Сцены из ‘Афинских пиров’, Маколей Томас Бабингтон, Год: 1824

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Маколей. Полное собраніе сочиненій.

III. Критическіе и историческіе опыты. 2-е исправленное изданіе.
Подъ общею редакціею Н. Л. Тиблена
Санктпетербургъ и Москва. Изданіе Книгопродавца-Типографа М. О. Вольфа. 1870
Переводъ подъ редакціею г. Резенера.

СЦЕНЫ ИЗЪ ‘АИНСКИХЪ ПИРОВЪ’.
ДРАМА.

(1824)

ЯВЛЕНІЕ I.

Сцена представіяетъ улицу въ Аинахъ.

Входятъ КАЛЛИДЕМЪ и СПЕВЗИППЪ.

Каллидемъ.

Негодяй-мальчишка! Ты, въ самомъ дл, долженъ быть уменъ а знатенъ. Тратишь деньги, какъ будто ты такъ же богатъ, какъ Никій, и разсуждаешь, какъ будто ты такъ же мудръ, какъ Периклъ! Бгаешь за софистами и хорошенькими женщинами! А я за все это плати! Я ужинай богородской травой и лукомъ, между тмъ какъ ты упитываешься перепелками и зайцами! Я пей воду, чтобъ теб можно было играть хіосскимъ виномъ въ коттабусъ {Игра эта состояла въ выливаніи вина изъ чашъ и служила обыкновенной забавой на аинскихъ пирахъ.}. Я ходи такимъ же оборвышемъ, какъ Павзонъ {Павзонъ былъ аинскій живописецъ, имя котораго было однозначуще со словомъ ‘нищій’. См. Аристофана, Плутусъ, 602. По его бдности я готовъ предположить, что. онъ занимался исторической живописью.}, чтобы ты щеголялъ какъ Алкивіадъ {См. Аристофана, Плутусъ, 524.}. Я спи на голыхъ доскахъ, съ камнемъ вмсто изголовья и гнилой рогожей вмсто одяла, при дрожащемъ свт дрянной лампы, между тмъ какъ ты шествуешь, пышно разодтый, съ числомъ факеловъ, которое видано только на празднествахъ Цереры,— чтобъ гремть своимъ топоромъ {См. еокрита. Идиллію 2, 128.} въ двери половины всхъ іонійскихъ женщинъ въ Пиро {Это былъ худшій кварталъ Аинъ. См. Аристофана, Паксъ, 165.}.

Спевзиппъ.

Ахъ, ты, неразумный старикъ! Безстыднйшій изъ всхъ отцовъ!

Каллидемъ.

Неблагодарный бездльникъ! Какъ ты смешь такъ говорить со мною? Не боишься ты перуновъ Юпитера?

Спевзиппъ.

Перуновъ Юпитера! Нелпость! Анаксагоръ говоритъ, что молніи есть лишь взрывъ, производимый…

Каллидемъ.

О, онъ говоритъ? Я желалъ бы, чтобы молнія ударила въ домъ Анаксагора, въ возмездіе за трудъ, который онъ беретъ на себя.

Спевзиппъ.

Ну, говори толково.

Каллидемъ.

Толково! Ахъ, ты, дерзкій мальчишка-софистъ! Я говори толково! Да знаешь ли ты, что я твой отецъ? Какою игрой словъ прикроешь ты это?

Спевзиппъ.

Знаю ли я, что ты мн отецъ? Разложимъ этотъ вопросъ на части, какъ говоритъ Мелезигенъ. Прежде всего намъ слдуетъ разсмотрть, что такое знаніе. Во-вторыхъ: что такое отецъ? Знаніе, какъ сказалъ намедни еатету Сократъ {См. Платонова еэтета.}…

Каллидемъ.

Сократъ! Этотъ оборванный, курносый, старый снигирь, которой цлый день ходитъ босикомъ, обкрадываетъ помойныя ямы, ржетъ комаровъ и длаетъ блохамъ обувь изъ воску {См. Аристофана, Облака, 150.}.

Спевзиппъ.

Все ложь! Все выдумки Аристофана.

Каллидемъ.

Клянусь Палладой, если онъ обуваетъ своихъ блохъ, то онъ сострадательне къ нимъ, чмъ къ самому себ. Но слушай, мальчишка, если ты будешь продолжать такую жизнь, то скоро себя погубить. Вотъ теб положеніе. Передай его своему Сократу и Мелезигену и предложи имъ опровергнуть его. Погубишь себя, слышишь ли?

Спевзиппъ.

Погублю себя?

Каллидемъ.

