Сент-Ронанские воды. Часть пятая, Скотт Вальтер, Год: 1823

Переводы
Время на прочтение: 81 минут(ы)
Скачать в PDF

СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ

СИРА ВАЛТЕРА СКОТТА.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.

Перевелъ съ Французскаго
Михаилъ Воскресенскій.

МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи.
1828.

Печатать дозволяется

съ тмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска изъ типографіи, были представлены въ Ценсурный Комитетъ семь экземпляровъ сей книги, для препровожденія куда слдуетъ, на основаніи узаконеній. Москва, Іюля 11 го дня 1827 года.

Ординарный Профессоръ, Надворный Совтникъ Дмитрій Перевощиковъ.

СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ.

ГЛАВА X.

Еще письмо.

‘Вотъ вся исторія моей жизни, или, лучше сказать, моихъ глупостей.’
Шакспиръ.

‘Я принимаюсь снова за перо, милый мой Гарри, чтобы продолжать свою исторію. Мн помнится, что я остановился на полученіи мною отъ батюшки отвта на одно изъ писемъ моихъ, такъ какъ я писалъ въ немъ между прочимъ и о томъ, что мы съ Францемъ прошиваемъ для охоты въ небольшой деревеньк Сен-Ронанской, то очень естественно было и то, что я, говоря о тамошнихъ окружныхъ жителяхъ, упомянулъ между прочими и о старомъ Лерд Сен-Ронанскомъ съ его прекрасною дочерью. Въ отвт на письмо мое, къ величайшему удивленію, увидлъ я, то батюшка, вмсто того, чтобы, по обыкновенію своему, предостерегать меня отъ короткихъ знакомствъ, особливо съ двушками, въ самыхъ благосклоннйшихъ выраженіяхъ совтовалъ какъ мн, такъ вмст и Францу стараться познакомиться со старымъ Дердомъ и его дочерью, онъ даже говорилъ, что для него было бы весьма пріятно, еслибъ который нибудь изъ насъ могъ подйствовать на сердце Миссъ-Мовбрай, и въ послдствіи времени получилъ ея руку. Въ слдъ за симъ открылъ онъ мн и важныя причины, заставляющія его желать сего соединенія. Вотъ въ чемъ все дло, Гарри:
.’Батюшка мой имлъ старшаго брата, по имени Скрогги — это былъ единственный чудакъ въ своемъ род. Еще съ самаго младенчества въ немъ обнаружилась страсть въ независимости: онъ не любилъ слушаться совтовъ ни своихъ родителей, ни гувернеровъ, къ нему приставленныхъ, за что и прослылъ негодяемъ въ своемъ семейств. Впрочемъ нельзя было сказать, чтобы Скрогги вовсе не имлъ понятія, онъ былъ довольно острый мальчикъ, не любившій только одного принужденія. Достигнувъ юношескихъ лтъ, онъ умлъ заслужить любовь одной изъ престарлыхъ родственницъ своей фамиліи, которая и оставила ему посл своей смерти по духовному завщанію полное право обладанія богатйшимъ помстьемъ Оакендальскимъ. Нашъ чудакъ, сдлавшись обладателемъ его, еще боле прилпился къ своимъ странностямъ: безъ позволенія родителей своихъ пустился онъ путешествовать по свту, и наконецъ случайно, также какъ и мой чудакъ Тиррель, умлъ познакомиться съ фамиліею Мовбраевъ Сен-Ронанскихъ. Одна молодая двица изъ сей фамиліи, имвшая по видимому довольно странный вкусъ, нашла, что характеръ Строгги былъ открытый и благородный, и въ слдствіе того ршилась тайно убжать изъ сего замка и обвнчаться съ нимъ у перваго попавшагося имъ Пастора. Много было розысковъ отъ фамиліи Мовбраевъ, тмъ боле, что рука двушки была уже общана какому-то другому жениху, да притомъ и самъ Скрогги считался въ кругу ихъ за человка слишкомъ незначительнаго, но все тщетно: бглецовъ не могли отыскать. Въ продолженіе этаго времени ддъ мой умеръ, оставя посл себя единственнымъ наслдникомъ моего батюшку. Скрогги слышалъ это, но не ропталъ, ибо для него было довольно и одного Оакендаля, въ которомъ онъ жилъ съ своею супругою. Но судьб не угодно было продлить тихое счастіе его жизни: жена его умерла чрезъ полгода посл брака — Скрогги остался опять одинъ во всей природ. Года три оплакивалъ онъ кончину своей супруги, не принимая ни чьихъ утшеній. Наконецъ ршился для разсянія своей скуки опять путешествовать по свту, оставя впрочемъ бумагу въ суд ближайшаго города, въ которой было сказано, что если онъ Скрогги въ продолженіе двнадцати лтъ не явится назадъ въ свое отечество, то богатое помстье его Оакендалъ должно поступитъ во владніе одного изъ сыновей моего батюшки, который бы вмнилъ себ въ обязанность взять себ супругу изъ фамиліи Мовбраевъ Сен-Ронанскихъ.— Въ противномъ случа, если бы на примръ батюшка мой не имлъ сыновей, или если бы и имлъ, но ни одинъ изъ нихъ не согласился бы жениться на особ изъ фамиліи Мовбраевъ — Оакендалъ долженъ поступить въ казну. Не правда ли, Гарри, что и самое завщаніе показываетъ чудака въ полной Форм. Утвердивши законнымъ порядкомъ сію бумагу, Скрогги исчезъ — и до сихъ поръ никто не получалъ о немъ никакого извстія: по всмъ вроятіямъ, онъ уже боле не существуетъ на свт — но существуетъ Оакендалъ, и въ слдствіе страннаго завщанія его, тотъ только изъ нашей фамиліи можетъ получить его въ полное обладаніе, кто получитъ руку Клары Мовбрай, единственной особы женскаго колна въ фамиліи Мовбраевъ Сен-Ронанскихъ.
‘Благодареніе Небу! какъ это письмо открыло глаза мн! и я еще былъ такъ глупъ, что старался споспшествовать видамъ Тирреля на Миссъ Клару! Я заперся въ моей комнат, снова прочелъ письмо моего отца, какъ бы не повря въ первый разъ глазамъ моимъ. Что длать? какъ поступить? Что бы и ты самъ сдлалъ на моемъ мст, Гарри? Между тысячью различныхъ идей вдругъ одинъ слишкомъ смлый, но за то и слишкомъ блистательный планъ представился моему воображенію: что, если я вмсто Франца обвнчаюсь съ Кларою? Я началъ думать, разсуждалъ, отвергалъ, снова, принимался за мысль сію. Почему же и не такъ? разсуждалъ я — весьма легко обмануть добраго Пастора и Клару, назнача имъ время брака. Францъ и я — мы почти имли одинаковый ростъ и талію, я могъ надть на себя одно изъ платьевъ его, темнота церкви, скорость времени и безпокойство духа — все это помшаетъ Клар внимательне разсмотрть меня, что же касается до Пастора — то мн только стоитъ сказать ему, что хотя я просилъ его за одного изъ друзей моихъ, впрочемъ теперь долженъ признаться, что этотъ другъ есть я самъ, и что отъ него зависитъ теперь сдлать меня или счастливйшимъ, или несчастнйшимъ изъ смертныхъ, къ тому же и для обряда внчанія я также имлъ имя Франца, однимъ словомъ, все споспшествовало моимъ намреніямъ — я даже надялся, что сама Клара, которая по временамъ оказывала мн довольно немалые знаки благосклонности, узнавши посл брака о обман, употребленномъ мною для полученія руки ея — хотя и не вдругъ, но проститъ мн мою хитрость.
‘Ты согласишься, Гарри, что никогда и ни въ чью глупую голову не входило такое безразсуднйшее намреніе. Но подивись же, мой милый, вмст и тому, что оно исполнилось, какъ не льзя было лучше желать мн! Добрый Пасторъ далъ намъ свое брачное благословеніе въ присутствіи моего каммердинера и всегдашней спутницы Клары. Цepeмонія окончилась, мы уже сли въ коляску, какъ въ эту самую минуту мой несчастный, или, лучше сказать, счастливый братецъ, провдавшій (еще и до сихъ поръ не знаю отъ кого, ибо моего Солмеса, по множеству услугъ, имъ мн оказанныхъ, я не могу подозрвать въ измн) обо всемъ происшедшемъ, явился съ грознымъ и отчаяннымъ видомъ и остановилъ почталіона. Я съ своей стороны видя, что дло выходитъ наружу, и пославши къ дьяволу всякое братство, выскочилъ изъ коляски и бросился съ охотничьимъ можемъ моимъ на Тирреля, помню, что онъ не допустилъ меня до себя, сильно оттолкнувши ружьемъ своимъ, и я упалъ почти подъ коляску — Клара вскрикнула отъ ужаса — лошади испугавшись, двинулись впередъ, и коляска перехала чрезъ меня.
‘Здсь я по невол долженъ прекратить мое повствованіе, потому что ничего не видалъ и не слыхалъ, что дале послдовало за симъ. Я уже очнулся въ незнакомой мн комнат и увидлъ возл себя моего Солмеса, который прислуживалъ мн. На вопросы мои о томъ, что сдлалось посл того, какъ я упалъ безъ чувствъ при послдней сцен, онъ отвчалъ мн, что Г. Тиррель тутъ же отвезъ молодую даму въ замокъ отца ея — и что она по видимому была въ большомъ отчаяніи отъ всего происшедшаго. Онъ присоединилъ также, что во время моего безпамятства Г. Тиррель казался слишкомъ озабоченнымъ моимъ состояніемъ и прилагалъ вс возможныя средства помочь мн.— Вс сіи извстія слишкомъ невыгодно подйствовали на меня: у меня тутъ же открылась гортанью кровь и — подивись, Гарри, лкарь, хлопотавшій около меня, важная особа въ большомъ и густо напудренномъ парик, именно объявилъ, что только одному этому кровотеченію и обязанъ былъ я спасеніемъ моей жизни. Но какъ бы то ни было, только, вытерпвши нсколько дней самыя дьявольскія мученія, я почувствовалъ наконецъ себя въ состояніи уже принять первый визитъ отъ Франца Тирреля.
‘Я принялъ его съ такимъ примрнымъ хладнокровіемъ, какого бы никакъ не льзя было ожидать отъ меня, еслибы все обыкновенное количество крови моей было въ моихъ жилахъ, но ничто не длаетъ насъ столько смирными, какъ болзнь и ланцетъ лкаря. Не помня, что мы бормотали сначала каждый подъ носъ себ — по крайней мр къ концу разговора нашего дло начало клониться къ тому, что Тиррель предложилъ мн съ своей стороны два условія: первое, чтобы намъ навсегда распроститься другъ въ другомъ, второе, чтобы какъ мн, такъ и ему произнести взаимную клятву никогда не видать Клары и даже не прізжать въ мста, сосдственныя ея замку. Я было никакъ не хотлъ согласиться на послднее условіе, приводя въ причину, что Клара сдлалась уже моею женою и что я могу теперь объявить публично права мои на нее.
‘Тутъ-то градъ упрековъ и увщаній посыпался на бдную мою голову отъ Тирреля. Онъ представилъ мн въ самыхъ яркихъ краскахъ всю гнусность моего поступка, говорилъ также о томъ, что бракъ сей никогда и ни по какому закону не можетъ быть признанъ за истинный — что Въ самомъ дл мн никогда не входило въ голову, ибо я привыкъ думать объ этихъ длахъ, соображая мои понятія съ различными интригами, читанными мною или въ комедіяхъ, или въ романахъ. Длать было нечего, надлежало повиноваться необходимости, тмъ боле, что я былъ болнъ и, въ добавокъ къ тому, находился въ рукахъ смертельнаго моего непріятеля. Впрочемъ, я сказалъ моему почтеннйшему братцу, что я хотя и могу согласиться на его предложенія, только непремнно съ условіемъ, чтобы вс эти дла остались навсегда тайною для нашего родителя и чтобы разлука моя съ нимъ никакимъ образомъ не падала на меня, въ чемъ онъ долженъ былъ самъ, какъ уметъ и какъ можетъ, извиниться предъ батюшкой, настоятельно требовавшимъ, чтобы мы путешествовали вмст — Онъ согласился на все, и дло тмъ окончилось. Не знаю, что онъ посл писалъ къ батюшк, я съ своей стороны только увдомилъ его, что мой спутникъ, не знаю по какимъ причинамъ, оставилъ меня одного, и такъ какъ я чувствовалъ, что здоровье мое весьма разстроилось отъ продолжительнаго путешествія, то и просилъ, чтобы онъ позволилъ мн возвратиться домой для излченія — это позволеніе я получилъ, и такимъ образомъ возвратился въ родительскій домъ. Остальное ты почти знаешь, Гарри: батюшка мой умеръ, матушка также послдовала за нимъ — и я, при помощи какъ твоей, такъ и еще нкоторыхъ общихъ друзей нашихъ, вступилъ въ полное владніе какъ титловъ, такъ и имнія покойнаго моего родителя. Ты знаешь, что если что меня безпокоило и безпокоитъ теперь, такъ это то, что я боюсь, не вздумалось ли отцу моему еще при жизни своей утвердить актомъ первый бракъ свой съ Маріею Мартини, что по многимъ догадкамъ моимъ и должно было случиться на самомъ дл, а если это такъ, то ты знаешь, что Францъ можетъ предъявить права свои и въ качеств старшаго брата отобрать у меня какъ права на титло Графа, такъ и большую часть моего имущества: эт бумаги наврно хранятся гд нибудь — и я до тхъ поръ не могу быть спокоенъ, пока этотъ ненавистный человкъ существуетъ въ природ.
‘Ты въ письмахъ твоихъ между прочимъ говоришь мн, что напрасно я замшался въ эту интригу съ Кларою Мовбрай, но что прошло, того не воротишь, мой любезный Гарри, притомъ и ты самъ какъ же бы сталъ дйствовать на моемъ мст?
‘Здсь оканчиваю я длинную мою повсть. Еще разъ повторяю теб, Гарри, что твое присутствіе здсь для меня нужне, нежели когда-либо. Прізжай скоре, и мы вмст съ тобой начнемъ дйствовать общими силами.

Этерингтонъ.’

‘Я позабылъ теб написать, что Пасторъ здшней деревни узналъ меня на бал, который давалъ Мовбрай въ своемъ замк, и представь себ, Гарри, онъ даже называлъ меня при всхъ собственнымъ моимъ именемъ: Валентинъ Булмеръ! Съ Кларою я также видлся. Не хочу говорить теб о томъ ужас, съ которымъ она приняла меня, къ счастію, что это первое свиданіе произошло безъ свидтелей.
‘Еще забылъ было о самомъ нужнйшемъ: какой-то злой духъ, ршившійся по видимому препятствовать всмъ моимъ намреніямъ, прислалъ безъименную записку къ Мовбраю, въ которой совтуетъ ему прежде, нежели онъ ршится отдать за меня сестру свою, хорошенько освдомиться, точно ли я то, чмъ называю себя, и въ самомъ ли дл имю неоспоримыя права на мое званіе: все это начинаетъ меня ужасно безпокоить, я даже начинаю думать, что это новыя проказы проклятаго Тирреля, которому вроятно сдлались извстными бумаги, подтверждающія законное его рожденіе, и слдственно… Ахъ, Гарри! я почти не знаю, что длать! Еще разъ повторяю: спши, лети къ своему другу!`’

ГЛАВА II.

Ужасъ.

‘Не обманываютъ ли меня мои чувства? Нтъ!
это онъ! точно онъ! Скажи мн, ужасный
призракъ: чего хочешь ты отъ меня,
блуждая во тьм ночи?..’
Неизвстный.

