Собраніе сочиненій Каронина (Н. Е. Петропавловскаго).
Съ портретомъ, факсимиле и біографическимъ очеркомъ.
Изданіе К. Т. Солдатенкова.
Типо-литографія В. Рихтеръ, Тверская, Мамоновскій пер., с. д.
Счастливое открытіе.
(Разсказъ).
На восток еще не показалось и блой полоски свта, какъ уже Никита всталъ, чтобы привести въ исполненіе свое страшное ршеніе.
Тихо надлъ онъ на плечи кафтанъ, отыскалъ шапку и взялъ припасенную за ночь котомку для дальней дороги. Чтобы не разбудить дтей и не возбудить подозрнія въ Варвар, онъ не зашелъ въ сни, гд они спали, а прямо прошелъ иимо.
Совсмъ темно еще было на двор, только одна безпокойная курица упала съ нассти и слпо бродила по двору. Посреди двора спали двое телятъ, неподалеку отъ нихъ лежала корова и тяжело вздыхала. Изъ конюшни слышалось хруствье сна на зубахъ лошадей. Въ воздух послышался вдругъ торопливый свистъ крыльевъ дикихъ утокъ, улетавшихъ съ хлбовъ.
Грустнымъ, послднимъ взглядомъ оглядлъ Никита весь свой дворъ, когда проходилъ черезъ него, и дрожащею рукой отворилъ калитку. Калитка запищала, и этотъ пискъ отозвался въ его измученномъ сердц рзкою болью, онъ же ему напомнилъ, что надо торопиться, иначе проснется Варвара. И, перекрестившись, онъ вышелъ на улицу.
Нельзя ему больше оставаться въ своемъ дом и жить съ Варварой, а черезъ нее и дтей приходится бросать. И прежде они дрались, каждую недлю изъ-за всего дрались. Но хуже вчерашняго дня еще не бывало. Она ему покарябала руки и правую щеку, когда онъ хотлъ связать ее. Оба посл того выбжали на дворъ, а тямъ ужь со всей улицы сосди сбжались и облпили заплоты, мужики и бабы черезъ заплотъ глядятъ, мальчишки же сидятъ между кольями, какъ воробьи. Что такое? Обыкновенно что, — Никита съ Варварой дерутся.
Утренній холодъ пронизывалъ насквозь Никиту, онъ вздрагивалъ всмъ тломъ, но продолжалъ идти по темной улиц вонъ изъ деревни. И припоминалъ весь срамъ своей домашней жизни, припоминалъ, быть можетъ, больше затмъ, чтобы его намреніе — совсмъ уйти изъ дому — не ослабло.
Обыкновенно они дрались по праздникамъ, въ будни же невзначай, чмъ попало. Вчерась она объ его високъ расколотила обливную латку въ пятнадцать копекъ, а въ прошлый праздникъ угодила ему въ самое темя ушкомъ отъ подойника. Сосдямъ забавно смотрть на такую подлость. Вчерась даже старыя бабы, которыя ужь скрючившись, и т ползли на плетень смотрть. Даже изъ дальняго конца прибжали мужики.
При этомъ воспоминаніи гнвъ закиплъ въ сердц Никиты. Поправивъ на плеч котомку, онъ быстре зашагалъ по темной улиц. Вдругъ взглядъ его упалъ на дворъ, мимо котораго онъ проходилъ, дворъ тотъ былъ загороженъ прясломъ изъ жердей и принадлежалъ старому тестю Никиты. Здсь, бывало, Никита въ поздній вечеръ подлзалъ тихонько подъ прясло и около колодца цловался съ Варварой, а когда, бывало, старикъ взойдетъ на крыльцо и скажетъ: ‘Ты что тамъ, Варюшка, длаешь?’ — она отвчала: ‘Я воду пью, тятька’. Слпой старикъ безпрестанно удивлялся, какъ много воды пьетъ Варюшка по вечерамъ… Эти нжныя воспоминанія вызвали теперь горечь и тоску.
— И что же вышло опосля!— сказалъ онъ вслухъ. Голосъ его громко раздался въ спящей улиц и заставилъ его опомниться.
Онъ зашагалъ дальше, не останавливаясь около избы тестя. Нжныя воспоминанія только разбередили его рану, но не поколебали ршенія. А гнвъ овладлъ имъ, когда онъ припомнилъ, что было вслдъ за тмъ, какъ черезъ пряслы и въ подворотню не нужно ужь было лазить.
Она непокорная и гордая. Черезъ два мсяца посл внца она ужь разскла ему бровь косаремъ около питейнаго заведенія. А что дальше пошло — не приведи Богъ никому. Черезъ полгода сосди ужь облпляли заборы, ребята садились между кольями у плетней и даже вся улица сбгалась смотрть, какъ они цапаются. Обыкновенно Варвара не разбирала, какая домашность ей попадетъ въ руки, и отбивалась чмъ попало. Озлится, какъ вдьма, и воетъ на всю деревню. Никогда она не желала покориться. Въ пол разъ начали они цапаться, а она схватила съ огня котелъ, гд варилась каша со свинымъ саломъ, и обварила ему всю шею, плечи и даже по спин за рубаху каша потекла. Чуть-было въ ту пору онъ не убилъ ее.
При этомъ воспоминаніи Никита замеръ отъ ужаса.
На восток показалась слабая полоска свта, середина ея окрасилась розовымъ оттнкомъ. Кое-гд пли уже птухи. Никита быстре зашагалъ и вышелъ за деревню.
Только на мгновеніе гнвъ его уступилъ мсто нжной мысли о двухъ ребятишкахъ, которыхъ онъ навсегда покинулъ, но когда ему припомнилось, какъ эти ребятишки дрожали при дракахъ отца съ матерью, гнвъ снова вернулся въ измученное сердце его.
Ребята вчерась попрятались въ курятникъ, когда онъ съ Варварой полосовался на двор при многолюдномъ стеченіи. А то бывало и хуже. Однажды Варвара держала Митьку за руки, а онъ ухватилъ его за ноги и тащили каждый къ себ. Только ужь сосди розняли. А Сеньку Варвара то и дло хлопала по головешк изъ-за того, что отецъ любитъ крошку. Просто зври.
Утреннія сумерки закрывали поля, дальній лсъ виднлся только какъ темная стна, загородившая свтъ. Вокругъ стояла мертвая тишина. Все живое еще непробудно спало. Одинъ только Никита не зналъ покоя. Онъ шелъ по дорог и мрачныя мысли изнуряли его. Когда гнвныя воспоминанія его утихли, на него напали слабость и отчаяніе. Добровольно покинувъ домъ, поля, дтей, жену, онъ теперь, среди сумерокъ, почувствовалъ себя пропадающимъ.
Быть можетъ, поэтому онъ очень обрадовался, когда за собой вдругъ услыхалъ стукъ телги. Сперва нельзя было разобрать, откуда раздается стукъ, но скоро позади Никиты. показалась лошадь съ телгой, въ телг виднлись вилы и грабли, а на передк сидлъ Иванъ Николаичъ, молоканинъ. При вид Ивана Николаича, Никита еще боле обрадовался: хотя они были разной вры, но уважали другъ друга и жили въ дружб. Поздоровавшись, они отправились вмст. Иванъ Николаичъ сидлъ на передк, Никита шагалъ подл него.
— Далеко-ли идешь, Никита?— спросилъ Иванъ Николаичъ.
— За тыщи верстъ, Иванъ Николаичъ, — сказалъ Никита слабымъ голосомъ.
— Надолго-ли?
— Навсегда, Иванъ Николаичъ.
И, не дожидаясь разспросовъ друга, Никита во всемъ открылся ему. Онъ навсегда покидаетъ деревню и бжитъ за тысячи верстъ, чтобы ужь никогда не вернуться. Больше силъ его нтъ терпть домашній срамъ.
— Отъ страму и ухожу, Иванъ Николаичъ. Знаешь самъ мое житье, страмитъ она меня и въ будни, и въ праздникъ, изъ дальняго конца даже прибгаютъ смотрть наши драки. Все я перепробовалъ, — уговаривалъ и честью, и сурьезно училъ, — нтъ, не покоряется… Да что разсказывать, самъ знаешь житье мое.
Слушая Никиту, Иванъ Николаичъ задумался. Долго они молчали, Иванъ Николаичъ сидлъ на облучк, Никита понуро шагалъ возл него.
— Все ты перепробовалъ, говоришь?— наконецъ, спросилъ Иванъ Николаичъ.
— Какъ есть все! И честью, и сурьезно — ничто не беретъ.
Иванъ Николаичъ покачалъ головой задумчиво.
— Да, Никита, знаю я твое житье. На деревн вс съ уваженіемъ къ теб, а вотъ дома порядку у тебя нтъ… Такъ все перепробовалъ, говоришь?
— То-есть какъ есть вс способы!— съ отчаяніемъ возразилъ Никита.
Но Иванъ Николаичъ опять покачалъ головой.
— А не пробовалъ ты уваженія? Очень тоже хорошее средство, — задумчиво возразилъ Иванъ Николаичъ.
— Это въ какомъ же род?— спросилъ Никита съ изумленіемъ, и лучъ надежды освтилъ его темную душу.
— А это вотъ въ какомъ род. Варвара твоя умная и потому ты попробуй съ ней поумне… По-нашему, по-деревенски, мужъ завсегда желаетъ лупить жену свою, и которая баба силы не иметъ, та покоряется. Варвара же твоя умная, съ ней нельзя сурьезно.
— А какъ же?
— Съ ней надо съ уваженіемъ, — твердо проговорилъ Иванъ Николаичъ.
— Это, стало быть, мн покориться?— спросилъ съ недоумніемъ Нняита.
— Совсмъ даже не туда ты… Не покоряйся, а только отдай ей все, чего самъ отъ нея желаешь. Теб хочется, чтобы она не бранилась? А ты возьми, да самъ первый не бранись. Теб желательно, чтобы она чугуномъ не дралась? Не дерись и ты первый кнутовищемъ. А напротивъ, уважь и полюби, яко Христосъ возлюби церковь свою.
Никита недоврчиво слушалъ этотъ монотонный голосъ друга.
— А ежели она сама зачнетъ брехать, либо карябать?
— Не зачнетъ, ежели ты не пожелаешь. истинно теб говорю, не зачнетъ въ морду теб зазжать, ежели ты первый не зачнешь. Ну, только прямо теб скажу, кнутовища и прочіе сурьезные предметы надо ужь совсмъ бросить, не годятся они въ этомъ случа.
— Бросить?— недоврчиво, но уже съ признакомъ радости спросилъ Никита.
— Навсегда, чистосердечно оставь. Не зачинай первый страмиться и страмъ уйдетъ изъ твоего дому, и миръ поститъ тебя, — говорилъ монотоннымъ голосомъ Иванъ Николаичъ.
Здсь дорога раздваивалась, Иванъ Николаичъ долженъ былъ свернуть налво, Никит же слдовало идти направо. Но онъ въ нершимости остановился. Въ свою очередь, Иванъ Николаичъ, прежде чмъ совсмъ свернуть за уголъ перелска, еще разъ обратился къ пораженному Никит:
— Послушайся меня, Нивита, ступай домой и будешь благодарить меня съ теченіемъ времени.
На этомъ они разстались.
Никита проводилъ его взглядомъ и не трогался съ мста. Твердое ршеніе его уйти изъ дома навсегда разбилось теперь объ удивительныя, таинственныя слова друга. Но онъ не смлъ врить въ счастъе, которое тотъ предсказывалъ ему, потому что совтъ былъ чудной, небывалый. Семейная каторга была такимъ общимъ въ деревн порядкомъ, что никто не зналъ ничего иначе. Не зналъ и Никита. До этой минуты онъ наивно врилъ въ свое полное право учить жену кнутовищемъ и другими хозяйственными предметами, когда же Варвара воспротивиласъ такому воспитанію, то онъ счелъ себя несчастнымъ человкомъ, а когда Варвара въ ихъ борьб завоевала себ право воюющей стороны и на кнутовище отвчала ‘нечмъ попалл’, то Никита увидлъ себя окончательно посрамленнымъ.
Прошло много времени съ той минуты, какъ Иванъ Николаичъ скрылся за лсомъ, а Никита все стоялъ на одномъ мст, терзаемый сомнніями, мыслями, нершительностью.
Между тмъ, востокъ вспыхвулъ пожаромъ восходящаго солнца, брызги свта окропили поля и лса, проникли въ темные овраги и засверкали на соломенныхъ крышахъ покинутой деревни, играя въ дымовыхъ столбахъ, поднявшихся надъ сотней домовъ. Слышался скрипъ колодезныхъ журавлей, лай собакъ и пніе птуховъ, переливавшееся изъ конца въ конецъ.
Никита посмотрлъ на всю эту знакомую картину и почувствовалъ, что убжать отсюда онъ не можетъ. Силъ его на это не хватитъ, убжать-то.
Онъ тихо направился обратно къ деревн, такъ тихо, как будто кто тянулъ его на веревк. Лучъ надежды проникъ въ его сердце, но онъ не смлъ врить, чтобы съ Варварой можно было сладитъ.
Больно ужь они разозлившись другъ на друга. Еще не срошло двухъ мсяцевъ со свадьбы, а ужь они поцапались, Это произошло около питейнаго заведенія. Никита былъ навесел, а тутъ она подвернулась и давай его срамить. Ну онъ разгввался, схватилъ изъ плетня пучекъ хвороста и давай ее лупить, а она его косаремъ. Злющая она.
Никита продолжалъ слабо подвигаться по дорог въ деревню и со стыдомъ опять припоминалъ.
Нынче на Святой онъ также попилъ съ пріятелями въ кабак, а Варвар это не понравилось. Когда онъ пришелъ домой, то она начала ему говорить все поперекъ и такъ его разгнвала, что онъ ухватилъ ее за сарафанъ и разодралъ его до самаго низу. Платокъ же сшибъ съ головы и растопталъ ногами. Когда Варвара выбжала на дворъ, онъ погнался за ней съ лопатой. Тутъ скоро сбжались сосди и облпили заборъ. Срамъ.
Никита при этомъ воспоминаніи снялъ шапку и обтеръ рукавомъ холодный потъ со лба. Ему сдлалось отчего-то такъ совстно, что онъ еле двигался ногами по направленію къ деревн. Но солнце уже поднялось высоко, многіе вызжали въ поле, изъ деревни слышались ржанье лошадей и стукъ телгъ. Никита ускорилъ шагъ, скоро прошелъ вплоть до околицы и снова очутился на улиц. Но сердце его страшно щемило какое-то новое чувство при воспоминаніи о вчерашнемъ случа.
Вчерась она разбила латку въ пятнадцать копекъ объ его високъ и покарябала ему руки. Но онъ-то разв истуканомъ стоялъ? Съ утра они стали браниться и до тхъ поръ бранились, пока онъ взялъ кнутовище, и хотя посл она выдернула у него изъ рукъ кнутовище, но онъ кулаками могъ ее бить сколько угодно. А когда сбжался народъ, то онъ уже отдлалъ ее въ кровь.
Никита былъ уже недалеко отъ дома, краска стыда залила вдругъ его лицо, когда онъ шелъ мимо тестя. Что онъ сдлалъ съ Варварой!
‘Вдь врно, что я первый зачиналъ страмиться!’ — вдругъ раздалась небывалая мысль въ его голов и облила его сердце стыдомъ и жалостью. Это было открытіе, столько же позорное, сколько и неожиданное. Всю жизнь вести какъ чистый зврь и считать себя въ полномъ прав!
А всю вину валить на Варвару!
‘Страмникъ, больше ничего!’ — раздавались еще слова въ голов Никиты, когда онъ вошелъ съ котомкой за плечами въ свой дворъ и увидлъ жену.
Варвара давно встала и работала на двор связки изъ осоки для сноповъ. Красивое лицо ея посл вчерашняго дня узнать было нельзя. Щеки опухли, подъ глазами синяки, лобъ сверху до низу и справа налво покрытъ шишками. Когда она увидла входившаго Никиту, она ничего не сказала и не спросила, куда онъ собрался уходить, бросила только одинъ бглый взглядъ своими большими, прекрасными глазами, но въ этомъ взгляд была смертельная ненависть.
Никиту этоть взгдидъ облилъ такимъ ужасомъ, что онъ готовъ былъ въ порыв раскаянія, вызваннаго чудными мыслями, пасть ей въ ноги и попросить прощенія за погубленную жизнь. Но вмсто этого онъ молча прошелъ на задній дворъ, впрягъ въ рыдванъ лошадей и похалъ со двора за сномъ. Она также должна была хать съ нимъ, но онъ не позвалъ ее и не могъ сказать ей ни слова.
Только садясь на передній рыдванъ, онъ тихо проговорилъ:
— Оставайся, Варвара, дома… Одинъ управлюсь.— Это онъ выговорилъ сурово, хотя внутри у него были нжныя слова.
Но съ этой поры круто измнился Никита. Чудная мысль, случайно брошенная ему, глубоко запала въ его голову. Онъ сдлался задумчивымъ и тихимъ.
Такъ же круто измнилась и вся его жизнь. Онъ твердо держался чудной мысли, которая измнила весь его внутренній міръ. О кнутовищ и прочихъ земледльческихъ орудіяхъ не было и помину. Его отношенія къ Варвар сдлались какъ разъ обратными. Онъ старался никогда не употреблять браннаго слова. Если же какое дло ей было не подъ силу, онъ помогалъ ей.
Но трудно забывается прошлое. Еще трудне укрощаются зври.
Сначала новое обращеніе Никиты вызвало у Варвары только подозрительность и испугъ. Она съ ужасомъ смотрла на него и подозрвала, что онъ придумываетъ ей какую-нибудь особенную, еще небывалую каверзу.
‘Чистый изуитъ сталъ!’ — думала она со страхомъ и ежедневно ждала чего-то страшнаго. Ни въ доброту, ни въ услужливость, ни въ ласковыя слова его она не врила. Когда же Никита сталъ грустить отъ такой неудачи, то грусть его она также объяснила по-звриному:
‘Должно быть, тоскуеть, что не можетъ мн досадить’.
Прекрасное лицо ея сдлалось пугливымъ и хитрымъ.
Больше полгода прошло такъ. На Никиту уже стало нападать отчаяніе. И однажды, въ порыв отчаянія, онъ не выдержалъ.
— Варвара, ты чего боишься меня?— сказалъ онъ разъ въ сумерки.
Когда Варвара на это промолчала, выразивъ на лиц только ужасъ, онъ еще разъ повторилъ свои слова. Она опять промолчала, только задрожала.
— Не бойся меня, Христа ради!… Вдь это ужь врно, что больше пальцемъ я тебя не трону. И ты худого мн не длай. Бросимъ давай старое-то…
Онъ еще хотлъ многое сказать, но отъ тоски не могъ. Варвара съ страшнымъ испугомъ повернула лицо въ его сторону и хотла сказать что-нибудь поперекъ, но силъ на это у ней больше не было. Она молча вышла на крыльцо и заплакала.
Но зато въ эту ночь они проговорили до самаго разсвта, какъ будто посл долгой разлуки.
Съ той поры сосди и мужики изъ дальняго конца перестали облплять заплоты у двора Никиты, они долго ждали, когда будетъ драка, и сначала удивлялись, не видя ее, но мало-по малу привыкли къ такому необычайному обстоятельству. Не удивлялся только одинъ Иванъ Николаичъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