Да, клянусь Юпитеромъ! Можно ли поддерживать такую роскошь, какую ты себ позволяешь, безъ всякихъ средствъ? Во всю послднюю войну я не получилъ со своей пашенной земли и одного обола, саранча являлась изъ Пелопонеза почти такъ же правильно, какъ плеяды {Созвздіе, видимое въ Греціи только къ теченіе лта.}, хлбъ былъ сожженъ, маслинныя деревья обобраны, плодовыя срублены, колодцы завалены. А чуть насталъ миръ и во мн возникла надежда, что все исправится,— какъ ты начинаешь тратить деньги, какъ будто располагаешь всми рудниками азуса {Теперешній азо, самый сверный островъ Эгейскаго моря.}.

Спевзиппъ.

Клянусь Нептуномъ, охотникомъ до лошадей…

Каллидемъ.

Если Нептунъ охотникъ до лошадей, то мы съ намъ не сходимся по вкусахъ. На панаенеяхъ {Важнйшее религіозно-политическое празднество аинянъ.} теб нужно здить на лошади, которая годилась бы для великаго царя: четыре десятины моихъ лучшихъ виноградниковъ пошли на это дурачество. Сократи свои расходы, или теб нечего будетъ сть. Не упоминаетъ Анаксагоръ между своими открытіями, что когда человку нечего сть, то онъ умираетъ?

Спевзиппъ.

Ты ошибаешься. Мои друзья…

Каллидемъ.

О, да! Твои друзья не преминутъ тебя замтить, когда ты въ зимній день будешь продираться сквозь толпу, чтобы погрться у огня купаленъ, или когда теб придется вступать въ бой съ нищими и ихъ собаками изъ-за крошекъ отъ подаянія, или когда ты будешь радъ заработать три несчастныхъ обола {Вознагражденіе присяжному въ Аинахъ.}, слушая цлый день лживыя рчи и дтскій крикъ.

Спевзиппъ.

Можно кормиться и инымъ способомъ.

Каллидемъ.

Какъ! Ты, кажется, намренъ слоняться отъ дома къ дому, подобно подлому Филиппу {См. Пиръ Ксенофонта.}, и просить всякаго, у кого вечеринка, быть милостиву, дать теб пость и осмять тебя, или ты сдлаешься наушникомъ, будешь по временамъ получать вязку винограду или пару обуви, угрожая богатому трусу ложнымъ доносомъ. Ну, это занятіе, которому могло тебя научить посщеніе софистовъ.

Спевзиппъ.

Ты далекъ отъ истины.

Каллидемъ.

Что же намреваешься ты длать, во имя Юноны? Присоединиться къ Оресту {Знаменитый разбойникъ въ Аттик. См. Аристофана, Птицы, 711 и въ друг. мст.} и грабить по дорогамъ? Берегись, будешь имть дло съ одиннадцатью {Учрежденіе, которому были подвдомы важнйшія уголовныя преступленія и тюрьмы.}. Отвдаешь цикуты! Можетъ быть, и очень пріятно жить на чужой счетъ, но не думаю, чтобъ было очень пріятно слышать послдній ударъ песта въ ступу, когда холодный напитокъ готовъ, На!

Спевзиппъ.

Цикута! Орестъ! Глупость! Я стремлюсь къ цлямъ благороднйшимъ. Что ты скажешь о политик, общественномъ собраніи?

Каллидемъ.

Ты ораторъ! о нтъ! нтъ! Клеонъ стоилъ двадцати такихъ глупцовъ, какъ ты. Я допускаю, пожалуй, что ты наслдовалъ его наглость, за которую онъ теперь, если въ тартар есть правосудіе, мокнетъ по глаза въ собственной дубильной ям. Но у пафлагонца были дарованія!

Спевзиппъ.

А ты хочешь сказать…

Каллидемъ.

О, нтъ! Ты, безспорно, Периклъ въ зародыш. Ну, а когда же ты будешь говорить свою первую рчь? О, Паллада!

Спевзиппъ.

Я думалъ было намедни говорить объ экспедиціи въ Сицилію, но Никій {См. укидида, VI, 8.} предупредилъ меня.

Каллидемъ.

Никій, бдный добрякъ, могъ бы оставаться въ поко, рчь его принесла мало пользы. Потеря твоей рчи есть, безспорно, неискупимое общественное бдствіе.

Спевзиппъ.

О, нтъ. Я я маю сказать ее въ слдующее собраніе, она годится для всякаго предмета.

Каллидемъ.

То есть, не годится ни для одного. Но пожалуйста — если только это не слишкомъ дерзкая просьба съ моей стороны,удостой меня хоть отрывкомъ.

Спевзиппъ.