Читатели наши, я думаю, помнятъ что старый чудакъ нашъ Тумвоодъ, имвшій довольно частыя побранки съ хозяйкою своей Мистрисъ Додъ, начиналъ нсколько скучать своимъ пребываніемъ въ Сен-Ронанской деревн. Человкъ, столь внимательный къ самому себ и имвшій вполн страсть мшаться въ чужія дла, естественнымъ образомъ начиналъ находить, что сфера, въ которой шилъ онъ, была слишкомъ тсна для великаго и всеобъемлющаго духа его.
Это же самое думали и вс жители при Сен-Ронанскихъ водахъ, когда онъ время отъ времени появлялся среди ихъ съ своимъ смуглымъ лицемъ и толстою шеею, закутанною въ большую Индйскую шаль, и съ тростью съ золотымъ набалдашникомъ, которую онъ обыкновенно нашивалъ на правомъ плеч своемъ, какъ бы въ знакъ того, что хотя талія его была и довольно толста, слдственно и тяжела, впрочемъ трость служила ему боле какъ бы для знака отличія и важности, нежели для поддержанія его тла. Характеръ нашего Набоба всегда оставался однимъ и тмъ же: появляясь иногда къ водамъ, онъ продолжалъ постоянно сохранять свою важность и краткость въ отвтахъ на вопросы, со всхъ сторонъ предлагаемые ему. Посидвши нсколько въ общей зал собранія, онъ обыкновенно бралъ свою трость, надвалъ шляпу и, слегка кивнувъ головою толстой прислужниц рестораціи, подносившей ему на дорогу анисовой водки, онъ уходилъ назадъ и спшилъ къ единственному и постоянному своему другу F. Пастору Каропилю, гд онъ на свобод могъ предаваться любимйшему своему упражненію’ — бранить свтъ и подавать на всякій случай благоразумные совты свои.
Въ самомъ дл Г. Тумвоодъ, многое поставя уже, такъ сказать, на хорошей ног въ трактир почтенной хозяйки своей Мегъ Додъ, началъ находить, что смшно бы было продолжать дале свои попеченія, и представя себ, что не всякой камень можетъ быть хорошо выполированъ, онъ исключительно обратилъ все свое вниманіе на домъ друга своего Каропиля — и отчасти безъ согласія и позволенія сего послдняго-сдлалъ довольно значительныя реформы во всемъ его окружающемъ. Такъ на примръ полы въ его комнатахъ начали мыться по разу въ недлю — въ кабинет появился коверъ — блюды и тарелки были въ чистот — чайница и сахарница всегда наполнены тмъ, для чего они сдланы — за обдомъ всегда стояло блюдо хорошаго жаркаго — старшая изъ двухъ служанокъ не ходила боле босикомъ, а у младшей волосы на голов не были уже такъ безобразно растрепаны какъ прежде, а заплетены въ косу и спрятаны подъ довольно красивымъ чепцомъ — на счетъ послдняго пункта начали даже поговаривать, что не прилично для неженатаго Пастора держать у себя такую молодую и опрятную прислужницу, но кто убжитъ отъ злыхъ языковъ, инымъ даже приходило на умъ подтрунивать и надъ старымъ Набобомъ, безъ котораго бы естественнымъ образомъ не существовали эт перемны, но старый Тумвоодъ молчалъ — и клеветникамъ пришлось сдлать то же самое. Въ добавокъ ко всмъ симъ перемнамъ надобно прибавить, что садъ Пастора былъ вновь огороженъ, вычищенъ и гряды засяны.
Талисманъ, посредствомъ котораго дйствовалъ Г. Тумвоодъ въ своихъ реформахъ, состоялъ отчасти въ подаркахъ, а отчасти и въ добрыхъ совтахъ. Щедрость сего старика давала ему естественнымъ образомъ право бранишься и ворчать, на что ему было угодно, прислужницы уже привыкли къ его безпокойному характеру,— все шло своимъ порядкомъ, только иногда добрый Пасторъ, сидя въ своей библіотек и будучи пробужденъ отъ занятій своихъ какою нибудь шумною тревогою, происходившею между его другомъ и служанками, съ безпокойствомъ снималъ очки съ носа и поднималъ вверхъ свою голову, — но и тутъ, вслушавшись въ голоса кричащихъ и догадываясь, что дло шло о какихъ нибудь устройствахъ по домашней части, прехладнокровно опять надвалъ очки свои и углублялся въ занятія, будучи твердо увренъ, что все пойдетъ къ лучшему.
Даже самая старая деревушка Сен-Ронанская при содйствіи неутомимаго Тумвоода во многихъ отношеніяхъ начала улучшаться: примръ Пастора подйствовалъ и на прихожанъ его. Чистота и опрятность въ его дом возбудили соревнованіе — и многіе начали подражать ему, тмъ боле, что старый Набобъ кричалъ громко обо всякихъ неисправностяхъ жителей деревушки, въ слдствіе чего старыя и изломанныя тлеги, сохи и бороны не валялись боле по уликамъ, навозныя кучи, досел бывшія предъ самыми окнами хижинъ, перетасканы на задніе дворы, худыя шапки, или лохмотья, которыми были заткнуты разбитыя стекла въ оконницахъ, были вынуты и мсто ихъ замнили новыя вставленныя стекла и проч. и проч.
Средства, и въ семъ послднемъ случа употребляемыя Тумвоодомъ, были т же самыя, какъ и у Пастора — то есть деньги и совты. Къ чести его должно сказать также и то, что онъ не скупился какъ на т, такъ и на другія, отъ чего самаго вся деревня Сен-Ронанская и кричала въ одинъ голосъ, что старый Набобъ былъ не только богатый, но и добрйшій человкъ въ свт.— Пусть онъ не иметъ у себя, говорили многіе изъ жителей, ни куча лакеевъ, ни богатаго экипажа, но за то онъ можетъ, если только захочетъ, купить и цлое селеніе наше! Притомъ, излишняя роскошь не длаетъ тяжеле кошелекъ своего хозяина. Старикъ Турипенни, да и самъ Господинъ Биндлоосъ скоре отпустятъ десять мшковъ денегъ на одно честное слово Г. Тумвоода, нежели на сотню векселей какого нибудь Лорда при новооткрытыхъ водахъ! Старый Набобъ слышалъ все это, и внутренно восхищался тмъ хорошимъ мнніемъ, которое онъ умлъ заслужить у Сен-Ронанскихъ жителей, а всего боле тми хорошими перемнами, которыя произошли въ ихъ селеніи по его совту.
Существовало впрочемъ во всемъ селеніи нсколько упрямыхъ головъ, которыя ни за что въ свт не ршались послушаться совтовъ нашего добраго Набоба, опираясь на то, что они не любятъ никакихъ новыхъ открытій и улучшеній, а всегда хотятъ жить такъ, какъ живали отцы и дды ихъ. Въ слдствіе сего упрямства передъ окнами иныхъ хижинъ все еще навалены были большія кучи навоза и старыя тлеги вмст со всею крестьянскою збруею выставлены были какъ бы на показъ всмъ проходящимъ и прозжающимъ. Въ семъ послднемъ случа нашъ добрый Тумвоодъ испытывалъ тоже самое неудовольствіе., котораго не изъяты были и вс знаменитые геніи своего времени.
Въ одинъ вечеръ нашъ Набобъ, поужинавши въ своей комнат и чувствуя еще, что его не клонитъ ко сну, вздумалъ воспользоваться прекраснымъ луннымъ сіяніемъ и для разогнанія своей скуки прогуляться до дома Пастора Каропиля, гд если ему и не удастся о чемъ нибудь поспорить съ нимъ, по крайней мр онъ все таки прогуляется при лунномъ свт, къ тому же онъ въ этотъ день купилъ у одной прозжавшей торговки пару желтыхъ башмаковъ и холстины на платье, въ намреніи подарить эт вещи младшей изъ служанокъ Г. Пастора, слдственно онъ и не совсмъ безъ причины отправился къ своему другу. Добрый Пасторъ легъ уже спать. Отдавши свои подарки и потрепавши съ улыбкою полныя щечки Гирзи, на что сія послдняя отвтствовала ему также благосклонною улыбкою. Г. Тумвоодъ пошелъ обратно къ себ. Служанка, въ знакъ благодарности своей) провожая его изъ воротъ, осмлилась ему замтить, что луна закрылась черными тучами и что не угодно ли ему будетъ, чтобы она съ фонаремъ проводила его до гостинницы, дабы съ нимъ не случилось чего въ дорог, но храбрый нашъ путешественникъ отвергнулъ сію предосторожность, увряя Гирзи, въ немногихъ словахъ, что онъ безъ всякихъ провожатыхъ и много разъ въ жизни хаживалъ въ самыя темныя ночи по Парижскимъ и Мадритскимъ улицамъ, не встртивъ для себя никакой опасности, а слдственно и теперь безъ всякаго страха можетъ одинъ отправиться въ свою дорогу.
Надобно же случиться такъ, что нашъ добрый путешественникъ на этотъ разъ въ самомъ дл подпалъ несчастію, которое можетъ случиться со всякимъ человкомъ какъ въ главныхъ столицахъ, такъ и въ бднйшихъ деревушкахъ Шотландіи. Возл хижины Саундерса Жапа, одного изъ самыхъ упрямйшихъ жителей деревушки и который, какъ говорилъ онъ самъ, такъ какъ не долженъ ни чмъ и никому, слдовательно не хочетъ ни о комъ и безпокоиться, была вырыта довольно глубокая навозная яма. Г. Тумвоодъ зналъ совершенно положеніе и мсто какъ этаго дома, такъ и ямы, тмъ боле, что Саундерсъ Жапъ былъ изъ первйшихъ защитниковъ старинныхъ обычаевъ отцевъ своихъ, слдственно и врагъ всякаго новаго устройства, вводимаго нашимъ Набобомъ. Сей послдній, подходя къ вышеписанному мсту, по обонянію услышалъ, гд онъ находится, и такъ какъ темнота ночи препятствовала ему различать предметы, то онъ и заблагоразсудилъ, для избжанія опасности упасть въ такое скверное мсто, своротить нсколько вправо отъ Саундерсова дома. Но на сей разъ Г. Тумвоодъ, избгая Харибды, попалъ въ Сциллу: удаляясь отъ навозной ямы, онъ подошелъ слишкомъ близко ко рву, отдлявшему большую дорогу отъ троттуара для пшеходцевъ, и наконецъ, оступившись правою ногою, онъ упалъ въ ровъ глубиною отъ трехъ до четырехъ футовъ.
По всмъ вроятіямъ можно было заключить, что шумъ отъ его паденія и крики, которые испускалъ онъ для привлеченія кого нибудь на помощь къ себ, были довольно слышны въ дом Саундерса Жапа, но сей усердный Христіанинъ въ это время занятъ былъ самимъ собою — такъ обыкновенно говаривалъ онъ, давая разумть, что онъ занимается въ эт минуты вечернею молитвою, между тмъ, какъ время сіе посвящалось имъ обыкновенно на пересчитываніе своихъ денегъ. Впрочемъ сей же самый Саундерсъ посл въ частныхъ разговорахъ съ друзьями присоединялъ потихоньку, что у нихъ въ деревн было бы гораздо спокойне, если бы этотъ старый дуракъ Набобъ, который суется съ своимъ носомъ во всякія дла, навсегда остался въ этомъ рву, куда Случайно слетлъ онъ.
Но судьба сжалилась надъ бднымъ Тумвоодомъ и не попустила ему совершенно остаться безъ помощи. Какой-то прохожій, услышавши его крики, приближился съ возможною предосторожностію для себя самаго къ краю рва, и обезопасивъ, сколько позволяла темнота ночи, собственное свое положеніе, наконецъ сдлался въ состояніи подать помощь упавшему.
‘Не ушиблись ли вы?’ спрашивалъ сей добрый Самаритянинъ у предмета попеченій своихъ.
— Не ушибся ли я!— Нтъ, чортъ возьми, совершенно нтъ,— отвчалъ Тумвоодъ, чрезвычайно раздраженный какъ паденіемъ своимъ, такъ и причиною, отъ которой случилось оно:— не думаете ли вы,— продолжалъ онъ, обращаясь къ незнакомцу,— что человкъ, въ жизни своей не разъ вскарабкивавшійся на гору Аосъ, вышиною своею около тысячи футовъ, можетъ безпокоиться отъ подобнаго паденія?—
Говоря слова сіи, нашъ добрый Тумвоодъ покачивался изъ стороны въ сторону, такъ что незнакомецъ противъ воли его схватилъ его за руку, дабы онъ не упалъ въ другой разъ въ тотъ же самый ровъ, по краю котораго шли они.
‘Я боюсь, государь мой,’ сказалъ онъ ему, ‘что вы точно ушиблись, хотя теперь, можетъ быть, еще и не чувствуете большой боли. Позвольте мн проводить васъ до вашего жилища.’
— Отъ всего моего сердца, любезный другъ, хотя я и боюсь васъ этимъ обезпокоить. Не знаю, по дорог ли вамъ будетъ проводить меня до трактира здшней деревушки?—
‘До здшняго трактира, государь мой? Тмъ лучше, я и самъ располагался ныньче ночевать тамъ.’
— Прекрасно! И такъ вы будете сегодняшній вечеръ моимъ гостемъ, и надюсь, что останетесь довольны мною. Вы мн кажетесь молодымъ человкомъ и притомъ довольно обязательнымъ, что доказываютъ ваши старанія обо мн. Видите, съ какимъ трудомъ я иду, но это не отъ ушиба, а отъ проклятаго моего ревматизма, который постоянно привязывается ко всмъ перемняющимъ жаркій климатъ на здшній довольно суровый.—
‘Обопритесь хорошенько о мое плечо, государь мой, и извольте идти такъ тихо, какъ вамъ будетъ угодно — здшнія улицы довольно дурны.’
— Вы совершенно правы, улицы прескверныя. А отъ чего? Отъ того, что эта ослиная башка, старый дурачина Саундерсъ Жапъ никогда не хочетъ послушаться добрыхъ совтовъ, какъ бы они ни были благоразумны. Кто не хочетъ попасть въ его навозную яму, тотъ по необходимости долженъ подвергаться опасности сломишь себ шею въ этомъ проклятомъ рв, изъ котораго вы вытащили меня.—
‘Впрочемъ вы, государь мой, для своего паденія выбрали сторону опаснйшую. Вспомните пословицу Свифта: чмъ больше грязи въ ям, тмъ легче ушибешься, упадя въ нее.’
— Но почему же надобно было, на примръ, мн сего дня непремнно избирать или грязную яму, или эту канаву на большой дорог вмсто постели себ? Разв не льзя было избжать и того и другаго? Я вамъ скажу, государь мой, что здшніе Шотландскіе начальники не длаютъ ничего хорошаго, совершенно ничего. Если бы здсь былъ Турецкій Кади, дла взяли бы совершенно другой порядокъ, или бы деревнею управлялъ начальникъ Калькутты — поврьте мн, что глупая голова Саундерсова давно бы ужъ была окунута въ эту скверную лахань съ грязью. Но вотъ мы уже и пришли къ нашему трактиру. Эй! Жанна! Эппія! Мистрисъ Додъ! живы ли вы вс? Представьте, государь мой! заставляютъ человка почти полумертваго ждать у воротъ, пока он изволятъ проснуться.—
Между тмъ Жанна прибжала съ подсвчникомъ въ рукахъ, Эппія также съ другимъ, но только лишь об он успли отпереть ворота и выглянуть на пришедшихъ, какъ Жанна, закричавши изо всей мочи и уронивши со страху подсвчникъ съ горящею свчею, пустилась бжать назадъ, а Эппія, не выронивши впрочемъ своего шандала, но поднявъ его выше головы, ударилась въ слдъ за нею съ крикомъ, раздававшимся по всей деревн.
— Вотъ вамъ еще довольно порядочная сцена!— сказалъ Г. Тумвоодъ, отирая платкомъ капли пота, текшія по смуглому лицу его, и опираясь всею своею тяжестію на своего вожатаго.— Я думалъ, что я не ушибся,— продолжалъ онъ, — но теперь начинаю чувствовать, что я чрезвычайно слабъ и вроятно отъ большой потери крови.—
‘Мн кажется, что вы ошибаетесь, государь мой,’ отвчалъ его спутникъ, ‘но войдемте въ кухню — мы сами найдемъ тамъ огня себ, если никто не хочетъ посвтить намъ.’
Сказавши сіи слова, онъ ввелъ Г. Тумвоода въ кухню, гд при помощи зажженной свчи и огня, разложеннаго на шестк, онъ уврилъ своего спутника, что платье и голова его были вымочены не кровью, а просто грязною водою, бывшею на дн рва у большой дороги. Успокоенный Набобъ сдлался веселе отъ сего открытія, а незнакомецъ между тмъ, продолжая услуживать ему, отворилъ дверь, ведущую на лстницу въ корридоръ, и кричалъ, чтобы подали скоре чистой воды и полотенце.
Въ сію минуту раздался шумный крикъ на лстниц, въ которомъ легко было отличишь довольно звонкій голосъ почтенной хозяйки трактира Мистрисъ Додъ, шедшей на подобіе полководца впереди всей кухонной и конюшенной арміи своей.
‘Дурищи! негодяйки!’ кричала она, ‘смло можно споритъ, что глупе васъ не сыщешь во всемъ здшнемъ околотк. Духъ!… привидніе!… Откуда ему взяться, негодныя трусихи?— Это скоре какой-нибудь побродяга изъ новооткрытой гостинницы при вонючихъ болотахъ! Захотли еще видть духа!.. Держи пряме подсвчникъ, Эппія! Духъ!… видно у него такіе же руки, какъ и у насъ, потому что дверь изъ кухни отворена настижъ. Жонъ Остлеръ! ступай впередъ съ фонаремъ своимъ.’
Въ сію критическую минуту почтенная Мегъ Додъ показалась въ дверяхъ кухни. Жонъ Остлеръ кухонный прислужникъ и старый горбатый почталіонъ, первый съ Фонаремъ, а вторый съ кочергою въ рукахъ, составляли какъ бы авангардъ арміи, въ центр которой находилась сама Мистрисъ Додъ кричавшая во все горло и размахивающая большими щипцами, между тмъ какъ дв служанки, какъ такія существа, на которыхъ мене всего можно было надяться въ подобныхъ обстоятельствахъ, составляли довольно правильный арріергардъ. Но не смотря на такое прекрасное разположеніе всей арміи, сопутникъ Тумвоодовъ лишь только усплъ показаться идущимъ и выговорить: — Мистрисъ Додъ! какъ внезапный паническій страхъ объялъ и путеводительницу и подчиненныхъ, авангардъ быстро спрятался за центръ, Жонъ Остлеръ, побжавши назадъ, наткнулся на трактирщицу, сія послдняя, испугавшись не мене его, въ страх вцпилась ему обими руками своими въ длинные его волосы и оба составили довольно страшный концертъ, изъ котораго нельзя было разобрать ни слова. Дв служанки проворно вбжали на лстницу и спрятались въ низенькомъ чуланчик, называвшемся ихъ комнатою, между тмъ какъ горбатый почталіонъ, отчасти отъ страха, а отчасти и по инстинкту своей должности, со всевозможною быстротою кинулся въ конюшню и началъ сдлать рыжую лошадь свою.
Незнакомецъ) по всмъ видимостямъ бывшій причиною сего страшнаго замшательства, вышедъ наконецъ изъ терпнія, выхватилъ Жона Осгилера изъ кохтей его хозяйки и оттолкнулъ его въ сторону, подошелъ къ самой трактирщиц, закрывавшей руками свое лице, вскричавъ довольно громкимъ голосомъ: — Но, ради самаго дьявола, что все это значитъ, Мистрисъ Додъ? какая причина этаго смтнаго замшательства?—
‘Именемъ самаго Бога заклинаю васъ,’ отвчала честная женщина, зажмуря глаза свои и дрожа всмъ тломъ, ‘удалиться, исчезнуть изъ того дома, гд, кажется, вамъ ничего не было оказываемо, кром ласки и угожденій!..’
— Но, повторяю вамъ, что все это значитъ, Мистрисъ Додъ? Откуда родился этотъ смшный ужасъ?—
Мистрисъ Додъ открыла въ половину глаза свои. ‘Разв вы не духъ Франца Тирреля?’ спросила она съ робостію.
— Ну да, я безъ сомннія Францъ Тиррель, такъ какъ и вы старинная знакомка моя Мистрисъ Додъ.—
‘Я это знала! я это предвидла!’ вскричала еще боле испуганная трактирщица. ‘Но что я вамъ сдлала, Г. Тиррель, что вы и по смерти своей приходите возмущать спокойствіе бдной содержательницы трактира?’
— Но я божусь вамъ, Мистрисъ,— сказалъ со смхомъ Тиррель,— что я не духъ, а такой же живой человкъ, какъ и вы сами.—
‘А разв вы не были убиты въ лсу?— сказала Мистрисъ Додъ голосомъ, выражавшимъ сомнніе и открывъ совершенно глаза свои. ‘Точно ли вы уврены, Г. Тиррель, что вы не были убиты?’
— Кажется, мн можно объ этомъ знать, моя дорогая хозяюшка, и даже лучше васъ самихъ!—
‘Что за дьявольщина!`’ вскричалъ наконецъ Г. Тумвоодъ, до сихъ поръ остававшійся нмымъ зрителемъ этой необыкновенной сцены: ‘толкуютъ о убійств, а не разсудятъ того, что между тмъ убиваютъ меня, не подавая да сихъ поръ ни воды, ни полотенца.’
— Тотчасъ, тотчасъ, государь мой,— отвчала почтенная Додъ, принимая на себя понемногу важный тонъ своей профессіи и съ довольною уже смлостію оглядывая съ ногъ до головы Тирреля.— Посл всего этаго,— продолжала она,— я очень вижу, что это вы Г. Тиррель, а не тнь ваша, и это также врно, какъ то, что я не приписала ни одной полкроны лишку къ послднему недльному счету вашему, который вы ныншній же вечеръ получите отъ меня, Г. Тиррель. Но представьте же себ, что было на куралесили эт негодяйки прислужницы мои! Они хотли произвести васъ въ духа, а меня хозяйку свою въ дуры. Духъ! Я дамъ имъ знать, что онъ значитъ! Если бы бездльницы боле занимались своею должностію, подобные вздоры не ползли бы въ головы ихъ. Плоха та лошадь, которая пугается снопа соломы. Духъ! Кто слыхалъ, чтобы онъ заходилъ въ домъ къ честной женщин. У кого чиста совсть, тому онъ не осмлится показать и носа. Впрочемъ я очень рада, Г. Тиррель, что Макъ Туркъ не убилъ васъ.—
‘Но, матушка Додъ, не угодно ли вамъ будетъ заняться хотя одну минуту и моимъ положеніемъ!’ вскричалъ Тумвоодъ, схватя правою рукою своею стоявшую на стол тарелку, какъ бы сбираясь бросить ее въ голову почтенной хозяйк, дабы напомнить ей ея должность.
— Ради Бога не разбейте, не разбейте этой тарелки!— вскричала хозяйка почти въ слезахъ.— Вотъ видите ли что, Г. Тумвоодъ: ихъ у меня полная дюжина. За чмъ же бы было ихъ и разрознивать.— Добрая трактирщица знала, что постоялецъ ея любилъ часто вымщать досаду свою на невинной посуд, хотя впрочемъ безъ всякаго прекословія и платилъ за это.— Въ своемъ ли вы ум, Г. Тумвоодъ?— продолжала она, взявши уже отъ него, тарелку въ свои руки: — схватили фарфоровую тарелку и Богъ знаетъ на что, какъ будто здсь мало фаянсовыхъ, или какъ будто изъ нихъ не льзя сдлать такого же употребленія, какъ изъ этой? Но что это… Господи прости! что съ вами сдлалось, Г. Тумвоодъ? .. Я до сихъ поръ и не взглянула на васъ попристальне… Въ самомъ дл какая же я дура! Но я сей часъ подамъ вамъ воды и полотенце.—
Въ самомъ дл лице и платье Г. Тумвоода, покрытыя грязью и мокрымъ пескомъ, наконецъ восторжествовали надъ любопытствомъ доброй хозяйки на счетъ внезапнаго появленія Тирреля, и она исключительно обратила все свое вниманіе на стараго Набоба, обмывая и обтирая его со всхъ сторонъ. Дв прежде убжавшія служанки также присоединились къ ней, и вспоминая прежній страхъ, какъ свой, такъ и хозяйки ихъ, тихо смялись себ подъ носъ, стараясь между тмъ загладить вину свою ревностными попеченіями около Г. Тумвоода. Наконецъ посл обмыванья, чистки и отряхиванья нашъ Набобъ получилъ опять собственную Фигуру свою и со смхомъ говорилъ уже, что во всемъ этомъ дл было гораздо боле грязи, нежели опасности.
Между тмъ Тиррель не переставалъ съ чрезвычайнымъ вниманіемъ смотрть на Г. Тумвоода. Ему казалось, что черты лица его, освобожденныя изъ подъ грязной маски, были ему несовершенно незнакомы. По окончаніи операціи онъ даже не могъ воспрепятствовать себ подойти къ Г. Тумвооду и спросить его, не имлъ ли онъ удовольствія видть въ немъ одного изъ друзей своихъ, оказавшаго ему денежное пособіе въ Смирн?
— Это не стоитъ труда, чтобы и говорить намъ,— отвчалъ съ живостію Тумвоодъ.— Это такая бездлка! Впрочемъ скажу вамъ, что я чрезвычайно восхищенъ, встртятъ съ вами. Да, врьте, что это сущая правда. Надюсь, что вы найдете во мн такого же стараго дурака и съ такимъ же добрымъ сердцемъ, какъ и въ Смирн. Что же касается до денегъ, то я обыкновенно трачу ихъ безъ всякаго размышленія. И такъ объ этомъ ни слова боле. Теперь я пойду въ свою комнату перемнишь мокрое мое платье о потомъ мы поужинаемъ вмст съ вами. Мистрисъ Додъ постарается намъ кой что приготовить. Жаренаго цыпленка и какого нибудь соуса, кажется, будешь достаточно для насъ, Мистрисъ Додъ. Не забудьте также и о пунш, дорогая хозяюшка: мн теперь нужно подкрпиться хорошенько и запить бду, происшедшую отъ проклятаго стараго Пуританина!— Посл сихъ словъ онъ пошелъ въ свою комнату. Тиррель съ своей стороны, взявши подсвчникъ, также располагался послдовать ему.
‘Г. Тумвоодъ безъ сомннія занимаетъ голубую комнату, Мистрисъ Додъ,’ сказалъ онъ, ‘и я предполагаю, что мн придется занять комнату вашей Жанны, такъ какъ она получше другихъ.’
— Не предполагайте ничего, Г. Тиррель — отвчала Мегъ — до тхъ поръ, пока вы не изъясните мн совершенно, гд вы пропадали до сего времени и точно ли вы были убиты, или нтъ?—
‘Я думаю, что на счетъ послдняго пункта вы уже достаточно удовлетворены, Мистрисъ Додъ.’
— Это такъ, Г. Тиррель. Впрочемъ согласитесь, что не совсмъ хорошо съ вашей стороны вдругъ исчезнуть изъ моего дома, надлать мн столько хлопотъ, заставить меня переплатить кучу денегъ за отысканіе вашего тла, почти поссориться съ стариннымъ другомъ моимъ Г. Биндлоссомъ и въ добавокъ ко всему тому слышать, что имя ваше написано какъ имя безчестнаго человка на афишкахъ при водахъ — посл всего этаго, Г. Тиррель, вы согласитесь, что не всякой даже ршится принять васъ и въ домъ къ себ, опасаясь потерять свою репутацію.—
‘На счетъ этаго успокойтесь, Мистрисъ Додъ,— ваша репутація ничего не потеряешь. Кажется, мы давно знакомы другъ съ другомъ, и я уже много ночей проводилъ подъ вашею кровлею Честь моя и мн не мене дорога, любезная Мистрисъ. Я даже по сему самому отношенію и воротился въ здшнюю сторону.’
— По сему самому отношенію! Вы заставляете меня дрожать, Г. Тиррель, не опять ли какой нибудь поединокъ? Впрочемъ вы такъ спокойны. Скажу вамъ въ заключеніе, Г. Тиррель, что я по крайней мр не безпокоюсь на счетъ васъ — вы точно не духъ — иначе бы за чмъ вамъ было возставать противъ старинной знакомки своей и отбивать у ней доходъ, поселясь въ ея трактиръ. Если бы вы были духъ, вы наврное бы скоре ршились блуждать или въ развалинахъ здшняго замка, или около нашей церкви….—
‘Да, да, Мистрисъ Додъ,’ прервалъ со вздохомъ слова ея Тиррель, ‘точно не удивительно, что вы почли меня за духа, блуждающаго по тмъ мстамъ, гд онъ потерялъ все свое счастіе! Но я говорю вамъ загадками, моя добрая Мегъ,— вы меня не поймете. Довольно для васъ узнать, что въ тотъ самый день, какъ я оставилъ домъ вашъ, со мною случилось происшествіе, заставившее меня отдалишься на нсколько времени отъ здшняго мста.’
— Въ самомъ дл, Г. Тиррель? И вы не могли до сихъ поръ собраться прислать ко мн хоть пару строкъ, чтобы увдомишь о себ? Вы врно думали, что для Мистрисъ Додъ не составитъ никакого безпокойства отсутствіе лучшаго изъ ея постояльцевъ?—
‘Въ послднемъ случа меня также можно извинить, добрая моя хозяйка. Во все время пребыванія моего въ Маршторн отчасти болзнь моя, а отчасти и различныя обстоятельства, чрезвычайно занявшія меня, препятствовали мн думать о чемъ нибудь другомъ, кром самаго себя.’
— Въ Маршторн!— вскричала Мегъ: — кто же бы могъ это подумать! А гд вы жили въ Маршторн, если смю спросить?—
‘Въ трактир чернаго быка.’
— Стараго Тома Лаури? Это одинъ изъ самыхъ лучшихъ и честныхъ трактирщиковъ! Онъ живетъ совсмъ не на такой ног, какъ содержатель здшней новооткрытой гостиницы. Я очень рада, что вы по крайней мр выбрали себ такое хорошее мстопребываніе — это доказываетъ вашу разборчивость во всхъ случаяхъ. Каково вамъ показалось пиво его, Г. Тиррель? Я думаю, довольно непріятно? Что касается до сыра — то въ этомъ я готова почти уступить старику Тому. Но я васъ задерживаю здсь совершенно попустому, извольте идти въ столовую комнату — безъ васъ я скоре изготовлю все нужное для стола.—
Тиррель, также съ своей стороны не безъ удовольствія увидвшій конецъ всмъ разспросамъ любопытной хозяйки, не заставивъ ее два раза повторять послднія слова, отправился въ столовую, куда чрезъ нсколько минутъ вошелъ и Г. Тумвоодъ, переодтый въ другое платье и съ довольно веселымъ видомъ, тмъ боле, что почти въ это же время появилась и проворная Мегъ Додъ съ своими кушаньями.
‘И такъ вотъ нашъ ужинъ! ‘вскричалъ Тумвоодъ: ‘садитесь, государь мой, за столъ и мы посмотримъ, что приготовила намъ дорогая хозяйка наша! Я вамъ объявляю Мистрисъ Додъ, продолжалъ онъ, отвдывая съ перваго блюда, ‘что вы наконецъ порядочно начали готовить любимый соусъ мой съ бекасами, жалъ только, что вы не всегда кладете по препорціи перцу въ него.’
— Я очень рада, что онъ вамъ нравится, Г. Тумвоодъ. Впрочемъ замчу вамъ, что я была мастерица готовить его прежде, нежели имла честь познакомиться съ вами: вотъ и Г. Тиррель можетъ засвидтельствовать вамъ, что я назадъ тому нсколько уже лтъ готовила этотъ соусъ какъ для него, такъ и двоюроднаго братца его Валентина Булмера.—
Послднее замчаніе, сдланное довольно не кстати, заставило изъ глубины души вздохнуть нашего Тирреля. Но Г. Тумвоодъ, слишкомъ занявшійся любимымъ своимъ блюдомъ, казалось, совершенно не замтилъ смущенія новаго своего друга.
‘Ты самая самолюбивая женщина, дорогая хозяюшка,’ сказалъ онъ, обращаясь къ Мистрисъ Додъ. ‘Самъ дьяволъ не заставитъ тебя признаться, что ты чмъ нибудь обязана совтамъ людей умнйшихъ тебя. Но о чемъ вы задумались, любезный Тиррель? Не вспоминаете ли вы въ своемъ воображеніи тхъ веселыхъ вечеровъ, которые провели мы въ Смирн? Клянусь Богомъ, даже самое вино и ветчина казались тамъ гораздо вкусне, потому что это былъ совершенно запрещенный товаръ не только для Мусульмановъ, но даже и для насъ съ вами! Помните ли вы стараго Кати Гуссеина въ его зеленой чалм? Помните, какое райское удовольствіе доставилъ я ему, принесши однажды подъ полою большую кружку водки и выливши ее въ шербетъ его! Старый дурачина до тхъ поръ не былъ спокоенъ, пока не осушилъ все до дна, и потомъ, поглаживая длинную свою бороду, проговорилъ протяжно: Уллахъ керимъ! это значитъ: Богъ да помилуетъ меня, Мистрисъ Додъ, что же касается до Г. Тирреля, онъ знаетъ это также твердо, какъ и я самъ. Уллахъ керимъ: да, я долго не забуду этаго случая. Старый дуракъ думалъ, что онъ учинилъ и Богъ знаетъ какое непростительное преступленіе!..’
— А почему же и не такъ?— сказала Мегъ.— Я ничего не вижу страннаго въ этихъ послднихъ словахъ честнаго Мусульманина: это родъ благодарной молитвы посл хорошаго пунша. А разв лучше длаютъ у насъ, когда посл нсколькихъ стакановъ поднимаютъ шумъ, ссоры, иногда даже и драки, Г. Тумвоодъ?—
‘Прекрасно сказано, Мистрисъ Додъ, особливо для трактирщицъ, самая Мистрисъ Іівискли едва ли бы могла выразиться лучше. И такъ за ваше здоровье, дорогая хозяйка! надюсь, что и вы не откажетесь съ вашей стороны тлъ же заплатишь мн.’
— По истин сегодняшній вечеръ я не могу ничего пить, Г. Тумвоодъ, отчасти отъ давишняго испуга, а отчасти и отъ того, что я, готовя вамъ пуншъ, должна была много разъ отвдывать его, дабы угодить на вашъ вкусъ, голова моя чрезвычайно закружилась.— Г. Тиррель! какъ скоpo вамъ угодно будетъ успокоиться, то комната Жанны къ вашимъ услугамъ. Такъ какъ ныньче суббота, Господа, то вы извините, что мои служанки не могутъ прислужить вамъ сегодняшній вечеръ. Завтра Воскресенье и слдовательно они должны встать ране обыкновеннаго, а кто долженъ встать рано поутру, тотъ долженъ пораньше лечь и наканун: это дло очень обыкновенное. Итакъ, когда вы окончите вашъ ужинъ, то потрудитесь ужь сами зажечь себ эт свчки, которыя, мимоходомъ сказать, продаются четыре на фунтъ, и такимъ образомъ безъ провожатыхъ разойтиться по вашимъ комнатамъ. Впрочемъ, ученыхъ учить, только что портить. И такъ, государи мои, позвольте мн пожелать вамъ спокойной ночи!—
‘Право,’ сказалъ Г. Тумвоодъ, когда она вышла изъ комнаты, ‘право наша добрая хозяйка не глупе инаго трех-бунчужнаго Паши! Но такъ какъ она дала намъ позволеніе окончить нашъ ужинъ, то въ слдствіе того Г. Тиррель я имю удовольствіе во второй разъ пить за ваше здоровье и счастливое возвращеніе въ здшніе края
— Покорно васъ благодарю, Г. Тумвоодъ, и отъ сердца также желаю вамъ всякаго благополучія. Я никогда не забуду, изъ какой крайности извлекли вы меня, когда я, живя въ Смирн, по банкротству моего повреннаго не получалъ отъ него ни полшиллинга денегъ. Моя благодарность къ вамъ окончится, вмст съ моею жизнію….—
‘Точно, точно, я васъ знаю, молодой человкъ, но еще разъ прошу ни слова объ этихъ деньгахъ: я въ свою очередь не сдлался ли также должникомъ вашимъ? Мое паденіе въ этотъ проклятый ровъ… ‘
— Это дло совсмъ нейдетъ въ наши счеты, Г. Тумвоодъ,— сказалъ Тиррель, улыбаясь противъ воли, — вы сами не сдлали ли бы того же, бывъ на моемъ мст? Но одолженіе, которое получилъ я отъ васъ въ Смирн….—
‘Посл, Г. Тиррель, посл объ этомъ,— времени еще много. Помнится мн, что вы, будучи въ Смирн, сказывали мн о какомъ-то процесс, происходившемъ между вами и еще кмъ-то?… Процессы вещь разорительная, Г. Тиррель: они довольно облегчаютъ карманы наши.’
— Вы говорите правду, Г. Тумвоодъ?—
‘И такъ, имете ли вы по крайности хорошіе успхи въ вашемъ дл? Отвчайте мн чистосердечно, Г. Тиррель.’
— Стряпчіе мои обнадеживаютъ меня въ скоромъ и успшномъ для меня окончаніи дла,— сказалъ Тиррель, не желая какъ бы вступать въ короткое изъясненіе на счетъ сего обстоятельства съ неотвязчивымъ своимъ другомъ.
‘Ваши стряпчіе!’ повторилъ Тумвоодъ съ негодованіемъ, ‘ахъ мой любезный Г. Тиррель! если бы вы также, какъ я, знали родъ человческій, то не надялись бы, кром себя ни на кого, а особенно на стряпчихъ. Эти люди привыкли всегда такъ стряпать, что лучшій кусокъ достается имъ самимъ, а не тому, для кого готовился онъ. Ваши стряпчіе! Лучше разскажите мн все ваше дло, и мы съ вами общими силами примемся за него: въ семъ послднемъ случа успхъ будетъ гораздо верне для васъ.’
— Благодарю за участіе, Г. Тумвоодъ. Искренно скажу вамъ, что если я когда нибудь вздумаю отнестись къ кому о длахъ моихъ, то это наврное къ вамъ. По крайней мр теперь Г. Тумвоодъ дла мои идутъ, кажется, довольно хорошо и я не хочу прерывать хода ихъ, въ противномъ случа, я наврно не премину воспользоваться вашими разумными совтами.—
‘И хорошо сдлаете, Г. Тиррель. И Турки, и Арабы, и Христіане — вс много разъ совтовались съ старикомъ Тумвоодомъ — и вс посл благодарили его отъ сердца. Выстроить ли мечеть, состряпать ли хорошій супъ, снабдить ли взаймы деньгами, все наше дло! Но пора и по мстамъ, на двор уже довольно поздно, желаю вамъ спокойной ночи, Г. Тиррель.’
Посл сихъ словъ онъ всталъ изъ за стола, засвтилъ себ приготовленную хозяйкою свчу и сдлалъ знакъ головою, чтобы Тиррель съ своей стороны сдлалъ то же самое, посл чего оба наши героя разошлись по своимъ комнатамъ.
— Вотъ старикъ, сколько любопытный, столько же и добрый,— разсуждалъ самъ съ собою Тиррель.— Я помню, что его однажды чуть не отколотили палками по пятамъ за то, что онъ вздумалъ подавать совты свои Кади, который совершенно и не зналъ его. Впрочемъ, онъ иметъ полное право на мою благодарность — и я никогда не забуду его великодушія.—
‘Этотъ Тиррель некстати скрытенъ,’ говорилъ самъ себ нашъ добрый Тумвоодъ, ‘но я подстерегу его, во что бы то ни стало, я заставлю его быть откровенне, и противъ его воли надлаю ему кучу добра!’
Посл сего человколюбиваго ршенія Г. Тумвоодъ легъ на свою постелю, и такъ какъ она была сдлана совершенно по его вкусу, т. е. съ наклоненіемъ къ ногахъ, то онъ и заснулъ скоро, будучи весьма доволенъ самимъ собою.

ГЛАВА III.

Соперничество.

‘Къ чему скрываться намъ? Мы здсь съ тобою двое!
‘Ршайся, избирай одно или другое!’
Шакспиръ.

Проснувшись на другой день довольно рано, Тиррель, желая избжать общаго завтрака съ неотвязчивымъ Тумвоодомъ, приказалъ подать завтракать въ свою комнату, въ томъ намреніи, чтобы посл безпрепятственно приняться за дла свои: онъ зналъ, что его честь была публично оскорблена чрезъ глупыя объявленія Сира Бинго и Капитана Макъ Турка при Сен-Ронанскихъ водахъ, и дорого цня свою собственную репутацію, ршился въ это же утро отправиться въ общее собраніе ихъ, обыкновенно завтракавшее въ зал новооткрытой рестораціи, онъ уже взялъ свою шляпу для того, чтобы идти туда, какъ Мистрисъ Додъ вошла съ увдомленіемъ, что какой-то человкъ, незнакомый, желаетъ говорить съ нимъ. Въ слдъ за нею въ самомъ дл вошелъ въ комнату Тирреля молодой человкъ въ вицмундир, довольно пріятнаго вида и, какъ казалось, не низкаго происхожденія. Въ чертахъ лица его примтно было нчто такое, что показывало всегдашнюю привычку его брать преимущество предъ всми, его окружающими. Вошедши въ комнату, онъ довольно проницательными взорами окинулъ какъ Тирреля, такъ и комнату, имъ занимаемую, потомъ адресовался къ нему довольно учтивымъ образомъ, называя себя Капитаномъ Гарри Жекилемъ.
‘Мн кажется, и ймю честь говорить съ Г. Мартини?’ сказалъ онъ, относясь къ Францу Тиррелю.
— Вы говорите съ Францемъ Тиррелемъ, государь мой,— отвчалъ сей послдній, — Мартини Фамилія моей матери и я никогда не носилъ ее.—
‘Я пришелъ сюда совершенно не за тмъ, чтобы спорить съ вами на счетъ этаго предмета, Г. Тиррель,’ продолжалъ Капитанъ, ‘хотя можетъ быть тотъ, отъ чьего имени пришелъ я, и распространился бы съ вами объ этомъ послднемъ пункт.’
— Вы вроятно присланы отъ Сира Бинго Бинкъ? Я очень помню несчастную ссору, происшедшую между нами.—
‘Напротивъ, я даже и не имю чести знать Сира Бинго, я пришелъ сюда по препорученію Графа Этерингтона.’
Тиррель помолчалъ съ минуту времени.— Я не могу себ представить,— сказалъ онъ напослдокъ,— какое странное побужденіе имлъ человкъ, принявшій на себя титло Графа Этерингтона, избрать такую особу, какъ вы, Капитанъ, въ посредники между нами, мн кажется, что по отношеніямъ, существующимъ въ настоящее время между имъ и мною, стряпчій, или повренный въ длахъ его, гораздо лучше могъ бы исполнить сію коммиссію.—
‘Вы слишкомъ горячо принимаетесь за это дло, государь мой. Я пришелъ къ вамъ отъ Графа Этерингтона совсмъ не для того, чтобы ссориться съ вами — мн кажется, самая родственная связь, Существующая между вами, не должна длать васъ врагами между собою. Единственная моя цль есть — дйствовать между вами въ качеств посредника.’
Тутъ оба разговаривающіе остались на минуту въ молчаніи. Тиррель предложилъ стулъ Капитану и потомъ, свъ подл него, началъ:
— Посл столь многихъ несправедливостей и преслдованій со стороны вашего друга, Капитанъ Жекиль, я бы очень радъ былъ, если бы онъ почувствовалъ свою несправедливость въ отношеніи ко мн.—
‘Станемъ говорить искренно, Г. Тиррель. Нкоторыя частныя выгоды положили преграду между вами и Графомъ Этерингтономъ, положимъ точно, что вы не можете быть друзьями: по крайней мр я не вижу необходимости быть и смертельными врагами другъ другу.’
— Я совсмъ не врагъ моему брату, Капитанъ, и даже никогда не имлъ расположенія быть имъ. Конечно, я не могу быть его другомъ, но. и сіи препятствія, существующія теперь между нами, зависли отъ него, а не отъ меня.—
‘Да, я знаю’ сказалъ выразительнымъ тономъ Капитанъ Жекиль, ‘по крайней мр главныя причины вашей несчастной ссоры.’
— Если это правда — отвчалъ Тиррель съ легкимъ румянцемъ въ лиц,— то вы должны представить себ, Капитанъ, сколь не пріятно для меня входить въ разсужденія о подобномъ предмет съ человкомъ, до сихъ поръ совершенно незнакомымъ мн, съ человкомъ, который, какъ кажется, можетъ назваться повреннымъ, даже другомъ того… Но я не хочу оскорблять вашей разборчивости и удержу себя. Прошу покорно теперь въ короткихъ словахъ извстить меня о томъ, что вы имете сказать мн со стороны моего брата, тмъ боле, что я ныншнее утро имю намреніе отправиться въ гостинницу при водахъ за нкоторымъ дломъ, касающимся до собственной чести моей.— ‘Если вы разумете подъ оимъ ваше желаніе оправдаться предъ Сиромъ Бинго Бинкъ въ томъ, что вы не могли явиться въ условленное время для удовлетворенія его, то позвольте сказать вамъ, что это уже кончено совершенно. Я собственными моими руками разорвалъ глупую аффишку, въ которой имли неосторожность оскорбить ваше имя, и совершенно оправдалъ васъ, такъ что теперь уже никто не осмлится боле сомнваться въ благородств вашего духа.’
— Государь мой!— сказалъ удивленный Тиррель,— я очень обязанъ вамъ за ваше расположеніе, между тмъ какъ я почти не знаю, чмъ могъ заслужить его. Впрочемъ скажу вамъ, что я все еще не почитаю себя совершенно удовлетвореннымъ, тмъ боле, что я привыкъ быть самъ защитникомъ чести моей.—
‘Я это очень хорошо знаю, Г. Тиррель, но въ семъ послднемъ случа вы, кажется, не должны много безпокоиться: будьте уврены, что ваша репутація нимало не пострадаетъ въ этомъ пустомъ происшествіи. Я даже знаю, Г. Тиррель, и тотъ случай, который воспрепятствовалъ тогда явиться вамъ въ условленное мсто. Сказать по правд, Графъ Этерингтонъ долженъ благодарить во всю жизнь свою Провидніе, не попустившее его совершить столь жестокое преступленіе… я говорю на счетъ роковой вашей встрчи и…’
— Вашъ другъ, Капитанъ, въ жизнь свою имлъ очень много случаевъ благодарить Провидніе, столь долго терпящее его несправедливости.—
‘Я плохой Богословъ, государь мой,’ прервалъ его съ живостію Капитанъ, ‘но мн кажется, что и обо всякомъ человк можно сказать то же самое, что вы сказали о Граф Этерингтон?’
— Боле или мене, Капитанъ, но мы отвлеклись отъ нашей матеріи. И такъ вы въ самомъ дл знаете вс подробности нашей встрчи съ вашимъ другомъ?—
‘Не совсмъ, государь мой! Вы сами согласитесь, что это такое щекотливое происшествіе, о которомъ какъ Графъ, такъ и вы не должны много распространяться.’
— Посл всего этаго позвольте же спросить, Капитанъ, васъ: какимъ образомъ, не знавши хорошо этаго дла, вы могли оправдать меня при водахъ въ моей неявк въ условленное время и мсто?—
‘Такъ, какъ я пользуюсь довольно хорошимъ мнніемъ общества, государь мой, то мн стоило только уврить всхъ моимъ честнымъ словомъ, что вы въ это же самое время были ранены на поединк съ однимъ изъ друзей моихъ и слдовательно не могли сдержать вашего слова, другія подробности остались тайною для всхъ, еслибы даже кто нибудь осмлился усумниться въ словахъ моихъ, то врьте мн, что я умлъ бы доказать, что я не лгунъ. Самый Сиръ Бинго, раскаеваясь внутренно, что онъ былъ неумышленною причиною столь нелпыхъ слуховъ на счетъ васъ’ надется, что теперь между имъ и вами все окончится дружелюбно и безъ всякихъ неудовольствій.’
— По чести, Капитанъ Жекиль, вы заслуживаете полную благодарность съ моей стороны. Вы избавили меня отъ безпокойства, которое давно уже тяготило мою душу ибо одному мн могли не совсмъ поврить, а другаго свидтеля, то есть вашего друга, я бы не ршился вызвать на сцену изъ уваженія къ памяти покойнаго нашего родителя. Надюсь, Капитанъ, что рана вашего друга также не имла никакихъ опасныхъ послдствій?…—
‘Она уже почти совершенно закрылась.’
— Я также надюсь, что онъ съ своей стороны не иметъ никакого права обвинять меня въ нанесеніи ея….—
‘Да, онъ отдаетъ вамъ должную справедливость и чрезвычайно сожалетъ о своей безразсудной запальчивости.’
— До сихъ поръ все хорошо, теперь могу ли спросить васъ о главной цли вашего поселенія? Я даже очень радъ, что братъ мой выбралъ въ посредники между нами человка съ такимъ благороднымъ характеромъ и образомъ мыслей, можетъ быть, вы будете въ состояніи положить конецъ роковой вражд нашей.—
‘Благодарю васъ за лестный отзывъ обо мн. И такъ приступимъ къ самому длу. Носится слухъ, Г. Тиррель, что вы вступили въ процессъ, главною цлію котораго есть — лишить вашего брата какъ титловъ, такъ и законнаго наслдства его
— Этотъ слухъ не совсмъ несправедливъ, Капитанъ Жекиль. Впрочемъ цль моего процесса состоитъ въ томъ, чтобы только получить законныя права мои.—
‘Это одно и то же, только въ другихъ словахъ, Г. Тиррель! Не мое дло судить объ этихъ правахъ, но согласитесь, что вы ищете невозможнаго: вс знаютъ, что покойная Графиня Этерингтонъ была законная супруга вашего батюшки.’
— Не спорю, что она пользовалась симъ правомъ, но между тмъ и другая несчастная особа еще прежде ея имла права сіи. Впрочемъ это такой пунктъ, о которомъ должно говорить совершенно не здсь, Г. Капитанъ, и не въ такомъ тон.— ‘Потребны большія доказательства, Г. Тиррель, чтобы перемнить общее мнніе и присвоить себ вс права Граха Этерингтона.’
Тиррель вынулъ изъ своего бумажника небольшую бумагу и сказалъ, представляя ее Капитану Жекилю: — Кажется, и одного этаго будетъ достаточно, чтобы открыть настоящую истину, Г. Капитанъ.— Жекиль развернулъ бумагу и началъ читать въ полголоса:
‘Оглавленіе бумагъ, имющихъ предъявиться по Длу Г. Франца Тирреля. Свидтельство брака между почтеннымъ Лордомъ Жономъ Этерингтономъ и Маріею Мартини, совершеннаго въ Париж Капелланомъ Англійскаго Посланника Задокомъ Кемпъ. Переписка Графа Этерингтона съ своею супругою, жившею въ Париж подъ именемъ Г-жи Мартини. Свидтельство крещенія. Показаніе покойнаго Лорда Этерингтона на смертномъ одр его.’
‘Все это очень хорошо, Г. Тиррель’ сказалъ Капитанъ, прочитавши бумагу, ‘но не уже ли вы захотите дйствовать такими ршительными средствами противъ вашего роднаго брата?’
— А не забылъ ли онъ самъ, что я братъ ему? Не покушался ли онъ даже на самую жизнь мою?—
‘Но и вы сами, Г. Тиррель, не сдлали ли то же самое, выстрливъ въ него? Какъ его, такъ и вашъ поступокъ равно предосудительны. Это не идетъ совершенно къ вашему длу.’
— Но и кром сего происшествія, государь мой, есть нчто такое, по чему я могу заключить, что онъ совершенно позабылъ о нашемъ братств… —
‘Понимаю: вы говорите о происшествіи съ Миссъ Кларою Мовбрай.’
— Пощадите меня на счетъ сего происшествія, государь мой!— вскричалъ Тиррель.— До сихъ поръ я могъ говоришь съ вами хладнокровно. Я могъ слушать ваши сужденія о моихъ правахъ, имніи и о моемъ добромъ имени, но не говорите мн ничего о Клар, если не хотите меня видть въ совершенномъ изступленіи. Не уже ли вы, государь мой, могли подумать, если вы только знаете хотя нсколько это адское происшествіе, въ которомъ первую роль играетъ другъ вашъ, что я могу спокойно выслушать хотя одно слово отъ васъ безъ…— Тутъ онъ всталъ съ своего стула и началъ большими шагами прохаживаться по комнат.— Съ самаго сотворенія міра — продолжалъ онъ,— еще не видано подобнаго злодйства! Чьи надежды были когда нибудь столь безчеловчно разрушены, какъ мои? Кто такъ жестоко посмялся счастію двухъ существъ, обожавшихъ другъ друга, какъ не этотъ извергъ природы? Если бы онъ по крайней мр руководствовался любовію, этой жестокою страстью, которая часто длаетъ людей преступниками, поступокъ его могъ бы быть нсколько извинителенъ, но нтъ, это былъ адскій умыселъ, произведенный въ дйство съ самымъ зврскимъ хладнокровіемъ! Низкій интересъ и вражда, питаемая имъ ко мн съ самыхъ первыхъ дней нашего младенчества — вотъ единственныя причины, заставившія его отравить жизнь двухъ невинныхъ существъ, по простот своей вврившихъ ему участь свою!—
‘Мн очень прискорбно видть васъ въ такомъ сильномъ движеніи,’ сказалъ Капитанъ довольно спокойнымъ тономъ. ‘Я съ своей стороны полагаю, что Графъ Этерингтонъ дйствовалъ въ семъ послднемъ случа совсмъ иначе, нежели какъ вы думаете, и если вы хотите терпливо выслушать меня, можетъ быть, вмст съ вами мы найдемъ какое нибудь средство положить конецъ этой роковой ссор.’
— Хорошо, государь мой, я буду слушать васъ терпливо, по крайности столько, сколько бы я могъ вынести при ощупываніи врачемъ свжей раны моей. Но если вы меня заднете за живое, если вы по неосторожности дотронетесь до моего нерва, то не требуйте по крайней мр, чтобы я удержался отъ болзненныхъ стоновъ моихъ!—
‘Я съ моей стороны постараюсь какъ можно скоре окончить эту операцію, государь мой,’ отвчалъ Капитанъ Жекиль, наблюдавшій въ продолженіе всего этаго разговора удивительное хладнокровіе, ‘Изъ всего вами сказаннаго, Г. Тиррель, я заключаю, что честь и спокойствіе Миссъ Клары Для васъ дороже всего на свт?’
— А кто же можетъ сомнваться о ея чести?— вскричалъ вспыхнувшій Тиррель, но тотчасъ, умривши свое движеніе, онъ продолжалъ тономъ спокойнйшимъ и трогающимъ до глубины сердца: — да, государь мойл честь и спокойствіе Миссъ.
Клары для меня столь же драгоцнны, какъ свтъ, который я вижу, какъ воздухъ, которымъ дышу я.—
‘Другъ мой думаетъ точно также, какъ и вы, въ отношеніи къ Клар Мовбрай, а потому онъ вознамрился наконецъ отдать ей должную справедливость.’
— Этаго онъ не можетъ сдлать иначе, какъ удалясь навсегда отсюда и переставъ думать о ней, однимъ словомъ, забывъ ее совершенно.—
‘Лордъ Этерингтонъ думаетъ совсмъ не такъ. Онъ полагаетъ. что если онъ и оскорбилъ чмъ-либо Клару, то не иметъ лучшаго средства заслужить извиненіе своего проступка, какъ предложивъ ей публично раздлить съ нимъ его титло и состояніе.’
— Его титло и его состояніе столь же ложны, какъ и онъ самъ, государь мой!— вскричалъ съ жаромъ Тиррель. Ему обладать Кларою Мовбрай? Нтъ! никогда, никогда! —
‘Прошу васъ замтить, Г. Тиррель у что состояніе моего друга дйствительно не можетъ назваться ненадежнымъ, хотя даже вы бы и имли счастіе выиграть процессъ вашъ. Вы можете отнять у него владнія покойнаго вашего родителя, но довольно значительное имущество посл его матери останется всегда при немъ. Что же касается до его брака съ Миссъ Кларою Мовбрай, онъ полагаетъ, что такъ какъ она ни за что въ свт не согласится на возобновленіе сей церемоніи то стоитъ только объявить всмъ, что она давно уже совершена, только втайн.’
— Присоедини къ тому, государь мой, и ту низкую измну,— вскричалъ Тиррель,— чрезъ которую достигъ онъ злодйской цли своей, т подлыя средства, на которыя бы не ршился и самый послдній изъ заключенныхъ въ Невгат! Обвнчаться подъ чужимъ именемъ! —
‘Совсмъ не подъ чужимъ, Г. Тиррель, въ брачномъ свидтельств поставлено настоящее его имя. Впрочемъ скажу вамъ и то, что не совсмъ вроятно, чтобы Миссъ Клара не замтила во время брачной церемоніи жениха своего… вс невсты довольно любопытны на этотъ счетъ…’
— Государь мой!— вскричалъ Тиррель, поблднвши отъ гнва и задыхающимся голосомъ,— ваши шутки совсмъ не у мста и я… —
‘Я говорю вамъ совсмъ не въ шутку, Г. Тиррель, точно также будутъ говорить вамъ и вс законы Великобританскіе. Кто повритъ Миссъ Клар, что она обвнчалась, не видавши жениха своего, и примутъ ли даже ея доказательства на счетъ этаго дла
— Вашъ другъ,— сказалъ Тиррель, стараясь по возможности удерживать себя,— можетъ надяться скрыть свое адское злодйство предъ лицемъ свта, но Провидніе знаетъ истину, и рано, или поздно обнаружитъ его ухищренія. На земл еще существуетъ нкто, кто можетъ также быть свидтелемъ противъ вашего друга, Г. Капитанъ.—
‘Вы врно хотите сказать о прежней подруг Миссъ Клары, Ганнахъ Ирвинъ, кажется такъ ея имя?— Вы видите, что я знаю малйшія подробности. Но гд вы сыплете теперь эту свидтельницу?’
Если Небу будетъ угодно, то и она явится въ свое время для обнаруженія гнуснаго злодйства и для защиты невинности, Г. Капитанъ. Теперь я понимаю, для чего другъ вашъ медлилъ столько времени явиться сюда: онъ боялся найти здсь Ганнахъ Ирвинъ, и не прежде уже дерзнулъ возобновить свои преступные планы, какъ узнавъ, что ее нтъ въ здшнихъ мстахъ.—
‘Совсмъ нтъ, Г. Тиррель, — фамильныя дла Графа Этерингтона препятствовали ему досел пріхать сюда и объявишь права свои на Миссъ Мовбрай.’
— Права свои!— вскричалъ Тиррель, — но какія права можетъ имть злодйство на невинность? О!— продолжалъ онъ въ отчаяніи, ударяя себя въ грудь,— его неистовыя преслдованія убьютъ несчастную Клару и довершатъ мру его преступленій! —
‘Мой другъ — какъ вы любите называть его симъ именемъ — также съ своей стороны боится за чувствительности Клары и потому онъ ршился отнестись съ своими требованіями не прямо къ ней, а къ брату ея Мовбраю, который бы взялъ уже на себя трудъ поговорить съ нею.’
— И — сказалъ Тиррель, трясясь всмъ тломъ,— и что же отвчала ему на это Миссъ Клара?…—
‘Не знаю въ точности, что отвчала она, по крайней мр она довольно терпливо сноситъ посщенія Лорда Этерингтона въ замк своемъ Шаусъ.’
— Но можетъ быть ее силою принудили къ терпнію?—
‘Совсмъ нтъ, Г. Тиррель, вы знаете, что въ такихъ случаяхъ мудрено приневолить двушекъ. Можетъ быть, Миссъ Клар и самой уже наскучило жить въ такомъ состояніи, какъ была она досел… Я право отъ души жалю васъ, Г. Тиррель, но съ другой стороны опасаюсь, не напрасно ли вы терзаете свое воображеніе, боясь за Миссъ Клару…’
— Торжественно объявляю вамъ, Капитанъ Жекиль, что я не поврю никакимъ клеветамъ на счетъ Миссъ Клары, и также никогда не допущу, чтобы тотъ человкъ, котораго я по несчастію долженъ называть моимъ братомъ...— тутъ онъ остановился на минуту, какъ бы желая собраться съ духомъ — сдлался когда нибудь обладателемъ Клары. Да, я хочу быть ея ангеломъ хранителемъ: я открою ея брату Мовбраю Сен-Ронанскому всю ничтожность отаго Валентина Булмера, который выдаетъ себя за наслдника какъ титловъ, такъ и богатства покойнаго нашего родителя, совершенно не принадлежащихъ ему!—
‘Я уже сказалъ вамъ, Г. Террель, что если вы и выиграете вашъ процессъ, другъ мой все таки не лишится всего своего состоянія. Но вы, кажется, сказали мн, что спокойствіе и счастіе Миссъ Клары для васъ слишкомъ драгоцнны?’
— Да, Капитанъ, я готовъ пожертвовать даже моею жизнію, чтобы Клара была только спокойна, не говорю счастлива, ибо счастіе не можетъ уже существовать для нея въ природ!—
‘Я понимаю, что вы говорите это, основываясь на томъ, что Графъ Этерингтонъ по вашему мннію не иметъ тхъ хорошихъ качествъ, которыя бы могли составить счастіе Миссъ Клары: да, Г. Тиррель, вы смотрите на него какъ на человка, не имющаго никакимъ хорошихъ началъ, но вспомните, давно ли вы прервали всякое сношеніе съ нимъ? и не могъ ли въ продолженіе этаго времени вмст съ лтами измниться и характеръ его?’
— Но къ чему же все это клонится, Г. Капитанъ?—
‘Къ тому, что если для васъ дорого счастіе и спокойствіе Миссъ Клары, то вы никакъ не должны препятствовать планамъ вашего брата! Я знаю твердо, что Лордъ Этерингтонъ, не какъ пылкій любовникъ, стремится къ обладанію Кларою, нтъ, онъ какъ человкъ, сознающій себя виновникомъ ея несчастій, хочетъ только чрезъ бракъ сей вознаградить нсколько потери несчастной двицы, доставляя право на титло и богатства свои, онъ не иметъ въ виду ничего, кром ея спокойствія. Смшно бы было съ его стороны искать любви въ сердц особы, которой счастіе отравилъ онъ, какъ вы и сами говорили, Г. Тиррель.’
За сими словами послдовало довольно продолжительное молчаніе съ обихъ сторонъ, въ продолженіе котораго много разъ мнялась физіономія Тирреля, на которую внимательными глазами смотрлъ Жекиль, ожидая отвта. Наконецъ Тиррель собрался съ духомъ и началъ, обращаясь къ Капитану:
— Все это такъ, Г. Капитанъ, но я боюсь, не скрывается ли подъ цвтами змя, ищущая, уязвишь Миссъ Клару: братъ мой желаетъ получить руку Миссъ Клары, но не побуждаетъ ли его къ тому завщаніе одного изъ родственниковъ нашего покойнаго родителя? Вы, я думаю, знаете это дло, Г. Капитанъ?
Капитанъ отвчалъ утвердительно.
— Я съ своей стороны готовъ предложишь вашему другу, Г. Жекиль, слдующія условія на счетъ Миссъ Клары, дабы обезпечить себя на счетъ ея будущаго спокойствія: скажите моему брату, что я готовъ оставить мой процессъ, не смотря на справедливость моей стороны, готовъ отказаться это всхъ титловъ и обладанія имуществомъ покойнаго нашего родителя, готовъ даже пожертвовать собственнымъ добрымъ именемъ, лишь бы только онъ отказался отъ требованій на руку Миссъ Клары, лишь бы только онъ пересталъ безпокоить ее и безъ того уже убитую злымъ рокомъ.—
‘И вы это говорите отъ сердца, Г. Тиррель?’
— Я извиняю вопросъ вашъ, Г. Капитанъ, потому что вы еще мало знаете меня. Да, я точно готовъ отказаться отъ всего, лишь бы только избавить Миссъ Клару отъ преслдованій вашего друга. Пусть онъ поклянется мн не имть съ нею никакого сношенія, ни личнаго, ни посредствомъ переписки — и я готовъ письменно утвердить мое предложеніе. Пусть удалится онъ отсюда — я также навсегда оставлю Шотландію и удалюсь въ другую часть свта оплакивать несчастную судьбу мою…
Тутъ, не смотря на вс усилія Тирреля, голосъ его ослаблъ и дв крупныя слезы выкатились изъ глазъ его.
— Вы можете обвинять меня въ малодушіи,— продолжалъ онъ, отирая слезы свои, — но, Капитанъ Жекиль, растерзанное сердце мое не могло выносить доле!—
‘Я весьма далекъ отъ сей мысли, государь мой,’ отвчалъ Жекиль почтительнымъ и вмст растроганнымъ голосомъ: ибо душа pro, не смотря на тсную дружбу съ Этерингтономъ, была еще не совсмъ испорчена, ‘напротивъ того, я удивляюсь вашему великодушію и благородному образу мыслей. Не всякой на вашемъ мст, имя твердыя, какъ говорите вы, доказательства своего законнаго происхожденія и слдовательно права на полученіе титловъ и богатства вашего покойнаго родителя, ршился бы пожертвовать ими изъ любви къ существу, которымъ онъ и обладать не можетъ.’
— Надобно такъ любить, какъ я, Капитанъ, чтобы чувствовать, сколь ничтожна эта жертва. Но что же скажете вы мн на мои предложенія?—
‘Я, вопервыхъ попрошу у васъ, Г. Тиррель, копію съ этихъ бумагъ, которыя вы имете у себя и которыхъ реэстръ не задолго предъ симъ показывали мн, дабы вручить ихъ пославшему меня и чрезъ то убдить его въ справедливости вашихъ требованій.’
— Посл сихъ словъ мн кажется, Капитанъ, что вы не вполн обладаете довренностію вашего друга. Вы можете быть уврены, что онъ давно уже иметъ у себя копіи съ сихъ бумагъ.—
‘По крайней мр я никогда не слыхалъ объ этомъ отъ него,’ отвчалъ Жекиль.
— И не смотря на то, я твердо увренъ въ словахъ моихъ, Г. Капитанъ. Покойный родитель нашъ незадолго предъ кончиною своею при трогательномъ письм прислалъ ко мн вс эт бумаги, извщая притомъ, что копіи съ нихъ онъ послалъ къ брату моему.— Тутъ онъ подалъ бумагу Жекилю.
‘Увряю васъ, Г. Тиррель,’ сказалъ Капитанъ, кладя ее въ свой портфель, ‘что я въ первый разъ слышу объ этомъ. Но позвольте спросить васъ: гд же теперь настоящія бумаги, присланныя вамъ покойнымъ родителемъ вашимъ?’
— Во время послдней болзни моего батюшки я путешествовалъ по чужимъ краямъ, и бумаги сіи положены для сбереженія въ одинъ почтенный торговый домъ, съ которымъ въ связи былъ покойный отецъ нашъ.—
‘Вы согласитесь, государь мой, что я въ качеств посредника имю весьма извинительное любопытство пообстоятельне узнать это дло?’
— Вы правы, Г. Капитанъ, и я по первой почт напишу, чтобы мн прислали ихъ для удостовренія васъ.—
‘И такъ, мн кажется, мы переговорили съ вами обо всемъ нужномъ, мн остается сообщить намренія ваши Лорду Этерингтону. Я надюсь, Г. Тиррель, что вы не откажетесь отъ словъ своихъ?’
— Еще разъ повторю вамъ, что вы еще худо знаете меня, Капитанъ, чтобы предлагать мн подобные вопросы.—
‘И слдовательно мы разстаемся съ вами не врагами, Г. Тиррель,’ сказалъ Капитанъ, вставая съ своего стула.
— Безъ всякаго сомннія, Г. Капитанъ. Я даже почитаю себя весьма обязаннымъ вамъ за ваше стараніе уничтожить безчестную молву, разнесшуюся обо мн въ обществ при водахъ: вы избавили меня отъ новой непріятности свиданія съ Сиромъ Бинго.—
‘Но я надюсь, что вы все таки будете при водахъ
— Безъ сомннія, я не хочу доле скрываться и быть загадкою для всхъ здшнихъ жителей. Честь моя ничмъ не замарана, чтобы мн бояться взоровъ общества.—
Посл сего разговора Капитанъ Жекиль довольно съ дружественнымъ расположеніемъ распрощался съ Тиррелемъ и вышелъ изъ его комнаты. Тиррель, оставшись одинъ, заперъ дверь двойнымъ замкомъ, и свши къ столу, вынулъ изъ подъ своего жилета висвшій у него на черной лент миніатюрный портретъ. Смутные взоры его съ нмою горестію устремились на милое изображеніе, и горячія слезы брызнули на миніатюру.
Это былъ портретъ Клары Мовбрай, снятый съ нея еще въ первые дни ея юности, въ счастливое время взаимной любви ихъ, за врность портрета ручалось сердце Тирреля — ибо сама любовь рисовала изображеніе Клары. Прелестныя черты лица ея были оттнены молодымъ румянцемъ — милая улыбка оживляла невинную физіономію, Клара Мовбрай казалась младшею изъ трехъ Грацій, но, увы! прелести милаго лица ея, давно уже омраченныя тоскою, теперь потеряли прежнюю живость свою, несчастія согнали румянецъ со щекъ ея и въ послднее свиданіе съ нею Тиррель едва могъ узнать несчастную страдалицу.
— Увы! говорилъ онъ, смотря на портретъ, то ли ты теперь, милая души моей, чмъ была въ то счастливое время, когда я рисовалъ портретъ твой? и не я ли былъ нкоторымъ образомъ причиною твоего несчастія? и мн не пожертвовать теперь для тебя пустыми титлами и суетными богатствами? О! я готовъ на все! Для тебя даже отркаюсь я отъ мщенія,— сего единственнаго блага оставшагося мн! Посл сихъ словъ онъ снова залился слезами, потомъ поцловалъ милое изображеніе, и спрятавъ его на груди своей, слъ писать къ своему повренному о присылк бумагъ, свидтельствовавшихъ какъ законное рожденіе его, такъ и права на полученіе титловъ и имнія покойнаго его родителя, которыми хотлъ онъ пожертвовать изъ любви къ Клар.

ГЛАВА IV.

Знакомство по невол.

‘Клянусь Небомъ, я не оставлю тебя преслдовать,
подобно плющу ‘около дуба, я обовьюсь около тебя!’
Мра за мру.

— Наступала осень, трава была покрыта блестящею росою въ тхъ мстахъ, куда падали лучи солнца, а куда не достигало оно за густотою деревьевъ, тамъ была покрыта она изморозью, хруствшею подъ ногами странника. Капитанъ Жекиль тихо пробирался изъ трактира старой деревушки по густому Сен-Ронанскому лсу къ гостинниц при водахъ. Ясеневые листья, тихо падая съ втьвей своихъ, покрывали тропинки лса, между тмъ какъ густый туманъ покрывалъ верхи деревьевъ, и изъ за него мелькали древнія башни полуразвалившагося замка Лердовъ Сен-Ронанскихъ. Лучь утренняго солнца, падая на одну изъ нихъ, открывалъ ее боле прочихъ, тишина природы прерывалась только унылымъ крикомъ реполова, встника мрачной осени. Проталинки лса были усяны нападавшими листьями, которые осень разрисовала различными колерами. Кисти зрлой рябины отъ собственной своей тяжести также падали на землю, обнажая втьви деревъ своихъ — одни только густыя с#сны и ели, не потерявъ зеленаго цвта, гордо возвышали верхи свои, какъ бы показывая ихъ преимущество предъ прочими деревьями, лишенными уже своей зелени.
Такова-то была сцена осенней Шотландской природы, которую столь часто описываютъ намъ какъ поэты, такъ и прозаики, но которую не льзя никогда узнать вполн тому, кто самъ не путешествовалъ по Шотландіи. Мрачность времени обыкновенно дйствуетъ и на душу человческую. Капитанъ Жекиль, хотя и углубленный въ собственныя размышленія, не могъ впрочемъ не чувствовать сего вліянія — онъ вздохнулъ, не умя и не ища себ дать отчета, что извлекло вздохъ сей изъ груди его.
Походка Капитана была довольно медленна: примтно было, что онъ не слишкомъ торопился увидться съ Графомъ Этерингтономъ — что, можетъ быть, было слдствіемъ его свиданія и разговора съ Тиррелемъ. Очевидно было, что Графъ не вполн удостоилъ его своей довренности, ибо Капитанъ въ самомъ дл не зналъ о существованіи бумагъ, находившихся у Тирреля, малйшая недоврчивость Графа была обидна для его друга, притомъ и въ противник онъ нашелъ столько благородства духа, что сожалніе къ нему невольнымъ образомъ вкралось въ его сердце. Онъ началъ разсуждать съ самимъ собою обо всхъ обстоятельствахъ этаго дла, въ которомъ онъ взялся за роль посредника. Всы клонились то на ту, то на другую сторону — голова спорила съ сердцемъ и перевсъ, казалось, оставался на сторон послдняго.
‘Вотъ прекраснйшее утро для охоты, хотя оно нсколько и туманно, государь мой!’ произнесъ довольно громко какой-то незнакомый голосъ, заставившій вздрогнуть нашего Капитана, столь углубившагося въ собственныя размышленія. Онъ оборотилъ назадъ свою голову и съ удивленіемъ увидлъ возл себя нашего почтеннаго друга, путешественника Тумвоода, съ его толстою шеею, окутанною Индйскою шалью, въ огромныхъ теплыхъ сапогахъ для защиты отъ подагры, въ кругломъ, довольно густо напудренномъ парик и съ своею тростью съ золотымъ набалдашникомъ, которую несъ онъ на плеч на подобіе алебарды. Презрительный взоръ, которымъ окинулъ его съ ногъ до головы нашъ Капитанъ, достаточно выразилъ его невниманіе къ подобной встрч, легкое наклоненіе головы и сухое да какъ бы показали нашему набобу, что онъ слишкомъ некстати произнесъ свое замчаніе объ утр, относясь къ человку, совершенно незнакомому ему.
Но Г. Тумвоодъ былъ совершенно не изъ тхъ людей, которые бьютъ ретираду при первой неудач, онъ слишкомъ много путешествовалъ по свту, чтобы научиться смлости, и слишкомъ много врилъ въ собственныя свои достоинства, чтобы думать о себ какъ о человк, который можетъ быть въ тягость кому-либо.
‘Мн кажется’ началъ онъ опять, обращаясь къ Капитану Жекилю, ‘что вы идете къ новой Сен-Ронанской гостинниц? Въ такомъ случа я буду имть честь, или лучше сказать, удовольствіе сдлать вамъ компанію, потому что я самъ иду туда же.’
— Я боюсь помшать вашимъ размышленіемъ, государь мой,— отвчалъ Капитанъ,— притомъ я такъ молодъ и малозначущъ, что считаю себя не стоющимъ ни чьей компаніи, кром своей собственной. Да и походка моя такъ медленна, что боюсь…. Однимъ словомъ, позвольте вамъ пожелать добраго утра, государь мой… Извините, что я не имю чести знать вашего имени!—
‘Моего имени? Да и какъ же бы вамъ знать его. видя меня въ первый разъ! Впрочемъ, я скажу вамъ, что меня зовутъ Тумвоодомъ? Что? какъ вамъ кажется это имя, государь мой
— Признаюсь вамъ, я не знатокъ въ этомъ, притомъ для меня все равно, называютъ ли васъ Тумвоодомъ или Туттономъ. Но я опять таки боюсь задержать васъ, государь мой, вы, можетъ быть, хотите поспть къ завтраку въ гостинниц — почему и позвольте пожелать вамъ хорошаго аппетита!—
‘Да, онъ таки и будетъ хорошъ, не смотря на то, что это уже въ другой разъ въ сегодняшнее утро. Надобно вамъ сказать, государь мой, что я имю привычку пить кофе съ блымъ хлбомъ еще прежде, нежели надну туфли мои — это всегдашнее обыкновеніе восточныхъ народовъ. Я никогда не употребляю для завтрака горячую воду съ молокомъ — я говорю: воду, потому что стыдно назвать чаемъ то, что подаютъ намъ въ здшнихъ гостинницахъ. Чтоже касается до медленности походки вашей, идите такъ тихо, какъ вамъ будетъ угодно: проклятая подагра моя еще поблагодаритъ васъ за это
— Право? И такъ мн осталось жалть, что вы не спшите поспть къ завтраку, что же касается до меня, я начинаю чувствовать голодъ и слдственно все таки позвольте пожелать вамъ добраго утра!—
Посл сихъ словъ Капитанъ Жекиль удвоилъ шаги свои, въ надежд избавиться отъ столь непріятнаго для него товарищества — но тщетно,, настойчивый Тумвоодъ съ невроятною легкостію, которой никакъ не льзя было ожидать отъ него какъ по лтамъ, такъ и по дородности его, преслдовалъ бгущаго, продолжая въ то же самое время и обыкновенные разговоры свои, какъ бы желая чрезъ то доказать, что ускоренное движеніе ногъ не имло никакого вліянія на его легкія.
‘Очень хорошо, молодой человкъ!’ кричалъ онъ, ‘если вы хотите бжать, то и я не отстану отъ васъ, а между тмъ подагру мою пошлю къ чорту! Не смотря на то, что вы молоды, я готовъ удариться объ закладъ, о чемъ вамъ угодно, что вы скоре устанете, нежели я — это я вижу по вашей походк.’
— По чести, вы самый забавный старикъ,— сказалъ Жекиль, остановясь на минуту, какъ бы для отдыха — если бы мн понадобился когда товарищъ для путешествія, то я бы никого не выбралъ кром васъ.—
Посл сихъ словъ Капитанъ, видя, что ему трудно было отвязаться обыкновенными средствами отъ своего преслдователя, вынулъ изъ своего кармана костяный футляръ съ цыгарками, огниво, кремень, и выскши огонь, закурилъ одну изъ цыгарокъ, стараясь дать направленіе дыму прямо подъ носъ своего спутника.
‘Vergeben sie mein Herr, сказалъ онъ ему въ то же самое время, ich bin erzogen in Kaiserlicher Dienst, muss rauchen ein kleine venig {Извините, государь мой, я взросъ въ Австрійской служб: мн необходимо покуришь нсколько минутъ табаку.}.’
— Rauehen sie immer fort, отвчалъ Тумвоодъ, вынимая изъ боковаго своего кармана большую пнковую трубку въ серебряной оправ, повшенную на золотой цпочк вокругъ его шеи, habe auch mein Pfeiken, sehen sie den lieben Kopf {Курите, сколько вамъ угодно: и со мною есть небольшая трубка. Посмотрите, не правда ли, что крышечка прекрасной отдлки?}.— И посл сего онъ снова пошелъ рядомъ съ Капитаномъ.
‘Чортъ побери стараго болвана!`’ шепталъ себ подъ носъ Капитанъ: ‘если бы не его лта, я бы почти готовъ подраться съ нимъ. По чести, я не знаю, о чемъ буду говорить съ нимъ. Притворюсь совершенно не обращающимъ на него вниманія — авось онъ поймешь, что я желаю избавиться отъ его компаніи.’
И въ самомъ дл, держа цигарку между губами, онъ шелъ почти съ такимъ же разсяннымъ видомъ, какъ и Г. Каропиль, Пасторъ Сен-Ронанскій, не обращая ни малйшаго вниманія на Тумвоода, который между тмъ не переставалъ говорить о различныхъ предметахъ, какъ бы спутникъ его былъ самый внимательнйшій изъ всхъ слушателей.
— Да, да, государь мой,— говорилъ онъ,— я всегда, особливо въ дорог, люблю хорошаго товарища. Надобно вамъ сказать и то, что я въ жизни моей путешествовалъ на вс манеры: и пшкомъ, и въ дилижансахъ и даже въ носилкахъ — но все таки хорошее товарищество везд нужно и пріятно. Я очень радъ, встртившись съ такимъ человкомъ, какъ вы, государь мой! Ваша важность въ лиц и постоянное вниманіе напоминаютъ мн Елфи-Бея: вы можете говорить съ нимъ на Англійскомъ язык, котораго онъ совершенно не понимаетъ, только дайте ему трубку, и онъ покажется вамъ самымъ внимательнйшимъ слушателемъ.—
Капитанъ бросилъ остатокъ цигарки съ видомъ скуки, или лучше сказать досады, и началъ насвистывать арію изъ одной извстной оперы.
— Ну, вотъ вы теперь очень похожи на одного Маркиза, короткаго моего пріятеля, который всегда свиститъ, если вы станете говорить ему что нибудь. Онъ разсказывалъ мн, что пріобрлъ эту привычку во время французской революціи, когда всякой, кто только имлъ здоровое горло, свистлъ себ подъ носъ. Но такъ какъ мы разговорились съ вами о важныхъ особахъ, то кстати спросить: что вы думаете объ этомъ процесс между Графомь Этерингтономъ и его братомъ , двоюроднымъ, какъ говорятъ нкоторые?—
Жекиль измнился въ лиц, услыша вопросъ сей, адресуемый прямо къ его особ. Но не желая показать своего удивленія и вмст замшательства, онъ оборотился съ довольнымъ хладнокровіемъ къ своему спутнику.
‘О какомъ процесс говорите вы?’ сказалъ онъ: ‘я не имю удовольствія понимать васъ.’
— Какъ, не ужели вы не знаете этимъ новостей? Францъ Тиррель, которому было все Сен-Ронанское общество пожаловало публично грамоту на трусость и малодушіе, теперь совершенно оправданъ, и на поврку вышло, что онъ, вмсто того, чтобы бжать отъ вызова Сира Бинго, въ это самое время былъ самъ чуть не убитъ отъ двоюроднаго, или лучше сказать роднаго брата своего Графа Этерингтона.— ‘Едва ли это не басни, государь мой,’ сказалъ Жекиль сухимъ тономъ и взялъ на себя опять роль разсяннаго.
— Также увряли меня,— продолжалъ Тумвоодъ,— что есть нкто, то имени Жекиль, который былъ въ это время въ качеств секунданта при обоихъ братьяхъ. Объ немъ говорятъ, что. онъ. человкъ хорошій, который на замедлитъ оставить совершенно Графа Этерингтона, какъ скоро узнаетъ вс. его несправедливости.—
‘Государь мой!’ вскричалъ Жекиль почти съ гнвомъ, но вдругъ, опомнясь и представя себ, что’ смшно было бы сердиться на такого оригинала, каковъ его спутникъ, принялъ опять спокойный тонъ.’Я уже сказалъ вамъ’ продолжалъ онъ, ‘что все это похоже на басни, смю также уврить васъ, что Капитанъ Жекиль совершенно и не знаетъ, объ этихъ длахъ, да и сами вы говорите о человк который вамъ вовсе не знакомъ. Капитанъ Жекиль, человкъ, который….
Тутъ онъ остановился, какъ бы жаля, что вздумалъ оправдывать, себя предъ такимъ, чудакомъ.
— Безъ сомннія, безъ сомннія — подхватилъ Тумвоодъ, воспользовавшійся сею перемежкою въ словахъ своего спутника,— перестанемъ говорить о немъ. Можетъ быть, онъ и въ самомъ дл столь же мало знаетъ объ этомъ дл, какъ и мы съ вами.—
‘Но позвольте васъ спросить: что_ вамъ вздумалось завести эту матерію, и какое право имли вы оскорблять честное имя Капитана Жекиля своими неумстными догадками? Знаете ли вы, государь мой, что тотъ, съ кмъ вы говорите теперь, есть самый Капитанъ Жекиль?…’
— Очень легко статься можетъ,— отвчалъ Тумвоодъ съ спокойнымъ видомъ,— въ этомъ я не буду спорить съ вами.—
‘Въ такомъ случа, государь мой,’ сказалъ Капитанъ, нсколько смшавшійся, видя, что имя его не произвело ни малйшаго измненія въ его спутник, ‘въ такомъ случа знаете ли вы, что иногда дерзкія слова, хотя бы они произнесены были человкомъ, по лтамъ своимъ заслуживающимъ уваженіе, наказываются чмъ нибудь большимъ, нежели обыкновенный выговоръ
— А чмъ же бы на примръ, Капитанъ Жекиль?— спросилъ Тумвоодъ съ обыкновеннымъ своимъ хладнокровіемъ.— Выдти на дуэль я уже слишкомъ старъ, такъ какъ вы и сами сказали, притомъ это самое глупое и варварское обыкновеніе, существующее только между глупыми Европейскими жителями. А впрочемъ, я бы не очень испугался и вашего вызова. Знайте, молодой человкъ, что я почти полвка моего прошилъ между людьми, для которыхъ чужая жизнь также дешева, какъ для васъ пуговица вашего вицмундира — а извстно, что въ такихъ случаяхъ каждый беретъ свои мры — почему и я наравн съ другими привыкъ носишь въ карманахъ своихъ пару вещицъ, могущихъ на всякое время обезопасить меня.— Оканчивая слова сіи, онъ въ самомъ дл вынулъ изъ кармана пару прекраснйшихъ пистолетовъ богатйшей отдлки.
— Я еще не совсмъ забылъ, какъ должно дйствовать ими,— продолжалъ онъ, кладя ихъ опять въ карманъ свой,— и въ случа нужды буду умть защищаться. Что вы смотрите на меня съ такимъ удивленіемъ?— продолжалъ онъ дружескимъ тономъ — врно не знаете, за кого принять меня?— Не мудрено. Здсь и вс смотрятъ на меня какъ на чудо, а между тмъ гораздо бы лучше было всмъ заняться самими собою.—
‘Государь мой сказалъ Жекиль, ‘слова и поступки ваши столь странны для меня, что я почти принужденъ ршительно изъясниться съ вами, скажите: врно вамъ хочется обидть меня, хотя я и не знаю этому причины
— Совсмъ нтъ, молодой человкъ, я не имлъ этаго намренія, мн только хотлось дашь, вамъ почувствовать, что о васъ говоритъ свтъ, вотъ и все тутъ!—
‘Но свтъ’ вскричалъ съ живостію Жекиль, ‘часто обманывается въ своихъ заключеніяхъ. Я на примръ совсмъ не былъ при встрч Графа Этерингтона съ Г. Тиррелемъ, я былъ тогда за тысячу верстъ отсюда.’
— А! а!— сказалъ Тумвоодъ,— такъ между ними въ самомъ дл произошло свиданіе и слдственно еще кой-что — это-то мн особенно и нужно было узнать отъ васъ!—
‘Государь мой!’ вскричалъ Жекиль, опомнившійся, но уже слишкомъ поздно, отъ своей опрометчивости и желанія оправдаться въ несправедливыхъ случаяхъ на счетъ его ‘государь мой! я надюсь, что вы не будете перетолковывать слова мои — я хотлъ сказать вамъ, что если между ними и было свиданіе, по крайней мр я совершенно не зналъ и не знаю объ этомъ.’
— Не безпокойтесь, Капитанъ, не безпокойтесь! я не сдлаю худаго употребленія изъ того, что узналъ я. Выслушайте меня, Капитанъ: я совершенно не врагъ вашему другу Графу Этерингтону, но скажу вамъ искренно, что онъ избралъ себ весьма дурную дорогу. Жаль его, а еще боле тхъ, которые по неблагоразумію своему также увлекаются за нимъ, я разумю васъ, Г. Капитанъ.—
‘Значитъ, вы находите, что поступки мои не совсмъ благоразумны?…’
— Даже весьма глупы, если смю такъ выразиться, Г. Капитанъ.—
‘Но посвящая другихъ въ дураки, Г. нравоучитель, я надюсь, что вы также не выключаете и себя самаго изъ числа ихъ?’
— Безъ сомннія нтъ, Г. Жекиль, я даже готовъ начать съ себя. По глазамъ вашимъ вижу, что вамъ также хочется съ своей стороны выпытать кой что отъ меня и узнать, далеко ли простираются мои свднія на счетъ обстоятельствъ вашего друга? Такъ слушайте же: Такъ какъ мы заговорили съ вами о дуракахъ, то и продолжимъ матерію нашу, дуракъ былъ покойный старикъ Графъ Этерингтонъ, что онъ, обвнчавшись тайно въ Париж на Француженк, въ Англіи опять женился на Англичанк. Дуракъ здшній Сен-Ронанскій Лердъ Мовбрай, что онъ хочетъ выдать сестру свою за человка, въ которомъ онъ еще не совершенно увренъ. Глупа и самая Клара, которая до сихъ поръ не открылась во всемъ своему брату. Но всхъ глупе вашъ другъ, настаивающій на полученіе руки ея. Что же касается до васъ и до меня, Капитанъ, мы оба съ вами дураки gratis, то есть только для компаніи другимъ дуракамъ.—
‘Дйствительно, государь мой! Все, что вы ни говорили мн, есть для меня премудрейшая загадка.’
— Иныя загадки точно не слишкомъ просто разгадать, Г. Капитанъ,— отвчалъ Тумвоодъ, длая небольшое наклоненіе головы, — но на первый разъ мы довольно о многомъ поговорили съ вами. Если вамъ угодно видть меня еще когда нибудь, прошу покорно пожаловать ко мн въ трактиръ старой деревушки къ честной Миссъ Додъ, у которой живу я. Я всякой день почти дома, особенно въ три или четыре часа вечера — въ это время я обдаю: вы найдете у меня столъ, врно гораздо лучшій, нежели въ вашей новой рестораціи. Мистрисъ Додъ мастерица своего дла, къ тому же она держитъ всегда прекрасныя вина — а мы вмст съ вами разобьемъ бутылку Бордовскаго. Теперь пока простите, Г. Жекиль — пришла и моя очередь пожелать вамъ добраго утра.—
Окончивши слова сіи и не дождавшись отвта отъ Капитана, Г. Тумвоодъ съ возможною скоростію поворотилъ направо къ небольшой тропинк, ведущей къ минеральнымъ водамъ, и исчезъ изъ глазъ удивленнаго своего спутника.
Не зная совершенно сего страннаго человка, съ которымъ познакомилъ его случай, Жекилъ взошелъ на небольшой пригорокъ, чтобы посмотрть въ слдъ за нимъ — и въ то же самое время увидлъ загорлаго мальчишку съ небольшимъ ружьемъ, пробиравшагося, озираясь во вс стороны, по опушк лса, вроятно для того, чтобы не быть замченнымъ отъ лсныхъ сторожей.
Маленькой чудакъ имлъ на себ толстыя кожаныя панталоны, желтую куртку, по которой вились изъ подъ худой шляпы густые и длинные волосы его. Пара быстрыхъ глазъ придавала довольно выразительности смуглому лицу его.
‘Эй, молодой охотникъ!’ закричалъ ему Жекиль, ‘не знаешь ли ты этаго старика, который сей часъ прошелъ по тропинк направо, вонъ посмотри, его еще и теперь нсколько видно тамъ внизу.’
— Это Набобъ,— отвчалъ ребенокъ: — я узнаю его снизу изъ тысячи.—
‘Но что ты разумешь подъ словомъ Набобъ, мой другъ?’
— Набобъ?… Я разумю, что это такой человкъ, который много странствовалъ по свту, иметъ у себя полные карманы денегъ и проживаетъ ихъ, какъ ему захочется — ‘вотъ что я разумю подъ этимъ словомъ!—
‘Хорошо. Но какъ зовутъ этаго Набоба?’
— Его такъ и зовутъ Набобомъ. Но впрочемъ, у него есть и другое имя: Тумвоодъ. Онъ всякое утро ходитъ пить здшнія воды.—
‘Почему же я его никогда не видалъ въ здшней гостинниц?’
— Потому, что это такой чудакъ, который все длаетъ не такъ, какъ прочіе люди. Онъ живетъ въ трактир старой деревни, одинъ разъ онъ далъ мн полкроны, запретивши впрочемъ тратишь ее на пустяки.—
‘И ты наврное послушался его?’
— Какъ же не такъ! Я проигралъ ее своимъ товарищамъ въ четъ и нечетъ,—
‘Возьми же, вотъ теб цлая крона, которую ты можешь употребишь, куда захочешь!’
Ребенокъ схватилъ подарокъ и отъ радости забылъ поблагодарить Капитана, побжалъ въ густоту лса, между тмъ какъ Гарри Жекиль отправился прямо къ другу своему, Графу Этерингтону, который по всмъ вроятіямъ съ нетерпніемъ ждалъ его.

ГЛАВА V.

Свиданіе.

‘Подъ сею личиною ласковаго обращенія они
скрываютъ непримиримую вражду другъ къ другу.»
Неизвстный.

‘Ну что, любезный Жекиль сказалъ Графъ Этерингтонъ, увидя входящаго къ себ Капитана, ‘какія новости несешь ты мн? Видлъ ли ты этаго чудака Франца?’
— Да, я его видлъ,— отвчалъ Жекиль.
‘Въ какомъ же расположеніи духа нашелъ ты его, Гарри? Врно въ дурномъ, потому что и твое собственное лице покрыто какимъ то мрачнымъ облакомъ. Сколько разъ твердилъ я теб, Гарри, что это никуда не годится! Къ чему такая похоронная физіономія? Надо держатъ веселе карты въ рукахъ, хотя бы въ нихъ не было ни одной хорошей масти?’
— Да, Милордъ, по крайней мр теперь наши карты точно очень плохи, а въ добавокъ къ тому непріятельская сторона еще умла и подсмотрть ихъ!—
‘Что ты хочешь сказать этимъ, Гарри?’
— То, что, возвращаясь сюда, я былъ нечаянно атакованъ какимъ-то старымъ бездльникомъ, отъ котораго никакъ не могъ отвязаться, какимъ-то Набобомъ, какъ обыкновенно называютъ его, по имени Тумвоодъ.—
‘Я выдалъ этаго оригинала. Чтожъ дале?’
— Ничего, крем того, что онъ знаетъ вс наши тайны едва ли не лучше насъ самихъ, Милордъ:, знаетъ о вашей встрч съ Тиррелемъ въ здшнемъ сосднемъ лсу въ первый день, вашего прізда сюда — а что всего хуже — старый хитрецъ былъ такъ тонокъ, что меня же самаго усплъ заставить подтвердить эту истину.—
‘Клянусь честію Герри! ты совершенно лишился разсудка!’ вскричалъ Графъ, поблднвши какъ полотно. ‘Проклятый языкъ его. громче всякой трубы въ здшней сторон: черезъ часъ вс узнаютъ эту исторію. Ты губишь и меня и себя, Гарри!’
— Этаго еще я не вишу, Милордъ. Можетъ быть, дла возьмутъ и другой ходъ. Онъ знаетъ наши тайны, но, какъ кажется, не совсмъ. Можетъ быть, даже онъ боле основывается на однихъ подозрніяхъ.. Полноте же, Милордъ! ободритесь! къ чему этотъ отчаянный видъ? Иначе я сей часъ пойду перехватить ему глотку, чтобы только сохранишь тайны наши.—
‘Проклятый случай! Но какъ ты, Гарри, ты самъ, какъ позволилъ ему завлечъ себя?’
— Не знаю, что и отвчать вамъ — Графъ. Онъ иметъ такой дьявольской секретъ отуманить всякаго своимъ безпрестаннымъ болтаньемъ, котораго не льзя отыскать у цлой дюжины самыхъ безтолковйшихъ Докторовъ Философіи, прильнетъ къ вамъ какъ устрица къ скал, такъ что вы не успете этаго и замтить.—
‘Но разв ты не могъ хорошенько пугнуть его отъ себя, Гарри?— Не уже ли этотъ случай такъ новъ для тебя?’
— Да и получить себ пулю въ лобъ за хлопоты? Нтъ, Милордъ, всякому дорога жизнь своя. Я вамъ скажу, что старый бездльникъ былъ такъ хорошо вооруженъ, какъ будто бы онъ собрался на большую дорогу съ обыкновеннымъ привтствіемъ: кошелекъ, или жизнь.—
‘Пусть такъ. Но Мартини, или Тиррель, какъ ты обыкновенно называешь его, что говоритъ онъ?’
— Тиррель, или Мартини, какъ обыкновенно называетъ его Ваше Превосходительство, не хочетъ и слышать о вашихъ предложеніяхъ. Онъ ни за что въ свт не ршается вврить вашимъ попеченіямъ счастіе Миссъ Клары Мовбрай, прежній тайный бракъ вашъ съ нею онъ считаетъ недйствительнымъ, а новый также невозможнымъ.—
‘Но какія же причины иметъ онъ, сопротивляясь моимъ намреніямъ? Не иметъ ли онъ въ виду со временемъ самъ жениться на ней?’
— Не думаю, да и онъ самъ едва ли надется на это.—
‘Чего же онъ хочетъ? Не иметъ ли онъ намренія играть роль собаки, которая, лежа на сн, ни сама не стъ его, не даетъ и другимъ Онъ очень ошибается. Во что бы мы стало, Клара будетъ моею! Я унижу гордость ея обожателя!’
— Погодите, Милордъ, остановитесь на минуту, я еще не все разсказалъ, вамъ. Г. Тиррель съ своей стороны также предлагаетъ вамъ нкоторыя условія и именно слдующія: цня дорого счастіе и спокойствіе Клары Мовбрай, онъ отказывается отъ процесса съ вами, отъ полученія наслдства и титловъ покойнаго своего родителя, лишь бы только вы дали ему торжественное общаніе не безпокоить Миссъ Клару своими требованіями. Это не бездлка, Милордъ, отказаться отъ такого богатаго наслдства и титла Лорда, особенно въ то время, когда онъ иметъ въ рукахъ неоспоримые документы на полученіе ихъ!— Тутъ Жекиль подалъ Графу оглавленіе тхъ бумагъ, которыя Тиррель имлъ предъявить къ своему процессу.— Вы даже не совсмъ благородно сдлали, Графъ,— продолжалъ онъ,— скрывши отъ меня точное существованіе сихъ бумагъ.—
Лордъ Этерингтонъ взялъ поданную ему бумагу и началъ со вниманіемъ читать ее.
— Г. Тиррель ныньче же общался писать къ тому въ чьихъ рукахъ находятся эти документы, о скорйшей присылк ихъ сюда.—
‘А когда они пришлются, та мы и подумаемъ хорошенько! Онъ наврное ожидаетъ ихъ по почт.’
— Да, Милордъ, по крайней мр я такъ думаю.—
‘Очень хорошо. Это меня еще не слишкомъ безпокоитъ бумаги могутъ быть фальшивыя поддланныя… Да, Жекиль, мы еще увидимъ это!’
— Но, Милордъ, Г. Тиррель утверждаетъ, что вы уже давно извстны о существованіи сихъ бумагъ, онъ даже говоритъ, что вы непремнно должны имть и копіи съ нихъ? —
‘Это совершенная неправда, Гарри. Не уже ли бы я скрылъ это отъ тебя? Поврь мн, что на всю эту исторію смотрю я не боле какъ на мыльный пузырь. Время окажетъ все, Гарри! Подождемъ этхъ бумагъ. Впрочемъ я точно начинаю вспоминать, что мой повренный какъ-то писалъ мн объ этхъ копіяхъ, оригиналы которыхъ и не существовали никогда: это одна пустая выдумка и ничего боле!’
— Да, я надюсь, Милордъ, что вы не скрыли бы отъ меня ничего, что нужно знать мн касательно сего дла. Кто хочетъ видть услуги отъ друзей своихъ, тотъ долженъ имть къ нимъ полную довренность съ своей стороны.—
‘Безъ сомннія, безъ сомннія, добрый мой Гарри, и сказалъ Лордъ Этерингтонъ, взявъ его за руку, ‘а разв ты думаешь, что я скрываю отъ тебя что нибудь? Будь увренъ, ты всегда обладаешь полною моею довренностію. Подозрнія твои даже обидны мн. Но кстати: Францъ Тиррель наврное не замедлитъ явиться и къ водамъ въ общее собраніе наше
— Да, Милордъ, онъ, я думаю, ныншнее утро будетъ здсь. Кажется, не лишнее будетъ, мн прежде васъ постараться встртить его и, такъ сказать, предотвратить отъ какой нибудь непріятной сцены.—
‘Прекрасная мысль, любезный мой Жекиль! постарайтесь увидть его и внушите, что слишкомъ бы смшно было намъ обоимъ предъ глазами всего общества выставлять на видъ Фамильныя несогласія наши. На насъ, я думаю, и безъ того смотрятъ, какъ на двухъ медвдей, которые непремнно при первой встрч бросятся грызть другъ друга. Ступайте, ступайте, Гарри, чрезъ нсколько времени и я послдую за вами, дйствуйте благоразумне и помните, что вы безъ всякаго сомннія всегда и во всемъ обладаете полною довренностію вашего друга.
‘Ступай глупый и подозрительный человкъ продолжалъ онъ самъ съ собою, когда Жекиль вышелъ изъ его комнаты ‘жалкое орудіе моихъ замысловъ, которымъ бы ни за что въ свт не согласился я пользоваться, если бы имлъ кого другаго! Но дло уже сдлано — прошедшія обстоятельства утвердили связь нашу глупо бы было разорвать ее теперь. Онъ хочетъ отъ меня полной довренности? Да, Гарри, я и Имю ее къ теб, только не боле, сколько требуютъ мои виды. Мой смшливый Солмесъ въ этомъ случа можетъ замнить мн дюжину теб подобныхъ. Это бравый, но неслишкомъ любопытный человкъ, оказавшій мн уже во, многихъ случаяхъ свое усердіе.’
Въ эту минуту какъ будто нарочно каммердинеръ Его Превосходительства вошелъ въ комнату. Онъ былъ человкъ среднихъ лтъ, съ довольно выразительнымъ и даже хитрымъ лицемъ, съ парными маленькими глазками и медленною походкою. Онъ обыкновенно говорилъ мало, но къ словамъ другихъ а особливо своего господина, всегда былъ внимательнйшимъ человкомъ..
‘Солмесъ!’ сказалъ Милордъ и остановился, не присоедини, ничего боле къ этому слову.
— Милордъ!— отвчалъ каммердинеръ съ почтительнымъ видомъ.
‘Солмесъ!’ повторилъ Графъ, спустя минуту времени.
— Ваше Превосходительство!— сказалъ Солмесъ.
‘Да!… я насилу могъ вспомнить, о чемъ хотлъ сказать теб,’ началъ Лордъ посл новаго небольшаго молчанія съ обихъ сторонъ: ‘это на счетъ здшней почты. Я полагаю, что сюда письма доставляются не всегда съ большою точностію, Солмесъ
— Извините, Милордъ, они всегда приходятъ безъ малйшей задержки, по крайней мр ко всмъ членамъ здшняго благороднаго общества при водахъ. Что же касается до останавливающихся въ старой деревн — они не слишкомъ исправно получаютъ письма свои.— ‘Почему же это такъ, Солмесъ?’
— Старая трактирщица Мегъ Додъ въ ссор съ здшнею содержательницею почты. Одна не хочетъ прислать справиться, а другая съ своей стороны не хочетъ отослать ихъ туда, и потому часто случается, что нкоторыя изъ присылаемыхъ писемъ или затериваются, или валяются безъ всякаго вниманія на комод содержательницы почты.—
‘Мн очень будетъ досадно, ежели то же самое случится съ пакетомъ, котораго я ожидаю къ себ со дня на день, онъ, можетъ быть, уже и полученъ, или по крайней мр долженъ получиться непремнно въ начал будущей недли. Это отъ того несноснаго дурака Трукмана, Солмесъ, который обыкновенно присылая ко мн письма, адресуетъ ихъ на имя, данное мн при крещеніи, то есть, пишетъ просто: Г. Францу Тиррелю. Очень возможно, что онъ какъ ни будь смшается въ двухъ здшнихъ гостинницахъ и мн будетъ весьма досадно, если это письмо попадетъ въ руки Г. Мартини. Я предполагаю, Солмесъ, что ты знаешь о томъ, что онъ живетъ въ старой деревн? Постарайся какъ нибудь это обдлать — только безъ шума и чтобы не подать подозрнія, что я хочу перехватить чужое письмо.’
— Я совершенно понимаю васъ, Милордъ,— отвчалъ Солмесъ безъ малйшаго измненія въ физіономіи, не смотря на то, что онъ въ самомъ дл постигъ въ точности хитрое приказаніе своего господина.
‘Вотъ небольшой банковый билетъ для заплаты на почт’ присоединилъ Графъ, подавая ему билетъ на довольно значительную сумму: ‘остатки ты можешь взять себ на разныя млочи.’
Послднія слова были также довольно понятны, но Солмесъ, слишкомъ разборчивый и благоразумный, чтобы показать свою смтливость, или по крайней мр поблагодарить Графа, довольствовался тмъ, что прехладнокровно положилъ билетъ въ карманъ свой и вышелъ изъ комнаты, сдлавъ впрочемъ довольно почтительный поклонъ и увряя, что все будетъ исполнено съ точностію.
‘Вотъ человкъ, вполн заслуживающій т деньги, которыя даютъ ему, человкъ, какого мн точно надобно,’ говорилъ самъ себ Графъ Этерингтонъ, когда Солмесъ вышелъ отъ него.’Онъ не изъ числа тхъ млкихъ тварей, которыя безпрестанно стараются исторгать у насъ довренность къ себ, которые безпрестанно требуютъ объясненій и хотятъ насильно разорвать покрывало, скрывающее отъ нихъ наши тайные планы. Солмесъ совсмъ не любопытенъ: онъ говоритъ мало, но за то много дйствуетъ, а это дороже всего. Такимъ людямъ неопасно вврять себя. Но время ужь и мн показаться въ кругъ нашего общества.’
Графъ надлъ свой сюртукъ, взялъ шляпу и отправился изъ своей комнаты прямо къ книгопродавцу, у котораго была заведена библіотека для чтенія и устроена особенная зала для постителей, между тмъ какъ жена его содержала на своихъ рукахъ почту. Ея отдленіе помщено было на самой средин парада — это имя носила на себ большая терраса,ведущая изъ гостинницы къ водамъ, гд обыкновенно было главное рандеву всхъ лучшихъ членовъ общества.
Прибытіе Графа произвело обыкновенное дйствіе надъ всми присутствовавшими уже тутъ — впрочемъ отъ того ли, что исторія его съ Францемъ Тиррелемъ начала становишься извстною многимъ, или отъ того, что въ физіономіи его были еще видны слды безпокойства, которые поселилъ въ душу его Капитанъ Жекиль, пріемъ, полученный имъ на сей разъ, былъ не столь благосклоненъ, какъ обыкновенно. Правда, что вс,— къ кому относился онъ съ своими разговорами, за удовольствіе и за честь себ поставляли отвчать ему, но никто, какъ бывало прежде, не старался вступить съ нимъ въ разговоръ о чемъ-либо, и составить его компанію: вс смотрли на него какъ на особу, не входящую въ общій составъ ихъ собраніи.
Графъ, дабы избжать сихъ взоровъ, начинавшихъ уже безпокоить его, вошелъ въ залу, устроенную для чтенія.
Входъ его не произвелъ ничего такого, что бы могло привлечь на него всеобщее вниманіе, ибо въ это самое время почтенная Лади Пенелопа занималась чтеніемъ, или лучше сказать выписками, которыя длала онъ въ качеств ученой женщины, сидя за какимъ-то манускриптомъ, окруженная общими друзьями своими и только время отъ времени произнося нкоторыя незначительныя фразы.
‘Какъ это утомительно!`’ говорила она: ‘почти можно потерять терпніе, но что длать? какъ же иначе?… Кстати, Г. Поттъ, вы еще не получали той книги, о которой я просила васъ? Наврное нтъ? У васъ рдко можно допросишься того, чего желаешь!’
— Я почти въ отчаяніи, Милада, но что длать? У меня нтъ ни одного экземпляра, впрочемъ въ слдующемъ мсяц по первой же почт я надюсь получать эту книгу.—
‘Безъ сомннія Г. Поттъ, это почти всегдашній отвтъ вашъ. Мн кажется, еслибъ даже я спросила у васъ новаго изданія Корана, вы бы наврное сказали мн, что надетесь получить его по первой почт въ слдующемъ мсяц.’
— По чести, Милади, я бы не могъ вамъ общать этаго, потому что въ первый разъ еще слышу названіе сей книги, а впрочемъ, если она только выпечатана, то ручаюсь вамъ, что могу получить ее по первой почт.—
А эта первая почта придетъ не раньше, какъ наканун втораго пришествія, сказалъ Г. Шатерлей, вошедшій въ залу чтенія.
‘А, это вы, Г. Шатерлей?’ вскричала Лади Пенелопа: ‘я вамъ объявляю, что вы будете въ отвт, если я умру отъ скуки за этимъ манускриптомъ. До сихъ поръ не могу добиться хорошаго описанія мстъ, гд Полиникъ и братъ его.
— Тише, Милади, ради Бога тише,— сказалъ нашъ духовный поэтъ, устремляя глаза свои на Лорда Этерингтона.
Взоры Лади Пенелопы устремились по тому же самому направленію, какъ и у Г. Шатерлея, она не докончила словъ своихъ, но и одного начала довольно было для того, чтобы привлечь вниманіе стараго нашего знакомца Тумвоода, который также на ряду съ прочими сидлъ въ зал, занимаясь чтеніемъ новаго журнала. Положа книгу на столъ и поднявъ вверхъ свою голову, онъ началъ, не относясь впрочемъ въ особенности ни къ кому:
— Полиникъ и братъ его?… Это. должно быть въ Египт, откуда получаемъ мы хорошія мумій. Я бывалъ даже въ тамошнихъ катакомбахъ, это довольно, любопытныя подземелья. Жители той страны приняли было насъ, каменьями, но мы отомстили за себя, я вамъ отвчаю! Янычаръ, провожавшій меня, прогналъ почти все селеніе одною своею палкою!—
Между тмъ какъ нашъ путешественникъ распространялся на счетъ Своихъ свдній о Египт и тамошнихъ муміяхъ, Лордъ Этерингтонъ съ разсяннымъ видомъ посматривалъ на письма, полученныя съ послднею почтою, которыя разложены были на комод Мистрисъ Поттъ’. Графъ съ веселымъ видомъ подшучивалъ надъ пригоженькою содержательницею почты, одтою довольна красиво и даже съ порядочнымъ вкусомъ для женщины ея состоянія.
‘Какая куча писемъ, Мистрисъ Поттъ!’ говорилъ Графъ ‘и вс должно разослать по ихъ адресамъ?’
— Истинно куча, Милордъ. Вы не можете себ представить, сколько съ ними бываетъ хлопотъ и какъ трудна многія изъ нихъ доставлять по ихъ адрессу!.. Того и гляди, что затеряешь, или ошибешься — а какъ въ томъ, такъ и въ другомъ случа я подвержена отвтственности. Право, иногда голова кругомъ пойдетъ.—
‘Здсь, я думаю, есть довольно много и любовныхъ писемъ, Мистрисъ Поттъ?’ спросилъ Графъ, понижая голосъ.
— Но, Милордъ, почему же я могу знать это?— отвчала пригожая содержательница почты, точно также понижая тонъ своего голоса.
‘О Мистрисъ! что касается до этаго — не безпокойтесь: всякой, кто хотя разъ получилъ любовную записку, можетъ уже всегда и везд узнать подобныя вещи, не распечатывая ихъ. Любовныя письма обыкновенно вс сложены на скорую руку и между тмъ запечатаны съ величайшимъ стараніемъ адресъ всегда написанъ дрожащею рукою, что показываетъ душевное возмущеніе писавшаго. Это на примръ письмо,’ присоединилъ Графъ, дотрогиваясь до одного концемъ своей тросточки ни почти увренъ, что оно любовное!»
— Ха! ха! ха! извините, что я не могу удержаться, Милордъ, но по истин… Ха! ха! ха! это письмо, Графъ, отъ Банкира Биндлооса къ старой Лукіи Додъ, содержательниц харчевни въ старой деревн!— ‘Въ семъ послднемъ случа, Мистрисъ Поттъ, если ваша сосдка Мистрисъ Додъ не иметъ любовника въ Г. Биндлоос, по крайней мр наврное параличъ ударилъ въ правую руку стараго Банкира и отъ того онъ сдлалъ адресъ такимъ дрожащимъ почеркомъ. Но почему же вы не отсылаете этаго письма, Мистриссъ Поттъ? Очень жестоко — лишать удовольствія сосдку свою.’
— Мн отослать къ ней, къ этой старой дур, содержательниц мерзкаго кабака? Нтъ, Милордъ, я никогда не унижу такъ себя. Если нужно, она можетъ прислать справиться ко мн, притомъ же у нее есть привычка собственныя письма въ разныя мста отсылать чрезъ какого-то дурака, своего почтальйона, какъ будто бы здсь не.было настоящей правильной почты. Но погодите, я уже жаловалась, кой-кому, старую дуру скоро научатъ, какъ жить въ свт!—
‘Ахъ! вы слишкомъ жестоки, Мистрисъ Поттъ — дйствительно вамъ бы должно отослать это любовное письмецо: подумайте, что ваша сосдка уже стара и что для нея дорога каждая минута жизни.’
Но это былъ такой предметъ, на счетъ котораго совершенно не расположена была шутишь Мистрисъ Поттъ. Она знала закоренлую вражду, которую питала Мегъ Додъ какъ къ ней, такъ и къ ея заведенію, и ни за что въ свт не хотла вступать съ нею ни въ какія связи. Она отвчала даже нсколько сердитымъ тономъ, что т, которые хотятъ получить письма свои, могутъ присылать къ ней за ними, и что ни Лукія Додъ, ни вс т, кто живетъ у ней, не получатъ ни одного пакета изъ ея конторы до тхъ поръ, пока сами не потрудятся справиться о присылк писемъ.
Послднее обстоятельство боле всего понравилось Лорду Этерингтону. Онъ тотчасъ перемнилъ матерію. Мистриссъ Поттъ съ своей стороны, чтобы доказать ему умнье жить въ свт и познаніе свое на счетъ любовныхъ записокъ, указала ему на одно письмо, которое по ея мннію непремнно должно было заключать въ себ любовныя шашни. Графъ въ шуточномъ тон сказалъ, что и онъ самъ со временемъ оберется прислать ей такое же3 и наконецъ оставя ее, началъ выходить на террасу, мимоходомъ раскланявшись съ Лади Пенелопою и направя шаги свои къ параду, гд ожидали его новыя встрчи, не мене значительныя.
Лишь только вышелъ онъ изъ книжной лавки, какъ маленькая Миссъ Диггесъ, задыхаясь отъ усталости и съ видомъ, выражавшимъ величайшее нетерпніе и любопытство, вбжала въ залу чтенія.
— Милади! Милади!— вскричала она,— что вы здсь длаете? Г. Тиррель приближается уже къ нашему параду. Лордъ Этерингтонъ также сей часъ пошелъ туда — слдовательно они непремнно должны встртиться другъ съ другомъ. Ахъ, Богъ мой! пойдемте, пойдемте туда скоре! это очень любопытно увидть! Какъ вы думаете: станутъ ли они говорить между собою? Я надюсь, что они по крайней мр не подерутся при всхъ. Пойдемте, Милади, пойдемте!—
‘Я точно вижу, что мн должно идти съ вами,’ сказала Лади Пенелопа. ‘Странное дло, моя милая, почему вы всегда такъ любопытны къ чужимъ дламъ? Вы наврное не разсудили того, что скажетъ объ этомъ ваша матушка?’
— Не безпокойтесь, Милади, ни на счетъ матушки, ни батюшки, никого въ свт, только пойдемте поскоре, моя любезная Лади Пенелопа — иначе я пойду одна. Г. Шатерлей! попросите ее идти со мной!—
‘Пойдемте, пойдемте: надобно, чтобы я на этотъ разъ васъ послушалась. Дло очень ясное — иначе я же буду въ отвт за васъ.’
Впрочемъ, несмотря на сей тонъ, съ которымъ говорила Лади Пенелопа, и забывши вс приличія дамы большаго свта, она, окруженная толпою своихъ обыкновенныхъ спутниковъ, почти побжала къ параду, вроятно для того, чтобы удовольствовать любопытству Миссъ Диггесъ, котораго она, по словамъ ея, совершенно была непричастна.
Нашъ другъ, путешественникъ Тумвоодъ, также слышавшій новость, которую принесла Миссъ, прервавши въ одну минуту довольно точное описаніе, которое длалъ онъ о большихъ пирамидахъ Египетскихъ, также повторилъ довольно громко послднія слова ея: я надюсь, что они не подерутся, и проворно вскочивши съ своего стула, выбжалъ изъ лавки и устремился къ параду со всею быстротою, какой только можно ожидать отъ его дородной фигуры и ногъ, заключенныхъ въ огромные сапоги.
И такъ, если уже путешественникъ забылъ свою тяжесть и Лэди Пенелопа модныя приличія для того, чтобы поспть къ встрч Г. Тирреля съ Графомъ 0терингтономъ, то можно уже предположить, что вся остальная компанія, забывши правила благопристойности, пустилась со всхъ ногъ, чтобы не опоздать къ сцен, къ которой спшили они, какъ къ кулачному бою спшатъ иногда охотники до сего зрлища.
Въ самомъ дл встрча сія хотя не вполн удовлетворила любопытство тхъ, которые смотрли на нее, какъ на сцену, долженствовавшую быть трагическою, по крайней мр она была слишкомъ любопытна для людей, которые привыкли читать языкъ страстей на лицахъ тхъ, которые стараются скрывать ихъ.
Лишь только Тиррель подошелъ къ параду, вс члены общества, столь знакомаго уже нашимъ читателямъ, окружили его съ величайшимъ любопытствомъ, написаннымъ на лицахъ ихъ. Тиррель даже не могъ не смутиться, увидя себя предметомъ всеобщаго вниманія. Сиръ Бинго и Капитанъ Макъ Туркъ были первые изъ начавшихъ съ нимъ довольно вжливый разговоръ.
‘Слуга вашъ, государь мой’ бормоталъ Сиръ Бинго, скидая перчатку съ правой руки своей и протягивая ее къ Тиррелю въ знакъ примиренія и дружбы ‘покорный слуга вашъ, будьте уврены, что я очень сожалю обо всемъ происшедшемъ между нами, чрезвычайно’ сожалю, Г. Тиррель..’ — Довольно объ этомъ, государь мой,— отвчалъ Тиррель,— все: забыто- —
‘Тмъ лучше, тмъ лучше, Г. Тиррель. Надюсь съ ныншняго дня часто видть васъ въ нашемъ обществ.’ Тутъ Баронетъ замолчалъ, не находя боле предмета для продолженія разговора..
Капитанъ, всегда обильный въ краснорчіи, замнилъ собою Баронета. ‘Клянусь Богомъ!,’ вскричалъ онъ, ‘мы вс были въ большомъ заблуждніи на счетъ васъ, Г. Тиррель, и я охотно готовъ позволишь обрзать себ вс пальцы моимъ перочиннымъ ножичкомъ за то, что они нкогда написали такой вздоръ про васъ. Но увряю васъ, что я до тхъ поръ выскабливалъ несправедливый приговоръ, подписанный вамъ въ нашихъ актовыхъ бумагахъ, пока не надлалъ большихъ дыръ на нихъ. Можно ли было подозрвать въ трусости такого храбраго человка, который былъ раненъ, защищая честь свою? На вамъ бы стоило написать одно слово, Г. Тиррель. Чортъ побери! Какъ же и мы могли узнать, что у васъ въ одинъ и тотъ же день назначены были два поединка
— Я былъ раненъ совершенно въ нечаянной, случайной встрч. Капитанъ Макъ Туркъ. Не писалъ къ вамъ я потому, что обстоятельства этаго дла требовали тайны. Но теперь, какъ только здоровье мое позволило мн, я за долгъ почелъ оправдать себя въ глазахъ вашихъ.—
‘Но это уже кончено, клянусь Богомъ, совершенно кончено,’ отвчалъ съ улыбкою Капитанъ. ‘Капитанъ Жекиль, этотъ бравый молодой человкъ, совершенно оправдалъ ваше доброе имя. Пусть онъ и не объяснилъ намъ, всего совершенно, но стоило только сообразить обстоятельства, пріздъ Графа, его рану, и мы легко добрались до настоящей истины. Въ самомъ дл, почему же — если законы не отдаютъ вамъ надлежащаго — почему же и самимъ не вступиться за честь свою? Что же касается до вашего родства — это все пустяки! Какъ будто предъ родственникомъ и не льзя защищать своей чести, говорятъ, Г. Тиррель, что вы даже дти одного отца — и это ничего. Я самъ, клянусь Богомъ! я самъ однажды былъ готовъ вызвать на дуэль моего роднаго дядю Дугаля. Почему же посл того не вызвать и роднаго брата? О двоюродныхъ я ужь и не говорю: это вещь слишкомъ обыкновенная! Но вотъ идетъ и Лордъ Этерингтонъ, а за нимъ, почти и все здшнее общество.’
Тиррель сдлалъ нсколько шаговъ впередъ отъ сопровождавшихъ, его, Графъ Этерингтонъ также. На лиц перваго примтны были усилія казаться спокойнымъ, между тмъ какъ легкій измнчивый румянецъ невольнымъ образомъ разливался по блдному лицу его на лиц же втораго непримтно было никакого значительнаго измненія: Графъ Этерингтонъ привыкъ совершенно владть соболю. Походка его была также величественна какъ и всегда, легкая улыбка на устахъ предупреждала каждаго въ его пользу, однимъ словомъ Графъ обладалъ полнымъ искусствомъ держать себя одинаково во всхъ обстоятельствахъ, жизни.
Съ довольно спокойнымъ видомъ онъ приближился къ Тиррелю, и привтствуя его, хотя съ холодностію, но учтиво, сказалъ довольно громкимъ голосомъ: ‘Я предполагаю, Г. Мартини, что такъ какъ вы не разсудили избгать довольно щекотливой встрчи со мною то по крайней мр, ни вы, ни я не будемъ расположены занимать фамильными ссорами нашими вниманіе почтенной кампаніи?’
— Съ моей стороны вамъ нечего опасаться, Г. Булмеръ, довольно того что мы сами какъ кажется, правильно, можемъ цнить другъ друга.—
‘Очень радъ’ отвчалъ Графъ тмъ же самымъ тономъ, потомъ, понижая голосъ свой такъ, чтобы его никто не могъ слышать, кром Тирреля, онъ присоединилъ: ‘такъ какъ очень вроятно, что оба мы не будемъ искать частыхъ случаевъ, встрчаться между собою, то я беру смлость напомнить вамъ о томъ предложеніи, которое уже слышали вы отъ моего друга, Жекиля Гарри.’
— Предложенія вашего по. многимъ причинамъ, которыя и сами вы знаете не хуже моего, я не могу принятъ,— отвчалъ Тиррель также тихо.— Съ своей стороны и я предложилъ вамъ нкоторыя, подумали ли вы объ нихъ?…—
‘Я подумаю еще тогда, когда увижу т бумаги, о которыхъ вы говорили Капитану Жекилю и существованію которыхъ я не очень врю съ своей стороны.’
— Вы говорите совершенно противъ своей совсти, но я не хочу, да и не долженъ, особенно здсь, длать упреки вамъ. Какъ скоро я получу, бумаги сіи, то и отошлю ихъ къ Капитану Жекилю для удостовренія его въ справедливости моей стороны и для лучшаго содйствія къ преклоненію васъ на мои предложенія. Но до тхъ поръ не думайте обмануть меня: я буду наблюдать за каждымъ шагомъ вашимъ, подстерегать каждый взоръ вашъ: знайте, что пока, я живъ, вамъ не удастся исполнить преступныхъ замысловъ вашихъ. Теперь, государь мой, или Милордъ, такъ какъ вамъ угодно называть, себя, позвольте мн откланяться вамъ.—
‘Еще минуту!» сказалъ Лордъ Этерингтонъ: ‘такъ какъ мы оба осуждены иногда видться другъ съ другомъ публично, то справедливость требуетъ, чтобы общество знало, что должно думать о насъ. Конечно, вы философъ и слдственно мало дорожите мнніемъ общественнымъ, по крайней мр я, бдный поклонникъ большаго свта, не могу оставить безъ вниманія этаго пункта. Господа продолжалъ онъ возвышая голосъ, ‘Г. Винтерблоссомъ, Капитанъ Макъ Туркъ, Господинъ … я забылъ какъ его имя, Жекиль? да, Микклеванъ, вы вс знаете о Фамильной ссор, существующей между мною и этимъ Господиномъ не входя въ дальнйшія подробности сего дла до окончанія его въ чью-либо пользу, и не желая утомлять васъ домашними непріятностями нашими, какъ я, такъ и Г. Тиррель, какъ называетъ себя этотъ Господинъ, объявляемъ, что наши отношенія другъ къ другу будутъ точно таковы же, какъ и ко всякому почтенному члену здшняго общества. Прощайте, государь мой! Позвольте откланяться вамъ, Господа! до обыкновеннаго времени нашего общаго обда! Пойдемъ же, Жекиль!’
Посл сихъ словъ онъ взялъ подъ руку Капитана Жекиля и вмст съ нимъ довольно тихими шагами отправился въ свои комнаты, оставя большую часть компаніи предупрежденною въ свою пользу, выключая разв только Сира Бинго который въ продолженіе послдней тирады его безпрестанно передвигалъ черный галстухъ свой — что всегда выражало неудовольствіе съ его- стороны Но и этимъ нерасположеніемъ къ себ, Графъ Этерингтонъ былъ обязанъ совсмъ постороннимъ причинамъ г. если бы любезная половина Сира Бинго не была слишкомъ благосклонна къ Его Превосходительству, то и Сиръ не передергивалъ бы безпрестанно своего галстуха.
Между тмъ Графъ Этерингтонъ, съ торжествующимъ видомъ вошелъ къ свои комнаты въ сопровожденіи своего друга Капитана Жекиля.
‘Видишь, Гарри,’ сказалъ онъ ему, ‘я выигралъ самую отчаянную игру, не смотря еще на ужасную ошибку, сдланную тобою. Чудакъ до сихъ поръ оставался бы тайною для всхъ, но когда ты вздумалъ довольно не кстати оправдать его, изъяснивши, что онъ въ это самое время былъ раненъ на другомъ поединк, то, сообразивши вс обстоятельства, всякому легк0 уже было дойти и до настоящей истины. Но ничего: я умлъ поправить все дло, я умлъ публично унизить гордость его и заставилъ его молчать предъ всмъ обществомъ. Мовбрай узнаетъ объ этой сцен чрезъ своего агента, стараго Прокурора — это также весьма недурно. Но что же ты ничего не отвчаешь, Жекиль?’
— Я съ своей стороны отъ всего сердца желалъ бы, чтобъ вы бросили заниматься Мовбраемъ и его сестрою, Милордъ, а лучше согласились бы на предложенія Тирреля, особливо, если онъ можетъ доказать справедливость своихъ требованій.—
‘Да, если онъ только можетъ, а я съ своей стороны твердо увренъ, что бумаги, о которыхъ говорилъ онъ вамъ, совершенно не существуютъ. Что же ты такъ быстро смотришь въ глаза мн, Гарри?*
— Я бы желалъ знать, что вы думаете, такъ сказать bona fide, объ этомъ дл, Графъ?— отвчалъ Жекиль, не переставая со всмъ вниманіемъ смотрть на своего друга.
‘Ты самое недоврчивое твореніе, Гарри! Какой дьяволъ вложилъ теб въ голову подозрнія противъ меня? Конечно, можетъ быть, бумаги сіи и существуютъ, по крайней мр я ничего не знаю объ нихъ — вотъ вся истина.’
— Въ такомъ случа простите меня. Милордъ. Но я все таки думаю, что съ вашей стороны гораздо бы благоразумне было отказаться отъ Клары и послать къ чорту имніе, которымъ вы могли бы владть, получа ея руку.—
‘Послать къ чорту? Да, такъ какъ и ты, Гарри, послалъ все имущество посл покойнаго отца твоего. Нить, я на это не согласенъ. Признайся искренно, если бы и теб представился случай получить жену съ богатыми помстьями — не уже ли бы ты отказался отъ нея?*
— Мои обстоятельства совершенно другія, Милордъ. Впрочемъ такая романическая двушка, какъ Миссъ Клара, и съ такимъ слабымъ здоровьемъ, какъ ея… —
‘А ты полагаешь, что она нездорова? Вздоръ, Гарри. Въ послдній разъ, когда я ее видлъ, она красотою своей могла спорить съ самыми лучшими статуями Кановы.’
— Но она совсмъ ничего не чувствуетъ къ вамъ, кром ненависти, да и сами вы, Милордъ, вы сами не любите ее.—
‘Напротивъ, Гарри, невнимательность ея ко мн трогаетъ мое самолюбіе, и я нкоторымъ образомъ начинаю любить ее. О! она со временемъ поплатится со мною за ея обращеніе въ отношеніи ко мн.’
— Значитъ, вы очень не довольны ею?—
‘Да. Чортъ возьми! на примръ, на что это похоже, Гарри? Въ продолженіе всхъ моихъ визитовъ въ замокъ Шаусъ, при которыхъ и она должна всегда присутствовать по настоятельному требованію ея брата, какъ бы ты думалъ, чего она не длаетъ, чтобы взбсить меня? Вмсто того, чтобы одться приличнымъ образомъ, когда я бываю у нихъ, она выбираетъ какіе-то стариннйшіе костюмы, самые нелпые, надваетъ трехъ-этажныя шляпки на голову, родъ стараго пестраго ковра служитъ ей вмсто шали, на ногахъ большіе башмаки, на рукахъ толстыя перчатки дубоваго цвта — къ чему все это, Гарри? Она искривляешь свою талію, небрежно раскидывается на креслахъ, сгибаетъ свои локти и колнки, однимъ словомъ, длаетъ вс возможныя глупости. Когда мы разговариваемъ съ Мовбраемъ, она начинаетъ вязать свой чулокъ, считаетъ петли и подъ этимъ предлогомъ не говоритъ съ нами ни слова. Но какъ бы то ни было, Гарри, я все пойду впередъ какъ храбрый воинъ.’
— Дивлюсь вашей ршимости, Милордъ!.—
‘Рука Клары и уничтоженіе Тиррели — вотъ мой девизъ, Гарри!’ Не робй, дла пойдутъ своимъ порядкомъ, нужна только дятельность и осторожность, за прочее я отвчаю.’

ГЛАВА VI.

Смертный одръ.

‘…Я смерть ужь вижу предъ собою!
‘Минуты сочтены и близокъ мой конецъ,
‘Отчаянье гнететъ мн сердце какъ свинецъ.
‘Есть тайна на душ: кому ее открою?’
Неизвстный,

Общее ожиданіе всего общества Сен-Ронанскаго было совершенно обмануто чрезъ довольно тихую встрчу между Францемъ Тиррелемъ и Графомъ Этерингтономъ, какъ уже знаютъ наши читатели. Вс думали видть какую нибудь ужасную сцену,— но совсмъ напротивъ: об противныя стороны сохраняли въ отношеніи другъ друга холодный нейтралитетъ, оставя своимъ адвокатамъ дйствовать какъ слдуетъ. Беллона уступила мсто емид — и оба противника продолжали жить въ сосдств другъ съ другомъ. Встрчаясь одинъ съ другимъ иногда на главномъ парад, иногда за столомъ общества, они всегда привтствовали другъ друга съ холодною важностію и потомъ расходились какъ будто бы люди совершенно незнакомые.
Дня черезъ три вс уже перестали почти и думать объ этой исторіи, сначала столь сильно занимавшей воображеніе каждаго, иные только удивлялись, почему оба враждующіе между собою не избгали непріятности взаимныхъ встрчъ, жили въ столь близкомъ сосдств и какъ бы мшали другъ другу въ обществ составившемся для удовольствія и для возстановленія здоровья — хотя послдній пунктъ былъ и довольно сомнителенъ.
Но оба брата, какъ уже знаютъ наши читатели, имли довольно сильныя причины не отдаляться отъ Сен-Ронана: Лордъ Этерингтонъ для того, чтобы преслдовать своими требованіями Миссъ Клару, Тиррель, чтобы по возможности мшать исполненію его намреній, а оба всего боле для того, что, бы, дождаться отпта отъ Лондонскаго., негоціанта, у котораго въ рукахъ находились бумаги, ожидаемыя Тиррелемъ.
Капитанъ Жекиль, желая также съ своей стороны по возможности быть полезнымъ своему другу Графу Этерингтону, заблагоразсудилъ сдлать визитъ старому Тумвооду въ трактир Мегъ Додъ, надясь найти его столь же расположеннымъ къ болтливости, какъ и при первой встрч его съ нимъ, и слдственно думая повывдать отъ него довольно многое на счетъ фамильной ссоры Графа съ Тиррелемъ. Но на сей разъ старый путешественникъ обманулъ какъ не льзя больше его ожиданіе: онъ былъ молчаливе обыкновеннаго и единственнымъ знакомъ довренности, его къ Капитану Шекилю было только то, что онъ открылъ ему тайну составленія любимаго соуса своего съ дикими утками — которымъ и подчивалъ его за обдомъ.
Посл всего этаго Жекиль заключилъ, что старый Тумвоодъ есть не боле какъ человкъ имющій, страсть мшаться въ чужія дла, не зная ихъ совершенно. Будучи увренъ, что Г. Тумвоодъ былъ не слишкомъ разборчивъ въ выбор знакомствъ своихъ — ибо онъ въ самомъ дл имлъ привычку столь же дружелюбно, бесдовать съ лакеями, какъ и съ. господами ихъ, съ служанками. какъ и съ барынями, Жекиль, подумалъ, что такой человкъ обыкновенно боле, нежели, кто другой, знаетъ, обо, всхъ новостяхъ, но, знаетъ только, по слухамъ и неосновательно, сему же самому знанію приписалъ онъ и разговоръ Тумвоода. Капитанъ Жекиль уврялъ Графа, что ему совершенно нечего опасаться стараго путешественника, который, если и зналъ ихъ дло, то наврное только, по, слухамъ и вроятно довольно не, основательнымъ, ибо, подобныя происшествія всякой толкуетъ по своему, а, иные еще и прибавляютъ, отъ себя, что имъ вздумается.,
Это было на другой день сего открытія въ отношеніи къ Г. Тумвооду, какъ Лордъ Этерингтонъ вошелъ, по обыкновенію своему въ книжную лавку Г. Потта, подъ предлогомъ взять тамъ себ новые журналы, а въ самомъ дл для того, чтобы справиться о письмахъ, пришедшихъ съ послднею почтою. Какое же почувствовалъ онъ смятеніе, увидя, что Мистрисъ Поттъ, разбирая письма, адресованныя въ новую и старую деревни, съ видомъ пренебреженія откинула въ сторону большой запечатанный пакетъ, адресованный на имя Франца Тирреля. Въ одно мгновеніе ока Графъ отворотивъ взоры свои отъ пакета, какъ бы боясь, чтобы не замтили того участія, которое принималъ онъ въ сихъ бумагахъ, на которыя Мистриссъ Поттъ не удостоила обратить и малйшаго вниманія своего.
Въ сію самую минуту дверь книжной лавки отворилась и Лади Пенелопа Пенфатеръ съ вчною своею тнію Миссъ Маріею Диггесъ быстро вошла въ лавку.
‘Не видали ли вы Лерда Мовбрая? Мовбрай Сен-Ронанскій не былъ ли здсь сегоднишнее утро? не знаете ли вы, гд найти его, Мистриссъ Поттъ
Вс сіи вопросы были произнесены съ такою скоростію отъ Лэди, что содержательница почты не имла времени даже отвтить отрицательно на каждый изъ нихъ.
— Я не видала Лерда Мовбрая,— наконецъ сказала она,— не думаю, чтобы онъ былъ здсь сегодняшнее утро, потому что его человкъ приходилъ взять отсюда новые журналы, полученные съ послднею почтою.—
‘Праведное Небо! надобно же, чтобъ это такъ случилось вскричала Лади Пенелопа, испуская тяжкіе вздохи и почти падая на небольшую софу, что натуральнымъ образомъ привлекло въ одну минуту вниманіе Г. Цотта и почтенной супруги его. Первый побжалъ за стклянкою со спиртомъ, ибо у него продавались не только одн книги, но даже и нкоторыя лкарства, вторая тотчасъ принесла холодной воды для вспрыскиванія. Лордъ Этерингтонъ въ продолженіе сей суматохи испытывалъ чрезвычайное искушеніе и такъ, сказать, щекотаніе въ пальмахъ — не боле двухъ шаговъ, должно, было, сдлать, ему до комода, на которомъ лежало, письмо, столь, интересовавшее его, стоило только, проткнуть, руку, чтобы сдлаться его обладателемъ, тмъ боле, что въ эт, минуты, хозяинъ и хозяйка, были заняты совершенно другимъ — но какое-то непонятное чувство, страха и какъ бы стыда останавливало Лорда онъ боялся навлечь на себя подозрніе, не принявъ участія въ состояніи Лади Пенелопы, къ чему обязывали его, какъ законы политики, такъ и обыкновенное уваженіе къ дам отъ всякаго учтиваго кавалера.
И такъ онъ съ видомъ чрезвычайнаго участія, подошелъ, къ Ея Превосходительству и также наравн съ другими началъ хлопотать около нея. Лади Пенелопа была чрезвычайно признательна къ его вниманію, столь лестному для ея самолюбія, и благосклонный взоръ былъ наградою за попеченія о ней Лорда Этерингтона.
‘Не могу ли я быть чмъ нибудь полезенъ вамъ, Милади?’ спрашивалъ сей послдній.’Вы спрашивали Мовбрая Сен-Ронанскаго, если онъ вамъ очень нуженъ, можно сей часъ же послать за нимъ,— мой человкъ къ вашимъ услугамъ, Милади.’
— Охъ! нтъ, нтъ!— вскричала Лади Пенелопа.— Я очень уврена, Милордъ, что въ этомъ дл вы можете быть даже гораздо полезне для меня, нежели Мовбрай — особливо, ежели вы имете званіе мирнаго судьи…
‘Мирнаго судьи!’ повторилъ Графъ съ удивленнымъ видомъ: ‘безъ сомннія я имю его, Милади, только не для здшняго мста.’
— О! это ничего,— сказала Лади Пенелопа — и если вамъ будетъ угодно отправиться на нсколько минутъ, я вамъ изъясню, какое человколюбивое, или лучше сказать Христіанское дло можете совершить вы, Графъ.—
Но Графъ съ своей стороны на тотъ разъ былъ мене, нежели когда нибудь, расположенъ къ совершенію чего нибудь хорошаго, онъ уже хотлъ было совершенно отказаться отъ предложенія Лади Пенелопы, какъ увидлъ въ окно, что его врный Солмесъ подходилъ къ книжной лавк.
Говорятъ, что какой-то охотникъ такъ умлъ пріучить собаку свою, что ему стоило только сдлать малйшее движеніе глазами, чтобы она поняла то, чего хотлось ему, хотя бы это было и на довольно значительномъ разстояніи — точно такое же отношеніе существовало между Графомъ и его коммердинеромъ: лишь только Лордъ Этерингтонъ увидлъ своего Солмеca, какъ уже безъ малйшаго размышленія ршился слдовать за Лади Пенелопою, оставляя дйствовать своего агента.
‘Мн бы надобно было справиться на счетъ писемъ, но мой каммердинеръ можетъ сдлать это,’ сказалъ онъ: ‘и такъ я согласенъ отпрявиться съ вами, Милади.’ Посл сихъ словъ онъ подалъ ей руку свою съ важнымъ видомъ мирнаго судьи и вмст съ вжливою улыбкою моднаго кавалера. Они вышли изъ лавки. Разрумяненныя щеки зрлой двы почти касались ушей Графа, ея длинныя голубыя и красныя перья, наклоняясь съ модной шляпки, щекотали конецъ его носа, вс хорошенькія дамы, находившіяся въ это время на парад, смялись изъ подтишка надъ Графомъ, выбравшимъ себ столь неприличную пару.
Сходя съ парада и оборотясь назадъ, онъ бросилъ довольно выразительный взоръ на Солмеса., который, казалось, совершенно понялъ его, между тмъ какъ Графъ, коего вс мысли были заняты присланнымъ пакетомъ, совершенно не слушалъ того, о чемъ говорила ему его спутница. Наконецъ, сдлавши усиліе самому себ и представя, что разсянность его могла показаться слишкомъ подозрительною для Лади Пенелопы, онъ ршился спросить ее, куда и для чего она вела его? Но должно признаться, что и этотъ вопросъ былъ совершенно не въ попадъ, ибо Лади Пенелопа въ эту самую минуту уже оканчивала длинную исторію, по которой обезпокоила она Графа, прося его идти съ собою, и которую она начала разсказывать ему, еще не выходя изъ книжной лавки Г. Потта.
— Любезный мой Графъ!— сказала она ему,— мн кажется, что вс вы знатные вельможи считаете совершенно ни за что бдную женщину. Я уже вамъ сказала, сколь тягостно для меня говорить о небольшихъ моихъ благодяніяхъ бднымъ — а вы еще такъ жестоки, что заставляете меня въ другой разъ повторишь всю эту исторію. Но вы, я думаю, также не станете обвинять меня въ излишнемъ снисхожденіи къ сей бдняжк… Кто бы на моемъ мст не сдлалъ того же самаго, Графъ?—
Лордъ Этерингтонъ былъ какъ на иголкахъ отъ нетерпнія узнать, въ чемъ состояло все дло, но стыдъ запрещалъ ему признаться, что онъ совершенно не слыхалъ ничего изъ разсказаннаго- Лади Пенелопою, и Лордъ довольствовался только отвтомъ, заключавшимъ въ себ не боле, какъ учтивый комплиментъ чувствительности Ея Превосходительства. Но онъ поднесъ не боле столовой ложки, а щедрая Лади отблагодарила его цлою тарелкою лести и похвалъ.
— Вы слишкомъ снисходительны, Графъ, къ такимъ слабымъ твореніямъ, какъ мы, невольныя жертвы нашей чувствительности — продолжала она, заплатя за одинъ комплиментъ сотнею, — но обратимся къ нашему длу: и такъ я надюсь, вы Извините меня, что я забыла заблужденія этой, боле несчастной, нежели виновной женщины, къ которой идемъ мы, Но кто бы не сжалился надъ ея бдностію? Я уврена, что ни вы Графъ, ни моя молодая подруга Миссъ Марія Диггесъ не подумаете, чтобы я старалась оправдывать ея погршности, нтъ совершенно нтъ, но какъ говоритъ Валыюль въ прелестныхъ стихахъ своихъ:
‘И заблужденія должны мы тмъ прощать,.
‘Кого жестокій рокъ ужь началъ утснять.—
‘О проклятая женщина думалъ самъ съ собою Лордъ Этерингтонъ, ‘когда ты перестанешь болтать. пустяки свои и скажешь хоть одно слово, изъ котораго бы понялъ я, къ чему клонится все это?*`
Но Лади Пенелопа, не примчая его нетерпнія, продолжала въ томъ же самомъ тон:
— Если бы вы знали, Милордъ, сколько я соболзную, что въ подобныхъ случаяхъ мои средства къ вспоможенію столь ограничены! Но, непремнно сдлаю небольшую подписку въ пользу этой несчастной между всми членами нашего общества. Я было приглашала съ собою этаго жалкаго эгоиста Винтерблоссома, чтобы онъ самъ увидлъ бдное положеніе несчастнаго творенія, но это холодное животное отвчалъ мн, что онъ боится заразы отъ горячки… горячки посл родовъ, Милордъ! Мн почти совстно и произносить это слово, но что длать: необходимость не знаешь законовъ. Что же касается до меня, я беру всегда предосторожность не переступать черезъ порогъ этой хижины, не опрыскавъ себя уксусомъ четырехъ разбойниковъ.—
Лордъ Этерингтонъ, не смотря на вс свои заблужденія, чувствовалъ еще въ себ искру любви къ страждущему человчеству, и потому, вынимая изъ кармана кошелекъ свой, сказалъ, обращаясь къ Лади Пенелоп: ‘Мн очень жаль, Милади, что вы не отнеслись давно ко мн насчетъ этой несчастной…’
— Извините, Милордъ, въ этихъ, случаяхъ обыкновенно относятся, только, къ короткимъ друзьямъ своимъ… притомъ же вы почти всегда были заняты такъ постоянно, около Лади Бкнкъ, что вс мы имли очень рдко удовольствіе видть васъ въ небольшомъ кругу нашемъ.—
Графъ, не отвчая ничего на сей родъ тонкаго упрека, подалъ Лади Пенелоп дв геніи, говоря, что надобно было постаратьси скоре рыскать лкаря для несчастной, ею покровительствуемой.
— А уже думала объ этомъ, Милордъ, и даже предлагала нашему Доктору Квасклебену, сказать мимоходомъ, столь много обязанному моей протекціи, постить несчастную больную, но какъ бы вы думали, что этотъ оригиналъ жадности отвтилъ мн: А кто мн заплатитъ? Глупый человкъ сталъ совершенно несносенъ съ тхъ поръ, какъ онъ задумалъ жениться на этой толстой вдов Бловеръ. Не уже ли онъ думалъ, что я не могла бы ничмъ поблагодарить его? Притомъ, Милордъ, самый законъ человчества не обязываетъ ли насъ оказывать услуги бднымъ и страждущимъ?—
‘Мы найдемъ средство, Милади, заставить его сдлать нсколько визитовъ бдной больной. Мн даже кажется, что самымъ лучшимъ дломъ съ моей стороны, будетъ сей же часъ возвратиться въ гостинницу и прислать его къ ней. Я совсмъ не вижу, къ чему бы присутствіе мое могло быть полезно женщин, страждущей молочною горячкой?’
— Febri perperali Милордъ, febri puerperali — подхватила Пади Пенелопа съ видомъ педантства.
‘Ну пусть по вашему, хоть febri puerperali, какъ бы ни называлась она, я все таки не могу ее вылчить.’
— Вы, значитъ, совершенно забыли Милордъ обо всемъ, что я ни. говорила вамъ. Это Анна Гегги прибыла въ здшнюю сторону съ однимъ младенцемъ на рукахъ и съ другимъ въ…., однимъ словомъ, она была близка къ тому, чтобы сдлаться во второй разъ матерью, и поселилась въ этой бдной хижин, куда мы идемъ теперь. Нкоторые люди говорили, что гораздо бы приличне было отправиться ей къ здшнему Пастору, но она этаго не захотла, можетъ быть отъ того, что наслышалась о немъ, какъ о человк странномъ и иногда почти похожемъ на сумасшедшаго. Но какъ бы то ни было, она послилась здсь и, сказать правду, Милордъ, бдная страдалица иметъ въ себ много чего-то такого, что отличаетъ ее отъ прочихъ подобныхъ ей. Она совсмъ не похожа на тхъ неопрятныхъ женщинъ, которымъ обыкновенно мы подаемъ небольшую милостыню и тмъ оканчивается все дло, нтъ, она по видимому знала дни счастливйшіе: она принадлежитъ къ числу тхъ женщинъ, о которыхъ говоритъ Шакспиръ, что ‘он могутъ разсказать вамъ свою исторію.’ Нсколько о ней знаю уже и я, Милордъ. Но представьте себя мое удивленіе, когда сего дня поутру, сбираяся идти къ ней и снести кой-какія бездлки, о которыхъ не стоитъ труда и говорить вамъ, я услышала отъ моей горничной, которая только что пришла отъ нея, что бдная страдалица близка къ своей кончин, и что она съ величайшимъ безпокойствомъ и болзненными стонами требуетъ поскорй увидть Лерда Сен-Ронанскаго или кого ни будь изъ здшнихъ судей, для открытія какой-то важной тайны, которую она боится унести съ собою въ могилу! Ддя этаго-то самаго я и просила васъ идти со мною. Я надюсь, что она еще не умерла и мы можемъ узнать отъ нея ея тайну, которая, какъ говоритъ она, касается до фамиліи Мовбрая Сен-Ронанскаго. Но вотъ и хижина, Милордъ, войдемте въ нее скоре, прошу васъ.’
Слово: тайна и фамилія Лерда Сен-Ронанскаго, весьма подйствовали на Лорда Этернигтона, и онъ перемнилъ намреніе оставить Лади Пенелопу одну для выслушанія послдняго признанія умирающей. Онъ вошелъ вмст, съ нею въ бдную хижину, гд лежала несчастная, покровительствуемая Лади Пенелопою подъ присмотромъ одной старухи, которая получала себ небольшое жалованье отъ добраго приходскаго Пастора на тотъ конецъ, чтобы она сама принимала къ себ неимущихъ и больныхъ.
Лэди Пенелопа, переступивши за порогъ, остановилась на минуту, какъ бы сражаясь со страхомъ заразиться отъ больной и любопытствомъ узнать ея тайну, наконецъ послднее чувство преодолло и она начала подходить къ ней въ сопровожденіи Лорда Этерингтона. Такъ- какъ и вс.знатныя дамы, приходящія для вспоможенія бднымъ, она начала съ того, что надлала тысячу различныхъ упрековъ старой хозяйк, которая и сама, отъ природы была ворчаливою: не было ни, надлежащей чистоты, ни порядка Лади охуждала все кушанье и питье, опредленныя для больной, и наконецъ спросила, гд то вино, которое прислала она для подкрпленія страждущей?
Старая хозяйка хижины, не смотря ни*на достоинство Лэди, ни на ея благодянія къ больной, не могла перенести хладнокровно ея упрековъ.— Т, которые вырабатываютъ себ хлбъ насущный одною только рукою,— говорила она, ибо лвая ея рука была въ самомъ дл разбита параличемъ и не могла дйствовать — мало имютъ времени, чтобы заняться чистотою въ своемъ дом. Если бы Милади изволила прислать свою негодную служанку съ вникомъ въ рукахъ, то паутины съ потолка были бы обметены, полъ выметенъ, дай негодная двка по крайней мр сдлала бы что нибудь полезное въ продолженіе цлой недли.—
‘Послушайте, что болтаетъ старая дурища, Милордъ!’ сказала Лади Пенелопа. ‘Вотъ какая благодарность отъ этихъ людей! Но вино, старуха, гд мое вино, я тебя спрашиваю.’
— Вино! Вино выпито больною, вы можете спросить ее объ этомъ. Не уже ли я бы вздумала покорыстоваться имъ? Я даже жалю, что и бдняжка больная не отказалась отъ него — намшаны какія-то вонючій лкарства, да сахаръ… а къ чему все это?… Ей наврно отъ него стало гораздо хуже и если бы я не дала ей посл столовую ложку анисовой водки, которую подарилъ мн здшній педель, больной точно бы уже не было на свт, потому что ваше вино….—
Здсь Лордъ Этерингтонъ прервалъ сердитую старуху, сунувъ ей въ руку полкроны и прося, чтобы она замолчала на минуту. Старуха взвсила на рук поданное ей и отошла въ уголъ своей хижины, бормоча себ подъ носъ: — Это по крайней мр похоже на дло, а то придутъ въ чужой домъ, распоряжаютъ въ немъ какъ въ своемъ собственномъ — и не дадутъ ни шиллинга настоящей хозяйк его.—
Говоря такимъ образомъ, старуха сла за свою самопрялку и закурила длинную трубку, закопченую какъ уголь, густыя облака непріятнаго дыма заклубились по хижин какъ бы для того, чтобы выгнать этимъ запахомъ Лади Пенолопу, подходившую къ постели больной, что же касается до Миссъ Диггесъ, Когцорая также пришла съ своею любезною манторшею, она начала кашлять, чихать, зажимать себ носъ и наконецъ выбжала изъ хижины, говоря, что она не могла оставаться въ этомъ несносномъ дыму, хотя бы двадцать умирающихъ собирались открыть тайны свои. Притомъ же я уврена, присоединила она, что Лади Пенелопа разскажетъ мн обо всемъ
Лордъ Этерингтонъ вмст съ Лади Пенелопою подошелъ къ бдной кровати, не имвшей ни занавски, ни подушекъ и состоявшей изъ одного соломеннаго тюфяка, на которомъ лежала бдная больная, казавшаяся уже при послднихъ минутахъ жизни, безпрестанно возмущаемыхъ жалкимъ крикомъ обоихъ ея младенцевъ, на которые она, не будучи въ состояніи сдлать ни малйшаго движенія, отвчала только слабыми стенаніями и время отъ времени устремляя то на того, то на другаго потухающіе взоры свои. Второе дитя, недавно рожденное ею, лежало по лвую сторону несчастной своей матери, будучи едва покрыто лоскуткомъ грубаго сукна. Посинлость въ лиц и полузакрытые глаза, казалось, показывали, что слабые стоны его были также предвстниками скораго освобожденія отъ бднаго его существованія.
‘Теб, кажется, очень дурно, бдная женщина,’ сказалъ Графъ, обращаясь къ больной. ‘Мн сказывали, что ты желала говорить съ кмъ нибудь изъ здшнихъ членовъ Магистрата?..’
— Лерда Мовбрая желала видть я,— отвчала слабымъ голосомъ несчастная страдалица — съ Жономъ Мовбраемъ Сен-Ронанскимъ желала говорить я! Почтенная дама общалась мн привести его.—
‘Я не Мовбрай Сен-Ронанскій,’ отвчалъ Лордъ, ‘но я также мирный судья и Членъ Англійскаго Парламента, къ тому же искренній другъ Мовбрая. Посл эшаго, кажется, ты, добрая женщина, безъ страха можешь открыть мн свои тайны.’
Больная замолчала на нсколько минутъ, и потомъ начала весьма тихимъ и слабымъ голосомъ:
— Лади Пенелопа Пенфатеръ, здсь ли она также?— и полуоткрытые взоры ея устремились къ той сторон кровати, гд стоялъ Графъ съ Лади Пенелопою.
‘Она здсь и также готова слушать тебя, добрая женщина!’ отвчалъ Графъ Этерингтонъ.
Больная, казалось, собиралась съ духомъ, чтобы начать свое повствованіе. Впрочемъ, не смотря на свою слабость, она говорила довольно внятнымъ голосомъ и даже почти сильнымъ, особливо въ тхъ мстахъ, гд она казалась боле тронутою. Частыя прерыванія ея словъ показывали жестокость сндающей ее горячки, но ея тонъ и образъ, израженія показывали въ ней нчто возвышавшее ее надъ тмъ бднымъ состояніемъ, въ которомъ находилась она.
‘Я не такая презрнная тварь, каковою безъ сомннія кажусь я вамъ,’ начала она, ‘по крайней мр я не родилась быть такою. О, за чмъ Провиднію не угодно было помстить меня съ самаго моего рожденія въ классъ людей низкаго состоянія — я бы прожила бдне, но спокойне! Теперь, нищая, безъ покрова, мать безъ супруга, моя нищета, болзнь и стыдъ, видъ умирающихъ дтей моихъ — вотъ все, что осталось мн отъ того возвышеннйшаго Состоянія, куда помстила меня несчастная судьба моя! Конецъ мой близокъ. О! какъ страшно умирать съ нечистою совстію!!!’
Вся гордость и достоинство Лади Пенелопы не могли устоять противъ сей разительной истины, она поблднла, затрепетала и, можетъ быть, въ первый разъ въ своей жизни почувствовала истинную необходимость поднести платокъ къ глазамъ своимъ.
Лордъ Этерингтонъ былъ также тронутъ не мене Лэди. ‘Добрая женщина!’ сказалъ онъ ей, ‘я теб общаю все возможное съ моей стороны: будь уврена что малютки твои не будутъ оставлены и посл твоей смерти, если уже не льзя отвратить ее, на что впрочемъ я еще надюсь.’
— О! да благословитъ васъ Всевышній,— сказала бдная женщина, бросая болзненные, взгляды на дтей своихъ, — и да возможете вы,— присоединила она посл краткаго молчанія — заслужить это благословеніе, ибо творецъ посылаетъ его только тмъ, которые достойны его.—
Совсть Лорда Этерингтона при сихъ послднихъ словахъ нсколько было измнила ему, но, не показывай своего смущенія, онъ опять оборотился къ больной съ сими словами:
‘Но, добрая женщина, если ты имешь что нибудь сообщить мн въ качеств мирнаго судьи, то не медли сдлать это. Нужно поскоре заняться твоимъ положеніемъ, и я сей часъ же пойду за нкоторыми пособіями для тебя.’
— Погодите одну минуту!— сказала больная,— дайте мн облегчить мою совсть отъ бремени, ее угнтающаго, прежде нежели я оставлю здшній свтъ, ибо никакія человческія пособія не могутъ уже возжечь во мн потухающую искру жизни. Я родилась не въ низкомъ состояніи, была воспитана въ правилахъ хорошей нравственности. Съ пятнадцатаго года моей жизни я была взята для компаніи одной молодой двушк знатной фамиліи и характера столь тихаго и благороднаго, что она считала меня какъ бы родною сестрою себ … Но я боюсь, что не буду въ состояніи окончить моей исторіи… Слова замираютъ на губахъ, моихъ, когда я подумаю, чмъ я заплатила ей за сію приверженность ко мн! Лтами я была старе Клары и слдовательно мн предоставлено было избирать для нея приличныя занятія, рекомендовать чтеніе хорошихъ книгъ, однимъ словомъ, управлять всми ея поступками. Но моя природная склонность ко всему романическому и необычайному давно уже испортила мое воображеніе — и мы занимались вмст съ нею чтеніемъ однихъ вредныхъ романовъ, разнживающихъ молодыя чувства, и создали себ какой-то новый идеальный міръ, посл завлекшій насъ обихъ въ бездну злосчастій! Душа Клары была чиста и невинна, какъ душа ангеловъ, моя… Но объ этомъ безполезно и говоришь. Злой духъ представилъ мн обольстителя подъ при. шворными чертами любви и я…
Здсь больная остановилась, какъ бы пріискивая удобнйшее выраженіе, Лордъ Этерингтонъ, обратясь къ Лади Пенелоп, спросилъ ее не угодно ли ей будетъ заняться съ бдною женили ною, которая по видимому затруднялась, говоря съ мущиною о матеріяхъ столь щекотливыхъ во всякое время.
— Сказать правду Милордъ, я думала тоже самое. Позвольте мн ласту нить, ваше мсто и оставьте меня наедин, съ этою бдною женщиною: мой полъ подастъ ей боле смлости въ изъясненіяхъ на счетъ…—
‘Это совершенная правда, Милади, впрочемъ вспомните, что я въ Качеств мирнаго судьи долженъ ужо нкоторымъ образомъ по обязанности моей быть здсь… Но тише! кажется, она опять начинаетъ говорить!’
— Говорятъ,— начала снова больная,— что всякая женщина, допустившая обольстить себя, длается невольницею своего обольстителя ноя продала мою свободу не человку, а дьяволу. Онъ заставилъ меня служить невольнымъ орудіемъ ужасныхъ замысловъ своихъ противъ лучшей моей подруги и благодтельницы, онъ умлъ сдлать, что я забыла законы чести и ршилась погубить счастіе Клары, также какъ погубила, мое собственное!… Не слушайте меня боле!… Удалитесь и оставьте меня угрызеніямъ преступной моей совсти… Я. самое несчастнйшее твореніе, когда-либо существовавшее въ природ! Весь адъ гнздится въ душ моей!… О, какъ это ужасно!..—
Она закрыла глаза, сложила крестообразно изсохшія свои руки и блдныя губы ея шептали какъ будто тихую молитву. Но спустя нсколько минутъ руки ея разошлись и тихо опустились по сторонамъ постели, глаза не открывались боле, губы и вс черты желтаго лица ея оставались неподвижными. Лади Пенелопа испустила пронзительный крикъ, закрыла руками лице свое и быстро отбжала, въ другой уголъ между тмъ какъ Графъ Этерингтонъ, въ физіономіи котораго примтно было довольна сильное смущеніе отъ многихъ соединенныхъ причинъ, оставался на своемъ мст съ глазами, устремленными на бдную женщину какъ бы для того, чтобы увриться, совершенно ли потухла послдняя искра ея существованія. Старая хозяйка подбжала къ постел, неся въ правой рук своей стклянку съ какимъ-то напиткомъ, а въ лвой большую деревянную ложку.
‘Вы чуть не уморили совсмъ бдную женщину своими разспросами,’ говорила она, вливая больной въ ротъ нсколько капель. ‘Приходятъ для вспоможенія! Какъ будто деньгами можно купить жизнь. Заставить ее столько говорить! Видите, какъ у ней пересохло въ горл! Позвольте, Милади, если вы точно одна изъ нихъ,’ продолжала она, обращаясь къ Лади Пенелоп, опять было подошедшей къ больной, ‘вс Милади въ свт не могутъ воспрепятствовать смерти придти, когда надобно.’
Лэди Пенелопа, отчасти раздосадованная, а отчасти и напуганная словами и пріемами старухи, охотно приняла руку, которую подавалъ ей Лордъ Этерингтонъ, чтобы выдши изъ хижины. Передъ выходомъ онъ снова сунулъ старух въ руку небольшую монету.
‘Да управитъ Всевышній стопы ваши въ здшнемъ испорченномъ мір!’ сказала старуха охриплымъ голосомъ, принимая подаяніе. ‘Дьяволъ бы побралъ васъ обоихъ!’ присоединила она въ полголоса, когда они вышли, затворили дверь за собою: ‘вотъ славная парочка! Не дадутъ бдному человку и умереть съ покоемъ! а все проклятая сострадательность ихъ.’
‘Объясненія этой несчастной женщины,’ сказалъ Лордъ Этерингтонъ Лади Пенелоп, когда они вышли изъ хижины, ‘кажется, не имютъ ничего особенно заслуживающаго вниманіе. Къ чему было требовать ей мирнаго судью? Мн кажется, лучше совсмъ оставить это дло, Милади, тмъ боле, что тутъ можно замарать честь и возмутить спокойствіе какой-то молодой особы, и -какъ видно, изъ хорошей фамиліи.’
— А я думаю совсмъ не такъ, какъ Ваше Превосходительство,— отвчала Лади Пенелопа, — я думаю совсмъ напротивъ. Вы наврно уже угадали особу, о которой она ‘говорила, Графъ?—
‘Сказать по правд, Ваше Превосходительство длаете очень много чести моей проницательности.’
— Какъ, разв она не поминала въ своемъ разсказ одного женскаго имени? Вы сегодняшнее утро очень безпои ятны и безпамятны, Милордъ.’Женскаго имени? Нтъ, я что-то не помню… Ахъ! да, мн кажется, что она поминала какую-то Катерину.’
— Катерину! совсмъ нтъ, Милордъ, она называла Клару: это имя, кажется, не слишкомъ общее въ здшнихъ окружностяхъ, притомъ же его носитъ на себ такая особа, которую вы не забываете дажке и при самой Лади Бинкъ, что доказываютъ ваши частые визиты въ замокъ Шаусъ. Право, вы престранный человкъ, Милордъ! Я для шутки совтую вамъ помстишь въ число обожаемыхъ вами и толстую Мистрисъ Бловеръ. Вы тогда будете имть полный комплектъ: двицу, замужнюю и вдову! Не правда ли, что это будешь любовь во всхъ возможныхъ видахъ.—
‘Но чести Милади вы сегодня слишкомъ жестоки въ своихъ сужденіяхъ. Вы, всякой вечеръ будучи окружены толпою вашихъ обожателей, сметесь(надъ бднымъ невольникомъ своимъ, который осужденъ въ отдаленіи отъ вашего магическаго круга испускать свои вздохи. Это не значитъ царствовать, Милади, а управлять тираннически — это настоящій Турецкій деспотизмъ!
— Ахъ, Милордъ! я васъ не узнаю. Разв вы не сами отдаляетесь отъ нашего небольшаго круга, не удостоивая его лестнымъ для всхъ вниманіемъ своимъ?—
‘Значитъ, вы меня простите, Милади, если я сегодняшній же вечеръ явлюсь къ вамъ просить прощенія себ?’
Лордъ Этерингтонъ, гд бы онъ ни появился, никогда не будетъ нуждаться въ благосклонности къ себ.—
‘И такъ я съ ныншняго же Дня начну пользоваться моими правами,’ сказалъ Графъ. ‘Впрочемъ’ присоединилъ онъ довольно откровеннымъ тономъ, какъ бы показывая, что уже между ними заключена совершенная дружба, ‘впрочемъ, что вы думаете въ самомъ дл Лади относительно къ этой смшной исторіи?..’
— Охъ! я точно, думаю и пойти уврена, что она относится къ Миссъ Мовбрай: эта двушка всегда была такъ странна въ поступкахъ своихъ. Въ ней есть что-то такое, такъ сказать, наглое…— ‘выраженіе, можетъ быть, нсколько жестоко — нчто слишкомъ оригинальное. Я съ своей стороны познакомилась съ нею потому единственъ но, что она сирота и изъ довольно хорошей фамиліи, притомъ еще тогда не слышно было ничего такого, что бы могло подать мн малйшее подозрніе на счетъ ея.—
‘Но вроятно, Милади,’ сказалъ Графъ совтовательнымъ тономъ ‘вы не ршитесь пустишь въ огласку этой исторіи, по крайней мр до тхъ поръ, пока вы не узнаете въ точности’, чему должно врить въ ней? ‘
— Нему должно врить? Всему, что только вы можете себ представить дурнаго. Будьте въ этомъ уврены Милордъ. Разв вы не слыхали, что эта женщина говорила о совершенной погибели, до которой довела она Клару? Не льзя сомнваться, чтобы это была не Клара Мовбрай, потому что несчастная женщина желала именно говорить съ ея братомъ.—
‘Это совершенная правда. Я Прежде и не подумалъ объ этомъ хорошенько, впрочемъ слухи, которые распространятся теперь о бдной двушк, могутъ быть чрезвычайно гибельны для нея. Этаго нсколько жаль, Милади!’
— О! по крайней мр вши слухи распространятся совершенно не отъ меня, Милордъ! Я бы желала даже отдалить отъ нея малйшее подозрніе. Впрочемъ признаться, я уже не могу съ своей стороны по прежнему обращаться съ Миссъ Кларою. Месть моя мн слишкомъ дорога, Милордъ, притомъ же осторожность въ выбор окружающихъ меня всегда была весьма строго наблюдаема мною.—
‘Справедливо, Милади, но разсудите, что здсь, гд глаза всхъ обращены почти на однихъ васъ, малйшая ваша холодность въ обхожденіи съ Миссъ Кларою достаточна будетъ для того, чтобы лишить ее хорошаго мннія это всхъ. Притомъ же мы еще не совершенно извстны, можетъ ли она чмъ ни будь упрекнуть себя?’
— Охъ, Милордъ! что касается до этаго, я имю много причинъ подозрвать Клару, потому что я узнала нкоторую* тайну отъ человка весьма оригинальнаго (Ваше Превосходительство знаетъ, что я обожаю всякую оригинальность), однимъ словомъ отъ Пастора. Онъ противъ желанія своего извстилъ меня о нкоторыхъ происшествіяхъ на счетъ Миссъ Клары… онъ сказалъ мн нчто… Вы пощадите меня, Милордъ, отъ подробнйшаго изъясненія — и я боюсь, чтобы это не было въ самомъ дл справедливо. Вы безъ сомннія знаете Г. Каропиля, Милордъ?—
‘Да, нтъ… то есть, я хочу сказать, что я его видалъ иногда. Но какъ это сдлалось, что Миссъ Клара поврила ему тайны свои? Нe было ли ужь тутъ какой нибудь свадьбы? Каропиль, Пасторъ я хотлъ сказать, не извстилъ ли васъ о чемъ нибудь подобномъ, Милади?’
— Совершенно нтъ, Милордъ. Но я вижу, къ чему все это клонится. Вы хотите опустить покровъ на всю эту исторію. Гименъ скрывалъ часто и не такіе грхи, какъ говоритъ одинъ писатель, что же касается до того, какимъ образомъ Г. Пасторъ сдлался повреннымъ тайнъ Миссъ Клары, я ничего де могу отвтить вамъ, Милордъ. Этотъ человкъ загадка и для меня самой. По крайней мр я очень знаю, что онъ никакъ не позволитъ, чтобы Клара вышла за кого-либо въ замужство — что, по его словамъ, не можетъ случиться безъ ущерба чести какой нибудь благородной фамиліи. Въ самомъ дл, я и сама точно также думаю, Милордъ.—
‘Можетъ быть, не знаетъ ли Г. Каропиль, что Миссъ Мовбрай уже обвнчана тайно съ кмъ нибудь? Извините, Милади, что я осмливаюсь имть противное съ вами мнніе. Но зло послднее заключеніе кажется мн довольно естественнымъ.’
— Нтъ, нтъ!— отвчала Лади Пенелопа посл краткаго размышленія,— не возможно, чтобы она была тайно обвнчана. Если бы ваше предположеніе было справедливо, къ чему же бы этой бдной женщин, у которой мы были съ вами, Милордъ, говорить о какой-то совершенной погибели Миссъ Клары? Вы знаете, что довольно большая разница между бракомъ и погибелью благородной двицы.—
‘Нкоторые увряютъ, Милади, что разницы почти нтъ никакой, и что слова: бракъ и погибель, суть почти однозначущія!’
— Вы хотите забавляться, Милордъ. Но по крайней мр на обыкновенномъ язык слово: погибель женщины, означаетъ совершенно противное брачному состоянію.—
‘Согласенъ съ вами, Милади, впрочемъ я только хотлъ сказать, что это дло требуетъ чрезвычайной осторожности съ нашей стороны. Я постараюсь опять побывать у этой бдной больной и снова разспрошу ее обо всемъ — а до тхъ поръ надюсь, что Ваше Превосходительство не почтете за нужное длать гласнымъ это происшествіе, могущее имть столь большое вліяніе на честное имя Миссъ Клары!.’
— Конечно нтъ, Милордъ, я совсмъ не расположена вредить ей, не смотря на вс неудовольствія, причиняемыя мн столь часто ея братомъ Мовбраемъ, который, не чувствуя совершенно того, что и самыя здшнія воды моей протекціи обязаны своею теперешнею знаменитостію, старается длать вс наперекоръ мн.—
‘Но его сестра, Милади, его бдная сестра?’
— Его сестра — я даже и ей обязана довольно многими непріятностями, Милордъ: слишкомъ незначущее приключеніе на счетъ, шали, которую, можно сказать, она вырвала изъ рукъ моихъ, предупредивши моего посланнаго для покупки ея, показало мн вполн ея характеръ. Съ этой стороны она очень похожа на брата своего.—
‘И такъ мн остается одно средство,’ подумалъ самъ съ собою Графъ, видя, что они уже подходили къ гостинниц при водахъ: ‘я напугаю эту несносную женщину!— ‘Но вы, я думаю, знаете,’ продолжалъ онъ, ‘что здшніе законы налагаютъ довольно значительную пню на того, кто первый разгласилъ какое нибудь происшествіе, могущее повредишь честному, имени чьей-либо хорошей фамиліи — я предостерегаю васъ отъ дурныхъ послдствій, которыя могутъ случиться, длая гласнымъ происшествіе, въ которомъ еще ни вы, ни я не знаемъ почти ничего врнаго’
Сіе послднее средство подйствовало, какъ не льзя лучше, на Лади Пенелопу. Низкая и корыстолюбивая душа ея устрашилась мысли о штраф, и она, забывши вс свои неудовольствія какъ на Мовбрая, такъ и на сестру его, общала Графу Этерингтону совершенное молчаніе съ своей стороны на счетъ сей исторіи, прибавя даже, что ей и самой очень жалко Миссъ Клару.
Между тмъ они подошли къ самой гостинниц. Лордъ Этерингтонъ проводилъ Лади до самыхъ ея комнатъ, гд она и разсталась съ нимъ, напомня ему съ благосклонною улыбкою общаніе его сегодня ввечеру быть у нея и кушать чай вмст со всмъ ихъ обществомъ.

Конецъ V й Части.

Скотт Вальтер
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Часть третья, Скотт Вальтер, Год: 1819
  2. Сент-Ронанские воды. Часть шестая, Скотт Вальтер, Год: 1823
  3. Сент-Ронанские воды. Часть третья, Скотт Вальтер, Год: 1823
  4. Сент-Ронанские воды. Часть четвертая, Скотт Вальтер, Год: 1823
  5. Сент-Ронанские воды. Часть вторая, Скотт Вальтер, Год: 1823
  6. Веверлей, или Шестьдесят лет назад. Часть II, Скотт Вальтер, Год: 1814
  7. Опасный замок, Скотт Вальтер, Год: 1831
  8. Легенда о Монтрозе, Скотт Вальтер, Год: 1819
Электронная библиотека