Сент-Ронанские воды. Часть третья, Скотт Вальтер, Год: 1823 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 78 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СЕН-РОНАНСКЯ ВОДЫ

СИРА ВАЛТЕРА СКОТТА.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

Перевелъ съ Французскаго
Михаилъ Воскресенскій.

МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи.
1828.

Печатать дозволяется

съ тмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска изъ типографіи, были представлены въ Ценсурный Комитетъ семь экземпляровъ сей книги, для препровожденія куда слдуетъ, на основаніи узаконеній. Москва, юля 11 го дня 1827 года.

Ординарный Профессор, Надворный Совтник Дмитрій Перевощиковъ.

СЕН-РОНАНСКЯ ВОДЫ.

ГЛАВА I.

Совтъ.

‘Я надюсь, что онъ иметъ доказательства?
‘Мра за мру.’ Шакспиръ.

Небольшой городокъ находился не дале четырнадцати миль разстояніемъ отъ Сен-Ронана. Городъ сей если былъ чмъ достопримчателенъ для путешественника, то это только недалекимъ разстояніемъ своимъ отъ водъ Сен-Ронанскихъ, которыя день это дня приходили въ большую славу и къ которымъ безпрестанно хали довольно знаменитыя особы. Такъ какъ по нашему мннію совершенно кажется не нужно для читателя знать съ географическою точностію мсто сцены, куда теперь переносится на время исторія наша: то мы и назовемъ этотъ городокъ Маршторнемъ, названіе натурально подложное — но что до етаго? Романъ не историческое событіе, длающее значительный переворотъ иногда даже и въ цлыхъ Государствахъ, притомъ не случается ли иногда и въ истинно-историческихъ повствованіяхъ находить имена городовъ, не существующихъ ни на ландкартахъ, ни въ природ?

И такъ, Маршторнъ былъ не. большой старинный городокъ, выстроенный совершенно пошотландски. На большой улиц его можно было видть всякой день рынокъ въ полномъ смысл сего слова. Добрые фермеры въ длинныхъ кафтанахъ своихъ всегда почти находились тутъ въ полномъ собраніи, они продавали, покупали, или промнивали различныя вещи, пригодныя ихъ фермамъ. Въ иные дни недли впрочемъ случалось и то, что на большой улиц не видно было никого кром нсколькихъ мщанъ, которые, не имя никакого постояннаго занятія, бродили какъ полусонныя мухи отъ одного конца улицы до другаго въ ожиданіи, пока часы на колокольн церкви ихъ ударятъ двнадцать — и тогда они вс расходились, ибо это было время обда. Въ лавкахъ рамы съ разбитыми стеклами рекомендовали уже нкоторымъ образомъ и внутренній порядокъ торговокъ, ибо тутъ по большой части торговали женщины, имя въ лавкахъ своихъ все, что только можно представить себ. Что же касается до различныхъ мануфактуръ то ихъ почти совершенно не было въ Маршторн, какъ въ городк, жители котораго не любили ничмъ заниматься постоянно.

Очень естественно, что самымъ лучшимъ строеніемъ посл приходской церкви въ этомъ городк былъ домъ Клерка Шерифова, который былъ Агентомъ почти всхъ первостепенныхъ Лердовъ въ окружности. Илія его было Г. Биндлоосъ. Жилище его впрочемъ по наружности своей не было, да и не могло быть, столь, блестящимъ какъ у Прокуроровъ Великобританіи, и колокольчикъ, повшенный у воротъ для извщенія о приходящихъ, не былъ такъ, гладко выполированъ и звонокъ какъ у нихъ. Домъ сей находился въ самомъ центр города, онъ состоялъ изъ довольно высокаго готическаго строенія, сплоченнаго стоймя изъ длинныхъ бревенъ, крышка изъ черепицъ образовала навсъ около всего дома. Окошки -были самые узкіе и плотно закрывавшіеся ставнями посредствомъ толстыхъ желзныхъ болтовъ — ибо въ дом Г. Биндлооса былъ нкоторымъ образомъ банкъ для всхъ жителей Маршторна.

Въ одно сумрачное утро на большой улиц вышеписаннаго нами городка показалась повозка, которая, если бы она была замчена въ Пикадилли, заставила бы всхъ прохохотать цлую недлю и сдлалась бы предметомъ разговоровъ и сужденій по крайней мр на мсяцъ. Она хала къ дому Клерка. Фигура повозки заслуживала полное вниманіе: она была о двухъ колесахъ, трудно ршить, какъ бы правильне было назвать ее — коляскою ли, одноколкою ли, или стариннымъ и почти забытымъ названіемъ виски. Она была, или — чтобы выразиться точне — она нкогда бывала покрыта колерами и довольно важно качалась на двухъ колесахъ, къ которымъ прикрплена была посредствомъ двухъ же довольно широкихъ пластинокъ, торчащихъ сзади. Колесница сія съ обихъ сторонъ могла отворяться и затворяться, ибо имла дверцы наподобіе кареты, сверху находился родъ зонтика, который могъ откидываться назадъ какъ у обыкновенной коляски, на сей разъ онъ былъ распущенъ во всю объятность свою, что отчасти, можешь быть, зависло отъ сырой погоды и мрачнаго утра, а отчасти и отъ благородной скромности дамы, хавшей въ семъ величественномъ экипаж, длающемъ честь вкусу каретниковъ, жившихъ еще до потопа.

Дама, занимавшая мсто въ семъ фаэтон, вполн соотвтствовала своею особою его великолпію. Управленіе возжами и лошадью,_: столь же старою, какъ и колесница, въ которую была впряжена она, исключительно было поручено старику, одтому въ платье почтальона и котораго сдые волосы, торчащіе изъ-подъ шляпы старинной формы, сдланной наподобіе спальнаго чепца, по обимъ сторонамъ разввались отъ втра подобно флагамъ, вывшиваемымъ въ лубочныхъ, комедіяхъ, правое плечо сего возницы на столько была поднято выше головы, что, кажется, для него ничего не стоило бы положить ее подъ мышку себ, какъ иногда Французскіе повара загибаютъ длинную шею жаренаго гуся подъ одно изъ крыльевъ его.

Бравой конюшій сей сидлъ не на обыкновенномъ мст кучеровъ: сего мста не было у колесницы, напротивъ, онъ, держа возжи, халъ по правую сторону и на такой же издыхающей кляч, которая тянула экипажъ при помощи шпоры, кой какъ прикрпленной къ пятк лвой ноги его, онъ побуждалъ своего буцефала, а при содйствіи длиннаго кнута запряженнаго пегаса, и такимъ образомъ колесница кой-какъ дотянулась наконецъ по изрытой мостовой до воровъ дома Биндлооса, натуральнымъ образомъ обратя на себя вниманіе жителей какъ, сего дома, такъ и всхъ сосднихъ. Колесы у самопрялокъ остановились, иглы перестали шмыгать взадъ и впередъ, вода, поставленная въ затопленную печку, выкипала сколько ей было угодно, длинные и короткіе носы въ очкахъ и безъ очковъ показались во всхъ окошкахъ окружныхъ домовъ, выигравшихъ передъ другими тмъ, что изъ нихъ видны были ворота дома Г. Биндлооса.

Въ узкихъ окнахъ, которыя уже мы описали нашему читателю, показались также головы двухъ, или трехъ Клерковъ, изо всей мочи смющихся, глядя на хлопоты старой дамы, которая сбиралась вылзать изъ своего экипажа, что въ самокъ дл не весьма легко было сдлать ей. Скажемъ нсколько словъ и о костюм сей пріхавшей дамы. На ней была епанечка алаго цвта, опушенная по краямъ бличьимъ мхомъ, на голов черная, атласная шляпка, отдланная крепомъ — оджда, можетъ быть, въ свое время-также щеголеватая и возбуждавшая удивленіе. Впрочемъ, на лиц дамы было написано что-то такое, что заставляло уважать ее, въ особенности Г. Виндлооса, который при первомъ взгляд на нее вспомнилъ старину, а съ нею и вс происшествія юности, о которыхъ иногда такъ пріятно бываетъ помечтать въ лтахъ преклонныхъ, къ тому же дама сія имла въ его банк такую сумму денегъ, которую едва ли бы могъ онъ представить ей вдругъ, если бы только она вздумала потребовать ее назадъ. Но кто же тако? за была сія дама? Проницательный читатель, можетъ быть, давно уже угадалъ, что это была наша старинная и почтеннйшая знакомка Мистрисъ Додъ, хозяйка гостинницы въ старой деревн Сен-Ронанской.

Ея пріздъ и въ такое раннее время означалъ какое нибудь важное дло, нетерпвшее ни малйшаго отлагательства, ибо никто не былъ столь мало расположенъ оставлять домъ свой какъ наша Мегъ, которая привыкла думать, что никакія дла въ ея хозяйств не могутъ идти надлежащимъ порядкомъ, если она собственною своею особою не будетъ присутствовать при исполненіи ихъ, да и самые прислужники ея привыкли дйствовать также неиначе, какъ безпрестанно длая свои отношенія къ ней. Сатурнъ мене бы удивился, принимая визитъ себ отъ солнца, нежели какъ пораженъ былъ Г. Биндлоосъ, встрчая старинную знакомку свою. Онъ въ одну минуту прекратилъ неприличный хохотъ своихъ Клерковъ, приказалъ своей горничной двк старой Гоннах (надобно сказать, что Г. Биндлоосъ былъ старый холостякъ, во всхъ отношеніяхъ умвшій управлять собою) приготовить чай въ зеленой комнат, и между тмъ, какъ раздавалъ сіи приказанія, онъ также усплъ уже выбжать за ворота, подбжать къ экипажу, кой какъ отворить одну изъ дверецъ его и подать со всею учтивостію кавалера, умющаго обращаться въ свт, свою руку для удобнйшаго выхода, изъ колесницы, старинной своей пріятельниц.

‘Чаю завари самаго лучшаго, Гоннахъ!’ кричалъ онъ, ‘насыпь изъ ящика покрытаго лакомъ. Дику вели затопить каминъ — утро довольно холодное! А вы, зубоскалы! чтобы сей. часъ же я васъ не видалъ у окошекъ! Если вамъ припала охота хохотать, то смйтесь лучше надъ своими пустыми желудками, въ которые, благодаря вашей безпечности, скоро нечего будетъ пропустить!’ и все это сказано было почтеннымъ Биндлоосомъ in transitu отъ воротъ до калитки. ‘Но какое же счастливое созвздіе привело васъ сюда, моя почтеннйшая Мистрисъ Додъ?’ продолжалъ онъ: ‘точно ли это вы т propria persona! И кто бы могъ ожидать васъ въ такое время? Ба! Антонъ! и ты здсь? да еще и верхомъ! О, видно вы чмъ-свтъ пустились въ дорогу. Кой чортъ, Антонъ — эта дверца того и гляди, что отвалится… Обопритесь объ меня. Мистрисъ Додъ. Антонъ! пособи мн вытащитъ хозяйку твою. Такъ, хорошо… Теперь отведи лошадей въ конюшню, Дикъ дастъ теб ключъ.. Войдите, войдите Мистрисъ Додъ! Я вн себя отъ восхищенія, увидя васъ въ нашемъ бдномъ городишк, мы съ вами вмст позавтракаемъ, ибо я надюсь, что вы не успли сдлать этаго дома — еще на двор такъ рано!’

— Я надлала вамъ тьму хлопотъ, Г. Биндлоосъ — сказала старая содержательница гостинницы, принимая руку своего услужливаго кавалера и входя съ нимъ въ комнаты — я надлала вамъ тьму хлопотъ, но что длать: я не могла быть ни минуты спокойною до тхъ поръ, пока не попрошу у васъ совтовъ на счетъ одного важнаго дла, не терпящаго ни малйшей отсрочки.—

‘Я почитаю себя весьма счастливымъ, будучи въ состояніи чмъ нибудь услужить вамъ, моя любезная и почтенная пріятельница! Но садитесь, сдлайте милость садитесь, Мистрисъ, ‘можно поговорить и за завтракомъ. Вы, кажется, весьма утомились съ дороги. Что длать! бдный духъ нашъ не рдко подчиненъ плоти. Но вамъ надобно беречь свое здоровье, Мистрисъ Додъ — вы должны подумать, сколь драгоцнна жизнь ваша…’

— Жизнь моя драгоцнна? Полноте, Г. Биндлоосъ, вамъ угодно пошутить надо мн^ю. Если меня свезутъ на кладбище, то поврьте, ни одинъ чортъ, съ вашего позволенія, Г. Биндлоосъ, и не вспомнитъ о бдной трактирщиц старой деревни выключая разв старую мою дворную собаку, которая очень привыкла ко мн.—

‘Эхъ, эхъ, Мистрисъ Додъ!’ сказалъ Клеркъ съ дружескимъ упрекомъ: ‘вы обижаете вашего стариннаго друга, который всегда и отъ всего сердца расположенъ къ вамъ. Нтъ, вы еще не такъ скоро оставите насъ. Въ продолженіе десяти лтъ я никогда ни видывалъ такой свжести въ лиц вашемъ, но, можетъ быть, вы сбираетесь привести въ порядокъ дла ваши? Это долгъ каждой благоразумной женщины, всякой доброй христіянки. Охъ, охъ! невольный трепетъ пробгаетъ по всему тлу, когда вздумаешь, что можно умереть, не успвши сдлать завщанія. Счастливъ тотъ, кому Богъ заране вложитъ мысль сію!’

— Совершенно правда, Г. Клеркъ: я точно подумаю когда нибудь и объ этомъ, но теперь я пріхала къ вамъ совсмъ за другимъ дломъ.—

‘Какая бы ни была причина вашего посщенія, Мистрисъ Додъ, я чрезвычайно радъ, видя васъ у себя, и мы проведемъ съ вами весь ныншній день, говоря по немножку о длахъ нашихъ, festina lente, Мистрисъ Додъ, говоритъ Латинская пословица, и вс мы дловые люди твердо держимся ея въ длахъ нашихъ. Опшить не надобно ни въ чемъ, потихохоньку, полегохоньку — вотъ мое всегдашнее правило! Притомъ, не хорошо говорить о длахъ съ пустымъ желудкомъ. Но вотъ и чай, я надюсь, что Тоннахъ умла сдлать его по вашему вкусу, Мистрисъ Додъ?’

Мегъ отвдала чай и отдала полную справедливость старой Гоннахъ въ ея искуств приготовлять его, потомъ поднесла во второй разъ чашку къ губамъ своимъ, отломила кусочекъ здобной булки, положила его въ ротъ, свой — но по всему видно было, что она думала совершенно о другомъ, не смотря на вс старанія добраго Клерка угостить ее своимъ завтракомъ.

‘Но, ради Бога, о чемъ же вы такъ безпокоитесь, Мистрисъ Додъ!’ вскричалъ Биндлоосъ, который имлъ по своей профессія слишкомъ много) проницательности, чтобы не-замтить по ея физіономіи всхъ признаковъ душевнаго безпокойства: ‘Я никогда не видывалъ васъ столь разстроенными. Не обанкрутился ли кто изъ должниковъ вашихъ, или по крайней мр не близокъ ли къ тому? Небольшую потерю’ вы, кажется, можете перенести равнодушно, что же касается до’ большой суммы, то я думаю…’ — Совсмъ не то, Г. Биндлоосъ,. потеря, о которой безпокоюсь я, совсмъ другаго рода… На примръ: что бы вы сказали о потер друга Г. Биндлоосъ?—

Потери сего рода были совершенно незнакомы почтенному Клерку Шерифа, которой въ ум своемь пересчиталъ уже вс возможныя бдствія жизни, выключая сіе послднее. Впрочемъ, не зная, какъ понимать такой сентиментальный вопросъ со’ стороны старинной своей пріятельницы и будучи въ обязанности что нибудь отвтить на него, онъ началъ съ обыкновенными своими ужимками: ‘Но… Мистрисъ, не вс ли мы смертные, vita incerta, mors certissima!’ и онъ присоединилъ два, или три нравственныя разсужденія о непостоянств всего земнаго, ожидая съ своей стороны, чтобы Мегъ Додъ изъяснилась точне на счетъ своего несчастія.

— Это все такъ, Г. Биндлоосъ,— сказала Мегъ, — но я вижу, что мн самой должно хорошенько изъясниться съ вами — иначе вы никогда не поймете всего дла. И такъ, не угодно ли вамъ будетъ притворить двери, чтобы кто нибудь изъ вашихъ зубоскаловъ клерковъ не подслушалъ наши разговоры, я съ своей стороны разскажу вамъ все дло.— Г. Биндлоосъ всталъ и исполнилъ то, о чемъ говорила ему Мегъ: сперва вошелъ онъ въ боковую комнату посмотрть, занимаются ли длами его клерки, потомъ, возвратясь въ силу, заперъ дверь двойнымъ замкомъ, чтобы никто не могъ ни помшать, ни подслушать ихъ разговоровъ, окончивши такимъ образомъ обходъ свой, онъ придвинулъ кресла къ нашей Мегъ съ видомъ большаго участія въ томъ дл, о которомъ она сбиралась разсказывать ему.

— Я не знаю, Г. Биндлоосъ,— начала Мегъ, кашлянувъ раза три, или четыре — можете ли вы припомнить, что за шесть или за семь лтъ до сего у меня квартировали двое молодыхъ Англичанъ, которые еще имли тяжбу съ старымъ Сен-Ронанскимъ Лердомъ за запрещенную охоту на болотахъ Шпринг-вель-геадскихъ?—

»Я такъ хорошо помню это дло, какъ бы оно случилось вчера, Мистрисъ, тмъ боле, что я самъ много хлопоталъ объ этомъ тогда по прозьб вашей за этихъ двухъ молодцовъ, за что вы довольно щедро и заплатили мн: хотя это обстоятельство совершенно и постороннее, Мистрисъ Додъ, впрочемъ я говорю объ немъ только для того, чтобы имть случай похвалить вашу доброту ко всмъ людямъ.’

— Можетъ быть да, а можетъ, быть и нтъ, Г. Биндлоосъ, это но большой части зависитъ отъ хорошихъ, или худыхъ качествъ людей, меня окружающихъ. Но обратимся къ нашему длу. Оба сіи молодые люди оставили край нашъ, какъ мн казалось, будучи не весьма хорошо расположены одинъ къ другому. Недли за дв. до ныншняго дня одинъ изъ этихъ молодыхъ людей, который былъ всегда лучше и благоразумне другаго своего товарища, появился опять въ нашей деревн — и до самаго вчерашняго дня жилъ въ моей гостинниц, занимая лучшую мою комнату съ голубыми обоями.—

‘Но я надюсь, что онъ не сыгралъ съ вами опять такой же штуки, какъ прежде: онъ наврное не ходилъ опять съ ружьемъ за плечами по запрещеннымъ, мстамъ? Въ противномъ случа я не знаю, что длать? Новой Шерифъ и вс судьи мн уже не, такъ коротко, знакомы, какъ ихъ предшественники, Мистрисъ Додъ, уполномоченный Фискалъ человкъ престрогій противъ всхъ браконьеровъ, мирный судья также держитъ его сторону, осталось только нсколько нашихъ старыхъ друзей изъ клуба Кильнакетти, которыхъ голоса ныньче впрочемъ не такъ важны въ засданіяхъ.’

Тмъ хуже для нашей стороны, Г. Биндлоосъ. Это были честные и разсудительные люди, которые не выискивали случая привязаться къ бдному молодому человку. за то, что онъ убьетъ зайца, или бекаса на чужомъ болот, какъ будто ужь такой человкъ записный браконьеръ! Сиръ Робертъ Рингорсъ имлъ обыкновеніе говаривать, что молодые люди, охотящіеся только для своего удовольствія, съ одинаковымъ стараніемъ застрливаютъ галку, или ворону, какъ и бекаса, или дикую утку. Но новые начальники, новые законы, а между тмъ слышно ли, чтобы штрафы и тюрьмы уменьшили число браконьеровъ? Мн, на примръ, иногда понадобится пара дикихъ утокъ, гд я возьму ихъ и за какую цну, Г. Клеркъ? Всякой отзывается тмъ, что не сметъ стрлять, самъ Жонъ Лирнеръ, старинный знакомецъ мой, уврялъ меня, что всякой разъ, когда онъ украдкою охотится на чужихъ болотахъ и выстрливаетъ изъ ружья, всякой разъ, говорить онъ, мн такъ и мерещится веревка около шеи.—

‘Все правда, совершенная правда, моя почтеннйшая Мистрисъ Додъ, но между тмъ по первымъ словамъ вашимъ мн показалось, что вы пріхали ко мн посовтоваться не объ этихъ длахъ,’ сказалъ Биндлоосъ, который, не смотря на то, что самъ имлъ привычку безпрестанно отвлекаться отъ должной матеріи, не могъ терпть отступленій въ другихъ.

— Нтъ, по истин нтъ, Г. Биидлоосъ. Я заговорила о сей матеріи только по отношенію ея къ бдному молодому человку, а вы, можетъ быть, и сами могли замтить, что я всегда принимала въ немъ участіе, въ этомъ Франц Тиррел, сама не зная, за что я такъ любила его… Впрочемъ, кажется, съ моей стороны нтъ ничего предосудительнаго въ такой привязанности.—

‘Ничего безъ сомннія, Мистрисъ Додъ,’ сказалъ Клеркъ, а между тмъ подумалъ самъ съ собою: О, а! Какъ мн кажется, туманъ начинаетъ разсеваться, за молодаго охотника заступаются горяченько… не даромъ такъ клохчетъ старая насдка: да, да, по всмъ признакамъ я догадываюсь, что дло идетъ о Свадьб. Но посмотримъ, что будетъ дале.— ‘Вы сами женщина благоразумная, Мистрисъ Додъ’ продолжалъ онъ, ‘вы наврное въ состояніи разсудить здраво о всхъ превратностяхъ, могущихъ случиться въ продолженіе жизни нашей.

— Такъ, Г. Биндлоосъ, но я не могла предвидть того, что случилось съ этимъ несчастнымъ молодымъ человкомъ отъ козней злодевъ. Онъ жилъ у меня, какъ я уже вамъ сказала, около двухъ недль съ чмъ ни’ будь, и такъ тихо, смирно, какъ агнецъ на зеленомъ холмик, никогда въ моей гостинниц не бывало такого спокойнаго постояльца. Пилъ и лъ онъ всегда удовлетворительно для моего дома, впрочемъ никогда боле, нежели сколько требовалось для-поддержанія душевныхъ и тлесныхъ силъ его, всякую субботу твердо помнилъ, что ввечеру я имю обыкновеніе поврять мои счеты… —

‘Да, послдній пунктъ очень немаловаженъ, Мистрисъ Додъ!’

— Однимъ словомъ, я вамъ скажу, Г. Клеркъ, что я никмъ изъ моихъ постояльцовъ не была такъ довольна во всхъ отношеніяхъ. Но подивитесь же злоб человческой: нкоторые изъ бездльниковъ, поселившихся около сквернаго болота, прозваннаго ими минеральными водами, умли пронюхать о бдномъ молодомъ человк и о его искуств въ живописи, что въ самомъ дл истинная правда, Г. Биндлоосъ, тотчасъ нашли случаи пригласить его въ свою гостинницу, гд наврное насказали ему прекрасныхъ исторій какъ обо мн, такъ и о немъ самомъ….—

‘Это наше дло’ сказалъ Г. Биндлоосъ, не выпуская изъ виду прежнихъ догадокъ своихъ’это наше дло. Прибгните ко мн, Мистрисъ Додъ: я поставлю вверхъ дномъ всю ихъ гостинницу, если вы только представите мн доказательства и свидтелей словъ ихъ, у меня запоютъ другое, Мистрисъ Додъ, еще заплатятъ штрафъ за то, что осмлились клеветать честь вашу!’

— Мою честь?— Но что общаго иметъ честь моя съ ними? Мн кажется, вы худо выспались, Г. Биндлоосъ. Моя честь! Да если бы кто нибудь изъ нихъ осмлился коснуться до моей чести, поврьте, что я не имла бы нужды ни въ васъ, ни въ какомъ суд Шотландіи, я бы какъ соколъ въ стадо дикихъ гусей влетла въ мерзкое ихъ сборище и надъ первымъ, кто сказалъ бы мн хоть одно неучтивое слово, я въ одну минуту сдлала бы испытаніе, собственные ли волосы у него на голов, или имъ носитъ парикъ. Моя часть!!—

‘Виноватъ, Мистрисъ Додъ, виноватъ, я не то было подумалъ на счетъ этаго дла .. я ошибся — вотъ и все тутъ. Надюсь, что вы простите меня великодушно, соображаясь со всегдашнимъ благоразуміемъ вашимъ. Но ради Бога скажите же мн наконецъ, на что вы жалуетесь, Мистрисъ Додъ?’

— На что я жалуюсь?— Извольте скажу, Г. Бидлоосъ, и скажу однимъ словомъ,— отвчала Мегъ: — дло идетъ ни больше, ни меньше какъ… объ убивств! — и при послднемъ слов Мегъ такъ понизила голосъ свой, что ее едва можно было слышать.

‘Объ убивств, Мистрисъ Додъ, объ убивств? Невозможное дло! Я бы долженъ былъ услышать объ этомъ въ канцеляріи Шерифа, до меня бы сей часъ дошло такое извстіе. Ради Бога, подумайте хорошенько о томъ что вы говорите, Мистрисъ — не наживите себ большихъ хлопотъ! ‘

— Я говорю не безъ основанія., Г. Биндлоосъ, и именно для того то отнеслась къ вамъ, что вы занимаете мсто одного изъ судей нашей стороны, Еще повторяю вамъ съ сердцемъ растерзаннымъ, что бдный молодой человкъ, до сихъ поръ жившій въ моемъ дом, убитъ, или засаженъ куда ни будь этими разбойниками при водахъ — и я готова поднять вс законы, чтобы только изслдовать это дло, хотя бы оно стойло мн боле сотни фунтовъ стерлинговъ.—

Клеркъ казался чрезвычайно удивленнымъ словами Мегъ и твердою ршимостію, съ каковою она поддерживала свое обвиненіе.

— Одно только утшаетъ меня,— продолжала она,— что хотя это и случилось, впрочемъ не отъ моей оплошности. Потому что, когда этотъ Филистимлянинъ нечестивецъ Макъ-Туркъ, отступникъ отъ Христіанской Вры, пришелъ говорить съ нимъ, я довольно порядочно попотчивала его моею метлою, но бдный молодой человкъ., которой столь же мало зналъ злобу человческую, какъ и теленокъ ножъ мясника, согласился увидть и поговорить съ этимъ старымъ и закоренелымъ разбойникомъ и далъ ему слово сойтиться съ кмъ-то изъ ихъ шайки въ этотъ жа самый день ровно въ часъ въ условленномъ мст. Онъ отправился, и до сихъ поръ о немъ нтъ никакого извстія, а между тмъ эти негодяи при водахъ стараются еще обезчестить его, разглашая, что онъ убжалъ изъ нашихъ краевъ, боясь показаться имъ. Вотъ вся исторія, она, кажется, довольно понятна. Ему убжать отъ такихъ негодяевъ! я никогда этому не поврю, да и къ чемужъ бы ему оставлять у меня свой дорожной чемоданъ, кисти, карандаши и прочее, къ чему онъ былъ такъ привязанъ. Я твердо уврена, Г. Биндлоосъ, да надюсь, что и вы также поврите словамъ моимъ, что онъ непремнно погибъ въ назначенномъ между ними мст, которое, по всмъ догадкамъ моимъ, должно быть около Букстана. Я ни за что въ свт не оставлю этаго дла, не развдавши хорошенько, или я- не Мегъ Додъ. Вотъ въ чемъ все дло, Г. Биндлоосъ, надюсь, что вы не откажетесь мн содйствовать съ своей стороны вашими совтами, а въ случа нужды и перомъ.—

Почтенный Клеркъ, выслушавши со вниманіемъ все дло и сдлавши съ своей стороны кой какіе вопросы о подробностяхъ его, соглашался, что тутъ есть что нибудь чрезвычайное, ‘впрочемъ’ прибавилъ онъ, ‘такъ такъ ни вы, ни я не знаемъ, что происходило между Г. Тиррелемъ и обществомъ Сен-Ронанскимъ въ тотъ день, когда онъ обдалъ у нихъ, а слдственно и о томъ, была ли или нтъ между ними ссора, слдствіемъ которой вы предполагаете дуэль между Г. Террелемъ и Макъ Туркомъ то изъ сего и слдуетъ, что мы имемъ съ своей стороны предъявить только одни подозрнія и ничего боле, притомъ же разговоръ между Капитаномъ и вашимъ постояльцемъ происходилъ наедин, и какъ говорятъ, intra parietes et remotis testibus.’

— Очень хорошо,— отвчала Мегъ, — но что касается до этаго, вс мы, т. е. содержательницы гостинницъ, имемъ различныя средства знать обо всемъ происходящемъ въ комнатахъ нашихъ постояльцовъ. Я даже на этотъ разъ, скажу вамъ, Г* Биндлоосъ, я сама имла любопытство подслушать въ замочную скважину весь разговоръ ихъ* —

‘И вы слышали ихъ намренія и условія на счетъ дуэля и не сдлали съ своей стороны, ничего для предотвращенія несчастія, не смотря на всю любовь вашу къ этому молодому человку? По чести, Мистрисъ Додъ, я бы ни какъ не подумалъ этаго отъ васъ..’

— А чегожъ бы вы хотли отъ меня, Г. Биндлоосъ?— отвчала Мегъ, потупивъ глаза свои.— Но вы говорите правду: я сама ни о чемъ такъ не жалю — вы имете право длать упреки мн, такъ какъ и я безпрестанно длаю ихъ самой себ. Впрочемъ, не тысячи ли вызововъ какъ обыкновенно называютъ ихъ, были принимаемы въ моей гостинниц, когда бывало пировали у меня 0ти безпокойные члены клубовъ Вильдефира и Гелтер-Скельтера, и не вс ли они оканчивались обыкновенно полюбовною сдлкою между обихъ сторонъ? Могла ли же я и въ семъ послднемъ случа предполагать какое-либо несчастіе? Притомъ, Г. Биндлоосъ, представьте себ, было ли бы прилично для такого честнаго дома, каковъ мой, чтобы постояльцы его допускали наступать себ на ногу какому нибудь пьяниц, или бродяг, живущему въ гостинниц при болотахъ?—

‘То есть, Мистрисъ Додъ, просто сказать, вы порисковали жизнію одного изъ постояльцовъ вашихъ для чести своего дома?’

— А почему же и не такъ, Г. Биндлоосъ? Домъ, хорошо и красиво выстроенный въ три этажа и плотно покрытый черепицею., разв не стоитъ того, чтобы сражаться за него съ этими безмозглыми тварями, которыя безпрестанно кричатъ о своей чести и благородств? Мой домъ былъ виднъ во всей деревн Сен-Ронанской прежде, нежели еще они родились на свтъ, да думаю и еще простоитъ до тхъ поръ, пока ихъ всхъ вообще, или по одиначк, перевшаютъ, какъ я и надюсь, Г. Биндлоосъ.—

‘Очень хорошо, поможетъ быть, вашъ молодой человкъ, не имя ревности поддерживать честь вашего дома, былъ довольно благоразуменъ для того, чтобы не подвергнуть себя опасности, ибо изъ всего сказаннаго вами я заключаю, что дуэль не состоялась.’

— Не имть ревности поддержать честь моего дома, Г. Биндлоосъ? Вы его не знаете. Я желала бы, чтобы вы увидли, какъ онъ разгорячился. Я — я сама не смла взглянуть ему въ лицо, что же сказать о другихъ?. Дуэль не состоялась, говорите вы, да, она точно не состоялась, потому что они боялись показать, ему носы свои. Я почти уврена, что они поступили съ нимъ какимъ, нибудь злодйскимъ образомъ. Антонъ слышалъ два выстрла, онъ въ это время ходилъ поить лошадей, оба были не вдалек отъ Букстана. Я бранила его, почему онъ, услыша ихъ, не побжалъ посмотрть, что тамъ такое было, но Антонъ говоритъ, что. онъ подумалъ на стараго Пирнера съ его двуствольнымъ ружьемъ, который обыкновенно таскается по лсамъ и болотамъ — Антонъ не- захотлъ вязаться съ нимъ, чтобы въ случа и самому не попасть въ бду.—

‘Нтъ ничего вроятне, и я самъ думаю, что эти два выстрла и двуствольное ружье Пирнера объяснятъ все дло. Поврьте мн Мистрисъ Додъ, вызовъ Капитана Макъ Турка былъ совершенно не по вкусу вашего молодаго человка, ибо, какъ видно, онъ иметъ миролюбивый характеръ, теперь онъ врно возвратился уже въ свое постоянное мстопребываніе, если только иметъ его, и мн очень жаль, что вы приняли на себя столько безпокойства въ такомъ незначущемъ происшествіи.’

Мистрисъ Додъ потупила опять на нсколько минутъ глаза свои съ недовольнымъ видомъ человка, оскорбленнаго тмъ, что- не соглашаются на его мнніе.

— Ну, можетъ быть,— наконецъ сказала она.— Вкъ живи, вкъ учись, говоритъ старинная пословица. Я досел думала имть въ васъ друга себ, Г. Биндлоосъ, и всегда даже заступалась за васъ, когда слыхала, что васъ называютъ старымъ дуракомъ, такимъ сякимъ и проч. При томъ, не всегда ли лежатъ у васъ мои деньги, хотя Томъ Турнпенни живетъ и ближе отъ нашей деревни и хотя онъ даетъ, по словамъ другихъ, двумя процентами боле нежели вы, особливо если деньги не требуются отъ него скоро, а я, вы знаете, никогда и не справляюсь объ нихъ.—

‘Но деньги ваши нигд не могутъ быть въ такихъ врныхъ рукахъ, какъ находясь въ моемъ банк, сударыня,’ отвчалъ Биндлоосъ съ запальчивостію: ‘впрочемъ я не выпрашиваю Христа-ради кредита себ — это знаютъ вс. А даже ласкаюсь надеждою, что есть нкоторое различіе между домами Тома Турнпенни и моимъ.’

— Банкъ везд банкъ, Г. Биндлоосъ, и я вамъ еще повторю, что я досел надялась имть въ васъ друга себ, хотя по теперешнему нашему разговору мн кажется, что я и ошиблась въ моемъ мнніи.— ‘Но ради Бога, сударыня, чего же вы хотите отъ меня въ такой запутанной исторіи, какъ ваша? Будьте хотя нсколько разсудительны, Мистрисъ Додъ, возьмите себ въ расчетъ, что тутъ нтъ такъ называемаго corpus delicti.’

— Corpus delicti! А что бы такое это значило?.. Какое нибудь слово, означающее, чтобы заплатить вамъ? ибо вс почти разговоры ваши оканчиваются такимъ образомъ. Но чтожь за бда? разв я не могу имть у себя какого нибудь вашего corpus delicti и ли habeas corpus, однимъ словомъ, всякаго corpus, какого только захочу я? Разв вы не знаете, что я, благодаря Бога, имю порядочное состояніе, Г. Биндлоосъ?.—

‘Убей меня Богъ, Мистрисъ Додъ, ежели я разумлъ подъ этими словами что нибудь подобное сему. Когда я говорю, что тутъ нтъ, такъ называемаго corpus delicti, то я хотлъ этимъ только сказать, что мы не имемъ никакихъ доказательствъ учиненнаго по словамъ вашимъ преступленія.’

— А осмлитесь ли вы сказать, чтобы убивство не было преступленіемъ!.— вскричала Мегъ, въ голов которой постоянно поселилась сія послдняя идея..— Ну, хорошо! такъ по крайней мр я знавала многихъ людей, которыхъ вшивали за это.—

‘Все это такъ, Мистрисъ Додъ, но я вамъ говорю я что мы не имемъ ни одного твердаго доказательства въ этомъ убивешв, совершенно ни одного. Другое дло, если бы мы нашли трупъ этаго человка, что я и разумлъ подъ словами corpus delicti.’

— Чортъ бы васъ побралъ съ вашимъ глупымъ corpus delicti!— вскричала Мегъ, вскакивая съ гнвомъ съ своего кресла,— сей часъ же ду домой, и что касается до тла этаго несчастнаго молодаго человка, я его найду, непремнно найду, хотя бы мн должно было взрыть моею желзною лопаткою всю землю на разстояніи трехъ миль около моего дома, да, я найду его, для того, чтобы имть утшеніе отдать ему послдній Христіанскій долгъ, а также и довести до вислицы этаго проклятаго язычника Макъ Турка со всею его тайною при болотахъ нашихъ, и наконецъ для того, чтобы пристыдить такого стараго глупца и невжу, каковы вы, Г. Жонъ Биндлоосъ! Извините!—

Пылая гнвомъ, она побжала къ дверямъ, чтобы приказать подавать свою коляску, не смотря на вс оправданія стараго Клерка, не слишкомъ взыскательнаго на оскорбительныя слова тхъ чьи деньги лежали у него въ банк, онъ заклиналъ ее погодить нсколько, представляя, что бдныя животныя ея и безъ того чрезвычайно утомились. Послднее доказательство убдило старую трактирщицу, привыкшую съ самаго младенчества быть снисходительною къ домашнимъ животнымъ своимъ, она воротилась съ мрачнымъ видомъ, и Г. Биндлоосъ началъ было снова свои доказательства о невозможности войти въ это дло — какъ вдругъ слова его были прерваны довольно большимъ шумомъ, происшедшимъ въ его передней комнат.

ГЛАВА II.

Другъ старины.

‘Пусть путешественникъ, хоть въ хижин и дымной,
‘Но все найдешъ себ покровъ гостепріимной.’
Шакспиръ.

Шумъ, привлекшій на себя вниманіе Г. Биндлооса, а также и Мистрисъ Додъ въ предыдущей глав, былъ произведенъ не извстно кмъ-то, стучавшимся изо всей силы съ наружной стороны дверей, ведущихъ въ комнату банка, помщеннаго съ правой стороны передней горницы его, между тмъ какъ зеленая зала, въ которую была принята Мегъ, находилась съ правой стороны.

Вообще комната сія, или правильне назвать контора, во всякое время и для всхъ бывала открытою, впрочемъ на этотъ разъ, такъ какъ уже и знаетъ нашъ читатель, Клеркъ, опасаясь, чтобы кто нибудь не подслушалъ разговоровъ его съ Мистрисъ Додъ, заперъ кругомъ вс двери, а слдовательно и контора съ находившимися въ ней весельчаками клерками была также заперта имъ снаружи. Клерки хотя и слышали большой стукъ къ себ въ двери, но будучи и сами заперты, не могли ничего сдлать лучше, какъ продолжать обыкновенный хохотъ свой, думая притомъ,— что Г. главный Клеркъ, забывши, что онъ самъ заперъ ихъ снаружи, стучится, думая, что дверь была замкнута ими изнутри, какъ то и въ самомъ дл не рдко длывали они.

Проклиная отъ чистаго сердца всхъ клерковъ своихъ и думая, что шумъ происходилъ отъ кого нибудь изъ нихъ, Г. Биндлоосъ выбжалъ въ переднюю комнату, гд увидлъ какого-то незнакомца, стучавшагося въ дверь конторы. Г. Биндлоосъ тотъ же часъ отперъ дверь и вошелъ туда въ сопровожденіи его. Наша Мистрисъ Додъ, имя (какъ уже и читатель знаетъ) уши, привычныя къ подслушиванію чужихъ разговоровъ, и видя притомъ, что дверь какъ залы, такъ и конторы не слишкомъ плотно притворены, тотчасъ принялась за обыкновенное свое дло. Изо всего слышимаго ею она заключила, что незнакомецъ зашелъ въ контору или для полученія денегъ по билетамъ, находившимся у него, или для размна ихъ, догадки ея еще боле подтвердились, когда она услышала, что незнакомецъ рзкимъ и довольно сердитымъ голосомъ закричалъ посл небольшая то разговора, продолжавшагося около пяти минутъ: Какъ, государь мой! десять процентовъ! Вздоръ! я не дамъ ни копйки, ни денежки, ни полушки, ни даже полуполушки! Вычитать десять процентовъ при размн одного билета! Не считаете ли бы меня за дурака? Разв я но знаю, что вы при передач его въ Лондонской банкъ должны будете получишь то, что вамъ слдуетъ.

Здсь Г. Биндлоосъ началъ тихимъ голосомъ говорить незнакомцу о давно принятыхъ установленіяхъ его банка.

‘Установленія!’ вскричалъ чужестранецъ: ‘нтъ, государь мой, въ. этихъ длахъ нтъ никакихъ установленій, которыхъ бы я не зналъ а прочія, если и существуютъ въ вашемъ банк, то совтую вамъ послать ихъ къ чорту. Да и что вы мн объ нихъ говорите? Какъ будто это для меня новое! К вамъ скажу безъ хвастовства, государь мой, что я имлъ дло съ банкирами почти всего свта, меня учить поздно. Десять процентовъ за промнъ билета изъ Лондонскаго банка! Но что вы всматриваетесь въ него такъ пристально? Не находите ли его сомнительнымъ? Пожалуй, я вамъ дамъ другой.’

— Совсмъ не нужно, государь мой, билетъ и этотъ очень хорошъ, и вамъ должно только надписать его по обыкновенію.—

‘Натурально. Но чтожь вы не даете мн пера? Не думаете ли, что я могу подписаться моею тростью? А какого рода у васъ чернила? жидкія, густыя? черныя, или желтыя? Но для меня все равно — я писывалъ всякими! Вотъ вамъ мое имя: путешественникъ Тумвоодъ, такъ обыкновенно называютъ меня. Ну, а деньги по этому билету можете ли вы мн выдать безъ всякихъ процентовъ

— Безъ всякихъ, государь мой, совершенно безъ всякихъ.—

‘Въ добрый насъ! да оно такъ и слдуетъ. По настоящему мн бы складне было взять съ васъ лишнее, нежели вамъ съ меня.’

— Но я васъ увряю, что мы въ этихъ длахъ совершенно почти не получаемъ никакого барыша, совершенно никакого, государь мой! Впрочемъ, не угодно ли вамъ будетъ войти въ мою залу и выкушать тамъ чашку чаю.—

‘Чашку чаю,’ повторилъ иностранецъ голосомъ, становившимся: слышне нашей Мегъ по мр того, какъ онъ приближался къ дверямъ залы, слдуя за Г. Биндлоосомь ‘чашку чаю? Это хорошо, я согласенъ: чашка чаю есть всегда прекраснйшая вещь на свт, а особливо если чай настоящій, хорошій.’

Говоря такимъ образомъ, онъ вошелъ въ залу и довольно учтиво раскланялся съ Мистирисъ Додъ, которая съ своей стороны, видя въ немъ человка хорошаго по видимому происхожденія и въ особенности зная, что карманы его довольно туго набиты гинеями и банковыми билетами, сдлала ему одинъ изъ тхъ почтительныхъ поклоновъ, на которые она была не слишкомъ щедра для своихъ знакомыхъ.

Г. Тумвоодъ былъ человкъ не слишкомъ высокаго роста, но по виду бодрый и здоровый, вс нервы и мускулы его тла, не смотря на то, что ему на видимому было около шестидесяти лтъ, сохранили еще всю свжесть молодости, черты лица его выражали довольство самимъ собою и нкоторымъ образомъ какъ бы презрніе ко всмъ тмъ, которые въ продолженіе своей жизни не видали и не испытали того, что видлъ и испыталъ онъ самъ, довольно коротко подстриженные волосы его начинали уже кой гд покрываться сдинами, впрочемъ черный цвтъ все еще былъ господствующимъ, глаза его, черные какъ агатъ, были невилики, нсколько даже впалы, впрочемъ блестящи, носъ короткій и нсколько вздернутый вверхъ, что обыкновенно придавало ему видъ надмнности, цвтъ лица Смуглый и загорлый, по видимому слдствіе различныхъ вліяній отъ различныхъ климатовъ, въ которыхъ повременно бывалъ онъ, въ разстояніи на три шага лицо его было гладко, но если разсмотрть ближе, въ немъ открывалось множество небольшихъ морщинъ, впрочемъ столь незамтныхъ, какъ бы они были проведены самою тоненькою кисточкой, верхнее платье на немъ было голубаго цвта, жилетка и панталоны изъ буйволовой кожи, на ногахъ весьма хорошо налакированные полусапожки, на ше шелковый галстухъ, повязанный со всею рачительностію, изъ всего костюма его самою оригинальнйшею вещію была его шляпа, сдланная на весьма старинный манеръ и представлявшая? изъ себя видъ двухъ довольно широкихъ роговъ, въ средин коихъ прикрплена была маленькая кокарда.

Наша Мистрисъ Додъ, имвшая привычку судить и заключать о людяхъ по первому впечатлнію, сдланному на нее, въ послдствіи времени говорила, что она на первыхъ трехъ шагахъ, сдланныхъ незнакомцемъ отъ двери къ чайному столику, безошибочно заключила уже, что онъ занималъ довольно значительную ролю въ свт и въ этихъ-то длахъ, прибавляла она, прищуривая маленькіе глазки свои, мы содержательницы гостинницъ всего рже и ошибаемся. Въ жилетахъ, вышитыхъ золотомъ, карманы по большой части пусты, а въ жилетахъ изъ оленьей или буйловой кожи рдко или почти, никогда, и примта сія есть самая врнйшая по моему мннію.

‘Чрезвычайно сырое утро, сударыня!’ началъ Тумвоодъ, придвигаясь къ чайному столику и обращаясь къ Мистрисъ Додъ для начатія разговора и вроятно, чтобы узнать, въ какомъ обществ находился онъ..

— Утро прекрасное, государь мой, и чрезвычайно удобное для уборки хлба,— отвчала Мегъ обыкновеннымъ своимъ тономъ.