Хорошо. Вообрази себ агору, наполненную народомъ, совщаніе идетъ о какомъ-нибудь важномъ предмет, напр. о прибытіи посла изъ Аргоса или отъ великаго царя, о дани съ острововъ, о какомъ-нибудь обвиненіи,— словомъ, о чемъ бы то ни было. Глашатай объявляетъ: ‘Каждый гражданинъ, которому боле пятидесяти лтъ отъ роду, можетъ говорить. Каждый гражданинъ, не утратившій права, можетъ говорить.’ Я встаю: — громкій ропотъ любопытства пробгаетъ въ толп, между тмъ какъ я всхожу на трибуну.

Каллидемъ.

Любопытства! да, и кое-чего другаго также. Тебя непремнно стащатъ оттуда силою, какъ бднаго Главкона {См. Ксенофонта, Memorabilia, III.} въ прошломъ году.

Спевзиппъ.

Не бойся. Я начну въ такомъ род: ‘Когда я размышляю, аиняне, о важномъ значеніи нашего города, когда я размышляю объ обширности его могущества, о мудрости его законовъ, объ изяществ его украшеній, когда я размышляю о томъ, какими именами, какими подвигами украшены его лтописи, когда я думаю о Гармоді и Аристогитон, о емистокл и Мильтіад, о Кимон и Перикл, когда я созерцаю наше первенство въ искусствахъ и наукахъ, когда я вижу такое множество цвтущихъ государствъ, принужденныхъ признать господство и покупать покровительство города фіалковой короны {Любимый эпитетъ Аинъ. См. Аристофана, Ахарн. 637.}….

Каллидемъ.

Я задохнусь отъ бшенства. О, боги и богини! за какое святотатство, за какое клятвопреступленіе — изъ всхъ аинскихъ гражданъ именно мн пало на долю быть отцомъ такого глупца?

Спевзиппъ.

Это что? Клянусь Бахусомъ, старикъ, я не совтовалъ бы теб предаваться такимъ припадкамъ запальчивости на улицахъ. Если бы тебя увидалъ Аристофанъ, ты въ слдующую же весну непремнно попалъ бы въ комедію.

Каллидемъ.

Теб боле причинъ бояться Аристофана, чмъ кому бы то ни было изъ ныншнихъ глупцовъ. О, если бы онъ только слышалъ, какъ ты стараешься подражать своеобразной рчи Стратона {См. Аристофана, Всадники, 1375.} и шепелянью Алкивіада {См. Аристофана, Осы, 44.}! Ты послужилъ бы ему неистощимымъ предметомъ. Ты утшилъ бы его въ потер Клеона.

Спевзиппъ.

Нтъ, нтъ. Можетъ быть, я скоро явлюсь въ драматическихъ представленіяхъ, но только совсмъ другимъ образомъ.

Каллидемъ.

То есть какъ?

Спевзиппъ.

Что скажешь ты о трагедіи?

Каллидемъ.

О трагедіи твоего произведенія?

Спевзиппъ.

Да.

Каллидемъ.

О Геркулесъ! о Бахусъ! Это ужъ слишкомъ. Вотъ всеобъемлющій геній: софистъ, ораторъ, поэтъ. Какое треглавое чудовище произвелъ я на свтъ! Настоящаго Цербера умственныхъ способностей! Въ чемъ, позволь узнать, состоитъ сюжетъ твоей пьесы? Или твоя трагедія будетъ такъ же, какъ и твоя рчь, одинаково пригодна на всякій предметъ?

Спевзиппъ.

Я подумывалъ о разныхъ завязкахъ: Эдипъ, Этеоклъ и Полининъ, троянская война, умерщвленіе Агамемнона….

Каллидемъ.

Что же ты выбралъ?

Спевзиппъ.

Теб извстно, что есть законъ, которымъ каждому новому поэту дозволяется подновлять пьесы Эсхила и представлять ихъ какъ свои собственныя. А такъ какъ въ масс существуетъ нелпое пристрастіе къ его дикимъ произведеніямъ, то я выбралъ одно изъ нихъ и передлалъ его.

Каллидемъ.

Какое?

Спевзиппъ.

О! Прометея — эту массу грубйшихъ нелпостей. Но я переработалъ его вновь, но образцу Эврипида. Клянусь Бахусомъ, я заставлю призадуматься Софокла и Агаона. Ты не узнаешь пьесы.

Каллидемъ.

Клянусь Юпитеромъ, я въ томъ увренъ.

Спевзиппъ.

Я выпустилъ весь нелпый діалогъ между Вулканомъ и Силой, въ начал пьесы.

Каллидемъ.

