СЕМЕРО БРОДЯГЪ
СЕМЕРО БРОДЯГЪ
РАЗКАЗЪ АМЕРИКАНСКАГО ПИСАТЕЛЯ ГОТОРНА
Изъ ‘Twice told tiles’.
‘Русскій Встникъ’, No 7, 1857
Семеро бродяг, Готорн Натаниэль, Год: 1837
Время на прочтение: 21 минут(ы)
Скитаясь пшкомъ въ весеннюю пору моей жизни и въ лтнее время года, я однажды, посл полудня, пришелъ къ мсту, которое представляло мн на выборъ три направленія. Прямо предо мной, пыльною полосой, тянулась большая дорога къ Бостону, налво отъ нея отдлялась втвь къ морю и могла бы продлить мое путешествіе, пожалуй миль на двадцать или на тридцать, а направо лежалъ путь, которымъ черезъ горы и озера я добрался бы до Канады, заглянувъ мимоюдомъ въ знаменитый городъ Стамфордъ. На ровной луговин, подл указательнаго столба, стоялъ какой-то предметъ, напомнившій мн переносное жилище Голливера, во дни его пребыванія между Бробдигнагами {Бробдигнаги — гигантское племя людей, созданное сатирическою фантазіею Свифта въ сочиненіи его ‘Путешествіе Голливера’ (‘Gulliver’s Travels’), между которыми много-опытный герой его, Голливеръ, человкъ современнаго намъ штампа и размра, жилъ нсколько времени въ нкотораго рода клтк, какъ невиданная рдкость животнаго царства, любопытная и вмст съ этимъ жалкая въ высшей степени, въ особенности при паденіи съ опасностью жизни въ царственный сливочникъ, куда была брошена придворнымъ карликомъ-забіякою.}, но построенный отчасти по инымъ локомотивнымъ началамъ: то была огромная крытая телга, или, врне сказать, небольшой домъ на колесахъ, съ дверью на одной сторон и съ окномъ, задернутымъ зеленою сторкою, на другой. Дв лошади, жевавшія кормъ изъ корзинокъ, въ вид торбочекъ, подвязанныхъ имъ подъ морду, стояли привязанныя близь телги, изъ которой до слуха долетали усладительные звуки музыки, подавшей мн поводъ заключить, что все это составляетъ бродячій балаганъ какого-нибудь комедіанта, остановившагося на перекрестк дорогъ, для замавки беззаботныхъ, мн подобныхъ прохожихъ. Такъ какъ на западное небо давно всползала туча, а теперь, почернвъ, уже нависила надъ предстоявшимъ мн путемъ, то мн и показалось благоразумно поискать здсь для себя убжища.
— Эй! кто тутъ есть? Спитъ что ли у васъ придверникъ? прокричалъ я, взбираясь на три, или четыре ступеньки по откинутой съ телги лстниц.
Музыка замолкла, и на мой зовъ показалась въ дверяхъ не та фигура, какою умственно я представлялъ себ бродягу-комедіянта, а вышелъ старичокъ до того почтенный, что мн даже стало совстно за свои грубыя рчи. Онъ былъ одтъ въ камзолъ и продолженія табачнаго цвта, на немъ были сапоги съ блыми отворотами, и представлялъ онъ такую же кроткую важность своею наружностью и пріемами, какую часто случается встрчать въ пожилыхъ деревенскихъ учителяхъ, а иногда въ церковныхъ старшинахъ, въ сельскихъ выборныхъ и въ другихъ властяхъ подобнаго рода. Маленькая серебряная монета послужила мн паспортомъ для входа въ его владніе, гд кром его самого, я нашелъ еще одного человка, который будетъ описанъ въ послдствіи.
— Неудачный нынче день для дла! сказалъ старикъ, вводя меня во внутренность телги.— Впрочемъ, я остановился здсь, чтобъ только покормить свою скотинку, пробираюсь же въ лагерь подъ Мифордомъ.
Можетъ-статься, передвижной театръ, представленный въ этомъ разказ, кочуетъ и до сихъ поръ гд-нибудь по Новой Англіи, а потому, вроятно, есть возможность, что читателю какъ-нибудь да предстанетъ случай поврить точность моего описанія. Театръ этотъ — я не употреблю недостойнаго названія кукольная комедія — состоялъ изъ множества маленькихъ людей, собранныхъ на маленькой сцен. между ними были ремесленники разнаго рода, въ обычныхъ поположеніяхъ своего ремесла, цлый кружокъ милыхъ дамъ и ловкихъ кавалеровъ, готовыхъ пуститься въ плясъ, рота солдатъ, вытянутыхъ фронтомъ поперекъ всей сцены, до того суровыхъ, угрюмыхъ и страшныхъ, что вы бы не безъ нкотораго удовольствія соображали ихъ ростъ въ три дюйма отъ полу, наконецъ рзче всхъ представшее тутъ полишинель {Merry-Andren, въ русскомъ простонародномъ кукольномъ мір названный Петрушкою.}, въ своей остроконечной шапк и пестрой одежд. Вс жители этого мимическаго міра стояли неподвижно, какъ фигуры въ картин, или какъ люди, когда-то жившіе посреди своихъ занятій и радостей, и внезапно превратившіеся въ статуй, удержавшихъ неизмнный видъ работы, теперь поконченной, и удовольствій уже невозвратимыхъ. Скоро, однако же, старикъ завертлъ ручку органа, и первый звукъ инструмента произвелъ самое живительное дйствіе на вс эти фигуры и пробудилъ каждую къ принадлежавшему ей занятію или удовольствію. По одной и той же побудительной причин и портной взмахнулъ иглою, и кузнецъ опустилъ молотъ на наковальню, и танцовщики поднялись легко на цыпочки, и рота солдатъ, построившись по-взводно, ушла со сцены, смненная эскадрономъ конницы, вступившей на рысяхъ съ какимъ-то трубнымъ трескомъ и съ такимъ топотомъ копытъ, что даже самъ Донъ-Кихотъ не могъ бы не вздрогнуть,— и произошло это въ ту же минуту, какъ какой-то старикъ-пьянчуга, поведенія самаго неисправимаго, усплъ приподнять свою темную бутылочку и изъ горлышка въ горло пропустить сладостный глоточекъ. Пока все это длалось, полишинель не полнился откинуть нсколько прыжковъ и кувырковъ въ воздух, поводя боками, покачивая головою и примаргивая глазками такъ живо, что, казалось, будто бы онъ подсмивается надъ безтолковостью всхъ человческихъ длъ и подтруниваетъ надъ всею толпою, подъ нимъ шевелящеюся. Наконецъ, старый чародй (я тогда сравнивалъ хозяина-комедіянта съ Шекспировскимъ Просперо, забавлявшимъ своихъ гостей маскерадомъ тней) остановился какъ бы для того, чтобъ дать мн минутку выразить свое изумленіе.
