Сент-Ронанские воды. Часть вторая, Скотт Вальтер, Год: 1823

Время на прочтение: 74 минут(ы)

СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ.

СИРА ВАЛТЕРА СКОТТА.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Перевелъ съ Французскаго
Михаилъ Воскресенскій.

МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи.
1828.

Печатать позволяется

съ тмъ, чтобы по напечатанія, до выпуска изъ типографія, были представлены въ Ценсурный Комитетъ семь экземпляровъ сей книги, для препровожденія куда слдуетъ, на основаніи узаконеній. Москва, Іюля 11 го дня 1827 года.

Ординарный Профессоръ, Надворный Совтника Дмитрій Перевощиковъ.

СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ.

ГЛАВА I.

Посл обда.

‘Бутылокъ множество, вотъ гости вкругъ садятся.
‘Покуда дружны вс — а посл побранятся!’
Пріоръ.

Случалось ли когда читателю нашему видть кучу собакъ, съ разныхъ дворовъ по какому нибудь случаю сведенныхъ вмст?— Он сначала обнюхиваютъ одна другую, потомъ оскаливаютъ зубы, ворчатъ, задираютъ другъ дружку и наконецъ по какой-то, какъ бы врожденной, антипатіи безъ милости грызутся между собою, такъ что уже иногда бываетъ очень трудно и разнять ихъ. Сія картина, хотя нкоторымъ образомъ и неслишкомъ благородная, весьма впрочемъ хорошо и правильно можетъ быть принаровлена къ обществамъ при всхъ минеральныхъ водахъ. Между тмъ какъ дамы за чаемъ имли по временамъ порядочныя схватки между собою, о которыхъ уже извстенъ нашъ читатель, Господа кавалеры, оставшіеся еще въ столовой комнат допивать не совсмъ опорожненныя бутылки, имли также свои приключенія, довольно небезъинтересныя.
Мы уже выше сказали, о различныхъ причинахъ, заставлявшихъ Лерда Мовбрая смотрть не весьма хорошими глазами на таинственнаго для всхъ незнакомца и объ отвращеніи видть его въ своемъ обществ при водахъ Сен-Ронанскихъ, нкоторыя слова Франца Тирреля еще боле подтвердили его мнніе на счетъ низкаго происхожденія сего послдняго, не смотря на его умнье обращаться въ большихъ кругахъ и на строгую благопристойность, которую онъ наблюдалъ въ разговорахъ со всми.
Что касается до Сира Бинго, то онъ съ своей стороны началъ также питать къ незнакомцу это чувство ненависти, которое обыкновенно испытываютъ души низкія, видя кого нибудь во всхъ отношеніяхъ лучшимъ себя. Онъ также не позабылъ тона и взглядовъ, которые бросалъ на него Тиррель въ то время, когда онъ предлагалъ ему глупые и неумстные вопросы свои. И хотя въ т минуты онъ и чувствовалъ робость и нкоторымъ образомъ униженность свою предъ нимъ, но посл чувство низкаго мщенія возбудилось въ душ его, къ тому же, большое количество вина, выпитое имъ въ продолженіе обида, сдлало изъ него совершенно другаго человка нежели натощакъ и обнаружило безпокойный характеръ его въ различныхъ придиркахъ, которыхъ бы никакъ не позволилъ себ благоразумный человкъ, особливо въ отношеніи къ особ, съ которою онъ въ первый разъ еще находится въ компаніи. Тиррель видлъ все это и не удостоилъ его ничмъ, кром презрнія, какъ такого человка, который не стоилъ, чтобы отвчать ему не его глупости,
Случай, которымъ воспользовался Баронетъ для оказанія въ діодномъ блеск своей глупости, былъ по истин мене нетели ничего. Разговаривали объ охот — обыкновенный предметъ разговоровъ для Шотландскихъ кавалеровъ — и Тиррель между прочимъ сказалъ нсколько словъ объ одной прекрасной лягавой собак, которую онъ очень любилъ и которую, какъ онъ надется, на будущей недл пришлютъ къ нему.
‘Лягавая собака!’ повторилъ Сиръ Бинго съ глупою улыбкою: ‘вы, можетъ быть, хотли сказать: охотничья собака, умющая хорошо отыскивать слдъ…’
— Нтъ, государь мой,— отвчалъ Тиррель,— я очень знаю различіе между собакою лягавою и охотничьей, знаю также и то, что первая давно не въ мод между новйшими охотниками. Но я люблю мою лягавую собаку боле за ея ко мн приверженность, нежели за искуство въ охот. Притомъ, лягавая собака всегда иметъ боле ума и привязанности къ своему хозяину, нежели настоящая охотничья, которая почти всегда отъ трасировки своей теряетъ очень много хорошихъ качествъ, выключая того, что уметъ находить дичину и стеречь ее.— ‘Но какого же еще чорта требовать отъ собаки?’ сказалъ Баронетъ.
— Очень многаго!— отвчалъ Тиррель съ хладнокровіемъ: — не уже ли вы думаете, что у собакъ, какъ и у нкоторыхъ людей, не можетъ быть никакихъ другихъ достоинствъ, кром искуства въ охот? Кажется, можно имть кое что и Другое для жизни домашней?—
‘Да’ то есть умть жрать и лизоблюдничать,’ проворчалъ Баронетъ сквозь зубы: ‘но’ присоединилъ онъ голосомъ боле громкимъ и внятнымъ’я слыхалъ, что лягавая собака годится только таскаться за какимъ нибудь браконьеромъ!—
‘Какъ вы странны, Сиръ Бинго!— отвчалъ Тиррель: — я не думаю, чтобы вы могли врить подобнымъ нелпостямъ.—
Г. Мирный судья Капитанъ Макъ Туркъ, полагая, что въ настоящія минуты его мнніе было весьма необходимо для разговаривавшихъ, и сдлавши рукою знакъ молчанія, началъ въ свою очередь:
‘Клянусь Богомъ, я вижу, что дло не обойдется безъ моего посредничества! Но вотъ мое мнніе: тутъ совсмъ не о чемъ спорить, ибо, клянусъ Богомъ, вы оба правы: мой любезный другъ Сиръ Бинго, который иметъ пропасть конюшенъ и псарней, клянусь Богомъ, говоритъ правду, ибо держитъ у себя около дюжины большихъ охотничьихъ собакъ, которыхъ я слышу всякой день и всякую ночь безпрестанно лающихъ около моихъ оконъ, иногда даже, особенно по ночамъ, и воющихъ довольно страшно — и чортъ меня возьми, ежели бы я не далъ дорого, чтобы избавиться отъ этихъ сосдей! Но есть люди, которые столь же благородны, какъ и мой достойный другъ Сиръ Бинго, но между тмъ также и бдны, какъ на примеръ я, а можетъ быть, какъ и почтенный Г. Тиррель, который здсь находится. Но какой же резонъ ни мн, ни ему не смть имть при себ легавой собаки для своего удовольствія, а иногда и для охоты? И ежели мы не въ состояніи выстроить для нея особенной конуры, желалъ бы я знать, кто можетъ запретить намъ помстить ее въ нашей спальн, или въ нашей зал, потому что у Мегъ Додъ, какъ я думаю, нтъ особыхъ спаленъ, а кому холодно въ зал, такъ ступай въ кухню, гд всегда чертовская жара? А потому-то Г. Тиррель находитъ, что ему гораздо приличне лягавая собака, нежели охотничья. Вотъ и все и клянусь Богомъ, я готовъ умереть на мст, ежели кто нибудь пріищетъ лучшій законъ для его оправданія!’
Если эта тирада покажется нсколько продолжительною нашимъ читателямъ, то просимъ извиненія за Г. Макъ Турка, который въ самомъ дл, какъ и самъ онъ признавался посл, въ жизнь свою не говаривалъ боле сего раза, что, можетъ быть, также зависло отъ того, что онъ никогда не выпивалъ боле нежели въ этотъ день.
— На этотъ разъ вы ошиблись, Г. Капитанъ,— возразилъ ему Г. Прокуроръ Микклеванъ, считавшій себя также не послднимъ знатокомъ въ длопроизводствахъ: — именно есть законъ противъ лягавыхъ собакъ, и я легко могу доказать, что точно на эту породу указывается въ древнихъ статутахъ Шотландіи, когда рчь идетъ о взятіи штрафа съ тхъ, кто….—
‘Вотъ видите что, Г. Микклеванъ!’ прервалъ его Президентъ: ‘я вамъ совтую нсколько погодить говорить мн, что я ошибаюсь, особенно на счетъ сужденія моего о собакахъ — чортъ меня возьми! я васъ прошу покорнйше однажды навсегда замтить, что я никогда и ни въ чемъ не ошибался, разв только въ моемъ прежнемъ хорошемъ объ расъ мнніи….’
— Я совсмъ не имлъ намренія оскорбишь васъ, Г. Капитанъ,— отвчалъ Прокуроръ — не отвергайте оливную втвь, которую я готовъ предложить вамъ, тмъ боле, что вы сами мирный судія — и потомъ, наклонясь къ уху своего патрона, Лерда Сенъ-Ронанскаго, сказалъ ему тихимъ голосомъ: — это старая горная собака, которая кусаетъ всхъ кто къ ней приближается. Но я имю нчто сообщить вамъ, Мовбрай,— продолжалъ онъ: — сказать по чистой совсти, я думаю, что этотъ незнакомецъ, Г. Тиррель, какъ его называютъ, есть тотъ самый, съ которымъ нкогда покойный батюшка вашъ судился за его браконьерство въ Спринг-Вельгадскихъ болотахъ, принадлежавшихъ къ вашимъ владніямъ.—
‘Можетъ быть, ты и правъ!’ отвчалъ ему также тихимъ голосомъ Лердъ: ‘хорошо, я очень благодаренъ теб за твое предположеніе, столь согласное съ собственными моимъ мнніемъ! Самъ не знаю почему, только мн кажется, что этотъ человкъ непремнно какой нибудь бродяга — и клянусь небомъ, я хочу обличить его!’
— Потише, потише, Сен-Ронанъ! удержите языкъ вашъ: я тутъ лучше могу дйствовать, ибо нкоторымъ образомъ это дло шло чрезъ мои руки. Впрочемъ помнится мн, что старый Шерифъ Графства именно держалъ тогда его сторону, хотя нкоторые судьи и готовы были обвинишь его въ нарушеніи закона о браконьерахъ. Вашъ батюшка страдалъ тогда подагрою, ему было не до того, и дло такимъ образомъ было совершенно оставлено. Впрочемъ, помните, Сен-Ронанъ, что надлежитъ поступать осторожно, и что хотя сей незнакомецъ и былъ тогда обвиняемъ, но неосужденъ.—
‘А разв не льзя возобновить опять это дло
— Возобновить! Хорошо, но этому уже прошло шесть лтъ, а мн кажется, что по прошествіи Піакого времени едва ли не уничтожается и совсмъ дла сего рода, а слдственно и мы съ вами едва ли дожемъ что нибудь сдлать ему, а онъ между тмъ преспокойно будетъ ходишь съ своею лягавою собакою изъ мста въ мсто и пострливать дичину — вотъ и все тутъ!— ‘Да, правда твоя, а этаго очень жаль,’ отвчалъ Лердъ уже довольно громкимъ голосомъ, какъ бы относясь ко всей компаніи, а между тмъ пристально и съ негодованіемъ устремя взоры свои на Тирреля.
— О чемъ вы сожалете, Лердъ?— спросилъ сей послдній, примтя, что слова сіи отнесены были къ нему.
‘О томъ, что по нашимъ болотамъ таскается весьма много браконьеровъ’ отвчалъ Лердъ: ‘когда я объ этомъ подумаю, мн всегда бываетъ до смерти жалко той дичи, которую стрляютъ они, и я почти готовъ послать къ чорту эти новооткрытыя воды, приманившія сюда столько негодяевъ.’
— Что вы говорите, Сен-Ронанъ?— вскричалъ его совтникъ: — къ чему негодовать на воды? Я очень желалъ бы знать, что бы здсь было безъ нихъ? Не доставляютъ ли он выгодъ всмъ здшнимъ окрестностямъ? Нтъ, нтъ, не воды надлежитъ обвинять въ томъ, что здсь развелось столько браконьеровъ, а лучше старую деревню, по большой части служащую прибжищемъ имъ. Что касается до здшнихъ жителей, они почти вс люди извстные намъ.—
‘Я не могу себ представить,’ продолжалъ Лердъ Мовбрай, ‘какая причина могла побудишь покойнаго моего родителя продать нашъ старинный родовый домъ отцу этой старой мерзавки, которая превратила его теперь въ харчевню и держитъ у себя открытое убжище браконьерамъ и бродягамъ всякаго рода. Я не понимаю, отъ чего ему пришла въ голову такая глупость?’
— Вроятно отъ того, Лердъ, ~ отвчалъ ему сухимъ тономъ Тиррель,— что вашъ батюшка нуждался въ деньгахъ, а отецъ моей почтенной хозяйки Мегъ Додъ имлъ ихъ. Я думаю, вамъ не безъизвстно, государь мой, что я квартирую у нея?—
‘Да, я это слышалъ, сударь,’ сказалъ почти наглымъ тономъ Мовбрай: ‘но вы не поврите, какъ мн хочется истребить этихъ мошенниковъ браконьеровъ, которые такъ наводнили собою наши окрестности. Впрочемъ надюсь скоро приняться путемъ за эту старую колдунью и заставить ее запереть конуру свою. При жизни моего покойнаго батюшки, Микклеванъ, не уже ли происходило все то же спросилъ онъ, обращаясь къ Прокурору.
Но сей послдній, видя суровые взгляды Тирреля и не желая замшать себя въ это дло, избгнулъ ршительнаго отвта, вмшавшись въ посторонніе и ничего незначущіе разговоры и довольствуясь чрезъ нсколько минутъ сказать на ухо своему патрону: Не будите льва, хорошо, что онъ спитъ!
‘Но я не могу терпть етаго человка,’ отвчалъ Лердъ Сен-Ронанскій, ‘хотя и самъ не знаю почему. Впрочемъ, это будетъ глупе давишняго спора о собакахъ, если я поссорюсь съ нимъ почти ни изъ чего. И такъ, мой любезный Микъ, я постараюсь, сколько могу, быть спокойнымъ.’
— Но чтобы исполнить свое общаніе, я думаю, вамъ непремнно должно ничего боле не пить?.—
‘Я думаю то же самое,’ отвчалъ Мовбрай, ‘потому что всякая рюмка, которую я выпиваю, еще боле горячитъ кровь мою, между тмъ какъ этотъ человкъ, хотя онъ и не иметъ въ себ ничего особеннаго, не знаю почему, только очень несносенъ для меня.’
Посл сихъ словъ онъ отодвинулъ отъ стола кресло свое, всталъ и Regis ad instar вся прочая компанія также начала выходить изъ за стола.
Сиръ Бинго былъ послднимъ, который ршился оставить столъ, съ видомъ неудовольствія и ворча что-то подъ носъ себ, онъ потащился въ слдъ за другими въ комнату, чрезъ которую надлежало проходить въ зулу, гд пили чай. Между тмъ, какъ всякой бралъ свою шляпу, чтобы идти къ дамамъ, что считалось необходимымъ по законамъ политики, Тиррель приказалъ одному лакею въ ливре, случившемуся на этотъ разъ въ комнат, подать свою шляпу, лежавшую въ заднемъ углу комнаты на стол.
‘Извольте кликнуть, сударь, своего лакея,’ сказалъ ему сей послдній со всмъ безстыдствомъ слуги, избалованнаго своимъ господиномъ.
— Баринъ твой, другъ мой — отвчалъ ему съ улыбкою Тиррель — прежде нежели взялъ тебя съ собою въ хорошее общество, долженъ бы былъ поучить тебя, какъ должно вести себя людямъ твоего состоянія.—
‘Мой баринъ, сударь, Сиръ Бинго,’ сказалъ лакей съ тою же самою наглостію, какъ и прежде.
— Пойдемъ, пойдемъ, Сиръ Бинго, къ дамамъ — говорилъ Мовбрай, видя, что винные пары до такой степени поднялись въ голову Баронета, сколько могъ только вынести термометръ его силы и опасаясь его безпокойнаго характера.
‘Да!’ вскричалъ между тмъ Сиръ Бинго, слышавшій всю сцену своего лакея съ Тиррелемъ, ‘да, этотъ человкъ мой — и что вы на это скажете?’ продолжалъ онъ голосомъ боле и боле разгорячающимся.
— Вашъ? Ну, теперь я и не дивлюсь боле его неучтивости — отвчалъ хладнокровно Тиррель: — очень бы не естественно было видть лакея Сира Бинго боле учтивымъ и образованнымъ, нежели онъ самъ.—
‘Что вы подъ этимъ разумете?’ вскричалъ Баронетъ, подходя къ нему съ видомъ оборонительнаго положенія, ибо онъ очень хорошо помнилъ вс позитуры, которымъ нкогда учился у одного знаменитаго бойца, ‘что вы подъ этимъ разумете, государь мой? Чортъ меня возьми, если я не сверну вамъ шею прежде, нежели вы успете двухъ перечесть!’
— А я съ своей стороны — отвчалъ ему Тиррель,— если вы сію же минуту не перемните вашего наглаго тона и глупыхъ пріемовъ, я вышвырну васъ за окно прежде, нежели вы успете закричать о помощи, или переломаю вамъ вс ребры…— Въ эту минуту онъ поднялъ вверхъ толстую трость, которая была у него въ рукахъ, что по животному инстинкту заставило Сира Бинго попятиться къ друзьямъ своимъ, которые готовы были заступиться за него, особенно Лердъ Мовбрай, который ближе всхъ стоялъ къ нему, но въ этотъ самый мигъ, когда Тиррель нашъ стоялъ съ поднятою вверхъ рукою, а прочіе въ замшательств и неизвстности, какъ имъ лучше поступить и что длать, чей-то небесный и тихій голосъ произнесъ съ нжнымъ упрекомъ и отчасти какъ бы съ ужасомъ: — человкъ ли вы?
Если бы громъ разразился надъ головою Тирреля и стрлы молніи упали къ ногамъ его, то и он бы не произвели надъ нимъ такого чрезвычайнаго дйствія, какое произвели сіи три слова! Онъ забылъ все: свою обиду, общество, обстоятельства, въ которыхъ онъ находился, толпа, окружавшая его, исчезла въ глазахъ его — казалось онъ былъ живъ только для существа, произнесшаго слова сіи — быстро оборачивается онъ къ тому мсту, откуда слышанъ былъ небесный голосъ, столь знакомый его сердцу, но еще быстре исчезло существо, котораго искалъ онъ своими взорами, въ недоумніи смотритъ онъ на вс лица, окружавшія его, какъ бы желая между ними найти то, котораго искалъ онъ и отъ котораго проистекли столь пріятные для него звуки: но въ комнат никого не было, кром тхъ особъ, которыхъ уже видлъ онъ.
‘Посторонитесь и пустите меня!’ вскричалъ онъ, устремясь къ двери, тономъ человка, готоваго на все для достиженія того, къ чему стремится онъ.
— Государь мой!— сказалъ ему Мовбрай — удерживая его: — этотъ тонъ совершенно неприличенъ вамъ: вы для насъ не боле какъ чужестранецъ, между тмъ какъ поступки ваши почти похожи на поступки какого нибудь Дюка или владтельнаго Принца. Надобно, чтобы мы узнали, кто вы и что значите въ обществ, прежде нежели мы выпустимъ васъ отсюда.—
Слова сіи, казалось, нсколько привели въ себя Тирреля и заставили его на минуту забыть то, что слишкомъ занимало его душу. Онъ обратился къ Мовбраю и посл минутнаго размышленія съ самимъ собою отвчалъ ему: ‘Государь мой! я не имю намренія заводить здсь съ кмъ нибудь ссору, а тмъ мене съ вами — будьте въ томъ уврены. Я пришелъ сюда по вашему же приглашенію, надясь съ удовольствіемъ провести здсь время, или по крайней мр полагая, что не найду оскорбленія себ, теперь вижу я, что очень ошибся, особливо въ послднемъ пункт, почему и прошу меня извинить — я не могу бытъ здсь доле и иду откланяться дамамъ.’
Сказавъ слова сіи, онъ въ нершимости сдлалъ нсколько шаговъ къ двери, ведущей въ залу, опредленную для игры вечеромъ. Отворя ее и видя, что въ ней никого нтъ, кром людей, зажигающихъ огни, онъ воротился снова и пошелъ къ двери, ведущей вонъ изъ комнатъ.
‘Чортъ возми, Сиръ Бинго,’ сказалъ Лердъ Мовбрай тономъ, показывающимъ желаніе разгорячить своего друга ‘чортъ возми! Не уже ли вы позволите ему выдти отсюда? Онъ и безъ того уже довольно высоко поднялъ носъ свой.’
Возбужденный сими словами, Сиръ Бинго, снова принявши грозный видъ, быстро началъ подходить къ Тиррелю, чтобы возпрепятствовать ему выдти, но сей послдній., бросивъ на него презрительный взоръ и назвавши сквозь зубы чмъ-то похожимъ на дурака, съ силою схватилъ его за воротникъ, перевернулъ раза три и оттолкнулъ или лучше сказать отбросилъ на довольное разстояніе.
— Если кто нибудь иметъ нужду переговорить со мною,— закричалъ онъ всей компаніи, выходя въ дверь и оборачиваясь нсколько къ нимъ,— тотъ меня всегда можетъ найти въ трактир старой деревни Сен-Ронанской — и не дождавшись отвта, онъ вышелъ вонъ.— Кудажъ теперь? разсуждалъ самъ съ собою, остановясь въ сняхъ, кудажъ теперь?.. У крыльца увидлъ онъ конюха, держащаго за узду прекрасную верховую лошадь съ женскимъ сдломъ.
‘Эта лошадь принадлежитъ’ спрашивалъ онъ, подходя къ конюху, ‘наврное Миссъ…’ Онъ остановился, какъ бы не смя продолжать.
— Миссъ Мовбрай, милостивый государь!— отвчалъ конюхъ, не замчая совершенно его смущенія: — я ожидаю ее — она сей часъ подетъ отсюда. Прекраснйшая дамская лошадь, сударь,— продолжалъ онъ, поглаживая красивое животное,
‘Миссъ, какъ видно, возвращается въ свой замокъ Шаусъ, по дорог мимо Букстана
— Надо думать, что такъ, сударь, ибо это самая ближайшая дорога, и Миссъ Клара наврное выберетъ ее, не смотря на то, что она нсколько безпокойна и гориста: подобныя обстоятельства никогда не затрудняютъ ее — барышня привыкла твердо держаться въ сдл.
Тиррель оставилъ конюха съ лошадью и пошелъ со двора гостинницы не по дорог, ведущей къ старой деревн, а черезъ. небольшой проскъ лса по берегу ручья, которой протекалъ въ сторону отъ большой дороги и велъ къ замку Шаусъ — жилище Лерда Мовбрая.
На небольшомъ полуостров, образовавшемся отъ косвеннаго теченія ручья, возвышался родъ пирамиды изъ дикаго камня, которая, какъ гласило преданіе, была построена въ воспоминаніе одного оленя, славившагося своею величиною и скоростію, который, избгая преслдованія въ продолженіе цлаго лтняго дня, наконецъ добжалъ до сего самаго мста и умеръ отъ изнеможенія къ чести и слав одного изъ Лердовъ Сен-Ронанскихъ и его собакъ. Окружный лсъ почти весь былъ вырубленъ въ разныя времена, преимущественно тогда, когда фамилія Сен-Ронановъ нуждалась въ Деньгахъ $ но нсколько старыхъ деревьевъ, окружавшихъ сей памятникъ и чрезъ цлыя сотни лтъ внимавшихъ крику охотниковъ и звуку роговъ, были оставлены и обросли уже молодымъ кустарникомъ: 8ши вковыя деревья густыми и почти непроницаемыми втвями своими и среди благо дня длавшія небольшую дорожку почти темною, теперь, когда уже солнце было близко къ закату своему, образовали въ, семъ мст почти совершенную ночь на разстояніе одного или двухъ пистолетныхъ выстрловъ. Такъ какъ къ замку Шаусъ существовала другая большая дорога, по которой обыкновенно здили вс тамошніе жители, то небольшая тропинка, о которой говоримъ мы, была почти совершенно оставлена всми, она зарасла травою, отчасти завалена была каменьями, во многихъ мстахъ даже изрыта, что впрочемъ не лишало ее прекраснаго романическаго вида, хотя нсколько и меланхолическаго, но пріятнаго для взоровъ чувствительнаго путешественника, любящаго живописныя мстоположенія и въ особенности идущаго пшкомъ, ибо хать въ семь мст на лошади было почти опасно по вышеозначеннымъ неудобствамъ дороги. Нашъ Тиррель весьма хорошо зналъ какъ сіе мсто, такъ и вс его окружности, и потому остановился тутъ для исполненія своего предпріятія. Онъ слъ на камень подъ однимъ изъ большихъ деревъ, коего густыя втви препятствовали замтить его всякому, кто бы вздумалъ пройти или прохать по сей дорог къ замку Шаусъ, между тмъ какъ самъ онъ могъ хорошо и удобно всхъ видть.
Внезапный и почти совершенно неожиданный уходъ его изъ гостинницы Сен-Ронанской произвелъ между особами, находившимися тамъ, различные толки и заключенія, весьма невыгодныя для нашего героя. Сиръ Бинго задыхался отъ бшенства и часъ отъ часу кричалъ боле по мр разстоянія, отдлявшаго его отъ уходящаго Тирреля. Онъ клялся всячески, что не оставитъ безъ наказанія дерзкаго, осмлившагося его обидть, и который былъ наврно ничто иное какъ браконьеръ.— Клянусь всми дьяволами, кричалъ онъ въ бшенств и брыжжа во вс стороны своими слюнями, что я ему отомщу, славно отомщу! Храбрый Капитанъ Макъ Туркъ также присоединился къ его сторон, не смотря на то, что во время ссоры былъ позади всхъ, и къ качеств мирнаго судьи горячился, доказывая, какъ можно приняться за сіе дло.
‘Клянусь Богомъ! мой добрый другъ, Сиръ Бинго,’ говорилъ онъ, ‘вы совершенно правы, а между тмъ онъ — этотъ Г. Тиррель — оскорбилъ честь какъ вашу, такъ и всей компаніи. Но вы увидите, чмъ кончится это дло — о, онъ дешево не раздлается съ вами, ибо, клянусь Богомъ! онъ осмлился наложишь на васъ руку свою, какъ мн показалось, мой почтенный другъ!’
— Руку? на меня?— вскричалъ Баронетъ съ небольшимъ смущеніемъ. Нтъ, чортъ возьми, Капитанъ Макъ Туркъ! я бы не снесъ такой дерзости. Если бы онъ это сдлалъ, я бы выбросилъ его въ окно. Но, чортъ возьми! довольно и того, что негодяй осмлился схватить меня за воротникъ, когда я располагался остановить его въ дверяхъ и воспрепятствовать ему бжать отсюда.—
‘Правда, совершенная правда, Сиръ Бинго!’ сказалъ въ свою очередь Прокуроръ Макклеванъ: ‘онъ точно какой нибудь бродяга, браконьеръ и ничего боле, между тмъ какъ вы .. Но я его поймаю мене нежели въ три дни — не безпокойтесь объ этомъ, Сиръ Бинго.’
— Но, клянусь Богомъ, Г. Микклеванъ,— вскричалъ мирный судья съ видомъ оскорбленія,— что вы, такъ сказать, изволите соваться совершенно не въ свою тарелку, и что, какъ для чести всей почтенной компаніи при Сен-Ронанскихъ водахъ, такъ и для собственной Сира Бинго, ему должно посовтоваться объ этомъ дл съ человкомъ боле знающимъ. Конечно я не спорю, что ваши совты могутъ быть хороши, когда дло идетъ о взысканіи съ кого нибудь долга, но, клянусь Богомъ! Здсь дло идетъ о чести, Г. Микклеванъ, а эта вещь, какъ вы и сами видите, не можетъ имть ничего общаго съ вами.—
‘Да, благодаря Бога, это такъ,’ отвчалъ Прокуроръ. ‘И такъ въ самомъ дл возьмите на себя эти хлопоты, Г. Капитанъ, и длайте, что вамъ будетъ угодно.’
— Въ такомъ случа Сиръ Бинго — Сказалъ Макъ Туркъ — я васъ попрошу сдлать мн честь слдовать за мною въ комнату, гд обыкновенно курятъ табакъ. Мы велимъ себ подать по цигарк и по стакану пунша, а между тмъ и подумаемъ вмст, какимъ бы образомъ поступить намъ въ подобныхъ обстоятельствахъ, гд дло идетъ не только о вашей особ, но и о чести всего общества.—
Баронетъ принялъ сіе приглашеніе безъ прекословія, отчасти можетъ быть отъ того, что ему нравились, небольшія обстоятельства, сопряженныя съ сидньемъ въ комнат, гд курятъ табакъ, а отчасти и отъ того, что ему въ самомъ дл хотлось чмъ нибудь отомстить Тиррелю — и такъ онъ пошелъ за своимъ путеводителемъ, маршировавшимъ совершенно посолдатски, не смотря на квадратность своей позитуры. Вошедши въ комбату для табашныхъ охотниковъ, Сиръ Бинго со вздохомъ закурилъ цигарку свою и слъ напротивъ Макъ Турка, приготовясь обоими ушами слушать благоразумные совты его.
Въ продолженіе сего времени остальная компанія вошла къ дамамъ, гд пили чай.
‘Мы видли Клару,’ сказала Лади Пенелопа Мовбраю: ‘она здсь явилась какъ лучь солнца, который вдругъ блеснетъ, вдругъ и исчезнетъ.’
— Бдная Клара!— отвчалъ Лердъ: — въ самомъ дл мн показалось за нсколько минутъ, что я видлъ ее промелькнувшею мимо дверей залы, но я не былъ твердо увренъ.—
‘Она всхъ насъ приглашала въ слдующій четвергъ на завтракъ въ свои замокъ, надюсь, что и вы съ своей стороны также подтвердите сіе приглашеніе?’
— Натурально, Милади, и я очень радъ, что Клара на сей разъ поступила такъ благоразумно. Но какъ вы будете приняты, это дло совсмъ другаго рода, потому что ни я, ни онъ совершенно не умемъ приняться за это.—
‘Увряю васъ, что вы безпокоитесь о пустомъ. Клара уметъ всякую вещь сдлать пріятною, вы также, Моворай, вы всегда умете прилично держать себя, если только захотите.’
— Много чести, Милади, много чести намъ обоимъ. Но такъ и быть, въ слдующій четвергъ благородный тонъ будетъ моимъ девизомъ, и я постараюсь сколько можно принять по достоинству Ваше Превосходительство у себя въ замк, въ которомъ уже очень давно не бывало общества. Клара и я — мы живемъ совершенными пустынниками — впрочемъ каждый на свой манеръ.—
‘Въ самомъ дл, Мовбрай,’ сказала Лади Бинкъ ‘если вы мн позволите сказать — я бы вамъ не совтовала отпускать здить верхомъ и безъ провожатыхъ вашу сестрицу. Я знаю, что никто, такъ хорошо не управляетъ лошадью, какъ Мисъ Мовбрай, но кто можетъ поручиться за какой нибудь нечаянный случай?’
— Случай, Лади Бинкъ!— отвчалъ Лердъ Мовбрай,— но эти нечаянные, какъ говорите вы, случаи чаще случаются съ тми дамами, которыхъ провожаютъ, нежели съ тми, которыя одн.—
Лэди Бинкъ, до своего замужства часто гулявшая верхомъ на лошади по окрестнымъ лсамъ въ сопровожденіи Бинго, покраснла, закусила губы и не удостоила Мовбрая никакимъ возраженіемъ.
— Да и чего бояться Клар?— продолжалъ Лердъ, смягчая свой голосъ: — къ счастію въ нашихъ лсахъ нтъ волковъ, на бду нашимъ краснымъ шапочкамъ, нтъ также и львовъ, выключая разв тхъ,— прибавилъ онъ улыбаясь — изъ которыхъ состоитъ свита Лади Пенелопы.—
‘И которые прикованы къ колесниц нашей Сивиллы’, подхватилъ Шатерлей. ‘Но, къ счастію, Лади Пенелопа не знала Миологіи, а слдственно и не могла понятъ сего столь неудачнаго принаровленія.
— Но кстати — сказала она,— что сдлалось съ нашимъ знаменитйшимъ львомъ, по крайней мр на ныншній день? Я не вишу нигд Г. Тирреля, или онъ: съ Сиромъ Бинго все еще оканчиваетъ послднюю бутылку?—
‘Г. Тиррель, Милади,’ отвчалъ Лердъ Мовбрай, ‘дйствительно представилъ сего дня изъ себя льва разсвирпвшаго, а потомъ и льва струсившаго. Онъ сначала завелъ ссору, а потомъ и убжалъ отъ гнва вашего храбраго кавалера, Лади Бинкъ,’ прибавилъ онъ, обращаясь къ ней.
‘Но я надюсь, что между ними ничего не произошло?— сказала Лади Бинкъ: — неудачныя кампаній моего храбраго, какъ говорите вы, кавалера до сихъ поръ не могутъ отучитъ его отъ ссоръ, что же сказать, если бы онъ бъ самомъ дл когда нибудь одержалъ побду? О, онъ былъ бы во всю жизнь свою страшнымъ задирщикомъ.—
‘Ну, да такіе горяченькіе люди и не напрыгаютъ много въ здшней жизни!’ сказалъ тихо Г. Президентъ Винтерблоссомъ.
— Впрочемъ, много не безпокойтесь, Лади Бинкъ — дло обошлось безъ дальнйшихъ слдствій съ обихъ сторонъ: все кончилось почти ни чмъ.—
Тутъ Лердъ Мовбрай началъ откланиваться Лади Пенелоп, говоря, что онъ никакъ не можетъ принять участія въ удовольствіяхъ ныншняго вечера, ибо честь, которую оказало ему общество согласіемъ своимъ постить, въ слдующій четвергъ его замокъ, требуетъ нкоторыхъ небольшихъ хлопотъ и приготовленій съ его стороны, тмъ боле, что Клара не захочетъ, да и не можетъ принять участія въ длахъ сего рода.
‘Если такъ,’ отвчала Лади Пенелопа ‘то я не смю удерживать васъ боле, къ тому же, ежели вы поторопите свою лошадь, то можете избавить насъ отъ боязни за Миссъ Клару, ибо вы удобно сьци можете догнать ее: она похала шагомъ.’
— Но за то она иногда такъ скачетъ — сказала Миссъ Марія,— что истинно въ чуж страхъ смотрть на нее, а особливо тогда, когда она нсколько, такъ сказать, не въ себ…—
Здсь Докторъ съ дружескою улыбкою толкнулъ локтемъ свою дорогую сосдку Мистрисъ Блумеръ, какъ бы заставляя ее быть внимательне къ словагда Миссъ Маріи, что не избгла проницательныхъ взоровъ Мовбрая. Съ безпокойнымъ видомъ онъ откланялся быстро всему обществу, взялъ свою шляпу и вышелъ изъ комнаты. Спустя полминуты звукъ копытъ во весь галопъ скачущей лошади извстилъ общество, что онъ уже ухалъ изъ гостинницы Сен-Ронанской.
‘Ныншній вечеръ что-то странное происходитъ съ Мовбраями,’ сказала Лади Пенелопа. ‘Моя милая, бдненькая Клара всегда нсколько мудрена въ поступкахъ своихъ, по крайней мр я досел думала, что Лердъ Мовбрай иметъ довольно основательности въ характер. Но вы, моя милая Лади Бинкъ, что такъ пристально занялись вашей записной книжкой?’
— Я хотла только узнать, когда у насъ будетъ новолуніе,— отвчала Лади Бинкъ, кладя въ ридикюль свой небольшую книжечку въ аломъ атласномъ переплет. За симъ Лади Пенелопа и все общество отправились въ танцовальную залу.

ГЛАВА II.

Свиданіе.

‘Подобно двумъ тнямъ изъ царства привидній
‘Они встрчаются, исполнены сомнній,
‘Желаютъ говорить…. но голосъ замиралъ —
‘Лишь ожиданіе взоръ тусклый выражалъ.’
Неизвстный.

Одинъ съ своею скукою., въ тни вковыхъ деревьевъ, о которыхъ говорили мы въ предыдущей глав, подобно охотнику, притаившемуся съ ружьемъ за молодымъ кустарникомъ, чтобы подстрлить дикую утку, въющуюся надъ болотомъ, но совершенно съ различными чувствами въ душ своей, сидлъ подпершись обими руками нашъ Тиррель при подошв Дукстана со взорами, устремленными на извивистую дорогу къ замку Мовбрая, и прислушиваясь къ малйшему шороху листьевъ, или водъ ближняго источника, колеблемыхъ изрдка втромъ.
— Пробыть почти цлый день, разсуждалъ онъ самъ съ собою, въ этомъ собраніи людей, отчасти глупыхъ, а отчасти и злыхъ, съ моей стороны есть точно такая же глупость, какъ и не явиться къ ней до сихъ поръ, между тмъ какъ я имлъ столько удобныхъ случаевъ, но по крайней мр теперь, теперь ршеніе мое твердо, столько же твердо, сколько и мсто, сіе удобно для приведенія это въ исполненіе, я не буду боле ждать, чтобы случай свелъ насъ опять тамъ, гд тысяча глазъ убудутъ подстерегать каждое движеніе наше и тысячи языковъ перетолковывать каждый взоръ нашъ. Но тише кажется, я слышу лошадиный топотъ… Нтъ! это волны ручейка, вздымаемаго втромъ. Не уже ли она похала по большой дорог къ своему замку? — Тс! шумъ становится слышне, ближе… между деревьями что-то чернется… такъ, это она! Но буду ли я имть столько мужества, чтобы показаться ей? Да, я буду имть его. Время дорого, не должно терять ни минуты.
Ршившись такимъ образомъ, онъ всталъ съ своего мста, хотлъ идти, но снова остановился, не зная, какъ приступить къ исполненію своего намренія. Показаться въ нкоторомъ разстояніи Клар, значило бы дать ей время прохать, можетъ быть и не замта его, спрятаться за дерево и вдругъ выбжать, когда она поравняется съ нимъ, это могло испугать ея лошадь и причинишь, можетъ быть, гибель ей самой. Впрочемъ размышлять долго было Нкогда, чтобы не потерять случая видться съ Кларою, и такъ онъ ршился стать посредин дорожки, которую никакъ не льзя было миновать ей.
Лишь только увидла его Миссъ Мовбрай, смертная блдность разлилась по лицу ея, возжи выпали изъ трепещущихъ рукъ… Тиррель! Клара! вотъ все, что могли произнести они оба въ сію минуту, впрочемъ Тиррель, не совершенно потерявъ присутствіе духа и собравшись съ силами, медленными и неровными шагами начала подходить къ ней.
‘Не такъ близко, ради Бога не такъ близко подходи ко мн!’ едва могла произнести трепещущая Клара ‘я могла издали видть тебя и не умереть, но не приближайся ко мн, иначе я потеряю послднее присутствіе духа!’
— Чего боитесь вы, Клара?— спросилъ Тиррель нжнымъ, но смущеннымъ голосомъ,— что можетъ такъ устрашать васъ!— и онъ продолжалъ приближаться къ ней до тхъ поръ, пока уже они сдлались въ двухъ шагахъ другъ отъ друга.
Между тмъ Клара, все еще не поднимая возжей, сложила крестообразно руки свои, возвела тусклые взоры къ небу и произнесла едва внятнымъ голосомъ: ‘Великій Боже! если это явленіе есть нечто иное, какъ слдствіе моего разстроеннаго воображенія, содлай, да исчезнетъ оно мгновенно, если же это въ самомъ дл, пошли мн силы его вынести! Францъ Тиррель! заклинаю васъ небомъ: вы ли это? Лживое ли вы существо? или одно изъ тхъ мечтательныхъ видній, которые столь часто представляются душ моей, и исчезаютъ вмст съ своимъ появленіемъ?’
— Да, я Францъ Тиррель, и это также истинно, какъ то, что я говорю теперь съ Миссъ Кларою Мовбрай,— отвчалъ онъ.
‘Въ такомъ случа Богъ да будетъ милосердъ къ намъ обоимъ!’ сказала Клара почти плачущимъ голосомъ.
— Аминь!— отвчалъ Тиррель. Но къ чему такое ужасное смущеніе, Мисъ Мовбрай? Вы передъ симъ, хотя не боле одной минуты, но видли меня — вашъ голосъ достигъ до моего слуха — вы говорили со мною и тогда, когда я былъ среди людей, безвстныхъ мн — почемужъ теперь, когда мы съ вами одни, когда ни чей взоръ не можешь видть насъ, ни чье ухо слышать, вы не хотите ничего сказать мн?—
‘Такъ, это правда: это были вы, котораго я видла не задолго предъ симъ! Да, я подумала, что я не ошиблась — языкъ мой произнесъ какія-то слова — но душа была совершенно въ какомъ-то безчувствіи, теперь мн хорошо, очень хорошо! Я ухала оттуда, чтобы быть скоре въ моемъ уединеніи — ухала — и была тамъ только по желанію моего брата. Можно ли надяться, Тиррель, что я еще когда нибудь увижу васъ тамъ, мн помнится, что у васъ что-то произошло съ моимъ братомъ…’
— Вы ошибаетесь, Клара. Я едва его видлъ, и сказалъ съ нимъ только нсколько словъ,— отвчалъ Тиррель болзненнымъ голосомъ и не зная, какой тонъ надлежало взять ему, чтобы говорить съ несчастною Кларою, которой разсудокъ по всему видимому былъ Въ ужасномъ безпорядк.
‘Да, да, это правда, точно правда,’ продолжала она посл минутнаго размышленія ‘брать мой не былъ тутъ, это съ моимъ батюшкой, съ бднымъ родителемъ моимъ имли вы ссору. Но въ слдующій четвергъ въ два часа вы наврное прідете въ нашъ замокъ? Жомъ будетъ очень обрадованъ, увидя васъ. Ахъ! онъ очень любезенъ, если только захочетъ. Но объ этомъ когда нибудь посл… мн теперь нкогда… надо многимъ заняться. Добрый вечеръ, Францъ Тиррель, добрый вечеръ!’
Тутъ она хотла продолжать путь свой, но Тиррель правою рукою своею взялъ за узду ея лошадь.
— Я провожу васъ, Клара — сказалъ онъ ей: — дорога здшняя такъ дурна и почти опасна. Вы подете тихо, я пойду возл васъ, и мы поговоримъ съ вами. Можетъ быть, еще такого случая долго ждать намъ.—
‘Да, это правда, Тиррель, и я согласна отъ всею моего сердца. Братъ мой часто принуждаетъ меня быть въ обществ тамъ, гд я была теперь — и я длаю ему это удовольствіе тмъ боле, что могу, какъ только вздумается мн, оставишь всхъ и хать, куда мн угодно. Знаете что, Тиррель? Часто, когда я бываю на этомъ мст, гда мы теперь съ вами, и когда даже Жонъ провожаетъ меня — мн бываетъ такъ весело, какъ до того времени, когда еще мы не знали другъ друга!’
— О за чмъ Небо нкогда и соединяло насъ,— вскричалъ Тиррель голосомъ отчаянія — если намъ сужденъ такой несчастный конецъ!—
‘А когда же отчаяніе и скорбь не бываютъ концемъ безумія и преступленія?— Неповиновеніе награждается ли счастіемъ? Сонъ опускается ли когда на подушку, омоченную слезами поздняго раскаянія? По крайней мр такъ я говорю всегда самой себ, Тиррель, надобно, чтобъ и вы говорили себ то же, и тогда вы будете переносить ваши бдствія съ такою же твердостію, какъ и я. Если мы съ вами испытываемъ то, я что заслужили нашимъ неблагоразуміемъ, то за чмъ и роптать на Провиденіе? Но мн кажется, вы плачете? Какое ребячество! Впрочемъ говорятъ, что слезы облегчаютъ наше сердце, если это правда, то продолжайте плакать — я не буду мшать вамъ.’
Тиррель тихо и потупя взоры шелъ рядомъ съ лошадью Клары, тщетно сбираясь съ духомъ отвчать ей.
‘Бдной Тиррель!’ продолжала она посл нсколькихъ минутъ молчанія съ обихъ сторонъ, ‘бдный Францъ Тиррель! Но, можетъ быть, вы также скажете въ свою очередь: бдная Клара! Впрочемъ, я не столь слаба какъ вы: бдствія могутъ угнетать меня, но не совершенно лишить мужества.’
Посл сихъ словъ молчаніе снова водворилось между ними, ибо Тиррель не зналъ, какимъ образомъ могъ онъ говоритъ съ нею, не возбудя въ душ ея печальнйшихъ воспоминаніи, которыя при разстроенномъ положеніи духа ея могли даже быть гибельными для нея, наконецъ она же сама начала опять, обращаясь къ нему.
‘Но какъ все это случилось, Тиррель? За чмъ вы здсь? за чмъ нашла я васъ не задолго передъ симъ въ обществ невждъ и пьяныхъ, съ которыми вы еще, какъ кажется, за что-то ссорились?— Прежде, мн помнится, вы имли боле хорошихъ чувствъ и хладнокровія. Только онъ могъ поступать съ подобною безразсудностію, что, можетъ быть, зависло отъ его природнаго характера, но вы, вы, которые были всегда такъ благоразумны — фи! я не могу себ представить этаго. Да и за чмъ вы здсь — на сей дорог? Чего вы хотите? Врно прибавить къ моимъ горестямъ еще ваши собственныя
— Къ вашимъ горестямъ! вскричалъ Тиррель, — о нтъ, Клара! да накажешь меня еще боле Привидніе, если я думалъ объ этомъ! Нтъ, я нахожусь здсь для того только, что мн хотлось посл долгаго моего скитанія по земл еще разъ увидть то мсто, гд погребены вс надежды мои.—
‘Да, погребены — это слово хорошо, они разсялись какъ листочки едва распустившейся розы отъ порывовъ бурнаго Аквилона. Я часто думаю объ этомъ, Тиррель, даже бываютъ минуты, въ которыя, да проститъ меня Небо! я не могу и думать ни объ чемъ другомъ. Посмотри на меня, Тиррель — тали я, которая была прежде? Посмотри, какъ глубоки слды отчаянія и скорбной, уединенной жизни!’
Сказавъ слова сіи, она подняла черную вуаль, закрывавшую лице ея. Тиррель поднялъ глаза свои на нее, онъ узналъ черты, нкогда столь знакомыя душ его и блиставшія свжестію и красотою, сія красота видна была и теперь, но свжесть и алый румянецъ исчезли, ни движеніе отъ зды, ни безпокойство и смущеніе, которыя должна была испытать она при сей нечаянной встрч, ничто не могло возвратить его ей. Прелестная Клара была похожа на мраморный бюстъ, сдланный рукою великаго художника.
— Возможно ли, чтобы печаль и уединеніе сдлали столь ужасныя опустошенія!— невольно вскричалъ Тиррель.
‘Да, Тиррель,’ отвчала Клара, ‘болзнь душевная есть сестра болзни тлесной, и рдко, очень рдко он бываютъ одна безъ другой. Случается иногда, что болзнь тлесная приходитъ и прежде — она помрачаетъ наши взоры, сгоняетъ румянецъ со щекъ, прежде нежели еще совершенно угаснетъ огнь души нашей, но замтьте, Тиррель — жестокая сестра ея почти въ слдъ за нею приходитъ съ своею роковою урною, бросаетъ облетвшую розу на наши надежды, на нашу любовь, на все, на все — и такимъ образомъ доказываетъ намъ, что ничто не можетъ сопротивляться ея могуществу.’
— Увы!— произнесъ со вздохомъ Тиррель,— не ужели мы дошли до сего роковаго предла?—
‘Да,’ продолжала Клара, какъ бы не вслушавшись въ его восклицаніе и слдуя собственному разстроенному порядку въ идеяхъ своихъ ‘всякой день надобно ожидать, что безсмертная душа наша освободится отъ тлесныхъ узъ своихъ, придетъ время, Тиррель, въ которое все будетъ иначе нежели теперь,— о, если бы только скоре наступило оно!’ Она замолчала и казалась погрузившеюся въ размышленія, которыхъ Тиррель не смлъ прерывать словами своими. Живость, съ которою она говорила, и быстрые переходы отъ одного предмета къ другому показывали ужасное разстройство души ея и заставляли всего бояться за нее Тирреля.
‘Я никогда не воображала,’ опять начала Клара ‘чтобы посл столь многихъ лтъ разлуки нашей я могла спокойно и съ такимъ хладнокровіемъ увидаться съ вами. Но хотя мы и никогда не можемъ забыть того, чмъ мы нкогда были другъ для друга, по крайней мр мы теперь не боле какъ простые друзья — не правда ли, Тиррель?’
Тиррель съ своей стороны не могъ и не смлъ ничего отвчать ей.
‘Впрочемъ мн не льзя долго оставаться здсь,’ продолжала она: ‘скоро наступитъ совершенная ночь. Но мы еще увидимся, Тиррель, увидимся какъ два друга и ничего боле. Вы придете въ нашъ замокъ Шаусъ? Къ чему теперь таиться намъ обоимъ? Бдный батюшка мой давно уже во гроб, съ нимъ вмст погребены и вс предразсудки его. Братъ мой Жомъ очень добръ, хотя иногда кажется нсколько жестокимъ — но я истинно думаю, что онъ меня любитъ. Хотя иногда, особливо въ то время, когда я весела и говорю много, наморщенныя брови его и заставляютъ трепетать меня,— но онъ меня любитъ — я должна это думать, ибо и сама люблю его: для него только и ныншній день я принудила себя показаться въ это собраніе глупцовъ и слушать ихъ нелпости. Да, если разсудить хорошенько, я прекрасно играю роль жизни моей, ибо вы знаете, Тиррель, что мы не боле какъ актеры, міръ большой театръ…’
— Да, на которомъ мы съ вами играемъ самую жалкую, самую трагическую сцену, Клара,— сказалъ Тиррель съ растерзаннымъ сердцемъ и не будучи въ состояніи скрывать истинныхъ чувствъ своихъ.
‘Это совершенная правда, Тиррель, но когда же другое и лучшее слдствіе имли узы, заключенныя почти въ дтств и со всею безразсудностію? Вы и я, какъ вамъ извстно, взялись за роли мущины и женщины тогда, какъ мы еще были не боле, какъ дти: страсти слишкомъ рано прервали сладкій сонъ нашего младенчества — за то теперь мы и состарлись въ душахъ нашихъ прежде времени. Зима жизни пришла къ намъ почти еще прежде начатія лта ея. Ахъ, Тиррель! часто думаю я обо всемъ этомъ. О! придетъ ли время, когда я буду въ состояніи думать о чемъ нибудь другомъ?….
Здсь бдная двушка начала горько плакать, слезы, давно уже не орошавшія щекъ ея, потекли ручьями. Печальный Тиррель съ унылыми взорами шелъ по сторону ея лошади, тихимъ шагомъ приближавшейся къ замку Шаусъ. Онъ не смлъ говорить, не смлъ утшать несчастную, ибо и самъ, подобно ей, имлъ нужду въ утшеніи. Когда онъ ждалъ ее, сидя подъ деревомъ около Дукстана, то намревался о многомъ говорить съ нею, но когда увидлъ ее, узналъ разстроенность души ея — слдствіе несчастной и уединенной жизни, то никакъ не могъ ршиться дотронуться до слишкомъ свжихъ еще ранъ, разтерзавшихъ ея душу.
Наконецъ, собравшись съ духомъ и показывая возможное спокойствіе, онъ ршился спросить ее: довольна ли она своимъ состояніемъ и не можетъ ли онъ быть чмъ нибудь полезнымъ ей въ ея положеніи? Клара отвчала ему съ пріятностію, что она была спокойна и довольна судьбою, когда братъ ея не принуждалъ ее показываться въ обществахъ, гд она испытывала ту же самую перемну, которую испытываетъ вода, долгое время остававшаяся спокойною, будучи заключена въ берегахъ тихаго ручейка и наконецъ принужденная низвергаться съ высокихъ утесовъ въ море.
‘Но братъ мой думаетъ,’ присоединила она, ‘что это необходимо для меня, и можетъ быть онъ правъ, ибо привыкъ слишкомъ дорого цнить иныя вещи, въ моихъ глазахъ ничего нестоящія. Но если онъ въ заблужденіи, почемужъ и мн не сдлать усилія себ, не замчая этаго? Да и кому могу я причинить собою удовольствіе, или непріятность? Я даже еще иногда очень весела въ обществахъ, Тиррель, весела, хотя и на минуту — но такъ, что вы бы, увидя меня, можетъ быть, стали упрекать въ легкомысліи. Вотъ, кажется, я вамъ разсказала и все до меня касающееся, теперь остается мн сдлать вамъ самимъ вопросъ, одинъ вопросъ, на который вы должны искренно отвчать мн: Живъ ли онъ еще?...’
— Да, онъ живъ — отвчалъ Тиррель голосомъ столь тихимъ и невнятнымъ, что Миссъ Клара должна была устремить все свое вниманіе, чтобы услышать отвтъ его.
‘Онъ живъ!» вскричала она ‘онъ живъ! и такъ кровь его не обогряла рукъ вашихъ… Ахъ, Тиррель! если бы вы знали, сколько увренность въ этомъ обрадовала бдное мое сердце!’
— Обрадовала?— сказалъ Тиррель: Ахъ, Клара! вы радуетесь тому, что извергъ, отравившій блаженство жизни нашей, еще существуетъ и, можетъ быть, для того, чтобы нкогда объявить права свои….—
‘Никогда, Тиррель, никогда!’ вскричала съ ужасомъ Клара: ‘нтъ! Онъ не осмлится етаго сдлать, до тхъ поръ, пока вода можетъ утопить, ядъ отравить и желзо пронзитъ грудь мою, до тхъ поръ, пока будутъ существовать скалы и пропасти, нтъ, нтъ, никогда!’
— Успокойтесь, успокойтесь нсколько, любезная Клара!— сказалъ Тиррель: — я самъ не знаю, что говорю вамъ. Да, онъ живъ, это правда — но далеко, очень далеко отъ насъ, и я почти надюсь, что онъ никогда не возвратится въ Шотландію.— Между тмъ, какъ онъ говорилъ слова сіи, Миссъ Клара, отъ страха ли, или отъ чрезвычайной живости въ чувствахъ своихъ, ударила хлыстикомъ свою лошадь, и горячее животное, почувствовавъ хотя легкое понужденіе себ, начало бишь и кружиться съ такою силою, что Тиррель, хотя и зналъ прекрасные таланты въ зд Миссъ Клары, но не могъ удержаться отъ ужаса, видя ея положеніе, а также и отъ невольнаго удовольствія, видя, что она такъ прекрасно и съ такимъ мужествомъ управляла бшенымъ животнымъ, какъ бы и самый искусный здокъ, бывшій на ея мст. Между тмъ какъ онъ былъ занятъ сими чувствами и не зналъ, что ему предпринятъ, лошадь съ быстротою молніи помчала Миссъ Клару но дорог къ ея замку.
Тиррель не зная, бжать ли ему въ слда, за Кларою до самаго замка, или возвратишься назадъ, вдругъ слышитъ назади себя шумъ отъ копытъ во весь галопъ скачущей лошади не желая быть ни отъ кого замченнымъ въ сіи минуты, онъ немедленно скрылся за ближнимъ кустарникомъ и почти въ то же самое время увидлъ скачущаго Лерда Мовбрая, въ сопровожденіи одного лакея, по той самой дорог, по которой похала сестра его: ихъ присутствіе облегчило душу Тирреля на счетъ безопасности Клары, которую они могли скоро догнать, и перемнило мысли его слдовать за нею до замка Шаусъ. Погрузясь въ печальныя размышленія обо всемъ случившемся и разсуждая самъ съ собою, что пребываніе его въ сосдств Миссъ Мовбрай могло только боле увеличить несчастіе какъ его, такъ и ея, а между тмъ и не чувствуя себя въ состояніи удалиться отъ мстъ, бывшихъ нкогда свидтелями его блаженства, онъ непримтнымъ образомъ дошелъ до старой деревни и вошелъ въ ворота трактира въ самомъ незавидномъ расположеніи духа.
Войдя въ свою комнату, Тиррель нашелъ ее совершенно темною, ибо прислужники Мистрисъ Додъ были не такъ проворны и заботливы о постояльцахъ своихъ, какъ въ Лондонскихъ рестораціяхъ. Но не будучи слишкомъ взыскательнаго характера и желая избжать въ сіи минуты необходимости говорить кмъ-либо о такихъ бездлицахъ, Тиррель самъ сошелъ въ кухню, чтобы зажечь огня себ. Въ первую минуту онъ не замтилъ, что Мистрисъ Додъ на этотъ разъ сама находилась въ семъ, такъ сказать, центр владычества своего и что на наморщенномъ чел ея видны были признаки величайшаго неудовольствія, впрочемъ она еще слишкомъ умренно выражала свои чувства негодованія, произнося только по временамъ Нкоторыя отрывистыя слова, какъ на примръ: — Право! хорошее дло!— Прекрасный примръ!— Въ такое время безпокоитъ честный домъ!— Содержи гостинницу! Да легче содержать бедламъ — и прочее.
Но видя, что ея ворчаніе не обращаетъ на себя вниманія Тирреля, она стала съ зажженною свчкою въ рукахъ между нимъ и дверью, въ которую надлежало выходить ему, и важнымъ голосомъ судіи сопровождая, различными гримасами слова свои, спросила его: ‘Но — на что же это похоже, государь мой?..’
— О чемъ вы хлопочете, Мегъ Додъ? и чего вамъ отъ меня хочется?— отвчалъ ей Тиррель голосомъ человка, которому не хотлось терять словъ, но который впрочемъ, ч имя спокойный характеръ, желалъ избжать ссоры изъ-за бездлицы, но Мегъ Додъ, никогда не ограничивавшаяся въ своихъ материнскихъ попеченіяхъ о постояльцахъ и любившая, какъ видно, краснорчіе, продолжала обыкновеннымъ своимъ шопотомъ:
‘Я на васъ самихъ ссылаюсь, Г. Тиррель, на что похоже теперешнее ваше поведеніе? Прежде выбыли совсмъ не таковы. Разсудите: вотъ ужь десять, если не боле, дней, какъ вы живете здсь, дите и пьете все, что ни есть наилучшаго въ моей гостинниц, занимаете самую прекрасную комнату, и за чмъ же еще понесло васъ къ этому скверному болоту, въ это собраніе дураковъ и разбойниковъ? Искренно признаюсь вамъ, Г. Тиррель, что я терпть не могу этихъ людей, которые съ виду ласковы со всми, между тмъ какъ душа ихъ…’
— ‘Но, Мистрисъ Додъ,— прервалъ ее Тиррель — я совершенно не расположенъ теперь болтать о пустякахъ. Благодарю васъ за вниманіе, которымъ вы удостоиваете меня, впрочемъ, позвольте мн сказать, что, кажется, я по собственной вол могу располагать моимъ временемъ и быть тамъ, гд мн захочется. Если же это вамъ непріятно, то потрудитесь завтрашній день подашь мн счетъ всего того, что я долженъ вамъ.—
‘Завтрашній день,’ повторила Мегь, ‘завтрашній день! А почемужъ бы вамъ не подождать до слдующей субботы? Вы знаете, что въ этотъ день я привыкла поврять вс мои счеты и расходную книгу!’
— Ну, хорошо, объ этомъ мы поговоримъ завтра поутру, Мистрисъ Додъ — сказалъ Тиррель,— а теперь позвольте пожелать, вамъ спокойной ночи,— и съ сими словами онъ вышелъ изъ кухни, не дожидаясь боле возраженій съ ея стороны и взявши съ собою зажженую свчку.
Мегъ задумалась на одну минуту. Надобно думать, что въ него вселился дьяволъ, наконецъ сказала она, потому что онъ не хочетъ даже и слышать меня. Да мн кажется, что и въ меня вселился едва ли не дьяволъ же, что мн вздумалось длать выговоры этому прекраснйшему человку. Но мн показалось, что онъ слишкомъ разстроенъ. Не нуждается ли разв онъ въ деньгахъ? Но нтъ, этаго быть не можетъ: онъ соритъ шилингами, какъ яичною скорлупою въ моей кухн, а эдакъ не поступаютъ бдняки,— я таки привыкла къ ихъ обычаямъ, но я надюсь, что это Пройдетъ и онъ завтра будетъ разсудительне, а между тмъ и я поудержу язычекъ свой. Охъ, охъ! нашъ священникъ говоритъ правду, что это одинъ изъ самыхъ дурныхъ членовъ нашего тла, истинно — я это по себ знаю.

ГЛАВА III.

Планы въ будущемъ.

‘Подай совты мн,— я нужду въ нихъ имю:
‘Ты другъ,:— и отъ тебя надяться я смю
‘Всегда участіе и помощь заслужить.
‘Мн нужно золото: ужели имъ снабдить
‘Меня откажешься?.. Ты такъ со мною друженъ,
‘Вотъ случай: докажи — мн кошелекъ твой нуженъ!..’
Старинная комедія…

День, въ который происходили вс вышеописанныя происшествія, былъ понедльникъ, слдовательно оставалось только два дня до того знаменитаго четверга, въ который все общество, находившееся при Сен-Ронанскихъ водахъ, приглашено было въ замокъ Шаусъ Лердомъ Мовбраемъ и Мисъ Кларою. Промежутокъ сей былъ слишкомъ не великъ для того, чтобы заняться всми пріуготовленіями, которыхъ требовалъ сей случай, ибо хотя замокъ былъ не въ совершенномъ запустніи, впрочемъ и не весьма въ хорошемъ положеніи, потому что въ продолженіе нсколькихъ уже лтъ хозяинъ его, Лердъ Сен-Ронанскій, не принималъ никакихъ посщеній) выключая только нсколькихъ старыхъ Лердовъ, которые, гоняясь по цлымъ недлямъ за лисицами, случайнымъ образомъ иногда принуждаемы были искать себ убжища отъ дурной погоды въ замк у Лерда Мовбрая, но и такія посщенія были совсмъ уже прекращены, ибо, живя не въ дальнемъ разстояніи отъ новооткрытыхъ водъ, Лердъ Сен-Ронанскій лучше любилъ находишься въ тамошнемъ обществ, гд онъ могъ повеселиться на чужой счетъ, нежели дома въ мрачномъ уединеніи своемъ, гд въ его присутствіи каждый день непремнно убывало изъ старыхъ погребовъ его по нскольку бутылокъ, къ тому же слабое и разстроенное здоровье сестры его служило достаточнымъ извиненіемъ передъ старинными сосдями его, которые при жизни стараго Лерда Мовбрая привыкли считать замокъ его какъ бы за свой собственный. Впрочемъ, какъ бы то ни было, Мовбрай, въ слдствіе своего приглашенія, былъ какъ заяцъ пойманный собаками — ибо вс съ жадностію ожидали дня, въ который приглашать онъ къ себ, тмъ боле, что это было еще въ первый разъ, а слдственно и любопытству каждаго и каждой было довольно пищи въ ожиданіи чего нибудь необыкновеннаго.
Лердъ Мовбрай вмст съ врнымъ агентомъ своимъ Микклеваночь очень справедливо разсуждали, что имъ будетъ много хлопотъ въ пріуготовленіяхъ, необходимыхъ для принятія гостей. Отъ Клары они не могли ожидать себ никакой помощи, ибо она ршительно заперлась въ своихъ комнатахъ на вторникъ и середу — прошивъ чего брать ея ни прозьбами, ни угрозами не могъ ничего сдлать — а кто изъ читателей нашихъ не знаетъ, что за середой слдуетъ и четвергъ — день столь несносный для Лерда Мовбрая. Впрочемъ, можно отдать справедливость и ему: онъ любилъ сестру свою — и это, кажется, можно нкоторымъ образомъ доказать тмъ, что, истощивши предъ нею вс возможныя убжденія заняться чмъ-либо изъ пріуготовленій, и видя ея непреклонность, онъ самъ ршился войти во вс хозяйственныя распоряженія, столь необходимыя въ настоящемъ случа.
Но это было не такъ легко, какъ онъ представлялъ себ. Характеръ его былъ слишкомъ, такъ сказать, взыскателенъ въ отношеніи къ различнымъ млочамъ, столь необходимымъ для хорошаго тона, и въ которыхъ преимущественно нуждался его замокъ. Конечно всхъ състныхъ припасовъ могъ онъ достать въ сосднемъ город, но довольно ли этаго? Не надлежало ли кому нибудь умть приготовить все во вкус и съ надлежащимъ великолпіемъ, такъ чтобы ето могло всякому броситься въ глаза, какъ и было прежде при покойномъ отц его?
Притомъ надлежало опасаться многихъ ошибокъ и неправильностей въ выбор и въ числ блюдъ для стола — даже и въ самомъ размщеніи ихъ, ибо во всемъ замк не находилось ни одного повара, ни поварихи, которыя могли и умли бы заняться симъ дломъ. Вс они мало помалу были распущены въ слдствіе экономіи, принятой Лердомъ Мовбраемъ, выключая только конюшихъ, охотниковъ и стремянныхъ — эта чаешь всегда находилась въ лучшемъ порядк, но самый лучшій конюхъ могъ ли замнитъ собою даже и плохаго комнатнаго служителя? Хорошій стрлокъ дичины могъ ли хоть дурно у мть изготовить ее, убрать цвтами, зеленью и облить вкуснымъ соусомъ? Это было бы также нелпо, какъ требовать отъ хромаго, чтобы онъ умлъ хорошо и съ пріятностію протанцовать мазурку.
Наконецъ Мовбрай сдлалъ общій совтъ — говорилъ и слушалъ въ свою очередь — раздавалъ приказанія и самъ принималъ ихъ. Совтъ сей состоялъ изъ старой глухой служанки и изъ низенькаго старика, который исправлялъ въ замк должность ключника. Но все это дло кончалось тмъ, что Лердъ потерялъ почти послднюю надежду принять гостей своихъ соотвтственно своему знаменитому происхожденію и приличіямъ свта, и видя, что ничего не выдетъ изъ совщанія, отъ сердца раза два или три послалъ всхъ ихъ къ чорту, впрочемъ возложа на нихъ обоихъ вс приготовленія для стола, а самъ ршился заняться уборкою комнатъ и приведеніемъ въ порядокъ мебелей, еще нсколько годныхъ для употребленія.
Но и съ сей стороны онъ нашелъ почти такія же неудобства для себя, ибо, какъ можетъ мущина такъ хорошо вникнутъ въ различныя млочи и бездлки, какъ изобртательность женская, особливо въ подобныхъ случаяхъ и въ такое короткое время? какъ убрать залу — гд приличне поставишь диванъ? разставить столы и креслы въ такомъ порядк и вкус, какъ водится въ хорошихъ обществахъ? какъ угодить на кавалеровъ и дамъ, потрафить на вкусъ всхъ ихъ? Вс сіи вопросы длалъ себ Мовбрай, пожимая плечами — и отвчалъ обыкновеннымъ своимъ восклицаніемъ: — Но это совсмъ не мужское дло, надо бы женщину. Какъ жаль, что Клара не хочетъ, да и не можетъ заняться этими вздорами!
Въ самомъ дл, во времена описываемаго нами происшествія вс Лерды, имвшіе у себя во владніи старинные родовые замки свои, когда имъ случалось приглашать къ себ гостей, обыкновенно щеголяли передъ ними выставкою различныхъ антиковъ, которые служили нкогда для употребленія ихъ предкамъ: на столахъ бывали разставляемы серебряные кубки съ огромными крышками, на окнахъ видны были старинныя вазы съ цвтами довольно грубой работы, однимъ словомъ, все, что есть въ кладовыхъ, было выносимо наружу и разставлено въ такомъ порядк, какъ въ магазинахъ, гд продаютъ, покупаютъ и вымниваютъ различныя вещи. Читатель нашъ согласится, что въ самомъ дл для всхъ сихъ распоряженій женскій умъ былъ бы гораздо лучше и изобртательне, нежели умъ мущины, особливо никогда не занимавшагося подобными обстоятельствами.
Впрочемъ, какъ бы то ни было, Лердъ Мовбрай учредилъ все сколько можно лучше: запыленныя мебели были вычищены, старинные узорчатые ковры разостланы въ гостиной, подушка софы, нсколько поврежденная рукою времени, покрыта полосатою шалью, но не смотря на все сіе, комнаты замка оставались совершенно не такими, какъ бы хотлось Мовбраю, видвшему напередъ въ Лади Пенелоп и прочихъ дамахъ общества неумолимйшихъ судей себ. Два дня прошли у него непримтнымъ образомъ въ раздач различныхъ приказаній, въ перестановкахъ и переправкахъ — въ чемъ также помогалъ ему врный агентъ Микклеванъ безпрестанно ходившій за нимъ изъ одной комнаты въ другую подобно врной собак, которая всегда слдуетъ за своимъ хозяиномъ, когда видитъ его въ хлопотахъ о чемъ нибудь — и которая время отъ времени поднимаетъ къ нему морду свою какъ бы для изъявленія участія и для увренія, что она раздляетъ его безпокойство — хотя и не понимаетъ причины его.
Наконецъ въ среду, наканун торжественнаго бала, Лердъ Мовбрай, окончавши вс свои распоряженія и роздавъ нужные приказы, слъ обдать съ симъ достойнымъ другомъ своимъ, между прочимъ отъ сердца посылая къ чорту и праздникъ и всхъ гостей, которые будутъ на немъ, Лердъ говорилъ Миккдевану, что онъ во всю жизнь свою никогда не имлъ столько хлопотъ на ше, и это также врно, какъ то, что его зовутъ Жономъ Мовбраемъ.
Чтобы поддержать, или, лучше сказать, доказать истину словъ своихъ, онъ съ прекраснымъ аппетитомъ принялся за кушанье, и вмст съ другомъ своимъ препроворно окончилъ большое блюдо битой .говядины, не забывая притомъ запивать каждый кусокъ бакаломъ Бордовскаго вина.
‘Не прекрасно ли мы пообдали съ тобою, Микклеванъ,’ началъ наконецъ Лердь Мовбрай, ‘между тмъ, какъ у насъ на стол не было ни одного изъ модныхъ соусовъ?’
— Желудокъ нашъ не слишкомъ разборчивъ,— отвчалъ Прокуроръ, утирая за об щеки и утираясь салфеткою: — для него все равно, хорошая ли мука, мякина ли, или…—
‘Но этакъ только разсуждаютъ, я думаю, извощичъи лошади, Микклеванъ, а мы обязаны нкоторымъ образомъ не отставать отъ порядочныхъ людей, разсуждающихъ совершенно иначе.’
— Тмъ хуже для нихъ, Сенъ-Ронанъ. Вс эти вздорные балы и вечеринки длаютъ то, что рано ли, поздно ли, но владльцы замковъ принуждены бываютъ наконецъ продавать ихъ и перебираться жить или въ какую нибудь ресторацію, или турьму.—
Лердъ замолчалъ на нсколько минутъ, потомъ, наливъ себ стаканъ и придвинувъ бутылку Къ Прокурору, перемнилъ совершенно разговоръ, спросивъ его: ‘Вришь ли ты счастію, Микъ?’
— Счастію? Но что вы разумете подъ симъ вопросомъ?—
‘Что бы я ни разумлъ подъ нимъ, но я только спрашиваю тебя: думаешь ли ты, напримръ, что можно быть счастливымъ, имя въ одной рук бокалъ съ виномъ, а въ другой карты?’
— Карты? Мн кажется, гораздо лучше было бы, еслибъ вы не дотрогивались ни до одной изъ нихъ.—
‘Нтъ, Микъ, это неправда, и ты безпокоишься совершенно о пустомъ. Мн кажется, что судьба всегда враждовала и враждуетъ прошивъ нашей бдной фамиліи. Сколько несчастій и различныхъ переворотовъ испытали самые предк мои? Сколько разъ злая фортуна доводила почти до совершеннаго упадка знаменитый домъ нашъ?— ‘Половина земель, принадлежавшихъ, нкогда къ нему, совершенно исчезла — да и, остальная, какъ кажется, также не очень надежна.’
— Не очень надежна, да, вы точно правы, Лердъ — и самый замокъ Шаусъ — я Богъ знаетъ чмъ готовъ отвтить — также бы ушелъ въ слдъ ‘за прочими землями, если бы покойный ддъ вашъ не утвердилъ актомъ преемственное право на него посл одного наслдника другому, а въ случа двоихъ обоимъ поровну, хотя бы они были и разнаго пола.—
‘Чортъ возьми вс эти акты! Микъ! если мои предки хотли сохранить этотъ замокъ въ своей фамиліи, не должны ли были они не оставлять его съ голыми стнами? Навязать на шею путнаго человка эту громаду есть почти все то же, что поставить хорошую лошадь въ негодное и тсное стойло, давъ ей небольшой клокъ гнилаго сна.’
— Можно сказать, что это не совсмъ правда, ибо у этой хорошей лошади была не одна дурная конюшня, а также и хорошія окружныя пастбища, вольно было вамъ распродать свои земли…. —
‘Но не по твоимъ же ли совтамъ, Микъ, я это сдлалъ?’
— Не спорю, Аердъ, но я въ этомъ случа погршилъ только снисходительностію своего характера. Я былъ похожъ на баловницу няньку, которая исполняетъ вс прихоти ребенка, ей ввреннаго.—
‘Да, даже и тогда, когда онъ проситъ у нея, на примръ, себ ножика, чтобы перерзать вс пальцы. Безъ твоихъ глупыхъ совтовъ земли мои и теперь бы, можетъ быть, были нераспроданы.’
— А между тмъ вы сей час говорили, что и самый замокъ Шаусъ ни къ чему негодится — и что, если бы не актъ, то и онъ бы, можетъ, вспорхнулъ у васъ какъ дикая утка. Но въ этомъ случа вы совершенно безпокоитесь о пустомъ: замокъ никогда не можетъ быть проданъ, да и самыя земли, нкогда къ нему принадлежавшія, какъ полагаетъ адвокатъ сего дла, распроданныя вами, могутъ много надлать хлопотъ, если вступится въ это сестрица ваша, или мужъ ея, если она вздумаетъ выдти замужъ. Стоитъ только вступить бумаг отъ нихъ, и тогда посмотрите, сколько будетъ безпокойства и неудовольствія вамъ.—
‘Клара никогда не выдетъ замужъ.’
— Не ручайтесь ни за что. Нтъ ни одно о корабля, который бы рано, или поздно не вошелъ въ гавань. Если бы всмъ извстно было право ея на владніе замкомъ, то поврьте, что нашлось бы много жениховъ, которые совершенно не замтили бы ея странностей…—
‘Микклеванъ!’ вскричалъ Лердъ, ‘когда вы говорите о Миссъ Мовбрай, то прошу покорно не забывать къ ней должнаго почтенія, какъ къ моей сестр и дочери моего покойнаго родителя!’
— Не сердитесь, Лердъ, я совершенно не имлъ намренія оскорбить васъ. Но когда судятъ о нужныхъ длахъ, почему же не говорить искренно. Вы сами знаете столько же, какъ и я, что Миссъ Клара не похожа на обыкновенныхъ людей, и если бы я былъ на вашемъ мст, то, искренно скажу вамъ, непрменно бы потребовалъ отъ судей позволенія себ называться curator bonis, представя въ причину положеніе ея…—
‘Микклеванъ вскричалъ опять Мовбрай, ‘ты…’ и остановился, не окончивъ словъ своихъ.
— Кто я, Лердъ Мовбрай?— спросилъ Прокуроръ съ довольною твердостію: — какъ вы хотли назвать меня, я бы желалъ узнать ваше мнніе?—
‘Ты преискусный Прокуроръ!’ отвчалъ Лердъ, нсколько умривъ первое движеніе свое: ‘но я долженъ признаться теб, что никакъ не могу согласиться на совтъ твой. Я скоре отдамъ ей во владніе весь замокъ, а самъ опредлюсь въ конюхи, или въ почталіоны на всю жизнь мою.’
— Ахъ, Сенъ-Ронанъ! Если вы желаете поддержать старинный домъ вашъ, то вамъ можно заняться чмъ нибудь лучшимъ, нежели опредленіемъ въ конюхи, или въ почталіоны. Что вамъ препятствуетъ искать случая сдлаться мирнымъ судьею здшняго мста? Мой старый учитель всегда говаривалъ мн эти Латинскія слова: Rerum dominos gentemque togatam. Это значитъ, Мовбрай, что вс знатные Лерды должны быть и судьями.—
‘А мн кажется, что вс судьи скоро попадутъ въ знатные Лерды, ибо они скупаютъ за безцнокъ вс земли, которыя продаемъ мы.’
— Пусть такъ, но разв и вы не можете длать того же самаго?
‘Нтъ, во мн нтъ такихъ способностей, я скоре готовъ лишиться моего послдняго кафтана и напудреннаго парика… Да и какой я буду судья? Имю ли я достаточныя свднія?’
— Ну, если бы вы и немного выиграли, по крайней мр ничего бы не потеряли еще, а теперь вы похожи на орла, запертаго въ желзной клтк. Я бы также совтовалъ вамъ похлопотать о мст Шерифа, или Коммисара — эти мста довольно выгодны. Пусть бы вы даже не обогатились, покрайности остальное не ушло бы сквозь пальцы.
‘Это правда, можно бы еще поправить все, если бы злая фортуна хоть на минуту сдлалась поблагосклонне ко мн. Сказать искренно, Микклеванъ, за годъ передъ симъ я не могъ назваться бднякомъ: я имлъ почти около пятидесяти тысячь фунтовъ стерлинговъ — а теперь, теперь у меня не осталось ничего кром этаго пустаго замка, который не можетъ принести мн никакой пользы, разв только я ршусь продать его и на вырученныя деньги снова попробую основать себ счастіе.’
— Да, по пословиц: коли пропилъ топоръ — такъ и топорище не нужно. Но къ чему послужатъ вамъ какія нибудь сотни ливровъ? Что вы сдлаете съ ними?
‘Что я сдлаю? То же, что длаетъ Генералъ, проигравшій сряду дв баталіи — онъ знаетъ, что случай можетъ ему благопріятствовать также, какъ и непріятелю его, и начинаетъ третью. То же самое сдлаю и я, Микклеванъ. Вотъ на примръ, на сихъ дняхъ ожидаютъ къ здшнимъ водамъ одного молодаго Графа Этерингтона, о которомъ говорятъ, что онъ страстный охотникъ до игры, если бы я имлъ по крайней мр пять сотъ ливровъ на этотъ разъ, то бьюсь объ закладъ, что могъ бы помириться съ фортуною.’
— Вы заставляете меня безпокоиться, Лердъ Мовбрай, я былъ всегда такъ привязанъ къ вашему дому, нкоторымъ образомъ даже облагодтельствованъ вашею фамиліею, и теперь я принужденъ видть упадокъ ея въ лиц молодаго человка, долженствовавшаго бы, по общему порядку вещей, еще боле возвысишь ее! По истин, это исторгаетъ у меня почти слезы… —
‘Что длать, Микъ? Но перестань тужить. Ты знаешь, что если мой кошелекъ опустлъ совершенно, то по крайней мр въ твоемъ осталось еще довольно: не уже ли ты откажешься принять участіе въ нуждахъ моихъ, ты, старинный другъ нашего дома
— Да… это такъ.— Но нужды ваши, Мовбрай, слишкомъ велики для того, чтобы мое участіе могло пособить имъ. Вы говорите, что вамъ нужны деньги, но что пользы, еслибы вы и имли ахъ: не ушли ли бы и они въ слдъ за прежними вашими доходами?—
‘Нтъ, Микъ, чортъ возьми! нтъ, на этотъ разъ я слишкомъ увренъ въ противномъ. Жакъ Волверинъ наврное искусне въ карточной игр, нежели Этерингтонъ, а я его почти всегда обыгрываю. Нужно бы только имть сколько нибудь денегъ для начала, а конецъ врно будетъ съ успхомъ для меня.’
— Можетъ быть — я не спорю, но дло въ томъ, что у васъ нтъ ни полушки, Мовбрай.—
‘Объ этомъ не льзя ли какъ нибудь похлопотать теб, старый другъ мой? Этерингтонъ, можетъ быть, завтра же прідетъ къ водамъ съ туго набитыми карманами, ибо теперь обыкновенная пора собиранія оброковъ. Подумай объ этомъ, Микъ.’
— Счастливы т, которые могутъ собирать оброки! Что касается до насъ, Лердъ — мы совершенно избавлены отъ этихъ хлопотъ. Но твердо ли вы уврены, что этотъ Графъ прідетъ къ водамъ? точно ли вы знаете, что будете имть случай играть съ нимъ? А если итакъ, то кто вамъ поручится, что вы выиграете? Я знавалъ много людей, Сен-Ронанъ, которые, пошедши искать чужаго, теряли и свое собственное. Хотя вы человкъ и умный, Лердъ, хотя вы и хорошо знаете вс превратности здшняго міра, впрочемъ иногда также не совсмъ благоразумно распоряжаетесь въ длахъ своихъ, и я за долгъ себ почитаю предостеречь васъ отъ… —
‘Чортъ возьми вс эти поздные совты, любезный Микъ! Если ты не можешь, или, лучше сказать, не хочешь меня вытащить изъ воды, по крайней мр не отталкивай отъ берега. Подумай, что я еще только начинаю пользоваться жизнію — до сихъ поръ я еще все былъ какъ бы связанъ, но теперь, когда посл кончины моего батюшки я уже сдлался господиномъ самаго себя, я хочу летать на собственныхъ крыльяхъ.’
— Ну, летайте, отъ чистаго сердца желаю вамъ не сломить себ шеи!—
‘Не опасайся, Микъ, я очень увренъ въ самомъ себ, лишь бы ты не отказался помочь мн.’
— Помочь вамъ? Что вы хотите сказать? И какимъ образомъ въ этомъ дл я могу быть полезнымъ вамъ?—
‘Весьма простымъ способомъ, Микъ: дай мн въ займы изъ своего кошелька — я скоро заплачу теб, дамъ большіе проценты, все, все!’
— Да, да, все, или ничего. Цо такъ какъ вы очень неотступны, Мовбрай, то я подумаю… А когда вамъ нужны эт деньги?—
‘Ныньче, сію минуту, завтра, можетъ быть, будетъ уже поздно.’
— Охъ!— вскричалъ Прокуроръ протяжнымъ голосомъ,— это совершенно не возможно!—
‘А надобно, чтобы это было ныньче, Микъ, непремнно ныньче,’ отвчалъ Мовбрай, знавшій по многимъ уже опытамъ, что когда старинный другъ его произносилъ такимъ тономъ слово: не возможно, то это означало только небольшія препятствія.
— Но почему вы именно относитесь съ этою просьбою о деньгахъ ко мн, Мовбрай? Почему бы вамъ не попросишь ихъ у Миссъ Клары, сестрицы вашей? Я увренъ, что она бы не отказала вамъ.—
‘Я желалъ бы, чтобъ языкъ твой онмлъ прежде, нежели ты произнесъ слова сіи!’ вскричалъ Мовбрай съ содроганіемъ, какъ бы ужаленный змею: ‘Какъ? мн отнять послднее небольшое имущество у моей Клары? отнять деньги, которыя скопила она себ отъ благодяній щетки, иногда не забывающей ея своими милостями, и которыя сама Клара опредляетъ на дла благотворенія? — Нтъ, нтъ! я не думаю, Микклеванъ, чтобы ты, считающій себя обязаннымъ нашей фамиліи, захотлъ отказать мн въ такой незначительной сумм?’
— Все это такъ, Сенъ-Ронанъ, но и самая тснйшая дружба иметъ свои опредленныя границы, какъ говаривали древніе мудрецы, что же касается до этаго дла — мн кажется, въ немъ должны бы были принять участіе самые ближайшіе родственники ваши, а кто вамъ ближе, какъ не за, ша сестрица, Сенъ-Ронанъ? А бдный Микклеванъ, что онъ значитъ въ, свт, чтобы могъ одолжать другихъ?— Течетъ ли въ его жилахъ хоть одна капля благородной крови, которою бы подъ часъ могла полакомиться какая-нибудь блоха въ моемъ матрас?—
‘И такъ, что же мн длать?*’ говорилъ Лердъ, прохаживаясь большими шагами по комнат и размышляя съ самимъ собою, ибо, хотя онъ былъ и довольно большой эгоистъ, но все любилъ сестру свою — тмъ боле, что остался единственнымъ покровителемъ ея.— ‘Нтъ!’ продолжалъ онъ, ‘что бы ни случилось, я не хочу обижать сестры моей. Я скоре запишусь волонтеромъ съ службу, гд по крайней мр умру съ честію.’
— Г. Мовбрай!— нтъ отвта.— Сен-Ронанъ! послушайте!— то же самое молчаніе.— Я размыслилъ объ этомъ дл и… и….
‘И что?’ вскричалъ Мовбрай, съ видомъ нетерпнія подошедъ къ нему.
— И чтобы сказать вамъ всю правду, я не вижу необходимости въ этомъ дл, потому что, если сего дня вы и будете имть эту сумму въ вашемъ карман, то по крайней мр завтра она наврное перейдетъ въ карманъ Графа Этерингтона.—
‘Ты дуракъ, Микклеванъ!’
— Быть можетъ, Лердъ, но Сиръ Бинго также не изъ умныхъ, я выигрывалъ у васъ деньги раза два, если не три.—
‘Онъ? это забавно! Онъ никогда и ничего не выигрываетъ у меня.’
— А мн помнится, что вы заплатили ему проигранный закладъ о сом, да и еще какой-то другой…..—
‘Я еще разъ скажу теб, Микклеванъ, что ты глупъ. Тебя никогда не достанетъ на то, чтобы постигнуть мои намренія. Бинго трусливъ какъ заяцъ, нужно было нсколько придать ему духа — вотъ и все тутъ! При случа онъ годится мн. На него можно также имть свои виды. Поврь мн — я знаю мста, въ которыя можно закидывать уду съ приманкою. Но эти проклятые пять сотъ ливровъ не даютъ мн покоя, можетъ быть, чрезъ нихъ я потеряю десять тысячъ
— Если вы ужь такъ уврены въ вашемъ план и надетесь непремнно выиграть, то чмъ же порискуетъ Миссъ Клара, отдавши вамъ свои деньги? Вы ихъ отдадите ей скоро и даже вдесятеро боле, если вамъ будетъ угодно!—
‘Безъ сомннія, да, клянусь Небомъ, Микъ, ты говоришь правду — мое недоумніе смшно. Да, я дамъ Клар тысячу фунтовъ стерлинговъ за пять сотъ ливровъ, клянусь Небомъ — это такъ! Въ слдующую зиму я поду съ нею въ Эдинбургъ, можетъ быть и въ Лондонъ — посовтуюсь съ лучшими врачами о ея положеніи — я введу ее въ лучшія общества, и если кто нибудь вздумаетъ неблагосклоннымъ взоромъ взглянуть на нее… чортъ возьми! я ея братъ — и буду умть защитить ее! Да, да, ты говоришь правду. Нтъ ничего предосудительнаго взять у нея эти пять сопи, ливровъ на нсколько дней и съ тмъ, чтобы доставить пользу какъ ей, такъ и себ. Такъ! налей наши бокалы, Микъ, и выпьемъ за будущій успхъ въ моемъ намреніи.’
— Я готовъ отъ всего сердца пить за успхъ вашъ,— отвчалъ Микклеванъ, обрадованный согласіемъ своего патрона, впрочемъ желая замять разговоръ о Клар, онъ присоединилъ: — но и вы также правы, Лердъ, правы не мене меня, это можно доказать тмъ, что я вамъ не совтывалъ ничего до тхъ поръ, пока не узналъ, что это дло очень врное: то есть, я разумю вашъ выигрышъ. Если это такъ, то глупо бы было препятствовать вамъ, особенно друзьямъ вашимъ.—
‘Да, Да, Микъ, а между тмъ все таки карты и кости суть ничто иное какъ разбойничество, только въ другомъ вид, но и самая лучшая лошадь можетъ иногда оступиться — а потому и я хочу, чтобы Клара не знала о моихъ намреніяхъ. Чортъ возьми! опять глупые предразсудки! Впрочемъ, если я съ самаго начала увижу, что счастіе не на моей сторон, то перестану тутъ же играть. И такъ, Микъ, приготовьте же мн эти деньги.’
— Очень хорошо, но прежде позвольте сказать вамъ два слова, векселя Миссъ Клары записаны мною у банкира Турнпенни, ея повреннаго, надобно, чтобы она дала намъ письменную довренность своей руки о выдач сей суммы — безъ того мы ничего не получимъ.—
‘Ты правъ, когда кто хочетъ сдлаться свиньею, то надо уже ею сдлаться во всей форм: напишите мн сей часъ образчикъ довренности, которую должна дать намъ Клара — если только она согласится — ибо ты знаешь, что она столь же своенравна и капризна подъ часъ, какъ и всякая другая женщина.’
— Вы попросите хорошенько — и это прибавитъ втру. Но надо еще повторить вамъ: вы наврное не забудете скрыть отъ Клары употребленіе, какое хотите сдлать изъ сихъ денегъ — иначе не получите ничего — я знаю образъ мыслей ея: для нея самые лучшіе проценты ничего не значатъ — тмъ боле, что ея сумма почти вся опредлена для бдныхъ.—
‘И такъ и отнимаю эт деньги не только у Клары, но и у всхъ покровительствуемыхъ ею вскричалъ Мовбрай: ‘но нтъ, я еще боле доставлю ей способовъ… Микъ! безъ отговорокъ’ продолжалъ она, наливая свой и его бокалы ‘за здоровье Клары! Она настоящій ангелъ — а я — я… Но такъ и быть! на этотъ разъ я непремнно выиграю — ибо счастіе Клары зависитъ отъ этаго.’
— А я даже вотъ что думаю,— сказалъ опьянлый Прокуроръ — если вы и проиграете,то не малымъ утшеніемъ можетъ служить и то, что въ этомъ дл проиграли съ вами только бдняки.з которымъ бы помогла Миссъ Клара — а по мн право рдкій изъ нихъ стоитъ сожалнія. Другое дло, если бы деньги назначены были на какое нибудь хозяйственное употребленіе.—
‘Потише, Микъ! потише, другъ мой!’ сказалъ Мовбрай: ‘я согласенъ, что ты прекраснйшій совтникъ и что совсть твоя спитъ гораздо крпче, нежели у полсотни теб подобныхъ казуистовъ, но, почтенный совтникъ мой! берегись вбивать гвоздь слишкомъ глубоко .. болтанье твое скоре охолодитъ, нежели разгорячитъ кровь мою. Но довольно объ этомъ. Окончилъ ли ты свое маранье? Подай его мн, я сей часъ же пойду съ нимъ къ Клар. Но сказать искренно? Я бы охотне теперь пошелъ съ пистолетомъ въ рук стрляться на десяти шагахъ съ лучшимъ бойцомъ Великобританіи!’ Сказавъ сіи слова, онъ вышелъ изъ комнаты.

ГЛАВА IV.

Братская любовь.

‘Не дружба ли должна соединять родныхъ?
‘Когда я на лугу увижу двухъ малютокъ —
‘Сестру и брата, лтъ однихъ,
‘Взаимно межъ собой, среди невинныхъ шутокъ
‘Внки изъ васильковъ плетущихъ полевыхъ —
‘Я говорю себ: увы! они играютъ —
‘Межъ ихъ теперь любовь — спокойно сердце ихъ,
‘Но что въ послдствіи, какъ страсти запылаютъ?….’
Неизвстный.

Лердъ Мовбрай, разставшись съ почтеннымъ совтникомъ своимъ Микклеваномъ посл долгаго разговора, который уже знаютъ наши читатели, пошелъ въ небольшую комнату, которую сестра его называла своею залою и гд она обыкновенно проводила большую часть своего времени. Комната сія была убрана съ довольнымъ вкусомъ, впрочемъ и не безъ странностей, не смотря на то, что она могла назваться почти лучшею изъ всего замка. Рукодльный столъ быль заваленъ кучею различныхъ предметовъ, показывавшихъ умъ и таланты той, которая занималась ими, но также и безпорядочность идей ея. Тутъ были недоконченные рисунки, начатыя ноты, различныя вышиванья и вязанья — все начато съ ревностію, продолжаемо со вкусомъ, и наконецъ брошено на половин.
Клара сидла на небольшой соф возл окошка, держа въ рукахъ своихъ книгу, страницы которой быстро ворочала она и казалась какъ бы читающею. Увидя брата своего, она оставила софу и подбжала къ нему со всми знаками нежнйшей дружбы.
‘Въ доброй часъ, любезный мой Жонъ начала она г., вамъ вздумалось постить сестру вашу въ ея уединеніи: это служитъ мн доказательствомъ вашей дружбы. Я было совершенно заснула отъ скуки, читая книжку довольно неинтересную для меня, впрочемъ отъ того ли, что сочиненіе мн не понравилось, или отъ недостатка моего вниманія только я пробжала страницу за страницею не понимая почти ни слова. Теперь я займусь съ вами, и это будетъ гораздо лучше. Чмъ бы мн попотчивать васъ, Жонъ, чтобы доказать, сколь пріятно для меня такое посщеніе? Но я боюсь, что ничего не имю, кром чаю, до котораго вы, какъ кажется, небольшой охотникъ?’
— Теперь я съ удовольствіемъ готовъ выпить чашку, Клара — мн надо поговорить съ тобою…. и…—
‘Жесси! сей часъ приготовить чаю!’ закричала Клара, взявшись за колокольчикъ, комнатная двушка ея вошла, и она отдала нужныя приказанія. ‘Но не будьте неблагодарны, Жонъ,’ продолжала она, ‘я надюсь, что вы пришли не съ тмъ, чтобы снова докучать мн о вашемъ праздник. Я почти не думаю дождаться и провести его, какъ обыкновенно, но все равно — я буду на этомъ бал и выдержу роль мою, какъ не льзя лучше. Что же касается до пріуготовленій и хлопотъ, ни голова моя, ни сердце, ни какъ не могутъ заняться ими, и потому я надюсь, что вы пощадите меня отъ такихъ разговоровъ.’
— Ты какъ дикенькая кошка, Клара, день это дня становишься безпокойне, мн кажется даже, можно ждать, что ты убжишь отсюда въ лса, какъ Принцесса Каробоо. Но — перестань безпокоиться на счетъ праздника, если онъ будетъ и не совсмъ хорошъ, по крайней мр намъ достаточнымъ извиненіемъ послужатъ краткость времени, разстроенное твое здоровье и моя непривычка обращаться въ длахъ хозяйственныхъ. Теперь же, Клара, я хочу говорить съ тобою о дл, гораздо нужнйшемъ и боле важномъ для меня.—
‘Что же это такое?’ вскричался Клара голосомъ почти ужаса: ‘ради самаго Неба, братецъ, изъяснитесь…. Вы не знаете, какъ вы пугаете меня.’
— Успокойся, милая Клара! страхъ твой совсмъ безъ причины: ничего необыкновеннаго не случилось. То, о чемъ я хочу говорить съ тобою, почти не составляетъ и новости, однимъ словомъ, я имю чрезвычайную нужду въ деньгахъ.—
‘Только-то спросила Клара тономъ, показывавшимъ ея брату, сколь мало значатъ для нея подобныя обстоятельства, и вмст выражавшимъ упрекъ оптомъ, что онъ испугалъ ее такими пустяками.
— Только то?— повторилъ онъ: — да, точно только, но и этаго слишкомъ достаточно, чтобы разстроить меня: потому что, если я не въ состояніи буду найти денегъ, то ты не знаешь, сколько это затруднитъ меня, и… и, Клара, я принужденъ просить у васъ, не ршитесь ли вы снабдить меня на время…..— ‘Снабдить васъ? Безъ сомннія и отъ всего сердца. Но вы знаете, Жонъ, что мой кошелекъ слишкомъ нетяжелъ: въ немъ осталось не боле половины того, что я въ послдній разъ получила отъ благодяній тетушки. Возьмите, я очень рада, если этаго будетъ достаточно вамъ, это также послужитъ доказательствомъ, что и нужды ваши не слишкомъ значительны, Жонъ.’
— Ахъ, Клара! что ты говоришь! Чтобы исправить вс мои нужды, надо имть курицу, которая бы каждый день несла по золотому яйцу. Но ты согласна, милая Клара, отдать мн въ распоряженіе кошелекъ свой…—
‘Почему же и не такъ, Жонъ, если это будетъ полезно для тебя. Да и не сама ли природа назначила тебя быть моимъ покровителемъ? Не былъ ли ты всегда добрымъ братомъ, и небольшое богатство мое не должно ли быть въ полномъ распоряженіи твоемъ? Я твердо уврена, Жонъ, что ты не пожелаешь мн худаго.’
— Да, Клара, это правда — отвчалъ съ величайшимъ смущеніемъ Мовбрай, ибо скорость, съ которою согласилась она на его прозьбу, ея довренность и добрая душа, чуждая всякихъ подозрній, гораздо боле смутили его, нежели бы упорство, или даже самый отказъ съ ея стороны. Въ семъ послднемъ случа онъ уже былъ нкоторымъ, образомъ готовъ ко всмъ хитростямъ для вынужденія ея согласія и для заглушенія упрековъ собственной совсти своей, но скорое согласіе ея и чистосердечіе, съ которымъ она предлагала въ полное распоряженіе его все свое небольшое имущество, совершенно перемнили ходъ дла. Если бы Клара показала сопротивленіе, Лердъ Мовбрай поступилъ бы съ нею какъ охотникъ, съ жаромъ преслдующій проворную лань, который, разгорячась отъ ея сопротивленій и настигнувъ совершенно, убиваетъ какъ бы съ радостію, забывая всякое сожалніе, но кротость ея такъ обезоружила его, что онъ видлъ въ себ не боле какъ убійцу, ршающагося хладнокровно лишить жизни существо, не могущее и не смющее защищать себя.
Клянусь Небомъ, размышлялъ онъ самъ съ собою, это безчеловчно съ моей стороны.— Клара!— присовокупилъ онъ, обращаясь къ ней,— сказать теб искренно: я самъ не твердо увренъ, будетъ ли выгодно для насъ сбояхъ употребленіе, которое я хочу сдлать изъ твоей суммы….—
‘Употребите ее, какъ и куда вамъ угодно, Жонъ — я съ своей стороны буду думать только то, что и сама я не могла бы сдлать изъ нея лучшаго употребленія.’
— Конечно мое намреніе клонится къ общей польз нашей, Клара, и какъ мн кажется, на сей разъ я не обманусь въ моихъ предположеніяхъ. Но, Клара, теб еще остается скопировать вотъ эту бумагу, написанную Микклеваномъ,— ‘присоединилъ онъ, подавая ей листъ: — въ ней заключается твое согласіе на снабженіе меня деньгами, которыя я надюсь возвратить теб съ весьма хорошими процентами, если только счастіе будетъ благопріятствовать мн.—
‘Не врьте счастію, Жонъ!’ отвчала Клара съ меланхолическою улыбкою: ‘увы! оно никогда не было другомъ нашей фамиліи.’
— Но оно благопріятствуетъ смлымъ, Клара, я помню, что читывалъ слова сіи еще въ моей учебной книжк — и потому ршаюсь ввриться ему, не смотря на его непостоянство. Впрочемъ, если фортуна обманетъ мои ожиданія… что тогда скажетъ, что сдлаетъ моя Клара?.. Если, на примръ, какимъ нибудь несчастнымъ случаемъ разрушатся вс надежды мои и я буду не въ состояніи, по крайней мр скоро, возвратить ей ея деньги?—
‘Что скажетъ? Ничего. Что сдлаетъ? Вы сами Жонъ можете отвтить себ: также ничего.’
— Я почти зналъ это. Но твои небольшія нужды, Клара, твои благодянія бднымъ, больнымъ?…—
‘О! я буду умть быть имъ полезною! Взгляните на вс сіи недокончанныя бездлки на моемъ рабочемъ стол, Жонъ! Не уже ли вы не знаете, что игла и кисть весьма часто удовлетворяютъ женскимъ необходимостямъ. А вамъ общаю, что, не смотря ни вс мои странности и разсянность, если я въ самомъ дл увижу себя въ крайности, то не хуже какой ни будь Эмелины или Этелинды буду въ состояніи питаться трудами рукъ своихъ, не забывая притомъ нсколько сберечь и на долю бдныхъ. Я уврена, что сама Лади Денелопа и все знаменитое общество при водахъ за удовольствіе почтутъ покупать или разыгрывать въ лотереи вс небольшія бездлки молодой артистки. Я наполню ихъ портфейли различными рисунками и эскизами, оригинальными портретами, съ самихъ ихъ снятыми, я вышью шелкомъ на всхъ платкахъ ихъ здшнія окрестности, столь знакомыя имъ по ихъ прогулкамъ, ихъ бельведеръ — однимъ словомъ, Жонъ — я обогащусь, если только захочу заняться — и обогащусь весьма скоро и не чрезвычайно трудными средствами.’
— Нтъ, Клара,— отвчалъ Мовбрай съ задумчивостію, ибо простыя и. вмст благородныя мысли сестры его пробудили въ немъ всю братскую нжность — нтъ, этаго никогда не будетъ. Если я на сей разъ ошибусь въ моихъ расчетахъ, то вс связи съ Сен-Ронанскимъ обществомъ разорваны! Пусть будутъ смяться надо мною — что за нужда. Я не хочу, чтобы какой нибудь ничего незначущій дворянинъ могъ видть въ униженіи Жона Мовбрая. Нтъ! этаго не будетъ — повторяю теб Клара. Я разпродамъ моихъ лошадей, собакъ, все, все — но сестра моя не будетъ никогда принуждена питаться трудами рукъ своихъ. У насъ еще останется довольно земли, чтобы жить скромно — но безъ бдности. Ты Клара всегда любила умренность — я буду подражать теб: стану трудиться въ саду, въ лсахъ моихъ — стану за всмъ присматривать самъ и пошлю къ чорту моего Микклевана.—
‘Послднее ршеніе лучше всхъ, Жонъ. День въ который ты сдлаешь это, учинитъ счастливйшею сестру твою, вс мои безпокойства окончатся, или, если не вс по крайней мр братъ мой не услышитъ объ нихъ ни одного слова — они будутъ погребены въ моемъ сердц, какъ въ хладной гробниц. О! почему мы не можемъ съ завтрашняго же дня начать такой новой и прекрасной жизни? Если деньги мои необходимо нужны теб, Жонъ, для испытанія, не склонится ли на твою сторону фортуна — брось ихъ лучше въ рку, Жонъ, и предположи, на примръ, что ты или проигралъ ихъ, или проспорилъ кому ни будь.’
Говоря слова сіи, Клара съ нжностію устремила на своего брата глаза, въ которыхъ блистали благородныя слезы энтузіазма ея, взоры Мовбрая были потуплены и щеки покрыты краскою, въ которой отражались время отъ времени то уязвленное самолюбіе, то твердая ршимость послдовать совтамъ сестры своей.
— Милая Клара!— наконецъ началъ онъ,— ты говоришь совершенно пустое, да мн кажется и я не благоразумне поступаю, слушая тебя и оставаясь столь долго здсь, между тмъ какъ у меня еще куча длъ на ше. Будь уврена, что все пойдетъ хорошо, по моему плану, если же нтъ — тогда мы поступимъ точно такъ, какъ я говорилъ теб. Эта небольшая бумага, которую ты должна скопировать теперь, можетъ сдлать меня счастливымъ — по крайней мр я такъ предполагаю. Если же и ошибусь, то ты согласишься, что столь небольшая сумма не слишкомъ значительна, чтобы имть вліяніе на будущую участь нашу. фортуна долго бгала отъ меня — и я ршился въ послдній разъ попробовать привлечь ее къ себ. Вотъ и все! Теперь пока прости, милая Клара!—
Оканчивая слова сія, Лердъ Мовбрай обнялъ и поцловалъ сестру свою съ большею противъ обыкновеннаго нжностію, но прежде нежели онъ усплъ отойти отъ нея на два шага, Миссъ Клара снова бросилась въ объятія и съ нжностію сказала ему:
‘Милый братецъ! вы знаете, что малйшее желаніе ваше всегда было для меня закономъ: не уже ли же вы въ свою очередь откажетесь исполнись одну мою просьбу?’
— Но какая же эта просьба, милая моя шалунья,— сказалъ Мовбрай, съ нжностію отвчая ея объятіямъ: — о чемъ такъ торжественно сбираешься умолять меня? Я думаю, ты не забыла, что я врагъ всхъ предисловій, и что я даже и въ книгахъ всегда пропускаю ихъ!—
‘Хорошо, и такъ безъ предисловія, любезный Жонъ. Дашь ли ты мн общаніе избгать всхъ ссоръ, которыя почти каждый вечеръ случаются въ гостинниц при водахъ? Не проходило ни одного разу, когда я прізжала туда, чтобы чего нибудь не вышло между мущинами. Когда ты тамъ, то я никогда не могу заснуть спокойно, безпрестанно представляя тебя вовлеченнымъ въ какую нибудь ссору, иногда даже и опасность. Въ прошедшую ночь…’
— Ахъ, Клара! если ты хочешь разсказывать мн вс свои сновиднія, то я знаю., что этому не будетъ и конца. Сонъ есть въ самомъ дл одно изъ главнйшихъ длъ въ твоей уединенной жизни, мн кажется, ты готова дремать даже и за обдомъ. Но, Клара! я прошу тебя спать безъ сновидній, или по крайней мр беречь ихъ про себя самое.. Ну, что жъ ты такъ крпко схватила меня за мое платье? Чего ты боишься? Не думаешь ли ты, что этотъ трусливый Бинкъ, или кто нибудь изъ жителей при водахъ, осмлятся учинить мн оскорбленіе? Клянусь Небомъ! скоре въ жилахъ ихъ не останется ни одной капли крови, нежели я допущу ихъ дотронуться до меня!—
‘Нтъ, Жонъ, я совершенно не боюсь этихъ людей, хотя иногда отчаяніе длаетъ и трусовъ храбрыми, а въ такомъ случа они страшне другихъ, но въ свт есть люди, которыхъ наружность совершенно не предвщаетъ того, что они въ самомъ дл: есть люди, которыхъ мужество скрыто въ сердц ихъ, какъ золото въ грубой руд, ничего необщающей по своей наружности. Ты можешь иногда встртиться и съ такими людьми, Жонъ, имя горячій характеръ, ты не снесешь какого нибудь необдуманнаго слова, униженія, и тогда…’
— Клянусь честію, Клара, что ты ныншній день имешь особенное расположеніе къ сочиненію какой нибудь нравственной рчи, самый нашъ пасторъ едва ли можетъ говорить лучше и основательне, теб только остается раздлишь поученіе твое на приступъ, трактатъ и заключеніе, и тогда ты можешь во всей форм произнесши его въ полномъ собраніи и съ хорошимъ успхомъ. Но, Кларушка, я человкъ совершенно особеннаго рода, смло иду по пути моей жизни, и не вижу въ смерти безобразнаго и страшнаго скелета, какъ обыкновенно представляютъ себ другіе. Да и какой злой духъ вложилъ теб въ голову такую прозьбу. Надобно, чтобы я узналъ это, Клара, ибо ты наврное имешь кого нибудь особенно въ виду, когда предлагаешь мн избгать всякихъ ссоръ въ обществ при водахъ?—
Клара не могла поблднть боле обыкновеннаго, но голосъ ея дрожалъ и становился слабе по мр того, какъ она увряла своего брата, что она не думала ни о комъ въ особенности.
— Вспомни, милая Клара,— продолжалъ Мовбрай,— когда мы еще оба съ тобою были дтьми, весь околотокъ говорилъ, что въ нашемъ саду видали по ночамъ скитающагося духа, вспомни, какъ ты уговаривала меня не подвергаться опасности, когда я собрался въ одну ночь подстеречь этаго духа, вспомни наконецъ и то, что я поймалъ тамъ вмсто его дочь нашей коровницы, которая, укутавшись блымъ покрываломъ, обивала груши съ деревъ нашихъ и которую я порядочно постращалъ за ея дерзость: ну, Клара, будь уврена, что я и теперь тотъ же самый Жонъ Мовбрай, всегда готовый на вс опасности, если только существуютъ он на самомъ дл. Страхъ, который обнаруживаешь ты на счетъ меня, можетъ только удвоить мое мужество и возбудить большее любопытство узнать ту причину, которая произвела его: ты уговариваешь меня избгать ссоръ въ обществ при водахъ, слдственно ты знаешь кого нибудь, кто иметъ желаніе оскорбить меня? Я знаю, Клара, что, не смотря на нкоторыя странности въ характер, ты имешь добрыя чувства и довольно разсудка для того, чтобы не испугаться какой- либо бездлицы, нестоющей твоего вниманія.—
Клара начала снова и съ большимъ жаромъ уврять, что она никого не разумла въ особенности, говоря о ссорахъ, и что только одинъ страхъ пагубныхъ послдствіи, которыя легко могутъ произойти отъ горячаго его характера, заставилъ ее просить о избжаніи ссоръ съ мущинами Сен-Ронанскаго общества.
Мовбрай, слушавъ слова ея съ видомъ сомннія и какъ бы не вря ея объясненіямъ, когда она перестала говорить, отвчалъ, съ мрачнымъ видомъ, — Я не знаю, справедливы или нтъ мои догадки, Клара, впрочемъ жестоко было бы съ моей стороны прежде времени объявить ихъ теб. Мн кажется, Клара, что ты бы должна отдашь боле справедливости твоему брату, и если ты имешь что нибудь особенное въ виду, почему бы искренно не изъясниться со мною? Будь уврена, что это боле имло бы успха, нежели всякое притворство. Но оставь свои страхи, милая Клара, если они дйствительно не имютъ другаго основанія, какъ ты говорила мн если же ты… будь уврена, что хотя бы ты была Махіавелемъ своего пола, то и тогда Жонъ Мовбрай всегда останется самимъ собою.—
Оконча слова сіи, онъ началъ выходить изъ комнаты, Клара два раза звала его, но онъ ушелъ, какъ бы не слыша словъ ея: впрочемъ должно согласиться и на то, что голосъ Клары такъ ослаблъ, что его не льзя было почти и слышать.
‘Вотъ онъ и ушелъ’ наконецъ сказала она со вздохомъ ‘и я не имла мужества изъясниться передъ нимъ! К похожа на т несчастныя существа, которыя, будучи обворожены какимъ-то могущественнымъ духомъ, не смютъ ни плакать, ни признаться… Да, бдное мое сердце полно, очень полно… надобно, чтобы оно излилось передъ кмъ либо, или — совершенно перестало биться!’

ГЛАВА V.

Вызовъ.

‘Со мною есть письмо, которое я доложенъ вручить теб,
къ этому обвязываетъ меня священный долгъ дружбы. Надюсь,
что ты не оскорбиться, ибо я желаю справедливости о
какъ той, такъ и другой сторон.’
Король, лишенный своего престола..

Читатель и неударенный огнь природы слишкомъ хорошею памятью легко, кажется, можетъ припомнить, что герой нашей повсти, Францъ Тиррель, по выход своемъ изъ новооткрытой гостинницы Сен-Ронанской, оставилъ всхъ членовъ тамошняго общества неслишкомъ при завидномъ расположеніи къ своей особ. Сначала мысль объ этомъ не выходила изъ его головы, но посл, когда сильнйшія впечатлнія подйствовали на его душу, онъ совершенно забылъ обо всемъ происходившемъ тамъ — и два дня протекли для него такъ быстро, что онъ не имлъ времени вспомнить ни о соперник своемъ Сир Бинго, ни о пустой ссор, возникшей почти изъ ничего между нимъ и членами Сен-Ронанскаго общества.
Должно также сказать, что хотя ни одна старуха столько не хлопотала, раздувая на шестк своемъ погасающіе уголья и: дымящіяся головешки, сколько Капитанъ Макъ Туркъ по милости своей старался возжечь -пламя изъ погаснувшихъ почти искръ храбрости друга своего Сира Бинго. Впрочемъ два дня прошли почти безъ всякаго успха въ его намреніяхъ, всякой разъ, когда онъ начиналъ говорить объ этомъ происшествіи, Сиръ Бинго находился въ такомъ невыгодномъ для него расположеніи духа, что никакія слова и совты не могли дйствовать на него: Сиръ Бинго въ одно время былъ пьянъ, въ другое съ похмлья, иногда болла у него голова, иногда онъ ругался со всмъ обществомъ, однимъ словомъ, онъ перебывалъ. во всхъ положеніяхъ, кром готовности драться. Когда Макъ Туркъ говорилъ ему о томъ, чего требовала оскорбленная въ лиц его честь всего общества при водахъ, Баронетъ начиналъ бситься, посылалъ къ чорту честь и все общество, оказывающее ему столько участія, и прибавлялъ въ заключеніе, что образъ мыслей его совершенно другой нежели ихъ, и что Тиррель былъ слишкомъ незначительная особа, чтобы обратить на себя чье-либо вниманіе въ отношеніи къ его дерзкимъ поступкамъ.
Капитанъ Макъ Туркъ, можетъ быть, и согласился бы съ мнніемъ своего друга на счетъ сего послдняго пункта, но Президентъ Винтерблоссомъ и прочіе члены общества были слишкомъ далеки отъ сего мннія, тмъ боле, что вс они смотрли на Сира Бинго какъ на такого значительнаго члена, который былъ едва ли не изъ первыхъ между ними, а слдственно и нанесенное оскорбленіе падало на всхъ и требовало непремннаго удовлетворенія. Сужденія ихъ касательно, сего предмета обыкновенно оканчивались тмъ, чтобы посовтоваться съ Лердомъ Мовбраемъ, который въ настоящее время былъ столько озабоченъ пріуготовленіями торжественнаго праздника къ четвергу, что и не показывался въ эти два дня къ водамъ.
Въ продолженіе сего времени Капитанъ Макъ-Туркъ, казалось, испытывалъ на самомъ себ то состояніе оскорбленнаго духа, которое бы долженъ былъ показывать Сиръ Бинго, обиженный Тиррелемъ: онъ ходилъ на цыпочкахъ, при каждомъ шаг длалъ гримасу, показывавшую досаду и жажду мщенія, поднималъ къ верху красный носъ свой и обнюхивалъ воздухъ, какъ свинья, по инстинкту предчувствующая дурную погоду. Когда случалось ему говоришь, онъ отвчалъ отрывисто и съ такимъ разсяніемъ, какъ будто душа его исключительна устремлена была къ одному предмету. Наконецъ самымъ убдительнымъ доказательствомъ перемны его характера можетъ послужить то, что онъ даже отказался однажды выпить рюмку превосходнйшей анисовой водки, которую подносилъ ему Баронетъ.
Наконецъ вниманіе всего общества вдругъ обращено было на курьера, привезшаго извстіе, что молодой Графъ Этерингтонъ, оракулъ модъ и звзда, привлекавшая къ себ вниманіе всхъ блестящихъ обществъ моднаго круга, ршился провести при Сен-Ронанскихъ водахъ часъ, день, недлю, или мсяцъ времени — ибо Его Превосходительство никогда не могъ давать и самому себ врнаго отчета въ своихъ предположеніяхъ.
Это извстіе привело въ движеніе всхъ: раскрыли придворные календари, чтобы отыскать, сколько лтъ молодому Графу — пошли толки о его состояніи и образ жизни — искали угадать его вкусъ — однимъ словомъ, вс члены общества безъ милости ломали себ головы, какимъ бы образомъ сдлать пріятнымъ и заманчивымъ маленькое свое Спа для сего любимца фортуны. Послали нарочнаго въ замокъ Шаусъ, чтобы извстишь Мовбрая о сей пріятной всти, на которой онъ уже4 и безъ нихъ основывалъ надежды свои,— что не безъизвстно читателямъ нашимъ. Впрочемъ Мовбрай не ршился хать въ слдъ за посланнымъ къ водамъ, ибо не зналъ еще, съ какой точки зрнія приличне ему представиться знаменитому Графу Этерингтону.
Сиръ Бинго Бинкъ также, какъ и другіе, зналъ объ общей новости, которая нкоторымъ образомъ имла довольно большое вліяніе дда него,
Хорошее мнніе, которымъ онъ пользовался отъ всего общества и которое начало ослабвать по мр его сопротивленія отомстить за нанесенное оскорбленіе, слишкомъ щекотило его самолюбіе, особенно предъ пріздомъ новаго члена, о которомъ было столько различныхъ толковъ, Баронетъ хотя имлъ характеръ вялый и нершительный, впрочемъ его не льзя было назвать и совершеннымъ трусомъ, ибо онъ принадлежалъ къ классу тхъ людей, которые не отказываются драться, если уже видятъ себя вынужденными къ тому. И такъ онъ ршился поговорить съ Макъ Туркомъ, сей послдній подошелъ къ нему съ видомъ важнымъ и задумчивымъ, который впрочемъ вскор уступилъ мсто злобной радости, когда Сиръ Бинго въ нсколькихъ словахъ попросилъ его снести вызовъ къ этому бродяг артисту, живущему въ старой деревн, который за три дня до сего имлъ дерзость оскорбить его.
‘Клянусь Богомъ, мой добрый, любезный и превосходный другъ и вскричалъ Капитанъ’, я вн себя отъ восхищенія, оказывая вамъ эту небольшую услугу — и тмъ еще боле, что вы вздумали это сами по себ, а не по совтамъ членовъ нашего общества, которые, между нами будь сказано, почти вс имютъ привычку лазить съ своею вилкою въ чужую тарелку. Впрочемъ, клянусь Богомъ! я и самъ себя часто спрашивалъ: какимъ образомъ вы, мой почтеннйшій другъ, хладнокровно можете приходить къ общему столу нашему, когда еще видна грязь, или, лучше сказать, слдъ руки этаго Тирреля на воротник вашего кафтана! Вы меня понимаете? Но надобно, чтобы вс вещи шли своимъ порядкомъ, и я отправлюсь къ этому Г. Тиррелю съ быстротою молніи. Оно бы лучше, вотъ видите ли вы, чтобы этотъ походъ былъ сдланъ нсколько и прежде, но я буду умть извиниться въ нашемъ замедленіи и, клянусь Богомъ, Сиръ Бинго, лучше поздно, нетели никогда — вы это знаете сами. Притомъ, если вы и заставили его нсколько подождать себя, то право въ этомъ онъ не можетъ требовать отчета отъ васъ.’
Окончивъ сіи слова и не дожидаясь отвта, онъ вышелъ изъ комнаты, опасаясь, можетъ быть, чтобы Сиръ Бинго не началъ препоручать ему вмст съ вызовомъ и переговоровъ о перемиріи, о чемъ впрочемъ я не думалъ Баронетъ. Когда другъ его еще брался за свою трость, чтобы отправишься по препорученію, то и тогда уже во взорахъ его видна была твердая ршимость, а когда онъ увидлъ, что дверь затворилась за нимъ и только были слышны шаги скорой походки, означавшей удовольствіе посланника, Баронетъ съ важностію началъ прохаживаться по комнат, насвистывая довольно правильно арію изъ Женни Суттонъ, какъ бы для доказательства, что онъ совершенно не хотлъ и думать е слдствіяхъ посланнаго вызова.
Между тмъ Капитанъ шагами довольно скорыми для человка, нкогда находившагося въ военной служб и слишкомъ не мало цнившаго настоящее свое достоинство, проходилъ разстояніе отъ своей гостинницы до старой деревни, и уже почти достигалъ до развалинъ замка, возл котораго обитала пресловутая Мегъ Додъ, онъ постучался въ вороты и довольно шибко, какъ военный человкъ, привыкшій ничего и никого не бояться, но при вид Мегъ Додъ, подобно призраку вдругъ явившейся предъ нимъ, онъ нсколько пріостановилъ свою храбрость, не входя еще въ ворота.
‘У себя ли Г. Тиррель?’ спросилъ онъ.
Мегъ отвтила на его вопросъ другимъ съ своей стороны:
— А кто таковъ самъ ты, спрашивающій меня объ немъ?—
Отчасти чтобы отвтить поучтиве на вопросъ сей, а отчасти и по врожденной скромности, нашъ Капитанъ вмсто словеснаго отвта вынулъ пополамъ разрзанную обыкновенную игорную карту, Нсколько замаранную табакомъ, на одной сторон которой было написано его имя и чинъ.
Мегъ оттолкнула довольно неучтивымъ образомъ протянутую имъ руку.— Я никогда не дотронусь до вашихъ проклятыхъ картъ!— сказала она: — въ свт шло гораздо лучше до тхъ поръ, пока дьяволъ не выдумалъ ввести въ моду эт проклятыя игрушки! Разв ты не можешь сказать мн на словахъ, какъ тебя зовутъ? Самый жалкій тотъ языкъ, который не сметъ произнести имени своего хозяина.—
‘Я называюсь Макъ Туркъ, Капитанъ 32 го полка,’ отвчалъ съ досадою нашъ посланникъ.
— Макъ Туркъ!— повторила Мегъ съ размышленіемъ и довольно протяжнымъ голосомъ.
‘Да, добрая женщина, Макъ Туркъ, Гекторъ Маркъ Туркъ. Не имете ли вы сказать чего противъ сего имени?’
— Ничего, совершенно ничего, имя довольно хорошее. Но, Капитанъ Макъ Туркъ, если вы въ самомъ дл Капитанъ, то можете сей же часъ сдлать полуоборотъ на лво и идти, откуда пришли, насвистывая себ подъ носъ какой нибудь знакомый маршъ, потому что вамъ не удастся говорить ни съ Г. Тиррелемъ, ни съ кмъ нибудь изъ тхъ, кто живетъ у меня.—
‘А почему бы это такъ, добрая женщина? По собственному ли вашему размышленію вы говорите это, или только исполняете приказаніе Г. Тирреля
— Можетъ быть да, а можетъ быть и нтъ. Но я вамъ замчу, Г. Капитанъ, что вы не имете никакого права называть меня честною женщиною, точно также, какъ и я васъ честнымъ человкомъ, чего впрочемъ я съ перваго еще взгляда никакъ не подумала о васъ.—
‘Клянусь Богомъ, эта женщина съ ума сошла!’ вскричалъ Капитан Макъ Туркъ: ‘полно, полно голубушка! Смешь ли ты задерживать благороднаго человка, имющаго у себя въ карман препорученіе также отъ благороднаго человка. Посторонись отъ воротъ и дай мн пройти — иначе я, божусь Богомъ, я войду силою!’
И говоря такимъ образомъ, Капитанъ принялъ видъ человка, готоваго на все, но Мегъ, не удостоивъ его отвтомъ, подняла вверхъ метлу, которую она держала въ рукахъ своихъ и изъ которой въ одну минуту могла сдлать надлежащее употребленіе, если бы Капитанъ вздумалъ на самомъ дл выполнить угрозы свои.
— Я очень хорошо знаю, что эта за препорученіе, Г. Капитанъ,— сказала Мегъ, принимая оборонительное положеніе — знаю также хорошо, какъ и васъ самихъ. Вы изъ числа тхъ людей, которые поддражниваютъ подобныхъ себ къ драк, какъ будто собакъ. Но увряю васъ, что на этотъ разъ вы не исполните своего препорученія, столь противнаго законамъ Божескимъ и человческимъ, ни въ отношеніи къ Г. Тиррелю, ни къ кому-либо изъ постояльцовъ моихъ, потому что я люблю всегда миръ и спокойствіе въ моемъ дом.—
И чтобы лучше доказать миролюбивый характеръ свой, Мегъ пристально посмотрла на метлу и на Капитана.
Нашъ старый служивый по невол отступилъ на два шага, вскричавши: ‘Божусь Богомъ! она или сумасшедшая, или пьяна, если только въ конур ея можно найти рюмку вина!’ Но сія послдняя выходка въ словахъ такъ не понравилась нашей хозяйк, что она начала въ полномъ смысл свои военныя дйствія, не смотря на отмахиванія тростью нашего бднаго Капитана.
— Я пьяна! Ахъ ты собака! лгунъ! непотребный!— Удары метлой служили какъ бы знаками восклицанія, посл каждаго титула: я пьяна! я, у которой сего дни во рту еще ничего не было кром двухъ чашекъ чаю! и между тмъ она все таки продолжала съ неизъяснимою ловкостію управлять своимъ оружіемъ.
Капитанъ кричалъ, ругался, проклиналъ все и всхъ, отмахивался своею тростью, но все тщетно, удары градомъ сыпались на его голову и плеча, облако пыли закрыло сражающихся и мы не можемъ сказать, чмъ бы кончилось единоборство ихъ, если бы Тиррель, возвращавшійся домой съ своей прогулки, не прекратилъ сраженія.
Мегъ, которая всегда почитала Тирреля за человка, заслуживающаго полное ея уваженіе, увидя его, сей часъ же прекратила военныя свои дйствія и безо всякаго шума поплелась домой, ворча впрочемъ довольно внятно, что она ласкалась надеждою, что ея метла и голова стараго Капитана довольно хорошо познакомились между собою. Тишина, воцарившаяся посл ея ухода, позволила Тиррелю спросить у Капитана — котораго онъ очень скоро узналъ — какая была причина столь жестокаго сраженія, и не ему ли онъ намревался сдлать визитъ свой?
Смущенный и совершенно разстроенный Капитанъ отвчалъ, что онъ никакъ не предполагалъ, чтобы у честныхъ людей некому было отворить воротъ и принять учтиво чужаго человка, а то, прибавилъ онъ, выпустить противъ меня эту безумную, эту бшеную собаку, столь же свирпую, какъ львица, какъ медвдь, или какое нибудь другое животное сего рода!’
Догадываясь въ половину о причин его посщенія и не желая сдлать его гласнымъ, Тиррель ввелъ Капитана къ комнату, служившую ему залою, просилъ его извинить грубость необразованной хозяйки своей, и увдомить о томъ, что доставляло ему честь видть у себя такого гостя, какъ Капитанъ Макъ Typкъ.
‘Вы правы, мой любезнйшій Г. Тиррель,’ отвчалъ Капитанъ, отряхая полы своего кафтана, оправляя галстухъ и жебо свое и стараясь принять на себя видъ спокойствія и хладнокровія, свойственныхъ человку, принявшему на себя такую важную коммиссію, но при всхъ усиліяхъ своихъ онъ никакъ не могъ принудить себя забыть лестный пріемъ, сдланный ему хозяйкою трактира. ‘Клянусь Богомъ!’ говорилъ онъ, ‘если бы это сдлалъ со мною самъ Дюкъ, самъ Король… Но какъ бы то ни было, Г. Тиррель, я пришелъ сюда съ учтивымъ препорученіемъ, которое, какъ надюсь, и отъ васъ будетъ равномрно принято. А эту старую собаку я доведу до позорнаго столба — чортъ бы ее побралъ съ ея метлою… Мой другъ Сиръ Бинго, Г. Тиррель…. Я никогда не забуду ея дерзости ‘и если бы она находилась за десять миль, или даже и дале, то и тогда помощію констаблей, или чрезъ содйствіе мирнаго судьи…
— Я вижу, Капитанъ, что вы теперь слишкомъ разстроены, чтобы отвчать мн о причин вашего посщенія, но не угодно ли вамъ войти въ мою спальню? Тамъ вы можете найти воду, полотенцо и между тмъ это дастъ вамъ время войти въ себя…—
‘Это не нужно, совершенно? не нужно, Г. Тиррель!’ отвчалъ Капитанъ съ досадою: ‘я спокоенъ, весьма спокоенъ и не имю намренія оставаться въ этомъ проклятомъ дом ни минуты боле, нежели сколько нужно для исполненія моей коммиссіи. Что же касается до этой собаки Мегъ Дотъ…’
— Простите, если я прерву слова ваши, Капитанъ Макъ Туркъ. Но такъ какъ коммиссія, которую вы взяли на себя, не можетъ имть никакого отношенія къ вашей ссор съ моей хозяйкою, и такъ какъ я здсь не боле, какъ постоялецъ…—
‘А если бы вы были что нибудь боле, Г. Тиррель, то я бы васъ мене нежели въ четверть часа заставилъ доказать, въ какомъ состояніи находится голова этой старой собаки… я бы охотно далъ пять фунтовъ стерлинговъ какому нибудь чудаку, который бы сказалъ мн: Капитанъ Макъ Туркъ! эта женщина въ здравомъ разсудк!’
— Но этимъ чудакомъ наврно буду не я, Г. Капитанъ, потому что я совершенно не знаю, кто изъ васъ былъ правъ и кто виноватъ въ этомъ дл. Мн только досадно то, что вы получили худый пріемъ, желая увидться со мною.—
‘Вамъ досадно, а каково же мн? Но довольно объ этомъ. Я заговорилъ было вамъ о препорученіи… Вы, я думаю, не забыли, что вы довольно неучтиво поступили съ другомъ моимъ Сиромъ Бинго, Г. Тиррель, когда изволили быть въ обществ при водахъ?’
— Я не могу припомнить себ ничего, Г. Капитанъ, кром разв того, что человкъ, носящій это имя, позволилъ себ чрезвычайно большія вольности со мною, держалъ глупые заклады на счетъ меня — и что я изъ уваженія къ прочимъ особамъ и въ особенности къ дамамъ оказалъ съ своей стороны довольно скромности и терпнія.—
‘Мысли ваши о скромности совершенно другаго рода, нежели у прочихъ, Г. Тиррель. Не уже ли вы полагаете скромность въ томъ, чтобы схватить изо всей силы кого нибудь за воротникъ, какъ собаку за ошейникъ, и отбросить отъ себя? Мой добрый Г. Тиррель! я могу васъ уврить, что это совершенно не есть скромность и теперь съ вашей стороны остается или просишь извиненія въ оскорбленіи, нанесенномъ вами моему почтенному другу, или сойтиться съ нимъ гд нибудь въ лсу, имя по одному свидтелю съ обихъ сторонъ,— вотъ вся коммиссія, которую я ваялъ на себя, Г. Тиррель, и шелъ сообщить вамъ учтивымъ образомъ, между тмъ какъ эта старая колдунья съ своей метлою…
— Оставимъ въ поко Мистрисъ Додъ, Капитанъ, по крайней мр теперь, и займемся нашимъ дломъ. Вы мн позволите замтить, что посщеніе ваше теперь нкоторымъ образомъ уже поздно. Какъ военный человкъ, Г. Капитанъ, вы должны знать это лучше, нежели я самъ. Кажется, дла такого рода обыкновенно оканчиваются на мст оскорбленія, а если и нтъ, то по крайней мр въ этотъ же день… Впрочемъ, не подумайте, чтобы я это говорилъ вамъ, имя въ виду какимъ нибудь образомъ избжать удовлетворенія требованіямъ вашего друга Сира Бинго… —
‘Отсрочка ничего не значитъ, Г. Тиррель, совершенно ничего, клянусь Богомъ! Вы, я думаю, сами столько же, какъ и я, знаете, чмъ обязанъ благородный человкъ самому себ. Вы говорите, что мое посщеніе нкоторымъ образомъ уже поздно, но вотъ видите ли, что, Г. Тиррель, въ здшнемъ мір характеры людей столько же различны, какъ на войн разнообразны огнестрльныя орудія. Мы на пр. имемъ мушкетоны, изъ которыхъ выстрлъ столь же быстръ, какъ мысль наша, и клянусь Богомъ, это самое прекраснйшее орудіе! Есть также ружья Бирмингамовы на примръ, которыя выстрливаютъ прежде, нежели будетъ совершенно спущенъ курокъ, порохъ на полк еще только вспыхнетъ, а между тмъ пуля ужь далеко! Наконецъ, ость еще эти длинныя орудія или правильне сказать аркебюзады, которые и донын еще употребляются въ Восточной Индіи, сіи послднія хотя и медлительны въ дл, ибо надобно долго и много всыпать пороху, заколачивать и наконецъ уже дйствовать фителемъ, впрочемъ и они дйствуютъ ничмъ не хуже другихъ орудій.’
— Изо всего вами сказаннаго я долженъ, кажется, заключить, что мужество друга вашего нкоторымъ образомъ можетъ сравниться съ симъ послднимъ родомъ оружія. А я съ своей стороны думаю, что его можно скоре уподобить маленькимъ пушкамъ, которыми забавляются дти, и которыя хотя производятъ трескъ, впрочемъ все не боле, какъ игрушка.—
‘Но я не могу вамъ позволишь такихъ сравненій, государь мой: я вамъ уже сказалъ, что я пришелъ сюда какъ другъ Сира Бинго. Всякая обидная мысль на счетъ его есть уже обида и мн самому.’
— По крайней мр я совсмъ не имлъ намренія оскорбить васъ, Г. Капитанъ. Я даже боюсь умножать число враговъ моихъ, а еще мене желаю видть себ непріятеля въ такомъ храбромъ Капитан, какъ вы, Г. Макь Туркъ.—
‘Много чести, Г. Тиррель, вы очень обязательны — и клянусь Богомъ, имете прекрасный образъ выраженія. Но какъ бы то ни было, скажите мн, какой отвтъ долженъ я доставить Сиру Бинго? Я васъ увряю, что для меня бы весьма пріятно было, еслибъ это дло окончилось дружелюбнымъ образомъ.’
— Мн совершенно нечего отвчать Сиру Бинго, потому что я обошелся съ нимъ еще гораздо лучше, нежели какъ заслуживала его дерзость.—
‘Ахъ! ахъ!’ вскричалъ Макъ Туркъ, сдлавши довольно непріятную гримасу: ‘и такъ намъ не о чемъ боле говорить съ вами, остается только назначишь время и мсто. Оружіемъ, я думаю, будутъ служить пистолеты? …’
— Для меня все равно.— Все, чего я желаю съ своей стороны, состоитъ въ томъ, чтобы какъ можно поскоре окончить это дло, мн бы хотлось сего же дня ровно въ часъ. Какое мсто вамъ угодно будетъ назначить?—
‘Ровно въ часъ, говорите вы? Очень хорошо. И такъ Сиръ Бинго будетъ васъ ожидать при Букстал, потому что это мсто нсколько въ сторон, а общество наше расположилось сего дня обдать на берегу рки, слдственно и не дурно быть подале отъ него. Теперь остается еще одинъ послдній вопросъ, мой любезный Г. Тиррель: къ кому вы прикажете адресоваться мн, какъ къ секунданту, избранному вами?’
— Въ самомъ дл, Капитанъ, хорошо, что вы напомнили: этотъ вопросъ довольно затруднителенъ, я здсь почти никого не знаю… Но не можете ли вы въ этомъ дл быть свидтелемъ съ обихъ сторонъ?—
‘Не возможно, мой любезнйшій другъ, ршительно не возможно, но, впрочемъ, если вы ршитесь въ этомъ дл положишься на меня, я вамъ приведу изъ нашей гостинницы одного своего друга, который хотя совершенно и незнакомъ съ вами, впрочемъ, будьте уврены, согласится принять въ васъ участіе, какъ б*і выбыли съ нимъ знакомы боле двадцати лтъ. Я сдлаю еще боле: я приведу съ собою нашего почтеннйшаго Доктора Квасклебена, если только я буду въ состояніи оторвать его отъ толстой вдовы Бловеръ, къ которой онъ съ нкотораго времени сдлался какъ бы прикованнымъ.’
— Я увренъ, Капитанъ, что вы съ своей стороны сдлаете все, что прилично въ такомъ случа.— И такъ ровно въ часъ мы увидимся при Букстан. Прощайте, Г. Капитанъ! Еще одну минуту: позвольте я провожу васъ до воротъ.—
‘Клянусь Богомъ! вы прекрасно вздумали, Г. Тиррель, ибо эта старая собака съ ея метлою легко Можетъ воспользоваться темнотою, царствующею въ проходномъ корридор, и снова учинитъ нападеніе на меня. Но, клянусь Богомъ! она дорого заплатитъ мн, если только есть позорный столбъ въ здшнемъ селеніи и правосудіе въ нашихъ краяхъ!’
Сказавши слова сіи, Капитанъ пошелъ, держась за руку Тирреля, проводившаго его до самыхъ воротъ. Нашъ Капитанъ, вышедши на чистый воздухъ, забылъ и объ оскорбленіи старой Мегъ, ибо для него ничего не было столь пріятно, какъ исполненное препорученіе и слдствія его, каковы бы они ни были.
Таковы-то бываютъ характеры въ людяхъ, иногда и довольно почтенныхъ. Не имя справедливаго понятія о чести, они впрочемъ всячески стараются поддерживать ее по своему, чему убдительнйшимъ примромъ можетъ служить нашъ почтенный Капитанъ Макъ Туркъ, съ довольнымъ видомъ возвращающійся въ гостинницу Сен-Ронанскую.

ГЛАВА VI.

Хлопоты.

Еванъ. Скажи мн, Симпль, врный служитель Слендера! въ какихъ мстахъ искалъ ты Каія?
Симпль. Государь! я искалъ его въ город, искалъ въ парк Виндзорскомъ — искалъ везд….

Шакспиръ.

Сиръ Бинго выслушалъ отвтъ, принесенный ему Капитаномъ Макъ Туркомъ, какъ уполномоченнымъ посланникомъ съ его стороны — и выслушалъ съ тмъ же самымъ, хладнокровіемъ и мрачнымъ видомъ съ которымъ прежде просилъ его объ этомъ дл. Одно отрывистое гм., излетвшее по видимому изъ глубины души его и кой какъ протснившееся сквозь туго повязанный галстухъ, было отвтомъ на увдомленіе Капитана. Точно такимъ тономъ утомленный и крпко разоспавшійся путешественникъ отвчаетъ прислужнику гостинницы, когда сей послдній придетъ къ нему съ докладомъ, что пробило уже пять часовъ и что дилижансъ готовъ къ отъзду.
Капитанъ Макъ Туркъ съ своей стороны находя, что такой отвтъ на слова его былъ слишкомъ неудовлетворителенъ, и что услуга, которую оказалъ онъ своему другу, требовала большей признательности, подошелъ къ нему, посмотрлъ нсколько минутъ въ глаза ему и наконецъ сказалъ:
‘Но что значитъ это гм., любезнйшій Сиръ Бинго? Не хлопоталъ ли я всячески, чтобы поставишь васъ на хорошую дорогу? Могли ли бы вы окончить съ честію это происшествіе, упустя столько времени, если бы я не поднесъ пилюли вашему противнику и не вздумалъ попотчивать его, такъ сказать, блюдомъ собственной своей стряпни, изготовленнымъ со всмъ стараніемъ и искуствомъ, котораго только можно требовать отъ самаго лучшаго французскаго повара занимающагося приготовленіемъ соусовъ изъ дичины?’
Сиръ Бинго видя, что дло, не обойдется безъ благодарности съ его стороны, пробормоталъ себ подъ носъ нсколько словъ о признательности и вчной дружб, что и’ удовлетворило вполн Капитана, для котораго быть посредникомъ въ дуэляхъ было самымъ любимйшимъ, дломъ въ его жизни. Вспомня общаніе, которое сдлалъ онъ Тяррелю* на счетъ секунданта, онъ оставилъ Баронета съ такою, скоростію, какъ бы дло шло о величайшемъ благодяніи ближнему.
Г. Президентъ Винтерблоссомъ, былъ та счастливая особа, на которую палъ выборъ нашего хлопотливаго Капитана и на котораго совершенно надялся сей послдній. И такъ онъ отправился къ нему съ своими новостями и просьбами. Но достойный Г. Президентъ хотя былъ во всхъ отношеніяхъ человкомъ свтскимъ и знающимъ вс приличія, впрочемъ въ подобныхъ длахъ онъ былъ не такъ ршителенъ какъ Г. мирный судья Капитанъ Макъ Туркъ. Слывя за добраго человка у въ самомъ себ онъ былъ не боле какъ эгоистъ, не любившій вступаться въ дла другихъ, тмъ боле, что подобныя происшествія иногда могутъ имть слдствія довольно непріятныя. Онъ съ холодностію отвчалъ Капитану, что совершенно будучи незнакомъ съ Г. Тиррелемъ и не зная даже истинной причины ихъ ссоры, онъ никакъ не можетъ быть свидтелемъ съ его стороны.
Отказъ сей довелъ почти до отчаянія бднаго Капитана, Онъ заклиналъ Винтерблоссома хорошенько подумать объ этомъ, представлялъ что въ этомъ происшествіи дло идетъ о чести всего Сен-Ронанскаго общества, котораго онъ будучи почти главнымъ членомъ, естественнымъ образомъ долженъ былъ беречь и репутацію. Онъ напомнилъ ему вс обидныя слова Тирреля въ первый день его появленія къ нимъ, и представлялъ, какой стыдъ упадетъ какъ на него, такъ и на все общество, если подобныя оскорбленія останутся безъ наказанія.— Что касается до меня, присоединилъ онъ, честь общества столько драгоцнна мн, что я готовь пролить за нее всю кровь мою, притомъ случаи, въ которыхъ можно, такъ сказать, поставить на хорошей ног репутацію нашего общества, столь рдки, что грхъ бы было, Г. Винтерблоссомъ, не умть воспользоваться ими — особливо вамъ — какъ человку, отъ всхъ удостоенному высокаго званія Президента.
Обыкновенная молчаливость Капитана вдругъ перемнилась на такое обильное краснорчіе, котораго почти можно было ожидать только отъ хорошаго оратора, ибо даже слезы показались на его рсницахъ, особенно тогда, какъ онъ со всмъ жаромъ длалъ исчисленіе множества довольно значительныхъ ссоръ, которыя окончились ничмъ, не смотра на все его стараніе окончишь ихъ благороднымъ, по словамъ его, образомъ.— И теперь, продолжалъ онъ, когда одинъ изъ нихъ, при моемъ посредств, иметъ должное направленіе, теперь вашъ отказъ, Г. Винтерблоссомъ, опять можетъ испортить все дло!
Наконецъ достойный Президентъ не могъ боле противиться его убжденіямъ.— Хотя это происшествіе и кажется для меня глупымъ сказалъ онъ, впрочемъ, чтобы обязать Сира Бинго и Капитана Макъ Турка, я не отказываюсь сего дня въ часъ прогуляться съ ними до Букстана, не смотря на то, что погода довольно сыра и что большой палецъ ноги моей и теперь уже начинаетъ мн докладывать о незваномъ визит старинной моей знакомки — подагры.
‘Не обращайте на нее вниманія, ной превосходнйшій другъ!’ сказалъ Капитанъ: ‘одинъ стаканъ изъ дорожной фляги Сира Бинго достаточенъ будетъ, чтобы прогнать ей и, клянусь Богомъ! или я совершенно ничего не смыслю, или это оружіе можетъ побдить всякую болзнь въ природ!’
— Но хотя я и согласенъ провожать васъ до Букстана, Капитанъ, впрочемъ вамъ объявляю, что я ни какъ не хочу быть формальнымъ секундантомъ въ этой ссор со стороны Г. Тирреля, котораго я совершенно не знаю. Я иду туда только въ надежд предотвратишь какую нибудь непріятность.—
‘Не безпокойтесь ни о чемъ, Г. Винтерблоссомъ, если и случится какая-либо небольшая непріятность, то поврьте, что она послужитъ къ нашей же чести. Впрочемъ, если бы и вышли какія нибудь послдствія этаго дла, все таки они не могутъ быть слишкомъ гибельны, ибо съ одной стороны молодой человкъ, никому неизвстный, слдовательно и не заслуживающій сожалнія — если бы съ нимъ и случилось что,— съ другой Сиръ Бинго, о которомъ будутъ сожалть еще мене, не смотря на то, что его вс знаютъ.’
— Да, но въ послднемъ случа Лади Бинкъ сдлается богатою вдовою — сказалъ Винтерблоссомъ, надвая на голову свою шляпу со всею ловкостію модныхъ петиметровъ, но онъ не могъ удержаться отъ вздоха, когда, поглядвшись въ зеркало, увидлъ, что неумолимое время начало примшивать сдины въ волосы его, нарисовало морщины на лбу и нсколько посогнуло станъ его, бывшій въ свое время довольно статнымъ.
Уврившись въ согласіи Винтерблоссома на счетъ условленнаго свиданія при Букстан, Напитанъ ршился отправиться къ Доктору Квасклебену, который хотя и имлъ титло Доктора Медицины, впрочемъ никогда не отказывался замнить и искуснаго Хирурга, особенно когда имлъ въ виду награду за свои хлопоты. Въ этомъ дл онъ надялся получить хорошую плату себ, ибо главнымъ дйствующимъ лицень былъ Баронетъ, человкъ богатый и извстный всему обществу своею щедростію. Подобно орлу, издали еще чувствующему запахъ трупа, Докторъ при первомъ слов Капитана открылъ свою коробку съ хирургическими инструментами, сдланную наподобіе большой книги in folio, переплетенной въ красный сафьянъ, и въ то же самое время со всею Докторскою важностію разсказывалъ ему вс названія и употребленіе ихъ при различныхъ случаяхъ. Капитанъ прервалъ слова его добрымъ совтомъ съ своей стороны.
‘Ахъ, ахъ, Докторъ!’ сказалъ онъ ему, ‘закройте ваши инструменты и спрячьте эту коробку или въ карманъ, или подъ кафтанъ вашъ. Не думаете ли вы блеснуть ими въ глазахъ тхъ, которые готовятся къ сраженію? Нтъ, лучше спрячьте ихъ подальше, почтеннйшій мой Докторъ! Хотя вс скальпели, пилы, ножницы и турникеты ваши безъ сомннія суть прекраснйшіе на взглядъ инструменты, и хотя даже они чрезвычайно полезны въ свое время, впрочемъ видите ли что? Одного взгляда на нихъ достаточно для того, чтобы разсять всю храбрость человка, готовящагося къ поединку, а слдственно и для того, чтобы лишить хорошей награды своего хозяина, который бы наврное долженъ былъ сдлать какую нибудь операцію, Г. Докторъ Квасклебенъ.’
— Я согласенъ съ вами, Напитанъ Макъ Туркъ, вы говорите такъ хорошо и справедливо, какъ бы сами получили какую нибудь ученую степень въ Университет. Ваша правда, что иногда эти проклятые инструменты подыгрываютъ слишкомъ дурныя штуки надъ нами. Я помню, какъ однажды взглядъ на щипцы мои, безъ всякаго съ моей стороны дйствія, вылчилъ ужаснйшую зубную боль, которая продолжалась ровно трое сутокъ. Я былъ призванъ выдернуть больной зубъ, но проклятые щипцы мои испортили все дло: отъ одного воззрнія на нихъ боль унялась — и я возвратился домой, имя въ карман гинеею меньше, нежели бы надлежало. Но теперь я поступлю благоразумне, Г. Капитанъ: я спрячу мои инструменты за подкладку моего широкаго редингота и не выну до тхъ поръ, пока не понадобятся они. Охъ! дло не обойдется безъ кровопролитія: Сиръ Бинго стрляя и бекасовъ, почти ни разу не даетъ промаху.—
‘Это можетъ статься, Докторъ, но я часто видалъ, что пистолетъ трясется въ такой рук, которая всегда тверда, держа охотничье ружье. Этотъ молодецъ Тиррель также, кажется, мастеръ своего дла. Я таки имлъ случай узнать его, отправляя мою коммиссію отъ Сира Бинго. Клянусь Богомъ, онъ прекраснйшій человкъ!»
— Хорошо, хорошо — и я приготовлю мои перевязки secundum artem. Надобно опасаться большой геморагіи, т. е. кровотеченія, Г. Капитанъ, потому что Сиръ Бинго относится ad subjecta pletorica, т. e. къ полнокровнымъ. И такъ ровно въ часъ, говорите вы?— При Букстан? Я буду въ точности.—
‘Разв вы пойдете не вмст съ нами?’ вскричалъ Капитанъ, который, казалось, желалъ собрать вокругъ себя всхъ своихъ знакомыхъ, подобно какъ цыпленокъ, вылетвшій въ первый разъ изъ гнзда своего, боится, чтобы не выпало хоть одно перышко изъ крыльевъ его.
— Нтъ, не вмст,— отвчалъ Докторъ: — мн еще теперь надо сходить попросить извиненія у почтеннйшей Мистрисъ Бловеръ, которую я общался вести подъ руку до берега рки, гд ныньче, какъ вы и сами знаете, все общество располагается обдать.—
‘Но, клянусь Богомъ! мы имъ сего дня изготовимъ такое блюдо, какого они наврное не ожидали, Докторъ!’ сказалъ Макъ Туркъ, потирая свои руки.
— Не говорите: мы, Капитанъ — отвчалъ благоразумный Докторъ,— ибо, что касается до меня, я не имю ничего общаго съ вами въ этомъ дл, и готовъ вымытъ руки мои въ знакъ своей невинности. Нтъ, нтъ, вы приглашаете меня сего дня въ часъ быть при Букстан, я съ своей стороны не знаю, для чего, а только хочу исполнить желаніе достойнаго моего друга Капитана Макъ Турка. И такъ я иду въ ету сторону какъ бы для прогулки, совершенно не думая ни о чемъ, вдругъ слышу пистолетный выстрлъ, прибгаю къ вамъ — и все это очень естественно. Я поспваю въ самое лучшее время для предотвращенія гибельныхъ послдствій, по счастію имю съ собою мои инструменты — это моя привычка, ибо я рдко бываю безъ нихъ по пословиц: nunquam non paratus, я сей часъ даю какое нибудь техническое названіе ран и предсказываю исходъ ея. Вотъ, Капитанъ, вотъ какъ должно происходить все это дло, особенно, если оно дойдетъ до шерифовъ или констаблей. Не мшаться ни въ чьи дла — вотъ главное правило нашей профессіи.—
‘Вы хорошо знаете, что вамъ должно длать, Докторъ, и я надюсь, что вы не премините быть на пол сраженія, чтобы подашь помощь тому, кто будетъ нуждаться въ ней, ибо законы чести таковы, что они непремнно требуютъ крови. По крайней мр теперь я могу быть спокоенъ, ибо сдлалъ съ своей стороны все то, чего требовала отъ меня моя должность. Я, такъ сказать, по законамъ чести, приблизилъ къ роковой минут двухъ противниковъ — а по чувству человчества принялъ мры и для предотвращенія ея.’
Въ половин перваго часа Капитанъ Макъ Туркъ прибылъ на назначенное мсто поединка, ведя за руку храбраго своего друга Сира Бинго, который шелъ совершенно не съ живостію охотника, подстерегшаго тропинку, по которой непремнно должна проходить добыча его, но медленнымъ и упорнымъ шагомъ большой Англійской собаки, которую хозяинъ ея насильно тащить на веревк и которая знаетъ, что ей волею, или неволею надобно будетъ грысться для удовольствія своего господина. Впрочемъ Баронетъ не показывалъ ни большой робости, ни страха, если только это можно доказать тмъ, что онъ высвистывалъ безпрерывно любимую свою арію изъ Женни Суттонъ отъ самаго выхода изъ гостинницы почти до послдней дорожки своего путешествія. Когда они подошли къ самому Букстану, Баронетъ пересталъ свистать, впрочемъ, сколько можно было судить по движенію его губъ и по сжатію мускуловъ его рта, онъ все еще продолжалъ въ ум своемъ выбирать вс ноты вышеупомянутой аріи изъ Женни Суттонъ. Г. Винтерблоссомъ пришелъ, спустя дв минуты посл прихода сей оригинальной четы, Докторъ также былъ точенъ не мене его.
‘Искренно сказать вамъ, Сиръ Бинго,’ началъ Президентъ, ‘все это дло кажется мн большою глупостью, и я дивлюсь, какъ вы можете такъ безразсудно рисковать собою. Вамъ бы не дурно подумать, что вы человкъ женатый, Сиръ Бинго, и что у васъ есть много причинъ беречь жизнь свою.’
Сиръ Бинго молча всунулъ себ въ ротъ свернутый листъ табаку и хладнокровно разжевавъ его, выплюнулъ на траву, какъ обыкновенно длаютъ извощики фіакровъ.
— Г. Винтерблоссомъ!— сказалъ Макъ Туркъ,— это дло Сира Бинго все почти шло чрезъ мои руки, и я вамъ долженъ признаться, что слова ваши мн совершенно не нравятся. Господину Тиррелю, у котораго вы согласились быть секундантомъ, вы можете говорить и совтовать, что хотите — если вамъ даже угодно будетъ вступить въ переговоры, то я съ своимъ почтеннйшимъ другомъ Сиромъ Бинго готовъ выслушать васъ, а теперь — клянусь Богомъ! я вамъ искренно говорю, что здсь и не мсто и не время толковать о подобныхъ пустякахъ — иначе я почти готовъ взбситься, не смотря на все мое хладнокровіе. Вамъ надобно было прежде, нежели вы ршились, подумать обо всемъ хорошенько — даже не мшало бы и посовтоваться съ Г. Тиррелемъ, новымъ вашимъ другомъ.—
‘Моимъ другомъ!’ вскричалъ Винтерблоссомъ: ‘не съ ума ли вы сошли, Капитанъ Макъ Туркъ? Не говорилъ ли я вамъ торжественно, что хотя я и соглашаюсь быть здсь — но это только для того, чтобы обязать васъ и Сира Бинго, а не для того, чтобы въ самомъ дл быть секундантомъ человка, котораго я не видывалъ боле одного раза въ моей жизни.’
— И котораго еще, можетъ быть, никогда боле не увидите,— сказалъ Докторъ, глядя на большія серебряныя часы свои, — ибо вотъ уже четверть втораго, а Г. Тиррель и не думаетъ явиться сюда.—
‘Что вы сказали, Докторъ?’ вскричалъ Баронетъ, какъ бы пробужденный изъ своей безчувственности.
— Вздоръ!— отвчалъ Капитанъ, вытаскивая изъ своего кармана также старинныя большія часы, похожія формою своею на рпу: — еще только часъ и три минуты: это настоящее время — и клянусь Богомъ, я поспорю, что Г. Тиррель сдержитъ свое слово, потому что я въ жизнь мою не видывалъ никого, кто бы съ такимъ хладнокровіемъ, какъ онъ, принялъ вызовъ къ поединку.—
‘Вроятно, точно съ такимъ же хладнокровіемъ онъ изволитъ вмсто прогулки идти и сюда отвчалъ,’ Докторъ, ‘ибо точно уже слиткомъ четверть втораго часа. Вы врно изволили забыть мою профессію, Г. Капитанъ, забыли, что я иногда обязанъ бываю, держа подъ пальцомъ пульсъ больныхъ моихъ, считать не только минуты, но даже секунды и терціи, слдственно часы мои должны быть столько же врны, какъ солнце, если не боле.’
— А я,— закричалъ Капитанъ,— я выврялъ свои изъ минуты въ минуту, когда еще служилъ въ полку и хаживалъ на караулы — и клянусь Богомъ, я готовъ послать къ чорту всякаго, кто осмлится сказать мн, что я когда нибудь изъ-за нихъ опоздалъ къ моей должности хотя полтерціею. Часы мои достались мн еще отъ моей прабабки Лэди-Кильбраклинъ, и я съ пистолетомъ въ рук готовъ защищать преимущество ихъ предъ всми часами какъ карманными, такъ столовыми, стнными и даже башенными. —
‘Ну, пусть будетъ по вашему, Капитанъ,’ сказалъ Винтерблоссомъ, ‘но посмотрите на свои часы опять: между тмъ, какъ мы здсь споримъ, время, не имющее привычки ждать никого на свт, течетъ своимъ обыкновеннымъ порядкомъ… Право и мн начинаетъ казаться, что Г. Тиррель имлъ намреніе только позабавиться надъ нами.’
Гм! что вы сказали, Г. Президентъ?— спросилъ въ другой разъ Баронетъ, выходя изъ своей безчувственности.
‘Я для этаго не хочу въ другой разъ безпокоить и часовъ моихъ,’ отвчалъ Маркъ Туркъ ‘потому что я совершенно не расположенъ сомнваться въ честности вашего друга, я Винтерблоссомъ.’
— Я вамъ скажу еще одинъ разъ, Капитанъ,— вскричалъ Президентъ,— что этотъ Г. Тиррель мн столько же другъ, какъ и вамъ Китайскій Императоръ. Скоре можно сказать, что Г. Тиррель другъ вамъ, потому что вы такъ заступаетесь за него, а для меня дружба его слишкомъ мало иметъ завиднаго.
‘Но какъ же вы, государь мой, смете называть его и моимъ другомъ?’ спросилъ Макъ Туркъ, ужаснымъ образомъ нахмуривъ брови свои и подходя къ Президенту.
— Полноте, полноте, Капитанъ! отвчалъ съ хладнокровіемъ Винтерблоссомъ: къ чему такая горячка? Поберегите ваши угрозы для дтей. Я поболе васъ живу на свт, слдственно меня и не такъ легко испугать, какъ вы думаете. Будьте похладнокровне, я уже, такъ сказать тертый калачь! Но оставя это, я бы въ самомъ дл желалъ узнать, придетъ ли сюда этотъ чудакъ? Втораго половина. Право, Сиръ Бинго, мн кажется, онъ только хотлъ подшутить надъ вами?—
‘Подшутить надо мной?’ вскричалъ Сиръ Бинго: ‘а что вы думаете? я и всегда былъ объ немъ такого мннія. Я недаромъ спорилъ съ Лердомъ Мовбраемъ, что это былъ ничего незначущій человкъ: это подтверждается теперь боле, нежели когда-либо. Но какъ бы то ни было, будь онъ хоть самъ Фельд-маршалъ, я не хочу ни полминуты боле ждать его.’
— Это будетъ противъ всхъ правилъ чести, Сиръ Бинго — сказалъ Капитанъ,— я вамъ какъ другъ говорю это….—
‘Чортъ меня возьми, ежели я сей часъ же не уйду отсюда,’ вскричалъ Баронетъ: ‘другъ! хорошъ другъ, привелъ меня сюда, чтобы сыграть такую глупую ролю. Знаю и стихъ посредниковъ! Со всми своими великолпными фразами о чести и благородств вы водили меня какъ ребенка на помочахъ, и наконецъ сдлали то, что я съ своей стороны послалъ Формальный вызовъ къ этому бродяг, который не стоитъ я мизинца лвой руки моей.’
— Но если вы столь Много сожалете о томъ, что попустому пришли сюда,— сказалъ Капитанъ, возвышая голосъ, и если вы думаете и говорите, что я игралъ вами, какъ ребенкомъ, та не угодно ли будетъ вамъ…. я сей часъ готовъ заступить мсто Г. Тирреля и удовлетворить васъ, Сиръ Бинго?—
‘Почему же? Если вамъ это угодно,’ вскричалъ Баронетъ,— я не прочь, по крайней мр мы не даромъ проходили сюда. Убей меня Богъ, если я не чертовски взбшенъ теперь!’
— И уврю я васъ, что нтъ никого, кто бы былъ такъ расположенъ утишить гнвъ вашъ, какъ я,— отвчалъ съ бшенствомъ Капитанъ.
‘Перестаньте, перестаньте Господа!’ вскричалъ миролюбивый Винтерблоссомъ, становясь между ними, ‘что вы затеяли? Сиръ Бинго! не сошли ли вы съ ума? Капитанъ Маркъ Туркъ! гд обыкновенное ваше благоразуміе? Подумайте, не вы ли секундантъ Баронетовъ! и гд виданы подобныя ссоры? ‘
Сіи убжденія заставили нсколько войти въ себя двухъ новыхъ противниковъ и поохладили ихъ горячность. Впрочемъ, оба они довольно долгое время прохаживались взадъ и впередъ неровными шагами и въ параллельномъ направленіи другъ къ другу, бросая всякой разъ, когда имъ приходилось сходиться вмст, грозные взгляды одинъ на другаго и оскаливая свои зубы подобно двумъ собакамъ, готовящимся вцпиться другъ въ дружку, но еще неоткрывшимъ настоящей баталіи. Въ продолженіе сего променада прямая и перпендикулярная талія Капитана длала разительнйшій контрастъ съ неловкою и толстою позитурою Баронета, во всхъ отношеніяхъ похожею на нескладную тушу конюха Графа Іоркскаго. Душа Баронета въ настоящія минуты въ самомъ дл была разгорячена, ибо онъ былъ похожъ на нкоторые металлы, которые хотя не такъ скоро, какъ другіе, принимаютъ въ себя теплотворъ, но за то дольше и лучше другихъ удерживаютъ его. Если бы въ эту минуту явился Тиррель, то Баронетъ безъ малйшей трусости приступилъ бы къ сраженію, ибо и самому ему жаль было потерять такое рдкое расположеніе своего духа. Впрочемъ видя, что Капитанъ Макъ Туркъ также съ своей стороны не показывалъ ни малйшаго страха къ его гнву, онъ началъ становиться разсудительне и внимательне къ убжденіямъ Винтерблоссома, который доказывалъ, что частная ссора между ними хотя бы была ршена и въ самомъ дл оружіемъ, впрочемъ не принесла бы чести ни той, ни другой сторон изъ сражавшихся.
‘Такъ какъ часъ, назначенный для этого человка, называющаго себя Тиррелемъ, давно уже прошелъ,’ сказалъ наконецъ достойный Г. Президентъ, ‘а онъ не явился, то мн кажется, что мы гораздо лучше всхъ ссоръ, которыя ни къ чему не служатъ, сдлаемъ, если возвратимся назадъ, или даже и здсь, положимъ на бумагу вс обстоятельства этаго дла для извщенія всхъ общихъ друзей нашихъ и укрпимъ это memorandum собственноручно подписью нашею, посл чего я всеуниженнйше представлю его на разсмотрніе всему нашему обществу.’
— А я формально отказываюсь — сказалъ Капитанъ — написать даже полслова, которое бы пошло для разсматриванія нашему обществу.—
‘Очень хорошо, Капитанъ, и то дло,’ подхватилъ снисходительный Винтерблоссомъ ‘если вы нд хотите подписаться, то ненадо и бумаги мы можемъ все это пересказать на словахъ общимъ друзьями нашимъ: это будетъ еще короче.’
— А также ни за что въ свт не соглашусь подписаться къ этой бумаг, если вы ршаетесь сдлать ее гласною,— сказалъ Докторъ, соблюдавшій досел глубочайшее молчаніе и прехладнокровно ожидавшій, не сдлается ли и безъ присутствія Тирреля нужды въ его помощи. Прошу не вмшивать меня въ это дло,.— продолжалъ онъ, — ибо, сказать по истин, цль, для которой собрались мы сюда, есть нарушеніе гражданскаго спокойствія. Что же касается до того, что все мы имли неосторожность провести боле часа на открытомъ воздух и въ такую сырую погоду, то будьте уврены, что Квентинъ Квасклебенъ — Докторъ Медицины, имвшій счастіе семь разъ помогать съ успхомъ нервнымъ болзнямъ съ лихорадочными припадками нашей почтеннйшей Лади Пенелопы и оказавшій столько услугъ всему Сен-Ронанскому обществу — будетъ въ состояніи помочь и вамъ, если случатся какія-либо дурныя послдствія.—
‘Я всегда съ большимъ уваженіемъ видлъ таланты ваши, Докторъ,’ сказалъ Винтерблоссомъ, ‘но я полагаю, что урокъ, который мы вбирались сдлать этому неизвстному бродяг, могъ бы воспрепятствовать и другимъ незначущимъ людямъ появляться въ наше отборное общество. Что касается до меня, я непремнно постараюсь, учредить, чтобы съ сихъ поръ никто не могъ бытъ приглашаемъ въ наше общество какъ на обды, такъ и вечеринки наши, прежде, нежели кто-либо изъ членовъ поручится за его хорошее происхожденіе и доброе имя. Я также надюсь, что Сиръ Бинго и Капитанъ Макъ Туркъ получатъ полную признательность отъ всего общества Сен-Ронанскаго за ихъ ревность о соблюденіи чести какъ своей, такъ и всхъ насъ. Между тмъ, Сиръ Бинго, не угодно ли вамъ позволить мн прибгнуть къ вашей дорожной фляг? Я чувствую нсколько боли въ большомъ пальц ноги моей, вроятно отъ сырой травы, на которой такъ долго сгноимъ мы.’
Сиръ Бинго, ободренный словами Президента, въ одну минуту досталъ свою флягу, отъ всего сердца наполнилъ довольно большой оловянный стаканъ цлебнымъ напиткомъ и поднесъ его Винтерблоссому. Дале, наливши стаканъ, онъ подошелъ къ Макъ Турку и потчивалъ его въ знакъ своего примиренія. Не столь скоро запахъ отъ напитка дошелъ до носа Капитанова., какъ весь стаканъ перемстился уже въ его желудокъ — и мировая была сдлана во всей форм.
— Я не столько люблю Французскую и Голландскую водку, которая ныньче въ большой мод, какъ вашъ дорожный элексиръ, мой любезнйшій Сиръ Бинго. И клянусь Богомъ, этотъ напитокъ — я не хочу назвать его — всхъ приличне благороднымъ людямъ, особенно натощакъ: онъ возбуждаетъ вс жизненныя силы наши.—
‘А также и посл обда, Капитанъ,’ сказалъ Докторъ, который въ свою очередь принималъ полный стаканъ, этотъ напитокъ лучше всхъ французскихъ винъ возбуждаетъ энергію жизнедятельности нашей.’
— Теперь,— сказалъ Капитанъ,— когда уже мы выпили, а слдовательно сдлались и пооткровенне, я, не сходя съ этаго проклятаго мста, могу по совсти признаться, что я, Гекторъ Макъ Туркъ, нсколько погорячился прошивъ моего почтеннаго Друга Сира Бинго, и…—
‘А такъ какъ вы столько учтивы, Капитанъ,’ сказалъ въ свою очередь Баронетъ, ‘то и я, скажу искренно, быль не совсмъ правъ прошивъ васъ. Но чортъ возьми вс ссоры на свт! Мн только жаль одного, что мы прогуляли почти весь день, не поймавши съ вами ни одной рыбы — а по теперешней погод, время самое удобнйшее для ловли — и между тмъ какъ мы болтаемъ здсь совершенно о пустякахъ, мы бы ужь могли разъ по десяти закинуть наши удочки.’
Онъ кончилъ сію жалобу тмъ, что допилъ однимъ разомъ остатки того, чмъ потчивалъ друзей своихъ, и потомъ вс вмст они возвратились въ гостинницу, гд происшествія сего утра были тотчасъ объявлены всему обществу чрезъ слдующую грамоту:

ОБЪЯВЛЕНІЕ.

‘Сиръ Бинго Бинкъ, Баронетъ, будучи оскорбленъ неучтивыми словами и поступками неизвстнаго человка, по имени Франца Тирреля, временно, или, можетъ быть, и постоянно квартирующаго въ трактир старой деревни Сен-Ронанской, и уполномочивши съ своей стороны на сей случай Капитана Гектора Макъ Турка, чтобы повидаться съ вышеписаннымъ Франкомъ Тиррелемъ и объявить ему о слдствіяхъ, которыя обыкновенно сопровождаютъ такіе дерзкіе поступки, основываясь на законахъ чести, ожидалъ его Франца Тирреля при мст, называемомъ Букстаномъ, не вдалек отъ ручейка Сен-Ронанскаго, сего дня въ среду, 18го Августа, въ часъ пополудни — какъ между ними и было условлено чрезъ Капитана Макъ Турка. Вс мы нижеподписавшіеся въ назначенный часъ были уже на мст — даже ждали до двухъ часовъ, но Францъ Тиррель не явился и не прислалъ съ своей стороны ниже малйшаго извстія о причинахъ, воспрепятствовавшихъ ему быть въ назначенномъ мст. Въ слдствіе чего и заблагоразсудили мы сдлать происшествіе сіе гласнымъ на тотъ конецъ, чтобы ис вообще и каждый порознь изъ членовъ общества могли знать о таковомъ безчестномъ поступк вышереченнаго Франца Тирреля, и не допускали его Тирреля въ свою компанію какъ человка, не заслуживающаго вниманія. Гостинница Фоксъ при Сен-Ронанскихъ водахъ, Августа 18го дня’
Подписали: Бинго Бинкъ.
Гекторъ Макъ Туркъ.
Филиппъ Винтерблоссомъ*’
Нсколько пониже въ отдльномъ параграф было написано слдующее:
*Я, Квентинъ Квасклебень, Докторъ Медицины и Членъ различныхъ ученыхъ Обществъ и проч… и проч… будучи приглашенъ вышеписанными особами къ прогулк при Букстан, а слдственно и къ поданію помощи, если она окажется нужною кому-либо, симъ объявляю и подтверждаю, что, находясь до двухъ часовъ при Букстан съ вышеписанными особами Сиромъ Бингомъ Бинкъ, Капитаномъ Макъ Туркомъ и Президентомъ Винтерблоссомомъ — мы не видали въ продолженіе се*о времени неизвстнаго человка, называющаго себя Франкомъ Тиррелемъ, и по какой причин не явился онъ, это никому не было извстнымъ.’
Извщеніе сіе было писано рукою самого почтеннйшаго Доктора Медицины Квентина Квасклебена, Члена различныхъ ученыхъ Обществъ и проч… и проч… и проч….
Выставлено было также объявленіе всему обществу Сен-Ронанскому, въ которомъ именно было сказано, чтобы означеннаго Франца Тирреля никто изъ членовъ не могъ приглашать ни на обдъ, ни на ужинъ, ни на чай до тхъ поръ, пока обстоятельства не оправдаютъ его неявки въ вышеписанное мсто и не докажутъ, что онъ человкъ, заслуживающій и имющій право быть принятымъ въ благородное общество. Наконецъ особенною аффишкою изъявляема была благодарность отъ всхъ Сиру Бинго Бинкъ и Капитану Макъ Турку за ихъ мужество и стараніе поддержать честь Сен-Ронанскаго общества.
Вс сіи различныя объявленія были развшаны въ разныхъ мстахъ по стнамъ общей залы и естественнымъ образомъ привлекали къ себ кучи любопытныхъ. Мы никогда бы не окончили сей главы, если бы вздумали извстишь читателя обо всхъ: Ахъ!— Великій Боже!— Праведное Небо! кто бы могъ это представить!— Посмотрите, моя милая Миссъ!— Прочтите, дорогая моя Лэди! и проч. и проч., что безпрестанно было слышимо поперемнно то отъ дамъ, то отъ кавалеровъ. Репутація Сира Бинго взошла почти на такую же степень величія, какъ и слава знаменитаго Веллингтону, одержавшаго въ жизнь свою столь много различныхъ побдъ, а что всего боле, Сиръ даже возвысился въ глазахъ дражайшей половины своей. Вс надли въ мысляхъ своихъ трауръ по несчастномъ Тиррел, столь много возбуждавшемъ общее любопытство, особенно дамы шептали потихоньку между собою о благородномъ стан и о выразительныхъ чертахъ таинственнаго незнакомца. Одна почтенная Мистрисъ Бловеръ не занималась мыслями о немъ, и только, узнавши, что поединокъ не состоялся, благодарила Небо за то, что Оно спасло отъ всякихъ непріятныхъ слдствій новаго друга ея, почтеннаго Доктора Кикгербена.

Конецъ IIй Части.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека