Сан-Франческо-а-Рипа, Стендаль, Год: 1831 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

ВТОРАЯ СЕРІЯ. 1883 г.
No 14.
БИБЛІОТЕКА ПИСАТЕЛЕЙ и МЫСЛИТЕЛЕЙ
Издаваемая В. В. ЧУЙКО

СТЕНДАЛЬ
ИТАЛЬЯНСКІЯ ХРОНИКИ:
Витторія Аккорамбони.— Ченчи.— Герцогиня Пальяно.— Ванина Ванини.— Санъ-Франческо-а-Рипа.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія газеты ‘Новости’, Мойка, д. No 90.
1883

http://az.lib.ru

Санъ-Франческо-а-Рипа.

Я перевожу изъ одной итальянской хроники подробности любовнаго приключенія итальянской княгини съ однимъ французомъ. Это происходило въ 1726 г., въ начал прошлаго вка. Вс злоупотребленія деспотизма процвтали тогда въ Рим. Дворъ его никогда не былъ боле блестящимъ. Въ то время царствовалъ Бенедиктъ XIII (Орсини) или, лучше сказать, племянникъ его, князь Кампобассо, управлялъ его именемъ всми длами, большими и малыми. Изъ всхъ странъ чужеземцы стекались въ Римъ, итальянскіе князья, испанскіе гранды, еще богатые золотомъ Новаго Свта, собирались туда толпами. Всякій богатый и могущественный человкъ тамъ могъ не признавать законовъ. Свтская и роскошная жизнь составляли, повидимому, единственное занятіе мстныхъ жителей и иностранцевъ.

Дв племянницы папы, графиня Орсини и княгиня Кампобассо, раздляли между собой могущество ихъ дяди и почести двора. Красота ихъ сдлала бы ихъ замтными даже и въ нисшихъ классахъ общества. Орсини, какъ по просту выражаются въ Рим, была весела и непринужденна (disiavolta), Кампобассо — нжна и благочестива, однако, эта нжная душа была доступна самымъ бурнымъ порывамъ. Не будучи открытыми врагами, встрчаясь всякій день у папы и часто посщая другъ друга, эти дамы соперничала во всемъ — въ красот, вліянія и богатств.

Графиня Орсини, мене красивая, но блестящая, легкомысленная, дятельная и хитрая, имла любовниковъ, которыми вовсе не интересовалась и успхъ которыхъ продолжался не боле нсколькихъ дней. Единственнымъ счастьемъ ея было собирать въ своемъ салон человкъ до двухсотъ и являться среди нихъ королевой. Она зло подсмивалась надъ своей кузиной Кампобассо. Та, съ замчательнымъ постоянствомъ, въ теченіе трехъ лтъ показывалась всюду съ однимъ испанскимъ герцогомъ и кончила тмъ, что велла ему выхать изъ Рима въ двадцать четыре часа, подъ страхомъ смерти. ‘Посл этого подвига,— говорила Орсини,— моя величественная кузина ни разу не улыбнулась. Вотъ уже нсколько мсяцевъ, какъ эта несчастная женщина умираетъ отъ скуки или отъ любви, и мужъ, человкъ очень ловкій, выдаетъ эту скуку въ глазахъ папы, нашего дяди, за высочайшее благочестіе, Очень скоро это благочестіе заставитъ ее отправиться на богомолье въ Испанію.

Кампобассо была далека отъ сожалнія о своемъ испанскомъ герцог, смертельно ей наскучившемъ во время своего владычества. Если бы она сожалла о немъ, то просто послала бы за нимъ, такъ какъ она была одна изъ натуръ искренныхъ и наивныхъ въ равнодушіи и въ страсти, какія нердко можно встртить въ Рим. Восторженно-набожная, хотя она была только двадцати-трехъ лтъ и во всемъ цвт красоты, она часто падала на колни передъ своимъ дядей, умоляя его дать ей папское благословеніе, которое (что не всмъ извстно), за исключеніемъ двухъ или трехъ ужасныхъ грховъ, разршаетъ отъ всхъ остальныхъ, даже безъ исповди. Добрый Бенедиктъ XIII плакалъ отъ умиленія. ‘Встань, милая племянница,— говорилъ онъ ей:— ты не имешь нужды въ моемъ благословеніи, ты достойне меня передъ Господомъ’.

Въ этомъ, его святйшество, хотя и непогршимое, ошибался также, какъ и весь Римъ. Кампобассо была влюблена до безумія, ея возлюбленный раздлялъ ея страсть, и все-таки она была очень несчастна. Уже нсколько мсяцевъ она видалась ежедневно съ кавалеромъ де-Сенесе, племянникомъ герцога Сентъ-Эньяна, бывшаго тогда посломъ Людовика XV въ Рим.

Сынъ одной изъ фаворитокъ регента Филиппа Орлеанскаго, молодой Сенесе былъ осыпанъ самыми причудливыми милостями. Давно уже полковникъ, хотя ему едва было двадцать два года, онъ имлъ нкоторую наклонность къ фатовству, но безъ нахальства. Веселость, стремленіе забавляться всмъ и всегда, втренность, храбрость, доброта составляли выдающіяся черты этого оригинальнаго характера, можно было сказать, въ похвалу его націи, что онъ былъ однимъ изъ самыхъ точныхъ ея образцовъ. Этотъ характеръ съ первыхъ минутъ плнилъ Кампобассо. ‘Я не врю вамъ,— сказала она ему,— потому что вы французъ, но предупреждаю васъ объ одномъ: въ тотъ день, когда въ Рим узнаютъ, что я видаюсь съ вами тайно, я буду знать, что это вы сказали, и больше любить васъ не стану’.

Сперва играя любовью, Кампобассо увлеклась бшенною страстью. Сенесе также любилъ ее, но ихъ сближеніе продолжалось уже восемь мсяцевъ, а время, удвоивая страсть итальянки, убиваетъ чувства француза. Тщеславіе нсколько развлекало его скуку, онъ уже послалъ въ Парижъ два или три портрета Кампобассо. Впрочемъ, щедро надленный всми благами и преимуществами, можно сказать съ самаго дтства, онъ вносилъ беззаботность своего характера даже въ самое тщеславіе, поддерживающее обыкновенно возбужденность въ сердцахъ его соотечественниковъ.

Сенесе совершенно не понималъ характера своей возлюбленной, вслдствіе чего ея странности забавляли его. Часто, какъ это случилось, напримръ, въ день св. Балібины, имя которой она носила, ему приходилось преодолвать въ ней порывы и упреки страстной и искренней религіозности. Сенесе не заставилъ ее забыть религію, какъ это бываетъ съ простыми женщинами въ Италіи, онъ только взялъ надъ ней верхъ силой, и борьба часто возобновлялась.

Это препятствіе, первое, какое молодой человкъ, осыпанный дарами судьбы, встртилъ въ своей жизни, поддерживало въ немъ привычку быть нжнымъ и внимательнымъ къ княгин, отъ времени до времени онъ считалъ долгомъ любить ее. Довреннымъ Сенесе былъ только его посланникъ, герцогъ Сентъ-Эньянъ, которому онъ оказывалъ нкоторыя услуги черезъ посредство Кампобассо, знавшей обо всемъ. Съ другой стороны, значеніе, которое онъ пріобрталъ въ глазахъ посланника, льстило ему. Кампобассо, въ противуположность Сенесе, нисколько не была затронута общественнымъ положеніемъ своего любовника. Быть или не быть любимой — составляло для нея все. ‘Я жертвую для него моимъ вчнымъ блаженствомъ,— говорила она себ,— а онъ, еретикъ, французъ, не можетъ для меня пожертвовать ничмъ подобнымъ’. Но Сенесе появлялся, и его веселость, столь милая и столь свободная, поражала Кампобассо и очаровывала ее. При вид его, все, что она намревалась ему сказать, вс мрачныя мысли исчезали. Такое состояніе, столь непривычное для этой гордой души, продолжалось еще долго посл ухода Сенесе. Наконецъ, она увидала, что не могла думать, не могла жить вдали отъ него.

Римская мода, отдававшая втеченіе двухъ вковъ предпочтеніе испанцамъ, начинала понемногу опять склоняться къ французамъ. Начинали понимать этотъ характеръ, который вноситъ всюду удовольствіе и радость. Этотъ характеръ тогда встрчался только во Франціи, а посл революція 1789 г. не встрчается уже нигд. И это потому, что столь постоянная веселость нуждается въ безпечности, а во Франціи нтъ уже ни для кого врной карьеры, даже для геніальнаго человка, если-бы онъ явился. Между людьми разряда Сенесе и остальной націей происходитъ теперь война. Римъ до того времени былъ также нисколько не похожъ на ныншній. Тогда, въ 1726 г. никому не приходило въ голову, что должно было случиться черезъ шестьдесятъ семь лтъ, когда народъ, подкупленный нсколькими аббатами, зарзалъ якобинца Баквиля, который, какъ говорили, хотлъ цивилизовать столицу христіанскаго міра.

Въ первый разъ, ради Сенесе, Кампобассо утратила благоразуміе и чувствовала себя то на неб, то жестоко несчастной. Какъ скоро Сенесе въ этомъ характер, суровомъ и искреннемъ, побдилъ религіозность, которая была для нея гораздо важне благоразумія, любовь должна была быстро подняться въ ней до необузданной страсти.

Княгиня всегда отличала монсиньора Ферратерру и устроила его карьеру. Что сталось съ ней, когда Ферратерра извстилъ ее, что Сенесе не только чаще обыкновеннаго здилъ къ Орсини, но что она, ради его, удалила отъ себя одного знаменитаго кастрата, который считался ея оффиціальнымъ любовникомъ въ теченіе нсколькихъ недль!

Нашъ разсказъ начинается съ вечера того дня, когда Кампобассо получила это роковое письмо.

Она неподвижно сидла въ высокомъ кресл изъ золоченой кожи. Поставленныя около нея на черномъ мраморномъ столик дв большія серебряныя лампы, очень высокія, произведенія великаго Бенвенуто Челлини, освщали, или, врне, обнаруживали мракъ громадной залы въ нижнемъ этаж дворца, украшенной картинами, почернвшими отъ времени, уже въ эту эпоху царство великихъ живописцевъ было далеко.

Противъ княгини и почти у ея ногъ, на табурет чернаго дерева съ маленькими золотыми украшеніями, рисовалась изящная фигура Сенесе, который только-что вошелъ. Княгиня глядла на него, и съ той минуты, какъ онъ вступилъ въ эту залу, она не только не поспшила ему на встрчу и не бросилась въ его объятія, по не сказала ему ни одного слова.

Въ 1726 году Парижъ былъ уже міровымъ городомъ моды и изящества. Сенесе выписывалъ оттуда черезъ курьеровъ все, что могло возвысить наружность одного изъ самыхъ красивыхъ мужчинъ Франціи. Не смотря на увренность къ себ, столь естественную въ молодомъ человк его класса, пожавшемъ первые лавры свтскаго успха среди красавицъ двора регента и подъ руководствомъ своего дяди, знаменитаго Канильяка, одного изъ rous этого принца, вскор легко можно было прочесть нкоторое смущеніе въ чертахъ Сенесе. Прекрасные блокурые волосы княгини были немного въ безпорядк, ея большіе темно голубые глаза были устремлены на него, выраженіе ихъ было загадочное. Была ли это смертельная ненависть, или только суровая глубина страстной любви?

— Итакъ, вы меня больше не любите? — сказала она, наконецъ, подавленнымъ голосомъ.

Долгое молчаніе послдовало за этимъ объявленіемъ войны.

Княгин не легко было отказаться отъ очаровательной прелести Сенесе, который, если она ему не длала сценъ, готовъ былъ наговорить ей цлую кучу вздора, но она была слишкомъ горда для того, чтобы откладывать объясненіе. Кокетка ревнуетъ изъ самолюбія, свтская женщина — по привычк, женщина, любящая искренно и страстно,— ради сознанія своихъ правъ. Такой взглядъ, свойственный римской страсти, очень занималъ Сенесе: онъ находилъ въ немъ нчто глубокое и неуловимое: душа какъ будто обнажалась передъ нимъ. У Орсини не было этой прелести.

