из четырех основных сословий древнеиндийского общества, не вполне совпадает с понятием касты (джати) — общественного института, получившего развитие позднее. Царь, принадлежащий к варне кшатриев (воинской аристократии), не мог вступить в законный брак с Шакунталой, если она принадлежала к варне своего приемного отца — брахманской (жреческой), более высокой, чем кшатрийская. Но если, как выясняется позднее, Шакунтала — дочь Вишеамитры (кшатрия по рождению), то препятствий для брака с царем уже нет.
26 В тексте речь идет не о плодах, а о традиционном угощении, в которое входили прежде всего рис с молоком, особая трава и т. д. Подавалась гостю и вода в сосуде. В Древней Индии приход гостя считался счастливым знамением, и его окружали вниманием. Индийцы верили, что вместе с гостем приходят и боги, и счастье.
27 Древние тексты или древнее предание.
28 Драматург не мог приписать царю ложь: заявив о своем долге защищать подданных и соблюдать справедливость, Душь-янта, не называя себя пока царем, говорит об обязанностях, приписываемых царю. И когда станет ясно, что перед девушками царь, его слова не окажутся лживыми.
29 Каусика (правильно — Каушика) — родовое имя знаменитого мудреца Вишвамитры, принадлежавшего к побочной ветви того же Лунного рода, к которому принадлежал и Душьянта — Паурава.
30 …боги, возревновав, послали небесную деву…— На этом мотиве строятся многие сказания в эпосе. Небесных дев — апсар — посылает обычно в этих сказаниях для искушения подвижников царь богов Индра. Считалось, что великое могущество, обретаемое подвижниками благодаря умерщвлению плоти, угрожает власти Индры на небесах.
31 В подлиннике: ‘…уколола ногу о молодую траву куша’. Куша, или дарбха (Роа Cynosuroides),— трава с острыми стеблями, которая считалась священной и широко употреблялась в ритуале.
32 В подлиннике: ‘…шелковая ткань из Китая’. С очень раннего времени индийцы завозили шелк из Китая.
33 У Калидасы говорится также и о тигре.
34 Дословно: ‘Переодевшийся после омовения’.
35 …лук в руке и девица в сердце. На нем гирлянда из диких цветов.— Перевод неверен — в подлиннике: ‘…в сопровождении яваниек, несущих луки, надевших гирлянды из лесных цветов’. Яванийками (см.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 51) называли царских служанок-оруженосиц, эту должность при дворах индийских царей исполняли женщины греческого происхождения либо из Греко-Бактрии, либо из других областей, где проживало грекоязычное население.
36 Шут (видушака) принадлежал к сословию брахманов, которым запрещалось заниматься охотой.
37 …я плакал в лесу? — буквальный перевод идиоматического выражения, соответствующего нашему ‘вопиять в пустыне’, ‘голос вопиющего в пустыне’.
38 Медведь-людоед.
39 …как в неком камне драгоценном…— Существовало представление о ‘солнечном камне’ (букв: ‘любимец солнца’), который под воздействием солнечных лучей испускал скрытый в нем жар. Сравнение указывает на способность отшельника, внешне невозмутимого, жестоко покарать того, кто его обидит.
40 В подлиннике: ‘…как брошенный цветок жасмина, упавший на лист арки’. Арка (Calotropus Gigantea) — растение, листья которого употреблялись в ритуале.
41 Собирать налог с отшельников запрещалось. Считалось, что духовными заслугами они укрепляют царскую казну.
42 В подлиннике: ‘…чета чаранов’. Чараны — мифические небесные певцы, так же называли и земных странствующих певцов.
В подлиннике: ‘…носящий святое имя мудреца, коему предшествует царский титул’.
44 В подлиннике: ‘…друг Сокрушителя Валы’. Этот эпитет Индры восходит к мифу о победе бога над Валой — Демоном пещеры. Эпические герои нередко выступают как друзья и соратники богов.
45 В подлиннике вторая половина этой строфы означает буквально: ‘Ибо боги, закоренелые враги демонов, надеются на победу в битвах, полагаясь на его натянутый лук и на палицу Почитаемого Многими Жертвоприношениями’. Последний эпитет также принадлежит Индре, ‘палица’ (ваджра) — мифическое оружие бога-громовержца, воплощение грома и могущества.
46 Защита лесных обитателей от нападений демонов — ракшасов, упоминаемых у Калидасы (мифологическое отражение набегов диких лесных племен на индо-арийские поселения), провозглашается священным долгом царей и героев в эпических сказаниях.
47 Согласно комментатору, речь идет об одной из важнейших церемоний, совершаемой в честь сына, сходной с церемонией при рождении сына. В этот день сын обязан преподнести матери сладости, подарки (роскошные одеяния) и т. д. Нарушение этого установления считалось тяжким грехом.
48 В подлиннике: ‘Останься посредине, как Тришанку’. Тришанку — герой древнего сказания, царь Солнечной династии, возгордившись своим могуществом, он пожелал вознестись на небо при жизни, но, несмотря на помощь великого мудреца Вишвамитры, был остановлен в своем вознесении Индрой и навечно остался висеть между небом и землей.
49 Просит шута (как брахмана) совершить вместо него необходимые обряды. В подлиннике — ‘траву дарбха’ (см. примеч. 31).
50 См.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 36.
51 В подлиннике: ‘…на руке еле держится единственный браслет — из лотосов’. Браслеты, спадающие с исхудавших рук,— знак любовного томления, постоянный образ в индийской лирической поэзии.
52 В подлиннике: ‘Лиана мадхави’. Мадхави — ‘весенний цветок’ (Gaertnera Racemosa), лиана с красивыми белыми цветами, считалась воплощением весны.
53 В подлиннике: ‘Смара, бывший причиной моих мучений, стал теперь моим избавителем. Так день, померкший с приходом туч, становится утешением для всего живого на исходе знойного лета’. Смара — одно из имен бога любви.
54 В подлиннике: ‘…принесите мне воды с сезамом’. Вода с зернами сезама приносилась в поминальном обряде душам усопших.
55 См. примеч. 51.
56 Подношение цветов, оставшихся после обряда, было выражением глубокого почтения.
57 Метафора (волоски, которые поднимаются на теле от любовного томления) передает состояние любовной страсти. Образ, популярный в индийской литературе.
58 Одно из свидетельств широкого распространения письменности в Древней Индии, индийцы писали и на пальмовых листьях.
59 В подлиннике: ‘Солнце не столько угнетает лотос, сколько затмевает месяц’, то есть месяц страдает от солнца больше, чем лотос, который раскрывается ночью и смыкает лепестки лишь с наступлением дня.
60 В подлиннике: ‘…опоясанная Морем Земля’ — царица, главная жена царя. См.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 20.
61 В подлиннике: ‘Многие дочери царственных мудрецов вышли замуж по обычаю гандхарвов, и замужество было признано их отцами’. Брак по обычаю гандхарвов — один из восьми видов брака, определенных в индуистских установлениях: он совершается без предварительного согласия родителей и без свадебных обрядов и основан на взаимном решении жениха и невесты.
62 См. ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 36.
63 В подлиннике: ‘Чакравака’. См.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 48.
64 В подлиннике: ‘Кровожадные’, то есть демоны. См. примеч. 46.
65 В подлиннике: ‘…по обычаю гандхарвов’. См. примеч. 61.
66 В роли богини-покровительницы супружеского счастья женщин выступала супруга Шивы (в ее милостивой ипостаси Гаури).
67 Упоминаемый в эпосе и пуранах Дурвасас — великий подвижник, известный своей вспыльчивостью, он считался земной ипостасью бога Шивы, имя буквально означает ‘полуодетый’. Образ сурового подвижника, обладающего магической силой и жестоко карающего за совершённый грех, встречается во многих эпических сказаниях. Невнимание (пренебрежение) к Дурвасасу отягощается еще и тем, что он как гость заслуживал особого расположения. Обычай приема гостя в Древней Индии был детально разработан, нарушение этого обычая сурово наказывалось.
68 Клятва брахмана нередко сравнивается с огнем.
69 Считалось, что проклятие подвижника не может быть взято обратно, но смягчение вины, как в данном случае, при определенных обстоятельствах было возможно. Дурвасас смягчил свой жестокий приговор.
70 Традиционный образ задумавшейся женщины.
71 Здесь кончается вводный эпизод и начинается IV действие.
72 …Месяц, владыка целебных растений…— Считается, что лунный свет влияет на их рост, Сома — бог луны в индийской мифологии — почитается также как покровитель флоры, культ его связан с древнейшим культом одноименного растения. Он считается и исцелителем растений. Закатная гора, за которой скрывается солнце на западе,— традиционный образ в индийской поэзии. …и солнечный круг на востоке восходит…— В подлиннике: ‘С другой стороны является Солнце, предшествуемое Аруной’. Аруна — бог зари, колесничий бога солнца в индийской мифологии.
73 В подлиннике: ‘Пусть Кама теперь радуется’, считалось, что Кама, бог любви, находит особое удовольствие в совращении юных дев.
74 В подлиннике: ‘но кого из отшельников, суровых по природе своей, можем мы просить (быть вестником)?’
75 …Сакунтала точно мимоза…— Шакунтала сравнивается с деревом шами (Mimosa Suma), в котором, по древнему поверью, таится (‘зачат’) скрытый огонь, издревле оно употреблялось для возжигания трением священного огня.
76 В подлиннике: ‘Я положила туда для этой самой цели гирлянду из долго не вянущих цветов бакулы, ты ее одень ей на руку, а я между тем приготовлю для нее…’
77 Гастинапура (правильно — Хастинапура) — древняя столица царей Лунной династии, расположенная на правом берегу Ганги в верхнем ее течении, к северо-востоку от современного Дели. По преданию, город был основан царем Хасти-ном.
78 В подлиннике: ‘Сын Нарады’. Нарада — посланец богов, священный мудрец.
79 Создание его мысли? — Мудрецам-подвижникам приписывалась способность создавать мыслью — ‘силою йоги’ — любые предметы.
80 …как Сармишта, супруга Яйяти…— См.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 24. В подлиннике назван сын Шармиштхи — Пуру, предок Душьянты.
81 Следующая строфа предваряется объяснением о том, что благословение Канвы составлено ‘размером Ригведы’ — древнейшего литературного памятника Индии.
82 В подлиннике названы ‘божества’, лесные духи.
83 В подлиннике говорится о траве куша. Просьба Бальмонта об исправлении осока на асока не была исполнена.
84 В тексте говорится о просе.
85 Священная письменная традиция — смрити, в отличие от священного устного предания — шрути.
86 Разбрасывание зерен риса перед входом в дом — один из древнейших обычаев в Индии, смысл его в подношении риса всем живым существам, а также божественным охранителям дома.
87 Царедворец — один из традиционных второстепенных персонажей санскритской драмы, человек преклонного возраста, возглавляющий дворцовых слуг (‘дворецкий’),
88 Бог солнца в индийской мифологии изображается как объезжающий небо на колеснице, которая запряжена огненными конями. Сейш (правильно — Шеша) — тысячеглавый (эпитет ‘тысячеглазый’ в оригинале отсутствует) космический змей, поддерживающий землю.
89 Большой зонт (балдахин) — один из знаков царского достоинства в Древней Индии.
90 В большинстве редакций здесь названа Хансападика — одна из женщин царского гарема, бывшая фаворитка Душьянты.
91 В подлиннике: ‘…в прошлых рождениях’ (которые могли быть и на Земле, в образе человека). Учение о перевоплощении — одно из основных положений индуизма.
92 Дурное предзнаменование для женщины.
93 В подлиннике: ‘…боюсь, что окажусь в положении кшетрина’ (кшетрин можно перевести условно как ‘отчим’ или ‘приемный отец’, то есть муж матери, не являющийся в действительности отцом).
94 В подлиннике даже приводится имя оленя: Диргхапанга — Прекрасноокий.
95 Пруд Небожительниц.— В ведийских мифах рассказывается об апсарах, в образе птиц плавающих в озере. Вознесение Шакунталы связывается с ее происхождением от небесной девы Менаки.
96 Начальник стражи.— В подлиннике он назван ‘царским шурином’. Персонаж часто присутствует в древнеиндийских пьесах.
97 Перевод раскрывает смысл названия места паломничества — Шакраватара.
98 В подлиннике: ‘Нечего сказать, благочестивое занятие!’ Рыбаки принадлежали в Древней Индии к одной из низших каст, всякое занятие, связанное с умерщвлением живых существ, считалось презренным (но не воинское и не жреческое).
99 В подлиннике: ‘…убрать его цветами для казни’ (на тех, кто был осужден на смерть, надевали гирлянду из красных цветов как жертву богу — обычно Шиве или его супруге Дурге).
100 За воровство царского имущества полагалась смертная казнь: человека убивали, затем его тело выбрасывали на съедение собакам и грифам.
101 В подлиннике: ‘Мой черед был служить на Пруду Небесных Дев в час омовений благочестивых’. В обязанности апсар входила защита благочестивых паломников во время их омовений в святых местах. В некоторых редакциях имя апсары — Санумати. Эта апсара была родственницей Шакунталы по матери.
102 Кукушечка.— Здесь это имя собственное: Парабхритика (букв.: ‘кукушечка’), как и имя второй девушки далее: Мадхукарика (букв.: ‘пчелка’). В последующем диалоге обыгрывается значение имен.
103 Цветок манго — один из пяти стрел бога любви Камы (см.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 31). Жена странника, тоскующая в разлуке,— один из излюбленных образов древнеиндийской лирики (см. знаменитую поэму Калидасы ‘Облако-вестник’ ).
104 Праздник возвращения весны обычно посвящался богу Кришне и его сыну Каме.
105 В подлиннике: ‘Когда она молилась в Шачитиртхе, оно соскользнуло с пальца в воду Ганги’. Шачитиртха (у К. Бальмонта — Сачитирта) — место паломничества на берегу Ганги, посвященное богине Шачи, супруге Индры.
106 В подлиннике: ‘Поспешно входит Чатурика с картиной в руках’.
107 Облачный чертог — очевидно, название одной из дворцовых башен.
108 Сакета — столица государства Айодхья в Северной Индии.
109 Мать богов — в подлиннике: ‘мать великого Индры’ (то есть Адити, см. примеч. 122).
110 Жертвоприношения, сопровождающие рождение наследника.
111 Магическая способность отделять молоко от воды в их смеси приписывалась в индийской поэзии фламинго (или дикому гусю).
112 Калянеми (правильно — Калане ми) — сторукий и стоглавый демон, побежденный Вишну.
113 Эпитет Индры: ‘обладающий стократной силой’ или ‘свершивший сто жертвоприношений (коня)’.
114 Цари Лунной династии возводили свой род к Соме — богу Луны.
115 Признак особого уважения, проявленного к царю: бог Индра усаживает его рядом с собой на небесном троне.
116 Мэндара (правильно — мандара) — мифическое дерево, одно из пяти волшебных райских деревьев в небесном царстве Индры, другое дерево — сандаловое (‘харичандана’), сандаловой пастой Индра намазывает грудь.
117 В подлиннике: ‘Дважды небеса счастливца Индры избавлены были от демонской нечисти: некогда — когтями Человека-Льва, а ныне — твоими отточенными стрелами’. Человек-Лев — одна из ипостасей бога Вишну (четвертая аватара), в образе Человека-Льва он спас богов и смертных от притеснений могучего демона Хираньякашипу, в индуистских мифах Вишну нередко приходит на помощь терпящему поражение Индре.
118 В подлиннике: кальпа — одно из райских деревьев.
119 Париваха (у К. Бальмонта — Паривага) — один из семи ветров, каждый из которых имел свою ‘дорогу’ в небесах. По дороге Паривахи движутся семь звезд Большой Медведицы (упоминание их, как и Млечного Пути, в оригинале отсутствует), а также протекает река Ганга, которая, по представлениям древних индийцев, берет начало на небе (небесная Ганга иногда отождествляется с Млечным Путем). Миф о трех шагах Вишну, которыми он отвоевал вселенную у демонов, восходит еще к ведам. Под вторым шагом Вишну здесь подразумеваются небеса. Речь идет об очень ранней аватаре Вишну — в образе карлика. По традиции, царь демонов Бали (или Хираньякашипу) достиг власти над всеми тремя мирами (подземным, земным, небесным) и подчинил всех богов, в том числе Индру. Вишну пошел на хитрость, чтобы посрамить демонов и вернуть к власти богов. Он спустился на землю в виде карлика и попросил у Бали столько земли, сколько он пройдет тремя шагами. Демон согласился. Тогда Вишну вырос до гигантских размеров и сделал два шага, покрыв небо и землю. Третий шаг он делать не стал, и подземный мир остался миром демонов.
120 Птицы гроз — чатаки (см.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 27).
121 Гемакута (правильно — Хемакута, ‘Златоверхая’) — мифическая гора, помещаемая к северу от Гималаев (недалеко от священной горы Кайласа). Конеглавые — кимпуруши, фантастические существа, обитающие на этой горе, слуги бога богатства Куберы — владыки Севера.
122 Касиапа (правильно — Кашьяпа) — сын Маричи, старшего сына бога-творца Брахмы, прародитель богов, демонов и людей, а также многих существ полубожественной и полудемонической природы. Считался мужем двенадцати богинь, главная из которых — Адити.
123 Коралловые деревья — деревья мандара (см. примеч. 116).
124 В подлиннике: ‘Озеро амриты’, амрита — в индийской мифологии напиток бессмертия.
125 Старец Сакалия (правильно — Шакалья) — старец, принадлежащий к ведийской школе Шакалы, в редакции которой сохранился текст ‘Ригведы’.
126 Пальцы с перепонками — признак отваги и высоких достоинств.
127 Сакунта (правильно — Шакунта) — санскр. ‘птица’, ястреб. Игра слов. Сын ‘обыгрывает’ имя своей матери.
128 По древнему обычаю, жена, разлученная с мужем, оставляла волосы стянутыми в узел и не трогала их до его возвращения. Таков же был обычай в случае смерти мужа.
129 В подлиннике: ‘…с Месяцем соединилась Рохини’. Олицетворение созвездия, включающего Альдебараи, в индийской мифологии — любимая жена бога Луны.
130 Подразумевается двенадцать сыновей Кашьяпы и Адити, среди которых — Индра, Сурья (бог солнца) и др., они считались олицетворениями двенадцати знаков солнечного зодиака. Владыка трех миров (небесного, земного и подземного) — Индра, это один из его эпитетов.
131 Пауломи — ‘дочь Пуломана’, так иногда называлась супруга Индры.
132 По индуистской космографии, вселенная состояла из семи островов-материков, которые омывались водами мирового океана.
133 Бгарат (правильно — Бхарат) — правитель вселенной, опора ее.
134 В подлиннике: Сарасвати (см.: ‘Малявика и Агнимитра’, примеч. 22).
135 Эпитеты Шивы.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека