СЦЕНА ИЗЪ ‘БОРИСА ГОДУНОВА’ .
СЦЕНА ИЗЪ ‘БОРИСА ГОДУНОВА’ .
‘Живописное Обозрніе’, No 26, 1875
Сцена из ‘Бориса Годунова’, Пушкин Александр Сергеевич, Год: 1875
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Содержаніе драмы А. С. Пушкина, ‘Борисъ Годуновъ’, по разъ уже давало нашимъ художникамъ богатые сюжеты для картинъ. Нкоторые сцены драмы, гд дйствующія лица выведены нашимъ безсмертнымъ поэтомъ особенно рельефно, по нскольку разъ воспроизводились художниками. Такъ, сцена въ корчм на литовской границ, лтъ восемь тому назадъ, была передана талантливымъ русскимъ художникомъ Трутовскимъ и въ свое время считалась лучшею изъ картинъ, иллюстрирующихъ драму Пушкина. Въ послднее время, сцены изъ ‘Бориса Годунова’ стали повторяться художниками все чаще и чаще и теперь, не затрудняясь, можно назвать не малое число картинъ, художественное исполненіе которыхъ вполн достойно великаго творенія Пушкина. По изъ всхъ картинъ, иллюстрирующихъ ‘Бориса Годунова’, картина Мясодова, снимокъ съ которой мы помщаемъ въ этомъ нумеръ, справедливо считается одною изъ лучшихъ. Въ ней художникъ такъ просто и, вмст съ тмъ, такъ врно воспроизвелъ сцену въ корчм, что лучшаго исполненія ея нельзя, кажется, и требовать. Вотъ почему, картина эта, бы вши на художественной выставк, останавливала на себ вниманіе постителей, а художникъ получилъ за нее золотую медаль.
Но чтобы судить, на сколько врно передана художникомъ сцена изъ ‘Бориса Годунова’, считаемъ не лишнимъ напомнить читателю содержаніе ея въ томъ вид, какъ она воспроизведена въ самой драм. Дйствіе, какъ извстно, происходитъ въ корчм, въ которую приходятъ Гришка Отрепьевъ и два монаха, Варлаамъ и Михаилъ. Монахи ведутъ между собою оживленную бесду, подкрпляемую водкой, Гришка не принимаетъ участія въ весельи монаховъ, онъ сидитъ въ сторон, занятый другими мыслями: посл долгаго опаснаго скитанія онъ, наконецъ, добрался до того мста, переступивъ которое ему уже нечего было бояться за себя, до литовской границы остается всего нсколько часовъ перехода, но и въ эти немногіе часы онъ можетъ быть узнанъ и схваченъ. Хозяйка корчмы, словоохотливая баба, заводитъ съ нимъ разговоръ, изъ котораго онъ узнаетъ, что, но царскому указу, его уже ловятъ и что на границ велно задерживать и осматривать всхъ и каждаго. Онъ съ большимъ вниманіемъ вслушивается въ болтовню бабы о томъ, какъ удобне всего можно перейти границу, если пробираться окольными тропинками и дорожками черезъ ближайшій лсъ, въ это самое время въ корчму входятъ сторожевые пристава. Старшій приставъ, увренный, что монахи имютъ деньги, вступаетъ съ ними въ разговоръ, въ надежд вытянуть и для себя что-либо изъ ихъ кошмы. Но иноки, чувствуя его поползновеніе, принимаютъ смиренный видъ и начинаютъ горько жаловаться на свое житье-бытье.
— ‘Плохо, сыне, плохо!’ — говоритъ Варлаамъ.— ‘Нын христіане стали скупы, деньгу любятъ, деньгу прячутъ. Мало Богу даютъ. Пріиде грхъ велій на языци земніи! Вс пустились въ торги, въ мытарства, думаютъ о мірскомъ богатств, не о спасеніи души. Ходишь, ходишь, молишь, молишь, иногда въ три дня трехъ полушекъ не вымолишь. Такой грхъ! Пройдетъ недля, другая, заглянешь въ мошну, анъ въ ней такъ мало, что совстно въ монастырь показаться, что длать? съ горя и остальное пропьешь, бда, да и только.— Охъ, плохо, знать пришли послднія времена’…
Но такія справедливыя жалобы не дйствуютъ на пройдоху пристава, который обладаетъ отличнымъ средствомъ, могущимъ заставить ‘смиренныхъ иноковъ’ раскрыть свою мошну, во все время чувствительнаго повствованія Варлаама, приставъ значительно всматривается въ другаго монаха Михаила и, по окончаніи жалобной рчи, проситъ своего товарища дозорнаго показать царскій указъ, въ которомъ описаны примты Гришки Отрепьева. На предложеніе его прочесть указъ, монахи отпираются незнаніемъ грамоты, между тмъ приставъ признаетъ будто бы въ Михаил бглеца. Указъ начинаютъ читать ‘Гришка Отрепьевъ’ и когда доходитъ до того мста, гд описываются примты бглеца, то, посматривая на Варлаама, онъ произноситъ:
— ‘А лтъ ему, вору, Гришк, отъ роду….за 50, а росту онъ средняго, лобъ иметъ плшивый, бороду сдую, брюхо толстое…
— ‘Ребята!— говоритъ первый приставъ, — здсь Гришка! держите, вяжите его! Вотъ ужъ не думалъ, не гадалъ.
— ‘Отстаньте пострлы!— протестуетъ Варлаамъ, вырывая бумагу.— Что я за Гришка? Какъ! 50 лтъ, борода сдая, брюхо толстое! Нтъ, братъ, молодъ еще надо мною шутки шутить. Я долго не читалъ и худо разбираю, а тутъ ужъ разберу, какъ дло до петли доходитъ. (Читаетъ по складамъ).
— ‘А лтъ е-му отъ ро-ду… 20 — что, братъ, гд тутъ 50? видишь 20?
— ‘Да, помнится, двадцать, подтверждаетъ второй приставъ, такъ и вамъ было сказано.
— ‘Да ты, братъ, видно забавникъ,— говоритъ первый приставъ, обращаясь къ Григорью.
Во все это время Григорій стоитъ потупя голову, съ рукою за пазухой.
— ‘А ростомъ онъ малъ,— продолжаетъ читать Варлаамъ,— грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волосы рыжіе, на щек бородавка, на лбу другая’.— Да это, другъ — ужъ не ты ли?
Григорій вдругъ вынимаетъ кинжалъ, вс передъ нимъ разступаются, онъ бросается въ окно.
— ‘Держи! держи! кричитъ приставъ.
Вся эта послдняя сцена и представлена на картин Мясодова. Узнанный Гришка, угрожая кинжаломъ схватившему его за поясъ приставу, выскакиваетъ въ окно корчмы. Прямо, противъ зрителя, стоитъ Варлаамъ, ошеломленный своимъ открытіемъ и показываетъ царскій указъ, за нимъ прячется струсившій кинжала отецъ Михаилъ, одинъ приставъ хотлъ было удержать Гришку за поясъ, но оттолкнутый имъ летитъ черезъ бочку, а другой бросается къ бглецу съ веревкою въ рукахъ. Позади всхъ выглядываетъ удивленное лицо хозяйки корчмы.