СЭРЪ ДЖОРДЖЪ ТРЕССЭДИ.
СЭРЪ ДЖОРДЖЪ ТРЕССЭДИ.
Романъ м-ссъ Гемфри Уордъ.
Переводъ Ю. А. Говсева.
I.
I.
II.
II.
Сэр Джордж Трессэди, Уорд Мери Аугуста, Год: 1896
Время на прочтение: 491 минут(ы)
— Ну, слава Богу, конецъ!
Молодой человкъ, произнесшій это, принялъ голову изъ окна кареты. Но вмсто того, чтобы ссть, онъ быстрымъ, нервнымъ движеніемъ обернулся назадъ и, опершись рукой о плечо своего спутника, поднялъ занавску задняго окошка ландо. Черезъ это крошечное окошечко онъ увидлъ толпу народа, еще продолжавшую кричать ‘ура’ и бушевать на главной улиц Мальфорда, нсколько факеловъ, бросавшихъ красный отблескъ на лица и фигуры, быстро отстававшія позади, по мр того, какъ лошади уносили карету, рядъ запертыхъ лавокъ по обимъ сторонамъ, неправильную линію крышъ и дымовыхъ трубъ, рзко выдлявшихся на фон зимняго неба, а вдали — маленькую каланчу, освщенную фонаремъ, и громаду новой ратуши.
— Я удивляюсь, какъ это лошади не испугались,— отвтилъ человкъ, къ которому относились эти слова.— Въ другое время гндая кобыла уже давно закусила бы удила. Хорошо, что мы велли поднять крышу,— ужасно холодно стало. Можетъ быть, вы уже сядете?
И лордъ Фонтеной сдлалъ движеніе, какъ будто хотлъ удалить руку, лежавшую на его плеч.
Молодой человкъ, поспшно извинившись, бросился на сиднье, снялъ шляпу и протяжно вздохнулъ. Радостная улыбка, съ которой онъ въ послдній разъ глядлъ на толпу, тотчасъ смнилась выраженіемъ отвращенія.
— Все хорошо, но въ чемъ теперь ощущаешь нужду, это — въ нравственной ванн. Сколько лжи я наговорилъ за эти три недли, сколько вздора! Мн теперь кажется, что я. купался въ грязи. И хуже всего то, что сколько бы ты теперь ни скребъ свою душу, часть грязи на ней все-таки останется.
Онъ вынулъ дрожащей рукой сигаретку и закурилъ ее о сигаретку своего спутника. У него было длинное, худощавое лицо и свтлые волосы, видно было, что онъ лтъ на десять моложе своего сосда.
— Конечно, останется,— отвтилъ другой.— Но я не слышалъ никакого вздора. И насколько я знаю, наша партія этимъ не занимается. Мы предоставляемъ это правительству.
Сэръ Джорджъ Трессэди, молодой человкъ, къ которому относились эти слова, пожалъ плечами. Его губы еще подергивались подъ вліяніемъ нервнаго возбужденія. Но по мр того, какъ ландо катилось среди темныхъ кустовъ изгороди, озаряя своими фонарями ихъ мокрыя втви, еще зеленыя, не смотря на ноябрьскій холодъ, къ нему начало возвращаться самообладаніе, не чуждое даже нкотораго цинизма. Сегодня, между двумя и тремя часами пополудни, посл жаркой избирательной кампаніи, состоялись выборы депутата отъ Мальфордскаго округа западной Мерсіи. Онъ, какъ восторжествовавшій кандидатъ, прошедшій, впрочемъ, очень незначительнымъ большинствомъ голосовъ, долженъ былъ говорить съ балкона гостинницы рчь передъ неистовствовавшей толпой и подвергнуться обычной выпряжк лошадей и тріумфальному шествію по городу, а теперь возвращался въ усадьбу виднаго члена Торіевъ, которая была его главной квартирой въ теченіе большей части избирательной борьбы.
— Вы обратили вниманіе, какъ былъ смущенъ Берроузъ?— вдругъ сказалъ онъ съ легкимъ смхомъ.— Въ самомъ дл — тяжелое разочарованіе. Онъ, повидимому, считалъ свое дла совершенно выиграннымъ, благодаря вліянію на углекоповъ. И вдругъ является какая-то невдомая личность, и семнадцать тупоумныхъ избирателей выносятъ ее на своихъ плечахъ! Знаете, ему стоило большого труда подать мн руку. Тмъ не мене онъ приводитъ меня въ восхищеніе. А васъ?
Лордъ Фонтеной кивнулъ головой.
— Онъ говорилъ недурно, только не по парламентски,— небрежно отвтилъ онъ.— Но напрасно вы чувствуете какія-та угрызенія совсти,— это совершенно излишне, увряю васъ. Дло обстояло такъ: или вы съ своими сторонниками должны были провалиться, или Берроузъ — съ своими. На этотъ разъ провалился Берроузъ, вы получили семнадцать лишнихъ голосовъ. Ну, и слава Богу, говорю я.
Онъ на мгновеніе пріоткрылъ окно кареты и стряхнулъ пепелъ съ сигаретки.
Трессэди не отвчалъ. На его лиц вновь появилось выраженіе не то задумчивости, не то грусти, и его дтски-чистый, гладкій лобъ нахмурился. У него были очень тонкія черты лица, прямые свтлые волосы, но кожа имла смуглый оттнокъ, какъ будто онъ загорлъ во время путешествій. Носъ и ротъ у него не могли быть названы красивыми, но зато были замчательно малы и нжно очерчены, и только его длинный, заостренный и немного выступавшій впередъ подбородокъ не нравились нкоторымъ и длали его, какъ утверждали, похожимъ на т многочисленные портреты Филиппа IV, изъ школы Веласкеса, которые наводняютъ картинныя галлереи Европы. Но, за исключеніемъ этого габсбургскаго подбородка, его лицо отличалось необыкновенною подвижностью и интеллигентностью.
Нкоторое время прошло въ молчаніи. Карета катилась по холмистой мстности, едва различимой при свт звздъ. По временамъ, точно изъ подъ земли, вздымались высокія стны, за которыми темнли безпорядочныя громады съ длинными трубами, это были каменноугольныя шахты, и многочисленные огоньки, блествшіе по поверхности земли, свидтельствовали, что здсь гнздится густое населеніе.
Затмъ, карета вдругъ въхала въ какую-то деревню, и Трессэди выглянулъ въ окно.
— Глядите, Фонтеной, какая собралась толпа! Неужели они знаютъ? Грегсонъ, кажется, повезъ насъ не тою дорогой!
Лордъ Фонтеной опустилъ окно по свою сторону и, вглядвшись, узналъ маленькую деревушку Баттеджъ, населенную углекопами.
— Зачмъ ты повезъ насъ сюда, Грегсонъ?— спросилъ онъ кучера.
Кучеръ, родомъ изъ Лондона, обернулся и сказалъ вполголоса:
— Я боялся, чтобы тамъ не пристала къ намъ толпа, милордъ. Но видно, что и здсь ихъ достаточно.
Едва онъ проговорилъ это, какъ ему пришлось остановить лошадей. Деревенская улица отъ одного конца до другого кишла углекопами, только что возвратившимися съ работъ. Фонтеной сразу понялъ, что всть о результат выборовъ уже дошла до нихъ. Мужчины образовали большія группы, разговаривали, спорили и, очевидно, были сильно раздражены. Какъ только они увидли карету новаго члена парламента, они моментально бросились къ ней. Нкоторые изъ углекоповъ уже разошлись было по своимъ хижинамъ, расположеннымъ по обимъ сторонамъ улицы, но, услышавъ звукъ колесъ и крики, бгомъ вернулись назадъ. Поднялся неистовый гамъ, и карета въ одинъ мигъ была окружена покрытыми углемъ и грязью, черными лицами. Вс жестикулировали и кричали.
— Ахъ, вы, разжирвшіе тунеядцы!— закричалъ молодой углекопъ, хватаясь за ручку дверцы съ той стороны, гд сидлъ лордъ Фонтеной.— Мы васъ раньше прихлопнемъ, чмъ вы успете показать намъ свои когти! Кто просилъ васъ мшаться въ мальфордскія дла, будьте вы прокляты?
— На кой чортъ намъ такіе представители?— оралъ другой, указывая на Трессэди.— Посмотрите на него! Онъ даже ходить не можетъ, бдняжка, онъ долженъ здить въ каретахъ. А знаетели вы, что значитъ работать? Посмотрите на мои руки! Вотъ какія должны быть руки у честныхъ людей! Не такъ-ли, ребята?
Въ толп послышался взрывъ смха и одобреній, и цлый лсъ запачканныхъ рукъ поднялся вверхъ.
Джорджъ опустилъ окно кареты и, опершись на него обими руками, высунулъ голову. Обратившись къ ближайшимъ, онъ сказалъ какую-то добродушную шутку, и двое или трое ему отвтили. Остальные, однако, сохраняли угрюмое и сердитое выраженіе, и вокругъ лошадей все больше тснилась толпа.
— Позжай впередъ, Грегсонъ,— сказалъ Фонтеной.
— Пропустятъ-ли, милордъ?— отвтилъ Грегсонъ, блдный, какъ полотно, и поднялъ бичъ.
Лошади сразу рванулись впередъ. Толпа издала дикій вопль, нкоторые изъ углекоповъ бросились къ головамъ лошадей, какъ вдругъ послышался новый крикъ:
— Берроузъ! Вотъ Берроузъ! Ребята, трижды ‘ура’ Берроузу!
На нкоторомъ разстояніи позади кареты, на углу деревенской улицы, Трессэди замтилъ повозку на высокихъ колесахъ, съ двумя сдоками. Повозка въ одинъ мигъ была окружена шумной кучкой рабочихъ, и одинъ изъ сдоковъ сталъ пожимать руки налво и направо.
Джорджъ снова спряталъ голову и разсмялся.
— Это даже драматично. Они остановили насъ, и тутъ же на сцену является Берроузъ.
Фонтеной пожалъ плечами.
— Дло ограничится бранью. Они не осмлятся насъ задержать. Берроузъ усмиритъ ихъ.
— Съ какой стати, чортъ васъ возьми, вы суете носъ туда, гд васъ не хотятъ?— закричалъ какой-то дюжій парень, вскакивая на подножку кареты и размахивая своимъ чернымъ кулакомъ передъ лицомъ Трессэди.— Мы хотимъ ‘его’, для него мы работали. Это рабочій округъ, и мы имемъ право послать его. Слышите?
— Было бы подать за него семнадцатью голосами больше,— невозмутимо отвтилъ Джорджъ, засовывая руки въ карманы.— На то борьба,— въ слдующій разъ будетъ ваша очередь. А теперь скажите-ка товарищамъ, чтобъ они насъ пропустили! Мы сегодня много работали и очень голодны… А вотъ и Берроузъ,— добавилъ онъ, обращаясь къ Фонтеною.
Фонтеной обернулся и увидлъ, что повозка уже поровнялась съ каретой, и одинъ изъ сдоковъ стоялъ на ея подножк, держась за поручни.
Это былъ высокій, хорошо сложенный мужчина, и когда онъ посмотрлъ на карету и на Трессэди, глядвшаго изъ окна, свтъ уличнаго фонаря озарилъ красивое лицо, блдное отъ волненія и усталости.
— Друзья,— сказалъ онъ, поднимая руку,— пропустите сэра Джорджа, пусть онъ детъ домой обдать. Онъ побдилъ насъ, но насколько я знаю, онъ дрался честно, за друзей же своихъ онъ не отвчаетъ. Я тоже поду домой, чтобы умыться и перекусить. Я совсмъ выбился изъ силъ. Но если кто-нибудь изъ васъ заглянетъ въ клубъ часиковъ въ восемь, я ему разскажу о выборахъ. Ну, спокойной ночи, сэръ Джорджъ! Мы еще восторжествуемъ надъ вами, поврьте! Эй, вы, пустите лошадей!
Онъ сдлалъ повелительный знакъ, и люди, державшіе лошадей подъ уздцы, безпрекословно повиновались.
Карета двинулась съ мста, сопровождаемая крикомъ и гиканьемъ всей деревни — мужчинъ, женщинъ и даже дтей, которыя тмъ временемъ вышли изъ хижинъ и собрались по обимъ сторонамъ улицы.
— Сразу видно, что Грегсонъ новичекъ,— сказалъ Фонтеной съ оттнкомъ недовольства въ голос, когда они выбрались изъ деревни.— Я увренъ, что онъ только что поступилъ къ Уаттонамъ. Опытный человкъ никогда не повезъ бы насъ черезъ Баттеджъ.
— Баттеджъ, кажется, иметъ какія-то особыя отношенія къ Берроузу? Я уже забылъ.
— Разумется. Онъ здсь нсколько лтъ служилъ контролеромъ въ шахт, а потомъ рабочіе избрали его окружнымъ секретаремъ союза.
— Такъ вотъ почему здсь поднялась такая буря дв недли тому назадъ, когда я собралъ митингъ! Теперь я припоминаю. За послднее время столько произошло событій, что одно вытсняется изъ головы другимъ. Какъ бы то ни было, и мн и вамъ, какъ видно, придется еще не мало имть дла съ Берроузомъ.
Трессэди откинулся назадъ въ своемъ углу и звнулъ.
Фонтеной разсмялся.
— Въ будущемъ году опять начнется большая стачка,— сквозь зубы проговорилъ онъ,— я увренъ, что начнется. Тогда намъ всмъ придется имть дло съ Берроузомъ,
— Все равно,— отвтилъ Трессэди, надвигая шляпу на лобъ.— Берроузъ или кто другой провалитъ меня въ будущемъ году, пока что — я могу вздремнуть.
Однако, ему не легко было заснуть. Его пульсъ еще продолжалъ усиленно биться подъ вліяніемъ пережитыхъ въ этотъ день волненій и той сцены, въ которой они только что участвовали. Онъ пробгалъ въ своемъ ум вс событія и треволненія истекшихъ шести мсяцевъ, вс эпизоды избирательной кампаніи, а также и нкоторые эпизоды другого рода, имвшіе мсто въ той помщичьей усадьб, куда онъ теперь возвращался съ Фонтеноемъ.
Тмъ не мене онъ всячески старался показать видъ, будто спитъ. Его единственнымъ желаніемъ было, чтобъ Фонтеной не говорилъ съ нимъ. Но послдняго не такъ легко было заставить молчать.
Едва Джорджъ сдлалъ безпокойное движеніе подъ своимъ дорожнымъ одяломъ, которое онъ натянулъ на себя, какъ его спутникъ прервалъ молчаніе:
— Кстати, что вы думаете о моей записк по поводу билля Максуэля?
Джорджъ пошевелился и невнятно забормоталъ, но Фонтеной не унимался и хорошо знакомымъ Джорджу монотоннымъ голосомъ началъ излагать подробности фабричнаго закона.
Съ минуту или дв Трессэди слдилъ за нимъ изъ подъ своихъ полузакрытыхъ вкъ. Такъ вотъ кто будетъ его руководителемъ,— вотъ кто сдлалъ его депутатомъ отъ Мальфорда!
Восемь лтъ тому назадъ, когда Джорджъ Трессэди впервые, въ качеств полноправнаго члена, вступилъ въ общество, онъ много слышалъ о ‘Дик Фонтено’. На скаковыхъ собраніяхъ, большихъ и малыхъ, во всевозможныхъ клубахъ, театрахъ и другихъ увеселительныхъ мстахъ молодой человкъ имлъ возможность наблюдать за старшими, и онъ пользовался этою возможностью очень охотно, иногда даже преисполняясь восхищеніемъ. Онъ самъ не чувствовалъ желанія пойти по стопамъ Фонтеноя. Другіе задатки говорили въ немъ и влекли его въ иномъ направленіи. Но его восхищало то увлеченіе, или, врне, упрямство, съ которымъ Фонтеной преслдовалъ свою цль — раззорить и погубить себя. Эта бшеная удаль говорила воображенію. За три съ половиною года до настоящихъ выборовъ, когда Трессэди видлся съ Фонтеноемъ въ послдній разъ, передъ тмъ какъ отправиться въ путешествіе на востокъ, его сильно интересовалъ вопросъ, что станется съ ‘Дикомъ’ за время его отсутствія. Старшіе сыновья пэровъ обыкновеннно не поступаютъ въ работный домъ, хотя для нихъ существуютъ аристократическіе суррогаты, которые въ извстномъ смысл не мене непріятны И Джорджъ почти былъ увренъ, что для Фонтеноя нтъ иного исхода.
Съ тхъ поръ не прошло и четырехъ лтъ, и вотъ передъ нимъ сидитъ этотъ самый Дикъ Фонтеной, витійствуя о какихъ-то скучныхъ статьяхъ промышленнаго закона, его глотка охрипла отъ рчей, которыя онъ держалъ за послднія три недли, глаза воспалены отъ безсонныхъ ночей и переутомленія, онъ — создатель и глаза политической партіи, которая не существовала въ то время, когда Трессэди покинулъ Англію, а теперь иметъ шансы одержать перевсъ въ управленіи страны! Какія превратности судьбы и характера! Трессэди задумался объ этомъ, но не надолго, усталость послднихъ дней взяла свое. Даже Фонтеной скоро махнулъ на него рукой и пересталъ говорить. И по временамъ, когда толчекъ кареты заставлялъ Джорджа открывать глаза, онъ видлъ рядомъ съ собой широкоплечую фигуру, продолжавшую сидть въ той же самой поз, прямо и неутомимо, съ тмъ же выраженіемъ сердитаго упорства вокругъ рта и въ глазахъ.
— Ну, вставайте, Трессэди! Мы пріхали!
Въ голос Фонтеноя звучала почти злорадная нотка. Онъ самъ теперь никогда не отдыхалъ и не любилъ, когда отдыхали другіе. Джорджъ встрепенулся, вскочилъ на ноги и сталъ собирать узелки и покрывала.
Карета остановилась у подъзда Мальфордъ-Гауза. Сквозь колонны, окружавшія подъздъ, и раскрытыя настежь двери виднлся рядъ мраморныхъ ступеней, залитыхъ цлымъ моремъ свта. Джорджъ, который окончательно пробудился отъ сна лишь тогда, когда вышелъ изъ кареты, отдалъ вещи ливрейному лакею, какъ вдругъ изъ дома послышались громкіе крики. Толпа мужчинъ и женщинъ — первые кричали ‘ура’, вторыя хлопали въ ладоши и смялись — бросилась къ нему навстрчу по внутренней лстниц. Его окружили, обнимали, хлопали по спин и, въ конц концовъ, съ тріумфомъ понесли въ залъ.
— Несите его сюда,— послышался радостный голосъ,— и отойдите, пожалуйста, немного назадъ. Дайте его матери пройти къ нему!
Группа со смхомъ отпрянула назадъ, а Джорджъ, довольный и въ то же время смущенный оваціей, сдлалъ шагъ впередъ, щурясь на свтъ, и очутился въ объятіяхъ необыкновенно веселой и моложавой дамы съ свтлыми завитыми волосами и фигурой семнадцатилтней двушки.
— Ахъ, ты мой милый, глупый, знаменитый мальчикъ!— воскликнула она голосомъ, въ которомъ тоже звучалъ семнадцатилтній пылъ.— Ты прошелъ… ты избранъ! О, я бы не стала съ тобой говорить, если бы ты не былъ избранъ! А это, я думаю, теб было бы не очень пріятно… Боже, какой онъ холодный!
И она осыпала его поцлуями, каждый разъ откидывая голову назадъ, чтобы посмотрть на него, и затмъ снова въ восторг обнимая его, пока Джорджъ, потерявъ терпніе, не удержалъ ее своею сильной рукой.
— Ну, довольно, мама. Остальные уже давно дома?— спросилъ онъ, обращаясь къ улыбающемуся молодому человку въ штиблетахъ, который, заложивъ руки въ карманы, стоялъ подл героя дня и слдилъ за этой сценой.
— Съ полчаса. Они передали, что вамъ лишь съ трудомъ удалось уйти отъ толпы. Мы не ожидали васъ такъ скоро!
— Какъ мигрень миссъ Сюэлль?.. Миссъ Сюэлль уже знаетъ?
Глаза молодого человка, устремленные на Трессэди, чуть замтно измнили свое выраженіе, когда онъ отвтилъ:
— О, да, она знаетъ! Какъ только остальные вернулись, м-ссъ Уаттонъ пошла сказать ей. Миссъ Сюэлль не выходила къ завтраку.
— М-ссъ Уаттонъ пошла сказать мн, противный вы человкъ!— сказала, ударяя его по рук веромъ, дама, которую Джорджъ называлъ матерью.— Матерямъ первымъ говорятъ, въ особенности когда он такія калки, какъ я, и не могутъ лично присутствовать при торжеств своихъ сыновей! А ужь я сказала миссъ Сюэлль.
Она наклонила голову на бокъ и лукаво посмотрла на сына. Ея свтлое платье, произведеніе лучшаго парижскаго портного, было вырзано боле обыкновеннаго, на обнаженной ше блистало прекрасное жемчужное ожерелье. Ея изящный бюстъ и талія были украшены нарядными лентами, а румянцу, который игралъ на ея щекахъ, могла бы позавидовать и молодая двушка.
При словахъ матери Джорджъ слегка покраснлъ и отвернулся отъ нея. Тутъ онъ попалъ въ руки хозяина дома, сквайра Уаттона, добродушнаго, многорчиваго старика, который, по мннію Джорджа, уже слишкомъ былъ щедръ сегодня въ городской ратуш на рукопожатія и поздравленія, но теперь намренъ былъ начать всю процедуру снова. Леди Трессэди присоединилась къ нему съ своими изъявленіями восторга, остальные гости собрались вокругъ, и среди общаго крика и смха, героя дня опять не было видно и слышно,— по крайней мр, для молодого человка въ штиблетахъ, который стоялъ поодаль отъ остальныхъ.
— Интересно знать, когда она удостоитъ выйти сюда,— сказалъ онъ про себя, глядя съ задумчивой улыбкой на кончики своихъ ботинокъ.— Что она не похала въ Мальфордъ, что, понятно, простой капризъ. Она сдлала что на зло.
— Дайте мн, однако, погрться,— сказалъ, наконецъ, Трессэди, вырываясь отъ своихъ мучителей и подходя къ пылающему камину, противъ котораго стоялъ молодой человкъ.— Куда исчезъ Фонтеной?
— Онъ выпилъ залпомъ чашку чая и пошелъ писать письма,— отвтилъ молодой человкъ, фамилія котораго была Бейль.— Съ нимъ пошелъ и Марксъ. (Марксъ былъ личный секретарь лорда Фонтеноя).
Джорджъ Трессэди съ негодованіемъ всплеснулъ руками.
— Ну, это ужь абсурдъ! Не позволить себ ни минуты отдыха! Если онъ думаетъ, что я буду такъ же изнурять себя, какъ онъ, то онъ скоро пожалетъ, что помогъ мн попасть въ парламентъ… Однако, я весь закоченлъ и неимоврно усталъ. Я намренъ принять передъ обдомъ теплую ванну.
Тмъ не мене онъ не двигался съ мста, гря свои руки подл огня и по временамъ поглядывая на галлерею, которая окружала громадный залъ. Бейль говорилъ съ нимъ о происшествіяхъ дня, и Джорджъ отвчалъ на-удачу. У него дйствительно былъ очень утомленный видъ, и лицо ни на минуту не измняло безпокойнаго и недовольнаго выраженія.
Вдругъ изъ группы молодыхъ людей и двушекъ, забавлявшихся посреди залы, послышался крикъ.
— А, вотъ и Летти! Свжая, какъ роза!
Джорджъ сразу обернулся. Бейль замтилъ, что онъ нахмурился и сверкнулъ глазами.
Молодая двушка медленно сходила по лстниц, которая вела въ залъ. Она была въ легкомъ черномъ плать съ голубымъ бантомъ на ше и голубымъ кушакомъ, полудтскій свободный фасонъ платья гармонировалъ съ ея миніатюрными круглыми формами, кудрявой головкой и маленькой ручкой, скользившей вдоль мраморныхъ перилъ. Она спускалась съ молчаливой улыбкой, осторожно переступая съ ступеньки на ступеньку и не отвчая на полунасмшливое привтствіе, которымъ встртила ея появленіе молодежь. Она молча переводила свои блестящіе глаза съ одного лица на другое и, оглядвъ насмшниковъ, устремила свой взоръ внизъ, на Джорджа Трессэди, который продолжалъ стоять у огня.
Въ тотъ самый моментъ, когда она достигла послдней ступеньки, Трессэди счелъ необходимымъ подложить новое полно въ каминъ, который и безъ того былъ полонъ дровъ
Но миссъ Сюэлль прямо направилась къ новому члену парламента и протянула ему руку.
— Я очень рада, сэръ Джорджъ! Позвольте поздравить васъ.
Джорджъ положилъ полно и критически посмотрлъ на свои пальцы.
— Къ моему величайшему сожалнію, миссъ Сюэлль, ко мн едва-ли можно теперь дотронуться. Надюсь, что ваша мигрень прошла?
Миссъ Сюэлль кротко опустила свою руку и, бросивъ на него далеко не кроткій взглядъ, отвтила:
— О, моя мигрень длаетъ то, что ей приказываютъ! Видите, какъ только я ршила сойти внизъ и поздравить васъ, она прошла.
— Я вижу,— сказалъ онъ, слегка кланяясь.— Надюсь, что и мои страданія, если они у меня будутъ, окажутся столь же послушными. Итакъ, моя маменька сказала вамъ?
— Мн незачмъ было говорить,— отвтила она.— Я была уврена въ этомъ и раньше.
— Значитъ, вамъ очень хорошо извстна воля боговъ,— потому что я прошелъ только семнадцатью голосами.
— Да, я слышала это. Мн очень жаль Берроуза.
Она поставила свою ножку на нижній выступъ камина, приподняла одною рукой свое изящное платье, а другою слегка оперлась о каминный карнизъ. Въ этой поз она была воплощеніемъ граціи, и ея жалобный голосокъ замчательно гармонировалъ съ линіями рта, который, казалось, всегда былъ готовъ смяться, но рдко смялся откровенно.
Когда она упомянула о Берроуз, Трессэди улыбнулся.
— Мое вщее не обмануло меня,— лукаво замтилъ онъ.— Я зналъ, что вамъ будетъ жаль Берроуза.
— А разв онъ не заслуживаетъ сожалнія? Вдь что ни говорите, а вы — блоручка.
— Совершенно врно. И я горжусь этимъ!
Онъ оглянулся вокругъ. Молодые люди, не безъ улыбокъ и перешептыванія, оставили ихъ однихъ. Дамы ушли переодваться къ обду. Мужчины уединились въ маленькую библіотеку и курительную комнату. Въ зал остался только самъ хозяинъ дома, удобно помстился въ широкомъ кресл, въ нкоторомъ отдаленіи отъ Трессэди и миссъ Сюэль, и погрузился въ чтеніе мстной газеты и свжихъ анекдотовъ о выборахъ.
Оставшись доволенъ своимъ осмотромъ, Трессэди заложилъ руки въ карманы, прислонился спиною къ камину, чтобы лучше видть выраженіе лица миссъ Сюэлль.
— Скажите, пожалуйста, миссъ Сюэлль,— вдругъ сказалъ онъ, когда ихъ глаза встртились.— Вамъ никогда не приходится проявлять къ друзьямъ больше участія, чмъ вы проявили сегодня во мн?
Она сдлала гримаску,
— Да вдь я была настоящимъ ангеломъ!— отвтила она, толкая ногой конецъ полна.
Джорджъ засмялся.
— Въ такомъ случа наши понятія объ ангелахъ такъ же мало сходятся, какъ и вс остальныя. Почему вы не похали въ ратушу, какъ общали?
— Потому что у меня разболлась голова, сэръ Джорджъ.
Онъ отвтилъ легкимъ наклоненіемъ головы, словно церемонно принимая къ свднію ея заявленіе.
— Можно полюбопытствовать, когда именно у васъ началась головная боль?
— Дайте припомнить,— отвтила она со смхомъ.— Кажется, сейчасъ посл чая.
— Да. Если не ошибаюсь, она обнаружилась вслдъ за моимъ замчаніемъ о капитан Аддисон?
— Да,— отвтила она съ серьезнымъ видомъ,— интересное совпаденіе, не правда-ли?
Настало молчаніе, но черезъ минуту Летти заразительно засмялась.
— Слушайте,— сказала она, кладя руку ему на плечо,— слушайте! Какой вы не логичный и не осмотрительный человкъ! Мы находимся съ вами въ наилучшихъ отношеніяхъ, веселимся напропалую всю недлю, а затмъ вы вдругъ длаете невжливыя замчанія о моихъ друзьяхъ,— да еще при постороннихъ! Вы хотите, чтобы тетя Уаттонъ повліяла на меня? Неужели вы думаете, что я позволю это? Вы надлали мн безконечный рядъ хлопотъ, мн понадобится нсколько недль, чтобы поправить то, что вы сдлали. И посл всего этого вы хотите, чтобы я вела себя, какъ ягненокъ! Ну, похожа я на ягненка?
Все это время она не снимала руки съ его плеча, и ея дышавшее весельемъ и лукавствомъ личико съ маленькими ямочками на щекахъ было такъ близко къ его лицу, что на мгновеніе у него явилась дикая фантазія тутъ же поцловать ее. Но онъ прогналъ отъ себя эту мысль. Онъ и Летти Сюэлль были знакомы другъ съ другомъ почти три недли. Они не были женихомъ и невстой,— далеко нтъ. Но все это — положить руку на плечо и тому подобное — было у Летти Сюэлль обыкновенной манерой. Вмсто того, чтобы поцловать ее, онъ осторожно посмотрлъ на нее.
— Знаете, я еще не встрчалъ такого открытаго упорства гордости, какъ у васъ,— спокойно отвтилъ онъ.— Я вамъ сообщаю нсколько истинныхъ фактовъ о характер человка, котораго я знаю, а вы не знаете, и посл этого вы дуетесь на меня цлый день, нарушаете вс ваши общанія относительно поздки въ Мальфордъ, а когда я возвращаюсь сюда, прямо объясняете мн, въ чемъ дло.
Она подняла брови и приняла свою руку.
— Вотъ я вамъ прямо и заявляю, что я была на васъ очень сердита. Весь день я ужасно скучала, хотя писала письмо своему лучшему другу и исписала цлую стопу бумаги,— все про васъ, самый откровенный отчетъ. Но я нсколько смягчу его… Кстати, когда вы пойдете одваться въ обду?
Джорджъ спохватился и посмотрлъ на свои часы.
— Обдать будутъ свои? Постороннихъ не будетъ?
— Нсколько ‘мстныхъ’ гостей для вящшаго торжества. Будетъ, кажется, жена священника, такъ какъ она созналась, что скопировала одно изъ моихъ платьевъ, и желала знать мое мнніе.
Джорджъ улыбнулся.
— Бдная!
— Пусть она не ждетъ отъ меня большой любезности,— сказала Летти, играя цвткомъ, стоявшимъ на камин.— Безвкусица меня раздражаетъ. Однако, я должна идти одваться.
— Вамъ жаль?— спросилъ онъ, удерживая ее за руку.
Его свтлые срые глаза отряхнули съ себя выраженіе усталости.
— Чего? Что вы избраны?— со смхомъ сказала она.
Онъ выпустилъ ее. Она взяла подъ руку дочь хозяина дома, миссъ Флоренсъ Уаттонъ, которая въ этотъ моментъ проходила черезъ залъ, и пошла съ нею вмст наверхъ. На половин дороги Летти обернулась и бросила на Джорджа торжествующій взглядъ.
Джоржъ смотрлъ имъ вслдъ, пока он не исчезли. Выраженіе, которое было на его лиц, нельзя было назвать ни ласковымъ, ни сердитымъ. Онъ былъ, можетъ статься, немного озадаченъ, но глядлъ на Летти съ насмшливымъ самообладаніемъ, которое показывало, что и онъ игралъ только роль.
Джорджъ Трессэди вышелъ къ обду очень поздно, къ сильной досад хозяйки дома. М-ссъ Уаттонъ, высокая дама, съ повелительными манерами, рдко считала необходимымъ скрывать свое неудовольствіе на кого и что бы то ни было,— а для этого чувства она находила очень много поводовъ.
Джорджъ поспшилъ умилостивить ее обычными отговорками: онъ никакъ не думалъ, что уже такъ поздно, его часы сегодня отстали и т. п.
М-ссъ Уаттонъ, которая въ этотъ знаменательный день все же созерцала въ новомъ член парламента явное торжество близкихъ ея сердцу принциповъ, сначала приняла эти извиненія довольно холодно, но потомъ смягчилась.
— Ахъ, ты, гадкій мальчикъ! Гадкій, лживый мальчикъ!— послышался надъ ухомъ Трессэди веселый голосъ.— Не зналъ, что такъ поздно! Вдь я видла тебя! Я знаю, что тебя задержало!
И леди Трессэди съ увлеченіемъ засмялась, наклонивъ, по своей всегдашней привычк, голову немного на бокъ. На ней было блое муслиновое платье на шелковомъ малиновомъ чехл. Шея и плечи были обнажены, насколько было возможно, а румянецъ на ея щекахъ былъ на этотъ разъ наведенъ ужь слишкомъ ярко, что съ нею рдко случалось. Джорджъ отвернулся отъ нея и обратился съ какимъ-то замчаніемъ въ лорду Фонтеною.
— Какъ глупа эта женщина!— подумала м-ссъ Уаттонъ, слдя своими зоркими глазами за гостьей.— Она сама будетъ виновата, если Джорджъ, въ конц концовъ, возненавидитъ ее, а между тмъ, ей будетъ очень плохо, если онъ не уплатитъ ея долговъ… Что? Обдъ? Джонъ, предложи руку леди Трессэди! Гардингъ, ты поведешь м-ссъ Гокинсъ (при этомъ она указала своему младшему сыну на даму въ черномъ плать, которая въ натянутой поз сидла на краю дивана). М-ръ Гокинсъ пойдетъ съ Флоренсой. Сэръ Джорджъ!— и она указала ему рукой на миссъ Сюэлль.— А вы, лордъ Фонтеной, извольте сопровождать меня! Остальные распредляйтесь, какъ сами знаете!
Молодые люди — которые почти вс были между собою въ родств — со смхомъ повиновались приказанію хозяйки. Сэръ Джорджъ подалъ руку миссъ Сюэлль.
— Мн жаль васъ,— сказалъ онъ ей, входя въ столовую.
— О, я знала, что сегодня моя очередь,— покорнымъ тономъ отвтила Летти.— Вчера вы сидли съ Флорри, позавчера — съ тетей Уаттонъ, а сегодня должны сидть со мной.
Джорджъ осторожно услся на свое мсто и началъ занимать свою даму.
— Прежде всего сообщите мн, какъ я могу говорить, не вызывая у васъ мигрени. Съ ныншняго утра мое чутье покинуло меня, и я нуждаюсь въ указаніяхъ.
— Въ такомъ случа,— отвтила Летти,— надо прежде всего установить предметы, о которыхъ мы можемъ говорить. Такъ, напримръ, вы безопасно можете говорить мн о м-ссъ Гокинсъ.
И она чуть замтно указала глазами на сидвшую противъ нихъ худощавую женщину, на которую ея кавалеръ, Гардингъ Уаттонъ, свтскій, избалованный юноша, обращалъ очень мало вниманія.
Джорджъ посмотрлъ на нее.
— Эта тема не интересна,— отвтилъ онъ.— При томъ же тутъ не о чемъ и говорить.
— О, наоборотъ,— сказала Летти, и злобный огонекъ сверкнулъ въ ея темныхъ глазахъ.— Я могу говорить о ней цлыхъ двадцать минутъ. Она заимствовала у меня фасонъ платья.
— Я не замчаю этого,— сказалъ Джорджъ, снова глядя на худощавую даму.
— Я бы ничего не имла противъ этого,— продолжала Летти,— если бы въ остальное время она не считала своимъ долгомъ читать мн наставленія. На ея мст я не посылала бы няньку за фасономъ къ женщин, поведеніе которой порицаю.
— Я замчаю, что вы очень легко переносите порицанія.
— Не легко, но благоразумно. Въ томъ-то и несчастье мое. Я всегда чувствую, что я умне тхъ, которые меня порицаютъ.
— Сегодня утромъ, стало быть, вы сочли меня за глупца?
— О, нтъ! Но я… Какъ бы вамъ сказать. Я не сомнвалась, что знаю лучше васъ. Поэтому я поступала умно, а…
— О, не продолжайте,— прервалъ ее Джорджъ,— и будьте уврены, что впередъ не услышите отъ меня добрыхъ совтовъ.
— Неужели?
Она бросила на него вызывающій взглядъ, но онъ встртилъ его съ наружнымъ спокойствіемъ. Однако, въ эту минуту ему невольно вспомнилась фраза, которою одна изъ его знакомыхъ дамъ опредлила когда-то умственныя способности своей подруги. ‘Она умна,— говорите вы?— Да ея умъ — это хаосъ въ наперстк!’ Эти слова казались ему теперь подходящими для характеристики его собственныхъ чувствъ. Въ его душ былъ какой-то хаосъ, но въ то же время онъ сознавалъ, что тамъ нтъ мста глубокому чувству къ миссъ Сюэлль, хотя въ жизни большія послдствія часто цпляются за очень ничтожные поводы, какъ могло быть и въ данномъ случа, когда на Летти Сюэлль было это оригинальное розовое платье, и когда ей такъ былъ въ лицу этотъ насмшливый и задорный видъ.
Любуясь ею, Джорджъ не былъ все-таки чуждъ и холоднаго, критическаго отношенія къ ней. Черезъ десять лтъ, внушалъ онъ себ, отъ этой красоты не останется и слда. Она и теперь не могла бытъ названа красавицей, и лишь благодаря ея свжести и граціи, благодаря миніатюрному сложенію и легкимъ, какъ воздухъ, движеніямъ, благодаря искусной утонченности въ плать и украшеніяхъ, вс недостатки ея лица и выраженія не бросались въ глаза, и общее впечатлніе, которое она производила, мужчины находили ослпительнымъ и даже опаснымъ для спокойствія сердца. Такимъ образомъ Летти, по крайней мр, въ предлахъ кружка, гд она вращалась, всегда была окружена роемъ кавалеровъ и влюбленныхъ и — хотя она сама не разъ имла случай убждаться въ противномъ — слыла за двушку, которая можетъ сдлать съ мужчинами, что ей угодно. Въ данномъ случа посторонніе наблюдатели очень скоро ршили, что она иметъ намреніе привести къ своимъ ногамъ молодого Джорджа Трессэди. И нельзя было сказать, чтобы это ей не удалось. Даже въ этотъ тревожный день окружающіе легко могли замтить, что вниманіе Трессэди двоилось между нею и выборами, и перевсъ, быть можетъ, оставался на ея сторон. Другое дло — въ какой мр она одержала побду, это было еще неизвстно, и они оба могли судить объ этомъ меньше, чмъ вс остальные.
Теперь во всякомъ случа онъ не отставалъ отъ нея. Нсколько разъ онъ длалъ попытку заговорить съ своей сосдкой съ другой стороны, миловиднымъ подросткомъ, который принесъ сюда свжесть и наивность школьной комнаты и черезъ три года долженъ былъ, несомннно, затмить Летти Сюэлль не только красотой, но и всми другими достоинствами. Но эта попытка не удалась. Кипучая, утомительная дятельность дня вызвала въ немъ, какъ реакцію, особенно сильную жажду развлеченія и желаніе испробовать свои силы въ другомъ направленіи. Въ конц концовъ, онъ вернулся къ Летти, и все остальное время они, не переставая, ломали копья, разсуждая о людяхъ, о піесахъ, о книгахъ, или врне говоря, подъ ихъ покровомъ о различныхъ вопросахъ чувства, которые обыкновенна служатъ первымъ поводомъ для сближенія между мужчиною и женщиной. Они болтали съ такимъ увлеченіемъ, что вскор зоркіе глаза м-ссъ Уаттонъ стали усмхаться на нихъ изъ-за вера, а лордъ Фонтеной тоже не разъ поглядывалъ на эту пару съ какимъ-то безпокойнымъ вниманіемъ.
Между тмъ все это время мсто, находившееся насупротивъ Трессэди, оставалось незанятымъ. Оно было предназначено для старшаго сына м-ссъ Уаттонъ, который въ настоящую минуту, какъ небрежно объяснила его мать лорду Фонтеною, по обыкновенію ‘благотворилъ’.
Когда къ столу уже подали фазановъ, дверь отворилась, и въ столовую неслышными шагами вошелъ худощавый черноволосый господинъ. Онъ тихонько занялъ свое мсто, съ улыбкой кивнувъ головой Джорджу и его сосдк, и шопотомъ приказалъ дворецкому подать ему то блюдо, которое теперь обносили.
— Какой вздоръ, Эдуардъ!— послышался громкій голосъ его матери.— Это смшно! Морисъ! Подайте м-ру Эдуарду обдъ съ самаго начала.
Эдуардъ слегка поднялъ брови, улыбнулся, но подчинился распоряженію матери.
— Гд вы были, Эдуардъ?— спросилъ Трессэди.— Я васъ съ утра не видлъ.
— Я былъ на репетиціи. На будущей недл у насъ благотворительный концертъ, и я завдую этимъ дломъ.
— Эти концерты всегда изъ рукъ вонъ плохи,— коротко замтила м-ссъ Уаттонъ.
Эдуардъ Уаттонъ пожалъ плечами. Вообще у него было очень пріятное, застнчивое обращеніе, которому противорчилъ лишь иногда загоравшійся въ глазахъ блескъ какой-то восторженной ршимости.
— Тмъ боле нужны репетиціи,— сказалъ онъ.— Впрочемъ, на этотъ разъ концертъ будетъ вовсе не плохъ.
— Эдуардъ — одинъ изъ тхъ людей,— сказала м-ссъ Уаттонъ вполголоса, обращаясь къ лорду Фонтеною,— которые воображаютъ, что могутъ подружиться съ народомъ — съ самыми низшими классами,— если пожимаютъ ему руки, показываютъ картины Бернъ-Джонса и распваютъ съ нимъ ‘Мессію’. Я сама прежде такъ думала. Такія убжденія у каждаго были. Это все равно, что корь. Но умные люди, разумется, скоро отдлываются отъ нихъ.
— Благодарю за комплиментъ, мама,— сказалъ Эдуардъ, улыбаясь и длая маленькій поклонъ.
Леди Трессэди, сидвшая рядомъ съ хозяиномъ на другомъ конц стола, прервала свою болтовню, чтобы прислушаться, о чемъ это идетъ рчь. До сихъ поръ она болтала, не переставая, и своимъ крикливымъ голосомъ и аффектированной жестикуляціей приводила въ ужасъ своего нервнаго и раздражительнаго собесдника, который каждую минуту боялся, что она своими блыми пальцами попадетъ ему прямо въ глаза. Когда она замолчала и оставила его въ поко, у него чуть не вырвался вздохъ облегченія.
— М-ръ Эдуардъ, вроятно, говоритъ о радикализм,— сказала она, поднося къ глазамъ золотой лорнетъ,— о своемъ ненаглядномъ, отвратительномъ радикализм? О, мы вс знаемъ, откуда м-ръ Эдуардъ заразился имъ!
Вс засмялись, а Гардингъ Уаттонъ боле всхъ.
— На прошлой недл Эгерія {Нифма, которая, по преданію, была совтницей римскаго царя Нумы Помпилія.} опять была здсь,— сказалъ онъ, обращаясь къ леди Трессэди,— и Эдуардъ видлся съ нею. Съ того времени онъ сдлался членомъ двухъ новыхъ обществъ и выписалъ шесть новыхъ книгъ по рабочему вопросу.
Если эти слова и вызвали въ Эдуард нкоторое смущеніе, то оно обнаружилось лишь въ слабомъ румянц, который выступилъ на его щекахъ.
— Если вы говорите о леди Максуэлль,— добродушно отвтилъ онъ,— то я могу только пожалть о тхъ, кто ея не знаетъ.
При этомъ онъ тряхнулъ своей красивой головой съ видомъ смлаго вызова, который очень шелъ къ нему, но не замедлилъ разсердить его мать.
— Опять объ этой женщин!—воскликнула она, поднимая вверхъ руки. Затмъ, обращаясь къ лорду Фонтеною, она продолжала:
— Скажите, пожалуйста, не находите-ли вы, что этой женщин мы обязаны половиной тхъ промаховъ, которые наше любезное правительство надлало за послдніе два года?
Полупрезрительная улыбка пробжала по истомленному лицу лорда Фонтеноя.
— Ну, нтъ, я не намренъ длать лэди Максуэлль козломъ отпущенія. Пусть правительство само отвчаетъ за свои грхи.
— И вообще, что можно худшаго сказать объ англійскихъ, министрахъ, какъ не то, что они подчиняются вліянію женщины?— раздался пискливый голосъ м-ра Уаттона съ противоположнаго конца стола.— Разв это случалось въ наше время? Тогда это было неслыханною вещью… Только не обижайся, душечка, не обижайся!— поспшно прибавилъ онъ, бросая взглядъ на жену.
Летти посмотрла на Джорджа и поднесла во рту платокъ, чтобы скрыть свою веселость.
М-ссъ Уаттонъ поморщилась,
— И прежде случалось, что англійскіе министры подчинялись вліянію женщинъ,— сказала она,— и въ этомъ нельзя винить ни ихъ, ни кого-либо другого. Но прежде вы знали, чего вы добивались. Женщины были испорчены — ихъ длали такими,— но он поступали дурно ради своихъ мужей, братьевъ, сыновей. Если он чего добивались, то для чьей-нибудь пользы, и он достигали своего. Теперь он не мене испорчены — напримръ, леди Максуэлль,— но теперь он поступаютъ дурно ради такъ называемаго ‘дла’. А это и грозитъ гибелью для націи.
Во время этой маленькой рчи со стороны Эдуарда Уаттона послдовалъ протестъ противъ слова ‘испорчены’, но его голосъ былъ заглушенъ восклицаніями его матери и брата. Въ столовой поднялся громкій общій разговоръ. Лэди Трессэди, съ своей стороны, пыталась вставлять свои замчанія, усиленно размахивая веромъ, фамильярно называя всхъ по именамъ и пересыпая свою рчь маленькими дачными намеками, относившимися къ каждому изъ присутствовавшихъ. Но изъ всхъ сидвшихъ за столомъ, только Эдуардъ Уаттонъ иногда обращалъ къ ней вжливое или шутливое замчаніе, остальные же игнорировали ее. Они были заняты общимъ дломъ — преслдованіемъ прямодушнаго и самостоятельнаго члена своего круга, и имъ было некогда обращать вниманіе на другихъ.
— Черезъ недлю или дв я, по всей вроятности, увижу эту знаменитую даму,— сказалъ Джорджъ подъ шумъ общаго разговора, обращаясь къ миссъ Сюэлль.— Замчательно, что я до сихъ поръ не встрчалъ ея.
— Кого? Лэди Максуэлль?
— Да. Впрочемъ, нужно имть въ виду, что послдніе четыре года я путешествовалъ за-границей. Если я не ошибаюсь, она появилась въ город за годъ до моего отъзда, но мн не случилось ни разу встртиться съ ней.
— Въ такомъ случа я предсказываю, что она вамъ страшно понравится,— категорически заявила Летти.— По крайней мр, мн всегда нравятся т, кого тетя Уаттонъ ругаетъ. Ужь потомъ я не могу разлюбить ихъ, какъ ни стараюсь,
— Позвольте заявить вамъ, что это не въ моемъ характер. Я не боле, какъ человкъ, и мои друзья имютъ на меня вліяніе.
И онъ повернулся къ ней, чтобы опять начать разговоръ съ нею одной.
— О, вы вовсе не такое несчастное созданіе, какимъ выставляете себя,— сказала Летти, качая головой.— Я еще не встрчала такого упорнаго человка, какъ вы: вы никогда не можете отказаться отъ своего мннія и никогда не хотите признать себя побжденнымъ.
— Побжденнымъ?— задумчиво повторилъ Джорджъ.— Головною болью? Ну, въ этомъ еще нтъ ничего постыднаго. Можно надяться дожить до другого сраженія. Но неужели вы дйствительно не намрены обратить никакого вниманія — ршительно никакого вниманія, на весь тотъ запасъ фактовъ, который я представилъ вамъ сегодня утромъ по поводу капитана Аддисона?
— Я буду милостива къ вамъ и постараюсь забыть ихъ. Но почему вы не слушаете тетю Уаттонъ? Вдь это вашъ долгъ. Тетя привыкла, чтобы ее слушали, а вамъ не приходилось длать это сотни разъ, какъ мн.
М-ссъ Уаттонъ дйствительно продолжала свои разсужденія на тему, которая, очевидно, волновала ее. Отвращеніе и злоба, которыми въ эту минуту дышало ея и безъ того достаточно выразительное лицо, сообщали ему какую-то гордую мощь. Она обладала вообще довольно крупными чертами лица, хотя и не безъ оттнка аристократизма. Наколка изъ старинныхъ кружевъ очень шла къ ея волнистымъ, слегка посдвшимъ волосамъ и придавала ей видъ самоувренной важности, руки, которыя она держала на стол, были длинны и костлявы, но въ то же время нервны и породисты. М-ссъ Уаттонъ была и казалась тираномъ, но тираномъ искуснымъ и благоразумнымъ.
— Одинъ изъ ея сосдей разсказывалъ мн на прошлой недл, какія неслыханныя вещи творятся у нея въ Меллор. Это имніе она получила по наслдству (тутъ она обратилась къ молодому Бейлю, который, какъ сравнительно чужой человкъ въ дом, могъ не знать подробностей, извстныхъ остальнымъ) — разстроенное, запущенное, приносящее дохода тысячи дв въ годъ. Какъ только она вышла замужъ, она отдала Меллоръ во владніе соціалисту самаго яркаго закала. И что же? Этотъ господинъ тотчасъ же ввелъ у себя, какъ они выражаются, ‘нормальную’ рабочую плату — на самомъ дл вдвое больше нормальной,— сталъ прижимать всхъ фермеровъ и, разумется, взбудоражилъ весь округъ. Вс сосди негодуютъ. Прежде это былъ самый мирный уголокъ, какой только можно себ представить, теперь она перевернула его вверхъ дномъ. Ея мужъ иметъ тридцать тысячъ годового дохода, и при такихъ средствахъ она можетъ позволять маленькія развлеченія. Но другіе, которые должны жить на доходъ съ своей земли, поставлены ею въ безвыходное положеніе.
— Она говорила мн, что эта система въ общемъ дйствуетъ превосходно,— сказалъ Эдуардъ Уаттонъ, слегка покраснвъ и тмъ выдавъ то раздраженіе, которое вызывали въ немъ эти постоянныя нападки матери.— Мало того: очень можетъ быть, что Максуэлль введетъ ее и у себя въ имніи.
М-ссъ Уаттонъ опять всплеснула руками.
— Вотъ идіотъ этотъ. Максуэлль! До женитьбы онъ еще былъ человкъ со смысломъ. Теперь же она положительно водитъ его за носъ, а благодаря его значенію въ палат лордовъ, правительству приходится плясать подъ его дудку.
— А хуже всего то,— сказалъ Гардингъ Уаттонъ съ рзкимъ смхомъ,— что ея вліяніе было бы далеко не то, будь она не такъ красива. Она пользуется своей красотой самымъ беззастнчивымъ образомъ.
— Это уже совершенная неправда!— горячо возразилъ Эдуардъ Уаттонъ, сердито глядя на брата.
Джорджъ Трессэди вмшался въ разговоръ. Онъ любилъ Эдуарда Уаттона, а Гардинга положительно терпть не могъ.
— Но разв она дйствительно такъ красива?— спросилъ онъ, наклоняясь впередъ и обращая свой вопросъ къ хозяйк дома. М-ссъ Уаттонъ сдлала презрительную мину и ничего не отвтила.
— Какъ вамъ сказать?— произнесъ лордъ Фонтеной съ такимъ видомъ, будто этотъ разговоръ былъ ему крайне не по душ.— Одинъ старый дипломатъ говорилъ мн на-дняхъ, что боле красивой женщины онъ не встрчалъ въ Лондон со времени леди Блессингтонъ.
— Леди Блессингтонъ! Господи, Боже мой! Леди Блессингтонъ!— съ негодованіемъ повторила леди Трессэди.— Нечего сказать, удачное сравненіе! Едва-ли какая-нибудь женщина согласна будетъ считаться преемницей леди Блессингтонъ.
— Во всхъ другихъ отношеніяхъ, кром красоты,— холодно отвтилъ Эдуардъ Уаттонъ,—сравненіе, конечно, было бы смшно.
Гардингъ пожалъ плечами и, наклонивъ свой стулъ кзади, шепнулъ застнчивому молодому человку, который сидлъ недалеко отъ него,
— По моему мннію, графъ д’Орсэ, есть только вопросъ времени. Но объ этомъ не слдуетъ говорить Эдуарду.
Гардингъ читалъ мемуары и мнилъ себя всесторонне образованнымъ человкомъ. Юноша, къ которому онъ обратился, не былъ знакомъ ни съ какими продуктами книгопечатанія, кром спортивныхъ газетъ, и не имлъ ни малйшаго представленія о томъ, кто была леди Блессингтонъ или графъ д’Орсэ. Поэтому онъ неопредленно улыбнулся и ничего не отвтилъ.
— Милочка,— сказалъ хозяинъ жалобнымъ голосомъ,— не находишь-ли ты атмосферу этой комнаты черезчуръ жаркой?
Молодежь, которой такого рода пререканія уже давно были знакомы и крайне надоли, разсмялась. М-ръ Уаттонъ, который никогда ничего не понималъ, посмотрлъ вокругъ недоумвающимъ взоромъ. М-ссъ Уаттонъ соизволила понять намекъ и встала изъ-за стола.
Когда дамы перешли въ гостиную, м-ссъ Уаттонъ прежде всего исполнила долгъ вжливости по отношенію къ м-ссъ Гокинсъ и цлыхъ десять минутъ занимала ее разговоромъ о приходскихъ длахъ. М-ссъ Гокинсъ, какъ жена мстнаго священника, занимала въ этомъ кружк строго оффиціальное положеніе, совершенно независимо отъ той индувидуальности, которою могла обладать. М-ссъ Гокинсъ была недалекая, самодовольная и для м-ссъ Уаттонъ нисколько не интересная женщина, тмъ не мене хозяйка дома удляла ей такую долю вниманія, на какую должна была разсчитывать всякая женщина, вышедшая замужъ за священника Мальфордскаго прихода.
Но этого — увы!— отнюдь не было достаточно для м-ссъ Гокинсъ, которая была полна честолюбія, не взирая на свои дурныя манеры, на свою застнчивость въ высшемъ обществ и на свои скромныя матеріальныя средства. Какъ только десятиминутный разговоръ былъ конченъ, и м-ссъ Уаттонъ, для которой ничего не было на свт миле политики, углубилась въ принесенныя лакеемъ вечернія газеты, м-ссъ Гокинсъ набросилась на Летти Сюэлль и въ восторженныхъ выраженьяхъ изъявила ей свою благодарность за фасонъ платья.
— Разв моя горничная давала вамъ какіе-нибудь фасоны?— сказала Летти, поднимая брови.— Скажите! Я этого совсмъ не подозрвала.
И надменнымъ взоромъ она стала оглядывать платье м-ссъ Гокинсъ, которое дйствительно представляло собою деревенское подражаніе столичному фасону.
М-ссъ Гокинсъ покраснла и поспшила извиниться:
— Я именно наказывала своей няньк, чтобы она не смла брать фасона безъ вашего позволенія. Но она, какъ видно, успла подружиться съ вашей горничной. Васъ не удивляетъ, что у меня этимъ дломъ завдуетъ няня? Хотя у меня четверо дтей, но ей приходится смотрть только за однимъ, такъ что у нея остается много свободнаго времени, для того, чтобы шить на меня. Но въ нашемъ захолусть трудно достать что-нибудь новое. Все-таки безъ вашего позволенія я бы никогда не осмлилась взять вашъ фасонъ.
Ея гордость и ложный стыдъ налагали особенно непріятный отпечатокъ на ея голосъ и манеры. Летти казалось, что у нея надъ ухомъ жужжитъ надодливая муха.
— Ну, что же! Мн очень пріятно,— равнодушно отвтила она.— Должно быть, чрезвычайно удобно имть у себя въ дом портниху. Ваша нянька — настоящій кладъ.
При этомъ она продолжала внимательно оглядывать каждую неудачную складку, каждый неудачный стежекъ доморощеннаго искусства.
Жена священника всегда болзненно-впечатлительная, когда ей случалось попадать въ эту гостиную, была склонна слышать въ каждомъ слов оскорбительный тонъ. Досада вдругъ овладла ею, и она возгорлась жаждою мести.
— Отсюда вы подете домой, или еще постите кого-нибудь изъ знакомыхъ?— спросила она.
— Да, я еще буду въ двухъ или трехъ домахъ,— сказала Летти, слегка поворачивая къ ней голову.
Ея вниманіе въ эту минуту было сосредоточено на собаченк м-ссъ Уаттонъ, сромъ фоксъ-терьер, который стоялъ передъ нею на ковр.
— Значитъ, вы большую часть года проводите въ гостяхъ?
— Совершенно врно,— отвтила Летти.
— Какъ же вы ршаетесь такъ терять время? Когда же вы можете заняться чмъ-нибудь серьезнымъ? Я бы не вынесла такой жизни!
И м-ссъ Гокинсъ вызывающе засмялась.
Летти поднесла свою маленькую ручку ко рту, чтобы скрыть неожиданный звокъ, который, впрочемъ, былъ достаточно виденъ.
— Очень можетъ быть,— отвтила она, не скрывая своего презрнія,— Эвелина, погляди на эту собачку! Не находишь-ли ты ее похожей на м-ра Бейля?
Эти слова были обращены къ хорошенькой шестнадцатилтней двочк,— той самой, которая за обдомъ сидла по лвую руку отъ Джорджа Трессэди.
— Иди сюда! Иди сюда!— продолжала Летти, подзывая къ себ терьера, но собачка, вмсто того, чтобы подойти къ ней, преспокойно улеглась на ковр и, уткнувшись мордой въ переднія лапы, пристально глядла на нее. Летти подобрала нсколько розовыхъ лепестковъ, осыпавшихся изъ цвточной вазы, и бросила ихъ на собачку.
— Она не любитъ тебя, Летти, не странно-ли это?— со смхомъ сказала Эвелина и, наклонившись, начала гладить животное.
— Не бда! Другая полюбитъ.
— А ты видла прелестныхъ маленькихъ шпицовъ леди Артуръ? Она общала подарить мн одного.
Кузины начали разговоръ о своихъ знакомыхъ, главнымъ образомъ, богатыхъ аристократкахъ, о которыхъ м-ссъ Гокинсъ имла самое смутное представленіе. Эвелина Уаттонъ, которая всегда отличалась тактомъ и великодушіемъ, нсколько разъ пробовала вовлечь жену священника въ разговоръ. Но Летти твердо ршила подвергнуть ее остракизму и не удостоивала ее ни одного замчанія.
Откинувшись на спинку дивана и заложивъ одну ногу на другую, она оживленно болтала съ Эвелиной. Близна ея шеи и лица оттнялась на красномъ бархат дивана, изъ подъ наряднаго платья виднлись прелестныя маленькія туфельки съ хрустальными пряжками. Она блистала брилліантами, на сколько это было прилично для двушки, а по мннію м-ссъ Гокинсъ, даже боле, чмъ было прилично. Съ головы до ногъ на ней лежалъ отпечатокъ богатства и свтскаго успха, но ея очарованіе не распространялось на м-ссъ Гокинсъ.
Жена священника, красная отъ досады и смущенія, сидла, точно аршинъ проглотивъ, на своемъ стул и, въ конц концовъ, отказалась отъ всякихъ попытокъ одержать верхъ надъ самоувренной свтской двушкой. Но внутренно она была глубоко уязвлена.
Завидуя успху и вншнимъ преимуществамъ миссъ Сюэлль, она не могла отплатить ей за презрніе такимъ же презрніемъ. Но въ ея душ говорило и нчто другое, кром мелкой зависти.
Когда Летти была еще ребенкомъ въ коротенькой юбочк, жена священника, бывшая всего лтъ на шесть старше ея, открыла свое сердце и хотла съ ней подружиться. Было время, когда он называли другъ друга ‘Меджъ’ и ‘Летти’, и эти отношенія продолжались и посл того, какъ Летти стала ‘вызжать’. Но теперь, всякій разъ какъ м-ссъ Гокинсъ хотла назвать ее по имени, у нея языкъ прилипалъ къ гортани, даже для нея это казалось неумстной фамильярностью.
И съ каждымъ новымъ пріздомъ въ Мальфордъ, Летти все боле и боле забывала свою прежнюю подругу, и скоро окончательно перестала называть ее ‘Меджъ’.
Мужчины, занятые разговоромъ о выборахъ, оставались на этотъ разъ, въ честь новаго члена парламента, невозможно долго въ столовой. Когда они, наконецъ, вышли къ дамамъ въ гостиную, Джорджъ Трессэди сдлалъ новую попытку заговорить съ кмъ-нибудь другимъ, а не съ Летти Сюэлль, и опять потерплъ неудачу.
— Я хочу спросить васъ относительно миссъ Сюэлль,— сказалъ лордъ Фонтеной вполголоса, обращаясь къ м-ссъ Уаттонъ. До сихъ поръ онъ молча сидлъ около нея, перебирая вечернія газеты, которыя она ему передала.
М-ссъ Уаттонъ подняла глаза и устремила ихъ въ томъ направленіи, куда глядлъ лордъ Фонтеной,— на диванъ, стоявшій въ противоположномъ углу комнаты.
— Относительно Летти?— повторила она съ легкой усмшкой.— Летти — моя племянница, дочь моего брата Вальтера Сюэлля. Ея родители живутъ въ оркшир. Моему брату достался отъ отца маленькій клочекъ земли съ очень непостоянной рентой. Меня даже часто удивляетъ, какъ они умудряются такъ хорошо одвать свою дочь. Но Летти съ дтства проявляла большую самостоятельность. Ея отецъ уже десять лтъ боленъ, такъ что ни онъ, ни его жена — непроходимо глупая женщина (глаза и руки м-ссъ Уаттонъ опять внушительно поднялись вверхъ, призывая небеса въ свидтели), не ожидаютъ, чтобы Летти сдлала блестящую карьеру. У нихъ есть еще одна дочь, тихая, скромная двушка, которая смотритъ за домомъ. Летти не глупа, далеко нтъ. Я вижу, что вы безпокоитесь о сэр Джордж. Напрасно! Она продлываетъ это со всми.