Вообще говоря, это, пожалуй, улучшеніе. Значитъ, пьеса будетъ начинаться большимъ монологомъ Прометея, прикованнаго къ скал:
‘О, вы, святыя небеса! Вы, стремительные втры!
Вы, источники великихъ потоковъ! Вы, волны океана,
Которыя десять тысячи сверкающихъ ямочекъ осыпаете
Своими лазурными улыбками! Всевозрождающая земля!
Всевидящее солнце! Къ вамъ, къ вамъ взываю я’ {*}!
(*) См. Эсхила, Прометей, 88.
Да, я согласенъ, что это будетъ поразительно, я не думалъ, чтобы ты былъ способенъ къ такой иде. Чего ты смешься?

Спевзиппъ.

Неужели ты серьёзно воображаешь, что кому-нибудь, кто изучалъ пьесы этого великаго человка Эврипида, можетъ придти въ голову — начать трагедію такъ высокопарно?

Каллидемъ.

Но вдь твоя пьеса начинается монологомъ Прометея?

Спевзиппъ.

Безъ сомннія.

Каллидемъ.

Такъ что же, во имя Бахуса, ты заставляешь его говорить?

Спевзиппъ.

Ты услышишь, и если это не въ настоящемъ Эврипидовомъ стил, то назови меня глупцомъ.

Каллидемъ

Я позволю себ эту вольность во всякомъ случа. Но продолжай.

Спевзиппъ.

Прометей начинаетъ такимъ образомъ:
‘Целусъ родилъ Сатурна и Бріарея,
Котта и Крейя и Іаиста,
Гигеса и Гиперіона, ебу, етиду,
ею, Рею и Мнемозину.
Потомъ Сатурнъ женился на Ре и родилъ
Плутона и Нептуна, Юпитера и Юнону.

Каллидемъ.

Превосходно и очень естественно и, какъ ты говоришь, очень похоже на Эврипида.

Спевзиппъ.

Ты насмхаешься. Право, отецъ, ты не понимаешь этихъ вещей. Въ своей юности ты не пользовался тми преимуществами…

Каллидемъ.

Пользоваться которыми я допустилъ тебя, по своей глупости. Нтъ, въ мои ранніе годы вранье не было возведено въ достоинство науки, ни политика унижена до ремесла. Я упражнялся въ борьб и читалъ гомеровы описанія битвъ, вмсто того, чтобы убирать свои волосы и повторять стихотворныя поученія изъ Эврипида. Но я имю нкоторыя понятія о томъ, чмъ должно быть драматическое произведеніе. Я видалъ Фриника {Лирическій поэтъ, современникъ Эсхила.} и жилъ съ Эсхиломъ. Я видлъ представленіе ‘Персовъ’ {Трагедія Эсхила.}.

Спевзиппъ.

Жалкая пьеса, она можетъ забавлять глупцовъ, которые гребутъ на трехпалубныхъ галерахъ, но ршительно недостойна того, чтобы ее читалъ какой-нибудь человкъ со вкусомъ.

Каллидемъ.

Если бы ты видлъ ее на сцен! Весь театръ обезумлъ отъ восторга,— топотъ, крики, смхъ, слезы. Тамъ былъ Цинегиръ, братъ Эсхила, потерявшій об руки при Мараон, остатками ихъ онъ билъ себя по бокамъ, отъ восхищенія. Когда толпа его замтила… Но куда ты идешь?

Спевзиппъ.

Ужинать съ Алкивіадомъ. Онъ черезъ нсколько дней отправляется съ экспедиціей въ Сицилію, сегодня онъ даетъ прощальное угощеніе.

Каллидемъ.

Тмъ лучше, мн бы слдовало сказать — тмъ хуже. Эта проклятая сицилійская экспедиція! И ты былъ однимъ изъ молодыхъ глупцовъ {См. укидида, VI, 13.}, которые заглушили голосъ бднаго Никія своимъ шумомъ и гамомъ. Берегись, придетъ и день разсчета. Что касается самого Алкивіада…

Спевзиппъ.

Что можешь ты сказать противъ него? Даже самые враги признаютъ его заслуги.

Каллидемъ.

Они признаютъ, что онъ уменъ, что онъ красивъ, что онъ увнчанъ на олимпійскихъ играхъ. Какія же другія достоинства находятъ въ немъ его друзья? Безъ сомннья, въ его дом соберется отличное общество.

Спевзиппъ.

Вроятно, лучшіе люди Аинъ.

Каллидемъ.

Кого ты называешь лучшими людьми Аинъ?

Спевзиппъ.

Тамъ будетъ Калликлъ {Калликлъ играетъ видную роль въ ‘Торжеств Платона’.}.

Каллидемъ.

Богоотступникъ, нечестивецъ, безчувственный плутъ!

Спевзиппъ.

Иппомахъ.

Каллидемъ.

Глупецъ, который не въ состояніи говорить ни о чемъ, кром своихъ путешествій по Персіи и Египту. Иди, иди. Да избавятъ васъ боги — удерживать тебя отъ такого отборнаго общества. (Расходятся.)

II.

Сцена представляетъ залу въ дом Алкивіада.— Алкивіадъ, Певзиппъ, Калликлъ, Иппомахъ, Хариклея и другіе сидятъ за пиршественнымъ столомъ.

Алкивіадъ.

Принесите кубки побольше. Это будетъ самый веселый изъ нашихъ пировъ,— вроятно, послдній, по крайней мр, для нкоторыхъ изъ насъ.

Спевзиппъ.

Во всякомъ случа, теб не скоро придется пить опять такое вино, Алкивіадъ.

Каллидемъ.

Нтъ, въ Сициліи есть превосходное вино. Когда я были тамъ съ эскадрою Эвримедона, я участвовалъ во многихъ продолжится моихъ попойкахъ. Нигд нтъ лучше винограда, какъ на Этн.

Иппомахъ.

Греки не мастера длать вино. Вотъ персы — другое дло. У нихъ вино такъ ярко, такъ душисто, такъ искристо. Я скажу вамъ, что говорилъ мн объ этомъ карійскій сатрапъ, когда я съ нимъ ужиналъ.

Алкивіадъ.

Нтъ, милый Иппомахъ, ни слова въ эту ночь о сатрапахъ, о великомъ цар, о стнахъ Вавилона, о пирамидахъ или о муміяхъ. Хари клея, отчего у тебя талой грустный видъ?

Хариклея.

Разв а могу быть весела, когда ты оставляешь меня, Алкивіадъ?

Алкивіадъ.

Моя жизнь, мое сокровище, и оставляю тебя только на короткое время. Въ одинъ годъ мы покоримъ Сицилію, въ другой — унизимъ Карагенъ {См. укидидъ IV. 60.}. Какія я привезу платья, ожерелья! Привезу цлыя тысячи слоновыхъ зубовъ и даже самихъ слоновъ, если ты хочешь ихъ видть. Полно, улыбнись, моя Хариклея, или я наговорю вздору безъ всякой нужды.

Иппомахъ.

Нигд мн не случалось видть такого огромнаго слона, какъ на земл Терибаза, близъ Сузы. Жаль, что я не смрилъ.

Алкивіадъ.

Жаль, что онъ не растопталъ тебя. Ободрись, Хариклея: мы скоро вернемся, и тогда…

Хариклея.

Да, тогда, правда…

Алкивіадъ.

Да, тогда —
‘Тогда пиры, тогда пляски.
Нжный шепотъ, умильные взгляды.
Поселяне, соберите лучшіе плоды,
Музыканты, играйте на сладкозвучнйшихъ флейтахъ,
Приходите, смющимися толпами, привтствовать насъ.
Черноокія дочери Милета,
Несите миртовыя втви, несите игральныя поста,
Потоки хіосскаго вина и груды пряностей,

Спевзиппъ.

Чьи эти стихи, Алкивіадъ?

Алкивіадъ.

Мои собственные. Неужели изъ того, что я не предаюсь размышленіямъ, сидя взаперти и питаясь только травами и водою, ты заключаешь, что я не могу писать стиховъ? Клянусь Аполлономъ, если бы я не проводилъ дней въ политик, а ночей въ попойкахъ, то заставилъ бы трепетать Софокла. Теперь же я я не могу идти дале какой-нибудь маленькой псенки въ род этой и никогда не призываю другой музы, кром Хариклея. Но спой намъ что-нибудь, Спевзиппь. Ты присяжный поэтъ. Дай намъ послушать какіе-нибудь стихи твоего сочиненія.

Спевзиппъ.

Мои стихи! Какъ можешь ты говорить это? я присяжный поэтъ!

Алкивіадъ.

О, успокойся, милый Спевзиппъ. Намъ всмъ извстны твои притязанія на почести трагика. Ну, ной. Хоръ изъ твоей новой пьесы!

Спевзиппъ.

Нтъ, нтъ…

Иппомахъ.

Когда на какомъ-нибудь пиру въ Персіи гостя просятъ пть, и онъ отказывается…

Спевзиппъ.

Но имя Бахуса…

Алкивіадъ.

Я непреклоненъ. Пой.

Спевзиппъ.

Хорошо, и спою вамъ хоръ: кажется, довольно сносное подражаніе Эврипиду.

Хариклея.

Эврипиду?— Ни слова изъ Эврипида!

Алкивіадъ.

Почему такъ, милая Хариклея?

Хариклея.

Неужели я измню своему полу? Неужели ты хочешь, чтобы я забыла его Федру и Стенобею? Нтъ, если и когда-нибудь потерплю, чтобы въ моемъ присутствіи плись стихи этого ненавистника женщинъ, или его подражателей, то пусть я сдлаюсь зеленщицей, какъ его мать {Мать Эврипида продавала зелень. Это было любимою темой Аристофана.}, или буду ходить въ рубищ, какъ его Телефъ {Герой одной изъ потерянныхъ пьесъ Эврипида, являющійся, повидимому, на сцен въ одежд нищаго. См. Аристофана, Ахари. 430 и въ другихъ мстахъ.}.

Алкивіадъ.

Въ такомъ случа, милая Хариклея,— такъ какъ ты заставила замолчать Спевзиппа,— то должна пть сама,

Хариклея.

Что же мн спть?

Алкивіадъ.

Выбирай.

Хариклея.

Я спою старинный іонійскій гимнъ, который поется каждую весну на праздник Венеры, близъ Милета. Я пвала его ни моей родин, еще ребенкомъ и… ахъ, Алкивіадъ!

Алкивіадъ.

Милая Хариклея, спой намъ что-нибудь другое. Этотъ гимнъ наводитъ на тебя грусть.

Хариклея.

Нтъ, ничего. Дай мн лиру. Ты услышишь псню къ ея невыгод. Но если бы ты слышалъ ее такъ, какъ я ее слышала, еслибы теперь было прекрасное весеннее утро, если бы мы стояли на лсистомъ мысу и видли у ногъ своихъ море, блые паруса и голубыя Циклады {Группа 60 острововъ въ Эгейскомъ мор.}, если бы изъ-за деревьевъ выглядывалъ портикъ храма, съ вершины огромной горы, надъ нашими головами, если бы тысячи народа съ миртами въ рукахъ тснясь всходили по извилистой тропинк, въ нарядныхъ одеждахъ и внкахъ, то исчезая, то вновь показываясь, по мр того какъ огибали бы углы утеса,— то, можетъ быть…

Алкивіадъ.

Но, клянусь Венерой, гд ты, моя милая, тамъ мы не замтимъ недостатка ни въ солнц, ни въ цвтахъ, ни въ весн, ни въ храм, ни въ богин.

Хариклея (поетъ).

Пусть этотъ свтлый часъ будетъ отданъ,
О Венера, любви и веселью:
Подобно теб улыбается небо,
Подобно теб цвтетъ земля,
И журчанье источниковъ,
И ропотъ моря,
И эхо горъ
Говорятъ о юности, о надежд, о теб.
Ради всхъ нжныхъ выраженіи,
Которымъ ты научила глаза любовниковъ,
Ради слабаго отказа, тихаго признанья,
Пылающихъ щекъ и подавленныхъ вздоховъ,
Ради удовольствіи и страданья.
Ради безумствъ и хитростей.
Нахмуренной ласки, милаго презрньи,
Счастливыхъ слезъ и печальныхъ улыбокъ,—
Приди съ волнующимися въ вышин звуками музыки,
Приди съ вырастающими вокругъ фіалками,
Пусть граціи пляшутъ предъ тобою,
Распустивъ свои золотые пояса.
То въ шутку скрывая свои лица.
То нжными, прекрасными пальцами
Откидывая со своихъ смющихся глазъ
Длинныя кудри, увнчанныя розами.

Алкивіадъ.

Пропто прелестно, но печально, и за это я побранилъ бы тебя, если бы самъ не былъ грустенъ. Еще вина! Клянусь всми богами, лучше бы было, еслибъ я уже благополучно отплылъ изъ Аинъ.

Харикиклея.

И отъ меня, Алкивіадъ?

Алкивіадъ

Да, и отъ тебя, моя дорогая. Дни передъ разлукой самые грустные въ нашей жизни.

Хариклея.

Исключай слдующихъ тотчасъ за нею.

Алкивіадъ.

Нтъ, когда я не буду уже тебя видть, другіе предметы, можетъ быть, привлекутъ мое вниманіе: по могу ли и быть возл тебя и не думать о томъ, какъ ты мила и какъ скоро я долженъ съ тобою разстаться?

Иппомахъ.

Да, путешествіе скоро выгоняетъ мысли изъ головы мужчинъ.

Калликлъ.

Самое лучшее средство противъ нихъ — битва.

Хариклея.

По моему, битва можетъ замнить ихъ другими, столько же тяжелыми.

Калликлъ.

Нтъ. Приготовленія довольно непріятны для новичка. Но какъ скоро сраженіе началось, то, клянусь Юпитеромъ, это чудное время: бойцы топаютъ, шиты стучатъ, копья ломаются, и все покрываетъ звукъ пеана.

Хариклея.

А что, если тебя убьютъ?

Калликлъ.

Что, въ самомъ дл? Спроси объ этомъ Спевзиппа: онъ — философъ.