‘Съ этой стороны вы правы, сударыня, и слово: прекрасное, употреблено довольно кстати. Впрочемъ, все таки оно такъ сыро, что я въ продолженіе двукратнаго моего объзда вокругъ всего свта едва ли встрчалъ ему подобное.’

— А вы наврно изъ нашихъ краевъ?— спросилъ Клеркъ, вступая въ общій разговоръ: — впрочемъ, мн кажется, что имя Тумвоодъ не Шотландское, по крайней мр я досел не слыхалъ такого имени.—

‘Не Шотландское!’ повторилъ путешественникъ: ‘да, вы правы. Впрочемъ, кажется, можно путешествовать по здшнимъ краямъ и не бывши рожденнымъ въ нихъ? А съ другой стороны, также и родившися въ нихъ, разв не льзя перемнить своего имени? На свт много встрчается случаевъ, по которымъ мы непремнно бываемъ въ обязанности перемнять имена наши.’

— Ваша правда, государь мой, такихъ случаевъ очень много. На примръ, иногда перемняютъ имя свое по случаю полученія богатаго наслдства отъ какого нибудь дальняго родственника, который еще при жизни желалъ, чтобы его состояніе перешло въ другія руки вмст и съ именемъ его.—

‘Или, на примръ,’ прибавилъ иностранецъ, ‘когда кто нибудь и по какимъ нибудь обстоятельствамъ боится показаться въ свое отечество подъ собственнымъ своимъ именемъ.’

— Послдняго предположенія я не смю и длать, государь мой. Но, какъ бы то ни было, если вы когда-либо прежде знавали здшнюю сторону, то теперь безъ сомннія удивляетесь множеству перемнъ, происшедшихъ въ ней посл воины съ Америкою. Горы, прежде покрытыя одни верескомъ, теперь засяны луцерною, доходы съ земель удвоены, утроены, а можетъ быть даже и учетверены, готическія башни въ старинныхъ замкахъ вс почти сломаны и наши Лерды живутъ уже въ столь хорошихъ и красивыхъ домахъ, какъ и въ самомъ Лондон.—

‘Большая находка!’ вскричалъ съ живостію Тумвоодъ: ‘вс здшніе Лерды составляютъ не боле, какъ кучу дураковъ.’

— Вы, какъ кажется, не слишкомъ расположены находить хорошее въ этихъ перемнахъ?— спросилъ Клеркъ, удивленный словами его и досел думавшій, что всякій благоразумный человкъ долженъ нудить точно также, какъ и онъ самъ.

‘Не слишкомъ расположенъ? Да. Но мн кажется, что если кто и можетъ быть расположеннымъ ко всмъ этимъ перемнамъ, такъ это только одинъ дьяволъ, который, по моему мннію, былъ тутъ главнымъ зачинщикомъ. Вы врно забрали себ въ голову, что такая перемна хороша и даже необходима. А я думаю совсмъ иначе. Въ этомъ дл вы были также непостоянны, какъ и вода, но поврте мн, что вамъ также, какъ и ей, никогда не удастся выбжать изъ береговъ своихъ. Скажу вамъ искренно, что въ продолженіе какихъ нибудь сорока лтъ въ здшнемъ бдномъ уголк точно надлалось столько перемнъ, сколько едва ли въ продолженіе сорока вковъ произошло въ восточныхъ Имперіяхъ.’

— Почему же и не такъ, если эт перемны клонятся къ лучшему?—

‘Вотъ этаго-то я и не вижу въ нихъ! Въ то время, когда я выхалъ изъ здшней столицы, жители были бдны, какъ крысы — на это я согласенъ, но за то честны, трудолюбивы, готовы великодушно нести тяжкое бремя свое, надясь отъ одной честности себ лучшаго въ будущности, а теперь, теперь я нахожу только везд подлыхъ наемниковъ, чрезъ каждыя десять минутъ справляющихся съ часами, чтобы не проработать одной лишней минуты на того, въ чьихъ услугахъ находятся они. Вмсто того, чтобы, по старинному, въ праздничные дни читать Библію и слушать проповди приходскаго Священника, ныньче всякой негодяй иметъ у себя на полк Волтера, или еще что нибудь и хуже его, и въ свободныя минуты занимается чтеніемъ такихъ зловредныхъ сочиненій.’

— Я съ своей стороны также готова поддерживать ваше мнніе, государь мой,— сказала Мегъ Додъ,— потому что даже и въ моей кухн я нашла однажды цлую книгу, наполненную самыми богомерзкими сочиненіями. Но я отвадила отъ своего дома этихъ повсъ, разнощиковъ ихъ! Мало того, что они кружатъ головы служанкамъ, продавая имъ различныя баллады и сему подобные вздоры, которые только отвлекаютъ ихъ отъ дла, надобно еще, чтобы они обманывали ихъ, ведя, такъ сказать, самую дьявольскую торговлю, въ которой ходячею монетою служатъ одни только гршныя души покупающихъ, не говоря уже о настоящихъ деньгахъ, которыя все таки идутъ въ придачу, между тмъ какъ каждая изъ этихъ дуръ могла бы помочь ими старому и больному отцу своему.—

‘Отцу своему, сударыня!’ вскричалъ Г. Тумвоодъ: ‘объ отцахъ они думаютъ не боле какъ и Регана объ несчастномъ Леар.’

— Я вижу, что вы довольно хорошо знаете полъ нашъ, г. м. Я сама всякой день твержу своимъ негодяйкамъ почти то же, что и вы, но извольте ждать, чтобы они захотли пользоваться хорошими наставленіями!—

‘Къ тому же должно прибавить сударыня, что вс эти безмозглыя животныя основаны на одной корысти. Было время, когда всякой бднйшій Шотландецъ краснлъ при одной мысли дотронуться до шиллинга, если онъ не заслужитъ его, а между тмъ этотъ же самый бднякъ былъ всегда расположенъ сдлать добро каждому чужестранцу, хотя бы онъ былъ Арабъ изъ песчаныхъ степей, теперь гд вы сыплете это? Вчера, на примръ, хавши верхомъ, я уронилъ нечаянно трость мою, какой-то молодой парень, сидвшій около своего забора, сдлалъ не боле трехъ шаговъ, чтобы поднять ее и подать мн — дло очень естественное — я бы и самъ на его мст сдлалъ то же. Я сталъ благодарить его, и чтожь вы думаете? На мою благодарность негодяй отвчалъ тмъ, что если бы дескать онъ зналъ, что я отъду однимъ спасибо, то онъ бы послалъ къ чорту какъ меня, такъ и трость мою!’

— Все это можетъ быть такъ, какъ вы изволите говорить, г. м.,— сказалъ Биндлоосъ — я не хочу и не могу спорить съ вами — богатство точно не длаетъ ни умне, ни добре, впрочемъ край нашъ гораздо обогатился противъ прежняго — а богатство, какъ вы сами знаете….—

‘Иметъ крылья, чтобы также и улетть отъ насъ, какъ прилетло,’ отвчалъ циникъ-путешественникъ, ‘впрочемъ я не знаю твердо’ продолжалъ онъ ‘точно ли мы обладаемъ симъ богатствомъ? Вы, на примръ, имете больше прежняго домашняго скота, земли для обработыванія — но все это не есть доказательство вашего богатства, также какъ жиръ и толщина не могутъ служить порукою за здоровье и силы человка.’

— Впрочемъ, Г. Тумвоодъ, ныншніе хозяева живутъ не хуже настоявшихъ Лердовъ, а фермеры имютъ у себя столъ едва ли даже и не лучшій. Праздникъ Пятидесятницы и Святаго Мартына — обыкновенное время денежной уплаты — столько же мало пугаетъ ихъ, какъ и меня мой завтракъ. Ежели во всемъ этомъ вы не находите признаковъ богатства, то я и не знаю уже, въ чемъ боле искать ихъ?—

‘Это только признаки глупости, Г. Клеркъ, это не боле какъ безумная страсть казаться богате своего настоящаго состоянія, но какимъ образомъ они имютъ къ этому средства? Вы, государь мой, будучи банкиромъ, можетъ быть, лучше всякаго другаго можете мн объяснить это.’

— Надобно думать, что они иногда входятъ и въ долги, Г. Тумвоодъ, впрочемъ ктожь и безъ слабостей въ здшнемъ мір? Да, я съ своей стороны привыкъ думать, что небольшія людскія слабости суть какъ бы деготь, смазывающій колеса жизни ихъ.—

‘Да, чтобы прямо отвезти ихъ къ сатан. О нтъ, я сужу совершенно иначе, и скажу вамъ искренно, что не могу долго оставаться въ здшнихъ краяхъ: здсь истинно такая же всегда суматоха, какъ и при столпотвореніи Вавилонскомъ, здсь голова кругомъ пойдетъ, особливо у такого человка, которой привыкъ жить съ людьми разсудительными, съ людьми, которые лучше любятъ оставаться на одномъ мстъ, нежели бгать безъ толку — лучше молчать, нежели болтаютъ всякой вздоръ,— съ людьми, которые дятъ только тогда, когда истинно голодны, пьютъ, если чувствуютъ непреодолимую жажду,— которые на хохочутъ на пустяки, и говорятъ только тогда, когда истинно имютъ сказать что нибудь, а здсь, здсь надо бгать, шумть, объдаться, или на ряду съ другими пуститься во вс нововведенныя глупости. Народъ совершенно избалованный, нтъ ни благоразумія, ни твердости въ характерахъ, однимъ словомъ, нтъ ничего хорошаго.’

— Я готова прозакладовать жизнь свою,— сказала Мегъ, обращаясь къ Биндлоосу,— что этотъ господинъ былъ тамъ, при болотахъ, въ нашемъ новомъ Спа.—

‘Что вы называете новымъ Спа?’ сударыня?— Если вы подъ этимъ словомъ разумете новое общество, образовавшееся при Сен-Ронанскихъ водахъ, то безъ увеличенія можно сказать, что это полное собраніе глупости и праздности, истинное смшеніе языковъ, обращикъ безумія человческаго!’

— Государь мой, государь мой!— вскричала Мистрисъ Додъ, до чрезвычайности обрадованная сходствомъ его образа мыслей съ своими собственными и всячески стараясь показать полное уваженіе къ словамъ его,— не позволите ли мн имть удовольствіе попросишь васъ чашкою чаю!— и въ то же время она вступила въ полное распоряженіе при чайномъ столик, досел остававшееся при Г. Биндлоос.— Я надюсь сударь — присовокупила она,— что чай будетъ совершенно по вашему вкусу.— Г. Тумвоодъ съ своей стороны принялъ отъ нея чашку съ довольнымъ видомъ человка, которой любилъ блеснуть своими разговорами, а особливо когда замчалъ, что слова его слушаютъ съ удовольствіемъ.

‘Въ самомъ дл, сударыня, чай довольно хорошъ для здшняго мста’ отвчалъ иностранецъ, отвдывая его. ‘Но можетъ ли онъ хотя нсколько сравнишься съ тмъ, который пивалъ я въ Кантон съ стариковъ Тонч-іуа. Вотъ былъ истинной чай! Въ Лондонъ никогда не пришлютъ такого, да и самой Лондонъ съ своей стороны никогда не отпуститъ лучшаго чаю въ Маршторнь, по крайней мр я такъ думаю.’

— Совершенная правда, государь мой. Впрочемъ я готова удариться о закладъ, что чай Г. Биндлооса все таки гораздо лучше того, который вы изволили кушать въ нашемъ новооткрытомъ Спа?—

‘Что вы говорите, сударыня!— Да я тамъ почти и не видалъ ничего похожаго на чай. Подаютъ какой-то взваръ изъ терновыхъ и ясеневыхъ листьевъ въ прекрасно впрочемъ раскрашенныхъ чайныхъ чашкахъ, и эти распудренныя обезьяны хлебаютъ его посреди своего попугайнаго болтанья и злословія: вотъ что называется въ этомъ обществ пить чай, о которомъ впрочемъ вс они не имютъ ни малйшаго понятія. О! надобно путешествовать и быть тамъ, гд я былъ, чтобы узнать, что такое хорошій чай!’

— Теперь, государь мой, все, что я могу сказать вамъ, состоитъ въ томъ, что я бы почла себя чрезвычайно счастливою, если бы удостоилась принять васъ у себя въ моей старинной гостинниц въ Сен-Ронанской деревн, которая уже изстари содержится нашею фамиліею. Я не смю похвалиться, что вы найдете тамъ такой прекрасной чай, который привыкли кушать въ чужихъ земляхъ, гд родится онъ, по крайней мр я смло скажу, что вы бы имли удовольствіе пить чай гораздо лучшаго сорта, нежели здсь, и я бы съ васъ никогда не подумала взять дороже шести пенсовъ, какъ то длывалъ и покойный родитель мой….

‘Для меня очень пріятно слышать, сударыня, что старая гостинница Сен-Ронанская еще существуетъ, и я со всею охотою готовъ остановишься у васъ. За цлительной водой будемъ посылать каждое утро — это не слишкомъ далеко: надобно вамъ сказать, сударыня, что Господа Доктора совтовали мн непремнно пользоваться какими нибудь минеральными водами для разогнанія желчи, часто разливающейся во мн, а мотетъ быть и для того, чтобы симъ совтомъ прикрыть собственное свое незнаніе въ лченіи болзней сего рода, но какъ бы то ни было, я ршился послушаться ихъ, и мой выборъ палъ на здшнія воды, но я чертовски обманулся въ моемъ расчет. Ваше Спа! да шутъ желчь еще чаще будетъ разливаться во мн! Надобно, чтобъ молодой Сеи Романъ былъ очень глупъ, допустивши около стариннаго дома своего покойнаго родителя поселиться такой безпутной шайк!’

— А разв вы незнакомы съ ныншнимъ Лердомъ Сен-Ронанскимъ?—

‘Я знаю его только по слуху. Впрочемъ мн сказывали я что эта фамилія была нкогда знаменитйшею изъ всей Шотландіи, и я отъ всего сердца пожаллъ, узнавши, что теперь она находится почти въ совершенномъ упадк, и что молодой человкъ, послдняя отрасль ея, совершенно не ищетъ средствъ возстановить достоинство своего дома, проводя все время съ игроками и охотниками до стрлянія дичины.’

— Я также съ своей стороны чрезвычайно сожалю объ этомъ — сказала честная Мегъ Додъ, которой наслдственное почтеніе къ фамиліи Мовбраевъ никогда и ни при какихъ случаяхъ не могло измниться.— Предки этой знаменитой фамиліи много сдлали добра моимъ предкамъ, государь мой, и хотя уже конечно этому прошло много времени, но я все таки не могу забыть того, чмъ мы нкогда были обязаны этому дому.—

Г. Биндлоосъ, которой не имлъ никакихъ подобныхъ причинъ заступаться за сію фамилію, со всмъ жаромъ вооружился противъ Мовбрая, говоря, что онъ разоряетъ не только себя самаго, но даже при случа и другихъ. ‘Я имю нкоторыя причины говорить такимъ образомъ’ присоединилъ онъ, ‘онъ даже и у меня занялъ однажды двсти фунтовъ стерлинговъ. Изъ уваженія къ древней фамиліи его я не могъ отказать тогда, а онъ и до сего времени, какъ видно, не хочетъ и подумать о заплат. Даже на сихъ дняхъ во всхъ нашихъ Маршторнскихъ лавочкахъ забиралъ онъ въ долгъ всякой всячины для какого-то праздника или бала, который сбирается дать всему отборнйшему обществу Сен-Ронанскому. Бдные наши продавцы врили на слово, долго ли-то будутъ ждать отдачи? Вотъ какіе люди есть на бломъ свт, г. м.! Чмъ бы кой-какъ стараться оплачивать старые долги, они входятъ еще въ новые, а для чего? Чтобы потшить собраніе дураковъ, наврное льстящихъ ихъ самолюбію.’

‘Но я думаю, что вс сіи пріуготовленія окончатся ни чмъ,— сказалъ Г. Тумвоодъ, ‘я слышалъ, что балъ отложенъ по случаю нездоровья Миссъ Мовбрай.’

— Бдная двушка!— Сказала Мистрисъ Додъ,— очень давно уже, какъ здоровье ея совершенно разстроилось.—

‘О ней говорятъ, что у ней вотъ здсь не очень исправно сказалъ Тумвоодъ, прикладывая свой палецъ ко лбу.

— Это знаетъ одинъ Богъ, — а я съ своей стороны думаю, что ея сердце гораздо нездорове, нежели голова. Впрочемъ, бдной двушк дана власть идти и на право и на лво и даже въ наше Спа, да и дома нтъ ей бдняжк ни покоя, ни хорошаго общества: мудрено ли посл всего этаго и въ самомъ дл порастеряться?—

‘Но, сударыни, съ другой стороны говорятъ, что она и не такъ опасно больна, какъ многіе полагаютъ. По крайней мр теперь, когда одинъ молодой и чрезвычайно знаменитый Лордъ прибылъ къ водамъ, то и начали поговаривать, что она непремнно изцлишся отъ своей странной болзни.’

— Знаменитый Лордъ!— вскричала Мегъ Додъ,— знаменитый Лордъ при нашихъ водахъ! Я едва могу поврить. Знаменитый Лордъ! Теперь ихъ и рукой не достанешь. Знаменитый Лордъ! Спаси насъ Господи! они еще боле распетушатся теперь! такой человкъ и остановился въ ихъ гостинниц! Но, Г. Тумвоодъ, можетъ быть, онъ только потому называется Лордомъ, что онъ членъ въ какомъ ни будь суд?—

‘Нтъ сударыня, совсмъ нтъ, это Англійскій Лордъ, имющій право сидть въ зал Перовъ Парламента. Впрочемъ, нкоторыя особы находятъ уже, что и онъ иметъ одинъ недостатокъ въ своемъ титл…’

— Я также рада спорить со всми, что это правда,— прервала съ живостію Мегъ, не могшая снести одной мысли о томъ, что общество, ненавидимое ею, еще боле усилится присудствіемъ одного изъ Англійскихъ Перовъ, — одинъ недостатокъ, говорите вы, находятъ въ его титл,— продолжала она — а я ручаюсь, что ихъ наберется и до дюжины! Увидите, что это не боле, какъ какой нибудь бродяга, млкопомстный Лердъ, также какъ и вс прочіе, пріхалъ, я думаю, называя себя больнымъ, глядишь, чрезъ нсколько времени скажетъ, что совершенно исцлился, а все для того, чтобы еще больше прославить эт поганыя воды!—

‘Но, сударыня, болзнь его совсмъ не такого рода, чтобы она могла излчиться употребленіемъ здшнихъ водъ, Лордъ раненъ въ плечо пистолетнымъ выстрломъ, нанесеннымъ ему, по словамъ его, разбойникомъ, хотвшими, его ограбишь. Это еще одна изъ счастливыхъ перемнъ, происшедшихъ въ Шотландіи во время моего отсутствія. Въ мое время о подобныхъ происшествіяхъ не было и слуха, скоре можно было встртить феникса, нежели разбойника на большой дорог.’

— А не изволите ли знать, гд и давно ли случилось это?— спросилъ Биндлоосъ.

‘Не вдалек отъ старой деревни — и если меня не обманываетъ память, то это было въ прошедшую среду въ полдень.’

— Вотъ чмъ можно изъяснить, какъ мн кажется, Мистрисъ Додъ, два выстрла, которые слышалъ вашъ Антонъ. День и часъ одинъ и тотъ же, и наврное въ это время было учинено нападеніе на эшаго знаменитаго Лорда, — сказалъ Биндлоосъ, обращаясь къ Мистрисъ Додъ.

‘Можетъ быть да, а можетъ быть и нтъ, Г. Биндлоосъ, надобно всегда, прежде нежели мы произнесемъ ршеніе, разсмотрть, да и разсмотрть все дло. Но мн бы желательно было узнать,— продолжала она, обращаясь къ Г. Тумвооду, отъ котораго на минуту отвлекъ было ее Клеркъ своими предположеніями,— мн бы желательно узнать, не говорятъ ли при водахъ чего нибудь о Г. Тиррел?—

‘Если вы подъ симъ именемъ разумете человка, о которомъ вотъ здсь написано,’ сказалъ путешественникъ, вынимая изъ своего кармана свертокъ бумаги,— то я могу удовлетворить вашему любопытству. Онъ надлалъ собою столько шуму, что я истинно ужь усталъ, слушая безпрестанно повторяемое его имя. Поводомъ къ сему была какая-то глупая ссора, которую затялъ онъ. Дло дошло до формальной расправы, но онъ не заблагоразсудилъ явиться къ отвту. Вошь еще другая глупость, которая завелась здсь. Прежде только одни старинные Лерды, или молодые люди изъ знаменитйшихъ фамилій имли право ршить поединками ссоры свои, и то только по правиламъ фехтованья, а ныньче, ныньче всякой негодяй не постыдится вызвать другаго на поединокъ. Этотъ на примръ Тиррель, будучи не боле, какъ плохимъ маляромъ (кажется, симъ ремесломъ преимущественно занимался онъ), задумалъ о себ, что онъ былъ ватная особа, имющая право обижать другихъ и даже принимать вызовы для дуэли! ха! ха! ха! Какъ покажется: не похоже ли это на Донъ Кишота, ищущаго приключеній съ глупымъ сосдомъ своимъ Сампсономъ Караско?’

Чтеніе бумагъ, показанныхъ иностранцемъ и которыя уже давно знаютъ наши читатели (это было объявленіе Сира Бинго, подтвержденное Докторомъ, и извщеніе всего общества о неявк Тирреля), подало Г. Биндлоосу случай сказать торжественнымъ тономъ увренности въ своихъ мысляхъ нашей почтенной Мегъ Додъ:

— Ну, не правду ли я говорилъ вамъ, старинная моя пріятельница, что вы понапрасну безпокоились, пустившись въ такой дальній путь и въ такое дурное время? Молодой человкъ, вмсто того, чтобы показать лицо свое Сиру Бинго, заблагоразсудилъ лучше оборотиться къ нему спиною, и я впрочемъ согласенъ, что онъ поступилъ въ этомъ дл благоразумне, нежели его соперникъ. Больше не о чемъ и думать, самое лучшее доказательство теперь, въ нашихъ рукахъ.—

‘Какъ вы ни умны, Г. Биндоосъ, но вае таки можете обмануться также, какъ и всякой. Я съ моей стороны общаюсь вамъ сдлать самыя точнйшія изслдованія на счетъ сего дла.’

Здсь поднялся новый споръ объ участи Тирреля, каждый говорилъ по своему, чужестранецъ также принималъ участіе въ разговор.

Мегъ Додъ, видя наконецъ, что Биндлоосъ никакъ не хотлъ согласиться съ нею на предложеніе, что бдный Тиррель былъ умерщвленъ, опять съ сердцемъ вскочила съ своего кресла, приказывая въ сію же минуту заложить лошадей въ ея виски. Но такъ какъ власть почтеннйшей содержательницы гостинницы въ старой деревн Сен-Ронанской простиралась не на все въ природ, то горбатый почталіонъ, сопровождавшій ее, и по своей части столь же ршительный, какъ и она сама въ своемъ дл, самымъ выразительнымъ голосомъ далъ ей понять, что бдныя животныя не могутъ сдвинуться съ мста, если не дадутъ имъ отдохнуть еще по крайней мр двухъ часовъ.

Длать было нчего, почтенная Мистрисъ должна была еще остаться на нсколько времени, сообразуясь съ докладомъ своего рыцаря, несмотря на то, что душа въ втайн страдала какъ отъ уязвленнаго самолюбія, такъ и отъ мысли, что во время ея отсутствія въ гостинниц могутъ случиться различные безпорядки. Она уже мысленно представляла себ цлыя полки перебитой посуды, счеты неправильно отмченные, комнаты невыметенныя, однимъ словомъ, представляла все то, что можетъ только изобрсти разстроенное воображеніе аккуратной трактирщицы.

Г. Биндлоосъ, не желая потерять совершенно расположенія къ себ своей кліентки, которое довольно поубавилось уже отъ его несогласія съ нею на счетъ извстнаго нашимъ читателямъ пункта, и замтивъ, что происходитъ въ душ ея отъ долгаго отсутствія, съ участіемъ началъ утшать ее, представляя, что ничего не можетъ случиться неблагопріятнаго для ея хозяйства, онъ даже подалъ мысль, что если Г. Тумвоодъ пріхалъ на почтовыхъ изъ Сен-Ронана, что доказывали и налакированные полусапожки его, то Мегъ Додъ легко могла помститься съ нимъ для возвратнаго путешествія.

‘Въ самомъ дл, вдь мн должно же хать въ Сен-Романъ’ сказалъ Тумвоодъ, ни въ семъ послднемъ случа я буду имть удовольствіе проводить, или лучше оказать, довезти сію почтенную даму до ея жилища, гд и я, съ ея позволенія, надюсь провести нсколько дней. Я почитаю, сударыня,’ прибавилъ онъ ‘такую женщину, какъ вы, тмъ боле, что вы продолжаете постоянно занятіе своего покойнаго родителя. Я бывалъ въ такихъ странахъ, сударыня, гд цлыя потомства всегда продолжаютъ заниматься одинаковой профессіей въ продолженіе нсколькихъ тысячъ лтъ, и мн всегда нравилось такое заведеніе, ибо оно показываетъ твердый и постоянный характеръ.’

Физіономія Мистрисъ Додъ нсколько прояснилась, когда она услышала такой лестный отзывъ о себ. Она общалась Тумвооду, что съ своей стороны не упуститъ ничего, что только можетъ сдлать для него пріятнымъ его пребываніе у ней, и между тмъ, какъ Г. Биндлоосъ также въ самыхъ отборныхъ выраженіяхъ уврялъ его обо всхъ удобствахъ, которыя найдетъ онъ въ гостинниц Мегъ Додъ, сія послдняя со всми знаками полнаго удовольствія на счетъ того, что богатый и по видимому хорошаго происхожденія человкъ предпочелъ ея гостинницу новооткрытой при водахъ, со всею деликатностію старой дамы, перебирала пальцы за масленыхъ перчатокъ на рукахъ своихъ.

‘Я не буду слишкомъ обременителенъ для васъ, сударыня,’ говорилъ Тумвоодъ ‘я много путешествовалъ и привыкъ ко всему: Испанская корчма, Персидскій шатеръ и Турецкій караванъ сарай для меня все равно. Однимъ только, можетъ быть, я побезпокою васъ: у меня нтъ лакея — потому, что я терпть не могу этихъ всегдашнихъ какъ бы тней, слдующихъ по пятамъ нашимъ — и вы должны будете сыскать кого нибудь, кто бы каждое утро приносилъ мн бутылку воды изъ Сен-Ронанскихъ источниковъ, ибо ходишь туда самъ я никакъ не намренъ.

Мистрисъ Додъ общалась съ своей стороны удовлетворишь послднее его требованіе и даже прибавила довольно пріятнымъ тономъ, что Сен-Ронанскія воды сами по себ точно ‘е могутъ назваться дурными и можетъ быть даже и въ самомъ дл принесутъ пользу чрезъ употребленіе ихъ, я не могу только терпть, присоединяла она, этой новооткрытой ихъ рестораціи и общества, которое поселилось тамъ, врно за грхи окрестныхъ жителей, а что касается до водъ нашихъ, то я не врю, подобно другимъ, что самъ сатана, выкупавшись въ нихъ въ жаркую погоду, сообщилъ имъ какой-то особенной вкусъ и запахъ. Воды точно могутъ быть хорошими, и между тмъ общество, при нихъ поселившееся, дурнымъ.

Такимъ образомъ, когда дло было улажено съ обихъ сторонъ, и почтовая коляска подана, Г. Тумвоодъ простился съ Биндлоосомъ и въ сопровожденіи новой хозяйки своей началъ садиться въ коляску. Не безъ внутренняго огорченія наша Мистрисъ Додъ увидла на дверцахъ надпись: ‘Гостинница Фоксъ при Сен-Ронанскихъ водахъ.’ Но длать было нечего, надлежало повиноваться необходимости. Они похали.

‘Я бы никогда не подумала, что мн придется сего дня хать въ коляск новой гостинницы сказала она ‘да еще въ какой коляск, гд насилу можно помститься двоимъ. Безъ хвастовства могу сказать вамъ, Г. Тумвоодъ, когда я содержала почтовыхъ лошадей, то у меня были дв коляски ужъ не этой чета (Въ каждой изъ нихъ помщалось по четыре персоны зрлаго возраста и по стольку же дтей, теперь конечно все ужь перемнилось — об коляски мои проданы, у меня осталось одно только виски для вызда самой мн. Кстати — эта глупая голова Антонъ чай и не думаетъ поторопиться въ слдъ за нами, лошадямъ ужь, кажется, пора отдохнуть. Но не стснила ли я васъ, государь мой? Спокойно ли вамъ сидть?’

— О! не безпокойтесь, сударыня,— отвчалъ ея спутникъ,— я привыкъ ко всему въ моихъ путешествіяхъ: тлега, носилки, палантинъ, или почтовая коляска для меня все равно. Мн везд хорошо, сударыня — еще повторяю, не безпокойтесь. Съ своей стороны позвольте мн закурить мой шеротъ, такъ обыкновенно въ Индіи называютъ курительныя трубки, Мистрисъ Додъ.— И при сихъ словахъ онъ началъ набивать большую трубку съ серебряною крышечкой.

ГЛАВА III.

Приходскій Пасторъ.

‘Любилъ враговъ своихъ, несчастнымъ былъ какъ братъ,
‘Его любили вс, хоть онъ былъ небогатъ.’
Драйденъ.

Почтенная Мегъ Додъ, содержательница гостинницы въ старой деревн Сен-Ронанской, довольно, такъ кажется, знакомая уже нашимъ читателямъ, никакъ не могла выгнать изъ головы своей мыслей о убивств любезнаго своего Тирреля кровожаднымъ Капитаномъ Макъ Туркомъ. Вс возможные поиски были сдланы ею и все безъ успха: о Тиррел не было ни малйшаго слуха, истративши попустому нсколько денегъ на свой розыски и не видя желаннаго успха, она наконецъ ршилась совершенно прекратить ихъ. По крайней мр я исполнила долгъ свой, разсуждала она сама съ собою, теперь оставляю заняться этимъ дломъ тмъ, которые по всей справедливости должны почитать себя обязанными обратить на него все свое вниманіе. Рано или поздно* Провидніе впрочемъ разсетъ мракъ, окружающій теперь это происшествіе. Таковы были нравственныя размышленія, которыми утшала себя добрая женщина, съ мнніемъ Г. Виндлооса, что Тиррель живъ и только ухалъ изъ краевъ ихъ, она также никакъ не могла согласиться, впрочемъ съ другой стороны была довольна и тмъ, что она при отъзд ея домой не совершенно разбранилась, и слдственно Г. Клеркъ все таки оставался ея другомъ, равно какъ и банкиромъ’

Къ уменьшенію дятельности ея въ розыскахъ о Тиррел, можетъ быть, также способствовало и то, что новый гость, или правильне сказать, постоялецъ ея, Г. Тумвоодъ, обратилъ на себя полное вниманіе ея. Онъ расположился въ той самой комнат съ голубыми обоями, которую прежде занималъ Г. Тиррель — и добрая хозяйка нкоторымъ, образомъ смотрла на него съ такимъ же почтеніемъ, какъ и на его предшественника, тмъ боле, что этотъ человкъ оказалъ большую честь ея гостинниц, предпочтя ее новооткрытой рестораціи при водахъ, надобно также согласиться, что едва ли не сія послдняя причина сдлала изъ нашей Мегъ Додъ и то, что она’ съ неимоврнымъ терпніемъ и кротостію сносила безчисленные капризы и причуды новаго своего постояльца, удовлетвореніе которыхъ быпо въ самомъ дл не такъ-то легко для доброй хозяйки.

Никто изъ постояльцевъ, досел останавливавшихся въ гостинниц Мегъ Додъ, не быль такъ взыскателенъ на различныя млочи, относящіяся къ образу жизни и столу своему, какъ Г. Тумвоодъ. Владычество его простиралось даже и на самую кухню Мегъ Додъ Если тамъ приготовлено? было что нибудь не такъ-какъ онъ приказывалъ, постоялецъ выходилъ изъ себя, жаловался, что его хотятъ уморить, однимъ словомъ, въ такихъ случаяхъ онъ быль очень близокъ къ тому, чтобы возобновить ужасную сцену, происходившую нкогда въ лавк Бедредди въ Госсана, когда! забыли положить перцу въ сладкій пирогъ, изготовленный на сливкахъ, Не проходило ни одного дня, чтобы онъ не сообщилъ какихъ нибудь гастрономическихъ замчаній своей хозяйк, привыкшей досел смотрть на дда такого рода какъ на непростительнйшія ереси. Даже самая кровать его должна была претерпть довольно значительное измненіе — дв верхнія ножки, т. е. начиная отъ подушекъ, долженствовали быть гораздо выше, нежели дв послднія, что составляло довольно большую покатость, малйшее отступленіе отъ сего правила въ спань, говорилъ Г. Тумвоодъ, не дастъ мн заснуть ни одной минуты и совершенно разстроитъ меня. Не мене того капризы его простирались на чищеніе платья, полусапожекъ его, на разстановку мебелей въ комнат и на тысячу бездлокъ, которыя мы не беремся и описывать, боясь наскучить нашимъ любезнымъ читателямъ.— Весьма страннымъ можетъ показаться (но таково обыкновенно свойство натуры человческой что Мистрисъ Додъ была равнодушна ко всмъ странностямъ и капризамъ своего постояльца, который имлъ характеръ совершенно противуположный Тиррелеву, отъ природы кроткому и невзыскательному, но впрочемъ постоялецъ сей умлъ столько же хорошо и хвалить иногда, какъ браниться за неисправности. Иногда что нибудь сдланное хозяйкою по его вкусу сопровождалось похвалами весьма лестными для Мегъ Додъ, тмъ боле, что она получала ихъ отъ человка, которому потрафить было дломъ весьма нелегкимъ. Къ тому же онъ былъ не изъ числа тхъ постояльцовъ, у которыхъ много причудъ и мало денегъ, съ этой стороны Г. Тумвоодъ былъ настоящій кладъ: онъ сыпалъ деньгами какъ человкъ, непривыкшій ни въ чемъ себ отказывать.

Цлое утро обыкновенно проходило въ томъ, что онъ раздавалъ различныя приказанія какъ самой Мистрисъ Додъ, такъ и ея прислужницамъ, правда, что иногда хозяйка, при всемъ своемъ терпніи, не могла удержаться отъ ворчанья, но какая нибудь похвала изъ устъ Г. Тумвоода немедленно опять примиряла ее съ нимъ и его капризами. Мегъ Додъ внутренно почитала своего постояльца за богатйшаго Набоба, что въ самомъ дл подтверждали образъ его обращенія, богатство и характеръ, всегда почти одинаковый у всхъ, прізжающихъ изъ Индіи. Можетъ быть, читатели наши вспомнятъ, что почтенная Мегъ Додъ всегда имла нкоторый родъ предубжденія къ людямъ сего класса, говоря, что они, прізжая въ ихъ сторону, только набиваютъ цну на състные припасы и чрезъ то подрываютъ бдныхъ окрестныхъ жителей, которые не могутъ уже за сходную цну купить себ ни даже десятка яицъ, но теперь дло было совсмъ другаго рода: этотъ Набобъ жилъ у нее въ дом, былъ человкъ съ благороднымъ образомъ мыслей — и вс претензіи были забыты. Между тмъ скука, всегда находящая себ небольшой уголокъ въ сердц человческомъ, начала распространять свое вліяніе и на Г. Тумвоода, по большой части проводившаго свое время въ комнатахъ. Мистрисъ Додъ и прислужницы ея были уже посвящены имъ во вс таинства гастрономической науки готовить супы съ зеленью и черные соусы, называемые имъ муллегатавни, кровать его была передлана деревенскимъ плотникомъ по образцу Жона Синклера, горбатый почталіонъ также довольно хорошо началъ пользоваться его уроками на счетъ ухода и чистки лошадей по образцу Арабовъ. Лондонскіе и Эдинбургскіе журналы, получаемые имъ, были слишкомъ недостаточны для того, чтобы занять его, и онъ началъ скучать уединеніемъ. Очень естественно, что онъ бы могъ пользоваться обществомъ при Сен-Ронанскихъ водахъ, но тамошніе жители, а въ особенности Лади Пенелопа, ему совершенно не нравились. Прелести Лади Бинкъ хотя и могли бы привлечь на себя вниманіе всякаго Азіятца, но Г. Тумвоодъ не располагался никогда быть похожимъ на Султана и заводить у себя гарема. Наконецъ какая-то внезапная идея возникла въ голов его — онъ тотъ же часъ приказалъ позвать къ себ Мистрисъ Додъ, которая въ это время занималась приготовленіемъ для него чаю, служившаго также и завтракомъ ея постояльцу, чайныя чашки и вообще весь сервизъ былъ изъ прекраснаго фарфора, который только для Г. Тумвоода былъ пущенъ въ употребленіе изъ стариннаго шкафа ея съ зелеными занавсками.

‘Скажите мн, Мистрисъ Додъ: каковъ вашъ приходскій Пасторъ?’ спросилъ Г. Тумвоодъ у вошедшей хозяйки своей.

— Такой же человкъ, какъ и вс другіе, Г. Тумвоодъ. Какимъ же ему должно бы быть, съ вашего позволенія?—

‘Такой же, какъ и вс! Я это и безъ васъ знаю, Мистрисъ. Натурально, онъ иметъ такія же руки, ноги, глаза и уши, какъ и мы съ вами, но мн бы хотлось узнать о его характер, свойствахъ души…’

— На это я не знаю почти что и отвчать вамъ. Потому что, вотъ видите ли, Г. Тумвоодъ: если бы онъ, на примръ, сталъ пить этотъ прекрасный чай, привезенный вами изъ Лондона, то божусь вамъ, что онъ бы принялъ его не боле какъ за обыкновенный чай!—

‘Значитъ, у него не вс чувства исправны, Мистрисъ Додъ: можетъ быть, у него нтъ носа, а если и есть, такъ по крайнй мр онъ страдаетъ ужаснымъ насморкомъ, потому, что этотъ чай иметъ чрезвычайной запахъ, котораго не льзя не услышать.’

— Можетъ статься, государь мой. Но я вамъ скажу, что я однажды поднесла ему рюмку самой лучшей анисовой водки, и, Богъ вамъ свидтель, что онъ, выпивши ее, сказалъ мн: Какое у васъ прекрасное виски, Мистрисъ Додъ, а мн кажется, въ цломъ пресвитерств, или даже и во всемъ Снод едва ли найдется кто нибудь кром его, кто бы не умлъ различить анисовой водки отъ виски.—

‘Но по крайней мр ученъ ли онъ?’

— Ученъ ли? О, что касается до этаго, я могу васъ уврить, что онъ иметъ множество познаній. Онъ почти не столько занимается своимъ приходомъ, какъ книгами, а домъ его, Г. Тумвоодъ! истинно жалко и посмотрть! — О если бы хоть на одну недльку отдали мн въ руки этхъ двухъ негодяекъ, которыя прислуживаютъ ему — я бы ихъ научила, какъ должно вести порядокъ въ дом хорошаго человка!—

‘Часто ли онъ говоритъ проповди?’

— Очень часто, очень часто, Г. Тумвоодъ. Иногда онъ говоритъ такія умныя поученія, что не только наши Фермеры, но и самые спсивые Лерды не могутъ понять ни одного слова. Но почему же и не такъ? Я часто говорю своимъ сосдкамъ: какова цна, таковъ и товаръ. А содержаніе нашего Господина Пастора слишкомъ умренно.—

‘Всегда ли онъ постоянно живетъ въ своемъ приход и жалостливъ ли онъ до бдныхъ

— О! очень, чрезвычайно, Г. Тумвоодъ. Я готова побожиться, что онъ въ точности исполняетъ Слово Божіе, имъ проповдуемое, и не отворачивается отъ того, кто проситъ его о поданіи помощи. По добродушію своему онъ даже иногда слишкомъ щедръ ко всмъ этимъ негодяямъ и побродягамъ, которые таскаются по краямъ нашимъ, собирая милостину.—

‘Таскаются -по краямъ вашимъ! Что вы говорите, Мистрисъ Додъ! Много ли ихъ здсь? Если бы вы посмотрли на всхъ факировъ, бонзовъ, дервишей и имановъ, которыхъ мн удалось видть въ моихъ путешествіяхъ! Но я прервалъ васъ, продолжайте. Много ли онъ иметъ знакомства

— Знакомства?— Почти что ничего. Онъ никуда не ходитъ самъ, слдственно и къ нему никто не ходитъ, каждое утро онъ обыкновенно надваетъ изорванной шлафоръ свой, какъ будто бы сбирался въ немъ идти рыть картофель, и садится въ своемъ кабинет, будучи обложенъ со всхъ сторонъ книгами. Не принеси ему завтрака, онъ не подумаетъ спросить о немъ. Сказываютъ, что иногда дуры служанки на смхъ морили его съ голоду до двухъ часовъ. Чтожъ, вдь онъ имъ не сказалъ на это ни полсловечка.

‘Хорошо.— Но въ такомъ случа, любезная моя хозяйка, вашъ Г. Пасторъ долженъ быть человкъ не столь обыкновенный, какъ вы думаете. Забыть о своемъ завтрак! Я не могу этаго и постигнуть! Но какъ бы то ни было, сего дня онъ будетъ у меня обдать, и я ручаюсь, что дамъ ему такой славный обдъ, который не такъ-то легко будетъ забыть ему!’

— Это легче сказать, нежели сдлать, Г. Томвоодъ.— Нашъ Пасторъ не большой охотникъ до пышныхъ обдовъ. Да еще врядъ ли онъ и обдаетъ въ чужихъ людяхъ. Дома, какъ сказываютъ, обдъ его обыкновенно состоитъ изъ чашки молока, ломтя хлба, а иногда изъ картофеля съ масломъ — вотъ и все! Вы согласитесь, Г. Тумвоодъ, что такой образъ жизни и для такого прекраснаго человка, какъ онъ, нкоторымъ образомъ и не приличенъ, тмъ боле, что всякій добрый Христіанинъ, заботясь о душ своей, не долженъ впрочемъ совершенно забывать и тлесныхъ потребностей.—

‘Можетъ быть, это такъ, Мистрисъ, впрочемъ я вамъ скажу, что я во время своихъ путешествій видалъ много и такихъ людей, которые для удовлетворенія тлеснымъ потребностямъ, какъ вы говорите, совершенно забывали о дуть и о бдныхъ ближнихъ своихъ. Ко приступимъ къ самому длу. Приготовьте намъ хорошенькой обдъ на двоихъ — вы меня понимаете?— и чтобы онъ былъ готовъ къ тремъ часамъ, слышите, Мистрисъ, равномъ тремъ. Поставьте на столъ бутылки три стараго Кипрскаго вина, которое я привезъ съ собою, бутылку моего любимаго Индйскаго шерри и также вашего, стараго Бордоскаго подъ желтою печатью. Вотъ, кажется, и все, Мистрисъ. Но нтъ, постойте: такъ какъ гостемъ моимъ будетъ Г. Пасторъ, то недурно запастись еще одною бутылкою портвейна — пуще всего. Мистрисъ помните, чтобы все это. было, готово аккуратно- къ тремъ, часамъ: я надюсь, что вы употребите все свое стараніе, кстати приглядите и за тмъ, чтобы бутылки съ виномъ. не ставили на солнц, какъ, третьяго, дня сдлала ваша дурища Эппія. Я не могу идти самъ въ вашъ, погребъ, по крайней мр буду надяться во’ всемъ, на вашу осторожность, любезная хозяюшка!’

— Не опасайтесь, ни чего.— отвчала Мегъ съ небольшою уклонкою головы,— не опасайтесь ничего. Въ погребъ я всегда хожу сама, слуги и служанки не смютъ туда показать и носа своего.. Но, Г. Тумвоодъ, я мы когда почти и не слыхивала, чтобы столько вина было заказано для стола на двухъ человкъ, изъ которыхъ еще одинъ Пасторъ, а слдственно и…

‘Какъ вы несносны, Мистрисъ, иногда съ вашими замчаніями! Мн кажется, это совершенно не ваше дло: чмъ боле расходу въ трактир, тмъ выгодне для хозяйки — по крайней мр я такъ думаю.’

— Ну, ну, на васъ никогда не угодишь Г. Тумвоодъ, впрочемъ пусть будетъ по вашему желанію. Я съ своей стороны скажу только то, что я еще съ тхъ поръ, какъ содержу мою гостинницу, ни разу не видывала такого человка, какъ вы!— Не успла еще она окончить своего послдняго замчанія, какъ уже постоялецъ ея вышелъ изъ комнаты, оставя ее на свобод ворчатъ, а между тмъ и заняться пріуготовленіями къ обду. Г. Тумвоодъ, слдуя новому своему намренію познакомиться съ Г. Пасторомъ. Сен-Ронанскимъ, отправился прямо къ нему, и между тмъ, какъ онъ проходитъ длинную улицу, ведущую къ его дому, мы познакомимъ нсколько читателей нашихъ съ симъ новымъ лицомъ, входящимъ въ исторію нашу.

Почтенный Пасторъ осія Каропиль былъ сынъ одного небогатаго Шотландскаго Фермера. Отъ природы слабое сложеніе его въ соединеніи съ расположеніемъ къ наукамъ подало родителямъ его мысль воспитывать его для духовнаго званія.

Мысль сію боле утвердило и то, что нкогда въ ихъ фамиліи находился нкто Дональдъ Каропиль, въ свое время длавшій честь духовному званію какъ своею примрною жизнію, такъ даже и смертію: онъ былъ умерщвленъ за вру въ царствованіе Карла II го при возникшихъ тогда духовныхъ распряхъ. Да и въ самомъ дл осія Каропиль былъ какъ бы рожденъ для сего званія: тихій и кроткій характеръ его привлекалъ къ себ любовь всхъ его окружавшихъ, неутомимое занятіе въ наукахъ ощутительно облагородило образъ мыслей его и сдлало то, что никто не могъ не уважать его, не смотря на молодость лтъ и на самое происхожденіе.

Любимйшимъ занятіемъ Каропиля было — съ книгою въ рукахъ бродить по рощамъ и тамъ питать свое воображеніе, читая лучшія произведенія знаменитйшихъ авторовъ своего времени, въ особенности онъ любилъ Поэзію, разскрывавшую новый міръ въ глазахъ его. Часто даже онъ самъ осмливался испытывать свои дарованія въ сей наук, но врожденная скромность и страхъ быть смшнымъ въ глазахъ своихъ знакомыхъ не допускали его длать извстными свои, иногда даже и довольно удачныя, произведенія.

Точно по такой же, можно сказать, двственной скромности онъ скрывалъ истинный талантъ, данный ему натурою въ живописи, робкій артистъ, тихонько это всхъ онъ рисовалъ иногда прекрасные эскизы, которые впрочемъ казались слишкомъ неудовлетворительными для разборчиваго его вкуса. По крайней мр талантъ сей въ свое время оказалъ ему почти такую же услугу, какъ тонкіе и гибкіе ноги оленя нкогда помогли ему, но смотря на некрасивость свою передъ кудрявыми рогами, какъ разсказываетъ намъ басня.

Лордъ Бидморъ, записной знатокъ во всхъ изящныхъ искуствахъ, пріискивалъ гувернра для своего сына Августа Бидмора, онъ совтовался на счетъ сего выбора съ однимъ Профессоромъ Богословія, который рекомендовалъ ему нашего Каропиля, какъ кандидата, весьма достойнаго занять это мсто. Но когда Лордъ Бидморъ, между прочими вопросами о. его знаніяхъ, спросилъ: — а уметъ ли онъ рисовать? на что Профессоръ отвчалъ, отрицательно, прибая даже, что онъ не почитаетъ искуства сего необходимымъ въ человк, которому будетъ вврено нравственное образованіе его сына, то Лордъ Бидморъ пожалъ плечами, какъ бы стараясь показать, что искуство сіе было для него, такъ сказать, conditio, sine qua non, шутъ-то уже нашъ робкій Каропиль въ первый разъ осмлился признаться въ. своемъ, талант. Нкоторые эскизы были представлены Лорду, онъ нашелъ ихъ слишкомъ удовлетворительными. Въ другихъ познаніяхъ Каропиль, не имлъ недостатка, и такимъ образомъ дло было ршено — онъ сдлался гувернромъ моладаго Лорда Августа Бидмора.

Каропиль принялся со всею ревностію за, свою новую должность. Воспитанникъ, его былъ добрый мальчикъ, съ хорошимъ характеромъ, но съ слабымъ здоровьемъ и слишкомъ обыкновенными дарованіями. Учитель его никакъ не могъ раскрыть въ немъ этаго, благороднаго энтузіазма, къ. высокому и изящному, который. обыкновенно характеризуетъ генія, впрочемъ Августъ оказывалъ успхи довольно, значительные для своихъ лтъ и дарованій: онъ порядочно зналъ новйшіе языки, на нкоторыхъ, даже могъ, изъясняться, если не совершенно, по крайней мр вразумительно, онъ зналъ классификацію всхъ минераловъ, раковинъ и бабочекъ, рисовалъ безъ вкуса, но съ точностію, однимъ словомъ, онъ зналъ все, чему можно научишься отъ другаго, и что усовершенствовать могутъ только собственный вкусъ и счастливыя расположенія.

Миссъ Августа Бидморъ, единственная дочь стараго Лорда, также пользовалась уроками гувернра своего брата во всхъ познаніяхъ, которыя могъ онъ сообщить ей и которыя были необходимы для ея пола. Но успхи ея были столь же различны отъ успховъ ея брата, какъ лучь молніи отъ слаботлющихъ угольевъ на шестк поселянина. Ея свднія въ Итальянской и Французской литтературы, въ Исторіи какъ древнихъ, такъ и новйшихъ временъ, наконецъ ея необыкновенные таланты въ живописи обворожали молодаго учителя, а съ другой стороны заставляли и бояться за своего воспитанника, не столько соотвтствовавшаго своими успхами стараніямъ его.

Но, увы! короткость въ обращеніи, естественнымъ образомъ существующая между молодымъ учителемъ и прелестною ученицею, рдко бываетъ безъ гибельныхъ послдствій, ибо въ самомъ дл нтъ ничего опасне для молодаго человка, какъ находиться часто и притомъ наедин съ молодою двицею, ввренною его попеченіямъ — особливо, если ученица оказываетъ прекрасные успхи. Одна мысль, что она обязана своимъ просвщеніемъ и благороднымъ образомъ мыслей ему, заставляетъ уже смотрть на нее какъ на твореніе, въ которое перелита собственная душа ого, а слдственно уже и любить ее. То же самое чувствовалъ и нашъ осія Каропиль, находясь всегда въ самыхъ близкихъ сношеніяхъ съ Миссъ Августою. Долго почтеніе и признательность къ фамиліи Лорда Бидмора не позволяли ему признаться даже и самому себ въ своей страсти, наконецъ природа одержала верхъ, и онъ со вздохомъ сказалъ себ: я люблю Августу! Другой на его мст, можетъ быть, повторилъ бы слова сіи и передъ самою Августою, но нашъ благородный молодой. человкъ довольствовался только одними вздохами — онъ любилъ и молчалъ: рдкость въ нашемъ вк, привыкшемъ къ откровенности во всякихъ, иногда даже и непозволительныхъ случаяхъ!

Наконецъ обстоятельства перемнили ходъ свой. Августъ долженъ былъ путешествовать для своего усовершенствованія, и старый Лордъ Бидморъ предложилъ Каропилю или сопутствовать его сыну, или принять отъ него послднюю благодарность за свои попеченія. Выборъ не былъ затруднительнымъ для Каропиля: ршась сопутствовать молодому Бидмору, нкоторымъ образомъ онъ не вполн разлучится съ Августою,— по крайней мр онъ будетъ читать ея письма къ брату, въ которыхъ иногда, можетъ быть, будетъ написано что нибудь и къ нему, притомъ путешествіе продолжится не боле двухъ лтъ, а тогда онъ опять увидится съ нею: таковы были мысли добраго Картиля, и онъ ршился хать съ своимъ воспитанникомъ.

Но судьба опредлила ему испить до дна чашу горестей: въ первые же мсяцы ихъ путешествія Августъ получилъ извстіе, что сестра его была выдана замужъ за человка, соотвтствовавшаго своею породою и богатствомъ знаменитой ихъ фамиліи: какой ударъ для бднаго Каропиля! Онъ сдлался задумчивымъ, предался глубокой меланхоліи, и наконецъ чрезъ нсколько времени молодой Августъ Бидморъ извстилъ отца своего, что его учитель, по причин разстроеннаго своего здоровья и нервическихъ припадковъ, выпросилъ у меня увольненіе и теперь уже детъ обратно въ свое отечество. Лордъ Бидморъ былъ человкъ не неблагодарный, онъ очень зналъ, чмъ былъ обязанъ Каропилю, и въ слдствіе сего, тайно отъ фамиліи Мовбраевъ, купилъ для него мсто Пастора въ деревн Сен-Ронанской, занимаемое тогда однимъ престарлымъ Пасторомъ, который умеръ прежде, нежели Каропиль пріхалъ въ свое отечество. Съ чрезвычайнымъ хладнокровіемъ принялъ Каропиль благодяніе, сдланное ему старымъ Лордомъ, онъ едва не забылъ даже поблагодарить его. Взявши свою старую и больную мать, досел жившую въ Маршторн онъ переселился на новое свое мсто. Но ни новыя занятія по своей должности, ни радость матери, слишкомъ высоко цнившей настоящее званіе его — ничто не могло разсять унынія души его.

Вс домашнія хлопоты были на рукахъ доброй старушки, его матери — Каропиль не былъ способенъ заниматься ни чмъ, кром своей грусти. Добрая мать предложила было однажды сыну своему о брак, но онъ не хотлъ объ этомъ и слышать. Наконецъ и сія послдняя умерла — и нашъ Пасторъ остался совершенно одинъ: прислужницы его были самыя нерадивыя творенія — и Мегъ Додъ говорила правду, что бдный Пасторъ не рдко просиживалъ безъ обда отъ ихъ безпечности.— Комнаты его никогда не были прибраны порядкомъ, блье рдко хорошо вымыто, старые черные кафтаны его не рдко зашивались блыми заплатами, однимъ словомъ, жизнь бднаго Пастора была не завидна ни въ какихъ отношеніяхъ.

Нкоторыя изъ нашихъ читательницъ безъ сомннія пожалютъ о бдномъ Каропил, тмъ боле, что безнадежная любовь была главною причиною его разстроеннаго состоянія, впрочемъ, къ чести Г. Пастора должно сказать и то, что онъ не совершенно предался отчаянію, что бы весьма легко могло случиться со всякимъ другимъ на его мст: онъ не забылъ Августы, но время и невозможность обладать ею мало помалу начинали изглаживать образъ ея изъ его сердца — онъ снова устремилъ все свое вниманіе на науки. Въ книгахъ не имлъ онъ недостатка, ибо еще живя у Лорда Бидмора, скопилъ себ порядочную библіотеку — и такимъ образомъ все его время было посвящено или на чтеніе, или на сочиненіе. Живя, можно сказать, единственно для наукъ, Г. Каропиль не обращалъ вниманія ни на что его окружающее, онъ даже не замчалъ безпорядка въ своихъ комнатахъ и нерадивости своихъ прислужницъ, для него все равно было, какой бы столъ ни былъ у него,— ибо онъ по истин лъ только для того, чтобы жить, а не жилъ для того, чтобы сть, вразсужденіи Одежды своей онъ также мало заботился какъ и вразсужденіи стола, однимъ словомъ, онъ жилъ только для духа, и слишкомъ мало, какъ говорила Мегъ Додъ, занимался тлесными потребностями своими. Разсянность его была также чрезвычайна, не рдко случалось ему у какой нибудь старой двицы, прихожанки своей, спрашивать о здоровь ея супруга и дтей, у человка, который еще оплакивалъ смерть жены своей, не боле какъ за недлю схороненной имъ же самимъ, освдомляться о томъ, какъ она поживаетъ, знакомцевъ своихъ онъ иногда встрчалъ какъ людей, съ которыми видится въ первый разъ въ своей жизни, а незнакомыхъ принималъ часто какъ друзей своихъ. Впрочемъ странности сіи простирались не на всхъ: бднякъ никогда не отходилъ безъ милостыни отъ оконъ его, печальный безъ утшенія — онъ длалъ все, что могъ — и можно сказать, вполн соотвтствовалъ своему званію.

Что касается до его прихожанъ, они вс любили и почитали его, не смотря на нкоторыя странности и разсянность въ характер. Въ самомъ дл иногда случалось, что онъ, говоря прекраснйшее слово о несчастій гршниковъ, останавливался на самомъ лучшемъ мст, потиралъ рукою лобъ свои и сходилъ съ каедры, общая окончить свою проповдь въ слдующее воскресенье, такія выходки отъ сердца прощали ему добрые прихожане тмъ боле, что знали его добрую душу и готовность на самомъ дл всегда исполнять, священныя истины, имъ проповдуемыя. Домъ, въ которомъ жилъ добрый Пасторъ, часъ отъ часу боле клонился къ своему разрушенію. Однажды только онъ взялъ было смлость отнестись на счетъ сего предмета къ Лерду Мовбраю, но получивъ неудовлетворительный: отвтъ чрезъ почтеннаго Агента его Микклевана, онъ на свой счетъ починилъ крышку надъ библіотекою, куда часто проходилъ дождь и подмачивалъ его книги — и съ тхъ поръ опять никто не слыхалъ отъ него ни одной жалобы.

Таковъ-то былъ почтенный Пасторъ, котораго знакомство, а можетъ быть и дружбу надялся снискать себ Г. Тумвоодъ черезъ хорошій обдъ и отборныя вина погреба Мистрисъ Додъ, средство довольное удачное и даже врное для пріобртенія въ друзья себ многихъ, во слишкомъ мало подйствовавшее на Г. Пастора, какъ то и увидимъ мы въ слдующей глав.

ГЛАВА IV.

Знакомство.

‘Межъ насъ двоихъ различья много:
‘Ты не доволенъ всмъ,— а я сужу не строго,
‘Мн свтъ знакомъ изъ книгъ,— изъ опыта теб,
‘Ты вспыльчивъ,— я всегда покорствую судьб.
‘Несу въ молчаніи тяжелой крестъ сей жизни
‘И медленно теку къ небесной я отчизн.’
Бутлеръ.

Нашъ путешественникъ Тумвоодъ, всегда ршительный въ своихъ намреніяхъ проходилъ большими шагами улицу старой Сен-Ронанской деревни, ведущую къ. дому Настора, который жилъ, какъ уже нсколько извстно читателямъ, весьма въ незавидномъ строеніи. Видъ разрушенія и всеобщаго безпорядка, царствовавшаго вокругъ дома, заставлялъ почти думать, что онъ былъ необитаемъ, только два корыта съ мыльною водою, стоявшія у крыльца, какъ бы свидтельствовали собою всмъ, чья нога по случаю ступала въ сію обитель разрушенія, что здсь живутъ люди и въ добавокъ еще женщины.

Вороты, ведшія во внутренность двора, давно уже слетли съ петель своихъ и смиренно лежали на густой трав, мсто ихъ заступила большая борона, служившая какъ бы ршеткою, защищавшею входъ во внутренность двора. Небольшой садъ, при посредственномъ стараніи могшій быть полезнымъ и пріятнымъ для хозяина, теперь представлялъ видъ жалкаго запустнія, благодаря нераднію о немъ садовника, или просто сказать прислужника добраго Пастора — качество, всегда почти означающее человка, исполняющаго только половину своего дла, а здсь даже и ршительно ничего не длавшаго. Вошедши на дворъ, Г. Тумвоодъ примтилъ впрочемъ, что въ саду за кучею густой крапивы и чертополоха какой-то негодяй осчипывалъ послднія ягодки красной смородины, уцлвшія отъ червяковъ, онъ.закричалъ ему довольно громкимъ голосомъ: Эй, дружокъ! доложи обо мн своему господину. Но чудакъ, увидя посторонняго человка и чувствуя себя — выразимся поюридически — уличеннымъ на самомъ мст приступленія, вмсто того, чтобы отвчать на слова его, опрометью бросился вонъ изъ сада черезъ полуразвалившійся задній заборь, гд стояла его кляча, запряженная въ дрянную водовозную тлегу, и свши на свое мсто, преблагополучно похалъ своею дорогою, насвистывая нескладныя деревенскія псни.

Не видя боле никого ни на двор, ни въ саду, Г. Тумвоодъ подошелъ къ дверямъ дома и началъ стучаться своею палкою, сперва тихо’, а потомъ и довольно шибко, но сколько онъ ни стучался, сколько ни кашлялъ, ни кричалъ, надясь привлечь на себя чье нибудь вниманіе, все тщетно — отвта не было. Наконецъ наскучивъ дожидаться, онъ изо всей силы толкнулъ снную дверь, щеколда отскочила, и онъ вошелъ въ сни. Дверь въ комнаты была полуотворена у онъ вошелъ въ,переднюю, въ залу — везд пустота, везд мертвое молчаніе, вправо примчаетъ онъ небольшую дверцу, отворяетъ ее, и видитъ наконецъ достойный предметъ своихъ поисковъ.

Окруженный громадами книгъ, манускриптовъ и бумагъ, на большихъ кожаныхъ креслахъ возсдалъ почтенный Пасторъ Сен-Ронанскій. Онъ былъ довольно высокій, худощавый человкъ близкій къ осени своей жизни, лице имлъ смугловатое, глаза, теперь хотя тусклые и впалые, впрочемъ нкогда, какъ казалось, пріятные, и выразительные черты лица его были довольно правильны, даже привлекательны, тмъ боле, что онъ, не смотря на свою небрежность въ отношеніи одежды, съ точностію Мусульманина исполнялъ раза три въ день свои омовенія, волосъ его не льзя было поклепать безпорядкомъ, ибо время оставило ихъ слишкомъ немного на голов и вискахъ его черные чулки, до половины спустившіеся, ибо онъ не позаботился о подвязкахъ, нкоторымъ образомъ какъ бы указывали на его должность, ноги его были заключены въ нчто, прежде вроятно называвшееся башмаками, а теперь представлявшее видъ старыхъ и широкихъ туфлей. Остатокъ видимой одежды состоялъ изъ длиннаго и изношеннаго стараго халата, который, складками своими облекая худое и нсколько сгорбленное тло его, вислъ до самыхъ пятокъ. Г. Пасторъ до такой степени былъ углубленъ въ чтеніе какой-то старинной книги in folio, что не слыхалъ ни скрыла двери отъ вошедшаго къ нему гостя, ни его безпрестанныхъ движеній и покашливаній, чтобы обратить на себя хотя малйшее вниманіе. Г. Тумвоодъ, видя, что вс его знаки не могли никакъ подйствовать на хозяина, и будучи хотя врагъ всхъ церемонныхъ приличій, ршился впрочемъ начать разговоръ и отрекомендоваться Г. Пастору.

‘Гм! Государь мой! Гм!… Вы видите передъ собою человка — который иметъ нкоторую нужду… нужду въ обществ — государь мой — и который взялъ смлость придти къ вамъ, какъ къ человку почтенному, въ надежд, что вы не откажетесь по Христіанской любви разогнать скуку его своими бесдами.’

Нужда и Христіанская любовь — эти только слова изъ всего разговора дошли до ушей и привлекли на себя вниманіе добраго Пастора, довольно не рдко привыкшаго слышать ихъ отъ приходившихъ къ нему просить помощи, онъ въ разсяніи едва удостоилъ взора своего нашего Г. Тумвоода, по наружности ни чушь непохожаго на бдняка, ибо онъ имлъ довольно дородную фигуру, красивое платье и трость съ золотымъ набалдашникомъ, и почти его не больше, какъ за нищаго, преспокойно, сунулъ ему въ руку шилингъ и началъ продолжать ученыя свои занятія.

‘Мой добрый господинъ,’ началъ Тумвоодъ, удивленный его поступкомъ и чрезвычайною разсянностію, ‘я готовъ биться о закладъ, что вы ошиблись какъ во мн, такъ и въ цли моего посщенія.’

— Очень жаль, что мое небольшое подаяніе не можетъ быть удовлетворительнымъ для тебя, другъ мой,— отвчалъ Пасторъ, не поднимая глазъ своихъ — но по чести я не могу предложить теб большаго.—

‘Если вамъ угодно будетъ взять на себя трудъ взглянуть на меня хоть одну минуту, государь мой,’ сказалъ нашъ путешественникъ, это вы увидите наврное вашу ошибку.’

Г. Каропиль поднялъ свою голову, а слдственно устремилъ к вниманіе, и увидя предъ собою человка хорошо одтаго и довольно почтенной наружности, вскричалъ къ нкоторымъ замшательствомъ: Ахъ! да, такъ точно!.. я былъ такъ углубленъ въ мое чтеніе… я думалъ… Но мн кажется, что я имю удовольствіе видть моего почтеннйшаго друга Г. Лавендера? —

‘Совсмъ нтъ, Г. Каропиль отвчалъ Тумвоодъ, ‘впрочемъ и не безпокойтесь угадывать, кто я таковъ, ибо вы меня видите наврное въ первый разъ въ вашей жизни. Мн очень совстно, что я помшалъ вашимъ ученымъ занятіямъ, впрочемъ дло не къ спху — я могу подождать, пока вы окончите.’

— Очень благодаренъ, г. м.— отвчалъ Пасторъ.— Сдлайте милость садитесь, если только можете отыскать себ пустой стулъ, я такъ занялся… Впрочемъ скоро окончу, и тогда я совершенно къ вашимъ услугамъ!—

Между скудными мебелями, украшавшими кабинетъ Г. Пастора, не безъ труда въ самомъ дл отыскалъ’ себ Г. Тумвоодъ стулъ, боле другихъ годный къ поддержанію тяжести его тла, и слъ, опершись подбородкомъ своимъ на упершую въ полъ трость, устремя внимательные взоры на Пастора, съ своей стороны совершенно забывшаго и думать, что у него сидлъ человкъ, незнакомый ему. Прошло нсколько времени, и молчаніе ихъ не прерывалось ни чмъ, кром шума отъ ворочаемыхъ листовъ книги in folio Г. Пасторомъ и отъ нкоторыхъ восклицаній, выражавшихъ глухо досаду и нетерпніе его, когда, желая на примръ обмакнуть въ чернилицу перо свое для сдланія какого ни будь замчанія, онъ въ разсянности попадалъ имъ въ раскрытую табатерку съ табакомъ, между прочими учеными принадлежностями также стоявшую на стол его. Наконецъ въ ту самую минуту, когда Г. Тумвоодъ началъ находить, что нмая сцена сія довольно скучна, не смотря на свою оригинальность, Пасторъ поднялъ свою голову и началъ говорить въ слухъ самому себ: — отъ Акона, Акора или долины Св. оанна и до ерусалима! Но спрашивается, велико ли тутъ разстояніе?…

‘На двадцать на три мили къ сверозападу,’ отвчалъ безъ запинки Г. Тумвоодъ.

Г. Каропиль съ чрезвычайнымъ хладнокровіемъ и не показывая ни малйшаго вида удивленія къ отвту, столь кстати сдланному ему незнакомцемъ, развернулъ передъ собою большую ландкарту и началъ бродить по ней своими сухими пальцами, какъ бы отыскивая эти мста и повряя сказанное ему.

— Двадцать три мили — наконецъ повторилъ онъ, — а Ингульфусъ и Жефрей Винсовъ говорятъ совершенно иначе.—

‘Ну чтожь? Пошлите ихъ обоихъ къ чорту, такъ какъ лгуновъ, изъясняющихъ дло совершенно на противъ,’ отвчалъ путешественникъ.

Мн кажется, вы бы могли сказать свое мнніе и не столь оскорбительнымъ для нихъ образомъ,— сказалъ Пасторъ нсколько измнившимся голосомъ.

‘Извините, Г. Пасторъ,’ отвчалъ Тумвоодъ, ‘но для меня показалось немножко странно, что вы врите больше свидтельству этикъ старыхъ пергаментовъ, нежели словамъ такого человка, какъ я, человка, Г. Пасторъ, которому собственныя его ноги служили врнйшимъ компасомъ въ путешествіяхъ почти вокругъ всего земнаго шара!’

— Такъ вы были и въ Палестин?— спросилъ его Г. Каропиль, нсколько придвигаясь къ нему на своихъ креслахъ и показывая видъ любопытства, возбужденнаго его словами.

‘Натурально, Г. Пасторъ,’ отвчалъ нашъ путешественникъ: ‘да гд я не былъ! И ваша долина Св. оанна мн также не незнакома. Я тамъ былъ аккуратно черезъ мсяцъ посл того, какъ Бонапарте, хотя и безъ успха, почтилъ это мсто своимъ посщеніемъ, я даже обдывалъ тамъ съ Сидней-Шмитомъ и Джіассаромъ-Пашею, — обды были бы и довольно порядочны, если, бы за ними не слдовалъ почти всегда, такъ сказать, десертъ изъ православныхъ носовъ и ушей, что всегда производило родъ судороги въ моихъ членахъ, а старикъ Джіассаръ съ своей стороны такъ любилъ эти невинныя, по его словамъ, забавы, что рдкаго почти человка можно было встртить въ город, у котораго бы лицо не было также гладко во всхъ отношеніяхъ, какъ и ладонь руки моей. Чортъ возьми! кому не жаль ушей и носа? Я заблагоразсудилъ поскоре убраться оттуда.’

— Если вы дйствительно были въ Святой земл, государь мой,— сказалъ Пасторъ, не слишкомъ доврявшій веселому тону разскащика,— то наврное будете въ состояніи подать мн нкоторыя нужныя свднія относительно крестовыхъ походовъ?—

‘Но эти происшествія не случились ли нсколько попрежде моего тамъ пребыванія, Г. Пасторъ?’

— Не уже ли вы не могли понять, что любопытство мое касается только до географическихъ свдній, а не до самыхъ происшествій!.—

‘Это другое дло, Г. Пасторъ, и я васъ смю уврить, что вы будете совершенно удовлетворены на этотъ счетъ — я весь къ вашимъ услугамъ. Турки, Арабы, Готы, Друзы — я знаю ихъ всхъ также хорошо, какъ и самаго себя, подобнымъ же образомъ надюсь познакомить ихъ и съ вами. Не выходя изъ я той комнаты, вы также твердо узнаете всю Сирію, какъ и я самъ. Но одолженіе за одолженіе, Г. Пасторъ,— такъ водится въ свт: я готовъ отвчать на вс ваши вопросы, вы съ своей стороны должны также оказать мн честь, пожаловавъ сегодня запросто откушать со мною.’

— Очень рдко случается, чтобы я выходилъ куда нибудь,— отвчалъ Пасторъ тономъ, показывавшимъ впрочемъ, что на этотъ разъ для глубокихъ свдній нашего путешественника онъ готовъ былъ оставить свою привычку сидть въ уединеніи,— впрочемъ — продолжалъ онъ,— я не могу отказать себ въ удовольствіи пользоваться компаніей человка, пріобртшаго столько опытности, какъ вы, государь мой.— ‘Хорошо, и такъ въ три часа я ожидаю васъ къ себ: я обдаю всегда не раньше, ни позже этаго времени. Живу я въ здшней старой гостинниц у Мистрисъ Додъ, которая, я думаю, теперь, когда мы разговариваемъ съ вами, занимается приготовленіемъ такого обда, который удивитъ васъ, не смотря на всю ученость вашу, потому что я для составленія его привезъ, такъ сказать, рецепты изъ всхъ четырехъ частей свта.’

Заключивши между собою сіе условіе, они разстались — и Г. Каропиль посл нсколькихъ минутъ размышленія о странномъ случа, приведшемъ къ нему незнакомца, разршившаго его сомннія, о которыхъ тщетно онъ совтывался со всми древними авторами, мало помалу опять вошелъ въ свою прежнюю сферу, изъ которой извлекъ его Г. Тумвоодъ, и чрезъ минуту уже забылъ совершенно какъ объ этомъ посщеніи, такъ и объ общаніи, данномъ имъ незнакомцу.

Между тмъ Г. Тумвоодъ, возвратившись на свою квартиру и отъ природы будучи хлопотуномъ, любившимъ вмшиваться во вс дла, даже и не касающіяся до него, безпрестанно перебгалъ изъ своей комнаты въ кухню и изъ кухни опять въ свою комнату, раздавая различныя приказанія на счетъ изготовленія кушаньевъ и суетясь по временамъ около печки, гд Мистрисъ Додъ дйствовала совершенно самовластно, но не смотря ни на его крикъ, ни на бганье, ни даже на то, что онъ въ суетахъ наступалъ раза три на подолъ платья почтенной хозяйки своей и пережегъ себ вс руки, дла шли обыкновеннымъ своимъ порядкомъ. Мистрисъ ворчала на людей, имющихъ страсть вмшиваться въ чужія дла, путешественникъ громко кричалъ, что во всхъ странахъ, гд онъ ни путешествовалъ, совты его на счетъ стряпни всегда были уважаемы и принимаемы съ благодарностію и такимъ образомъ время не примтно проходило отчасти во взаимной перепалк между хозяйкою и постояльцемъ, отчасти впрочемъ и въ дйствительныхъ приготовленіяхъ.

Г. Тумвоодъ безпрестанно справлялся съ своими часами — и даже отъ нетерпнія ршился самъ накрыть въ комнат съ голубыми обоями столъ на два прибора, наблюдая во всемъ чрезвычайную аккуратность, между тмъ какъ лукавые и насмшливые взгляды трактирщицы показывали, что она весьма сомнвалась въ дйствительности посщенія Г. Пастора.

Г. Тумвоодъ былъ слишкомъ далекъ отъ того, чтобы раздлять ея сомннія, и съ терпніемъ ожидалъ назначеннаго имъ времени, стрлка наконецъ показала три часа — а Г. Каропиль не являлся. Нашъ путешественникъ ршился дать Г. Пастору сроку на пять минутъ, представляя себ, что въ часахъ могла быть небольшая разница, и еще на другія пять, разсчитывая, что онъ долженъ былъ употребить ихъ на переодваніе. Но когда какъ первыя, такъ и другія пять минутъ срока прошли, а Г. Пасторъ не являлся, Тумвоодъ, схватя свою шляпу и трость, бросился опрометью къ его дому и бжалъ, можно сказать, съ возможною быстротою человка дороднаго и мучимаго нестерпимымъ голодомъ. На этотъ разъ онъ безъ церемоніи вошелъ въ кабинетъ Г. Пастора, гд и увидлъ его точно въ томъ же старомъ халат, на тхъ же креслахъ и въ такомъ же углубленіи, какъ онъ оставилъ его и поутру.

Нечаянный и быстрый входъ въ комнату Г. Тумвоода напомнилъ почтенному Пастору нкоторымъ образомъ утреннее посщеніе чужестранца, онъ взглянулъ на него безпокойными взорами, потеръ рукою лобъ свой и вскричалъ: — Ахъ, это вы? Значитъ ужь время, … мой почтеннйшій Господинъ … Господинъ … я хотлъ сказать мой любезный другъ … надюсь, что вы не обидитесь — я, занявшись моимъ дломъ, совершенно и позабылъ приказать позаботиться объ обд … но это ничего — мы какъ нибудь справимся. Эппія! Эппія! Эппія!

Эппія ни отвчала ни на первый, ни на вторый, ни даже на третій призывъ своего хозяина и явилась уже не прежде какъ post intervallum, какъ обыкновенно выражаются господа законоискусники. 9шо была довольно плотная, краснощекая двка, вошедшая босикомъ и съ угрюмымъ видомъ произнесшая: — Я здсь, Г. Пасторъ, что вамъ угодно?

‘Есть ли у насъ въ дом что нибудь пообдать, Эппія?’

— Есть хлбъ съ молокомъ и холодный картофель, кажется, этаго довольно достаточно для обда.—

‘Вы изволите видть, государь мой,’ сказалъ Каропиль, ‘что вы осуждены истинно, такъ сказать, на Пиагорейскую діэту, но вы путешественникъ и слдовательно, какъ я надюсь, будете умть довольствоваться и симъ умреннымъ обдомъ.’

— Да, это случалось со мною иногда въ моихъ путешествіяхъ, но теперь совсмъ не то, прошу извинить меня, Г. Пасторъ. Но мн кажется, вы совершенно потеряли свою память, помнится, не вы меня, а я васъ приглашалъ къ себ въ гостинницу откушать и раздлить со мною время?—

‘Да, да, такъ точно .. теперь я вспомнилъ. Извините… я перемшалъ нсколько видъ этаго приглашенія къ обду. Но я всегда былъ вренъ моему слову — это моя привычка. И такъ пойдемте, г. м., я готовъ слдовать за вами.’

— Но не будетъ ли вамъ угодно перемнитъ костюмъ вашъ?— спросилъ у него Тумвоодъ, видя съ удивленіемъ, что Г. Пасторъ располагался идти съ нимъ въ своемъ старомъ халат — въ такомъ вид мы соберемъ,— продолжалъ онъ,— около себя всхъ деревенскихъ ребятишекъ, ибо, сказать по правд, Г. Каропиль, въ этомъ смшномъ костюм вы довольно похожи ни сову, случайно показавшуюся среди благо дня и которая обыкновенно привлекаетъ къ себ кучу воробьевъ и прочихъ птицъ всякаго рода.—

‘Да, да, вы говорите о перемн платья, о, это для меня дло одной минуты. Но мн по чести очень совстно заставлять васъ дожидаться себя, мой любезнйшій Господинъ… Господинъ.. Извините, я всегда забываю ваше имя.’

— Тумвоодъ, государь мой, къ вашимъ услугамъ. Впрочемъ мн кажется, что вы еще до сихъ поръ и не слыхивали моего имени.—

‘Вы правы,— точно такъ. Но, мой любезный Г. Тумтонъ! не угодно ли вамъ сдлать мн одолженіе приссть на одну минуту, пока я перемню мое платье. Очень убивственно, что мы нкоторымъ образомъ обязаны быть невольниками нашего тла, Г. Тумтонъ, но что длать! Сколько времени обыкновенно теряемъ мы на эти пустяки — между тмъ какъ могли бы его съ пользою употребить для какихъ нибудь потребностей безсмертной души нашей.’

Г. Тумвоодъ однимъ молчаніемъ отвчалъ на сужденія Г. Пастора, одвавшагося предъ его глазами, боясь, чтобы отвтомъ на слова его не отвлечь его снова. Между тмъ туалетъ Г. ученаго былъ весьма скоро оконченъ, ибо вся перемна состояла только въ томъ, что вмсто халата надлъ онъ черный праздничный кафтанъ свой и выворотилъ на изнанку чулки свои одного же цвта съ кафтаномъ, и такимъ образомъ Г. Тумвоодъ, щастливый какъ Босвель, когда онъ велъ съ тріумфомъ Доктора Жонсона обдать съ Страгономъ и Жономъ Вилкесомъ, имлъ удовольствіе отправишься въ свою гостинницу въ сопровожденіи Г. Каропиля.

Во время обда оба наши героя нсколько покороче познакомились другъ съ другомъ и узнали взаимно образъ мыслей и характеръ одинъ другаго. Путешественникъ нашелъ въ Пастор нсколько педантства и привязанности къ системамъ, которыя онъ самъ образовалъ для себя въ своей уединенной жизни, онъ замтилъ въ немъ также чрезвычайную невнимательность ко всему тому, что онъ лъ и пилъ, какъ къ предмету, недостойному занимать разумное существо, не смотря на то, что Докторъ Жонсонъ называетъ обдъ главною принадлежностію дня. Нашъ Каропиль не зналъ сего мудраго опредленія и слдовательно могъ показаться съ этой стороны не слишкомъ учтивымъ новому своему знакомцу. Впрочемъ сей послдній видлъ въ немъ человка прямодушнаго и довольно умнаго, не смотря на нкоторыя странности его характера.

Съ другой стороны Г. Пасторъ не могъ не видать въ новомъ знакомц своемъ нкоторымъ образомъ послдователя Эпикурова, для котораго желудокъ былъ его идоломъ. Впрочемъ, хотя онъ не видалъ въ немъ отличнаго воспитанія, показывающаго обыкновенно всегда почти и благородное происхожденіе человка, по крайней мр Г. Тумвоодъ былъ человкъ съ прямымъ и довольно твердымъ характеромъ, много путешествовалъ по свту, многое видлъ собственными глазами и, что всего боле, былъ совершенно знакомъ со всми восточными обычаями, нравами, которые, начиная отъ Крестовыхъ походовъ и до сего времени, почти совсмъ не измнялись въ стран ихъ. Г. Каропиль, какъ уже извстно, занимался преимущественно сими предметами и слдственно опытность и разсказы Г. Тумвоода были для него весьма интересными, даже необходимыми.

Такимъ образомъ нкоторый родъ дружбы, или по крайней мр взаимной привычки одного къ другому возникъ между нашими двумя оригиналами и, къ величайшему удивленію всего Сен-Ронанскаго прихода, Пасторъ и Набобъ старой деревни, какъ обыкновенно называли Г. Тумвоода, сдлались неразлучными. Оба они довольно часто прогуливались вмст, смотря по обстоятельствамъ, или по небольшой террас старой деревни, или по площадк возл стараго разрушеннаго замка, и какъ въ первомъ, такъ и во второмъ случа мсто прогулки ихъ ограничивалось обыкновенно не боле, какъ пространствомъ пятидесяти шаговъ въ длину. Иногда, впрочемъ довольно рдко, Пасторъ прихаживалъ обдать къ Г. Тумвооду, котораго столъ хотя не былъ также богатъ, какъ въ первое посщеніе, впрочемъ въ сравненіи съ столомъ Г. Пастора могъ назваться во всхъ отношеніяхъ великолпнымъ.

Въ сихъ случаяхъ разговоры ихъ были совершенно не похожи на обыкновенные: случалось часто, что когда одинъ думалъ о Саладин или Ричард, прозванномъ Львиное сердце, другой говорилъ о Гидеръ-Али. Съ одной стороны безпрестанные разсказы, съ другой неослабное вниманіе, и дла происходили своимъ порядкомъ.

Въ одинъ вечеръ, когда ученый Г. Пасторъ пришелъ побесдовать за гостепріимнымъ столомъ Тумвоода въ гостинниц Мегъ Додъ, гд онъ обыкновенно имлъ удовольствіе пить прекрасный чай — любимйшій напитокъ его друга, которымъ также не гнушался и самъ Г. Каропиль, въ руки Набоба подали красивый пригласительный билетъ слдующаго содержанія:

‘Лердъ и Миссъ Мовбраи въ замк Шаусъ двадцатаго числа сего мсяца въ два часа ожидаютъ къ себ постителей, въ замк данъ будешь маскерадъ, составленный изъ драматическихъ картинъ различнаго содержанія.’

— Ожидаю къ себ постителей!— Вотъ дураки во всей форм!— вскричалъ нашъ путешественникъ, — ожидаютъ постителей! какое грубое выраженіе. Этимъ небольшимъ лоскуткомъ бумаги они вздумали извстить всхъ православныхъ, что они могутъ присоединиться къ куч дураковъ, если только на это будетъ ихъ желаніе. Въ мое время, бывало, имли всегда честь, или по крайней мр удовольствіе, приглашать съ себ, а ныньче вс вжливости къ чорту! Право, мн кажется, что мы скоро увидимъ въ здшнихъ краяхъ ту же самую церемонію, какая бываетъ въ палатк какого нибудь Бедуина, гд всякой ни ори въ лохмотьяхъ безъ позволенія хозяина входитъ довольно невжливо и обмакиваетъ свой кусокъ чернаго хлба въ сарачинское пшено, бормоча себ подъ носъ: садамъ-аликумъ. Маскерадъ, составленный изъ драматическимъ картинъ различнаго содержанія. Это еще что за глупость новаго рода? Но пусть ихъ дурачатся, какъ хотятъ, Г. Пасторъ! Г. Каропиль! Не слышитъ! онъ занесся на седьмое небо! Матушка Додъ! ты таки знаешь вс здшнія новости, скажи пожалуй, что такое затвается въ замк Мовбраевъ? Тотъ ли это праздникъ, который былъ уже давно назначенъ, но отложенъ за слабымъ здоровьемъ Миссъ Мовбрай, или другой, и лучше ли теперь молодая Миссъ?—

‘Да, Г. Тумвоодъ, а не уже ли вы думали, что они дадутъ два бала въ одинъ годъ? По моему мннію, еще бы, кажется, благоразумне было съ ихъ стороны, если бы они отказались и отъ одного, впрочемъ не мое дло судить объ этомъ.’

— Г. Каропиль! Г. Каропиль! я вамъ говорю. Чортъ возми! онъ теперь, кажется, сражается вмст съ храбрымъ Ричардомъ въ Палестин. Еще разъ: Г. Каропиль! скажите мн: не знаете ли вы чего нибудь объ этихъ Мовбраяхъ? —

‘Ничего особеннаго,’ отвчалъ Пасторъ чрезъ небольшой промежутокъ между вопросомъ и отвтомъ: ‘обыкновенная исторія знаменитыхъ фамилій, которыя блестятъ въ одномъ вк и совершенно погашаютъ въ другомъ. Мн помнится, Камденъ говоритъ, что Томасъ Мовбрай, бывшій нкогда великимъ Маршаломъ Англіи, имлъ такой же несчастный конецъ, какъ Герцогъ Норфолькъ, или Рожеръ Биготъ въ 1301 году.’

— Прошу покорно! вы забрались въ четырнадцатый вкъ! а я вамъ говорю о Мовбраяхъ Сен-Ронанскихъ, здшнихъ сосднихъ влaдльцaxъ. Ну, чтожъ вы на меня такъ уставили глаза свои? Вопросъ, кажется, не слишкомъ мудреный! къ чему такое смущеніе? Вы оробли какъ заяцъ, настигнутый собакою. Эй, Господинъ Пасторъ! ну чтожъ? добьюсь ли я отъ васъ отвта?—

Каропиль сохранялъ молчаніе еще минуту времени. Видъ его показывалъ человка, отыскивающаго въ голов своей происшествія, о которыхъ онъ давно уже не думалъ, въ тусклыхъ глазахъ его было нчто такое, что бываетъ видимо въ глазахъ лунатиковъ при первой минут ихъ пробужденія, наконецъ, собравшись съ духомъ, Г. Каропиль отвчалъ медленнымъ голосомъ:

‘Мовбраи Сен-Ронанскіе! Ахъ… да, я знаю ихъ… то есть я хочу сказать, что я знавалъ эту фамилію.’

— Они даютъ открытый, или, лучше сказать, замаскированный балъ, родъ домашняго спектакля, по крайней мр я такъ понимаю.— Говоря слова сіи, Г. Тумвоодъ показывалъ Пастору пригласительный билетъ на балъ, полученный имъ.

‘Я видлъ нчто весьма похожее на эту карточку дней за шесть до сего,’ сказалъ Каропиль ‘даже, кажется, я самъ получилъ точно такую же, если не ошибаюсь.’

— Не мудрено. Почемужъ и васъ не пригласить туда?— Ну чтожъ, были ли вы на бал?—

‘Что вы говорите? мн быть на бал?— вы шутите Г. Тумвоодъ.’

— Ничего не бывало, я только требую отъ васъ положительнаго отвта: были вы тамъ, или нтъ?— продолжалъ Г. Тумвоодъ, забавляясь разсянностію добраго Пастора, который былъ въ большомъ затрудненіи, какъ отвчать на сей послдній вопросъ.

‘Положительнаго отвта?’ повторилъ онъ съ безпокойнымъ видомъ: ‘память моя такъ слаба, что я почти отвыкъ отъ совершенно положительныхъ отвтовъ. Впрочемъ мн кажется, если бы я дйствительно былъ тамъ, то не могъ бы забыть… Да… я скажу вамъ положительно, что я тамъ не былъ.’

— На этотъ разъ весьма готовъ врить вамъ, Каропиль,— отвчалъ Набобъ, смясь отъ сердца надъ разсянностію своего друга, потому что бала еще не было — онъ былъ отложенъ, и вотъ второе приглашеніе. Вы также безъ сомннія получите Пригласительный билетъ, потому что были званы и въ первый разъ. Ну, что же Г. Пасторъ? Надобно, чтобы вы были тамъ — вы и я, оба вмст. Я однусь Иманомъ и не хуже кого другаго прокричу мой бисмалогъ, вы Кардиналовъ, или какъ вамъ заблагоразсудится.

‘Кто? я! это совершенно не прилично моему званію, Г. Тумвоодъ, и не сообразно съ моими правилами…’

— Тмъ лучше! какъ будто ужь ихъ не льзя и перемнить?—

‘Въ самомъ дл, почемужъ вамъ и не побывать тамъ, Г. Каропиль’ сказала Мегъ Додъ. ‘Можетъ быть, вы увидите тутъ въ послдній разъ уже добрую Миссъ Мовбрай, говорятъ, что она скоро выдетъ замужъ за кого-то изъ этихъ распудренныхъ обезьянъ при нашихъ водахъ и вмст съ нимъ отправится въ Лондонъ.’

— Выдетъ замужъ?— вскричалъ быстро Пасторъ: — это не возможно.

‘Почемужъ не возможно, Г. Каропиль?— Разв мы не видимъ, что люди женятся почти каждый день въ нашей сторон? Да еще и не вы ли сами внчаете ихъ, Г. Пасторъ? Но я догадываюсь, почему вы не допускаете этой возможности, вы, можетъ быть, хотите сказать, что бдный разсудокъ ея… Но если бы женились и выходили замужъ только одни умные люди, Г. Каропиль, то поврьте мн, свтъ скоро бы опустлъ, потому что вс благоразумные люди, какъ на примръ вы, или я, никогда не ршатся опутать себя брачными цпями. Но, Боже мой! .. что это такое Г. Каропиль? что съ вами сдлалось какъ вы поблднли вдругъ… вамъ врно дурно?… Не прикажете ли подать что нибудь освжиться?’

— Понюхайте скоре моей розовой эссенціи,— сказалъ Тумвоодъ, — запахъ ея воскреситъ и мертваго. Но что бы это такое значило, Г. Kapжиль? За минуту передъ симъ вы были, кажется, совершенно здоровы.—

‘Такъ… небольшая дурнота,’ отвчалъ Пасторъ, ‘но теперь уже почти все прошло… и я чувствую себя гораздо лучше.’

— Вотъ, что значитъ часто и долго заниматься на тощакъ,— сказала Мистрисъ Додъ,

— Да,— присоединилъ Г. Тумвоодъ — такъ точно, да еще и питаться не боле какъ кислымъ молокомъ и холоднымъ картофелемъ. Вашъ желудокъ, Г. Пасторъ, какъ я вижу, отвергаетъ даже малйшую частичку хорошаго питанія, какъ небольшой деревенскій господчикъ обыкновенно отказывается принять визитъ отъ богатаго своего сосда, стыдясь показать ему свою бдность.—

‘Но въ самомъ ли дл слухи о замужств Миссъ Мовбрай основательны?’ спросилъ Пасторъ, обращаясь къ Мистрисъ Додъ,

— Въ самомъ дл Г. Пасторъ,— отвчала она.— Эту новость слышала я отъ товарки своей Нелли Троттеръ. Правда, что она любитъ таки выпить, но я твердо знаю, что она не лгунья, особенно въ отношеніи ко мн.—

‘Это дло заслуживаетъ большое вниманіе’ произнесъ Г. Каропиль, какъ бы разговаривая съ самимъ собою.

— Безъ сомннія Г. Пасторъ,— продолжала Мегъ,— это будетъ стыдъ и соблазнъ, если церемонія бракосочетанія будетъ совершена этимъ бряцающимъ кимваломъ, котораго они называютъ Г. Шатерлеемъ, между тмъ какъ въ нашемъ краю есть истинная пресвитеріанская труба — я разумю васъ, Г. Каропиль. И если бы захотли вы послушаться моего совта, то наврное не позволили бы молоть на своей мльниц чужими жерновами.—

‘Правда, правда, честная Мегъ,’ сказалъ Набобъ ‘за чмъ упускать должное? Г. Каропиль очень хорошо сдлаетъ, отправившись со мною на этотъ глупый праздникъ, тамъ можно будетъ взять свои мры.’

— Мн непремнно надобно будетъ поговорить съ Миссъ Мовбрай,— сказалъ въ задумчивости Пасторъ.

‘Безъ сомннія, безъ сомннія, Г. чудакъ!’ сказалъ съ улыбкою Тумвоодъ ‘вы отправитесь вмст со мною, и мы приведемъ ихъ къ должному повиновенію своему Пастору: я вамъ отвчаю за это. О, о! какъ я вижу, свадьба эта задла васъ за живое, Г. Каропиль! Но въ какой же костюмъ нарядитесь вы? ‘

— Въ мой собственный, какъ кажется, Г. Тумвоодъ.

‘И то дло. Еще, можетъ быть, имъ бы вздумалось заставить васъ снять маску — а посл того въ самомъ дл кто же бы захотлъ, и внчаться у Пастора, недавно бывшаго замаскированнымъ. Но вы ужь собираетесь домой?— Прощайте, Г. Каропиль. И такъ это ршено: мы отправляемся съ вами вмст?’

Пасторъ легкимъ наклоненіемъ головы изъявилъ свое согласіе и вышелъ изъ комнаты. Возвратясь домой, онъ нашелъ у себя на стол и вторичное приглашеніе на балъ, по полученіи котораго ему уже не оставалось никакихъ отговорокъ предъ Г. Тумвоодомъ.

ГЛАВА V.

Неожиданное предложеніе,

‘Вотъ мои условія! въ твоей вол принять, или отвергнуть ихъ.’
Неизвстный.

За необходимо нужное считаемъ мы здсь перемнить обыкновенный штиль нашъ, и вмсто разговорнаго примемся за повствовательный, не смотря на то, что дйствующія лица будутъ почти одни и т же, какъ и въ предшествовавшихъ главахъ.

Прибытіе молодаго Графа Этерингтона къ цлительнымъ Сен-Гаванскимъ водамъ произвело тмъ большее дйствіе на особъ, живущихъ тутъ, что знаменитый прізжій на первый разъ подвергался опасности лишиться жизни отъ напавшаго на него разбойника въ то время, когда онъ, плненный картинными окрестностями, вышелъ изъ своей коляски и нколько отсталъ отъ своей большой свиты — извстно, что происшествія сего рода слишкомъ интересными длаютъ для насъ особъ, подвергавшихся такимъ опасностямъ,. притомъ храбрость и присутствіе духа, съ которыми Графъ, не смотря на то, что онъ былъ раненъ, принудилъ къ бгству разбойника, его хладнокровіе, съ которымъ онъ говорилъ о семъ происшествіи, все это длало его весьма занимательнымъ въ глазахъ общества.

Три знаменитыя особы по части Юриспруденція, Медицины и Богословія встртили знаменитаго гостя, предлагая ему свои возможныя услуги, это были Г. Микклеванъ, Докторъ Квасклебенъ и наконецъ Г. Симонъ Шатерлей, съ обыкновенными своими ужимками и на цыпочкахъ.

Его Превосходительство Графъ Этерингтонъ, съ свойственною ему благосклонностію, принялъ всхъ трехъ членовъ общества: онъ благодарилъ Г. Микклевана за участіе, которое принималъ онъ въ отысканіи разбойника, ранившаго его на большой дорог, прибавя впрочемъ, что онъ не желаетъ длать гласнымъ сіе происшествіе и оставляетъ разбойника собственной его участи. Доктору удостоилъ онъ показать свою рану, полученную имъ въ плечо, впрочемъ не слишкомъ глубокую и не повредившую кости, также и небольшую царапину, которую имлъ онъ на лбу своемъ. Въ словахъ и поступкахъ онъ показывалъ столько благородства и снисхожденія, что нашъ Докторъ былъ совершенно обвороженъ имъ. Между прочими средствами онъ совтовалъ ему употребленіе Сен-Ронанскихъ водъ въ продолженіе по крайней мр одного, или двухъ мсяцевъ, увряя, что никакое средство не могло быть дйствительне въ отношеніи къ заживленію ранъ, какъ эта цлительная вода, выгонявшая, по его словамъ, изъ тла человческаго всякія постороннія тла, какимъ-либо образомъ вошедшія въ него. Это была обыкновенная привычка почтеннаго Доктора. Сен-Ронанскія воды, по его систем, были, такъ сказать, paupharтаеоn отъ всякихъ болзней. Граф съ снисходительною улыбкою слушалъ слова его, и нашъ Докторъ часъ отъ часу боле разсыпался въ похвалахъ къ цлительнымъ водамъ своимъ, однимъ словомъ, любовь Алфея къ Аретуз была ничто въ сравненіи съ любовію Доктора къ водамъ, цлительность коихъ была открыта имъ самимъ.

Сія знаменитая особа, пріздъ которой надлалъ столько шума въ небольшомъ Сен-Ронанскомъ обществ, не являлась впрочемъ еще къ общему столу и вечернимъ собраніямъ, гд каждый и каждая съ нетерпніемъ ожидали его. Рана и слабое здоровье служили извиненіемъ его уединенной жизни.

Но наконецъ онъ появился въ общество, взоры всхъ, какъ бы привлеченные магнитомъ, остановились на молодомъ и прекрасномъ Граф. Должно признаться, что и онъ умлъ пользоваться всми обстоятельствами. Самая блдность въ лиц отъ потери крови и даже перевязанная рука послужили ему средствомъ показать себя обществу гораздо въ занимательнйшемъ вид, нежели какъ былъ бы онъ, пользуясь совершеннымъ здоровьемъ. Большая чаешь дамъ признавались, что онъ былъ обворожителенъ. Вс искали какимъ нибудь образомъ дать себя замтить новому гостю, который съ своей стороны также расточалъ всмъ членамъ возможныя ласки свои, эгоистъ Мовбрай съ своими великими замыслами и толстякъ Бинго съ глупою своею гордостію, привыкшіе досел играть первыя роли въ обществ, теперь были совершенно помрачены новымъ созвздіемъ, появившимся на Сен-Ронанскомъ горизонт.

Лади Пенелопа съ своей стороны также вооружилась всми средствами литтературныхъ познаній своихъ, чтобы привлечь на себя вниманіе Графа, между тмъ какъ Лади Бинкъ дйствовала на него прелестями, данными ей отъ щедрой природы, прочія нимфы держали себя въ нкоторомъ отдаленіи, можетъ быть, по законамъ той же самой политики, которая заставляетъ на охот уступать первый выстрлъ особамъ, важнйшимъ насъ, не смотря на то, что они иногда и не умютъ пользоваться сею привилегіей. За эту-то послднюю мысль и ухватились вс, такъ сказать, второклассныя прелестницы общества: каждая ожидала неудачи главныхъ дйствующихъ особъ и слдственно удачи своей собственной — такова бдная натура человческая!

Между тмъ какъ Графъ по слабости своего здоровья все еще не могъ являться въ общество столь часто, какъ бы хотлось членамъ онаго, было необходимо, или по крайней мр очень естественно, чтобы онъ избралъ кого нибудь въ общество къ себ для разогнанія своей скуки, и Лердъ Мовбрай, такъ какъ человкъ породою и благородствомъ своимъ превосходившій всхъ прочихъ членовъ, удостоился сей высокой чести. Внутренно благословляя поступокъ разбойника, доставившаго ему случай нкоторымъ образомъ одному преимущественно завладть Графомъ, онъ приступилъ немедленно къ давнишнимъ планамъ своимъ. Непримтнымъ образомъ для розогнанія скуки между двумя новыми друзьями введена была сначала небольшая, а потомъ и боле значительная игра, чего только и хотлось Лерду Мовбраю, какъ уже знаютъ и наши читатели.

Микклеванъ, принимавшій всегда величайшее участіе въ успхахъ своего благодтеля и друга, какъ обыкновенно называлъ онъ Лерда Мовбрая, каждый день получала отъ него новыя и столь благопріятныя извстія, что большой улыбающійся ротъ его концами своими касался почти до обоихъ ушей, онъ поднималъ вверхъ плеча, потиралъ свои руки, однимъ словомъ, изъявлялъ вс знаки глупой радости. Впрочемъ, однажды Мовбрай, разговаривая съ нимъ о своихъ успхахъ въ отношеніи къ Графу, остановилъ неумстный восторгъ своего агента слдующимъ замчаніемъ:

‘Но, чортъ возьми, Микклеванъ! одного только я не могу хорошенько понять въ этомъ дл: Этерингтонъ, который ужь, такъ сказать, не новичокъ во всхъ этихъ оборотахъ и который довольно смтливъ и проницателенъ на вс штуки, почему онъ проигрываетъ мн свое золото, какъ ребенокъ, ничего еще не понимающій

— Но что вамъ задло, Мовбрай, какъ бы онъ ни проигрывалъ его, лишь бы золото не миновало вашего кармана.—

‘Такъ, но мн это нсколько подозрительно, Микъ. Не уже ли онъ такъ глупъ, что надется со временемъ воротить свой проигрышъ отъ меня? Право, я готовъ почти подумать, что онъ заманиваетъ меня, но нтъ и это не возможно. Впрочемъ, какъ бы то ни было, я докажу Его Превосходительству, что и его можно обыграть также легко, какъ и всякаго другаго.’

— Вы лучше знаете, что вамъ должно длать, Мовбрай,— сказалъ Микклеванъ голосомъ, какъ бы показывавшимъ сожалніе: — я съ своей стороны всегда люблю долотую умренность. Я бы никакъ не совтывалъ вамъ разорять этаго бдняжку Этерингтона fluiditus, т. е. до основанія, Лердъ. Пусть онъ потеряетъ нсколько, бда не велика,— это еще можетъ ему даже послужить хорошимъ урокомъ на будущее время., но, какъ честный человкъ, я бы не желалъ ему ничего хуже этаго. Поберегите его, Мовбрай, послушайтесь меня, поберегите!— на меня берегъ ли кто, Микклеванъ?’ возразилъ Мовбрай упрекающимъ тономъ. ‘Нтъ, нтъ! прочь всякое сожалніе! Мн нужно одно золото. Графъ иметъ большія владнія, они называются Вакендаль: подумай объ этомъ, Микъ — Вакендаль! слово довольно звучное! На этихъ большихъ владніяхъ основываю я свои планы. И такъ не говорите мн боле ни слова о сожалніи. Какого сожалнія долженъ ожидать себ Троянецъ отъ Грековъ — а я, Микъ, я истинный Суліотъ.

‘Ни сожалнья тотъ, ни страха пусть не знаетъ,

‘На службу кто себя тиранну представляетъ.’

А необходимость Микъ,’ продолжалъ онъ голосомъ спокойнйшимъ, ‘необходимость гораздо взыскательне, нежели какой нибудь Визирь, или Паша, побжденный Сканзербегомъ и восптый Бейрономъ.’

Микклеванъ на всю сію тираду отвчалъ какими-то глухими звуками, въ которыхъ выражались въ одно и то же время сожалніе, удовольствіе и досада: сожалніе, можетъ быть, происходило отъ того, что онъ слишкомъ не кстати вздумалъ заступаться за Лорда Этерингтона, удовольствіе отъ ожиданія хорошихъ успховъ своего патрона, а досада отъ того, что онъ не могъ вполн имть въ нихъ участія.

Любимйшая игра Мовбраева была пикетъ, которому онъ выучился еще почти въ младенчеств, Графъ Эшерингтонъ, хотя не столь твердо, впрочемъ довольно хорошо также зналъ игру сію. Они играли на суммы довольно значительныя для Мовбрая, но для противника его по видимому ничего незначившія. Выигрыши были довольно неопредленны. Микклеванъ иногда видлъ на лиц Мовбрая довольную улыбку, а иногда сей послдній даже избгалъ его взоровъ.

Такимъ образомъ проходило время. Мовбрай, всегдашній и постоянный собесдникъ Лорда Этерингтона, почти, можно сказать, жилъ въ его комнатахъ, и всякій часъ ихъ бывалъ ознаменованъ новыми карточными баталіями. Но такъ какъ уже здоровье Его Превосходительства почти совершенно поправилось и слдственно онъ могъ присоединиться къ обществу, приглашенному за нсколько времени предъ симъ на балъ въ замокъ Шаусъ и отложенному отчасти также за слабымъ здоровьемъ Миссъ Клары Мовбрай, а отчасти и по случаю прізда Лорда Этерингтона, то и положено было возобновить приглашеніе и присоединить къ празднику, дабы онъ былъ блистательне, родъ нкоторыхъ драмматическихъ картинъ, о которыхъ уже извстно нашимъ читателямъ. Послали вновь пригласительные билеты по всмъ знаменитымъ въ окружностяхъ и между прочими также къ Г. Тумвооду, какъ человку, проведшему нсколько дней въ новой Сен-Ронанской гостинниц, да и теперь еще находившемуся въ сосдств, притомъ онъ, не смотря на смуглый цвтъ лица своего и довольно грубыя ухватки, былъ богатйшій, по мннію всхъ, Набобъ, а этаго одного довольно было, чтобы не потерять его изъ виду. Что касается до Г. Пастора Каропиля, онъ также былъ приглашенъ, какъ старинный знакомецъ фамиліи Мовбраевъ, впрочемъ приглашавшіе его думали и то, что скоре старая церковь Сен-Ронанская сдвинется съ своего основанія, нежели почтенный Г. Пасторъ ршится пожаловать на праздникъ ихъ.

Во время послднихъ пріуготовленій къ балу Лердъ Сен-Ронанскій въ одно утро быстро вбжалъ въ комнату врнаго своего агента Микклевана съ торжествующимъ лицемъ и веселою улыбкою. Почтенный кліентъ съ удивленіемъ уставилъ носъ свой, вооруженный большими очками, на достойнаго своего патрона, въ одной рук держалъ онъ связку бумагъ, которыя сбирался читать въ это время, а въ другой снурокъ, которыми он были завязаны, но увидвши Мовбрая, онъ оставилъ какъ то, такъ и другое и устремилъ свои глаза, ротъ и уши къ тому, что хотлъ говоритъ ему Лердъ.

‘Конечно,’ сказалъ наконецъ сей послдній тихимъ, но веселымъ голосомъ ‘на сей разъ я сдлалъ Милорду капотъ, принесшій мн довольно значительную сумму. Радуйся, Микъ, дла наши идутъ прекрасно! Но молчаніе, слушай и не прерывай словъ моихъ. Надобно подумать о Клар! да, да — я не хочу оставишь безъ вниманія и бдную сестру мою. Ты знаешь, Микъ, что у насъ будетъ родъ театральнаго представленія во время бала, вс будутъ въ характерныхъ костюмахъ. Об эт гордыя твари Лади Пенелопа и Лади Бинкъ — я прочелъ въ сердцахъ ихъ — хотятъ затемнить бдную Клару, первая помощію своихъ старыхъ алмазовъ, обдланныхъ по образцу прошедшаго еще столтія, другая ничтожными своими прелестями и кокетствомъ, но, клянусь Богомъ! имъ не удастся этаго сдлать! Глупая горничная Лади Бинкъ выболтала мн, что госпожа ея намрена явиться на балъ въ Греческомъ костюм, чтобы придать боле занимательности своимъ прелестямъ, но бдная Лади Бинкъ не все предвидла. Въ цломъ Эдинбург только и есть одна шаль, которая необходима для сего костюма — я знаю, она находится въ тамошнемъ магазин модъ и, любезный мои Микъ, надобно, чтобы эта шаль была у Клары — вы немедленно купите ее также, какъ кружева, кисею и прочія бездлки, означенныя въ семъ реэстр. Скачите сей же часъ въ Эдинбургъ и такимъ образомъ мы предупредимъ Лади Бинкъ, которая должна еще завтра съ почтою писать объ этомъ, возьми, Микъ — вотъ банковый билетъ во сто ливровъ.’

По механической привычк никогда не отказываться отъ денегъ, которыя предлагаютъ ему, Микклеванъ взялъ банковый билетъ, поглядлъ на него сквозь очки свои, и продолжая держать его обими руками своими, онъ оборотился съ слдующими словами къ своему патрону:

— Все это хорошо, очень хорошо, Сенъ-Ронанъ, и я никакъ не спорю, чтобы Миссъ Клара не заслуживала вашихъ стараній о ней, но мн кажется, что она не дастъ одной булавочной головки за вс вздоры, которыя написаны въ этомъ реэстр. Вы сами знаете, что она не охотница до моды. Ей кажется, что ея рединготъ, въ которомъ она обыкновенно здитъ верхомъ, годится для всякаго бала, что же касается до ея лица — она о немъ хлопочетъ еще мене. Бдная двушка — никогда и ни одной крошки румянъ…—

‘Хорошо, хорошо,’ прервалъ съ нетерпніемъ слова его Лердъ Мовбрай, ‘но оставь это на мое попеченіе: на сей разъ я готовъ сдлаться ея горничною двушкою, чтобы только хорошенько убрать ее.’

— Ну, какъ хотите, Мовбрай, не мн учить васъ, впрочемъ, кажется, гораздо бы лучше было, еслибъ я снесъ эти сто ливровъ къ Турнпенни, чтобы сберечь ихъ для вашей сестрицы на случай какой нибудь непредвиднной нужды, или бдствія.—

‘Ты Микъ совершенный дуракъ. Къ чему говорить мн теперь о какихъ-то бдствіяхъ, когда я сбираюсь, такъ сказать, схватить фортуну? Нтъ, нтъ, длай то, что я приказываю теб, мы ихъ помрачимъ по крайней мр въ этотъ день, и это, можетъ быть, послужитъ началомъ къ моему возвышенію.’

— Я бы отъ всего сердца желалъ этаго. Но молодый Графъ: знаете ли вы его слабую сторону? поддастся ли онъ вамъ? вотъ въ чемъ все дло.—

‘Не знаю, что теб и отвчать на это,’ сказалъ Мовбрай, какъ бы размышляя.’Но чортъ возьми Его Превосходительство! скоре мн, нежели ему удастся провести меня, да, Микъ, мы поставимъ на своемъ. Теперь пора за дло, не забудь же исполнить въ точности мои приказанія — и пуще всего будь скромне — ‘даже не хочу ввести въ бду и болтливую горничную Лади Бинкъ,’

Они разстались,— Микклеванъ, чтобы заняться исполненіемъ приказанія своего патрона, а сей послдній, чтобы еще боле осуществить надежды свои, отправившись къ Лорду Этерингтону.

Въ этотъ день, кажется, самая судьба благопріятствовала всмъ его намреніямъ: онъ обдалъ наедин съ Графомъ, здоровье Его Превосходительства позволяло уже ему нкоторымъ образомъ знакомство съ бутылкою, прогуливаться по сырости погоды было не удобно — они ограничились только посщеніемъ конюшни, гд стояли прекраснйшія лошади Графа, возвратясь въ комнаты, естественнымъ образомъ, чтобы сократить время, они прибгли къ картамъ: а какая игра вдвоемъ занимательне пикета.

Лордъ Этерингтонъ занимался игрою своею слишкомъ невнимательно, что доставляло сопернику его довольно большую выгоду. Впрочемъ сей послдній, видя его невнимательность къ игр и предполагая ее отъ незначительной суммы, въ которую они играли, предложилъ удвоишь ставку, Графъ согласился, и въ самомъ дл по видимому началъ быть гораздо внимательне къ игр. Оба игрока молчали, слдовали взорами своими за каждою картою въ выход, ожидая удачи, или противнаго себ. На лицахъ обоихъ написано было нкоторое безпокойство и нетерпніе. Наконецъ игра сдлалась столь значительною, что уже простиралась почти до тысячи фунтовъ стерлинговъ съ каждой стороны, все дло зависло отъ послдней здачи. Мовбрай почти дрожалъ, ожидая окончанія, которое могло или обогатить, или совершенно разорить его. Не смотря на вс усилія, онъ не могъ скрыть возмущавшаго его безпокойства. Онъ выпилъ два стакана холодной воды, чтобы освжить себя, потомъ бокалъ вина, чтобы придать себ боле смлости, и наконецъ устремилъ все возможное вниманіе на игру, долженствовавшую ршить упасть его.

Карты были зданы. Сначала успхъ былъ почти одинаковъ какъ на той, такъ и на другой сторон, но къ концу игры счастіе по видимому начало оставлять того, кто наиболе имлъ нужды въ его покровительств — и Мовбрай съ отчаяніемъ, написаннымъ на лиц его, и дрожащими руками бралъ свои карты. Но кому не извстно, сколь перемнчива Фуртуна? Случилось такъ, что Лордъ Этерингтонъ сдлалъ одну изъ тхъ непростительныхъ и случайныхъ въ игр сей ошибку, которую только можетъ сдлать новичокъ въ этомъ дл. Мовбрай съ радостію ухватился за нее, не смотря на то, что благородный человкъ никогда бы не ршился воспользоваться подобными: обстоятельствами — и игра была имъ выиграна.

Графъ Этерингтонъ показалъ нкоторый видъ неудовольствія къ поступку своего противника, Мовбрай началъ оправдываться правилами игры, говоря, что для него не столько дорогъ выигрышъ, сколько точное соблюденіе правилъ игры, малйшее отступленіе отъ коихъ заставляетъ всякую игру терять свою интересность.

‘Да, да, вы даже слишкомъ внимательны къ игр, мой любезный Мовбрай,’ сказалъ Графъ Этерингтонъ: несли бы вы знали, какую жалкую фигуру представляло во время послдней здачи лице ваше, божусъ Богомъ! только отъ того, что я слишкомъ занялся имъ, я и проигралъ вамъ эту тысячу фунтовъ стерлинговъ. Жалко, что я не живописецъ, если бы я былъ имъ, то не преминулъ бы снять съ васъ врный портретъ, который, поврьте мн, по выразительности своей всегда бы стоилъ той суммы, которую проигралъ я вамъ отъ моей неосторожности!’

— Вы можете сколько угодно шутить, Милордъ,— отвчалъ Мовбрай:— вы, такъ сказать, купили это право своимъ проигрышемъ, я слишкомъ далекъ отъ того, чтобы обидться подобными словами. Но, Графъ,— при’ соединилъ онъ, беря карты и тасуя ихъ,— что вы скажете еще? Нтъ ли у васъ охоты въ свою очередь и тмъ же оружіемъ отомстить мн? Говорятъ, что мщеніе пріятно.—

‘Я не мстителенъ, Мовбрай,’ отвчалъ Графъ съ нкоторою важностію, ‘особенно въ ныншній вечеръ я совершенно не расположенъ ни къ чему злому, не смотря на то, что сдлалъ одну изъ слишкомъ непростительныхъ ошибокъ, особенно въ такой пустой игр какъ пикетъ.’

— Ваше Превосходительство упрекаете себя въ ошибк, которая очень легко можетъ случиться и со всякимъ. Вы имли хорошія карты, но были Нсколько, такъ сказать, разсяны, я имлъ гораздо хуже) но за то былъ внимательне — дло съ обихъ сторонъ очень естественное. Мн остается только благодарить Фортуну.—

‘Но мн кажется, Мовбрай, она тутъ почти и не имла участія. Между тмъ я все таки не могу позабыть вашей отчаянной физіономіи. Что, если бы вы проиграли мн, Мовбрай?’

— Очень не мудрено отвтить на вопросъ вашъ. Я также отдалъ бы вамъ деньги, какъ и вы мн, Графъ — не смю предполагать, чтобы вы думали, что я игралъ на сумму, превышающую мое состояніе…—

‘О, я слишкомъ далекъ отъ этаго. Притомъ мало ли средствъ обязывать друзей нашихъ и кром денегъ, вы, на примръ, даже и теперь можете слишкомъ многое сдлать для меня.’

— Что вы разумете подъ сими словами, Графъ

‘Что я разумю, Мовбрай?… И говорю, что вы всегда можете обязать меня въ различныхъ случаяхъ. На примръ, вы, кажется, имете у себя сестрицу, Мовбрай?’

Мовбрай поблднлъ.— Да, Мы’ лордъ, у меня есть сестра, но я не вижу, какое отношеніе иметъ она къ нашему разговору съ вами — прибавилъ онъ мрачнымъ голосомъ.

‘Къ чему же такой суровый тонъ, мой милый Мовбрай? Право, мн кажется,’ продолжалъ съ веселою улыбкою Графъ, ‘что этотъ странный человкъ сердится на меня за то, что я проигралъ ему довольно значительную сумму золота, и что сверхъ всего этаго я предлагаю титло Графини сестр его!’

— Титло Графини, Милордъ? Вы шутите .. вы никогда и не видывали Клары.—

‘Это легко можетъ статься, но что за дло? Разв я не могъ видть ея портрета, какъ говоритъ Нуффъ въ своей критик. Притомъ, не могу ли я быть влюбленъ въ нее и по однимъ слухамъ? Я знаю, что сестрица ваша молодая прекрасная особа, получившая хорошее воспитаніе и обладающая довольно значительнымъ состояніемъ.’

— Значительнымъ состояніемъ, Милордъ? Что вы говорите!— вскричалъ Мовбрай, невольнымъ образомъ вспомнивъ слова Микклевана, который не задолго предъ симъ говорилъ ему, что будущій супругъ Клары можетъ потребовать отъ него отчета въ расточенномъ имніи, принадлежавшемъ имъ обоимъ: — не уже ли вы не знаете — продолжалъ онъ,— что все наше имніе состоитъ только въ одномъ старомъ замк — и ничего боле?—

‘А хотя бы и такъ, мой любезный Мовбрай, разв вы не знаете, что мое- состояніе довольно достаточно для того, чтобы взять себ жену и безъ богатаго приданаго? Я имю довольно много помстьевъ, одинъ мой замокъ Неттлеводъ-Гусъ съ его окрестными землями даетъ мн слишкомъ довольно доходовъ — я не говорю о другихъ… Но вы молчите, Мовбрай,’ продолжалъ онъ, положа руку свою на плечо его ‘мн кажется, вы не совсмъ врите искренности моего предложенія?

— Напротивъ, Милордъ, у меня не было этаго и въ голов. Но вы согласитесь, что я, какъ ближайшій родственникъ и единственный покровитель Клары, долженъ по крайней мр нсколько размыслить объ этомъ дл.—

‘Не сомнваетесь ли вы въ благородств моего происхожденія и на счетъ моего состоянія? Я могу представить вамъ неоспоримыя доказательства…’

— Совсмъ нтъ, Милордъ, я врю какъ тому, такъ и другому — отвчалъ Мовбрай, повертывая въ рукахъ своихъ банковые билеты, выигранные имъ у Графа, — но предложеніе ваше такъ неожиданно .. притомъ мн нкоторымъ образомъ и совстно,— продолжалъ онъ,— что я въ самомъ дл выигралъ у васъ, будто нарочно, передъ этимъ разговоромъ такую значительную сумму….—

‘Полноте, полноте, Мовбрай, не говорите объ этомъ: въ этомъ дл виноватъ одинъ я — моя разсянность… Притомъ я думалъ совершенно о другомъ… Впрочемъ перестанемъ говорить о такой бездлиц, отношенія, въ которыхъ мы находимся съ вами, длаютъ это обстоятельство совершенно ничтожнымъ.’

— Если Ваше Превосходительство говорите то, что думаете — отвчалъ Мовбрай — я остаюсь спокоенъ и съ своей стороны готовъ сдлать все, что могу, въ отношеніи къ сестр моей.—

‘Я такъ и надялся, мой любезный Мовбрай,’ сказалъ Графъ, ‘дай Богъ, чтобы желанія наши имли хорошій успхъ въ отношеніи къ Миссъ Клар. Я слышалъ, Лердъ продолжалъ онъ, ‘что сестрица ваша прекрасна?’

— Да, Милордъ, она довольно хороша, только лице ея нсколько блдно….—

‘Для иныхъ и лиліи не хуже розъ,’ отвчалъ съ улыбкою Графъ, ‘впрочемъ время и спокойная жизнь могутъ истребить этотъ недостатокъ, если только можно назвать такъ блдность лица.’

— Не лишнее бы было также, Милордъ, по моему мннію, вамъ нсколько познакомиться съ ея характеромъ. Ваше Превосходительство, можетъ быть, уже и слышали нсколько объ немъ. Правда, что Клара весьма добра, любезна, иметъ много талантовъ, благородный образъ мыслей, но….—

‘Я понимаю васъ, Мовбрай, и избавляю отъ труда изъясняться на счетъ сего предмета. Я знаю, что Миссъ Мовбрай можетъ назваться нкоторымъ образомъ оригинальною, или, лучше сказать, даже иногда слишкомъ мечтательною — но что до этаго? Когда она сдлается Графинею, то наврное, живя въ большомъ свт, по необходимости оставитъ нкоторыя изъ странныхъ привычекъ своихъ.’

— И вы говорите это искренно, Милордъ?—

‘Не уже ли вы сомнваетесь? Я буду съ вами еще откровенне: — скажу вамъ на примръ, что я имю характеръ снисходительный во всхъ отношеніяхъ и слдственно могу легко снести даже какую нибудь небольшую и непріятность, я почти твердо увренъ, что сестрица ваша и я будемъ весьма счастливы другъ другомъ, а если бы паче чаянія вышло и противное — кто помшаетъ намъ жить всякому на своей половин и слдовать любимымъ привычкамъ своимъ

— Остается еще объ одномъ упомянуть вамъ, Милордъ. Конечно, я съ своей стороны общаюсь вамъ сдлать все то, что я могу, въ отношеніи къ сестр моей, но между прочимъ скажу вамъ, что я не могу, да и не долженъ приневоливать сестру мою: въ выбор и согласіи она останется совершенно свободною, Милордъ.—

‘Натурально. И такъ значитъ, между нами почти все кончено?*

— Все, Милордъ, если только сестра моя не окажетъ сопротивленія.—

‘Я льщусь надеждою, что она не можетъ имть никакихъ особенныхъ причинъ къ отказу съ своей стороны.’

— Я самъ то же думаю, Милордъ, да и причинъ быть, кажется, никакихъ не можетъ, но обыкновенно вс молодыя двушки имютъ свои капризы — и если Клара по чему нибудь вздумаетъ противиться вашему предложенію, я по истин не знаю, можетъ ли сдлать что нибудь на нее все мое вліяніе.—

Графъ скорыми шагами прохаживался по комнат, во взорахъ его изображалось нетерпніе и какъ бы боязнь. ‘Конечно, Мовбрай, Клара совершенно свободна въ своемъ выбор, но не уже ли вы думаете, что она откажется отъ сего соединенія?..’

— Еще повторяю вамъ, Графъ,

что я ничего не могу предузнать. Съ своей стороны я готовъ сдлать все, что только будетъ зависть отъ меня. Праздникъ, который мы даемъ у себя въ замк —

‘Да, Мовбрай, этотъ праздникъ точно можетъ способствовать нашимъ намреніямъ. У васъ будетъ, какъ говорили, родъ маскерада, слдовательно я, будучи въ маск и незнаемъ еще Миссъ Кларою, могу видть ее и даже говорить съ нею, не бывъ еще отрекомендованъ вами ей.’

— Пусть будетъ такъ, Милордъ, если вамъ это угодно.— Посл нсколькихъ минутъ еще продолжавшагося разговора, не слишкомъ любопытнаго для нашихъ читателей, они пожали другъ у друга руку и разстались.

Лердъ Мовбрай, оставшись наедин съ самимъ собою, не могъ ни о чемъ другомъ думать, кром неожиданнаго предложенія Графа Этерингтона, онъ не могъ не чувствовать, сколь предложеніе его было лестно для него. Родственная связь съ богатымъ и знаменитымъ Графомъ была для него гораздо выгодне и врне, нежели прежнее намреніе обыграть его, тмъ боле, что и послдній выигрышъ, не смотря на значительность свою, слишкомъ безпокоилъ Мовбрая: эти деньги казались ему какъ бы милостынею, самолюбіе его страдало отъ одной сей мысли. Съ другой стороны, Мовбрай не могъ понять, почему Графъ принялъ и сообщилъ ему вдругъ такое ршительное намреніе на счетъ сестры его? Почему онъ не подождалъ назначеннаго праздника, чтобы по крайней мр прежде предложенія о брак увидть ее? Вс эти вопросы длалъ онъ самому себ, не умя отвчать на нихъ, и напослдокъ ршилъ тмъ, что приписалъ всю эту скорость оригинальности характера молодаго Графа, который, будучи избалованъ фортуною, не умлъ ни на минуту отказать себ въ ршительныхъ предположеніяхъ своихъ.

Погруженный въ сіи размышленія, онъ возвратился въ замокъ, и избгая любопытныхъ взоровъ Микклевана, прошелъ прямо въ свою комбату, чтобы на свобод еще получше обдумать, какъ надлежитъ поступить ему въ подобныхъ обстоятельствахъ. Боле всего занимала его мысль: сказать ли Клар о предложеніи Графа, или нтъ? Послднее ршеніе, съ которымъ кинулся онъ не ужинавши въ свою постелю, было то, чтобы молчать и не предпринимать никакихъ мръ до назначеннаго бала въ ихъ замк.

ГЛАВА VI.

Письмо.

‘Не всего ли мене должно было ожидать такой встрчи?’
Бутлеръ.

Лишь только Мовбрай вышелъ изъ комнатъ Графа Этерингтона, какъ сей послдній принялся за письмо къ одному изъ преданнйшихъ друзей своихъ. Чтобы удовлетворить любопытству читателей нашихъ, которые, можетъ быть, желаютъ узнать о сокровеннйшихъ мысляхъ и планахъ Графа, мы предлагаемъ его отъ слова до слова. Оно было адресовано къ Гарри Жекилю, Капитану одного драгунскаго полка, и содержало въ себ слдующее:

‘Здравствуй мой милый Гарри!

‘Вотъ уже прошло десять дней, какъ я ожидаю тебя къ себ со всмъ нетерпніемъ человка, имющаго даже право длать теб выговоры за долговременное отсутствіе. Гд ты пропадаешь до сего времени, чмъ занимается дятельный геній твой? Но какъ бы то ни было, милый Гарри, ты долженъ оставить вс дла свои: хлопочешь ли ты около какой нибудь старой вдовушки, или ощипываешь крылушки неопытныхъ пташекъ — оставь все, повторяю я, и спши скоре соединиться со мною, ибо присутствіе твое теперь боле, нежели когда нибудь необходимо для меня.

‘Я еще не писалъ теб о нечаянномъ приключеніи, случившемся со мною предъ моимъ прибытіемъ въ Сен-Ронанъ: я былъ раненъ — чуть не убитъ, мой другъ! И тогда бы къ чорту вс мои намренія! Я былъ уже недалеко отъ сего, такъ называемаго новаго Спа. Мн не захотлось сидть въ закрытой коляск моей, и я, дохавъ до старой деревни, ршился выдти, и приказавъ людямъ моимъ хать впередъ, самъ пошелъ по излучистой тропинк лса, ведущаго къ новооткрытой рестораціи. Прошедши нсколько шаговъ, я услышалъ шумъ скорой походки человка позади себя, я оборачиваюсь и вижу … угадай, кого, любезный Гарри? Человка, котораго я боле всхъ ненавижу въ природ — однимъ словомъ: Франца!.. Казалось, онъ столько же, какъ и я, самъ былъ пораженъ сею неожиданною встрчею. Оба мы остановились и въ молчаніи смотрли другъ на друга, наконецъ онъ первый прервалъ сію нмую сцену вопросомъ: почему я, вопреки моимъ общаніямъ, нахожусь опять въ семъ мст? Я съ своей стороны, вмсто отвта, предложилъ и ему точно такой вопросъ. Онъ началъ оправдываться тмъ, что явился здсь въ слдствіе полученныхъ имъ свдній о моемъ скоромъ прибытіи въ Сен-Романъ.— Между тмъ, Гарри, въ самомъ дл какой злой духъ могъ шепнуть ему о моихъ намреніяхъ, которыя, кром тебя, были скрыты отъ всхъ въ природ? Дале, съ обыкновенною своею важностію, или лучше сказать дерзостію, онъ началъ представлять мн несправедливость моихъ поступковъ, и требовалъ, чтобы какъ я, такъ и онъ самъ перемнили свой планъ и ухали изъ этаго мста, безъ чего, говорилъ онъ, дло никакъ не обойдется безъ непріятныхъ послдствій.

‘И прежде я часто говаривалъ теб, Гарри, что всегда бываетъ трудно противиться убжденіямъ этаго человка, который, не смотря на всю мою ненависть къ нему, иметъ въ голос и поступкахъ своихъ что-то такое, чему никакъ не льзя противиться безъ величайшихъ усилій, но на сей разъ я вооружился всею твердостію, чтобы не оставить его въ тріумф надъ собою, единственнымъ средствомъ къ этому было притвориться утаено взбшенымъ противъ него, что я и умлъ сдлать въ сію минуту: я принялъ видъ человка до крайности разгоряченнаго и готоваго на все, началъ длать ему довольно колкіе упреки и окончилъ тмъ, что я готовъ сію же минуту сдлать ему удовлетвореніе, если онъ считаетъ себя обиженнымъ — съ сими словами я вынулъ свои карманные пистолеты, которые обыкновенно бываютъ у меня заряжены, къ величайшему моему удивленію и Францъ вынулъ свои, также заряженные — какъ будто онъ уже предугадалъ сей поединокъ между нами. Между тмъ я предложилъ ему, чтобы онъ взялъ одинъ изъ моихъ двухствольныхъ пистолетовъ, дабы оружія были совершенно равны, онъ согласился. Впрочемъ прежде начатія хотлъ было опять приняться за убжденія, но я сказалъ ему, что вс наши переговоры должны непремнно кончиться или пулями, или концемъ шпагъ нашихъ — и онъ замолчалъ. Мы отдалились нсколько въ чащу лса. Какъ мой, такъ и его выстрлы воспослдовали въ одно и то же время — и мн показалось, что мы оба упали … по крайней мр я знаю наврное о своемъ паденіи. Чрезъ минуту, поднявшись на ноги — ибо я былъ слегка раненъ въ плечо и получилъ царапину на виск, что было слдствіемъ того, что я далъ ему двухствольный пистолетъ мой — къ крайнему моему удивленію я не видалъ боле моего противника — онъ исчезъ… досел не могу представить, куда и какимъ образомъ. Длать было нечего. Кой какъ принужденъ я былъ дотащиться до Сен-Ронана, удерживая платкомъ кровь, текшую изъ моей раны, и потомъ выдумать исторію о разбойник на большой дорог, который напалъ на меня съ пистолетомъ въ рук и отъ котораго впрочемъ умлъ я отдлаться,— качество знаменитаго Графа и кровь, которою было вымарано мое платье, заставили всхъ врить словамъ моимъ и сожалть о приключеніи, едва не стоившемъ мн жизни.

‘Спустя нсколько времени посл сего происшествія, когда я находился въ моихъ комнатахъ, служившихъ, такъ сказать, лазаретомъ моимъ, къ чрезвычайной досад услышалъ я новости, которыя заставили меня сожалть о томъ, что я слишкомъ поторопился и погорячился въ дл съ этимъ проклятымъ Францемъ. Въ то самое утро, когда мы встртились другъ съ другомъ въ лсу, у него назначена была дуэль съ однимъ глупымъ Баронетомъ, о которомъ впрочемъ говорятъ, что онъ искусный стрлокъ и слдственно безъ дальнихъ хлопотъ я, можетъ быть, освободился бы отъ своего непріятеля. Впрочемъ, какъ бы то ни было, неявка въ назначенное мсто Франца Тирреля, какъ онъ обыкновенно называетъ себя, слишкомъ много повредила ему въ мнніи всего Сен-Ронанскаго общества, гд объ немъ отзываются теперь какъ о трус, испугавшемся вызова на поединокъ.

‘Я не знаю почти, что мн думать о семъ происшествіи и имю великую нужду въ твоихъ совтахъ, Гарри, на счетъ этаго Франца, который, какъ злой духъ, всегда является предо мною съ тмъ, чтобы разрушать лучшіе планы жизни моей — по его милости я и теперь осужденъ сидть, такъ сказать, сложа руки, ибо рана моя еще не совсмъ закрылась. Боле всего желалъ бы я узнать, что съ нимъ сдлалось? Онъ наврное не умеръ, потому что, если бы рана была смертельна, онъ бы не могъ встать съ своего мста, или по крайней мр наврное прошли бы слухи о его кончин. Съ другой стороны я точно видлъ, что онъ посл взаимнаго выстрла нашего упалъ — и между тмъ онъ исчезъ какъ мыльный пузырь въ воздух: онъ не являлся въ назначенное мсто для дуэли съ этимъ Баронетомъ Сиромъ Бинго, между тмъ какъ Францъ не изъ числа тхъ людей, которые въ самомъ дл боятся крови — должно отдать справедливость: онъ иметъ дьявольское мужество. Такимъ образомъ я совершенно теряюсь въ догадкахъ, гд онъ теперь и что съ нимъ случилось, думаю, что онъ скрывается гд нибудь въ окрестностяхъ. Еще разъ — поспшай, Гарри: мы начнемъ вмст дйствовать, ибо ты самъ видишь, сколь нужна мн теперь помощь твоя.

‘Время мое я провожу съ несносною скукою, потому что вс господа Каледоняне, здшніе жители, не сотворены ни для чего хорошаго, характеръ и образъ мыслей ихъ совершенно несносны. Это скопище дураковъ, надъ которыми иногда можно посмяться отъ сердца: они вовсе не знаютъ политики, между тмъ, судя по смшнымъ пріемамъ ихъ, видно., что они думаютъ знать ее. Вс вообще они грубы до чрезвычайности, благородныя чувства имъ совершенно не извстны. Многіе изъ нихъ могутъ быть хорошими банкирами, ибо чрезвычайно корыстолюбивы, храбрыми солдатами, потому что отъ природы грубы и притомъ получаютъ самое незатейливое воспитаніе. Вотъ и все! Боле ничего не льзя ожидать отъ этаго дикаго народа. Впрочемъ у нихъ есть собственная своя сфера, которую они называютъ благородною, живой обращикъ ей есть Сен-Ронанское общество при водахъ съ своими глупыми, а иногда и слишкомъ забавными оригиналами, которыхъ всхъ почти уже узналъ я. На примръ., этотъ Мовбрай, почтеннйшій братецъ Клары, съ которымъ мы бьемся почти каждый день въ пикетъ, которому я между прочимъ нарочно проигрываю довольно- значительныя суммы, такъ глупъ, что совершенно не понимаетъ моихъ намреній впрочемъ теперь мы уже изъяснились на счетъ сестры его, и онъ, видя во мн Графа и богатаго человка, готовъ, какъ кажется, способствовать моимъ намреніямъ.

‘Ты можешь себ представить, Гарри, что теперь все дло можетъ испортишься только отъ этаго проклятаго Франца, который, какъ я полагаю, находится не вдалек отъ театра дйствій моихъ. А въ добавокъ, можетъ быть, и сама Клара или глупый братецъ ея какимъ нибудь образомъ разстроютъ обширные планы мои. Однимъ словомъ — которое пусть будетъ столь же сильно какъ заклинаніе чародя — Гарри Женись! ты необходимъ для меня!

‘Зная совершенно характеръ моего друга, я также могу уврить его, что, пріхавши сюда, онъ не только одолжитъ меня, но даже и самаго себя… Ты удивляешься? Вотъ изъясненіе: при здшнихъ водахъ живетъ одинъ простякъ, о которомъ я, кажется, уже говорилъ теб — Сиръ Бинго Бинкъ. Этотъ человкъ въ нкоторыхъ отношеніяхъ заслуживаетъ или мое, или твое вниманіе. Сначала, когда я пріхалъ сюда, онъ былъ довольно въ тсной связи съ Мовбраемъ, теперь, кажется, они поразладили … и у этаго-то Сира Бинго,

‘Свидтель въ томъ моя душа,

‘Жена какъ ангелъ хороша!’

‘Во всхъ отношеніяхъ самое прелестнйшее твореньице, Гарри: хорошій ростъ, прекрасная талія, свжа какъ весенняя роза, однимъ словомъ, совершенно по твоему вкусу — если только я довольно знаю его. Эта милая блондиначка, по моимъ наблюденіямъ, очень мало привязана къ своему дражайшему супругу — даже, кажется, презираетъ его: что можетъ быть счастливе такихъ расположеній? и не уже ли ты не почтешь за грхъ упустить такой прекрасный случай? Впрочемъ, предваряю тебя, что если ты замедлишь своимъ пріздомъ, то птичка можетъ улетть отъ тебя, или попасть въ другую западню… другими словами, я самъ не упущу случая попрактиковать себя въ наук волокитства. И такъ спши — иначе все будетъ потеряно.

Остаюсь врный другъ твой
Этерингтонъ.’

Окончивши сіе, столь же краснорчивое, какъ и назидательное письмо, молодый Графъ кликнулъ Солмеса, своего камердинера, и приказалъ ему тотъ же часъ отнести его на почту, прибавя впрочемъ, чтобы онъ постарался отдать письмо поврне и если можно въ собственныя руки того, кто исправляетъ должность почтмейстера.

Конецъ III й Части.