СЕРГЮ АБРАМОВИЧУ БОРАТЫНСКОМУ 1).
СЕРГЮ АБРАМОВИЧУ БОРАТЫНСКОМУ 1).
Сергею Абрамовичу Боратынскому, Павлов Николай Филиппович, Год: 1832
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Татевскій сборникъ С. А. Рачинскаго. СПб, 1899
Тамъ, гд толпилися татары,
Гд вки замели ихъ слдъ,
Гд буйный вихорь ихъ побдъ
Едва намъ слышенъ въ звукахъ Мары 2),
Тамъ, тихой степи гражданинъ,
Науки сумрачный поклонникъ,
Аптекарь, докторъ, дворянинъ,
Какой-то странный беззаконникъ,
Какой-то на Руси пришлецъ,
Какой-то сумасбродный Чацкій,
И не военный, и не штатскій,
Не фабрикантъ и не длецъ,
Кого не встртишь за обдней,
Кто въ жизни новый тонъ сыскалъ,
Не стаивалъ ни въ чьей передней,
За то въ газетахъ не стоялъ,
Кто смерти не даетъ потачки,
Не возитъ красненькихъ домой,
Склонился чуткой головой
Къ одру нервической горячки,—
И средь чужой семьи гробовъ
Здсь не лежать костямъ Ивана 3)
Подъ этимъ саваномъ снговъ,
Подъ этой синевой тумана.
Опять Иванъ къ живымъ присталъ,
Опять онъ, смотря по погод,
Завяжетъ галстукъ мн по мод
Или напнитъ мн бокалъ,
Пойдетъ за мной безпечной тнью,
Какъ я пойду бродить во мгл
Все торопиться къ наслажденью
Искать чего-то на земл.
Когда мн станетъ тсно, душно,
Онъ станетъ мой табакъ стирать
И думъ мучительныхъ печать
На мн увидитъ равнодушно.
Мечты болзненной полетъ
Принять на сердце онъ не можетъ,
Моей горячки не пойметъ,
Моимъ огнемъ не занеможетъ.
Въ деревню, городъ или степь
Перенесетъ онъ безъ страданій
Всю незатйливость желаній,
Всю жизни тягостную цпь.
Но я — не весело покину
Ковры безмолвные полей
И долго, долго не остыну
Къ простору дикому степей…
Здсь нтъ желзъ для вдохновенья,
Здсь пылу воли нтъ конца,
Какъ необъятности Творца,
Какъ необъятности творенья!
Здсь океанъ передо мной
Лазури, зелени, свободы!
Душа, несытая землей,
Все рвется вдаль, на край природы!
Здсь хочется бжать людей,
Любви ихъ, дружбы, счастья, горя,
Туда, гд нтъ земли, ни моря,
Нтъ восхитительныхъ степей!
Смшны здсь ласки и угрозы,
Чмъ свтъ манилъ и чмъ пугалъ,
Что я любилъ, чего желалъ,
Мечты, восторги, бури, слезы!
Смшны вс наши празднества,
Когда надъ степью раскаленной
Блестящей розой Божества
Пылаетъ пламенникъ вселенной!
Огонь очей, заря ланитъ,
Вся жизнь мн кажется обманомъ,
Когда безмрнымъ великаномъ
Скелетомъ снжнымъ смерть лежитъ.
Я видлъ ихъ, края свободы,
Пространствомъ жажду я поилъ,
Ихъ зной, ихъ миръ, ихъ непогоду,
Ихъ мертвый ликъ благословилъ.
На нихъ душа была согрта,
Мысль расширялася орломъ,
И вольный втеръ вылъ кругомъ,
И я тонулъ въ пучин свта.
На нихъ въ глухой, могильный часъ
Былъ блденъ неба сводъ широкій,
И было въ мір двое насъ,
Тутъ я, тамъ мсяцъ одинокій…
Я вспоминаю ихъ… А вы, мудрецъ,
Степей безпечныхъ давній житель,
Къ кому въ родимую обитель
Входилъ блуждающій пвецъ,
Вы вспомните ль, что здсь видали
Того, кто въ свтлый вашъ удлъ
Отъ тучи утренней печали
Когда-то птицей залетлъ?
Н. Павловъ.
1) Съ автографа. Первые стихи этого посланія уже были напечатаны въ стать В. Н. Чичерина ‘Изъ моихъ воспоминаній’ (Русск. Архивъ 1890 г.).
2) Степное имнье С. А. Боратынскаго.
3) Лакей Н. Ф. Павлова.
Это юношеское стихотвореніе остроумнаго прозаика-автора столь цнимыхъ въ свое время ‘Повстей’, критическихъ статей и весьма немногихъ печатныхъ стиховъ, основателя Русскихъ Вдомостей, написано въ 1832 году, въ сел Мар, восптомъ Е. А. Боратынскимъ въ двухъ прелестныхъ стихотвореніяхъ: ‘Запустніе’ и ‘Судьбой наложенныя цпи’. Своимъ неяснымъ, расплывчатымъ лиризмомъ посланіе это боле напоминаетъ манеру Бенедиктова и Кукольника, чмъ изящную точность корифеевъ Пушкинскаго поколнія. Но при этомъ нельзя не припомнить, что раннія упражненія въ стихотворств наложили на прозу всхъ современниковъ Пушкина и, поздне, на прозу Тургенева неизгладимую печать мрности и благозвучія. Печати этой недостаетъ проз Гоголя, Достоевскаго, Толстого….
Впрочемъ, въ посланіи Н. Ф. Павлова имютъ цну первые стихи, какъ напоминаніе о человк замчательномъ, хотя весьма мало извстномъ. Лучшимъ поясненіемъ къ этимъ стихамъ можетъ послужить нижеслдующая страница изъ воспоминаній Б. Н. Чичерина, въ коихъ находимъ живую характеристику семьи Боратынскихъ:
‘…Едва ли однако не самымъ даровитымъ членомъ семьи былъ младшій братъ Сергй. Это была совершенно геніальная натура, живая, страстная, одаренная самыми разнообразными способностями. Онъ былъ медикъ по призванію, учился въ Московской академіи, затмъ поселился въ деревн и безплатно лчилъ весь край. Къ нему стекались отовсюду, довріе къ нему было безграничное. Его приглашали даже изъ дальнихъ мстностей, и онъ не задумывался хать по самымъ труднымъ дорогамъ. Изъ писемъ Катерины едоровны {Кривцовой.} видно, что онъ въ осеннюю пору, въ октябр мсяц, здилъ въ Орловскую губернію лчить ея брата, съ которымъ едва былъ знакомъ. Вмст съ тмъ онъ былъ искусный механикъ, онъ собственноручно длалъ всевозможное: устраивалъ фейерверки, гравировалъ на мди, длалъ сложные музыкальные инструменты, и все это съ величайшею точностью и отчетливостью. Изобртательность его была удивительная, въ домашнемъ быту онъ сочинялъ всевозможныя приспособленія. Отецъ мой часто говаривалъ, что Сергй Абрамовичъ сдлался бы великимъ человкомъ, если бы не родился русскимъ бариномъ. Рядомъ съ этимъ у него были артистическія наклонности: онъ былъ архитекторъ и музыкантъ. Сдлавшись по смерти матери владльцемъ Мары, онъ возстановилъ въ новомъ вид описанное поэтомъ запустлое мсто. Надъ гротомъ въ овраг, гд онъ любилъ проводить цлые дни, укрываясь отъ лтняго зноя, Сергй Абрамовичъ построилъ прелестное лтнее жилище, куда онъ переселялся со всмъ семействомъ на нсколько недль или даже мсяцевъ. Внизу, возл источника, возвышалась изящной архитектуры купальня, въ вид готической башни, къ которой велъ красивый мостъ. Въ семейные праздники по лсу развшивались разноцвтные фонари и зажигались бенгальскіе огни, что придавало всей мстности фантастическій видъ. Здсь устраивались хоры изъ классическихъ оперъ, а зимою Сергй Абрамовичъ ставилъ даже цлыя оперы, которыя разыгрывались семействомъ. Онъ могъ это длать, ибо вся семья, и жена и дти, были прирожденные музыканты. Своей женитьбой, также какъ и черезъ брата, Сергй Абрамовичъ находился въ самой тсной связи со всмъ литературнымъ міромъ. Онъ былъ женатъ на вдов Дельвига, почтенной Софь Михайловн, хранительниц преданій великой литературной эпохи, la veuve de la Grande Armйe, какъ называлъ ее поэтъ Боратынскій.
‘И ко всмъ этимъ разнообразнымъ талантамъ Сергй Абрамовичъ присоединялъ еще то, что онъ также, какъ его братья, былъ прелестный собесдникъ. Я знавалъ людей съ блестящимъ остроуміемъ: достаточно назвать Герцена: во никого остроумне Сергя Абрамовича я не встрчалъ. У него не было ничего односторонняго, придуманнаго, изысканнаго, не было ни собранія анекдотовъ, ни повтореній. Когда онъ былъ въ дух, остроуміе било у него полнымъ ключемъ, во вс стороны, съ яркими брызгами. Это были, одна за другою, самыя необыкновенныя выходки, самыя неожиданныя сопоставленія. И свое остроуміе, также какъ и свое сочувствіе, онъ дарилъ и старымъ, и молодымъ. Онъ одинаково сходился со всми поколніями, лишь бы лицо подходило подъ его строй. За то вс его любили и вс къ нему льнули….’