— Что за чудная у васъ тутъ работа! сказалъ я, съ удивленіемъ приподнявъ руки.
Дйствительно, представленіе мн понравилось, притомъ же важность старика, съ которою онъ занимался имъ, меня какъ-будто бы внутренно щекотала, ибо во мн не было той глупой мудрости, которая осуждаетъ всякое занятіе, не приносящее пользы въ этомъ мір тщеславія. Если во мн есть способность, которою я обладаю боле, чмъ другіе люди, то это способность умственно ставить себя въ положенія самому мн чуждыя, и радостнымъ глазомъ открывать въ каждомъ изъ нихъ желаемыя обстоятельства. Я даже могъ бы позавидовать жизни этого сдовласаго комедіанта, проводимой по стез безопасныхъ и пріятныхъ приключеній въ перездахъ, съ его огромнымъ вагономъ, то по пескамъ Капъ-Кода, то по неровнымъ лснымъ дорогамъ сверныхъ и восточныхъ штатовъ, и въ дневкахъ, то на лугу передъ деревенскою гостинницею, то на вымощенной площади столицы. Какъ должно быть часто сердце его радуется радостью дтей, смотрящихъ на его оживленныя фигурки! Какъ удовлетворяется его самолюбіе при витійствованіи, съ замашкою на ученость, передъ лицомъ взрослыхъ людей, которымъ онъ объясняетъ механическія силы, производящія такія чудныя явленія! Какъ разыгрывается его любезность (а въ этомъ качеств подобные важные люди не имютъ недостатка) при появленіи къ нему хорошенькихъ двушекъ! Наконецъ, съ какимъ освженнымъ чувствомъ возвращается онъ, по временамъ, къ себ домой, подъ свою собственную крышу! Какъ бы я желалъ упрочить за собою такую же счастливую жизнь, какую онъ себ упрочилъ! думалъ я.
Телга, или правильне вагонъ, комедіанта могъ вмстить въ себ отъ пятнадцати до двадцати зрителей, но теперь въ немъ находились только онъ самъ, я, да еще третье лицо, на которое я взглянулъ вскользь, при вход. Это былъ красивый, щеголеватый молодой человкъ, лтъ двадцати двухъ или трехъ отъ роду, его пуховая срая шляпа и зеленый сюртукъ съ бархатнымъ воротникомъ были франтовскіе, хотя уже давно не новые, а пара зеленыхъ очковъ, казавшихся безполезными для его вертлявыхъ глазокъ, придавала ему какой-то видъ учености и литературности. Давъ мн достаточное время осмотрть куклы, онъ приблизился съ поклономъ и обратилъ мое вниманіе на нсколько книгъ въ углу вагона. Онъ тотчасъ же началъ восхвалять ихъ съ такимъ удивительнымъ обиліемъ сладкозвучныхъ словъ и съ такою замысловатостью прославленія, что совершенно завладлъ моимъ сердцемъ, ибо самъ я принадлежу къ числу самыхъ милосердныхъ критиковъ. Его товаръ дйствительно, требовалъ значительныхъ способностей торгашескаго восхваленія: я нашелъ въ немъ нсколькихъ старинныхъ друзей своихъ — романъ тхъ счастливыхъ дней, въ которые мои сочувствованія колебались между Шотландскими Вождями и между Мальчикомъ съ Пальчикъ, да еще нсколько книжонокъ позднйшаго выхода, достоинства коихъ не были признаны публикою. Мн было пріятно найдти тутъ небольшую, но вчно-милую и уваженія достойную книжку, называемую Букваремъ Новой Англіи, на взглядъ все такъ же, какъ и прежде, античную, хотя она и явилась здсь въ новомъ, тысячномъ своемъ изданіи. Связка устарлыхъ золотообрзныхъ книгъ съ гравюрами до того пробудила во мн ребяческія чувства, что я, частію по причин ихъ блестящихъ переплетовъ, а частію по причин волшебныхъ повстей, въ нихъ заключавшихся, купилъ ее всю цликомъ. Собраніе балладъ и любимыхъ театральныхъ псенъ поистощило кошелекъ мой еще больше. Чтобъ хотя сколько-нибудь у балансировать свой расходъ, я не обратилъ вниманія ни на проповди, ни на науки, ни на нравоученія, хотя мн и были предложены представители всхъ этихъ отраслей знанія. Я даже не прикоснулся къ жизни Франклина, напечатанной на самой грубой бумаг и заключенной въ такой замысловатый и хитро-придуманный переплетъ, что книжка эта служила какъ бы эмблемою самого доктора, отказавшагося надть на себя придворный костюмъ въ Париж {Это было въ періодъ между 1766 и 1783 годами, когда, при возникшихъ несогласіяхъ и войн сверо-американскихъ владній Англіи съ ихъ метрополіею, жители первыхъ отправили во Францію коммиссію, во глав которой стоялъ докторъ Бенджаминъ Франклинъ, для заключенія займовъ и для закупки военныхъ потребностей.}. Азбука Вебстера такъ же, какъ и мелкія стихотворенія Байрона были пройдены мимо.
Все мною до сихъ поръ виднное въ этомъ печатномъ товар могло быть пріобртено или гд-нибудь въ книгопродавческомъ склад, или гд-нибудь вечеркомъ на распахнутомъ настежь аукціон {Въ большихъ городахъ Американскихъ Штатовъ, такъ же какъ и въ Англіи, вечеромъ, когда на улицахъ много праздношатающагося народа, очень часто можно видть аукціоны съ растворенными настежь дверьми, подл которыхъ стоитъ многоглаголивый крикунъ, заманивающій во все горло прохожихъ войдти въ слабо-освщенную комнату, гд съ молотка сбывается хламъ всякаго рода и достоинства.}. Но между всмъ этимъ была еще небольшая брошюрка въ синей обертк, которую продавецъ подалъ мн съ такимъ особеннымъ видомъ, что я тотчасъ же купилъ ее не торгуясь, по цн имъ запрошенной, при чемъ мн какъ разъ пришла мысль, что я стою лицомъ къ лицу съ самимъ достопочтеннымъ авторомъ этой книжки. Посл этого литераторъ началъ проявлять въ отношеніи ко мн величайшее радушіе, такъ что я даже ршился спросить его, куда онъ путешествуетъ.
— О! отвчалъ онъ,— я сопутствую здшнему почтеннйшему хозяину, мы вмст пробираемся въ лагерь подъ Стамфордомъ.
Потомъ онъ мн объяснилъ, что на все время текущаго лта нанялъ въ вагон уголокъ для своего книжнаго склада, который, какъ онъ самъ остроумно замтилъ, составитъ настоящую Оборотную Библіотеку {Circulating Library — оборотная библіотека то же, что въ Россіи библіотека для чтенія, названная у насъ такъ потому, вроятно, что имются, къ сожалнію, библіотеки не для чтенія. Въ оборотныхъ библіотекахъ книги не продаются, или продаются только въ небольшомъ числ, а отпускаются для прочтенія, копйки по три въ сутки съ волюма и, что замчательно, безъ всякаго залога, единственно на довріи къ подлинности адреса, объявленнаго читателемъ.}, ибо въ Соединенныхъ Штатахъ не много оставалось такихъ закоулковъ, въ которыхъ она не побывала. Такой планъ мн очень понравился, и я началъ сводить въ своемъ ум все множество необыкновенно-счастливыхъ случайностей въ жизни книжнаго ходебщика, въ особенности если онъ своими качествами подходилъ подъ образецъ, стоявшій предо мною. Чего стоили ежедневныя, ежечасныя встрчи, подобныя той, какова была моя съ нимъ встрча, когда онъ вызывалъ удивленіе мимоходнаго странника, давая ему чувствовать, что въ вагон комедіанта изъ страны въ страну путешествуетъ человкъ съ литературными наклонностями и даже съ литературными заслугами. Какихъ многоцнныхъ, но при этомъ нердкихъ торжествъ достигалъ онъ въ бесдахъ съ какимъ-нибудь пожилымъ священникомъ, долгое время прозябающимъ гд-нибудь въ утесистыхъ, лсныхъ, многоводныхъ и отдаленныхъ поселеніяхъ Новой Англіи, который, пополняя свою библіотеку изъ ходебщикова запаса проповдей, побуждаетъ его похлопотать объ университетскомъ образованіи и стать на ряду первыхъ студентовъ въ аудиторіи. Какъ усладительны, какъ горды должны быть его чувствованія, когда онъ, говоря при продаж букварей и азбукъ о поэзіи, очаруетъ умъ, или удачно коснется сердца нжной преподавательницы деревенской школы, преподавательницы, которая сама поэтъ, носитъ синіе чулки, на которые, кром его, никто даже и не потрудился заглянуть. Картина же его совершеннйшей славы открывается тогда только, какъ вагонъ остановится гд-нибудь на ночь, и все собраніе его книгъ перенесется въ общую залу гостинницы, наполненную народомъ. Тутъ онъ представляетъ разнороднымъ гостямъ — и прозжему изъ города, и погонщику изъ горъ, и сосднему фермеру, и землевладльцу его, и олуховатому конюху — сочиненія, сообразныя съ ихъ вкусомъ и степенью развитія, доказывая во все это время, безъ умолку, тончайшимъ разборомъ ихъ и глубокомысленными своими замчаніями, что вс свднія, заключающіяся въ его книгахъ, далеко не сравняются съ запасомъ знанія, собраннымъ въ его голов.
Такъ счастливо переходитъ онъ вдоль и поперекъ страны, порою какъ провозвстникъ торжественнаго хода разума, порою рука объ руку со вселяющею благоговніе литературою, и повсюду собираетъ жатву истинной и сердечной народной признательности, на пріобртеніе которой теряютъ надежду келейные книжные червяки, коихъ трудами живетъ онъ.
Если когда-либо придется мн вмшаться въ литературу, думалъ я, вооружаясь необоримою ршительностью,— то приступлю къ этому въ качеств книжнаго ходебщика.
Хотя все еще былъ полдень, однако же воздухъ стемнлъ вокругъ васъ, и рдкія капли дождя начинали постукивать въ крышу нашей телги, подобно топоту маленькихъ птичекъ, опустившихся на нее для отдыха. Невнятный звукъ пріятныхъ голосовъ заставилъ насъ прислушаться, и скоро на половин лстницы появилось милое личико молодой двушки, румяныя щеки которой горли такою веселостью, что даже посреди померкшаго свта казалось, будто солнечные лучи все еще заглядывали ей подъ шляпку. За ней мы увидли смуглый, но красивый обликъ молодаго человка, который съ такою развязною любезностью, какой нельзя и подозрвать въ груди свободнаго Американца, помогалъ ей войдти въ вагонъ. Какъ только новопришедшіе вступили въ дверь, мы тотчасъ поняли, что они занимаются ремесломъ, отчасти сроднымъ съ занятіями моихъ пріятелей, и я при этомъ былъ порадованъ добротою, боле чмъ гостепріимною, скажу даже отеческою, съ которою комедіантъ привтствовалъ ихъ обоихъ, въ то время, какъ молодой литераторъ спшилъ провесть и усадить двушку на переднюю скамейку.
— Вы укрылись въ самую пору, молодые друзья мои, сказалъ хозяинъ вагона.— Еще пять минутъ, и все небо опрокинулось бы на васъ.
Отвтъ молодаго человка обличалъ въ немъ иностранца, но не тмъ, чтобъ въ его выраженіяхъ замтно было уклоненіе отъ идіотисмовъ и акцента чистаго англійскаго языка, а тмъ именно, что онъ говорилъ съ большею осторожностью и точностью, нежели это бываетъ при совершенномъ знакомств съ языкомъ.
— Мы видли, какъ ливень собирался надъ нами, сказалъ онъ,— и уже совтовались какъ бы скоре добраться до дома, который стоитъ, вонъ, на томъ пригорк, какъ замтили на дорог вашъ вагонъ.
— И ршились войдти въ него, прервала двушка съ улыбкою,— потому что въ такомъ бродячемъ жилищ, какъ ваше, мы скоре будемъ у себя дома.
Я, между тмъ, со многими дикими и неопредленными мечтами, разсматривалъ во всхъ подробностяхъ этихъ двухъ голубковъ, залетвшихъ къ намъ въ ковчегъ. Юноша, высокій, ловкій, крпко-сложенный, имлъ густые, черные и блестящіе волосы, лежавшіе кудрями вокругъ его смуглаго и выразительнаго лица, которое, если и не имло большаго выраженія, чмъ въ спокойныхъ лицахъ нашихъ соотечественниковъ, за то было живе и скоре привлекало вниманіе. При своемъ первомъ появленіи, онъ имлъ за спиною красивый ящикъ, почти фута въ два со всхъ сторонъ въ квадрат, но весьма легкій въ отношеніи къ величин, онъ тотчасъ же отстегнулъ его съ плечъ и поставилъ на полъ вагона.
Двушка была почти такъ же блолица, какъ и наши красавицы, но въ ея тл проглядывало больше ясности, чмъ у многихъ изъ нихъ. Легкость ея стана, который, казалось, былъ разсчитанъ на то, чтобъ дать ей возможность обойдти весь міръ безъ утомленія, вполн согласовалась съ сіяющею радостью ея лица, а ея нарядная одежда, въ которой соединялись радужные цвта — и розовый, и зеленый, и густо-оранжевый — была до того кстати ея веселой наружности, что, казалось, она какъ-будто родилась въ ней. Эта милая странница имла при себ радость-вызывающую скрипку, но ея товарищъ вскор взялъ у нея изъ рукъ инструментъ и началъ его настраивать. Никому изъ насъ, прежнихъ товарищей вагона, не нужно было разспрашивать о ремесл ихъ: оно не могло оставаться загадкою для частыхъ постилей военныхъ смотровъ, выборныхъ сходокъ, хозяйственныхъ выставокъ, строительныхъ закладокъ и другихъ торжественныхъ сборищъ въ нашемъ умномъ отечеств. Есть у меня добрый другъ, который, при чтеніи этой страницы, врно улыбнется, припоминая рыцарскій подвигъ нашъ, какъ мы выручали раекъ такой же точно четы отъ нападенія цлой артели нашихъ соотчичей съ тяжеловсными кулаками.
— Ну, моя милая, сказалъ я двушк въ нарядной юбочк,— не отправиться ли намъ вмст, посмотрть на чудеса міра?
Она тутъ же поняла иносказательность моихъ словъ, хотя самъ я былъ бы непрочь и не затруднился бы, еслибъ она согласилась и на буквальное значеніе моей рчи. Ящикъ краснаго дерева былъ уставленъ въ надлежащее положеніе, и я сталъ смотрть въ небольшое круглое увеличительное стекло, между тмъ какъ двушка сла подл меня и, въ короткихъ описательныхъ выраженіяхъ, объясняла картины, одна за другою передвигавшіяся передъ моими глазами. Вмст постили мы — или, по крайней мр, постило наше воображеніе — многое множество славныхъ городовъ, по улицамъ которыхъ мн всегда страхъ какъ хотлось погулять и подышать. Помню, сперва мы были въ гавани Барцелоны, смотря изъ нея на городъ, потомъ чародйка перенесла меня по воздуху въ Сицилію и дозволила взглянуть на пылающую Этну, дале мы перелетли въ Венецію и сидли въ гондол подъ аркою Ріальто, за этимъ она опустила меня между многочисленныхъ зрителей при коронаціи Наполеона. Была тутъ же еще одна картинка — двушка не могла мн назвать изображенной въ ней мстности — картинка, приковывавшая мое вниманіе доле, чмъ вс великолпные дворцы и церкви, ибо память моя говорила мн, что я самъ, прошлымъ лтомъ, видлъ точно такую же бдную хижину, точно въ такомъ же, елями обросшемъ, уголк, посреди зеленыхъ нашихъ горъ. Вс эти картины были довольно хорошо нарисованы, хотя далеко уступали описательнымъ очеркамъ двушки, да и трудно было понять, какъ могла она въ немногихъ выраженіяхъ — въ выраженіяхъ на язык, какъ мн думалось, для нея чуждомъ,— представлять такъ увлекательно воздушныя копіи съ многообразныхъ видовъ. Когда мы пропутешествовали по всему огромному пространству райка, я взглянулъ на лицо моей спутницы.
— ‘Куда ты идешь, разкажи мн, двица,’ спросилъ я словами старинной псни.
— Ахъ, сказала смясь двушка,— зачмъ вы не спросите, куда лтній втеръ дуетъ? Мы скитальцы, и здсь, и тамъ, и повсюду. Гд радость — туда просится и сердце. Сегодня, впрочемъ, говорили намъ, что въ здшнихъ мстахъ праздники и много веселья: такъ, можетъ-статься, мы понадобимся въ лагер подъ Стамфордомъ.
Это было во дни моей счастливой юности. Пока пріятный голосокъ двушки еще звучалъ въ моихъ ушахъ — я вздохнулъ: никому, я думалъ, кром меня не слдовало бы быть товарищемъ въ ея жизни, которая, казалось, осуществляла мои собственныя необузданныя мечты, заботливо лелянныя во весь призрачный промежутокъ отъ ребячества и до часа встрчи съ нею. Для этихъ двухъ скитальцевъ міръ былъ въ своемъ золотомъ вк, не потому, конечно, чтобъ онъ былъ мене мраченъ и печаленъ, а потому, что его утомительность и печали не имли ничего общаго съ ихъ эирными свойствами. Куда бы ни явились они въ своемъ блаженномъ странствованіи, тамъ и юность откликнется ихъ веселію, и заботою подавленное мужество отложитъ на минуту сйой трудъ, и старость, спотыкающаяся между могилами, улыбнется, ради ихъ, увядающею радостью. Уединенная хижина, узкая и мрачная улица, каждый темный уголокъ освтятся быстролетнымъ блескомъ, такимъ же, какой свтилъ теперь и на насъ, въ то время, какъ мимо ихъ пройдутъ эти ясныя души. Благословенная чета, твой счастливый домъ повсюду на земл! Я взглянулъ на свои плеча и подумалъ — они достаточно широки, чтобъ поддержать вс эти нарисованные города и горы. У меня же и нога легка и неу томима, какъ крыло райской птички. У меня же и сердце не возмущено и, распвая, кинулось бы оно въ радостный путь.
— О два! сказалъ я вслухъ,— зачмъ ты не одна сюда явилась?
Пока веселая двушка и я съ нею были заняты райкомъ, неперемежающійся дождь загналъ въ вагонъ еще одного путника. Онъ съ виду былъ почти однихъ лтъ съ хозяиномъ-комедіянтомъ, но ниже его ростомъ, худе и гораздо дрябле, да и одтъ онъ былъ гораздо бднй, въ какую-то срую пару платья съ заплатами. Лицо онъ имлъ узкое, морщиноватое, а маленкіе срые глаза какъ-то черезчуръ зорко выглядывали изъ своихъ глубоко-вдавленныхъ впадинъ. Этотъ старикашка подшучивалъ надъ нашимъ хозяиномъ, такъ что нетрудно было заключить объ ихъ предварительномъ знакомств, но какъ только онъ замтилъ, что красавица и я покончили наши занятія съ райкомъ, то тутъ же вынулъ какую-то сложенную бумагу и мн ее представилъ. Это, какъ я и ожидалъ, было свидтельство, написанное хорошимъ и четкимъ почеркомъ, за подписью нсколькихъ извстныхъ особъ, о которыхъ я никогда не слыхивалъ, удостоврявшее, что податель претерплъ вс возможныя несчастія и рекомендовавшее его милосердію благотворительныхъ людей. Предшествовавшіе расходы оставили въ моемъ карман только одинъ билетъ въ пять долларовъ, изъ которыхъ, однако же, я предложилъ нищему подаяніе, если только у него будетъ съ него сдачи. Предметъ моего благодянія посмотрлъ пристально мн въ лицо, но не нашелъ въ немъ нисколько того злобнаго духа истыхъ Янки, духа, который находитъ удовольствіе въ изобличеніи малйшей, даже безвредной уловки плутовства.
— Что жь, сказалъ оборванный старикъ-нищій,— если банкъ пользуется хорошимъ кредитомъ и проченъ, то, можетъ-быть, у меня и наберется столько, чтобъ размнять вашъ билетъ.
— Это билетъ Соффокскаго банка, отвчалъ я,— и лучше всякаго золота.
Такъ какъ нищій ничего не могъ сказать противъ этого, то онъ вытащилъ небольшой замшевый мшокъ, тщательно увязанный тонкимъ ремешкомъ. Когда мшокъ былъ раскрытъ, въ немъ оказалось довольно значительное сокровище серебряныхъ монетъ, всхъ сортовъ и величинъ, мн даже показалось, что между ними блеснули золотыя перышки Американскаго Орла, птицы рдкой между нашею ходячею монетою. Въ этотъ драгоцнный мшокъ былъ опущенъ мой банковый билетъ, размненный по курсу, для меня значительно невыгодному. Получивъ такимъ образомъ вспомоществованіе, бднякъ вынулъ изъ кармана старую, замасленую колоду картъ, которая, по всмъ вроятностямъ, значительно содйствовала къ пополненію замшеваго мшка многообразными способами.
— Знаете ли, сказалъ онъ,— я подглядываю въ вашемъ лиц удивительное счастіе и за двадцать пять центовъ прибавочныхъ готовъ разказать вамъ, въ чемъ будетъ состоять оно.
Я никогда не отказываюсь заглянуть въ будущее и потому, смшавъ карты и предложивъ милой двушк снять, передалъ колоду гадателю-нищему. Подобно всмъ предсказателямъ, онъ прежде, нежели началъ раскрывать предо мною неясныя событія, двигавшіяся мн на встрчу, началъ, въ доказательство сверхъестественности своей науки, описывать мн тотъ путь, который я уже усплъ пройдти. Тутъ да поврятъ тому, что я скажу, какъ врному факту. Когда старикъ, такъ-сказать, прочиталъ одну страницу въ книг судебъ, онъ вперилъ свой проницательный взоръ прямо мн въ глаза и сталъ разказывать, со всми малйшими подробностями, то, что было тогда самымъ замчательнымъ случаемъ въ моей жизни. Это было такое обстоятельство, котораго открывать я не намревался никому, до общаго разоблаченія всхъ тайнъ, а потому необъяснимое для меня знаніе нищаго, или его удачное соображеніе, показалось мн событіемъ боле удивительнымъ, чмъ то, когда бы онъ, встртившись со мною сегодня на улиц, повторилъ слово въ слово всю исписанную теперь страницу. Гадатель, предсказавъ мн судьбу, которую время какъ-будто бы медлитъ оправдать, собралъ карты, спряталъ мшокъ и вступилъ въ разговоръ съ другими присутствовавшими въ вагон.
— Послушай-ка, старинный мой пріятель, сказалъ комедіянтъ,— ты намъ еще не объявилъ, куда ты предполагаешь обернуться лицомъ сегодня посл полудня.
— Я пробираюсь на сверъ, пока стоитъ теплая погода, отвчалъ гадатель,— сперва чрезъ Коннектикатъ, потомъ чрезъ Вермонтъ, а оттуда, можетъ-статься, и въ Канаду. Но мн нужно будетъ остановиться и посмотрть, какъ снимется лагерь подъ Стамфордомъ.
Я начиналъ думать, что вс бродяжники Новой Англіи направлялись къ лагерю и избрали этотъ вагонъ сборнымъ мстомъ на своемъ пути. Тутъ комедіянтъ предложилъ идти, какъ только перестанетъ дождь, всмъ вмст по дорог въ Стенфордъ, ибо нердко люди подобнаго рода изъ разсчета составляютъ между собою какъ бы какую-то лигу и конфедерацію.
— Молодая двушка, замтилъ ловкій книгопродавецъ, почтительно ей кланяясь,— и господинъ иностранецъ, если я не ошибаюсь, также направляются къ этому городу. Еслибъ мы могли убдить ихъ присоединиться къ нашему обществу, то это чрезвычайно много содйствовало бы моему удовольствію, а равно удовольствію моего товарища и его друга.
Планъ былъ одобренъ со всхъ сторонъ: вс, имвшіе къ нему отношеніе, столько же чувствовали его выгоды, сколько и я, не имвшій никакого права быть въ него включеннымъ. Отдавъ самому себ отчетъ въ разныхъ способахъ, которыми четверо изъ прежде-описанныхъ людей достигали счастія, я началъ въ ум своемъ изыскивать удовольствія старика ‘странника’, какъ назвали бы сельскіе жители этого скитающагося нищаго-гадальщика. Такъ какъ онъ имлъ притязаніе на дружбу съ чортомъ, то мн думалось, что онъ лучше всего могъ слдовать по жизненному пути этой особы и находить на немъ удовольствіе, при обладаніи нкоторыми умственными и нравственными отличительными способностями, боле легкими и боле смшными, которыми чортъ отличается въ народныхъ сказкахъ. Между этими способностями можно указать на пристрастіе къ обману, собственно для того только, чтобъ обмануть, а не для чего другаго, на желаніе подсмотрть человческую слабость и смшные людскіе недостатки, чтобъ подтрунить надъ ними, и еще на разныя мелочныя хитрости. Такимъ образомъ, для этого старика можетъ быть истиннымъ удовольствіемъ сознаніе, для нкоторыхъ умовъ невыносимое,— сознаніе того, что онъ всю жизнь свою обманываетъ весь міръ, и что его маленькія уловки на столько, на сколько онъ иметъ отношенія къ людямъ, всегда берутъ верхъ надъ ихъ совокупною мудростью. Каждый день доставляетъ ему цлый рядъ мелкихъ, но вмст съ тмъ и язвительныхъ торжествъ, когда, напримръ, онъ докучливостью своею вывертываетъ милостыньку изъ сердца скряги, или когда мое глупое добродушіе переводитъ частичку деньжонокъ изъ моего тощаго кошелька въ его растопырившійся замшевый мшокъ, или когда какой-нибудь надутый баринъ кидаетъ монетку оборванному нищему, который богаче его самого, или когда — вдь онъ не всегда же до такой степени пропитанъ чертовщиною — ему представляется случай изъ поддльныхъ нуждъ своихъ выдлить хоть маленькую помощь истинной бдности. Въ добавокъ ко всему этому, какая неизчерпаемая бездна наслажденія, дающая ему возможность подсмотрть столько глупостей и надлать столько проказъ, открывается предъ его насмшливымъ умомъ въ то время, какъ онъ выдаетъ себя за предсказателя!
Все это составляетъ нкотораго рода счастіе, которое я понималъ, хотя не имлъ къ нему ни малйшаго сочувствія. Еслибъ тогда я могъ допустить такое сочувствіе, то можетъ-быть и нашелъ бы, что скитальческая жизнь больше пристала нищему, нежели которому-нибудь изъ его товарищей, ибо сатана, съ которымъ я сравнилъ нищаго, всегда находилъ удовольствіе, еще со временъ ова, скитаться по земл. Въ самомъ дл лукавыя наклонности, дйствующія не по глубоко-задуманнымъ планамъ, а только однми безсвязными уловками, едвали могутъ имть соразмрное себ поприще, если не будутъ естественнымъ образомъ побуждаемы къ безпрерывной перемн мстности и общества. Мои размышленія были тутъ прерваны.
— Еще поститель! воскликнулъ старикъ-комедіянтъ нашъ.
Дверь вагона была плотно затворена по причин бури, которая ревла и неистовствовала съ удивительною яростью и съ порывами, сильно врываясь въ вагонъ, какъ бы требуя выдачи всхъ сидвшихъ въ немъ бездомныхъ людей въ законную себ добычу и злобно крутилась вокругъ нашего убжища въ то время, какъ мы, нисколько неозабоченные гнвомъ стихій, преспокойно сидли и разговаривали между собою. Вдругъ дверь стукнула, какъ-будто сдлана была попытка отворить ее, и вслдъ за этимъ послышался голосъ, бормотавшій какую-то странную, непонятную тарабарщину, которую мои товарищи приняли за греческій языкъ, а я подозрилъ за воровскую латынь {Американскіе и англійскіе воры имютъ свой особый языкъ, называемый по-англійски Thieves’ Latin — воровскою латынью, состоящій изъ набора искаженныхъ словъ ихъ роднаго языка и изъ придуманныхъ, имъ только понятныхъ, выраженій, измняющихся по мстностямъ.}. Комедіантъ, однакожь, поднялся съ мста и впустилъ какую-то фигуру, которая заставила меня подумать, что нашъ вагонъ откатился лтъ на двсти назадъ въ минувшіе вка, или, что вокругъ насъ, какъ бы по волшебству, внезапно поднялся лсъ съ своими первобытными жителями.
Это былъ красный Индецъ съ лукомъ и со стрлами. Одежда его состояла изъ какой-то шапки, украшенной однимъ перомъ невдомой мн дикой птицы, и изъ синей бумажной рубахи, плотно вокругъ него опоясанной. На груди его, какъ орденскіе знаки, висли серебряные полумсяцъ и кружокъ съ другими украшеніями. Небольшое распятіе, тутъ же висвшее, свидтельствовало, что отецъ папа усплъ уже стать между Индйцемъ и Великимъ Духомъ, которому онъ поклонялся въ своемъ простодушіи. Сынъ пустыни, питомецъ бурь, слъ молча между нами. Когда первыя минуты удивленія миновали, я узналъ въ немъ, безошибочно, инородца изъ Пенобкотскаго племени, партіи котораго мн случалось видть во время лтняго ихъ передвиженія внизъ по нашимъ восточнымъ ркамъ, гд они шныряютъ между береговыми шкунами въ своихъ берестовыхъ челнокахъ, или устраиваютъ вигвамы {Wigwams — туземное названіе шалашей, устраиваемыхъ сверо-американскими Индйцами, усвоившееся въ англійскомъ язык такъ же, какъ русское слово steppe — степь и многія другія.} близь какой-нибудь ревущей мельничной плотины и ведутъ мелкую торговлю корзинками, тамъ, гд отцы ихъ гоняли оленей. Вроятно, новый поститель нашъ пробирался изъ области въ область по направленію къ Бостону, питаясь скуднымъ подаяніемъ жителей и отъ времени до времени извлекая кой-какую выгоду изъ искуснаго владнія лукомъ, когда случалось ему пускать изъ него стрлы, въ центръ, выставляемый для цли и на призъ удачнаго прицла.
Наша веселая двушка не оставила безъ вниманія усвшагося Индйца и скоро сдлала попытку завести съ нимъ разговоръ. Она, дйствительно, казалась созданною изъ майскаго солнечнаго блеска, ибо не было ничего такого мрачнаго и угрюмаго, на что она не могла бы набросить радостнаго свта, и дикарь, подобно сосн своего родимаго лса, скоро началъ проясниваться какимъ-то угрюмымъ веселіемъ. Наконецъ она спросила его, иметъ ли онъ въ своемъ пути какую особливую цль, или какое намреніе.
— Я шелъ стрлять до лагеря Стамфордъ, отвчалъ Индецъ.
— Вотъ теб еще пятеро, сказала двушка,— которые также пробираются въ лагерь. Ты пойдешь съ нами, вс мы идемъ однимъ путемъ и у насъ легко на сердц. Что касается до меня, то я пою веселыя псни, говорю веселыя сказки, думаю веселыя думы и пляшу по дорог. Нтъ тому скуки, кто мн товарищъ, одному же теб идти въ Стамфордъ, право, будетъ скучно!
Мои понятія о первобытномъ характер человка заставляли меня думать, что Индецъ предпочтетъ предложенному ему веселому обществу свое собственное одиночество, но оказалось противное: предложеніе двушки было встрчено готовымъ согласіемъ и, казалось, одушевило его неяснымъ ожиданіемъ удовольствія. Я при этомъ предался цлому ряду мыслей, которыя, или какъ проистекавшія естественнымъ порядкомъ изъ такого сочетанія обстоятельствъ, или какъ вызванныя какою-то мимолетною мечтою, возбудили въ душ моей легкій трепетъ, какъ-будто бы я прислушался къ стройной музык. Мн представлялось, что человчество теперешняго нашего скучнаго, одряхлвшаго вка влачитъ лнивое свое существованіе въ дыму и пыли городовъ, а если и дышитъ боле чистымъ воздухомъ, то всеже засыпаетъ къ ночи только съ одною надеждою, что авось какъ-нибудь оно да протянетъ свое завтра, а вс эти завтра, составляющія жизнь его, пройдутъ посреди одной и той же скучной обстановки и посреди тхъ же унизительныхъ работъ, которыя затмеваютъ солнечный свтъ. Но въ это же время представлялись мн еще люди, исполненные первобытнаго инстинкта, сохранившіе свжесть юности до послднихъ своихъ лтъ отъ безпрерывнаго поновленія, производимаго въ нихъ новыми предметами, новыми цлями и новымъ сообществомъ, люди, мало заботившіеся о томъ, что родившись въ Новой Англіи, они сойдутъ въ могилу, пожалуй, хоть гд-нибудь въ Средней Азіи. Судьба какъ-будто бы собирала въ нашъ вагонъ свободныя души на совщаніе, не сознавая побужденія, которое сближало ихъ къ общему центру, они шли сюда изъ-близка и изъ-далека, и послднимъ изъ всхъ явился представитель тхъ могучихъ скитальцевъ, которые, гоняя оленей въ теченіе тысячелтій здсь на земл, гоняютъ ихъ и теперь въ стран Великаго Духа. Изъ вка въ вкъ переходило дикое племя, а между тмъ лса исчезали по об стороны его пути, рука его утрачивала отчасти свою силу, нога лишалась своей быстроты, лицо — своего величаваго достоинства, а сердце и умъ — своей дикой добродтели и своей невоздланной силы, однако же, несмотря на все это, Индецъ, несмягченный соприкосновеніемъ съ искусственною жизнію, бродя теперь по пыльной дорог такъ же, какъ когда-то шелъ онъ по опавшимъ листьямъ лса, явился передъ нами все тмъ же Индйцемъ.
— Посмотрите-ка, прервалъ мои размышленія старикъ комедіантъ,— какая насъ честная компанія собралась тутъ: одинъ, два, три, четыре, пять, шесть — вс идутъ въ лагерь подъ Стамфордомъ. Желательно было бы мн знать, говоря конечно безъ обиды, куда-то направляется вотъ этотъ молодой господинъ?
Я очнулся. Какъ попалъ я между этихъ скитальцевъ? Свободный умъ, предпочитавшій свои собственныя заблужденія всякому благоразумію другихъ, открытая душа, находившая себ товарищество повсюду, больше же всего безпокойное внутреннее влеченіе, нердко ставившее меня въ самое затруднительное положеніе посреди наслажденій — тутъ было все мое право на ихъ сообщество.
— Друзья мои! воскликнулъ я, выступая на средину вагона,— я иду вмст съ вами въ лагерь подъ Стамфордомъ.
— Но съ чмъ же, позвольте спросить? спросилъ старикъ комедіянтъ посл минутнаго молчанія.— Изъ насъ шестерыхъ каждый въ состояніи добывать себ хлбъ какимъ-нибудь непредосудительнымъ образомъ. Всякій честный человкъ обязанъ снискивать себ пропитаніе честнымъ образомъ. Вы же, сударь, какъ мн сдается, ни кто другой, какъ просто праздношатающійся.
Я началъ уврять почтеннйшую компанію, что природа, влагая въ меня наклонность къ ихъ образу жизни, не совершенно оставила меня лишеннымъ потребныхъ для этого качествъ, хотя я не могъ отвергать, что мой талантъ былъ мене уважителенъ и мене выгоденъ, чмъ самый меньшій изъ ихъ талантовъ. Я, короче сказать, намревался подражать разкащикамъ, которыхъ намъ описываютъ путешественники по Востоку, и сдлаться бродячимъ повствователемъ, разказывая творенія моего собственнаго воображенія тмъ слушателямъ, которыхъ мн удастся собрать вокругъ себя.
— Если не это мое призваніе, сказалъ я,— то я родился напрасно.
Гадальщикъ, моргнувъ лукаво компаніи, предложилъ взять меня къ себ въ ученики того или другаго своего ремесла, изъ коихъ каждое, безъ всякаго сомннія, могло представить обширное поприще всякой творческой способности, какою я могъ только обладать. Книгопродавецъ сказалъ нсколько словъ къ устраненію моего предложенія, подъ вліяніемъ, какъ кажется, авторской ревности, а частью изъ опасенія, чтобъ изустное повствованіе не сдлалось общимъ между сочинителями романовъ къ конечной пагуб книжной торговли.
— ‘Къ теб взываю, радость — мой дружокъ!’ воскликнулъ я, кстати припомнивъ слово L’Allegro,— ‘прими меня, о радость, въ свой кружокъ!’ {L’Allegro — небольшая въ 152 стиха поэма Мильтона. Это воззваніе къ Радости. Приведенный выше конечный стихъ слдующій въ подлинник: ‘Mirth, admit me of thy crew’, начальный же прибранъ авторомъ разказа.}
— Будемъ же поснисходительне къ бдному юнош, отозвалась наша радость съ такою добротою, которая заставила меня полюбить ее еще боле,— я вижу въ немъ много общающаго. Правда, на лиц его появляется иногда какая-то тнь, но она тотчасъ же смняется свтомъ. Едва родится въ немъ печальная мысль, какъ слдомъ за нею, близнецомъ является и радостная. Мы возьмемъ его съ собою, и вы увидите, какъ онъ насмшитъ насъ всхъ прежде, нежели мы дойдемъ до лагеря подъ Стамфордомъ.
Слова ея устранили вс сомннія и доставили мн доступъ въ союзъ, согласно съ условіями котораго, безъ раздла барышей, мы обязывались подавать другъ другу помощь и устранять одинъ отъ другаго всякую невзгоду, по мр своихъ силъ. По окончаніи этого дла, чудное веселіе вступило въ кружокъ нашъ, выразившись сообразно съ наклонностями каждаго его сочлена. Старикъ-комедіянтъ, уставивъ свой органъ, взволновалъ души пигмейскаго народца одною изъ самыхъ веселыхъ псенъ, бывшихъ у него въ запас: портные, кузнецы, дамы и кавалеры, казалось, вполн раздляли съ нами счастіе, полишинель отличался въ особенности и лучше, нежели когда-либо, кивая и примаргивая преимущественно мн. Молодой иностранецъ выводилъ мастерскою рукой изъ скрипки такія ноты, которыя какъ будто бы вливали вдохновеніе въ псню комедіянта. Книжникъ и милая веселушка пустились въ плясъ: первый выдлывалъ невиданные дотол антраша въ воздух, раскидывая ногами и руками во вс стороны, вторая, подпершись руками въ бока и охвативъ своими тонкими пальчиками талію, проявляла такую быстроту и легкость своихъ ногъ и такое согласіе во всхъ положеніяхъ и въ движеніи, что я ршительно не постигалъ, какъ возможно будетъ ей остановиться, и въ то же время думалъ, что природа создала ее, подобно тому, какъ и комедіянтъ устроилъ свои куклы, для того единственно, чтобъ она скакала и плясала. Индецъ промычалъ нсколько ужасающихъ возгласовъ, пугавшихъ насъ до тхъ поръ, пока мы не объяснили ихъ тмъ только, что это воинская псня, которою онъ, по примру своихъ предковъ, подготавливалъ себя къ нападенію на Стамфордъ. Гадатель же, между тмъ, сидлъ чинно въ уголк, какъ бы изъ подтишка наслаждаясь всею картиною и, въ подражаніе насмшнику полишинелю, устремляя свои примигивавшіе глазки на меня въ особенности.
Что касается до меня, то я съ необычайнымъ настроеніемъ воображенія приступилъ къ группировк и разцвченію кой-какихъ случайностей для повсти, которою предполагалъ позабавить слушателей въ тотъ же самый день вечеромъ, ибо видлъ ясно, что товарищи мои немного стыдились меня, и что мн уже не слдовало терять времени къ пріобртенію гласнаго признанія моихъ способностей.
— Постойте, сотрудники мои, сказалъ наконецъ старикъ-комедіянтъ, избранный нами въ президенты,— дождь пересталъ, и мы должны поспшить исполнить свой долгъ въ отношеніи къ бдному народу, который собрался въ лагер подъ Стамфордомъ.
— Мы явимся къ нему церемоніяльно, съ музыкою и пляскою, кричала веселая двушка.
Согласно съ этимъ необходимо замтить, что наше шествіе должно было совершиться пшкомъ, мы шумно высыпали изъ вагона, при чемъ каждый, не выключая и старичка въ сапогахъ съ блыми отворотами, сдлалъ скачокъ на-земь съ верхушки лстницы. Надъ нашими головами раскидывалось такое море солнечнаго свта и блестящихъ облаковъ, а подъ ногами такая яркая растительность, что — какъ я въ то время скромно замтилъ — казалось, природа вымыла себ лицо и надла лучшія свои драгоцнности и свжее зеленое платье, въ честь нашей конфедераціи. Обративъ глаза на сверъ, мы увидли всадника, который халъ не спша, разбрызгивая небольшія лужи на стамфордской дорог. Онъ приближался, торча въ сдл окостенвшею своею перпендикулярностью: фигура высокая и худощавая, одтая въ буровато-черную одежду. Комедіантъ и гадальщикъ тотчасъ же въ немъ узнали — и наружность его свидтельствовала — путешествующаго проповдника, пользующагося большою славою между методистами. Насъ не мало приводило въ недоумніе то, что онъ халъ по направленію не къ Стамфорду, а отъ Стамфорда. Когда же, однако, этотъ новый представитель бродяжнической жизни подъхалъ ближе къ зеленвшей луговин, гд стояли указательный столбъ и наша телга, вс шестеро бродягъ-товарищей, а съ ними и я, побжали къ нему на встрчу и, окруживъ, закричали ему дружными голосами.
— Что новаго, что новаго изъ лагеря подъ Стамфордомъ?
Миссіонеръ посмотрлъ съ удивленіемъ на странный кружокъ людей, который онъ затруднился бы составить, даже выбирая изъ всхъ своихъ разнородныхъ слушателей. Дйствительно, если всхъ насъ можно было отмтить общимъ названіемъ бродягъ, то все-таки между почтеннымъ старикомъ-комедіянтомъ, между лукавымъ предсказателемъ-нищимъ, между скрипачомъ-иностранцемъ и его веселою подругою, между щеголеватымъ книгопродавцемъ, между угрюмымъ Индйцемъ и между мною, праздношатающимся разкащикомъ, худенькимъ восьмнадцати-лтнимъ юношею, была огромная разница какъ въ наружности, такъ и во всемъ другомъ. Мн показалось даже, что изъ-за неизмнной, желзной важности губъ стоявшаго посреди насъ проповдника, усиливалась выступить улыбка.
— Добрые люди, отвчалъ онъ,— лагерь подъ Стамфордомъ снялся.
Сказавъ это, методистскій пастырь хлыстнулъ лошадь и похалъ на западъ. Союзъ нашъ рушился, оставшись безъ цли, и мы вдругъ отданы были на произволъ четырехъ втровъ неба. Гадальщикъ, кивнувъ всмъ намъ головою и мигнувъ мн въ особенности, повернулся на сверъ и, тихонько смясь, пошелъ по стамфордской дорог. Старикъ-комедіянтъ съ своимъ товарищемъ, книгопродавцемъ, сталъ запрягать въ вагонъ лошадокъ, предполагая хать на юго-западъ вдоль морскаго берега. Иностранецъ и его милая, смясь, простились съ нами и отправились по восточной дорог, по которой и я шелъ въ этотъ день, отходя, молодой музыкантъ заигралъ веселую псню, а двушка начала свою легкую пляску и такимъ образомъ, какъ бы превращаясь въ солнечный свтъ и усладительные звуки, они, счастливые, мало-по-малу исчезли изъ виду. Наконецъ и я, съ грустною думою, засвшею въ голов и съ завистью въ сердц, вызванною нехитрою философіею моихъ бывшихъ товарищей, присоединившись къ Пенобкотскому Индйцу, пошелъ къ отдаленному городу.