Алкивіадъ.

Да, и притомъ величайшій изъ философовъ, если онъ можетъ отвчать на этотъ вопросъ.

Спевзиппъ.

Пиагоръ того мннія…

Иппомахъ.

Пиагоръ похитилъ это и вс другія свои мннія изъ Азіи и Египта. Переселеніе душъ и растительная пища заимствованы изъ Индіи, въ Согдіан и видлъ брамина…

Каллилклъ.

Все это вздоръ!

Xариклея.

А что думаешь объ этомъ ты, Алкивіадъ?

Алкивіадъ.

Я думаю, что если это ученіе истинно, то твоя душа перейдетъ въ какую-нибудь голубку, которая носить амброзію {Одиссея XII. 68.} богамъ, или стихи отъ поэтовъ къ ихъ возлюбленнымъ,— помнишь Анакреона? Понравилась ли бы теб эта должность?

Хариклея.

Еслибы я была твоею голубкой, Адкивіадъ, а ты обходи леи бы со мною, какъ Анакреонъ со своею и позволилъ бы мн пріютиться на твоей груди и пить изъ твоей чаши,— я готова бы даже носить твои любовныя посланія къ другимъ женщинамъ.

Калликлъ.

Ради Юпитера! какая польза во всхъ этихъ размышленіяхъ о смерти? Однажды Сократъ {См. конецъ ‘Горгій’, Платона.} проповдывалъ мн о ней въ лучшую пору дня, съ тхъ поръ самый видъ его сдлался мн ненавистнымъ. Подобныя вещи приличны какому-нибудь старому софисту, когда онъ постится, но за чашей и при звукахъ музыки…

Иппомахъ.

Я несогласенъ съ тобою. Просвщенные египтяне приносятъ скелеты на свои пиры, желая напомнить гостямъ, что они должны какъ можно боле пользоваться жизнью.

Калликлъ.

Мн, чтобъ помнить это, не нужно ни скелета, ни софиста. Прошу тебя поболе вина и помене мудрости. Если ты долженъ врить чему-нибудь такому, чего никогда не можешь знать, то почему бы не удовольствоваться длинными сказками о другомъ мір, которыя намъ разсказываются при посвященіи насъ въ Элевзинскія таинства {Слдующая сцена основана на историческомъ факт. Въ 6-й своей книг укидидъ говоритъ намъ, что около этого времени Алкивіадъ былъ подозрваемъ въ присутствіи при шуточномъ празднованіи этихъ знаменитыхъ таинствъ. Между аинскою чернью было распространено мнніе, что всмъ посвященнымъ въ нихъ даются въ другомъ мір необыкновенныя преимущества.}.

Хариклеи.

А что это за сказки?

Алкивіадъ.

Разв ты не посвящена, Хариклеи?

Хариклея.

Нтъ, мать моя была лидіянка, иноземка, и потому…

Алкивіадъ.

Понимаю. Да проклянетъ Венера глупцовъ, которые выдумали такой ненавистный законъ. Спевзиппъ! кажется, твой другъ Эврипидъ {Право Эврипида на этотъ стихъ нсколько спорно. См. Аристофана, Плутусъ, 1152.} говоритъ —
‘Твое отечество тамъ, гд ты счастливъ!’
Намъ, право, слдовало бы сказать всякой женщин:
‘Твое отечество тамъ, гд ты прекрасна.’
Сверхъ того, исключеніе иностранныхъ красавицъ изъ сонма посвященныхъ въ Елисейскихъ поляхъ жестоко не столько въ отношеніи къ нимъ, сколько въ отношеніи къ намъ самимъ. Хариклея, ты будешь посвящена.

Хариклея.

Когда?

Алкивіадъ.

Теперь.

Хариклея.

Гд?

Алкивіадъ.

Здсь.

Хариклея.

Прелестно.

Спевзиппъ.

Но между очищеніемъ и посвященіемъ долженъ пройти цлый годъ.

Алкивіадъ.

Мы все это предположимъ.

Спевзиппъ.

И девять дней суроваго умерщвленія плоти.

Алкивіадъ.

Мы предположимъ и это. Я увренъ, что это такъ же неосновательно предполагалось и при моемъ посвященіи.

Спевзиппъ.

Но ты клялся сохранить тайну.

Алкивіадъ.

Ты — софистъ и толкуешь о клятвахъ! Ты ученикъ Эврипида и забываешь его правила!
‘Мои уста клялись въ этомъ, но мой духъ свободенъ’ {См. Эврипида, Ипполитъ, 608. Аристофанъ жестоко нападаетъ на Эврипида за іезуитскую мораль этого стиха.}.

Спевзиппъ.

Но, Алкивіадъ…

Алкивіадъ.

Какъ! неужели ты боишься Цереры и Прозерпины?

Спевзиппъ.

Нтъ… но… но… я… то есть, я… но самое лучшее быть безопаснымъ… то есть… предположи, что въ этомъ есть какая-нибудь доля правды…

Алкивіадъ.

Клянусь Меркуріемъ, я умру отъ смха. О, Спевзиппъ, Спевзиппъ! возвратись къ своему старику-отцу. Копай виноградники, разбирай тяжбы и будь почтеннымъ гражданиномъ. Но, пока ты живъ, никогда и не мечтай быть философомъ.

Спевзиппъ.

Нтъ, я только…

Алкивіадъ.

Ученикъ Горгіаса и Мелезигена боится тартара! Какъ ты думаешь, въ какой области подземнаго міра будетъ отведено теб. мсто? Не будешь ли ты ворочать камень подобно Сизифу? Трудная работа, Спевзиппъ!

Спевзиппъ.

Ради всхъ боговъ…

Алкивіадъ.

Или ты будешь сидть голодный и жаждущій передъ плодами и винами, подобно Танталу? Бдняжка! я какъ будто вижу твое лицо въ то время, какъ ты подпрыгиваешь къ втвямъ и не достигаешь своей цли. О Бахусъ! о Меркурій!

Спевзиппъ.

Алкивіадъ!

Алкивіадъ.

Или ты будешь служить пищею коршуну, подобно дюжему дтин, который грубо обошелся съ Латиной?

Спевзиппъ.

Алкивіадъ!

Алкивіадъ.

Не бойся. Миногъ не будетъ такъ жестокъ. Твое краснорчіе восторжествуетъ надъ всми обвиненіями. Фуріи убгутъ прочь, подобно наушникамъ, обманутымъ въ своихъ надеждахъ. Только обратись къ адскимъ судьямъ съ рчью, которую теб не дали сказать въ послднее собраніе. ‘Когда я размышляю…’ Вдь такъ, кажется, ока начинается? Полно, не сердись. Что ты ходишь взадъ и впередъ такими большими шагами? Ты еще же въ тартар. Ты будто воображаешь себя уже выступающимъ, подобно бдному Ахиллесу,
‘Величественнымъ шагомъ по долин Асфодели’ {См. Одиссею Гомера, XI, 538.}.

Спевзиппъ.

Какъ можешь ты говорить такимъ образомъ, зная, что я такъ же мало врю этимъ глупостямъ, какъ и ты?

Алкивіадъ.

Ну, такъ иди! ты будешь глашатаемъ {Глашатай и Факелоносецъ были важныя должностныя лица при празднованіи элевзинскихъ таинствъ.}. Калликлъ, ты понесешь Факелъ. Чего ты уставилъ на меня глаза?

Калликлъ.

Мн не слишкомъ нравится эта шутки.

Алкивіадъ.

Ужъ не овладлъ ли тобою припадокъ благочестія? Если все, что говорятъ о теб, справедливо, то ты такъ же мало имешь причинъ считать боговъ мстительными, какъ кто бы то ни было изъ живущихъ людей. Если тебя не оклеветали, то одинъ золотой кубокъ, который я видлъ у тебя въ дом, былъ нкогда въ храм Юноны въ Корцир. Говорятъ также, что въ Тарент была одна жрица…

Калликлъ.

А ну ихъ, боговъ! Я думалъ объ архонтахъ. Ты, пожалуй, завтра же будешь обвиненъ. Не слишкомъ-то весело быть судимымъ въ присутствіи царя {Имя царя въ аинской демократіи давалось сановнику, отправлявшему духовныя обязанности, которыя въ монархическія времена лежали на государ. Его суду подвдомы были преступленія противъ религіи государства.}.

Алкивіадь.

Не бойся: въ Аттик нтъ ни одного наушника, который бы осмлился сказать противъ меня хоть одно слово, хотя бы за золотую чинару великаго царя {См. Геродота, VIII 28.}.

Иппомахъ.

Эта чинара…

Алкивіадъ.

Оставимъ чинару въ поко. Ободрись, Калликлъ, ты не былъ такъ робокъ, когда ограбилъ купеческое судно у Малейскаго мыса. Бери факелъ и иди. Иппомахъ, вели кому-нибудь изъ рабовъ принести свинью {Свинья приносилась въ жертву Церер при посвященіи въ велики: таинства.}.

Калликлъ.

А какую роль ты будешь играть самъ?

Алкивіадъ.

Я буду верховнымъ жрецомъ. Глашатай, на свое мсто. Факельщикъ, освщай путь. Впередъ, прекрасный новичекъ! Мы совершимъ обрядъ внутри. (Уходятъ).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека