Сент-Ронанские воды. Часть четвертая, Скотт Вальтер, Год: 1823

Переводы
Время на прочтение: 76 минут(ы)
Скачать в PDF

СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ

СИРА ВАЛТЕРА СКОТТА.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

Перевелъ съ Французскаго
Михаилъ Воскресенскій.

МОСКВА.
Въ Университетской Типографіи.
1828.

Печатать дозволяется

съ тмъ, чтобы по напечатаніи, до выпуска изъ типографіи, были представлены въ Ценсурный Комитетъ семь экземпляровъ сей книги, для препровожденія куда слдуетъ, на основаніи узаконеній. Москва, Іюля 11 го дня 1827 года.

Ординарный Профессор, Надворный Совтникъ Дмитрій Перевощиковъ.

СЕН-РОНАНСКІЯ ВОДЫ.

ГЛАВА I.

Драматическія картины.

‘Везд движеніе, везд разнообразность.
‘Но между всхъ гостей несносный этикет
‘Ихъ въ кучу собираетъ праздность,
‘И удовольствія въ кругу ихъ вовсе нтъ.’
Неизвстный.

Наконецъ онъ насталъ — этотъ торжественный день, котораго столь долго и съ такимъ нетерпніемъ ожидали вс члены Сен-Ронанскаго общества. Чтобы сдлать его боле интереснымъ к блистательнйшимъ, Лади Пенелопа Пенфатеръ еще прежде сего подала Мовбраю мысль, чтобы вс особы общества, обладающія какими-либо талантами, для удовольствія какъ своего, такъ и другихъ, въ приличныхъ костюмахъ представили родъ живыхъ картинъ, изображая различныя драматическія сцены — выдумка, въ которой собственное самолюбіе ея находило пищу себ, ибо она ласкалась надеждою въ свою очередь также блеснуть предъ всмъ собраніемъ. Мовбрай, на сей разъ совершенно довряя вкусу ея, не длалъ никакихъ противорчій. Сначала впрочемъ онъ предложилъ было составить настоящій домашній спектакль съ приличными декораціями и костюмами, но этаго никакъ не льзя было сдлать, отчасти потому, что времени для пріуготовленій оставалось очень немного, отчасти по несогласію въ раздач ролей — всякой хотлъ, не смотря на то, имлъ ли онъ достаточныя дарованія, занимать первую ролю — на вторыя почти не было и охотниковъ, таково-то обыкновенно самолюбіе человческое и на самой сцен міра: не всякой ли думаетъ, что онъ годится для первыхъ ролей, между тмъ какъ и вторыя выдерживаются имъ иногда слишкомъ неудачно.
Затвали также представить нкоторыя отобранныя сцены изъ различныхъ піесъ — но роли надобно было учить наизусть, что весьма затрудняло ходъ дла, наконецъ ршили ограничиться одними драматическими картинами, въ которыхъ не требовалось ни памяти, ни искуства въ пантомим — всякой обязанъ былъ только имть приличной костюмъ и составлять какую нибудь группу.— Оставалось выбрать только піесу, или, лучше сказать, содержаніе какой нибудь піесы для представленія ея въ драматическихъ картинахъ. Каждый и каждая снесли въ одну кучу вс книги, которыя были у нихъ, читали, перечитывали, выбирали, отмняли, сличали одно съ другимъ, наконецъ Лади Пенелопа, какъ главная особа общества, объявила, что она предпочтительно избираетъ Шакспира, какъ любимйшаго ея писателя — піеса была назначена, Сонъ въ лтнюю ночь, какъ лучшая по своему разнообразію и приличнйшая для представленія.— Вс бросились съ жадностію за сочиненія Шакспира, чтобы разсмотрть и прочесть со вниманіемъ, въ чемъ состояла піеса и какіе были главные персонажи оной. Во всемъ обществ только и занимались сужденіями объ ней.
Наконецъ должно было приступить къ разпредленію ролей — дло также нкоторымъ образомъ щекотливое. Съ общаго согласія роль Тезея предоставлена была Мовбраю, какъ человку, дававшему у себя праздникъ и слдственно имвшему неоспоримое право, представлять вождя Аинскаго. Костюмъ. Амазонки, шлемъ съ блыми перьями, богатый нагрудникъ и поясъ небеснаго цвта, украшенный въ нкоторыхъ мстахъ каменьями, были предоставлены Лади Бинкъ, занимавшей роль Гипполишы, Царицы Амазонокъ. Миссъ Мовбрай, выигравшая своею таліею предъ Лади Пенелопой, назначена была для роли Елены, любовницы Деметрія, Ея Превосходительство довольствовалась, хотя впрочемъ и не безъ внутренняго сожалнія, ролею Герміи, любовницы Лнаандра. Изъ учтивства хотли предложишь молодому Графу Этерингтону роль любовника Герміи, но Его Превосходительство, всегда предпочитая комическое страстному, по собственному желанію выбралъ для себя роль Боттома въ шуточной трагедіи Пирамъ и Тисбе — чему ни кто не противорчилъ изъ общества.
Роль Егея была назначена Капитану Макъ Турку, который впрочемъ и тутъ заспорилъ было о томъ, что онъ ни за что въ свт не ршится надть на себя другаго костюма, кром горныхъ Шотландцевъ, къ счастію, могли уврить его, что и костюмъ Греческій иметъ очень немного отличія отъ его любимаго Шотландскаго: и такимъ образомъ дло было слажено. Шатаерлей и молодый артистъ-живописецъ взяли себ роли двухъ любовниковъ Аинскихъ, Деметрія и Лизандра. Г. Винтерблоссомъ, посл безчисленныхъ отговорокъ, общался наконецъ, благодаря подарку, который сдлала ему Ладя Пенелопа, представя ему какой-то, на словамъ ея, драгоцнный антикъ, занять роль Филострата, учредителя торжествъ Тезеевыхъ, подъ условіемъ впрочемъ, если подагра не будетъ безпокоить его.
Кисейныя панталоны съ золотыми блестками, большой газовой тюрбанъ шитый серебромъ и блестящія сандаліи достались Миссъ Маріи Диггесъ, представлявшей Оберона, Царя волшебниковъ: не льзя описать того удовольствія, которое замчено было на лиц простенькой Миссъ отъ одной мысли, что она будетъ въ такомъ блестящемъ костюм.— Младшая сестра ея занимала роль Титаніи и имла вокругъ себя группу подвластныхъ ей волшебницъ, составленную изъ молодыхъ двицъ различныхъ фамилій, жившихъ при водахъ, — добренькія матушки, за счастіе почитали видть своихъ дочекъ участвующими въ общихъ увеселеніяхъ, не смотря на то, что многія изъ нихъ же самихъ невольно потупляли глаза въ землю, видя кисейныя панталоны Миссъ Диггесъ и правую ногу Лади Бинкъ, въ слдствіе Амазонскаго костюма открытую до самаго колна. Прибгнули также съ прозьбами къ почтеннйшему Доктору Квасклебену, чтобы онъ занялъ роль стны, отдлявшей Пирама и Тисбе, что обыкновенно длалось посредствомъ небольшой перегородки изъ картузной бумаги, прикрпляемой къ спин одного изъ дйствующихъ лицъ, Роль льва дана была Прокурору. Прочія дйствующія лица не столь значительныя были розданы различнымъ особамъ 3 находившимся при водахъ, которыя вс безъ исключенія думали, что они превосходно сыграютъ роли сбои, выключая Мистрисъ Бловеръ, которую все краснорчіе почтеннаго Доктора не могло убдить занять роль Тисбе, также съ общаго согласія назначенную ей отъ всего общества.
‘Правда,’ говорила она, ‘что мой покойный Жонъ Бловеръ — вчная ему память!— однажды какъ-то и затащилъ меня смотрть какую-то Сидонію, но это только было одинъ разъ въ продолженіе всей моей жизни — и то насъ обоихъ едва не задавили при выход такая была давка, какъ теперь помню, что мое красное гарнитуровое платье разодрали, начиная отъ лифа и до самаго подола, а что мы видли? Почти ничего. По крайней мр я, попавшись на заднюю лавку, не могла ничего ни видть, ни слышать, а между тмъ мы съ покойникомъ заплатили четыре шилинга, Г. Докторъ Каклебенъ. Да еще и при выход вытерпли не мало. Милади Пенфатеръ и вс здшніе господа могутъ длать, что имъ угодно, но я, Г. Докторъ, я почитаю за непростительный грхъ представлять изъ себя не то, чмъ создалъ насъ Творецъ нашъ.’
— Вы находитесь въ большомъ заблужденіи, моя любезная Мистрисъ Бловеръ,— отвчалъ Докторъ — въ весьма большомъ заблужденіи. Все это не боле, какъ одна шутка, неболе какъ, такъ сказать, placebo, или дивертисманъ для оживленія духа, способствующій также не мало и благотворному дйствію здшнихъ водъ. Веселость духа, Мистрисъ Бловеръ, весьма много дйствуетъ на здоровье человческое.—
‘Не говорите мн о здоровь. Докторъ Китлепенъ, думаете ли вы, что здоровье этаго бднаго Капитана Макъ Турка будетъ лучше отъ тонкаго и пестраго платья, прикрывающаго его только до колнъ, какъ бднаго торгаша въ табачной лавочк? Что касается до меня — я почти не могу и глядть на него въ этомъ плать. Да и вы сами, Докторъ, какое удовольствіе можете получить, прохаживаясь съ бумажною перегородкою на спин и въ добавокъ еще размалеванною наподобіе кирпичной стны? Не думаете ли вы, что это будетъ полезно для вашего здоровья? Нтъ, Докторъ Каклепенъ, я не пойду и смотрть на такія глупости, притомъ, кому будетъ тамъ и заняться мной? А такъ какъ и здсь я не могу пробыть одна весь день,— то я хочу отправиться провести его къ Г. Совербровсту, одному честному купцу, торгующему солодомъ, человку умному, учтивому и вообще, такъ сказать, живущему на хорошей ног.’
— Чортъ бы побралъ этаго Совербровста!— думалъ нашъ Докторъ.— Если бы я зналъ, что встрчусь съ нимъ на такой дорог, то не слишкомъ бы прилжно сталъ лчить засореніе желудка его — какъ то и въ самомъ дл случилось незадолго предъ симъ. Но моя любезная Мистрисъ Бловеръ!— сказалъ онъ, обращаясь къ старой вдов — я совершенно согласенъ съ вами, что вс сіи затеи не безъ глупостей, впрочемъ, не толкуютъ ли объ нихъ при нашихъ водахъ уже боле, кажется, двухъ недль? Не. вс ли ждутъ съ нетерпніемъ дня, назначеннаго для сего маскерада? Если вы не будете тамъ, Мистрисъ Бловеръ, то подумайте о послдствіяхъ: никто не повритъ даже, что вамъ былъ присланъ и самый пригласительный билетъ, хотя бы вы его даже повсили себ на шею, какъ сигнатуру на стклянку аптекаря.—
‘Если вы такъ думаете, Докторъ Каркгербенъ,’ сказала старая вдова, задтая со стороны ея самолюбія, ‘я отправлюсь вмст съ другими смотрть этотъ маскерадъ, хотя истинно знаю, что этаго бы никакъ не должно позволить себ, но такъ и быть: весь грхъ упадетъ на тхъ, кто затялъ его. Впрочемъ, напередъ скажу вамъ, что я ни за что въ свт не соглашусь замаскироваться, или перемнишь моего платья: съ этой стороны я неумолима. Еще одинъ вопросъ, Дрюпоръ Киккинбенъ: такъ какъ вы будете представлять каменную стну, то кто позаботится обо мн, ежели я вдругъ сдлаюсь нездорова?’
— На этотъ счетъ, любезнйшая моя Мистрисъ Бловеръ, скажу вамъ, что я даже готовъ отказаться отъ роли стны. Въ самомъ дл, Милади, Пенфатеръ должна взять въ разсчетъ мою профессію: она должна подумать, что моя должность состоитъ въ томъ, чтобы лчить болзни, а не играть комедіи… Однимъ словомъ, Мистрисъ Бловеръ, для сохраненія вашего здоровья я готовъ послать къ чорту вс театральныя представленія — даже хотя бы они были и самаго знаменитаго Шакспира!—
Такая твердая ршимость Доктора не могла не подйствовать на сердце нашей вдовы — тмъ боле, что ей съ самаго начала не нравилось, что ея любезнйшій Докторъ будетъ занимать такую незавидную ролю на большомъ праздник. Въ самомъ дл, Докторъ и устоялъ въ своемъ слов: онъ отказался отъ роли, представляя въ причину, что его долгъ былъ присутствовать на праздник — но не иначе, какъ въ качеств человка, готоваго каждую минуту къ поданію нужной помощи въ случа какихъ-либо непредвиднныхъ обстоятельствъ.— Общество, убжденное его доказательствами, ршило, чтобы Докторъ въ самомъ дл былъ уволенъ какъ отъ назначенной ему роли, такъ и отъ замаскированія, и чтобы онъ просто въ качеств постителя отправился туда, сопровождая свою любезную Мистрисъ Бловеръ.— Что же касается до представленія каменной перегородки, которая должна была прикрпиться къ спин почтеннаго Доктора, ршили, чтобы она перешла на спину одного безтолковаго Адвоката, который въ самомъ дл былъ весьма способенъ для сей роли — ибо и самая голова его была похожа по своей грубости на толстую каменную стну. Мы не беремся описывать всхъ какъ душевныхъ, такъ и тлесныхъ безпокойствъ, которыя занимали все общества въ продолженіе промежутка между пріуготовленіями къ балу и самымъ праздникомъ. Не возможно выразить вс хлопоты франтовъ и щеголихъ, ихъ безпрестанныя посылки и разъ зды въ Эдинбургскій модный магазейнъ, чтобы захватить себ все, что ни было лучшаго! Самые брилліанты были распроданы вс, недостатокъ ихъ замненъ былъ Бристольскими каменьями. Хозяинъ магазейна почти терялъ терпніе, получая безпрестанно различныя письма съ различными требованіями отъ особъ, которыхъ даже и имени не зналъ онъ. Дале — кто можетъ описать различные извороты и дятельность дамъ ихъ хлопоты о перемн лентъ навязываніи бантиковъ о перешиваніи юбокъ въ панталоны, салоповъ въ Греческія мантіи и проч. и проч.!— Кто будетъ въ состояніи исчислить различная млочи, которыя поперемнно были сшиты и распороны, и вновь изгажены отъ суетливости Сен-ронанскихъ Нимфъ, одна передъ другою старавшихся блеснуть на веселомъ праздник въ замк Шаусъ?
Также весьма не мало было хлопотъ при перезд всего новаго Спа въ старый замокъ Мовбрая. Безчисленное множество экипажей тснилось на двор гостинницы. Карета Лорда Этерингтона отличалась. предъ всми какъ своею богатою отдлкою такъ прекрасными лошадьми и упряжкою ихъ, дв почтовыя коляски гостинницы были также въ дл: об он сдлали столько круговъ отъ гостинницы къ замку и отъ замка къ гостинниц, что имъ по всей справедливости можно было приписать названіе дилижансовъ. Однимъ словомъ, этотъ день былъ во всхъ отношеніяхъ пресчастливый для почталіоновъ и пренесчастный для почтовыхъ лошадей,— что почти всегда случается и въ свт: одно и то же происшествіе иметъ совершенно различныя вліянія на членовъ общества, смотря по различію ихъ отношеній.
Въ самомъ дл разборъ на коляски былъ такъ великъ, что принуждены были адресоваться со всевозможною учтивостію къ почтенной Мегъ Додъ, не сдлаетъ ли она снисхожденія, уступя на одинъ только этотъ день свое старое виски для перевезенія нкоторыхъ особъ въ замокъ Шаусъ но ни учтивость, ни даже корысть, не могли подйствовать, на душу Мегъ Додъ, привыкшей питать ненависть къ новымъ сосдямъ своимъ.— ‘Моя коляска,’ отвчала она, ‘готова только къ услугамъ моего, постояльца и Г. Пастора, самому дьяволу не позволю я въ ней сдлать ни одного шагу. Притомъ же, всякая селедка должна быть повшена за собственную головку свою,’ прибавила она въ заключеніе своей рчи съ ироническою улыбкою.
Въ слдствіе сего ршенія знаменитое виски ея было вытащено изъ сарая, клячи впряжены, горбатый почталіонъ слъ на козлы и Набобъ старой деревни Г. Тумвоодъ въ костюм Индйскаго купца или Шрофа, какъ обыкновенно называютъ ихъ, ч отправился на знаменитый балъ вмст съ другомъ своимъ Пасторомъ Коропилемъ, который на сей разъ былъ исправне обыкновеннаго и заставилъ Г. Тумвоода дожидаться себя у воротъ пресвитерства не боле, какъ десять минутъ — время, которое употребилъ почтенный Пасторъ на отысканіе очковъ своихъ и на то, чтобы надть ихъ на худощавый носъ свой. Впрочемъ, скорость сію можно было отчасти приписать и безпрестаннымъ посылкамъ къ нему въ продолженіе всего утра отъ Г. Тумвоода. Въ самомъ дл записка летала за запискою — такъ точно, какъ у маленькихъ ребятишекъ летаютъ вверхъ лоскутки бумажекъ, вздтыхъ на нитку, къ которой прикрпленъ змей ихъ.
Такимъ образомъ Г. Коропиль вмст съ новымъ другомъ своимъ Тумвоодомъ, безъ всякаго значительнаго происшествія, пріхали въ замокъ Шаусъ. Ворота замка были отворены, толпы ребятишекъ въ разнообразныхъ лохмотьяхъ звали: съ любопытствомъ на прізжающихъ, и криками своими изъявляли удивленіе и радость, видя наряженныхъ въ различные костюмы. Нкоторые изъ нихъ, будучи посмле прочихъ, пробрались было и на самый дворъ замка, чтобы видть, какъ будутъ вылзать изъ каретъ своихъ наряженые, но строгій басъ педеля Опона Тирленека и кнуты кучеровъ, привозившихъ гостей, заставили бдняжекъ отретироваться назадъ и довольствоваться безпрестаннымъ неребгиваніемъ съ одного мста на другое по длинной алле, ведущей къ воротамъ замка.
Крики радости и удивленія ихъ еще боле умножились, когда увидли они старинное виски, въ которомъ хали Пасторъ съ Набобомъ, одтымъ въ Индйскій костюмъ съ большою блою чалмою на голов.— На Пастор хотя было и обыкновенное его платье, впрочемъ оно въ нкоторыхъ отношеніяхъ также могло быть сочтено за маскерадное,— ибо было сдлано еще къ свадьб покойнаго его родителя. Два друга, вышедши изъ своего экипажа, остановились на минуту, чтобы полюбоваться стариннымъ фасадомъ замка Шаусъ и разнообразными картинами всеобщаго веселія на двор замка.
Замокъ Шаусъ хотя и носилъ названіе замка, впрочемъ не имлъ никакихъ укрпленій, необходимыхъ для строеній сего рода. Это было простое зданіе, выстроенное для прожитія небольшой фамиліи, главный корпусъ былъ довольно низокъ, некрасивъ и вообще отдланъ съ дурнымъ вкусомъ, архитектура его была смсью Греческой и Готической, что обыкновенно везд можно было замтить во времена царствованія Іакова VI и его несчастнаго сына. Внутренность двора образовала небольшую площадку, дв стороны которой были заняты строеніями для живущихъ, а третья конюшнями, которыя въ сравненіе съ домомъ могли назваться весьма недурными, ибо Лердъ Мовбрай преимущественно обращалъ на нихъ свое вниманіе. Четвертую сторону занимала высокая стна, по средин которой были главныя ворота. Вообще, это былъ родъ строенія, который и теперь еще можно видть въ Шотландіи въ нкоторыхъ старинныхъ домахъ., новые владльцы которыхъ не захотли разрушить почтенныя стны, построенныя еще праддами ихъ и ограждавшія обыкновенно главный корпусъ отъ холоднаго сверовосточнаго втра.— Нкоторые впрочемъ въ наше время, не трогая главнаго корпуса, сломали высокія стны, окружавшія его,— отъ чего многіе домы въ Шотландіи и похожи на отцвтшихъ красотокъ лтъ въ пятьдесятъ, которыя впрочемъ, думая доставить удовольствіе публик, показываются обыкновенно съ открытою грудью въ подражаніе молодымъ красавицамъ нашего вка.
Большая двойная дворъ, на сей разъ отворенная настижъ, вела гостей въ переднюю комнату, низкую и довольно худо освященную, гд Мовбрай собственною своей особою и одтый въ платье Тезея, не имя впрочемъ еще на себ шлема съ перьями и верхней мантіи, принималъ гостей своихъ и назначалъ каждому свое мсто. Т, которые должны были представлять какую нибудь роль, были проводимы въ старую залу, опредленную служитъ какъ бы главнымъ центромъ, имющимъ сообщеніе съ комнатами правой стороны замка, гд находилось все нужное для туалета особъ какъ того, такъ и другаго пола, гости, которые были не боле какъ простые зрители, помщались въ большой зал на лвой сторон совершенно почти не обмеблированной и служившей нкогда, какъ видно было, столовою комнатою. Большая дверь со стеклами, украшенная старинными шторами, вела въ садъ замка, въ которомъ видно было безчисленное множество остролиственника и тисовыхъ деревьевъ, которыя не могли перевестись, не смотря на вс старанія садовника, руководствовавшагося при вырубленіи ихъ правилами, которыя сообщилъ свту одинъ досужій Голландецъ въ своей дидактической поэм, по всей справедливости заслуживающей названіе art is topiariae.
Одно изъ самыхъ лучшихъ и живописнйшихъ мстъ сада было выбрано для представленія драматическихъ картинъ. Въ самомъ дл мсто было самое удобнйшее. Это была довольно обширная четвероугольная дерновая площадь, окруженная со всхъ сторонъ густыми деревьями, представлявшими видъ зеленой стны, по которой разставлены были кресла для зрителей — однимъ словомъ, это былъ прекраснйшій натуральный театръ. Средина площади, или, лучше сказать, большая часть, ея была закрыта высокими ширмами, около которыхъ стояли лакеи, имвшіе приказаніе по извстному сигналу раскрытъ, ихъ, дабы произвести надъ зрителями то же самое дйствіе, какое производитъ въ театрахъ поднимающійся занавсъ. Задняя часть сцены черезъ небольшую темную аллею имла сообщеніе съ комнатами, въ которыхъ были гости, имвшіе участіе въ представленіи, что давало имъ средства пройти на сцену, не бывъ примченными ни отъ кого изъ зрителей,— а также и уйти съ нея, чтобы переодться въ другой костюмъ для большаго разнообразія въ представленіи драматическихъ картинъ.
Гости-зрители, погулявши нсколько по аллеямъ сада и видя, что пріуготовленія къ начатію представленія почти уже вс окончаны и музыканты на мстахъ своихъ, поспшили каждый занять выгоднйшее мсто, дабы лучше видть представленіе драматическихъ картинъ. Сверхъ ширмовъ, закрывавшихъ сцену, появилась надпись, возвщавшая, что представленіе сей часъ начнется.— Между зрителями воцарилось мертвое молчаніе, изрдка прерываемое только нсколькими восклицаніями, выражавшими нетерпливость ихъ. Музыканты по данному знаку принялись за свое дло и оркестръ загремлъ. Посл перваго адажіо звуки флейтъ, вторимые эхомъ стараго замка, столь давно уже не повторявшаго ничего веселаго, начали издавать трогательные тоны псенъ Оссіанскихъ — и вс гости отъ чистаго сердца рукоплескали музык, любимйшей въ краяхъ ихъ.
‘Музыка по чести прекрасная у Мовбрая,’ сказалъ Г. Тумвоодъ почтенному пастору Каропилю, съ которымъ онъ помстился на довольно выгодномъ мст: ‘по этой части сынъ похожъ на отца своего — покойникъ также весьма любилъ хорошій оркестръ. Но то! кажется, хотятъ начинать.’
Въ самомъ дл въ это самое мгновеніе ширмы были открыты и на сцен появились Гермія и Елена съ ихъ любовниками, то есть Шатерлеемъ и молодымъ живописцемъ, которые оба не столько заняты были ролями своими, сколько красивыми костюмами.
Гермія — Лади Пенелопа — на сей разъ истощила вс возможныя средства привлечь на себя вниманіе зрителей, не смотря на то, что роль дочери Эгеевой была не слишкомъ значительна, особливо въ сравненіи съ ролею Елены, занимаемою Мисъ Мовбрай, и забывши, что лта ея нкоторымъ образомъ уже выключили ее изъ первыхъ ролей, даже и на сцен міра, она жеманствомъ и нжничаньемъ хотла выиграть предъ своею соперницей.— Свойство сего представленія не позволяло пантомимы дйствовавшимъ, но Лади Пенелопа за то не хуже знаменитаго Гаррика безпрестанно измняла черты своей физіономіи, стараясь придать боле занимательности своей особ: то бросала она взоры полные нжности на своего Лизандра — то обращала ихъ на Деметрія, то на Елену — послдній взоръ былъ всхъ выразительне, ибо это былъ взоръ соперницы какъ по игр, такъ и въ натур.
Въ самомъ Дл контрастъ между Герміею и Еленою былъ самый разительнйшій. Въ послдней рол богатйшій костюмъ и прелестныя черты лица Миссъ Мовбрай привлекали на себя всеобщее вниманіе.
Подобно прекрасной стату знаменитйшаго художника стояла Клара неподвижно на своемъ мст, — ибо она еще и прежде сказала Мовбраю, что хотя и соглашается на его неотступныя просьбы занять какую нибудь ролъ въ представленіи, впрочемъ не общаетъ съ своей стороны ничего, кром того, что покажется на сцену въ приличномъ костюм. Выраженіе ея физіономіи изъявляло какъ бы досаду и недоумніе, что довольно прилично было для ея роли. Время отъ времени впрочемъ на лиц ея показывалась ироническая улыбка, выражавшая презрніе къ сему роду увеселеній, — нкоторая робость, или, лучше сказать, стыдливость слегка розлила алый румянецъ по всему блдному лицу Миссъ Клары, богатый восточный костюмъ выказывалъ еще боле красивую форму ея тла.— Никто изъ зрителей не могъ свести съ нея глазъ своихъ, и громкія рукоплесканія раздались въ честь красоты молодой хозяйки замка.
‘Эта бдняжка Лади Пенелопа,’ сказала почтенная Мистрисъ Кловеръ своему неразлучному спутнику Доктору Квасклебену ‘здсь совершенно не на своемъ мст — она представляетъ довольно жалкую фигуру изъ себя. Какъ вы думаете, Докторъ Каклегенъ! ей бы недурно было хоть утюгомъ поразгладить морщины на лиц своемъ) особенно для ныншняго бала’.— Потише, потише, моя почтенная и любезная Мистрисъ Кловеръ!— отвчалъ Докторъ: — не забудьте, что Лади Пенелопа дама препочтеннйшая и что я ея домашній Докторъ. Впрочемъ, мн кажется, что вс дйствующія лица довольно исправны въ роляхъ своихъ, а хотя бы и не такъ я въ домашнихъ представленіяхъ свистать неучтиво. Г-мъ!…—
‘Говорите что вамъ угодно, Докторъ, но въ свт никто не бываетъ столь смшонъ, какъ пожилая прелестница, старающаяся молодить себя. Посмотрите на Миссъ Клару: какое сравненіе! Вотъ ужь подлинно прекрасна, какъ сама, такъ и платье лучше и богате всхъ. Такую шаль, какая у ней на плечахъ, едва ли можно отыскать во всей Шотландіи, я готова удариться объ закладъ, что это настоящая Индйская шаль.’
— Настоящая Индйская шаль!— повторилъ Тумвоодъ, сидвшій неподалеку отъ разговаривающихъ, тономъ человка, ни за что въ свт несоглашающагося на мнніе другаго.— Съ чего вы взяли, сударыня, что это настоящая Индйская шаль?—
‘По крайней мр я такъ думала, государь мой!’ отвчала Мистрисъ Бловеръ: ‘впрочемъ не утверждаю совершенно: ныньче и на здшнихъ фабрикахъ,’ прибавила она, поправляя свою шаль ‘такія прекрасныя издлія, что не уступаютъ и самымъ Индйскимъ.’
— Какъ, сударыня? Вы думаете, что между ними нтъ никакого различія, а я вамъ скажу, что даже слпой человкъ по одному осязанію будетъ въ состояніи различить ихъ. Что же касается до шали Миссъ Мовбрай, она хотя не настоящая Индйская, впрочемъ можетъ назваться прекрасною. Шали этаго сорта я видалъ въ Мурат, он сколько красивы, столько же и прочны.—
‘Да, государь мой, особенно цвтъ безподобный. Я бы желала знать, какъ онъ называется въ чужихъ краяхъ?’
— Тамъ, моя почтеннйшая госпожа,— отвчалъ Тумвоодъ, обрадованный случаемъ показать свои знанія,— этотъ цвтъ занимаетъ нчто среднее между цвтомъ слона и птицы, называемой faughta.—
‘Я не понимаю послдняго вашего слова.’
— У Мавровъ слово faughta, а у Индйцовъ hoceah выражаетъ значеніе нашего голубя. Мусульмане цвтъ сей почитаютъ святымъ, потому что они думаютъ… Но вотъ ширмы и опять закрыли сцену — врно будетъ новое явленіе. Г. Каропиль!… не заняты ли вы теперь сочиненіемъ проповди къ. слдующему воскресенью? во что вы такъ углубились? .. —
Въ продолженіе всей первой сцены Г. Каропиль, кажется, имлъ глаза только для одной Клары Мовбрай, когда голосъ Тумвоода прервалъ его размышленія, въ которыя углубился погл закрытія сцены, онъ могъ только произнести со вздохомъ: ‘О сколь она любезна — я вмст сколь несчастна! Надобна, чтобы я ее видлъ, непремнно видлъ!…’
— Да, да, вы и увидите ее,— сказалъ Тумвоодъ, привыкшій уже къ странностямъ своего друга — увидите Непремнно, если только это свиданіе можетъ доставить вамъ удовольствіе. Увряютъ,— присоединилъ, онъ,— что Мовбрай совсмъ разорился,— но богатое платье Клары противоречитъ общимъ слухамъ. Видали ли вы напримръ когда ни будь шаль лучше этой, что на плечахъ ея?—
‘Много блеску, но не слишкомъ ли дорого купленъ онъ’, отвчалъ Каропилъ съ тяжкимъ вздохомъ и потупивъ глаза свои въ землю.
— Дешево и не льзя купить такой вещи, Г. Каропилъ. Если бы мн вздумалось купитъ: ее, я бы, не думая, заплатилъ за нее тысячу рупіевъ. Но тише! музыка опять начинаетъ, вотъ и ширмы опять зашевелились! Хорошо, хоть жалостливы къ зрителямъ и не жарятъ насъ долгими антрактами своихъ глупостей. Чмъ скоре, тмъ лучше!— Музыка заиграла сначала тихо и протяжно, а окончилась веселымъ и живымъ аллегро, что было какъ бы увертюрою предъ появленіемъ на сцену легкихъ Сильфовъ и Сильфидъ подъ предводительствомъ Оберона и Титаніи. Его величество Оберонъ, царь волшебниковъ, предоставляемый Миссъ Маріею Диггесъ, довольно хорошо и ловко держалъ себя на сцен. Красивый костюмъ весьма много способствовалъ къ увеличенію прелестей нашей Миссъ, которая впрочемъ и сама по себ могла назваться недурною. Родъ короны на голов, украшенной Бристольскими камнями, давалъ ей видъ, довольно соотвтствующій ея рол.
Сцена сія, такъ какъ она была составлена изъ множества мальчиковъ и двочекъ, которыхъ трудно было заставить стоять на одномъ мст, казалась подвижною картиною, не совсмъ непріятною для взоровъ зрителей.— Сильфы и Сильфиды только вошли на сцену въ порядк за своими предводителями, и потомъ разсялись въ разныя стороны, не заботясь о картинности положеній своихъ и занимаясь всякій тмъ, что ему нравилось, нкоторые даже переступили черту, отдлявшую, сцену отъ зрителей, для того, чтобы доставить маминькамъ и папинькамъ своимъ средство поближе полюбоваться на прозрачные костюмы ихъ. Впрочемъ, не смотря на сіи маленькіе безпорядки, представленіе заслужило довольно много рукоплесканій.
Наконецъ появился Графъ Этерингтенъ съ своею группою въ рол Боттома. Его пріемы и живость, съ которою онъ выдерживалъ свою ролю, заслужили гораздо боле рукоплесканій, нежели вс прежнія группы. И въ самомъ дл, онъ былъ въ полномъ смысл безподобенъ въ своей рол. Вкусъ и точность его костюма заслужили одобреніе даже отъ самаго Г. Тумвоода, привыкшаго критиковать почти все безъ исключенія, однимъ словомъ, никто изъ всхъ дйствующихъ лицъ не доставилъ столько удовольствія зрителямъ, какъ Графъ Этерингтонъ, особливо при послднемъ превращеніи головы своей въ ослиную, въ какомъ случа онъ показалъ вполн весь комическій даръ свой.— Даже самъ Оберонъ и Титанія не могли удержать важнаго своего вида, когда онъ въ самомъ смшномъ тон поперемнно просилъ ихъ погладишь себя по новой голов своей.
Представленіе окончилось общимъ, такъ сказать, дивертисманомъ всхъ дйствовавшихъ особъ. Лердъ Мовбрай, хозяинъ всего праздника, льстилъ себя надеждою, что Граъъ Этерингтонъ могъ вполн видть вс прелести Миссъ-Клары, поддержанныя богатымъ костюмомъ. И въ самомъ дл, въ семъ случа Мовбрай безъ пристрастія судилъ о сестр своей. Не смотря? на кокетство Лади Пенелопы и Лади Бинкъ, не смотря на вс старанія ихъ блистать предъ всми, Клара Мовбрай боле подйствовала на зрителей. Актеры начинали уже расходиться, какъ Мовбрай подошелъ къ Графу съ вопросомъ: понравился ли ему праздникъ и весело ли было на немъ?
‘Такъ весело, мой другъ,’ отвчалъ Графъ, ‘что я почти всегда бы согласенъ носить эту ослиную голову, которая тегіерь на мн, чтобы только наслаждаться такимъ удовольствіемъ, какъ ныншній день. Мовбрай! сестрица ваша настоявшій Ангелъ!’
— Но Графъ, не пора ли вамъ оставить эту глупую маску, представляющую ослиную голову? Мн кажется, что уже теперь вы можете открыть лицо свое. Вы смотрли на другихъ изъ подъ маски, но можетъ быть и другіе желаютъ увидть васъ безъ нее….—
‘Я васъ понимаю… и стыжусь открыть вамъ мое мнніе. Мн почему-то не хочется, чтобы сестрица ваша увидла меня въ первой, разъ въ костюм Боттома.’
— Но вы можете перемнить его, Милордъ, передъ обдомъ, если только можно назвать такъ небольшую закуску безъ всякихъ церемоній.—
‘Да — и я теперь же пойду въ комнаты, чтобы заняться своимъ превращеніемъ.’
— А я между тмъ пойду сказать нсколько словъ нашимъ зрителямъ, которые все еще сидятъ на мстахъ своихъ, ожидая, какъ кажется, не будетъ ли еще новыхъ картинъ.—
Они разошлись — и Мовбрай въ костюм Тезея приближился къ зрителямъ и извстилъ ихъ, что драматическія картины, въ которыхъ принимали они столь лестное участіе, окончаны. Дале присоединилъ онъ, что любезные гости его въ ожиданіи колокольчика, извщающаго о начал стола, могутъ пока заняться прогулкою по обширному саду замка.
Даже и самое сіе извщеніе было принято съ общими рукоплесканіями,— что, какъ надо полагать, было сдлано на томъ же самомъ основаніи, на которомъ въ театр зрители изъ райка не рдко апплодируютъ посл піесы актеру, вышедшему извщать о завтрашнемъ спектакл. Зрители разсялись по саду — музыка продолжала играть — Нимфы и Сильфиды въ различныхъ группахъ расположились на трав — пестреющіяся толпы замаскированныхъ мелькали по густымъ аллеямъ сада. Нкоторые изъ поселянъ, кой-какими средствами ворвавшихся въ садъ, выставляли изъ-за толстыхъ деревьевъ улыбающіяся отъ удовольствія свои лица, глядя на наряженныхъ, и вообще вся сія картина стоила кисти хорошаго живописца.

ГЛАВА II.

Странная встрча.

‘Бываетъ иногда средь пиршествъ, ликованье,
‘Веселье на лиц — а на душ страданье!..’
Шакспиръ.

Г. Тумвоодъ и неразлучный другъ его Каропиль прогуливались вмст между замаскированными группами, о которыхъ мы говорили въ предыдущей глав.— Первый безпрестанно критиковалъ всхъ вообще и каждаго порознь: — на иномъ костюмъ имлъ много несообразностей, другой не умлъ держать себя., третій неудачно подражалъ ухваткамъ восточныхъ жителей, съ которыми онъ былъ знакоме, нежели кто другой, что же касается до Г. Каропиля, духъ его по видимому былъ занятъ чмъ-то чрезвычайнымъ — и тусклые глаза его безпрестанно обращалисъ во вс стороны, стараясь увидть особу, представлявшую столь обворожительно Елену въ драматическихъ картинахъ.— Долго старанія его были безуспшны. Наконецъ онъ замтилъ вдали ту прекрасную шаль, о которой спутникъ его имлъ довольно продолжительный и ученый разговоръ съ почтенною Мистрисъ Бловеръ, и не теряя ни минуты времени, съ довольно несвойственной ему быстротою онъ оставилъ Г. Тумвоода и бросился въ толпы гуляющихъ, чтобы догнать особу, по видимому чрезвычайно интересовавшую его.
‘Божусь Богомъ! вскричалъ Набобъ, потерявши его изъ вида, ‘онъ съ ума сошелъ, онъ сдлался совершенно безумнымъ — дло очевидное! Человкъ, не безъ труда привыкшій отыскивать дорогу отъ своего дома до трактира Мегъ Додъ, теперь безъ всякаго размышленія изволилъ замшаться одинъ въ толпы гуляющихъ. Это все равно, что пуститься въ море безъ хорошаго кормчаго. Садъ великъ, онъ заблудится — дло весьма естественное! Надобно, чтобы я его отыскалъ — Непремнно надобно.’
Но послднія слова легко было сказать, а не выполнить на самомъ дл. По средин аллеи, по которой шелъ онъ, съ нимъ встртилась большая куча народа, въ центр которой былъ Капитанъ Макъ Туркъ, безъ милосердія трунившій надъ двумя простяками, одтыми въ платье Монтаньяровъ и незнавшими ни языка, ни пріемовъ сихъ жителей. Бдняжки, видя себя осмянными какъ отъ Капитана, такъ и отъ всхъ сопровождавшихъ его, проклинали свой Нарядъ и ршились отказаться отъ удовольствія быть при стол, дабы только избжать сыпавшихся на нихъ со всхъ сторонъ колкихъ насмшекъ. Они сторонкою пробрались въ заднюю аллею и такимъ образомъ, посылая къ чорту и костюмы свои и маскерадъ и Капитана Макъ Турка, чрезъ заднюю калитку вышли вонъ изъ сада, будучи и тушъ еще преслдуемы насмшками деревенскихъ ребятишекъ, замтившихъ ихъ смущеніе.
Нашъ Тумвоодъ едва усплъ продраться чрезъ сію толпу, чтобы пуститься дале отыскивать своего друга, какъ встртилъ новую кучу народа, одтаго въ платье матросовъ, ими предводительствовалъ Сиръ Бинго Бинкъ, который для того, чтобы сыграть натуральне роль пьянаго кормчаго, напился почти до безчувственности и въ самомъ дл. По правую сторону аллеи находился большой прудъ съ привязанными къ берегу гондолами. Къ нимъ-то направляла свое шествіе вся куча. Сиръ Бинго, увидя Тумвоода, не утерплъ, чтобы не вступить съ нимъ въ разговоръ.
‘Эй ты, старый пень!’ закричалъ онъ ему: ‘сбирайся садиться въ лодку — нтъ ли у тебя охоты пуститься въ море!’
— Въ море?— отвчалъ Тумвоодъ: — съ большимъ удовольствіемъ, только не подъ начальствомъ такого неуча, какъ ты. А что любезный, въ самомъ дл, не смотря на то, что на теб костюмъ моряка, ты, я думаю, ничего не смыслишь въ этомъ дл?..
‘Ну, ну, старый враль! полно болтать пустяки — какого дьявола хочешь ты, чтобы зналъ я? Плавай, да и только!’
— Нтъ, мой почтеннйшій, море не лужа — и ты по пословиц садишься не въ свои сани. Мой совтъ лучше, какъ говорятъ, не спросясь броду, не соваться въ воду.—
Всеобщій громкій хохотъ прервалъ нашего оратора. ‘Ну къ черту, старый колдунъ!’ вскричалъ Сиръ Бинго: ‘ребята! за дло, пусть онъ одинъ на простор проповдуетъ свои глупости.’ Вся куча вошла въ гондолы и напвая нескладныя псни, отчалила отъ берега. Тумвоодъ, обрадованный, что могъ скоро отвязаться отъ нихъ, отправился дале — желаніе отыскать своего друга было такъ, велико, что онъ даже забылъ всю важность, приличную его богатому костюму, и боле бжалъ, нежели шелъ по аллеямъ, сада.
Между тмъ Каропиль не терялъ изъ вида прекрасной шали, которую онъ преслдовалъ. Употребя вс усилія, онъ наконецъ подошелъ къ ней на столь небольшое разстояніе, что уже могъ сказать тихимъ, но выразительнымъ голосомъ:
‘Миссъ Мовбрай! Миссъ Мовбрай! мн весьма нужно поговорить съ вами наедин.’
— А что такое имете сказать вы Миссъ Мокбрай?— спросила у него дама, имвшая на себ извстную шаль, не обращая впрочемъ къ нему лица своего.
‘Я имю сообщить вамъ тайну, весьма важную тайну. Миссъ — но это должно происходить необходимо. наедин. Не откажите мн Миссъ въ нсколькихъ минутахъ вниманія. Ваше счастіе въ семъ мір, а можетъ быть даже и въ будущемъ, требуетъ, чтобы вы непремнно выслушали меня.’
Дама, какъ-бы для того, чтобы доставить ему возможность говорить съ собою наедин, поворотила въ одну изъ самыхъ темныхъ аллей сада. Прошедши нсколько, она вошла съ бесдку, находившуюся въ самой отдаленнйшей части замка Шаусъ. Какъ бы опасаясь сырости воздуха, она накинула себ на голову свою шаль, отъ чего лице ея — и безъ, того едва видимое по темнот мста — сдлалось почти совсмъ закрытымъ.
— Я готова теперь выслушать васъ, Г. Пасторъ — сказала она тихимъ голосомъ..
‘Носится слухъ,’ началъ Каропиль голосомъ хотя выразительнымъ, впрочемъ столь тихимъ, какъ обыкновенно говоритъ человкъ, опасающійся, чтобы его не подслушали ‘носится слухъ, Миссъ, что вы выходите замужъ?’
— За кого, если смю спросить?— отвчала дама такимъ равнодушнымъ и почти насмшливымъ тономъ, который могъ бы смшать всякаго, сдлавшаго ей подобный вопросъ.
‘Миссъ Клара Мовбрай!‘ сказалъ ей Каропиль торжественнымъ голосомъ, ‘если бы меня весь свтъ уврялъ, что вы такимъ тономъ будете отвчать на вопросъ мой я и тогда бы усумнился поврить сему. Не уже ли вы позабыли отношенія, въ которыхъ вы находитесь? Не уже ли вы думаете, что общаніе., которое далъ я хранить молчаніе, ни подъ какими условіями не можетъ быть нарушено? Не думаете ли вы, что я, посвятивъ себя всегдашнему уединенію, забылъ все, что происходило и происходитъ въ мір? Знайте, Миссъ, что хотя я совершенно умеръ для удовольствій и суетъ жизни человческой, впрочемъ все еще живу, по крайней мр для исполненія моихъ обязанностей.’
— Но, государь мой, не угодно ли вамъ изъясниться получше — иначе я не могу не только отвчать, но даже и понимать васъ. Если бы тонъ голоса вашего не былъ столь важнымъ и торжественнымъ, я бы даже готова была подумать, что это не боле, какъ обыкновенная маскерадная шутка. Еще разъ прошу васъ: изъяснитесь получше, если хотите, чтобы я отвчала вамъ.
‘Миссъ Мовбрай!’ началъ Пасторъ съ новымъ, боле и боле увеличивающимся жаромъ, ‘что я долженъ подумать о словахъ вашихъ? Просто ли это легкомысліе, или помшательство разсудка? Но говорятъ, что и больные сего рода всегда помнятъ причину болзни своей? Нтъ! вы меня выслушаете, вы должны это сдлать. Я даже и теперь не хочу врить, чтобы, ослпясь суетнымъ и ничтожнымъ блескомъ земныхъ сокровищь, вы захотли погубить невозвратно душу свою. Если же это такъ — я преру молчаніе… Путъ жизни моей почти окончанъ — мн нечего терять въ мір у и если я услышу еща подтвержденіе молвы о вашемъ брак съ Графомъ, я разорву таинственное покрывало, прошедшаго…. я открою вашему братцу, вашему жениху, открою всему свту причины, поставляющія непреодолимое препятствіе этому соединенію .. Да, Миссъ! я все открою. Къ этому обязываютъ меня законы какъ Божескіе, такъ и человческіе.’
— Но, сударь,— отвчала дама тономъ боле выражавшимъ любопытства нежели безпокойства отъ. Словъ его,— вы мн еще не сказали, почему вы такъ ревностно заботитесь объ отвращеніи сего брака и какія препятствія могутъ помшать исполненію его?—
‘Въ такомъ расположеніи духа, въ каковомъ находитесь вы теперь, Миссъ Мовбрай и въ этомъ Мст я не могу и не хочу говорить въ вами о семъ предмет. По крайней мр я сдлалъ свое дло, Миссъ. При первомъ удобномъ случа постараюсь увидться съ вами и изъяснить вамъ всю великость преступленія, на которое, по видимому, вы готовы. Да, я вооружусь всею смлостію Пастыря, желающаго обратить на путь истины заблуждшую овцу свою. Въ ожиданіи сего времени прощайте, Миссъ. Я надюсь, что слова мои пали не на совсмъ безплодную землю.’
Сказавъ слова сіи, онъ вышелъ изъ бесдки съ важнымъ и не мене того довольнымъ видомъ человка, исполнившаго свою обязанность. Дама не подумала остановить его, и услышавши голоса приближающихся особъ, также вышла изъ бесдки и пошла въ противоположную сторону дороги, избранной добрымъ Пасторомъ.
Сеи послдній въ задумчивости шелъ по узенькой дорожк сада, много различныхъ мыслей тснилось въ голов его. Случайнымъ образомъ взглянувши впередъ, онъ увидлъ идущихъ ему на встрчу двухъ особъ, разговаривавшихъ съ довольною короткостію между собою,— это была Лади Бинкъ съ молодымъ Графомъ Этерингтономъ. Прекрасная Царила Амазонокъ съ милою благосклонностію слушала ласковыя слова Боттома, теперь уже впрочемъ переодтаго въ костюмъ Испанскаго кавалера. На немъ была голубая шитая золотомъ епанча, шляпа съ разввающимися блыми перьями, кинжалъ съ рукояткою богатйшей отдлки и наконецъ гитара, перекинутая на блой лент чрезъ лвое плечо его. Весь нарядъ показывалъ въ немъ любовника, собравшагося давать серенаду обладательниц его сердца. Небольшая шелковая полумаска небрежно была повшена на серебряной пуговиц его жилета, дабы въ случа нужды онъ могъ тотчасъ накинуть ее на лице свое.
Часто случалось съ Г. Каропилемъ, а можетъ быть и всякимъ изъ моихъ читателей, что онъ, вдругъ увидя кого нибудь и не зная точно, кто онъ таковъ, механически протягиваетъ къ нему руку и привтствуетъ его какъ человка, извстнаго ему, то же самое случилось съ нимъ и при сей нечаянной встрч. У стремя взоръ свой на Испанскаго кавалера и не зная въ немъ ни Графа Этерингтона, котораго онъ никогда не видалъ, ни Боттома, о которомъ уже забылъ совершенно, добрый Пасторъ по какому-то непроизвольному чувству, протянулъ къ нему свою руку, какъ бы желая схватить его, на что сей послдній по видимому обратилъ весьма немного вниманія съ своей стороны.
‘Какъ я восхищенъ, видя васъ здсь!’ вскричалъ Каропиль: ‘кажется, само Небо посылаетъ васъ сюда и въ такое время!’
— Благодарю васъ за комплиментъ, государь мой!— отвчалъ съ великимъ хладнокровіемъ Графъ Этерингтонъ: — но позвольте мн сказать, что все удовольствіе этой встрчи должно быть на вашей сторон, потому что я до сихъ поръ не имлъ чести никогда даже и видть васъ.
‘Какъ?’ сказалъ Каропиль, ‘разв вы не…’ Тутъ приложилъ онъ палецъ ко лбу ‘разв васъ называютъ не Булмеромъ?… Я… я иногда збиваюсь въ моихъ идеяхъ, по крайней мр теперь, теперь этаго нтъ, и я твердо увренъ, что Булмеръ ваше имя.‘
— Въ первый разъ въ моей жизни я даже слышу это имя, государь мой,— продолжалъ Графъ тмъ же хладнокровнымъ, впрочемъ довольно учтивымъ тономъ. За часъ передъ симъ я назывался Боттомонъ можетъ быть, это сдлало настолько смшенія въ Вашихъ идеяхъ. Впрочемъ, государъ мой, позвольте мн оставить васъ, дабы не быть неучтивымъ предъ моею дамою.—
‘О, не безпокойтесь на счетъ меня!’ сказала Лади Бинкъ: ‘я оставляю васъ, Милордъ, съ вашимъ новымъ, а можетъ быть и старымъ знакомцемъ: мн кажется, что онъ о многомъ желаетъ говорить съ вами.’ Сказавъ сіи слова, она пошла впередъ по алле съ видомъ, изъ котораго было трудно узнать, довольна ли, или недовольна она была сею встрчею, помшавшею ихъ разговору наедин:
— Вы меня удерживаете, государь мой!— сказалъ Граф Этерингтонъ Пастору, который все еще продолжалъ смотрть на него наблюдательнымъ взоромъ и не сходя съ своего мста, безъ чего Графу не возможно было идти дале, — вы меня останавливаете — продолжалъ онъ, длая усиліе идти впередъ,— а между тмъ мн не льзя оставить моей дамы.—
‘Молодой человкъ!’ сказалъ Пасторъ торжественнымъ голосомъ, ‘вы не должны такъ скоро оставлять меня. Я знаю, я твердо увренъ, что вы Булмеръ, котораго само Провидніе послало сюда для предотвращенія преступленія….’
— А я также,— отвчалъ Лордъ* я также знаю и твердо увренъ, что я васъ не видывалъ во всю жизнь мою, и что самъ дьяволъ послалъ васъ сюда для того, чтобы помшать нашему разговору съ Лади Бинкъ.
‘Простите меня, государь мой,’ сказалъ Каропиль, смущенный хладнокровіемъ и уврительнымъ тономъ, съ которымъ Графъ отрицался отъ знакомства съ нимъ, ‘простите, если я ошибся… Но нтъ, нтъ, это совершенно не возможно. Этотъ взглядъ, улыбка… Однимъ словомъ, я опять утверждаю, что вы точно Валентинъ Булмеръ, тотъ самый Булмеръ, который… Но я не хочу объ этомъ здсь говорить съ вами, довольно того, что я знаю, что вы точно Валентинъ Булмеръ.’
— Валентинъ, Валентинъ! я не Валентинъ, государь мой, ни Булмеръ, и потому позвольте мн откланяться вамъ.—
‘Одну минуту, государь мой, еще одну минуту, заклинаю васъ! Если вы не хотите признаться, что вы Валентинъ Булмеръ, въ чемъ я твердо увренъ, по крайней мр позвольте мн напомнить вамъ о себ: тотъ, который говоритъ теперь съ вами, есть Іосія Каропиль, пасторъ старой деревни Сен-Ронанской.’
— Я васъ поздравляю съ почтеннымъ саномъ, государь, впрочемъ скажу вамъ, что для меня все равно. Мн только кажется, что вы ныншнее утро проснулись, нсколько нездоровы., и дурно сдлали, что пріхали въ гости вмсто того, чтобы остаться въ своей постел.—
‘Именемъ самаго Неба, молодой человкъ, оставьте ваши неумстныя шутки и скажите мн: точно ли вы не тотъ, за кого я принялъ васъ и который лтъ за семь передъ симъ оставилъ мн одну важную тайну, до сихъ поръ угнетающую душу
— Очень радъ покороче объясниться съ вами. И такъ извольте слушать: я совсмъ не тотъ, за кого вы принимаете меня и на котораго, можетъ быть, я нсколько похожъ. Теперь извольте, если угодно, продолжать розыски ваши, при чемъ желаю вамъ быть столько счастливымъ, чтобы отыскать и собственный разсудокъ вашъ — ибо, скажу вамъ искренно, мн кажется, что вы его давно потеряли.—
Оканчивая сіи слова, Графъ сдлалъ движеніе, показывавшее его ршительное намреніе не оставаться боле съ Пасторомъ, который съ своей стороны не осмлился доле удерживать его. Когда Графъ отошелъ на нсколько шаговъ, почтенный нашъ Пасторъ, по обыкновенной своей привычк мыслить въ слухъ, вскричалъ:
‘Часто разстроенное мое воображеніе обманывало меня, но сего дня оно преимущественно подшутило надо мною! Что подумаетъ обо мн этотъ молодой человкъ? Вроятно разговоръ мой съ этою несчастною двицею такъ разстроилъ мои мысли и ослпилъ глаза, что я перепуталъ вс происшествія въ голов моей и перваго попавшагося мн человка почелъ за того, который… Но еще разъ — что онъ долженъ подумать обо мн?’
— Что обыкновенно думаютъ о теб вс т, которые тебя знаютъ какъ я, другъ мой!— отвчалъ ему Тумвоодъ, подошедши къ нему и слегка ударяя его по плечу, чтобы обратить на себя его вниманіе.— Всякій скажетъ,— продолжалъ онъ, что почтенный Пасторъ Каропиль похожъ на несчастнаго Лапутскаго Философа, растерявшаго совершенно свою память въ толп народа. Но пойдемъ — теперь ты опять со мною — бояться нечего. Сказать правдумой любезный Каропиль! по твоимъ блистающимъ глазамъ тебя можно почесть теперь за Василиска, хотя впрочемъ еще не доказано въ точности ихъ существованіе, да и самъ я во все продолженіе моихъ путешествій ни разу не видывалъ ихъ. Блдное лице твое, глаза, смущеніе… однимъ словомъ, здсь есть какая нибудь дьявольщина!—
‘Совсмъ ничего мой почтеннйшій другъ! Я сей часъ только и на самомъ этомъ мст сдлалъ довольно большую глупость.
— Только-то? Ну, это еще небольшая бда, конь и о четырехъ ногахъ, но спотыкается не рдко, а у насъ съ тобою еще только по дв!—
‘Я было въ моей разсянности открылъ совершенно одному незнакомцу важную тайну, имющую большое вліяніе на фамилію довольно значительную.
— Это худо, мой любезнйшій, берегитесь, чтобы не нажить хлопотъ на шею. Что касается до меня, я бы вамъ совтовалъ самой Аппі, вашей служанк, не приказывать ничего прежде троекратнаго призыва съ вашей и троекратнаго отвта съ ея стороны — посл чего съ довольною вроятностію можно заключить, что это точно она, а не другой кто нибудь, кого вы не узнаете по разстроенному воображенію вашему, Г. Каропиль. Но перестанемъ толковать о пустякахъ, пойдемте въ слдъ за другими.—
Посл сихъ словъ онъ потащилъ за руку смущеннаго своего друга, который, съ своей стороны весьма бы радъ былъ какимъ нибудь образомъ избжать отъ шумнаго общества, находившагося теперь въ замк, Шаусъ. Онъ было хотлъ отговориться головною болью, но другъ его уврялъ что хорошій обдъ и нсколько бокаловъ вина суть лучшее лкарство въ подобныхъ случаяхъ. Г. Пасторъ началъ говорить о множеств длъ, не терпящихъ отлагательства, другъ его отвчалъ, что у него не могло быть никакихъ другихъ длъ., кром проповди къ слдующему воскресенью, на что еще останется цлыхъ два дня. Наконецъ первый присоединилъ, что ему совстно встртиться въ зал собранія съ тмъ незнакомымъ господиномъ., которому онъ, обманувшись сходствомъ лица, его съ одною извстною ему особою, открылъ было свою важную тайну. Послдній ршилъ, что эта причина была совершенно пустая и что незнакомецъ въ разсянности бала наврное и забылъ уже о семъ происшествіи, а если бы и не такъ — прибавилъ онъ,— я возьму на себя трудъ извинить васъ предъ нимъ.
Между тмъ какъ наши два друга разговаривали такимъ образомъ, раздался звукъ колокольчика , служившаго сигналомъ для собранія гостей въ столовую, куда вошелъ и Г. Тумвоодъ вмст съ своимъ другомъ, отъ сердца желавшимъ на этотъ разъ перенестись въ свой учебный кабинетъ съ огромными кучами древнихъ фоліантовъ.
— Ну, Г. Каропиль, покажите же мн,— сказалъ Тумвоодъ,— этаго незнакомца, которому вы въ разсянности своей открыли было вашу важную тайну — кто онъ таковъ? Не этотъ ли высокій мущина въ плать Монтаньяра? или не вотъ этотъ ли, похожій на сорвавшагося изъ Невгата? Но вотъ идетъ и самъ хозяинъ съ Лади Пенелопою: не играетъ ли онъ предъ нею роль Улисса? Но кажется, это довольно не кстати. А вотъ и Графъ Этерингтонъ съ Лади Бинкъ. Мн кажется, ему бы гораздо приличне было подать руку свою Миссъ Мовбрай?—
‘О комъ говорите вы?’ вскричалъ Пабторъ: ‘не объ этомъ ли молодомъ человк въ Испанскомъ костюм — не его ли вы называете Графомъ?’
— О, о!— сказалъ нашъ путешественникъ — такъ я догадываюсь теперь о вашихъ проказахъ. Но пойдемте, пойдемте — я васъ хорошенько познакомлю съ нимъ.—
И прежде нежели добрый Пасторъ усплъ опомниться, онъ уже подвелъ его къ Графу и началъ свою рекомендацію.
— Лордъ Этерингтонъ!— сказалъ онъ,— позвольте мн представить вамъ Г. Каропиля, Пастора здшняго прихода, человка умнаго, почтеннаго, но котораго душа блуждаетъ часто въ Святой земл, между тмъ какъ тло находится посреди друзей его. Онъ чрезвычайно сожалетъ, что принялъ Ваше Превосходительство за кого-то другаго, весьма похожаго на васъ. Но когда вы узнаете его покороче, то увидите странности, во сто разъ большія, нежели сія послдняя. Почему какъ онъ, такъ и я надемся, что вы не примете за оскорбленіе сего случая.— ‘Можно ли оскорбиться отъ того, кто не имлъ намренія оскорбить насъ!’ отвчалъ съ величайшею учтивостію Графъ: ‘я съ своей стороны не мене долженъ просить извиненія у Г. Пастора въ томъ, что я его довольно неучтиво оставилъ безъ должнаго объясненія въ сей ошибк, но я спшилъ тогда соединиться съ моей дамой, что одно нсколько можетъ извинить меня въ глазахъ его.’
Между тмъ, какъ говорилъ Графъ, Г. Каропиль не сводилъ съ него глазъ своихъ и не слыхалъ почти ни одного слова изъ сказанныхъ ніугь. То казалось ему, что Графъ Этерингтонъ и Валентинъ Булмеръ непремнно составляли одну и ту же особу — то мысль сія исчезала подобно тонкому льду на поверхности водъ при первомъ появленіи лучей солнечныхъ. Вглядываясь пристальне, онъ даже началъ находить, что хотя черты лица Графа Этерингтона и имли чрезвычайно разительное сходство съ чертами Валентина Булмера, впрочемъ голосъ талія и образъ выраженія были совершенно другіе.
Наконецъ, прошептавши нсколько словъ извиненія предъ Его Превосходительствомъ, нашъ добрый Пасторъ хотлъ было помститься, по своей скромности, на послднемъ конц стола, за который уже начинали садиться, какъ Лади Пенелопа Пенфатеръ съ благосклонною улыбкою подошла къ нему, подала ему свою руку, говоря, что она весьма желаетъ покороче познакомиться съ нимъ, будучи давно уже наслышана о его достоинствахъ, почему и требуетъ, непремнно, чтобы онъ помстился возл нея.— Тонъ, съ которымъ говорила она, ея увренія о желаніи пріобрсти его дружбу, заставили Г. Пастора согласиться на сіе приглашеніе и ссть, волею, или неволею, возл Лади Пенелопы, занимавшей естественно первое почетное мсто при стол.
И такъ Каропилъ во второй разъ былъ принужденъ разлучиться съ другомъ своимъ Тумвоодомъ, ибо Лади Пенелопа, пригласивъ его занять мсто возл себя, не удостоила даже и взоромъ своимъ Набоба старой деревни. Сей послдній помстился на другомъ конц стола и безъ всякихъ церемоній принялся за любимое свое блюдо — котлеты съ сарачинскимъ пшеномъ.
Г. Каропиль, въ настоящемъ своемъ положеніи атакованный совершенно Лади Пенелопою и внутренно боявшійся ея разговоровъ, на которые онъ чувствовалъ себя совершенно неспособнымъ отвчать, началъ съ того, что отодвинулъ кресло свое на возможное разстояніе отъ Лэди, но сія послдняя, какъ бы не замтя сего, подвинула свое какъ можно ближе къ нему, и добрый Пасторъ принужденъ былъ пользоваться ея сосдствомъ.
‘Я надюсь,’ начала Лади Пенелопа, обращаясь къ Г. Каропилю, ‘что, узнавши покороче ту, которая столь давно интересовалась вашимъ знакомствомъ, вы удостоите ее даже и драгоцнной дружбы вашей. Я всегда весьма уважаю почтенный санъ я который занимаете вы — и давно уже собираюсь побывать въ вашей Сен-Ронанской церкви, дабы воспользоваться прекрасными поученіями, которыя, какъ я слышала, говорите вы каждое Воскресенье въ назиданіе вашихъ прихожанъ.
Вс сіи слова были произнесены самымъ благосклоннымъ тономъ и сопровождаемы ласковою улыбкою, на что нашъ Пасторъ не могъ лучше отвтить, какъ легкимъ наклоненіемъ головы, выражавшимъ его признательность къ столь лестному отзыву о немъ.
‘Ахъ, Г. Каропиль!’ продолжала Лади Пенелопу въ томъ же самомъ тон, ‘часто размышляю я сама съ собою, сколько почтенное званіе ваше требуетъ хорошихъ качествъ въ отношеніи какъ къ уму, такъ и къ сердцу! сколько различныхъ обязанностей требуетъ оно со стороны человка, посвятившаго себя сему священному сану! Драйденъ рисуетъ самый лучшій и врнйшій портретъ Пастора въ одномъ изъ прекрасныхъ сочиненій своихъ:
‘Къ кому онъ не простретъ привтливыхъ объятій?
‘Кого совтами, слезой не подаритъ?
‘Онъ посвятилъ себя для счастія собратій:
‘Ихъ счастье и его счастливйшимъ творитъ!’
Между тмъ какъ Ея Превосходительство декламировала стихи сіи, тусклые и блуждающіе взоры Пастора показывали, что онъ былъ занятъ совершенно другимъ предметомъ. Можетъ быть, мысли его въ сію минуту заняты были перемиріемъ между Саладиномъ и Конрадомъ, а можетъ быть и происшествія сего дня слишкомъ подйствовали на него, но какъ бы то ни было, Лади Пенелопа замтила чрезвычайную его разсянность и ршилась обратиться къ нему съ какимъ нибудь вопросомъ, на который бы непремнно должно было отвтить ему при всей своей разсянности.
‘Вы безъ сомннія знаете Драйдена, Г. Каропиль?’ сказала она.
— Никакъ нтъ… я не имю этой чеети,— отвчалъ Пасторъ, въ половину только слышавшій вопросъ ея.
‘Государь, мой!’ сказала Лади Пенелопа съ видомъ удивленія.
— Что такое, Милади?— спросилъ съ безпокойствомъ Каропилъ.
‘Я васъ спрашиваю: знаете ли вы безподобныя сочиненія Драйдена — и вы, Г. ученый, говорите, что не имете этой чести! Но можетъ бытъ, это одна разсянность…
— Да, Милади… извините… я точно часто восхищаюсь этимъ Поэтомъ.
‘И я также. Представьте, Г. Каропиль, говорятъ, что онъ могъ изъясняться съ совершенствомъ на десяти различныхъ языкахъ. Почти невроятно! И какъ мы бдны въ сравненіи съ нимъ, Г. Каропиль! Я, на примръ: я знаю только пять языковъ, что же касается до другихъ наукъ — я также не слишкомъ далека въ нихъ, Г. Каропиль.— Не захотите ли разв вы по долгу любви христіанской заняться моимъ образованіемъ? Но, можетъ быть, вы опасаетесь имть во мн непонятную ученицу!’
Слово: ученица, пробудило вс грустныя воспоминанія въ душ несчастнаго Каропиля и подобно острію кинжала поразило его сердце: картина прошедшихъ дней его юности и первой любви, представилась вполн его воображенію — и онъ въ молчаніи потупилъ смутные глаза свои.
‘Надобно также, Г. Каропиль’ продолжала Лэди, ‘чтобы вы руководствовали меня совтами вашими на счетъ небольшихъ тайныхъ подаяній моихъ бднымъ здшней стороны. На примрь, эта бдняжка Анна Гежжи… Вчера я послала ей небольшую бездлку, но говорятъ — я стыжусь даже сказать объ этомъ — говорятъ… будто она не заслуживаетъ сожалнія — однимъ словомъ, что она сдлалась матерью, не бывъ замужемъ. Вы согласитесь, Г. Каропиль, что въ подобныхъ обстоятельствахъ милостыня въ самомъ дл можетъ послужить какъ бы къ поощренію дурной, нравственности.
— Я думаю, сударыня — сказалъ Пасторъ довольно важнымъ тономъ,— что несчастіе, заслуженное ли оно, или нтъ, всегда впрочемъ иметъ право на наше состраданіе.—
‘Превосходнйшая смыслъ, Г. Каропиль! Я сама точно такого же мннія, не смотря на вс толки другихъ людей. Почему иногда не извинить чьихъ нибудь и слабостей?…’
— Конечно, Милади, впрочемъ есть слабости, которыя…—
‘Я понимаю васъ, Г. Каропиль. Но сдлайте милость не смотрите такими глазами на Лади Бинкъ, я догадываюсь, что вы хотите сдлать принаровленіе къ ней на счетъ ея довольно короткаго знакомства, съ Сиромъ Бинго прежде ихъ свадьбы… Но что длать, Г. Каропиль! въ обществ часто принужденъ бываешь казаться дружнымъ съ людьми, которыхъ презираешь внутренно… Впрочемъ, какъ вамъ покажется,’ прибавила она, глядя на боковую дверь столовой, ‘Миссъ Клара еще до сихъ поръ не удостоитъ насъ своимъ присутствіемъ?’
— Миссъ Клара? Что говорите вы о Миссъ Клар? Разв она не здсь еще?— вскричалъ Г. Каропиль измнившись въ лиц и показывая знаки ужаснаго безпокойства.
‘Да, ее еще нтъ здсь’ отвчала Лади Пенелопа, понижая голосъ свой. ‘Вотъ уже почти около четверти часа, какъ братъ ея отправился, вроятно отыскивать ее — а мы между тмъ должны здсь сидть и смотрть другъ на друга. Какъ это учтиво! Вы знаете Клару Мовбрай, Г. Каропиль?’
— Я, сударыня?— отвчалъ Пасторъ съ довольнымъ уже вниманіемъ:— да… дйствительно… я знаю Миссъ Мовбрай… то есть… я хотлъ сказать, что я зналъ ее прежде — а теперь, Милади, такъ какъ здоровье ея давно уже разстроено — я очень давно и не видалъ ее.—
‘Да, да мой любезный Г. Каропиль,’ отвчала Лади съ улыбкою сожалнія, ‘она точно весьма разстроена… и я очень жалю, что въ ея состояніи она такъ давно лишена благоразумныхъ совтовъ вашихъ. Бдная Клара заслуживаетъ полное сожалніе! Я нкоторымъ образомъ знаю и причину ея разстройства…. Надюсь, Г. Каропилъ, что если вы удостоите меня полной вашей довренности, то мы оба вмст постараемся войти въ е, я положеніе.’
— Но что мы оба, особливо я, Миладй, можемъ сдлать для Миссъ Мовбрай?— спросилъ Каропиль, на сей разъ поступившій съ довольною осторожностію въ семъ щекотливомъ разговор о дл, можетъ быть, боле всхъ другихъ интересовавшемъ его.
‘Какъ что? очень много, Г. Каропиль! На примръ въ отношеніи къ предназначаемому браку ея…
— О какомъ брак говорите вы, Милади?—
‘Какъ вы скрытны, Г. Каропиль! это совершенно не Шотландскій характеръ: вмсто отвта вы сами предлагаете вопросы. Будемте откровенне, Г. Каропиль.
— Очень радъ, Милади. Но если вы хотите, чтобы я былъ откровеннымъ, перестаньте говорить загадками…—
‘Изъ вашихъ словъ я вижу, что вы человкъ скрытный, Г. Каропиль, который не хочетъ понимать того, что ему говорятъ прямо изъ расположенія,’ сказала съ досадою Лади Пенелопа.
— Думайте какъ угодно, Милади, отвчалъ на сей разъ довольно благоразумный Пасторъ нашъ и обратилъ свою голову къ другой сторон, чтобы избжать дальнйшихъ изъясненій.
Въ сію самую минуту Миссъ Мовбрай вошла въ столовую въ сопровожденіи своего брата. Общій шепотъ удивленія возникъ между всми гостями.. Но чтобы лучше узнать причину его, мы воротимъ нсколько назадъ вниманіе нашихъ читателей.

ГЛАВА III.

Упреки.

‘За чмъ пренебрегать хорошею одеждой?
‘Явившися въ дурной, покажешься невждой.’
Шекспиръ.

Лердъ Мовбрай, доведя Лади Пенелопу до мста, назначеннаго ей при стол, не безъ досады замтилъ, что сестры его не было въ столовой комнат и что Лади Бинкъ располагалась помститься за столомъ возл Графа Этернигтона, на что и сей послдній, казалось., смотрлъ не безъ удовольствія. Не вря впрочемъ совершенно глазамъ своимъ А Мовбрай еще разъ окинулъ наблюдательными взорами всю комнату и наконецъ уже уврился, что Миссъ Клары точно не было между гостями. Никто изъ дамъ не видалъ ее съ самаго представленія драматическихъ картинъ, замтили только, что посл окончанія представленія Миссъ Клара отправилась въ свои покои въ сопровожденіи Лади Пенелопы, гд сія послдняя и пробыла съ нею въ продолженіе нсколькихъ минутъ.
Мовбрай тотчасъ отправился на половину, занимаемую сестрою его, проклиная внутренно медленность ея туалета, и съ другой стороны подозрвая также, не было ли причиною ея отсутствія что-либо важнйшее.
Скорыми шагами приближился онъ къ комнатамъ сестры своей, безо всякихъ церемоній вошелъ въ небольшую ея залу, Клары не было въ ней — дверь въ ея уборную была затворена., и онъ началъ довольно шибко и съ нетерпніемъ стучать въ нее.
‘Вся компанія, милая Клара! съ нетерпніемъ ожидаетъ тебя,‘ началъ онъ голосомъ притворно-веселымъ: ‘Сиръ Бинго ворчитъ, какъ цпная собака, которая видитъ не далеко отъ себя кость, но не можетъ достать ее отъ того, что цпь препятствуетъ приближитъся къ ней.’
— Лежать смирне, Цезарь!— произнесъ голосъ Клары изъ уборной комнаты: — потерпи: дойдетъ очередь и до тебя.
‘Оставь свои шутки, Клара,’ продолжалъ братъ ея: ‘Лэди Пенелопа мурчитъ себ подъ носъ какъ голодная кошка въ ожиданіи начала стола.’
— Погоди, погоди, Минетка,’ — отвчала Клара такимъ же тономъ какъ и прежде, и между тмъ отворила дверь, ведущую въ залу. Мовбрай съ удивленіемъ и вмст съ досадою увидлъ, что сестра его оставила свой богатый костюмъ, и выходила къ нему въ обыкновенномъ любимомъ своемъ редингот.
‘Клянусь Богомъ! это ужъ слишкомъ, Клара! вскричалъ онъ, ‘я могъ сносить твои капризы въ обыкновенныхъ случаяхъ ‘но теперь это совсмъ не кстати, по крайней мр ныншній день не должна ли ты, Клара, быть одтою, какъ слдуетъ порядочной двиц и сестр Лерда Мовбрая?‘
— Но право, мой любезный Жонъ, мн кажется, что для гостей вашихъ всего нужне при стол хорошія вина и вкусныя блюда, а что касается до моего костюма — это дло совершенно постороннее.— ‘Полно, полно, милая Клара! ты говоришь совершенные пустяки. Ршительно прошу тебя, милая сестра, войди поскоре опять въ твою уборную и наднь прежній костюмъ. Слишкомъ неучтиво съ твоей стороны показаться къ столу въ этомъ редингот.
— А между тмъ я все таки покажусь въ немъ мой любезный Жонъ. Ныншнее утро для вашего удовольствія я представляла роль дурочки, по крайней мр остатокъ дня я беру себ — твердо ршаюсь не появляться къ гостямъ нашимъ ни въ какомъ костюм., кром моего любимаго редингота, дабы чрезъ это показать имъ 3 что я не хочу имть ничего общаго ни съ ними, ни съ глупыми модами ихъ.—
‘Но, клянусь Богомъ, Клара, я заставлю тебя раскаяваться въ твоемъ упрямств!’ вскричалъ раздраженный Мовбрай такимъ страшнымъ голосомъ., который могъ испугать всякаго.
— Вы этаго не можете сдлать, Жонъ, — отвчала ему съ величайшимъ хладнокровіемъ Клара, — по крайней мр вы, я думаю, не ршитесь бить меня, но и въ семъ послднемъ случа едва ли не вы же сами, Жонъ, будете раскаяваться.—
‘Бить тебя? Въ самомъ дл, едва ли это не лучшее средство, чтобы обратить ее къ разсудку’ прошепталъ сквозь зубы Мовбрай. Впрочемъ у стараясь, удержать себя въ предлахъ благоразумія, онъ началъ голосомъ гораздо: спокойнйшимъ: ‘Я уже знаю по многимъ опытамъ, Клара, что твои капризы продолжаются гораздо доле, нежели гнвъ мой: и такъ заключимъ перемиріе съ слдующимъ условіемъ: ты можешь остаться въ своемъ редингот, если ужь этаго чрезвычайно хочется теб, по крайней мр накинь на плеча давишнюю прекрасную шаль, которой столько удивлялись вс. Я думаю, каждая дама изъ гостей нашихъ непремнно желаетъ поближе разсмотрть ее. Мн сказывали даже, что это настоящая Индйская шаль,’
— Будьте мущиной, Мовбрай, вамъ приличне заниматься коврами для лошадей вашихъ, нежели нашими шалями.—
‘Будьте же и вы женщиной, Клара, и подумайте о томъ, чего’ требуютъ отъ насъ, приличія и тонъ хорошаго общества. Что же? не ужели и въ семъ послднемъ случа я услышу отказъ отъ моей доброй Клары!’
— Сказать правду, любезный Жонъ, я никакъ бы не отказала въ этомъ…. но, надобно вамъ признаться во всемъ, только не сердитесь прошу васъ: у меня нтъ боле этой шали — я ее уступила… отдала той, которая по всей справедливости должна бы владть ею. Съ своей стороны и она общала подарить мн что нибудь.
‘Да, какой нибудь вздоръ собственной работы своей — покрайности я такъ предполагаю, какую-нибудь пару нелпыхъ рисунковъ для каминнаго экрана и ничего боле. Клянусь Богомъ, Клара, нехорошо, очень нехорошо такъ поступать со мною! Если бы эта шаль и ничего не значила сама въ себ, по крайней мр вы бы вспомнили, что я, братъ вашъ, подарилъ вамъ ее. Прощайте! теперь боле нечего говорить съ вами.’
— Но, мой милый Жонъ, еще одну минуту — выслушайте меня,— вскричала Клара, хватая его за руку, между тмъ какъ онъ хотлъ оставить ея комнаты: — насъ только двое на сей земл — вы и я, братецъ!— не будемъ ссориться за какую нибудь дрянную шаль.—
‘Дрянную? Да она., клянусь моею честію, стоитъ мн боле пятидесяти гиней,— кошелекъ мой лучше всхъ знаетъ объ этомъ. Дрянную!..’
— Не думайте о томъ, чего она стоила, любезный братецъ! Вы мн ее подарили, и я точно согласна, что мн бы ее должно было беречь въ память любви вашей, но теперь этаго ужь не, льзя передлать. Къ тому же, Лади Пенелопа была такъ скучна, представляла изъ себя такую жалкую Фигуру, что я никакъ не могла отказать ей. Вы знаете меня, братецъ — доставлять удовольствіе другимъ есть первая страсть моя. Уступивши мою шаль Лади Пенелоп, я возвратила ей веселость ея, которую наврное и теперь можно еще замтишь въ ней не смотря на то, что шаль, посл нсколькихъ минутъ прогулки въ саду нашемъ отослана ею въ гостинницу къ водамъ какъ будто изъ страха, чтобы я не вздумала отнять назадъ моего подарка.—
‘Дьяволъ побери и шаль и самую Лади Пенелопу! Она въ глазахъ моихъ всегда была и будетъ самого злобною и жадною эгоисткой. Сердце ея жестко какъ кремень, несмотря на то, что она всегда играетъ роль особы чувствительной.’
— Но, любезный мой Жонъ, вы слишкомъ строги въ вашихъ сужденіяхъ. Притомъ вспомните вс подробности при покупк этой шали. Сказываютъ, что она точно была приготовлена для Лади Пенелопы или Лади Бинкъ, он даже мн показывали письмо отъ хозяина магазейна модныхъ товаровъ, все дло разстроилось только отъ того, что вашъ повренный усплъ прежде появиться съ деньгами и усплъ уговорить купца уступить ему эту шаль. Ахъ, Жонъ! я почти подозрваю, что большая половина вашего гнва происходитъ отъ досады, что вамъ удалось не совершенно, такъ сказать унизить гордость Лади Пенелопы и безъ того впрочемъ заслуживающей сожалніе. Перестаньте сердиться, утшьтесь по крайней мр мыслію, что эта чудная шаль была вывшена сначала на плечахъ сестры вашей а потомъ уже досталась Лади Пенелоп. Теперь пойдемте къ гостямъ, и вы увидите какъ ваша Клара будетъ умть хорошо и прилично вести себя.—
Мовбрай, видя что ничего боле не оставалось длать и внутренно проклиная и доброту Клары и гордость Лади Пенелопы, пересталъ длать упреки сестр своей, онъ довольствовался только тмъ, что ворчалъ сквозь зубы объ отмщеніи Лади Пенелоп, этой злой Гарпій въ человческомъ образ, забывши между тмъ что и его собственныя побужденія затмить ея гордость были не мене злы и низки въ своемъ основаніи.
‘Я дамъ ей знать себя!’ наконецъ сказалъ онъ: ‘я когда нибудь обнаружу вс ея дянія. Да, ей не пройдетъ даромъ то, что она обманула мою простенькую Клару, еще повторяю — ей не пройдетъ это даромъ!’
Окончивъ слова сіи, Мовбрай съ досадою взялъ руку сестры своей и повелъ ее въ столовую комнату, гд и помстилъ на мст, приличномъ ея полу и достоинству особы, представлявшей въ лиц своемъ хозяйку праздника. Сей-то входъ брата и сестры, одтой, сверхъ ожиданія всхъ, въ суконный рединготъ свой, и произвелъ тотъ общій шепотъ удивленія, о которомъ говорили мы въ конц предшествовавшей главы. Посадя Миссъ Клару на ея кресла, Лердъ Мовбрай отъ имени ея сказалъ нсколько извиненій, какъ на счетъ того, что она заставила долго дожидаться себя, такъ и на счетъ ея не слишкомъ приличнаго костюма. ‘Какая-то злая волшебница,’ присоединилъ онъ къ концу своихъ извиненій ‘а можетъ быть и самъ злой духъ разстроилъ совершенно гардеробъ моей Клары и заставилъ ее сдлать неучтивость, явившись въ такомъ плать къ почтеннымъ гостямъ своимъ.‘
Учтивые отвты и комплименты посыпались градомъ со всхъ сторонъ.— Для насъ довольно и той чести, что мы видимъ Миссъ Клару,— говорили одни.— Какъ бы ни была одта Миссъ Мовбрай, она все затмитъ собою всхъ дамъ,— говорили другіе.— Миссъ Клара Мовбрай,— присоединилъ въ свою очередь почтенный Шатерлей, въ прежнемъ своемъ костюм — блистала какъ величественное солнце, ослпляя взоры смертныхъ, а теперь въ обыкновенномъ простомъ плать своемъ подобится лун, на всхъ разливающей тихій свтъ свой!
— Миссъ Мовбрай, находясь у себя, иметъ полное право одваться по своему вкусу и произволенію. Симъ послднимъ комплиментомъ подарила Миссъ Клару наша почтеннйшая Мистрисъ Бловеръ, на что и отвчала ей Миссъ легкимъ и пріятнымъ наклоненіемъ головы.
Чтобъ поддержать хорошее о себ мнніе на счетъ умнья обращаться въ большомъ свт добрая Мистрисъ Бловеръ почла за нужное выпустить еще нсколько словъ изъ устъ своихъ не разбирая того, кстати ли они будутъ сказаны, или нтъ. Оправившись нсколько на своемъ стул и протянувъ шею впередъ къ главной сторон стола — въ подражаніе покойному своему супругу, имвшему также привычку вытягивать, подобно гусю, сбою шею, если ему случалось разговаривать съ кмъ нибудь,— Мистрисъ Бловеръ начала, обращаясь къ Клар Мовбрай:
‘Для меня очень удивительно) Миссъ Мовбрай, что я не вижу на васъ той прекрасной шали, которая была во время представленія. Тмъ боле бы она нужна была для васъ теперь, что здсь нсколько подуваетъ сквозной втеръ. Впрочемъ, вы, можетъ быть, побоялись, чтобы ее не залили вамъ супомъ, соусомъ, или чмъ нибудь подобнымъ, какъ обыкновенно случается при большихъ столахъ. Но вотъ видите ли, Миссъ, на мн надты три шали, не угодно ли вамъ будетъ взять одну? Съ меня и двухъ будетъ достаточно. Моя шаль, хотя и не настоящая Индйская, впрочемъ вс-таки довольно тепла. Что же касается и до пятна, если его не-‘ чаянно сдлаютъ, бда не слишкомъ большая.’
Лердъ Мовбрай, слышавшій всю сію тираду почтенной вдовы, не могъ удержаться, чтобы не отвтить ей: — Я васъ чувствительно благодарю съ своей стороны, Мистрисъ Бловеръ! Но моя сестра еще не столь важная дама, чтобы она могла присвоить себ чужую шаль.—
Лэди Пенелопа вспыхнула, услыша слова сіи. Она было хотла съ такою же колкостію отвтить Мовбраю, но удержалась, ограничившись только тмъ, что сдлала легкій, но чрезвычайно выразительный поклонъ Миссъ Клар, произнеся въ полголоса: — А! такъ вы изволили ужь разсказать вашему братцу вс между нами происшедшее? Скромность ваша не слишкомъ велика. Но, Миссъ! берегитесь также, чтобы какой нибудь изъ вашихъ секретовъ не попалъ и въ мои руки… Вотъ все’ что я вамъ скажу пока.—
Какъ часто важнйшія происшествія въ жизни человческой раждаются отъ самыхъ ничтожнйшихъ причинъ! Если бы у Лади Пенелопы не было съ Лердомъ Мовбраемъ хотя млкихъ, но довольно частыхъ размолвокъ при водахъ, если бы онъ не отозвался столь прямо и столь колко на счетъ присвоенія шали сею послднею — сколько несчастій предотвратилъ бы онъ отъ себя!..
Но не станемъ прерывать цпь происшествій, довольно, думаю, будетъ сказать, что теперь Лади Пенелопа, раздраженная нескромностію Клары и колкостями ея брата, приведшая также себ на память то преимущество, которое взяла предъ нею Миссъ Мовбрай въ представленіи драматическихъ картинъ, твердо ршилась ненавидть брата и сестру и при первомъ удобномъ случа отомстить имъ обоимъ. Разсянность добраго Пастора, принявшаго ее въ саду за Миссъ Мовбрай, подала уже ей первую нить къ открытію всхъ тайнъ Фамиліи Мовбраевъ, по ней надялась она дойти безъ труда и до самомалйшихъ подробностей.
Между тмъ, какъ Лади Пенелопа строила сіи планы въ голов своей, Мовбрай искалъ глазами Графа Этерингтона, представляя себ, что онъ не пропуститъ столь удобнаго случая отрекомендоваться Клар, какъ особ, въ скоромъ времени долженствующей носить на себ имя его невсты и даже супруги. Но къ величайшему своему удивленію, онъ не видалъ молодаго Графа,— и кресло его, помщенное возл Лади Бинкъ, занималъ уже Г. Президентъ Винтерблоссомъ, замтившій съ своей стороны, что у сего кресла подушка была гораздо мягче, нежели у того, гд-было сначала помстился онъ, и что кушанья, стоявшія на сей сторон стола, были гораздо вкусне и отборне. Почтенный Президентъ, отпустивши нсколько довольно плоскихъ комплиментовъ своей сосдк Лади Бинкъ на счетъ искуства ея въ представленіи Царицы Амазонокъ, приступилъ наконецъ къ гораздо интереснйшему для себя занятію, т. е. началъ разглядывать въ свой лорнетъ, повшенный на его ше посредствомъ золотой цпочки Малтійской работы, вс блюда съ кушаньями, на нихъ находившимися. Съ своей стороны Мовбрай, не постигая, куда могъ вдругъ исчезнуть молодой Графъ, обратился съ вопросами своими на счетъ отсутствія сего послдняго къ Г. Президенту, занявшему его мсто.
‘Онъ оставилъ обширное поле предлежащихъ подвиговъ,’ отвчалъ Президентъ, указывая на столъ, ‘и просилъ только извинишь его предъ вами. Плечо, въ которое онъ былъ недавно раненъ, слишкомъ начало безпокоить его, и онъ не могъ оставаться за столомъ…. Но вотъ, клянусь честію, вотъ супъ, который иметъ самый пріятнйшій запахъ….. Лади Пенелопа! буду ли я имть честь послужить вамъ этимъ кушаньемъ?…. Нтъ!.. Лади Бинкъ!.. и вы также?.. Это ужь слишкомъ жестоко! Но что длать: мн остается въ утшеніе сдлать точно тоже, что длывали въ древности языческіе жрецы — то есть самому посягнуть на т жертвоприношенія, которыми гнушаются божества мои. Окончивъ слова сіи онъ придвинулъ къ себ тарелку съ супомъ, которымъ безъ успха подчивалъ двухъ дамъ, и началъ свое дло, оставя уже Г., Шатерлею стараться объ угощеніи своихъ сосдей и говоря что онъ съ своей стороны сдлалъ уже все возможное и должное.
‘Я не думалъ, чтобы Графъ Этерингтонъ такъ скоро оставилъ насъ,’ сказалъ Мовбрай: ‘но что длать,— необходимость не знаетъ законовъ.’ Оканчивая слова сіи, онъ слъ на свое мсто въ конц стола и началъ стараться всми силами представлять роль гостепріимнаго и ласковаго хозяина дома, между тмъ какъ сестра его, помщенная напротивоположномъ конц, съ врожденною ей пріятностію и добротою обворожала всхъ гостей, прося безъ церемоніи покушать того, что кому нравилось. Не смотря на все сіе, быстрый и столь неожиданный отъздъ Лорда Этерингтона, видимое неудовольствіе Дади Пенелопы и нахмуренные взоры Лади Бинкъ производили надъ всмъ обществомъ то же самое дйствіе, какое производитъ осенній туманъ надъ самымъ красивйшимъ мстоположеніемъ. Женщины звали, махались своими верами, говорили съ какою-то досадою и принужденностію, не понимая впрочемъ и сами причины столь дурнаго расположенія своего духа. На лицахъ мущинъ не примтно было также знаковъ истинной веселости, не смотря на то, что Канарскія и Шампанскія вина въ довольномъ количеств стояли вокругъ приборовъ ихъ.
Лэди Пенелопа первая заговорила объ отъзд, представляя въ причину трудную и дурную дорогу, по которой бы опасно было хать ночью, Лади Бинкъ не замедлила выпросить у нея для себя мсто въ ея коляск, говоря, что по всмъ примтамъ почтенный супругъ ея Сиръ Бинго довольно много уже подъ пилъ на праздник и слдовательно будетъ имть нужду въ особенной коляск для перевезенія себя къ водамъ. По отъзд двухъ главныхъ особъ и вс прочіе гости начали подниматься домой, одинъ только Капитанъ Макъ Туркъ съ нсколькими записными любителями вина пребылъ постояннымъ своему мсту за столомъ, имя въ виду, что не всегда можетъ выдти такой прекрасный случай попировать на чужой счетъ.
Мы не будемъ описывать всей суматохи и различныхъ непріятностей, всегда почти соединенныхъ съ разъздомъ изъгостей, особливо., если общество было многочисленно. Неудовольствія, встрчающіяся предъ пріздомъ или и во время самаго пути въ гости, бываютъ по крайней мр нсколько сносны отъ того, что дущіе могутъ еще представлять себ удовольствія, ихъ ожидающія, при возвращеніи же изъ гостей бываетъ совершенно противное: тутъ уже очарованіе кончено и всякая бездлка, замедленіе бситъ до крайности. Нетерпливость нкоторыхъ особъ поскоре возвратиться домой была столь велика, что, не смотря на сырой и довольно холодноватый вечеръ, многіе ршились лучше идти пшкомъ, нежели скучать въ ожиданіи колясокъ, могущихъ отвезти ихъ. Дорогою вс въ одинъ голосъ ршили, что балъ былъ самый скучный,— угощеніе прескверное и дорога къ замку Шаусъ, какъ на смхъ, пренегодная!— Однимъ словомъ, вс бды обрушились на голову Мовбрая и бдной сестры его, сдлавшихъ балъ, стоившій имъ довольно большой суммы, смертельныхъ хлопотъ, и котораго впрочемъ за день до сего съ такимъ нетерпніемъ ожидали вс члены Сен-Ронанскаго общества.
‘Праздникъ могъ бы назваться и довольно порядочнымъ,’ отзывалась съ своей стороны почтенная Мистрисъ Бловеръ, ‘жаль только, что тамъ было чрезвычайно скучно, не смотря на то, что на всхъ головахъ были кучи газу, кисеи и перьевъ разнаго цвта.’
Но Докторъ Квасклебенъ, не пропускавшій ни одного случая подбиться къ старой вдовушк и заслужить отъ нея ласковый взглядъ или слово, въ самыхъ отборнйшихъ выраженіяхъ доказалъ ей, что въ свт нтъ худа безъ добра, и что чрезъ этотъ праздникъ ему открывается въ будущности длинная перспектива кашлей, насморковъ, ревматизмовъ и другихъ простудныхъ болзней, чрезъ которыя надется онъ усовершенствовать какъ свои познанія въ Медицин, такъ и доходы, сопряженные съ его профессіей.
Между тмъ Лердъ Мовбрай, съ своей сторон также довольно врный поклонникъ Бахуса, на сей разъ не могъ приносить ему жертвъ на ряду съ прочими оставшимися у него гостями. Ни шутки, ни веселыя псни ихъ не могли развеселить духъ его, погруженный въ задумчивость отъ неуспшности своего праздника, которымъ онъ надялся сдлать первый шагъ къ улучшенію своего состоянія. Впрочемъ, какъ хозяинъ дома, онъ не могъ не участвовать въ шумномъ пированіи оставшихся гостей своихъ, и бутылки быстро опоражнивались одна за другою..
Наконецъ полночь уже прекратила шумную бесду, и Лердъ Мовбрай бросился не раздваясь въ свою постелю, отъ чистаго сердца проклиная свой праздникъ, А а ли Пенелопу, себя самаго и даже всхъ гостей, которые, по словамъ его, стоили того, чтобы по горло увязнуть въ болотахъ, лежащихъ между замкомъ Шаусъ и гостинницею при водахъ Сен-Ронанскихъ.

ГЛАВА IV.

Предложеніе.

‘Ужь ли Весталкою ты хочешь вкъ пробыть….
‘Есть сердце у тебя — оно должно любить.
‘Не обольщай себя ты твердостью пустою —
‘Жизнь наша красится любовью лишь одною.
‘Придетъ пора — огонь появится въ крови….
‘Ахъ! кто на свт жилъ, не испытавъ любви?..’
Неизвстный.

Утро на другой день посл бала бываетъ обыкновенно скучнымъ, какъ для того, кто давалъ его, такъ не рдко и для тхъ, кто былъ на немъ. Молодый Лердъ Сен-Ронанскій, проснувшись на другой день посл своего праздника, былъ чрезвычайно не доволенъ самъ собою, — голова его еще не совсмъ освжилась посл вчерашнихъ винныхъ паровъ, мысли были въ безпорядк: онъ досадовалъ на неудачу въ своихъ намреніяхъ, особенно въ отношеніи къ молодому Графу Этеринттону, внезапное отсутствіе коего онъ никакъ не могъ изъяснить себ,— ибо предлогъ, по которому Графъ оставилъ компанію, казался для него слишкомъ недостаточнымъ и даже невроятнымъ.
Съ другой стороны, молодыя Лордъ видлъ Миссъ Клару и посл сего свиданія говорилъ уже съ нимъ съ новымъ жаромъ и удивленіемъ о ея достоинствахъ.— Мысль о брак, который предлагалъ онъ, еще не видавши Клары, посл представленія драматическихъ картинъ, казалось, еще боле занимала Графа Этерингтона,— и между тмъ онъ, вмсто того, чтобы искать случая представиться ей и заслужить ея вниманіе, въ самую лучшую и удобнйшую для сего минуту оставляетъ замокъ, ссылается на мнимую слабость своего здоровья! Вниманіе, которое онъ оказывалъ Лади Винкъ во время прогулки своей по саду, также не укрылось отъ подозрительныхъ взоровъ Мовбрая. Въ семъ послднемъ случа онъ ршился прибгнуть къ Мистрисъ Гингамъ, комнатной двушк Лади Винкъ дабы чрезъ нее узнать, какого рода связь начинала существовать между Графомъ и ея госпожею. Между тмъ какъ онъ занимался сими мыслями, естественнымъ образомъ безпокоившими его, лакей въ ливре Графа Этерингтона подалъ ему запечатанное письмо, которое въ одну минуту разсяло вс его сомннія. Вотъ что оно содержало въ себ:
‘Мой любезный Мовбрай!
‘Вы, я думаю., чрезвычайно удивились вчерашній день, что я оставилъ столъ, прежде нежели вы успли занять ваше мсто и прежде нежели любезнйшая сестрица ваша украсила его своимъ присутствіемъ? Я долженъ вамъ искренно признаться въ моей глупости, и тмъ боле готовъ сдлать это, что знаю твердо ваше ко мн расположеніе, съ которымъ наврное вы будете въ состояніи извинить мои нсколько такъ сказать, романическія расположенія духа. И такъ вотъ вамъ самое искреннее признаніе съ моей стороны. Весь вчерашній день безпокоила меня мысль быть представленнымъ среди такихъ хлопотъ и шумныхъ удовольствій многочисленнаго общества особ, которая въ скоромъ времени будетъ имть столь важное вліяніе на всю жизнь мою. Признаюсь вамъ, мн этаго чрезвычайно не хотлось. Согласитесь и сами, любезный другъ, что женихъ въ маскерадномъ плать не всегда можетъ хорошо подйствовать на невсту свою.— Въ саду и во время представленія я былъ, или, по крайней мр могъ быть въ маск, за столомъ этаго не возможно было сдлать,— и слдственно я непремнно долженъ былъ уже отрекомендоваться вашей сестриц, чего я поистин никакъ не могъ сдлать въ это время, тмъ боле, что столько глазъ было бы устремлено на насъ обоихъ. Вотъ вамъ полное объясненіе всхъ моихъ поступковъ. Сегодняшнее утро я надюсь опять быть въ вашемъ замк Шаусъ, гд мн, я думаю, позволено будетъ представиться Миссъ Мовбрай и извиниться предъ нею во вчерашнемъ не совсмъ учтивомъ поступк моемъ. Съ живйшимъ нетерпніемъ остаюсь въ ожиданіи благосклоннаго отвта съ вашей стороны.

Этерингтонъ.‘

Вотъ что называется прямая искренность и братская откровенность! говорилъ самъ себ Лердъ Сен-Ронанскій прочитавши два раза письмо Графа. Теперь вс сомннія исчезли. Примемся поскоре за отвтъ.
Онъ взялъ кресло, подвинулъ его къ столу и отвчалъ Графу совершеннымъ согласіемъ на вс его намренія. Запечатавши письмо, онъ отдалъ его лакею Графа, а самъ между тмъ подошелъ къ окну, какъ бы для того, чтобы увриться, точно ли онъ безъ замедленія отправится съ его отвтомъ. Не прошло полуминуты, какъ уже лакей Графа скакалъ во весь галопъ по дорог къ гостинниц, какъ будто твердо зная, что извстія, которыя онъ везетъ съ собой, слишкомъ интересны для его господина.
Мовбрай, потерявъ изъ виду посланнаго отъ Графа Этерингтона, все еще оставался у окна, погруженный въ размышленія о предполагаемомъ брак, имвшемъ, по его разчисленіямъ, довольно много выгодъ для него самаго. Блистательная участь сестры его, когда она сдлается Графинею, не выходила у него изъ головы,— чрезъ нее надялся онъ и самъ поправить свое состояніе и возвратить блескъ древней и знаменитой Фамиліи Мовбраевъ, находившейся теперь почти въ совершенномъ упадк. Наконецъ онъ позвонилъ и приказалъ своему человку извстить Миссъ Клару, что онъ придетъ завтракать вмст съ нею.
‘Я надюсь, что вы извините меня, любезный Жонъ,’ говорила Миссъ Клара, когда онъ вошелъ въ ея комнаты, ‘если то, что выбудете пить у меня, не будетъ столь крпко и пріятно, какъ вчерашніе ваши напитки за столомъ. Вы, мн кажется, пировали съ остаткомъ гостей своихъ даже за полночь?’ — Да,— отвчалъ Мовбрай,— это глупое животное Макъ Турк бутылка за бутылкою вливалъ въ себя все мои вина: этотъ человкъ воплощенное пьянство. Но слава Богу, теперь вс эт глупости кончены,— и впередъ едва ли меня завлекутъ въ нихъ. Между прочимъ какъ теб показались вчерашнія характерныя маски, милая Клара,— хорошо ли он выдерживали свои характеры?— ‘Этимъ людямъ, братецъ, и смшно бы было не выдержать ихъ.— Не во всю ли жизнь свою они ходятъ въ маскахъ? Впрочемъ, сказать по правд, во всхъ замаскированныхъ видно было боле жеманства на счетъ богатыхъ костюмовъ своихъ, нежели старанія выдерживать свои характеры.’
— Я замтилъ только одну особу, лучше всхъ другихъ выдерживавшую свою ролю: это былъ Кавалеръ въ Испанскомъ костюм, Клара.—
‘Да и я замтила его, впрочемъ не видала лица: — онъ былъ въ маск, старый Индйскій купецъ, или что-то сему подобное, также весьма, хорошо держалъ себя, скажу даже, лучше, нежели вашъ Испанскій Кавалеръ, котораго все занятіе состояло только въ томъ, чтобы везд слдить Лади Бинкъ и брянчать для ея удовольствія на своей гитар.— По крайней мр мн такъ показалось, любезный Жомъ.’
— Впрочемъ согласись, милая Клара, что онъ иметъ прекрасную фигуру и самые искусные пріемы. Но можешь ли ты угадать, кто онъ?—
‘.Право нтъ,— да я и не хочу обращать вниманія моего на подобные пустяки. Стараться угадать, кто это былъ, почти столь же скучно, какъ и видть въ другой разъ вс эт нелпыя сцены.’
— По крайней мр, ты согласишься со мною, Клара, хотя въ одномъ: кавалеръ, занимавшій роль Боттома, былъ весьма занимателенъ. Ты наврное помнишь его?—
‘Да, это дйствовавшее лице, по моему мннію, заслуживаетъ носить до конца жизни ослиную голову на плечахъ своихъ, а не только одинъ вчерашній день. Но что вамъ вздумалось, Жонъ, говорить о немъ?’
— То, что какъ Боттомъ, такъ и Испанскій кавалеръ была одна и та же особа. Повришь ли ты этому, Клара?—
‘Въ такомъ случа вчерашній день здсь было однимъ дуракомъ меньше,’ отвчала съ разсянностію Клара.
Братъ ея нахмурилъ брови.
— Клара!— сказалъ онъ ей — я твердо знаю, что ты прекрасная и умная двушка, но, по чести, твои странности и капризы бываютъ иногда несносны. Ни что въ свт столь не непріятно, какъ т люди, которые всегда хотятъ имть свое собственное мнніе. Этотъ Испанскій кавалеръ или Боттомъ, о которомъ мы говоримъ съ тобою, былъ Графъ Этерингтонъ.—
Послднія слова Мовбрай произнезъ съ возможною выразительностію, что впрочемъ ни мало не подйствовало на сестру его.
‘Графъ?’ сказала она, ‘въ такомъ случа, мн кажется, онъ долженъ гораздо лучше выдерживать роль Государственнаго Пера, нежели какого нибудь шута на театральной сцен, братецъ.’
— Это одинъ изъ знаменитйшихъ вельможъ Англіи,— продолжалъ Мовбрай тмъ же тономъ,— человкъ весьма образованный и тонкій. А увренъ, Клара, что онъ чрезвычайно понравится теб, когда ты увидишь его въ приватномъ обществ.
‘Понравится ли, нтъ ли, это все равно какъ для него, такъ и для меня, Жонъ.’
— Напротивъ, Клара, это будетъ совершенно не все равно, какъ для него, такъ и для тебя.—
‘Право?’ сказала Клара съ легкою улыбкою.— ‘Значитъ, я что нибудь значу въ свт, если еще уважаютъ моимъ мнніемъ, даже мой любезный Жонъ хочетъ, чтобы я сказывала ему мои отзывы о друзьяхъ его. Хорошо, я это сдлаю. Мы наврное когда нибудь встртимся съ нимъ при водахъ, и я постараюсь обратить на него особенное вниманіе:, что впрочемъ, можетъ быть, и раздосадуетъ Лади Бинкъ, за которою такъ постоянно ухаживаетъ другъ вашъ.’
— Ты говоришь пустое, Клара. Къ чему тутъ Лади Бинкъ? Скажу теб, что сегодняшнее утро я ожидаю къ себ Лорда Этерингтона. Онъ весьма желаетъ представиться теб, и я надюсь, Клара, что ты примешь его какъ друга твоего брата.—
‘Отъ всего моего сердца. Впрочемъ съ уговоромъ чтобы вы боле не представляли мн никого изъ друзей вашихъ — разв только тогда, какъ я вздумаю пріхать къ водамъ. Заключимъ условіе: вы не должны вводить въ мои комнаты ни охотничьихъ собакъ вашихъ, ни друзей своихъ. Первыя пугаютъ мою Минетку и грязными лапами своими мараютъ платья мои вторые заставляютъ меня скучать и звать.’
— Ты все иначе толкуешь, Клара. Этотъ человкъ, о которомъ я говорю теб, совсмъ не таковъ, какъ т, которыхъ я досел представлялъ теб. Я надюсь видть его часто въ нашемъ замк, и смю думать, что и моя Клара найдетъ его столь же достойнымъ своей дружбы, какъ и я самъ. Я даже имю весьма много причинъ желать этаго. Объ нихъ поговоримъ когда нибудь въ другое время.—
Клара посл минутнаго молчанія устремила тусклые взоры свои на брата, какъ бы желая проникнуть въ глубину его сердца.
‘Если я не ошибаюсь,‘ начала она посл минутнаго размышленія трепещущимъ голосомъ ‘если я не ошибаюсь… Но нтъ, нтъ, я не хочу врить, чтобы Небо опредлило мн такой внезапный ударъ и отъ чьей же руки?— Отъ руки брата, единственнаго покровителя бдной Клары.’
Она встала съ своего стула, подошла къ окну, отворила его какъ бы для того, чтобы освжить себя нсколько воздухомъ, потомъ опять закрыла, возвратилась на свое мсто и съ принужденною улыбкою обратилась къ своему брату.
‘Богъ съ вами, любезный Жонъ!’ сказала она.— ‘Если бы вы знали, какъ смертельно напугали вы своими словами бдную Клару…
— По крайней мр это совсмъ безъ умысла съ моей стороны, Клара,— отвчалъ Мовбрай, видвшій необходимость дать время успокоиться сестр своей,— Я говорилъ теб о Граф боле нежели о комъ нибудь другомъ потому только, что онъ мн нужне другихъ. Мы часто играемъ съ нимъ, онъ богатъ и горячъ….—
‘Дай Богъ, любезный Жонъ,’ сказала Кляра, стараясь какъ бы собраться съ духомъ, ‘чтобы вы навсегда отказались отъ сего опаснаго препровожденія времени!— Врьте мн., Жонъ, игра никогда не обогатитъ васъ.’
— Почему знать? А я докажу теб противное миленькая спорщица. Возьми — вотъ теб билетъ на сумму, которую я занималъ у тебя, тутъ даже и слишкомъ. Впрочемъ, не отдавай его Микклевану,— лучше отошли къ Биндлоосу, Изъ двухъ собакъ надобно выбирать ту, которая не столь бшена.—
‘Но, Жонъ, разв вы сами не можете отослать этаго билета къ Биндлоосу?’
— Нтъ, нтъ, это можетъ произвести замшательство между моими и твоими счетами, чего я никакъ не хочу.—
‘Скажу вамъ, братецъ, что на сей разъ я почти рада, что вы въ состояніи заплатить мн долгъ свой. Мн чрезвычайно хочется купить себ новую поэму Кампбеля.’
— Желаю теб съ удовольствіемъ прочесть ее, жалю даже, что я не могу раздлить его вмст съ тобою, потому что я точно также расположенъ къ книгамъ, какъ ты къ картамъ. Но довольно объ этомъ. Скажи мн серьзно, Клара, откинувши вс свои странности: соглашаешься ли ты принять молодаго Графа такъ, какъ должна принять добрая сестра друга своего брата?—
‘Это можно сдлать, Жонъ… но… но…. я прошу васъ не требовать ничего боле съ моей стороны. Скажите своему другу, что сестра ваша бдное твореніе, слабое какъ тломъ, такъ и духомъ своимъ, скажите ему, что я даже не въ состояніи боле одного раза видть его.’
— Этаго я ни за что въ свт не сдлаю. Выслушай меня, Клара. Надобно, чтобы я объяснился съ тобою. Сначала я хотлъ отложить этотъ разговоръ до другаго времени, но покрывало уже нсколько приподнято,— и я хочу совершенно отдернуть его. Знайте Клара Мовбрай, что Графъ Этерингтонъ, длая сего-дня визитъ намъ, иметъ нкоторые частные виды на нашу Фамилію, виды, Клара, которые уже одобрены мною, вашимъ братомъ, единственнымъ покровителемъ вашимъ, какъ вы сами отзывались обо мн незадолго предъ симъ.—
‘Я это думала,’ произнесла съ горестію Клара, ‘я предвидла это послднее несчастіе. Но, Жонъ Мовбрай, позвольте сказать вамъ также съ моей стороны, что та, съ кмъ вы говорите, теперь немаленькое дитя, не имющее ни собственной воли, ни разсудка. Однимъ словомъ, посл этаго разговора я не могу й не хочу видть вашего Графа Этерингтона!’
— Какъ!— вскричалъ Мовбрай съ живостію — и вы осмливаетесь говорить со мною такимъ ршительнымъ тономъ? Размысли хорошенько, Клара,— прибавилъ онъ посл минутнаго молчанія: — если ты вздумаешь противиться моимъ намреніямъ — будь уврена, очень мало выиграешь, а можетъ быть и все проиграешь.—
‘Говорите, что вамъ угодно, Жонъ, но я не хочу видть ни Графа, ни кого другаго, если вы ршаетесь имть на меня какія либо намренія. Мое ршеніе твердо, непремнно, ни прозьбы, ни угрозы ваши не заставятъ меня отступить отъ него/’
— Клянусь моею честію, Миссъ Мовбрай, вы довольно хорошо умете выдерживать свой характеръ, но прошу вспомнить, что я старшій въ семейств, и что моя воля должна быть закономъ для васъ. Если вы отказываетесь принять Лорда Этерингтона какъ моего лучшаго друга, то клянусь Богомъ, Клара, я боле не буду считать васъ за сестру мою. Подумайте, чему подвергаетесь вы, лишаясь покровительства и любви вашаго брата — и изъ него? Именно изъ пустыхъ капризовъ своимъ. Не думаете ли вы, какъ мн кажется, въ разстроенномъ воображеніи своемъ, что мы живемъ во времена Кларисъ Гарловъ и Генріеттъ Биронъ, когда силою приневоливали заключать браки? Оставьте вздорныя мысли ваши. Если Графъ Этерингтонъ и иметъ на васъ какіе нибудь виды, то поврьте, что, узнавши вашъ отзывъ объ немъ, безъ всякой значительной жертвы съ своей стороны оставитъ васъ пресмыкаться въ вашей ничтожности. Романическія времена древняго рыцарства давно уже прошли, Клара.—
‘Я совсмъ не хотла и думать объ этихъ временахъ Жонъ, просто говорю вамъ., что посл такого разговора съ вами не увижу ни Лорда Этерингтона, ни кого-либо изъ друзей вашихъ: я не могу, не хочу и не должна этаго длать. Я сначала согласна была принять визитъ его въ качеств вашего друга — теперь не хочу сдлать даже и этаго, Жонъ.’
— Напротивъ, Клара ты его увидишь, увидишь непремнно. Я докажу теб, что я имю столько же власти сколько ты упрямства и что столь же скоро готовъ забыть, что имю сестру, сколько и она сама показываетъ расположенія не помнить о томъ ,что иметъ у себя брата.
Значитъ наступило время, Жонъ въ которое домъ сей не можетъ боле служитъ убжищемъ намъ обоимъ. Намъ должно разлучиться, братецъ! Будьте счастливы безъ вашей Клары!’
— Ты принимаешь вс вещи съ удивительнымъ хладнокровіемъ, Клара,— отвчалъ Мовбрай съ безпокойнымъ видомъ, прохаживаясь по комнат.
‘Это отъ того, Жонъ, что я уже давно предвидла этотъ случай. Да, братецъ, я знала, что посл истощенія всхъ средствъ къ вашему возвышенію, вы обратите наконецъ ваши виды на бдную Клару — я не ошиблась.— Эта минута наступила,— и, какъ вы видите, я съ моей стороны довольно изготовилась къ ней.’
— Но куда же ты располагаешься удалиться отсюда? Кажется, я, какъ единственный родственникъ и покровитель твой, имю право знать это? Честь моя и честь всей Фамиліи требуетъ сего.—
‘Ваша честь?’ повторила Клара съ выразительностію, устремя на него глаза свои. ‘Мн кажется, вы хотли сказать: ваши выгоды. Он одн заставляютъ васъ принимать участіе во мн. Впрочемъ, извините, если я не удовлетворю вашему желанію. Скажу вамъ одно: что скоре я соглашусь спать на гнилой солом, или на голой скамь, нежели жить въ пышныхъ чертогахъ, но безъ свободы.’
— Ты весьма ошиблась,— отвчалъ съ твердостію Мовбрай,— если думаешь, что я позволю теб располагать твоею участью. Самые законы даютъ мн право имть надъ тобою всегдашнюю власть, да и собственный разсудокъ не позволитъ мн поступить иначе. Миссъ Мовбрай довольно уже побгала по лсамъ и при жизни покойнаго родителя нашего, если врить всмъ слухамъ.—
‘Да, Мовбрай, да, это совершенная правда!’ вскричала Блэра, заливаясь слезами. ‘Да проститъ Басъ благое Небо въ этомъ упрек! Вы хотите укорять меня въ разстройств моего разсудка, Жонъ, Богъ съ вами! Кажется, не вамъ бы должно было напоминать мн объ этомъ!’
Слезы Клары тронули сердце Мовбрая.
— Какъ ты глупа, Клара!— сказалъ онъ ей смягченнымъ голосомъ.— Къ чему эт слезы?… Не наговорила ли ты сама мн множества грубостей и колкихъ словъ? Ты въ глаза говоришь мн о твоемъ намреніи бжать изъ отеческаго дома, и когда я, естественно раздраженный сими словами, сказалъ теб нсколько грубостей, ты рада утонуть въ слезахъ.—
‘О мой любезнйшій Жонъ!’ вскричала Клара съ ужасомъ схватя его руки, о братецъ! скажите, что вы не думаете боле о томъ, что вы говорили мн! Не лишайте меня свободы, сего единственнаго блага, остающагося мн въ бдной моей жизни! Я готова сдлать все, что будетъ угодно вамъ: я буду здить къ водамъ, когда вы ни захотите, стану одваться по вашему вкусу, говорить то, что вы прикажете,— оставьте мн только свободу и мое уединеніе, оставьте меня плакать въ дом отца моего, и не принуждайте сестру вашу проклинать васъ. Дни жизни моей и безъ того уже изочтены, не ускоряйте смерть несчастной страдальцы! Не за одну себя, и за васъ самихъ вмст умоляю васъ Жонъ!.. Я бы хотла, чтобы вы вспомнили обо мн и тогда, когда меня не будетъ на земл но вспомнили безъ печали и угрызенія совсти… Сжальтесь надо мною и вмст надъ самимъ собою, Жонъ!.. Не уже ли я въ глазахъ вашихъ не заслуживаю никакого состраданія? Насъ только двое на всей земл — за чмъ же намъ длать другъ друга несчастными?’
Слова сіи были безпрестанно прерываемы слезами и громкими рыданіями Миссъ Клары. Мовбрай былъ весьма тронутъ и не зналъ на что ршиться ему. Съ одной стороны онъ былъ связанъ своими общаніями Графу Этернигтону, съ другой стороны видлъ, что и сестра его въ самомъ дл, въ настоящемъ въ своемъ положеніи не могла принять его визита. Планы, которые онъ было столь хорошо построилъ на воздух, теперь начали разрушаться, онъ не зналъ, что длать, и ршился снова прибгнуть къ увщаніямъ.
— Клара!— сказалъ онъ ей,— я уже говорилъ теб что я всегда готовъ быть твоимъ покровителемъ. Скажи мн, какія причины имешь ты отвергать посщеніе и лестныя предложенія Графа? Кажется, ты можешь, даже должна сдлать мн эту довренность, пользуясь столько лтъ полною свободою какъ при жизни покойнаго нашего родителя такъ и посл его кончины. Не сдлала ли ты какого нибудь неприличнаго и безразсуднаго выбора у препятствующаго теперь согласиться на предложенія столь много по видимому напугавшія тебя?—
‘Напугавшія?’ повторила Миссъ Клара: ‘ваше выраженіе весьма правильно. Истинно, меня ни что не могло такъ напугать какъ слова ваши, Жонъ!’
— Я очень радъ, что ты начинаешь нсколько приходить въ себя, Клара, но ты ничего не отвчаешь на послдній вопросъ мой?—
‘Что я буду отвчать вамъ, Жонъ? Разв уже необходимо по вашему мннію, чтобы каждая двица непремнно выбирала себ, хотя бы то было и противъ ея склонности, супруга? Многіе мущины не проводятъ ли жизнь свою холостыми? Почему же и намъ бднымъ двушкамъ не поступать иногда точно также? Любезный братецъ! сдлайте милость, не принуждайте меня никогда къ браку, оставьте меня тмъ, что я теперь.— Придетъ время, въ которое вы сами соедините жизнь свою съ какимъ нибудь другимъ существомъ, ваши дти найдутъ всегда во мн вторую мать — на нихъ готова я обратить всю мою нжность!’
— Ну, хорошо! ты все это можешь сказать самому Лорду Этерингтону, когда онъ будетъ здсь. Согласись, Клара, что приличіе и законы свта требуютъ по крайней мр, чтобы ты безъ видимаго отвращенія приняла визитъ его и выслушала его предложенія. Отказать ему ты еще успешь всегда. Кто знаетъ, можетъ быть онъ уже и перемнилъ свои намренія? Можетъ быть, Лади Бинкъ, вниманіе къ которой ты сама могла замтить, Клара, можетъ быть, говорю, Лади Бинкъ и въ самомъ дл умла вскружить ему голову и заставила его перемнить свои планы?—
‘О, я отъ сердца желаю ему всхъ возможныхъ успховъ, лишь бы только онъ оставилъ въ поко бдную Клару!’
— Можетъ быть, это и случится по твоему желанію — я даже самъ почти начинаю такъ думать. Впрочемъ, все таки надобно отказать ему съ должною учтивостію съ твоей стороны. Посл всего того, что онъ говорилъ мн на счетъ тебя, должно безъ сомннія ожидать предложенія о брак со стороны Графа: этаго, увряю тебя, Клара, ты ни какъ избжать не можешь.—
‘Если только этаго, Жонъ, то я васъ смло увряю, что Графъ ныньче же получитъ отъ меня такой отвтъ, который дастъ ему право искать любви всхъ дочерей Еввы, выключая одну Миссъ Мовбрай. Право, братецъ, у меня теперь столь много охоты освободить етаго бднаго плнника, безъ вдома моего впрочемъ попавшагося въ рабство ко мн, что я даже желаю его видть, между тмъ какъ за минуту до сего ни за что въ свт не согласилась бы на такое свиданіе.’
— Потише, Клара! у тебя всегда крайности. Подумай, что твоему отказу должны еще предшествовать предложенія съ его стороны.—
‘Натурально, братецъ. Но я надюсь, что дла пойдутъ обыкновеннымъ своимъ порядкомъ, и я возвращу Лади Бинкъ ея обожателя безо всякаго выкупа съ ея стороны.’
— Часъ отъ часу хуже, Клара. Теб не должно забывать, что Графъ терингтонъ другъ мн, мой гость, и что онъ не долженъ получить ни какого неудовольствія въ нашемъ дом. Съ другой стороны, Клара, скажу теб и то: не лучше ли будетъ для тебя попросить нсколько времени на размышленіе объ этомъ дл. Предложенія Графа довольно блистательны, титло Графини, его богатство: мн кажется, вс эт вещи заслуживаютъ, чтобы хорошенько подумать объ нихъ.—
‘Вы нарушаете наше условіе, братецъ. Не согласились ли вы уже на невозможность исполненія этаго брака? Не сказала ли я вамъ ршительно, что я согласна только принять его визитъ къ себ и ничего боле? Къ чему же, Жонъ, посл всего этаго вы опять начинаете мн говорить въ пользу вашего друга? Это снова заведетъ насъ далеко, братецъ, и можетъ быть, сдлаетъ уже и то, что я опять заупрямюсь даже и видть его.’
— Ну, хорошо, хорошо, Клара, вы сдлаете не боле, какъ примете визитъ его,— отвчалъ Мовбрай, чувствовавшій внутрь себя, что онъ въ самомъ дл противорчилъ прежнимъ словамъ своимъ.— Поступай, какъ теб будетъ угодно, милая Клара, прибавилъ онъ ласковымъ голосомъ,— только, ради Бога, отри глаза свои: я не могу видть ихъ заплаканными.—
‘Да, то есть, старайся, хотя наружно, казаться веселою, хотли сказать вы, Жонъ, вмст съ однимъ изъ любезнйшихъ моихъ авторовъ,’ сказала Клара съ улыбкою на лиц, утирая глаза свои платкомъ, ‘впрочемъ едва ли вы думали объ этой цитаціи, братецъ,’ продолжала она: ‘вы, кажется, ни разу не читали ни Шакспира, ни Пріора.’
— Точно нтъ, благодаря Бога. У меня въ голов слишкомъ много длъ, чтобы заниматься такими пустяками, я предоставляю ихъ теб и Лади Пенелоп. Ну, вотъ ты теперь стала и получше. Впрочемъ подойди къ зеркалу, Клара, оно скажетъ теб, что еще многаго недостаетъ къ тому, чтобы прилично принять Графа.—
Надобно признаться, что каждая женщина должна быть слишкомъ убита горестію, чтобы забыть о зеркал, или, что все равно, объ улучшеніи своей наружности, самыя съумасшедшія женщины въ Бедлам выдергиваютъ изъ тюфяковъ своихъ по нскольку соломы, связываютъ изъ нея гирлянды для себя и носятъ съ примтнымъ удовольствіемъ. Я зналъ одну женщину, которая, лишившись своего мужа, точно съ искреннею горестію оплакивала кончину его,— между тмъ какъ траурное платье къ похоронамъ три раза было посылано для передлки къ портному, который наконецъ уже догадался сдлать его съ полуоткрытымъ воротникомъ. То же самое можно почти приспособить и къ нашей бдной героин Клар Мовбрай. Не взирая на горесть, ее удручавшую, и не смотря на обыкновенное нерадніе въ плать, она имла, также какъ и другія, свои туалетные секреты, хотя впрочемъ не столь важныя, какъ у многихъ соотечественницъ ея. Разчесавши прекрасные волосы свои и пустивши нсколько длинныхъ локоновъ по плечамъ, она надла небольшую пастушескую шляпку съ блондами, и между тмъ какъ братъ ея втайн любовался, или лучше сказать, гордился ея прелестями, Клара безъ всякой посторонней помощи, кром своего зеркала, въ нсколько минутъ образовала изъ себя одну изъ тхъ прелестныхъ фигуръ, которымъ знатоки удивляются въ Греческихъ статуяхъ.
‘Теперь мн остается,’ сказала она, оканчивая туалетъ свой, ‘надть одну изъ лучшихъ муфтъ моихъ, и посл того, хотя бы сюда явился знаменитый Перъ, или Принцъ крови, я готова принять его.’
— Муфту? Опомнись, Кларушка! Въ продолженіе двадцати лтъ, я думаю, ни одна красавица не произносила даже этаго и слова. Муфты вышли изъ моды еще прежде, нежели мы родились съ тобою,— сказалъ Мовбрай.
‘Что нужды, Жонъ. Когда какая нибудь дама, или почтенная двица, какъ на примръ и ваша Клара, надваетъ на руки свои муфту, это служитъ знакомъ, что она никогда и никому не ршится выцарапать глаза, притомъ же муфта для двицъ нкоторымъ образомъ служитъ какъ бы знаменемъ непорочности, и наконецъ она же избавляетъ насъ отъ труда безпрестанно поправлять перчатки наши — что весьма благоразумно замтилъ нкто, помнится, Макъ Интохъ.’
— Ну, посл этаго длай, что теб угодно. Да въ самомъ дл, къ какой стати мущин вмшиваться въ туалетныя таинства дамъ. Но что это такое? Кажется, опять письмо ко мн, въ одно утро и въ другой уже разъ!—
‘Можетъ быть, Провиднію угодно было на сей разъ отвратить намренія вашего друга Графа Этерингтона отъ его путешествія въ нашъ очарованный замокъ,’ сказала съ улыбкою Миссъ Мовбрай ‘и можетъ быть, онъ ршился отложить визитъ свой ко мн до другаго раза.’
Лердъ Мовбрай отвтилъ на слова сіи однимъ выразительнымъ и вмст недовольнымъ взглядомъ на сестру свою. Онъ разломилъ печать письма, поданнаго его человкомъ. На обертк были написаны неизвстною рукою слова: Скорость и тайна. Содержаніе же сей странной записки читатели наши прочтутъ вмст съ самимъ Лердомъ Мовбраемъ въ начал слдующей Главы.

ГЛАВА V.

Безыменная засписка.

‘Прими ты мой совтъ: прочти его съ вниманьемъ,
‘Что въ немъ написано, на все есть основанье.’
Шаксперъ.

Письмо, полученное Лердомъ Мовбраемъ, которое началъ читать онъ въ присутствіи сестры своей, содержало слдующее:

‘Государь мой!

‘Миссъ Клара Мовбрай иметъ у себя мало друзей, даже, можетъ быть, только двоихъ, т. е. васъ, по узамъ крови, и меня, автора сей записки, который также, по нкоторымъ причинамъ, принимаетъ живйшее участіе въ ея положеніи. Не надясь увидться съ Миссъ Кларою, которая по большой части живетъ въ своемъ уединеніи, я ршился отнестись къ вамъ съ извстіями, которыя хотя относятся прямо къ ней, впрочемъ и вамъ, какъ брату и единственному покровителю ея, должны казаться также довольно значительными.
‘Я знаю, что нкто называющій себя Графомъ Этерингтономъ живетъ неподалеку отъ замка Шаусъ и иметъ виды на полученіе руки Миссъ Клары Мовбрай, сестры вашей. Очень легко можетъ случиться, что онъ и успетъ въ своемъ намреніи, ибо вс видимости въ его пользу, но прежде, нежели это дло будетъ совершенно кончено, совтую вамъ увришься, точно ли несомннны какъ имя, такъ и состояніе этаго человка? Размыслите получше объ этихъ двухъ пунктахъ, они довольно не маловажны по моему мннію. Часто человкъ уметъ надвать на себя личину богатства и знатности, между тмъ какъ онъ не иметъ ни того, ни другаго. Предполагая съ моей стороны, что Лердъ Мовбрай всегда за первйшую обязанность для себя поставляетъ пещись о благосостояніи и поддержаніи чести своей Фамиліи, я надюсь, что онъ не опуститъ воспользоваться симъ совтомъ, писавшій записку сію готовъ всегда подтвердить, что онъ иметъ въ рукахъ своихъ доказательства на все имъ сказанное.’
Посл перваго прочтенія сей необыкновенной записки Лердъ Мовбрай подумалъ было, что кто нибудь изъ жителей при водахъ по какой-либо личной ненависти къ Графу ршился оклеветать его, притомъ же всякое безъименное письмо нкоторымъ образомъ показываетъ уже желаніе писавшаго вредить другому втайн, и слдственно съ боязнію, чтобы не обнаружить свое коварство. Впрочемъ, прочитавши въ другой разъ и съ большимъ вниманіемъ записку сію, онъ нсколько поколебался въ семъ послднемъ мнніи. Оставя комнаты сестры своей, онъ спросилъ своего человка, гд былъ тотъ, кто принесъ это письмо, и получивъ въ отвтъ, что сей послдній остался на крыльц замка, съ быстротою молніи побжалъ внизъ. Но посланнаго уже не было тутъ: онъ сошелъ со двора замка и тихо проходилъ по алле, съ правой стороны ведущей къ большой дорог, а съ лвой къ сосднему лсу. Мовбрай закричалъ громко, чтобы онъ воротился на минуту, отвта не было. Раздраженный Лердъ ршился самъ догнать этаго чудака, по наружности своей похожаго на крестьянина, но сей послдній, обратясь назадъ и видя, что за нимъ бгутъ, съ своей стороны пустился также изо всей мочи налво въ густой и почти непроходимой лсъ, гд слишкомъ не легко было поймать его.
Мовбрай, еще боле раздраженный симъ его бгствомъ, ршился, во что бы то ни стало, преслдовать его и открыть автора безъимянной записки.— Отъ природы будучи довольно легокъ, онъ почти и не примтилъ, какъ въ жару своемъ увлекся на довольно значительное разстояніе отъ замка. Впрочемъ все дло кончилось тмъ, что принесшій записку, вроятно отъ того, что ему были знакоме излучистыя тропинки лса, умлъ пропасть изъ вида преслдовавшаго его, и Мовбрай, утомленный и раздосадованный своею неудачею, принужденъ былъ тихими шагами возвратиться въ свой замокъ, тмъ боле, что Графъ Этерингтонъ общался сдлать ему утренній визитъ свой.
Между тмъ едва только Мовбрай усплъ выбжать со двора своего замка для преслдованія принесшаго ему записку, какъ молодой Графъ въ самомъ дл подъхалъ къ крыльцу замка. Лакей, у котораго спросилъ онъ, дома ли былъ его баринъ, хотя и видлъ, что сей послдній сошелъ со двора, но такъ какъ онъ былъ безъ шляпы, то и подумалъ, что онъ тотчасъ же и воротится, почему и ввелъ Графа безъ всякихъ церемоній въ комнаты Клары, гд незадолго предъ симъ завтракалъ съ нею братъ ея. Въ это время Клара, сидя на соф, столь углублена была въ чтеніе книги, которую держала она въ рукахъ своихъ, а можетъ быть даже и въ собственныя мысли свои, что совсмъ не слыхала, какъ вошелъ Графъ, и не поднимала головы своей до тхъ поръ, пока сей послдній не нашелъ себя принужденнымъ произнести не совсмъ твердымъ голосомъ: ‘Миссъ Мовбрай! и Капли холоднаго пота выступили на блдномъ чел Клары, когда она услышала этотъ голосъ, болзненный вопль излетлъ, казалось, изъ глубины души ея. Между тмъ Графъ сдлалъ еще нсколько шаговъ, чтобы приближиться къ ней, произнося довольно твердымъ, хотя и тихимъ голосомъ: ‘Да, Клара, это я.’
— Ни шагу боле!— вскричала съ ужасомъ Миссъ,— не приближайся ко мн, ежели не хочешь въ сію минуту видть меня мертвую у ногъ твоихъ!—
Графъ остановился посреди комнаты какъ бы въ нершимости, что ему должно было начать.— Между тмъ Клара, блдная какъ смерть, трепещущимъ голосомъ умоляла его удалиться отъ нея, то обращалась къ нему просто какъ къ человку, то заклинала его какъ привидніе, явившееся разстроенному ея воображенію.
— Да, я етаго ожидала… ожидала давно!— шептала голосомъ отчаянія бдная Клара.— Братъ мой! братъ!— продолжала она голосомъ сильнйшимъ прежняго — гд ты? За чмъ оставилъ ты бдную Клару? Ахъ! приди сюда, уврь меня, что я не сплю. ‘Скажи, что существо, которое находится теперь предъ глазами моими, есть не боле какъ призракъ, тнь, явившаяся моему воображенію!.. Но нтъ, это не мечта… не призракъ… иначе онъ бы уже давно исчезъ въ пространств воздуха.—
‘Клара!’ сказалъ Графъ, ‘войдите въ себя… успокойтесь: вы видите предъ собою не мечту, не тнь, но просто человка, досел жертву несправедливостей, который хочетъ теперь помириться съ враждебнымъ рокомъ и начать пользоваться правами своими…’
— Никогда!— вскричала Клара,— никогда! Если я буду доведена до крайности, то эта же самая крайность и подастъ мн новое мужество. О какихъ правахъ говоришь ты, злой человкъ? Клара Мовбрай совсмъ не знаетъ тебя, а если и знаетъ, то только для того, чтобы презирать подобное чудовище!—
‘Презирать?…’ сказалъ Графъ ужаснымъ голосомъ и почти похожимъ на тотъ, которымъ объявляютъ смертный приговоръ несчастнымъ преступникамъ. ‘Нтъ, вы не должны, вы не можете презирать меня, Клара! Ваша судьба въ рукахъ моихъ,— и отъ васъ самихъ зависитъ сдлать ее или пріятною, или ужасною.’
— И ты осмливаешься такъ говорить со мною?— вскричала Клара съ блистающими отъ гнва взорами, между тмъ какъ блдныя губы ея трепетали отъ ужаса.— Разв ты забылъ,— продолжала она съ жаромъ,— что предъ линемъ самаго Неба ты далъ мн торжественную клятву никогда не видать меня безъ моего согласія?…—
‘Эта клятва была условная, Клара. Францъ Тиррель, какъ онъ называетъ себя, разв не далъ такой же клятвы? и между тмъ не видался ли онъ съ вами?’
Тутъ устремилъ онъ на нее быстрые и проницательные глаза свои.
‘Да,’ продолжалъ онъ уврительнымъ тономъ, ‘онъ васъ видлъ, точно видлъ, въ этомъ не осмлитесь запираться вы. Почему же клятва, которую разорвалъ онъ какъ тонкую шелковинку, должна быть для меня тверда какъ желзная цпь?’
— Да, я его видла,— произнесла Клара ослабвающимъ голосомъ, но только на минуту, на одну минуту….—
‘И хотя бы это было не боле, какъ на двадцатую часть минуты, все-таки вы видли его, Клара, говорили съ нимъ… Хорошо! теперь должно, чтобы вы видли и меня, говорили и со мною,— иначе я объявлю предъ цлымъ свтомъ общую тайну нашу… мои права… и потомъ накажу жалкаго соперника, осмливающагося становиться между вами и мною.— Жизнію заплатитъ онъ мн за свое безразсудство.’
— И вы можете говорить это?— сказала робкимъ голосомъ Клара.— О! есть ли въ васъ сердце, человкъ жестокій и нечувствительный? —
‘Есть, Клара, и сердце столь мягкое какъ воскъ, если вы согласитесь отдать мн должную справедливость, но напротивъ того, столь же твердое, какъ гранитъ, если вы ршитесь остаться непреклонною въ вашихъ намреніяхъ. Клара Мовбрай! еще разъ повторяю вамъ: судьба ваша въ рукахъ моихъ.’
— Оу не думай этаго, человкъ надменный!— вскричала Клара торжественнымъ голосомъ: — Богъ не попуститъ разрушиться и самому бренному сосуду безъ Его на то соизволенія. Судьба моя находится въ рукахъ Того, безъ Чьей воли не падетъ власъ съ главы нашей. Удались отъ меня! Я чувствую новую бодрость, само Небо покровительствуетъ всми оставленной Клар?—
‘Удалиться?.. и это говорите вы искренно, Миссъ?… Но подумайте хорошенько о томъ, что я теперь говорю вамъ: я, человкъ богатый, довольно извстный въ свт, предлагаю вамъ титло моей супруги, я предлагаю вамъ не какую нибудь мрачную участь въ будущности, на что впрочемъ даже нкогда согласны были вы. Миссъ, нтъ, я помчаю васъ въ число знаменитйшихъ особъ Государства, хочу раздлить съ вами вс мои почести, знаменитость, богатства. Братъ вашъ другъ мн,— онъ одобряетъ мои виды на васъ. Я возстановлю древній домъ вашъ, сдлаю еще боле знаменитымъ, нежели какъ былъ онъ прежде. Что же касается до васъ, я общаюсь исполнять вс малйшія желанія ваши. Если вамъ угодно, вы будете жить въ комнатахъ, совершенно отдльныхъ отъ моихъ, безъ вашего позволенія я даже не осмлюсь никогда войти къ вамъ, однимъ словомъ, изъ любви къ вамъ я готовъ на всякія пожертвованія! Вотъ вамъ полная и врная картина будущаго. Все прошедшее останется тайною для публики, если только вы согласитесь добровольно принадлежать мн, Клара.’
— Никогда! никогда!— вскричала она съ новымъ усиліемъ,— до самой послдней минуты моей жизни я буду повторять это слово. Высокое мсто, занимаемое тобою въ обществ, ничего не значитъ для меня, богатства твои я презираю. Ни законы Шотландіи, ни даже законы самой природы не могутъ дать брату моему права располагать моею склонностію, я презираю вс замыслы ваши. И если бы даже законъ отдалъ теб руку Клары, поврь мн, и тогда бы ты обнялъ не супругу свою, но только одинъ уже охладвшій трупъ ея.—
‘Ахъ, Клара! ваша горесть длаетъ васъ несправедливою ко мн. Теперь я оставляю васъ самихъ съ собою. Мн остается подумать о скорйшемъ свиданіи съ тмъ человкомъ, жизнь котораго отравляетъ все благополучіе моего существованія.’
Тутъ сдлалъ онъ движеніе, какъ бы сбираясь выдти изъ комнаты, но Клара, быстро подбжавъ къ нему и положа правую руку свою на плечо его, важнымъ и торжественнымъ голосомъ произнесла ему шестую заповдь: — Не убей!—
‘Не опасайтесь никакого насилія съ моей стороны,’ отвчалъ ей Графъ ласковымъ голосомъ, ‘даже самая ваша жестокость не можетъ отвратить меня отъ любви къ вамъ. Не бойтесь ничего за Франца: я не обагрю рукъ своихъ въ крови его. Съ своей стороны прошу отъ васъ хотя того, чтобы вы не противились желаніямъ вашего братца, и позволили мн время отъ времени видться съ вами. Удержитесь при немъ оказывать вашу ненависть ко мн, и я общаю сдлать все возможное съ моей стороны.’
Клара, отступивъ отъ него на нсколько шаговъ, отвчала ему со вздохомъ: — Ахъ! вспомните, что на небесахъ есть Богъ, Который нкогда будетъ судить насъ обоихъ. Вы терзаете сердце, никогда и ни чмъ не оскорбившее васъ. Вы ищете соединиться неразрывными узами съ той, которая обрекла себя могил. Нтъ, съ сихъ поръ, кром брата моего, никто меня не будетъ видть, и я скоре соглашусь остаться слпою на всю жизнь мою, нежели еще, хоть одинъ разъ, видть васъ. Скоре соглашусь живая слышать могильный заступъ надъ моею головою, нежели внимать вашимъ ужаснымъ предложеніямъ!—
Графъ 0тернигтонъ улыбнулся съ адскимъ хладнокровіемъ.’ Мн остается только жалть о васъ, сударыня,’ сказалъ онъ. ‘Впрочемъ положеніе, въ которомъ я засталъ васъ, даже и довольно тщательный нарядъ вашъ показываютъ мн, что вы нкоторымъ образомъ были согласны на предложеніе. вашего братца принять визитъ отъ меня?’
— Не толкуйте въ свою пользу сего послдняго обстоятельства! На предложеніе увидться съ вами я согласилась не иначе, какъ на несчастіе, котораго уже никакъ не могла избгнуть. Притомъ, Богъ свидтель, что я это сдлала въ надежд предотвратить еще большее несчастіе. Вотъ вамъ истинная причина моего согласія на предложеніе моего брата принять утренній визитъ вашъ.—
‘Ну, хорошо, я вамъ врю, и съ своей стороны общаюсь также до времени молчать обо всемъ томъ, чего, я думаю, и сами вы не желаете длать гласнымъ. Отъ времени буду ждать я успховъ себ и не употреблю насилія ни противъ кого. Позвольте мн теперь освободить васъ отъ моего присутствія.’ Сказавши слова сіи и сдлавши легкій поклонъ, онъ вышелъ изъ комнаты. На крыльц замка, куда сходилъ онъ для того, чтобы отправиться назадъ изъ замка Шаусъ, встртился съ Мовбраемъ, который, посл неуспшной погони своей за незнакомцемъ, принесшимъ безъименную записку, возвращался тихими шагами въ свой замокъ. Взаимная встрча сія смшала какъ гостя, такъ и хозяина дома. Воображеніе Лерда Мовбрая, какъ легко себ могутъ представить наши читатели, занято было таинственною запискою на счетъ Графа Этерингтона, а сей послдній, не смотря на все свое хладнокровіе, также не могъ быть неразстроеннымъ посл сцены съ Миссъ Кларою.
Мовбрай первый собрался съ духомъ, чтобы спросить Графа, видлъ ли онъ сестру его, и въ то же самое время приглашалъ его снова возвратиться въ замокъ, но Графъ отвчалъ ему довольно разсяннымъ тономъ, что онъ уже пользовался честію и вмст удовольствіемъ видть Миссъ Клару, почему и не хочетъ въ другой разъ безпокоить ее своимъ присутствіемъ.
я Я ласкаюсь надеждою, Милордъ’ спросилъ его Мовбрай, ‘что вы получили довольно ласковый пріемъ отъ сестры моей? Я думаю, Клара, ни смотря на мое отсутствіе, умла поддержать честь нашаго дома?’
— Миссъ Мовбрай нсколько смутилась моимъ нечаяннымъ прибытіемъ. Человкъ вашъ, по неосторожности своей, безъ доклада ввелъ меня прямо въ ея комнаты. Притомъ же въ такихъ обстоятельствахъ, какъ мы теперь находимся съ нею, первая встрча или свиданіе всегда бываетъ сопряжено со взаимнымъ замшательствомъ, особливо если тутъ недостаетъ какой нибудь третьей особы, могущей служишь посредникомъ между ними обоими. Судя по тону разговоровъ нашихъ съ Миссъ Кларою, я заключаю, другъ мой, что вы уже говорили съ нею обо мн.— Эта мысль смутила даже и меня самаго при разговорахъ съ вашею сестрицею. Впрочемъ дло начато — ледъ подломился…. и я надюсь съ сихъ поръ, имя частые случаи видться съ Миссъ Кларою, заслужить отъ нея вниманіе, столь лестное для меня. ‘
— Точно такъ, Милордъ, новы все таки, какъ кажется, располагаетесь хать отсюда, а между тмъ я имю сказать вамъ нчто такое, что заслуживаетъ полное ваше вниманіе и о чемъ впрочемъ совсмъ не мсто говорить на крыльц замка.—
‘Я готовъ слушать васъ, мой любезный Мовбрай’ отвчалъ Графъ не безъ внутренняго содроганія, похожаго, можетъ быть, на то, которое испытываетъ паукъ, когда онъ, прижавшись къ центру паутины своей, съ ужасомъ видитъ, что хотятъ обметать вникомъ тотъ уголокъ, гд -было расположился онъ для своихъ дйствій.— Жалкая участь всхъ людей, совратившихся съ пути добродтели и прибгающихъ къ непозволительнымъ средствамъ для достиженія своихъ намреній!
— Милордъ!— началъ Мовбрай, когда они оба вошли съ нимъ въ первую боковую комнату замка, гд обыкновенно хранились ружья, удочки, сти, однимъ словомъ, вс орудія, относящіяся къ охот и рыбной ловл,— Милордъ! мы, кажется, всегда были довольно искренни съ вами, притомъ отношенія, въ которыхъ мы находимся, и не позволяютъ дйствовать иначе: и такъ я не хочу ни въ чемъ скрываться предъ вами. Вотъ безъименная записка, которую получилъ я на счетъ васъ сегодняшнее утро. Прочтите ее ‘Графъ, можетъ быть, почеркъ обнаружитъ вамъ и автора.—
‘Да, я точно сей часъ же узналъ и почеркъ и автора’ отвчалъ Графъ, пробгая глазами записку, поданную ему Лердомъ Мовбраемъ, ‘и скажу вамъ искренно, что едва ли не этотъ одинъ человкъ во всемъ мір и можетъ разсвать такія клеветы прошивъ меня. Впрочемъ, я ласкаюсь надеждою, Мовбрай, что и вы съ своей стороны не почли этаго за что нибудь другое, важнйшее?
— Отдавши вамъ въ руки эту записку, Графъ, я, кажется, уже довольно показалъ вамъ, какого я мннія на счетъ ея. Какъ благородный человкъ, говорю вамъ, что я съ первой минуты полученія ея ршился въ душ своей показать ее вамъ, дабы подать вамъ средство, Милордъ, чрезъ неоспоримыя доказательства опровергнуть такія вздорныя клеветы, особливо въ отношеніи къ благородству вашего происхожденія.—
‘Да, Мовбрай, я это сдлаю, я долженъ это сдлать. Я покажу вамъ мои дипломы, актовыя бумаги на владнія различными помстьями посл покойнаго моего родителя, даже самое свидтельство моего рожденія: этаго, я думаю, достаточно будетъ для того, чтобы отклонить всякое подозрніе и разсять вс клеветы? Жаль только, что я не могу сдлать сего сію же минуту-гэтхъ бумагъ нтъ со мною… и вы сами согласитесь, любезный Мовбрай, что, путешествуя по свту, подобныя вещи смшно бы было всегда держать въ карман у себя
— Безъ сомннія, Милордъ, довольно и того, чтобы имть ихъ у себя,— а въ случа нужды разв не льзя вытребовать ихъ изъ того мста, гд они находятся? Но не могу ли я узнать, Милордъ, кто таковъ безъименный авторъ этой записки, и какія особенныя причины иметъ онъ питать прошивъ васъ такую по видимому закоренлую вражду и разсвать столь нелпыя клеветы?—
‘Это… это одинъ… по крайней мр самъ онъ такъ разславляетъ везд… одинъ изъ моихъ довольно близкихъ родственниковъ. Съ сожалніемъ долженъ признаться я вамъ, Мовбрай, что онъ въ самомъ дл доводится мн братомъ со стороны покойнаго моего родителя. Но рожденіе его было незаконно… вы меня понимаете? Батюшка мой, даже и я самъ, Мовбрай, сначала весьма любили его, потому что онъ имлъ довольно тонкій умъ и нсколько хорошихъ талантовъ. Впрочемъ разсудокъ его по временамъ бывалъ какъ бы помшаннымъ, идеи его часто бывали довольно смшанны… Онъ забралъ себ въ голову знатность, чины и величіе, на которыя онъ, по несчастному рожденію своему, никогда не могъ имть права, и въ слдствіе сего онъ началъ смотрть завистливыми глазами на богатое имніе покойнаго моего родителя и возненавидлъ меня. Впрочемъ, этотъ человкъ довольно хорошъ въ другихъ отношеніяхъ. Я даже скоре готовъ врить, что и клеветы его на счетъ меня происходятъ не столько отъ злобы, сколько отъ помшательства въ разсудк. Истинно скажу вамъ, Мовбрай, мн жаль этаго молодаго человка, онъ бы могъ занимать довольно хорошее мсто въ обществ.’
— Могу ли я узнать о его имени, Милордъ?—
‘Покойный батюшка мой имлъ маленькую неосторожность дать ему собственное свое имя: Францъ, съ присоединеніемъ также одцого изъ титловъ нашей фамиліи: Тиррель. Впрочемъ, настоящее имя его, и которое носить онъ имешь неоспоримое право, есть Мартини.’
— Францъ Тиррель!— вскричалъ Моворай — это точно имя того незнакомца, который надлалъ собою столько шума при водахъ за нсколько дней предъ вашимъ пріздомъ туда, Графъ. Да вы и сами наврное видли эт аффишки на стнахъ общей залы, родъ публичнаго объявленія.—
‘Да, я это видлъ, Мовбрай. Но прошу васъ, пощадите мою чувствительность на счетъ этаго предмета. Сказать по правд, эти-то объявленія и были причиною того, что я досел никогда не говорилъ вамъ о моей связи съ симъ человкомъ, между тмъ какъ въ самомъ дл ничего не удивительно, что подобные люди заводятъ пустыя ссоры и посл не имютъ духа защищать себя.’
— Да, Милордъ, или ссылаются обыкновенно на какое нибудь непредвиднное обстоятельство, помшавшее имъ явишься въ назначенное мсто. Но, Графъ, когда я хорошенько подумалъ объ этомъ дл, представьте себ: время, назначенное для поединка, и даже мсто, гд долженъ былъ произойти оный, было то самое, гд вы получили рану вашу, и если меня не обманываютъ догадки мои, едва ли не этотъ же странный человкъ былъ причиною сего вашего несчастія?—
‘Мовбрай!’ сказалъ Графъ, понижая голосъ и потупя взоры свои, ‘на этотъ разъ вы совершенно угадали то, о чемъ я не хотлъ никому сказывать, опасаясь дурныхъ послдствій для сего несчастнаго. Впрочемъ скажу вамъ и то, что не могу совершенно утверждать этаго происшествія,— мн показалось только, что черты лица человка, напавшаго на меня въ лсу, были весьма похожи на черты Франца Тирреля, котораго уже нсколько лтъ я не видывалъ, притомъ же все это было дломъ одной минуты, и я не могъ порядочно разсмотрть его. Но какъ бы то ни было, видно, и мой ударъ былъ не слишкомъ вренъ, потому что этотъ чудакъ опять уже началъ дйствовать противъ меня, что доказываетъ сія безъименная записка.’
— Ваше Превосходительство смотрите на вс дла съ чрезвычайною твердостію характера и почти непонятнымъ для меня хладнокровіемъ сказалъ Мовбрай.— Не были ли вы въ опасности сдлаться убійцею одного изъ ближайшихъ вашихъ родственниковъ? И мн кажется, Графъ….—
‘А что такое вамъ кажется, Мовбрай? Не сказалъ ли я вамъ, что я почти не имлъ и времени разсмотрть порядочно этаго чудака? Притомъ обстоятельства, въ которыхъ находился я, не требовали ли всякой крайности съ моей стороны? Съ другой стороны замчу вамъ, что хорошій охотникъ, гонясь за лисицею, никогда не размышляетъ о глубин того рва, чрезъ который иногда нужно бываетъ перепрыгнутъ ему, чтобы не упустишь своей добычи. Не хотли ли вы, чтобы я не длалъ никакихъ усилій для защищенія своей жизни? Человкъ, писавшій сію записку,’ продолжалъ онъ, дотрогиваясь до нея указательнымъ пальцемъ своимъ ‘живъ еще и слдовательно много будетъ стараться вредить мн.— Онъ даже бы не усумнился и совершенно умертвить меня, что доказываетъ и эта рана, знаки которой останутся при мн на всю жизнь мою.’
— Я очень далекъ отъ того, Милордъ, чтобы осуждать васъ въ этомъ дл, я даже радуюсь, что это не имло дальнйшихъ послдствій. Но скажите мн, Графъ, какія же теперь ваши намренія на счетъ этаго опаснаго человка, который по всмъ видимостямъ остался въ живыхъ и находится въ здшнихъ окружностяхъ?—
‘Надобно, чтобы я непремнно открылъ его убжище, Мовбрай, и тогда я подумаю, что приличне будетъ сдлать мн, дабы обезопасить себя отъ его козней. Можетъ быть, онъ теперь, соединившись съ какими нибудь подобными себ бродягами, даже ищетъ жизни моей. Я знаю его характеръ: ршительность есть первая черта его. Могу ли я просить васъ, Мовбрай, съ своей стороны посредствомъ людей вашихъ постараться хорошенько вывдать, не знаетъ ли кто о его мстопребываніи, и если это удастся, не медливши увдомить обо всемъ меня!’
— Съ величайшимъ удовольствіемъ, Милордъ, я готовъ съ своей стороны всячески помогать вамъ въ этомъ дл. Все, что я зналъ объ этомъ человк, состоитъ въ томъ, что, онъ проживалъ нсколько времени въ негодномъ трактиришк старой Сен-Ронанской деревни у старухи Мегъ Додъ. Теперь я знаю точно, что его уже нтъ тамъ, впрочемъ, можетъ быть, эта старая колдунья Мегъ и знаетъ объ его убжищ.—
‘Обо всемъ этомъ я постараюсь хорошенько развдать,’ сказалъ Графъ Этерингтонъ.
Напослдокъ, откланявшись Мовбраго съ видимыми знаками дружбы и расположенія къ нему, онъ слъ на лошадь и во весь галопъ поскакалъ по дорог къ гостинниц Фоксъ.
— Хорошъ же буду при зять мой!— говорилъ самъ себ Лердъ Мовбрай, смотря въ слдъ за нимъ. Онъ иметъ самое дьявольское хладнокровіе ко всему: стрлять изъ пистолета въ брата своего и говорить объ этомъ съ такимъ же равнодушіемъ, какъ бы онъ выстрлилъ въ дикую утку! Что же сказать, если бы онъ имлъ дло съ кмъ нибудь другимъ? Но, чортъ возми! не удастся же ему провести и меня! Я самъ пистолетнымъ выстрломъ могу сосчикнуть со свчки, не погася ее. И если дла пойдутъ не такъ, какъ я думаю, я докажу ему, что меня звнутъ Жономъ Мовбраемъ.—

ГЛАВА VI.

Письмо.

‘Вврь мн важныя депеши твои!’
Шакспиръ.

Возвратясь въ гостинницу Сен-Ронанскую, Графъ Этерингтонъ заперся въ своей комнат, и будучи въ крайнемъ разстройств отъ неожиданныхъ приключеній этаго дня, принялся писать къ Капитану Жекилю, своему корреспонденту, или правильне сказать другу. Къ счастію, письмо сіе не затерялось между множествомъ манускриптовъ, относящихся къ сей исторіи, почему и представляемъ его любезнымъ нашимъ читателямъ.

‘Мой любезный Гарри!

‘Говорятъ, что тотъ домъ близокъ къ разрушенію, въ которомъ появляется вдругъ множество мышей, то [Царство ненадежно, гд нтъ хорошихъ союзниковъ, и наконецъ тотъ человкъ не дальше двухъ шаговъ отъ своей погибели, который хотя и иметъ друзей, но вдалек отъ себя. Я не суевръ, Гарри, но послдней примт отчасти врю. Какой злой духъ препятствуетъ теб до сихъ поръ соединиться со мною? Къ чему ты мн присылаешь нравоучительные отвты свои, между тмъ какъ ты самъ необходимо нуженъ мн? По послднему отвту на письмо мое я не узналъ тебя, Гарри: ты становишься похожъ на престарлую кокетку, но неспособности гршить пустившуюся въ нравоученія. Къ чему вс эти длинныя тирады твои о человколюбіи, совсти и о страх быть замшаннымъ въ какую нибудь значительную интригу, могущую имть дурныя послдствія? Ты возстаешь противъ нашего поединка съ Тиррелемъ, представляя въ причину, что мы съ нимъ ближайшіе родственники, но ты не съ той точки зрнія смотришь на это дло: въ немъ боле комическаго, нежели ужаснаго. Наконецъ ты оканчиваешь тмъ, что до тхъ поръ не согласишься дйствовать за одно во мною, пока не узнаешь хорошенько всей сущности этаго дла и причинъ, побуждающихъ меня дйствовать такъ, а не иначе — это собственныя твои выраженія, Гарри.
‘Чтобы успокоить совсть твою, Гарри, на счетъ моего поединка съ Францемъ, скажу теб я что это было необходимо: ибо я долженъ же былъ защищать жизнь мою отъ его бшенства.— Да и къ тому же, не уже ли теб въ первый разъ случилось услышать о дуэли между двумя братьями? Прибавлю еще и то: почему я знаю, точно ли этотъ чудакъ произошелъ отъ одной со мною крови? Старая пословица говоритъ: умный ребенокъ знаетъ отца своего. А я съ этой стороны по совсти не могу назвать себя умнымъ.
‘Что же касается до твоего желанія узнать вс подробности сей исторіи, безъ чего ты даже не ршаешься помогатъ мн, на это я теб скажу, Гарри, вотъ что: ты похожъ на человка, у котораго спрашиваютъ: который часъ?— Вмсто того, чтобы вынуть изъ кармана часы, посмотрть на стрлку и отвтить спрашивающимъ, ты молчишь до тхъ поръ, пока не разсмотришь всего механизма часовъ, ихъ хода, колесъ, пружины и прочаго вздора. Стыдись, Гарри Жекиль! Давно ли ты сталъ недоврчивъ къ другу своему Лорду Этерингтону? Не всегда ли какъ ты такъ и я, тогда только пускались въ большую игру, когда на рукахъ у насъ были врныя карты?
‘Другой на моемъ мст подумалъ бы, что честный Гарри корыстолюбивъ, и потому только не хочетъ дйствовать общими силами, что не видитъ для себя выгоды въ будущемъ. Но ты знаешь меня, знаешь, что я не изъ числа тхъ, которые не любятъ длиться въ выигрыш, я даже всегда стараюсь напередъ показать друзьямъ моимъ то, на что они могутъ надяться въ будущности: это длаетъ ихъ внимательне во всхъ отношеніяхъ.— А не покажи пріятной цли,— кто же будетъ стараться и о средствахъ къ достиженію ея? Въ первомъ случа люди дйствуютъ-горячо, какъ охотничьи собаки, слышащія чутьемъ своимъ, что добыча ихъ недалеко отъ нихъ, а во второмъ какъ гончія, потерявшія слдъ и уже съ повисшими ушами бродящія по лсу.— Но воть я и самъ непримтнымъ образомъ завлекся въ разсужденія я между тмъ какъ еще мн должно для удовлетворенія требованій моего Гарри вооружиться терпніемъ и исписать ему цлую десть, бумаги, разсказывая то, что для него такъ любопытно — то есть мою исторію. И такъ я начинаю:
‘Графъ Францъ Этерингтонъ, почтеннйшій родитель мой, былъ такой человкъ, о которомъ по всей справедливости не льзя было сказать ничего положительнаго. Не бывши ни совершенно глупымъ, ни совершеннымъ мудрецомъ, онъ имлъ впрочемъ столько благоразумія, чтобы не броситься въ колодезь при какихъ нибудь критическихъ обстоятельствахъ,— тмъ боле, что онъ въ такомъ случа скоре готовъ былъ столкнуть туда своего ближняго. Нкоторые люди поговаривали даже, что въ голов его существовало всегдашнее предрасположеніе къ сумасшествію, но я съ моей стороны не скажу объ этомъ ни слова, потому что во всей природ нтъ ни одной птицы, которая бы не любила гнзда своего. Мой почтеннйшій родитель имлъ довольно пріятную наружность. Черты лица его были выразительны, особливо когда онъ бывалъ во всемъ расположеніи духа, — однимъ словомъ, это былъ человкъ, который всегда могъ надяться довольно многое находить для себя у прекраснаго пола.
‘Сей-то Лордъ Этерингтонъ, о которомъ я довольно, кажется, уже сказалъ теб, путешествуя въ молодыхъ лтахъ своихъ по свту, имлъ слабость подарить свое сердце одной красивенькой сиротк Француженк Маріи Мартини. Нкоторыя особы утверждали даже, что, отдавши ей сердце, онъ отдалъ также въ придачу и руку свою… Но по крайней мр я съ моей стороны не могу сказать ничего утвердительнаго на счетъ сего послдняго происшествія, кром того, что сей связи обязанъ былъ своимъ рожденіемъ этотъ Францъ Тиррель, какъ онъ обыкновенно называетъ себя, или справедливе Францъ Мартини (послднее имя боле способствуетъ моимъ планамъ на счетъ этаго человка). Возвратясь въ Англію, мои почтеннйшій родитель предъ лицемъ церкви взялъ себ въ супруги слишкомъ тщеславную, но за то также и слишкомъ богатую невсту Анну Булмеръ, отъ котораго счастливаго брака родился я Францъ Валентинъ Булмеръ-Тиррель, законный наслдникъ какъ соединенныхъ чрезъ сей бракъ движимыхъ имній, такъ и именъ обоихъ виновниковъ моей жизни. Знаменитая чета сія, не смотря на то, что она получила во мн, кажется, уже довольно достаточной залогъ милости небесной, жила между собою въ большомъ несогласіи, тмъ боле, что доброму батюшк моему довольно некстати вздумалось выписать изъ Франціи этаго несчастнаго Франца Тирреля и воспитать его вмст со мною почти безъ всякаго должнаго различія между нами обоими.
‘Супружескія несогласія естественнымъ образомъ должны были умножиться отъ сего неприличнаго соединенія двухъ дтей, одного законнаго и другаго незаконнаго, и мы оба съ Франкомъ довольно часто бывали свидтелями ихъ раздоровъ, иногда даже выходившихъ почти изъ должныхъ предловъ приличія. Однажды почтенная моя родительница, которая, между нами сказать, на всякой случай имла довольно много краснорчія въ ссор съ дражайшимъ супругомъ своимъ, нашла, что обыкновенныя выраженія ея гнва были не слишкомъ сильны, и вздумала занять нсколько бранныхъ словъ у простаго народа,— въ слдствіе чего два небольшія слова, именно: потаскушка и незаконнорожденный, были употреблены ею и приспособлены къ Маріи Мартини и сыну ея Францу Тиррелю. Посмотрлъ бы ты, Гарри, что сдлали слова сіи изъ моего добренькаго родителя!— Мн кажется, ни одинъ изъ предковъ его, носившихъ родовую Графскую корону, нашу, никогда и ни огнь чего не бывалъ столько взбшеннымъ. Въ пылу своего гнва онъ даже имлъ духъ воспользоваться похвальнымъ примромъ своей половины занимать сильныя выраженія у простолюдиновъ и приспособилъ эти же два слова, только уже на оборотъ, и именно первое къ почтеннйшей моей родительниц Анн Булмеръ, а второе къ твоему другу, Гарри, Валентину Булмеру Тиррелю.
‘Я въ это время былъ уже порядочнымъ повсою, съ довольными понятіями, слдственно и могъ удержать сей случай въ моей памяти. Впрочемъ, батюшка скоро опомнился отъ своей запальчивости, даже, кажется, жаллъ о словахъ, вырвавшихся у него въ минуту гнва.— Матушка также съ своей стороны разсудила о всхъ непріятныхъ послдствіяхъ, могущихъ произойти отъ подобныхъ сценъ,— и между ними заключено было перемиріе. Надобно же теб сказать, Гарри, что гнвъ моего батюшки какъ на мать мою, такъ вмст и на меня естественнымъ образомъ возбудилъ въ душ моей ненависть къ этому Францу Тиррелю. Я уже началъ смотрть на него совсмъ другими глазами, и мн даже не рдко приходило на мысль, не хочетъ ли почтенный родитель мой усыновить его совершенно въ качеств старшаго брата моего,— а тогда, ты знаешь, Гарри — слдствія были бы не слишкомъ выгодны для твоего друга!’ Я, еще боле уврился въ моихъ подозрніяхъ на этотъ счетъ отъ одного небольшаго происшествія между мною и пригоженькою дочкою моего гувернера.— Ты меня понимаешь, Гарри’ Поступокъ мой такъ взбсилъ батюшку, что онъ шутъ же опредлилъ, такъ сказать, изгнаніе мое въ Шотландію и путешествіе по различнымъ странамъ для моего образованія, Францъ назначенъ былъ моимъ спутникомъ.— Мн опредлено было довольно умренное жалованье и запрещеніе пользоваться титломъ Лорда Этерингтона.— Ты можешь назваться просто именемъ твоей матери, т. е. Валентиномъ Булмеромъ, сказалъ мн отецъ мой, не прибавляя названія Франца Тирреля, которымъ пусть пользуется твой сопутникъ!
‘Не смотря на обыкновенную робость, съ которою я уже давно привыкъ исполнять вс повелнія моего батюшки, на сей разъ я дозволилъ сказать себ, что если ему угодно, чтобы я носилъ на себ одно имя моей матушки, то почему же и Францу не прикажетъ онъ называться именемъ той особы, которая произвела его на свтъ? Желалъ бы я, Гарри, чтобы ты посмотрлъ, какую фурію представилъ изъ себя въ это время почтенный родитель мой!— Ты, сказалъ онъ мн… (и остановился на минуту какъ бы для пріисканія сильнйшаго выраженія своего гнва), ты точный сынъ твоей матери и живой портретъ ея! Этотъ разительный упрекъ и тонъ, съ которымъ былъ произнесенъ онъ, весьма подйствовали на мою душу.— Исполняй, что я теб приказываю, продолжалъ отецъ мой: носи съ терпніемъ и въ тайн имя, о которомъ я говорилъ теб,— или, клянусь Богомъ! ты и не будешь имть другаго во всю жизнь твою.
‘Послдняя угроза совершенно обезоружила меня. Длать было нечего — надлежало повиноваться. Предъ отъздомъ нашимъ отецъ мой между прочими совтами, какъ намъ надлежало вести себя, прочелъ довольно длинное разсужденіе о безуміи нкоторыхъ молодыхъ людей влюбляться безъ согласія своихъ родителей и вступать въ тайные браки, я не одному изъ васъ никогда не простилъ бы подобной глупости, прибавилъ онъ въ заключеніе отеческихъ совтовъ своихъ.
‘Вс эти обстоятельства весьма не нравились мн, тмъ боле, что слова батюшки относились не ко мн одному, но вмст и къ Тиррелю, какъ будто бы и онъ имлъ равное право на любовь его. Мы даже въ одной коляск отправились съ нимъ для нашего путешествія, гд и сидли сначала молча и изрдка только посматривая другъ на друга, подобно двумъ собакамъ, выжидающимъ только случая броситься одной на другую. Не знаю точно, что чувствовалъ ко мн Францъ — по крайней мр мое расположеніе было точно такое.
‘Въ слдствіе приказаній моего родителя мы начали называться въ нашемъ путешествіи двоюродными братьями,— замть, Гарри, не боле какъ двоюродными. Тиррель часто посматривалъ на меня такими глазами, въ которыхъ, по крайней мр мн такъ казалось, видно было желаніе не вражды, а взаимнаго согласія, я съ своей стороны, не видя также ничего выгоднаго для себя въ ссор съ нимъ, началъ оказывать ему нкоторое расположеніе, и мы на первой половин нашего путешествія сдлались если не друзьями, по крайней мр сносными одинъ другому, что и продолжалось до тхъ поръ, пока своенравной судьб не вздумалось подшутить надъ нами самымъ необыкновеннымъ образомъ, какъ ты увидишь въ продолженіи моего повствованія.
‘Отецъ мой имлъ чрезвычайную страсть къ охот, Францъ и я также наслдовали отъ него эту страсть — въ особенности я, Гарри… Мы пріхали въ Эдинбургъ. Городъ сей, столь веселый и многолюдный зимою, лтомъ обыкновенно длается самымъ скучнымъ и почти пустымъ, нтъ никакихъ публичныхъ увеселеній, кто можетъ, вызжаетъ въ окрестныя деревни, улицы пустютъ, дворянство переселяется въ загородные домы свои, купцы разъзжаются по ярмаркамъ,— млкопомстные Лерды съ котомкою за плечами и съ ружьемъ въ рукахъ разбгаются, по сосднимъ лсамъ, однимъ словомъ, всякой, кто только можетъ, не остается въ город. Мы съ Тиррелемъ также начали скучать своимъ мстопребываніемъ и выпросили, не безъ труда впрочемъ, позволеніе отъ батюшки оставить) Эдинбургъ и поселиться въ какомъ нибудь окрестномъ мстечк, гд бы мы могли заниматься охотою, выдавая себя за молодыхъ Англичанъ, Студентовъ Эдинбургскаго Университета.
‘Сначала мы охотились по окружностямъ Шотландскихъ горъ, но такъ какъ смотрители тамошнихъ лсовъ часто мшали нашей страсти: то мы и избрали себ наконецъ постояннымъ мстопребываніемъ эту маленькую деревушку Сен-Ронанскую, гд тогда еще не знали ни цлительныхъ водъ, ни хорошенькихъ дамъ, ни игорныхъ столовъ, однимъ словомъ, ничего оригинальнаго, выключая разв старую дуру трактирщицу, у которой и остановились мы съ Тиррелемъ. Хозяйка наша въ числ своихъ знакомыхъ имла одного негодяя, служившаго агентомъ какому-то Лерду въ окрестностяхъ, и чрезъ него-то мы получили позволеніе охотиться безъ помшательства на земляхъ, принадлежавшихъ его патрону. Я особенно со всмъ жаромъ принялся за сіе упражненіе, Францъ съ большею умренностію, ибо онъ, согласуясь съ мрачнымъ характеромъ своимъ, чаще предпочиталъ охот уединенную прогулку по живописнымъ окрестностямъ Сен-Ронанской деревни. Притомъ же онъ чрезвычайно полюбилъ рыбную ловлю, что обыкновенно и разлучало насъ съ нимъ въ провожденіи нашего времени. Не знаю, какъ онъ, по крайней мр я не безъ удовольствія всегда отдалялся отъ него, какъ отъ человка, въ которомъ видлъ нкоторымъ образомъ соперника себ.
‘Клара Мовбрай, дочь Лерда Сеи Ронанскаго, которому нкогда принадлежали вс сіи владнія, была тогда въ семьнадцатой весн своей жизни. Это было милое божество Сен-Ронанскихъ лсовъ, столь прелестное и живое, какъ только можетъ представишь воображеніе смертнаго. Мила какъ улыбка любви и невинна какъ первый сонъ младенца, она разливала счастіе и жизнь на все ее окружавшее. Свобода, которою пользовалась она,— ибо отецъ ея былъ старъ и притомъ болнъ подагрою, не спускавшею его съ постели,— придавала Миссъ Клар какую-то особенную оригинальность, которой не льзя найти ни въ одной двушк. Часто на рзвомъ кон и съ безпечною веселостію скакала она по полямъ Сен-Ронанскимъ, или скиталась въ глуши лсовъ, имя при себ только одну двушку, взятую для компаніи отъ одного бдняка, вассала Лердова.
‘Уединеніе этого мста въ сію эпоху и простота его жителей обезпечивали совершенно такія уединенныя прогулки Миссъ Клары и ея подруги. Францъ, эта счастливая собака, умлъ познакомиться съ обими двушками въ ихъ прогулкахъ — и вотъ по какому случаю: Миссъ Мовбрай и обыкновенная ея спутница однажды вздумали переодться въ крестьянское платье и постишь для шутки въ семъ костюм одну изъ знакомыхъ имъ содержательницъ сосдней Фермы. Он съ успхомъ выполнили свое предпріятіе, но возвращаясь предъ захожденіемъ солнца въ замокъ, нечаянно повстрчались съ какимъ-то молодымъ чудакомъ въ род Гарри Жекиля, которыя на сей разъ, запустивши себ за галстухъ нсколько лишнихъ бокаловъ виски, не могъ разгадать, что подъ сею грубою одеждою скрывались не простыя крестьянки, и началъ было дйствовать съ ними не совсмъ учтивымъ образомъ. Миссъ Клара испугалась, спутница ея закричала во все горло, и вотъ мой любезнйшій братецъ съ ружьемъ за плечами прибгаетъ на крикъ и спасаетъ двухъ путешествующихъ красотокъ.
‘Такимъ-то образомъ началось знакомство, которое въ послдствіи времени, какъ ты увидишь, возымло совсмъ другія отношенія. Прекрасная Клара разсудила, что для нея будетъ гораздо спокойне и безопасне прогуливаться по лсамъ съ существомъ мужескаго рода, нежели съ своею подругою. Мой ревностный и сантиментальный братецъ также съ жаромъ принялся за это дло,— и такимъ образомъ они сдлались почти неразлучными,— а въ послдствіи времени мудрено ли что между ними возникла и совершенная любовь со всми своими глупостями. Я долго не зналъ объ этой связи, да можетъ быть, не узналъ бы и никогда, еслибъ, къ величайшему моему удивленію, дорогой братецъ мой самъ не сдлалъ меня участникомъ тайны своей. Любовь всегда болтлива, Гарри, притомъ для нея почти всегда необходимъ бываетъ хорошій посредникъ. Сначала я до такой степени былъ удивленъ., что ничего не могъ отвчать Францу. Какъ, онъ, этотъ благоразумный человкъ, этотъ всегдашній смиренникъ, влюбленъ, да еще такъ неостороженъ, что мн открываетъ свою интригу?.. Впрочемъ, вооружась притворнымъ хладнокровіемъ, я началъ, какъ умлъ, говорить ему о безразсудности его поступка, представлялъ ему слова батюшки передъ нашимъ отъздомъ и возможность лишенія за такую страсть не только любви его, но даже и всего, него бы онъ могъ надяться въ будущемъ, и въ заключеніе прибавилъ, что я бы ни за что въ свт не ршился на подобную глупость. Онъ отвчалъ мн, что наши отношенія съ нимъ были совершенно различны, и что его несчастное рожденіе (это было собственное выраженіе его) нкоторымъ образомъ извиняло несовершенное повиновеніе къ виновнику его жизни. Онъ также прибавилъ, что получа въ наслдство небольшое имніе посл одного изъ родственниковъ своей, матери, онъ почитаетъ себя обезпеченнымъ на счетъ будущей своей жизни, и что Клара изъ любви къ нему ршается довольствоваться посредственностію. Наконецъ заключилъ тмъ, что онъ проситъ не совтовъ моихъ, но только помощи въ будущемъ, для содйствія тайному браку его съ Миссъ Кларою.
‘Что бы ты сдлалъ на моемъ мст, любезный Гарри?— Я разбиралъ въ голов моей, сколь полезно для меня было сіе новое открытіе, батюшка всегда возставалъ противъ тайныхъ браковъ.— Если Францъ вступитъ въ него, то наврное будетъ отвергнутъ имъ, и тогда мн уже нечего будетъ опасаться на счетъ богатаго наслдства, которое по многимъ видимостямъ могъ отбить у меня этотъ человкъ, досел столь любимый отцемъ моимъ. И такъ я ршился помогать Францу, впрочемъ такъ, чтобы это было непримтно и чтобы въ случа нечаяннаго открытія я могъ оставаться въ сторон, какъ человкъ, совершенно непричастный этому длу.
‘Скоро узналъ я, что оба любовника имли во мн гораздо боле нужды, нежели сколько я думалъ, потому что оба они были совершенные новички въ этой интриг, для меня столь же простой и естественной, какъ обманъ. Кто-то изъ служителей замка подсмотрлъ частые прогулки Франца съ Миссъ Кларою и донесъ объ этомъ старому Лерду Мовбраю, пришедшему въ ужасное бшенство отъ одной мысли, что дочь его могла прогуливаться въ лсу съ незнакомымъ Англійскимъ Студентомъ. Онъ запретилъ ей встрчаться съ нимъ, а между тмъ, находясь въ качеств мирнаго судьи, ршился избавить окрестности своего замка отъ нашего присутствія, взявши въ предлогъ браконьерство на земляхъ, ему принадлежащихъ,— что впрочемъ было сдлано только для, того, чтобы удалить Франца. Прозьба Лерда была уважена,— вс приставы лсовъ, сосднихъ замку Шаусъ, удвоили стражу и слдственно всякое личное сношеніе между Францемъ и Кларою было пресчено. Въ уваженіе безпокойствъ и страха Миссъ Клары, влюбленный Францъ нашелъ себя принужденнымъ удалиться на нсколько времени въ ближній небольшой городокъ, называемый Маршторномъ, гд и проживалъ тайно отъ всхъ, изрдка только переписываясь съ своею любезною.
‘Надобно же было, Гарри, чтобы въ это самое время Тиррель открылъ мн страсть свою къ Миссъ Клар. Натурально, письма ихъ обоихъ шли чрезъ мои руки.— Я даже много разъ имлъ случаи видаться съ самою Кларою,— ибо, отдаливши Франца, старый Лердъ опять началъ позволять небольшія прогулки своей дочери. Я видлъ, Гарри, что Клара была прекрасная, какъ молодая роза, и часто готовъ былъ даже упасть къ ногамъ ея и перемнить роль посредника на роль любовника, но собственныя выгоды мои заглушали голосъ любви, и я продолжалъ покровительствовать ихъ связи. Впрочемъ, я не позволилъ себ ни одного слова, ни одного знака, который бы могъ сдлать меня подозрительнымъ въ глазахъ Миссъ Клары или Тирреля, я даже точно съ неутомимою ревностію хлопоталъ объ нихъ, и почти все уже приготовилъ къ тайному ихъ браку. Я умлъ уговорить Пастора Сен-Ронанской деревни, человка, у котораго голова довольно была набита романическими идеями, совершить втайн брачную церемонію, длавшую счастливыми двухъ молодыхъ особъ, немогущихъ жить другъ безъ друга.
‘Это было тмъ легче исполнить, что старый Мовбрай, какъ я уже сказалъ теб, всегда былъ одержимъ своею подагрою,— сына его не было тогда въ замк,— притомъ отдаленіе Франца въ Маршторнъ позволило снова Миссъ Клар пользоваться своею обыкновенною свободою.— И такъ между нами положено было, чтобы въ условленную полночь любовники оба явились въ старую церковь Сен-Ронанскую, откуда, по совершеніи брачнаго обряда, въ приготовленной почтовой коляск и отправились бы наискорйшимъ образомъ въ Англію.
‘Когда все это было условлено между нами и оставалось только назначить полночь, въ которую бы удобне могли мы произвести въ дйствіе наше намреніе,— посмотрлъ бы ты, Гарри, сколь велика была радость моего премудраго братца и какую лестную и непритворную благодарность получилъ я отъ него за мои старанія споспшествовать его браку! Я, Гарри — я почти завидовалъ ему,— да и въ самомъ дл обладать такою милою двицею, какъ Миссъ Клара, едва ли не лучше, нежели получить въ наслдство какое нибудь ничтожное помстье!
Въ это же самое время я довольно нечаянно получилъ отвтъ на одно изъ писемъ, посланныхъ не задолго передъ симъ мною къ моему отцу, въ которомъ… о Гарри! что* если бы онъ пришелъ нсколько позже!… Но здсь пока позволь оставить мн перо мое: я писалъ такъ много, что рана въ плеч начинаетъ безпокоить меня.— Съ слдующею почтою узнаешь остальное.

‘Пока-прости.
‘Этерингтонъ.’

Конецъ IV й Части.

Скотт Вальтер
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Часть третья, Скотт Вальтер, Год: 1819
  2. Сент-Ронанские воды. Часть шестая, Скотт Вальтер, Год: 1823
  3. Сент-Ронанские воды. Часть третья, Скотт Вальтер, Год: 1823
  4. Сент-Ронанские воды. Часть вторая, Скотт Вальтер, Год: 1823
  5. Веверлей, или Шестьдесят лет назад. Часть II, Скотт Вальтер, Год: 1814
  6. Сент-Ронанские воды. Часть пятая, Скотт Вальтер, Год: 1823
  7. Опасный замок, Скотт Вальтер, Год: 1831
  8. Легенда о Монтрозе, Скотт Вальтер, Год: 1819
Электронная библиотека