В старые времена, когда по земле ходили настоящие принцы и настоящие рыцари, когда святые в золоченых ризах и с нимбами, как живые, сквозили оранжево и тепло в оконницах готических храмов, а вся земля, все цветы, люди и звери были только одним напевом для сказки, — жил-был, кажется в Гейдельберге, один бедный поэт.
Впрочем, он мог еще быть бедным студентом, старым ученым или принцем. Ведь именно к ним всегда приходят феи. Жил ли тогда Сергей Горный и где жил и как, я, конечно, не знаю, но как бы не скромничал он, видно, что одна из фей — кажется ее имя Воспоминание — подарила ему свою чудесную шкатулку. А в шкатулке сложены маленькие человечки, солдатики, игрушечные шарманки, крошечные дома, нитки набережных, дуги мостов, малютки-экипажи, малютки-фонари, углы вывесок, кусочки синих трамвайных билетов, пара ржавых коньков ‘Джаксонхэй’, резиновый мяч, чья-то калоша с медной буквой, капли дождя, горсть петербургского снега, осколки петербургских гранитов…
В его шкатулке есть все, что нами забыто и что незабвенно.
Словами любви и боли, тихими заклинаниями отворяет Горный феин подарок. И все оживает — вывески, фонари, экипажи, решетки.
И, вот, живой петербургский извозчик, закинув синюю полу, перекидывает с облучка ногу в буром валенке, коньки режут невский лед, хоронят генерала под марш военный. Похоронная процессия идет, вероятно, по Вознесенскому…
И, вот встает в светлой дали призрачная зыбь петербургских улиц, шум шагов, голоса. Все близятся, близятся, охватывают, уносят. Сергей Горный все помнит, все видит: и то, что мы не замечали, и то, что забыли. Точно запечатлелся на сетчатой оболочке его глаза весь Санкт-Петербург, с куполами, колоннадами и проспектами, до мельчайшей щербинки на торцах, до ржавого крапа на старой вывеске.
Санкт-Петербург Сергея Горного не парящая столица двуглавых орлов, не мглистый и суровый город Империи, не странная столица Медного Всадника, Носа, Шинели, Невского Проспекта, Портрета, не Пальмира, сквозящая мертвым светом пророческих белых ночей, — а Питер недавний, обиходный, смутный и оттепельный, в живом роении улиц.
Это маленький Санкт-Петербург из шкатулки детства, когда мы были гимназистами, гонялись по льду на ‘джанксонгейках’, летали на зеленых санках через Неву к Сенату, вдоль ельника на белых сугробах, тряслись к первому уроку по Гороховой в старушке-кукушке…
Этот маленький Санкт-Петербург — сказка о том, что уже было и что будет когда-нибудь снова.