Однако, на этотъ разъ молчаніе продолжалось выше мры, и молодой французъ, не слишкомъ опытный въ искусств угадывать чувства, скрытыя въ сердц итальянки, постарался принять благоразумный и спокойный видъ, что даже заставило его почувствовать себя вполн свободно. Впрочемъ, въ эту минуту онъ испытывалъ досаду: когда онъ проходилъ подземельями, которыя изъ дома, сосдняго съ дворцомъ Каимобассо, выводили его въ эту залу,— къ свжему шитью прелестнаго платья, только наканун привезеннаго изъ Парижа, пристала паутина. Отъ этой паутины ему было не по себ, и, кром того, онъ имлъ отвращеніе къ паукамъ.

Сенесе, полагая, что взглядъ княгини теперь спокоенъ, думалъ, какъ-бы ему избжать сцены, отклонить упрекъ вмсто того, чтобы отвчать на него, однако, неловкость, какую онъ чувствовалъ, настраивала его серьезно. ‘Не лучше-ли воспользоваться этимъ удобнымъ случаемъ,— говорилъ онъ себ,— чтобы нсколько открыть ей истину? Она сама ставитъ вопросъ, слдовательно, половина бремени спадаетъ съ меня. Вроятно, я не созданъ для любви. Я никогда не видалъ ничего прекрасне этой женщины съ ея странными глазами. У нея дурныя привычки, она заставляетъ меня проходить по отвратительнымъ подземельямъ, но она племянница государя, къ которому я посланъ моимъ королемъ. Кром того, у нея свтлые волосы, и это въ стран, гд вс женщины черноволосыя: это большая оригинальность. Я слышу всякій день, какъ ея красоту превозносятъ до небесъ люди, мнніе которыхъ вполн заслуживаетъ вры и которые мене всего думаютъ, что они говорятъ съ счастливымъ обладателемъ стольныхъ прелестей. Что касается власти, какую мужчина долженъ имть надъ своей любовницей, у меня нтъ безпокойства на этотъ счетъ. Если я дамъ себ трудъ сказать только одно слово, я могу увезти ее изъ этого дворца, отъ ея золотой мебели, отъ ея царственнаго дяди, и заставить ее вести самую скучную жизнь во Франціи, въ глубин провинціи, въ какомъ нибудь изъ моихъ помстій… Правду сказать, возможность этой развязки внушаетъ мн только твердую ршимость никогда не требовать ее. Орсини далеко не такъ красива: она любитъ меня, если еще любитъ, немного боле, чмъ кастрата Бутафоко, прогнать котораго и принудилъ ее вчера, но она уметъ жить, къ ней можно прізжать въ карет. И я убдился, что она никогда не будетъ мн длать сценъ, для этого она недостаточно меня любитъ’.

Во время этого долгаго молчанія, пристальный взглядъ княгини не покидалъ красиваго лба молодаго француза.

‘Я уже не увижу его больше’, говорила она себ. И вдругъ она бросилась въ его объятія и покрыла поцлуями этотъ лобъ и глаза, которые теперь не краснли отъ счастья при вид ея. Сенесе пересталъ бы уважать себя, если бы тотчасъ же не позабылъ всхъ своихъ предположеній о разрыв, но его возлюбленная была слишкомъ потрясена, чтобы позабыть свою ревность. Черезъ нсколько минутъ, Сенесе смотрлъ на нее съ удивленіемъ: слезы бшенства катились по ея щекамъ. ‘Какъ! — говорила она себ вполголоса,— я унижаюсь до того, что говорю ему объ его измн, я длаю ему упреки, я, поклявшаяся, что онъ никогда ничего не замтитъ? И этой низости еще мало! Нужно, чтобы я поддавалась страсти, какую мн внушаетъ это прелестное лицо! О! скверная, скверная, скверная женщина!… Нтъ, надо кончить’.

Она вытерла слезы, и, повидимому, стала спокойне. — Шевалье, надо кончить,— сказала она ему довольно кротко.,— Вы часто бываете у графини. Здсь она поблднла чрезвычайно. — Если ты ее любишь, зди къ ней всякій день,— пусть такъ будетъ, но сюда не возвращайся больше… Она остановилась, какъ будто что-то недавало ей говорить. Она ждала хоть одного слова отъ Сенесе, это слово не было произнесено, Она продолжала съ чуть замтнымъ судорожнымъ движеніемъ и какъ будто стискивая зубы:— Это будетъ смертельнымъ приговоромъ для меня и для васъ.

Эта угроза оказала дйствіе на нершительную душу Сенесе, который до того времеаи былъ только удивленъ этимъ неожиданнымъ порывомъ посл такой нжности. Онъ засмялся.

Внезапный румянецъ покрылъ щеки княгини, которыя стали совсмъ пурпуровыми. ‘Она задохнется отъ гнва,— подумалъ Сенесе,— съ ней можетъ случиться ударъ’. Онъ приблизился, чтобъ распустить ей платье, она оттолкнула его съ ршимостью и силой, необычными для нея. Сенесе припомнилъ потомъ, что въ ту минуту, какъ онъ хотлъ охватить ее руками, ему послышалось, что она говоритъ сама съ собою. Онъ подался назадъ: безполезная скромность, такъ какъ, повидимому, она и не замчала его. Тихимъ и сосредоточеннымъ голосомъ она говорила себ, какъ будто онъ былъ за сто миль отъ нея: ‘Онъ меня оскорбляетъ, онъ пренебрегаетъ мной, безъ сомннія, со своей молодостью и нескромностью, свойственной его націи, онъ разскажетъ Орсини, какъ недостойно я унизилась передъ нимъ…. Я не уврена въ себ, я не могу поручиться даже за то, что останусь нечувствительной къ этому прелестному лицу….’ Здсь настало новое молчаніе, которое показалось очень скучнымъ Сенесе. Княгиня встала, наконецъ, повторивъ еще боле мрачнымъ тономъ: ‘Это нужно кончить‘.

Сенесе, у котораго примиреніе вытснило мысль о серьезномъ объясненіи, обратился къ ней съ нсколькими шутливыми словами, по поводу приключенія, заставлявшаго много говорить о себ въ Рим.

— Оставьте меня, шевалье,— сказала княгиня, перебивая его,— я не хорошо себя чувствую….

‘Эта женщина скучаетъ,— сказалъ себ Сенесе, спша повиноваться ей,— а ничто такъ не заразительно какъ скука’. Княгиня слдила за нимъ глазами до конца залы…. ‘А я хотла вврить свою судьбу этому втренному,— проговорила она съ горькой улыбкой.— Къ счастью, его неумстныя шутки образумили меня. Сколько глупости въ этомъ человк! Какъ могла я любить существо, которое такъ мало меня понимаетъ. Онъ хочетъ развлечь меня веселой фразой, когда дло идетъ о моей и о его жизни! Да! вотъ оно зловщее и мрачное настроеніе, составляющее мое несчастіе!’ Она встала съ кресла въ величайшемъ раздраженія. ‘Какъ его глаза были красивы, когда онъ сказалъ мн это слово!… И, надо сказать правду, намреніе бднаго шевалье было очень мило. Онъ зналъ мой несчастный характеръ и хотлъ заставить меня забыть горе, которое меня волновало, вмсто того, чтобы узнать причину его. О! милый! И разв я знала счастье, пока не полюбила его?

Она стала думать съ восхищеніемъ о совершенствахъ своего любовника. Понемногу она перешла къ созерцанію прелестей графини Орсини. Душа ея все стала видть въ черномъ свт. Муки самой ужасной ревности овладли ея сердцемъ. Дйствительно, роковое предчувствіе волновало ее уже втеченіе двухъ мсяцевъ, она чувствовала себя легче только въ т минуты, которыя она проводила около шевалье, и все таки почти всегда, когда она не была въ его объятіяхъ, она говорила съ нимъ раздраженно.

Она провела ужасный вечеръ. Изнуренная и какъ будто немного успокоенная страданіемъ, она вздумала переговорить съ Сенесе. ‘Въ самомъ дл, онъ видлъ меня раздраженной, но не знаетъ предмета моихъ жалобъ. Быть можетъ, онъ и не любитъ графиню. Быть можетъ, онъ и здитъ къ ней, потому только что путешественникъ долженъ видть общество страны, гд онъ находится, и въ особенности семью государя. Быть можетъ, если Сенесе будетъ мн представленъ, если онъ будетъ открыто бывать у меня, онъ здсь будетъ проводить цлые часы, какъ у Орсини’.

— Нтъ,— воскликнула она съ раздраженіемъ, — я только унижусь, если буду объясняться съ нимъ, онъ станетъ презирать меня, и это все, что я выиграю. Втреный характеръ Орсини, къ которому я часто относилась съ презрніемъ, по правд сказать, боле пріятенъ, нежели мой, особенно, въ глазахъ француза. Я… я создана на то, чтобы скучать съ испанцемъ. Можетъ-ли быть что нибудь глупе, какъ оставаться всегда серьезной, точно жизнь недостаточно серьезна сама по себ? Что со мной будетъ, когда я лишусь моего шевалье, который даетъ мн жизнь, зажигаетъ мое сердце огнемъ, какого природа мн не дала?’

Она не велла никого принимать, но этотъ приказъ не распространялся на монсиньора Ферратерру, пріхавшаго сообщить ей о томъ, что длалось у Орсини до часу утра. Этотъ прелатъ смиренно содйствовалъ любовнымъ приключеніямъ княгини, но посл вчерашняго вечера онъ не сомнвался, что Сенесе ближе съ графиней Орсини, если уже не совсмъ близокъ…

‘Набожная княгиня,— думалъ онъ,— можетъ быть полезне для меня, чмъ свтская женщина. Та всегда будетъ предпочитать мн другаго — своего любовника, и если этимъ любовникомъ будетъ римлянинъ, у него, пожалуй, окажется дядя, котораго слдуетъ сдлать кардиналомъ… Если мн удастся обратить княгиню, она станетъ думать прежде всего о руководител своей совсти, а съ ея пылкимъ характеромъ… Чего только нельзя ожидать отъ нея, относительно ходатайства передъ дядей!’ Честолюбивый прелатъ рисовалъ себ самое очаровательное будущее, онъ видлъ, какъ княгиня бросается къ ногамъ дяди, чтобы доставить своему духовнику кардинальскую шляпу. Папа будетъ весьма признателенъ ему за его намреніе… Какъ только совершится обращеніе княгини, онъ представитъ Бенедикту XIII неопровержимыя доказательства ея связи съ молодымъ Сенесе. Благочестивый, искренній и ненавидящій французовъ, папа будетъ вчно благодаренъ агенту, съумвшему прервать интригу, непріятную его святйшеству.

Ферратерра принадлежалъ къ высшему кругу Феррары, онъ былъ богатъ и ему было уже боле пятидесяти лтъ… Одушевленный близкой перспективой кардинальской шляпы, онъ длалъ чудеса, онъ осмлился даже рзко измнить свою роль передъ княгиней. Втеченіе двухъ мсяцевъ, когда Сенесе былъ невнимателенъ къ ней, ему казалось опасно нападать на него, прелатъ, въ свою очередь, плохо понимая Сенесе, считалъ его честолюбивымъ.

Читатель нашелъ бы очень длиннымъ разговоръ молодой княгини, безумной отъ любви и ревности, и честолюбиваго прелата. Ферратерра началъ съ полнаго раскрытія печальной истины. Посл такого потрясающаго начала, ему не стоило большаго труда разбудить чувства религіозности и страстнаго благочестія, которыя лишь дремали въ глубин сердца молодой римлянки, вра ея была искренняя.

— Всякая нечестивая страсть должна окончиться несчастіемъ и позоромъ,— говорилъ ей прелатъ.— Было уже утро, когда онъ вышелъ изъ дворца Кампобассо. Онъ потребовалъ отъ новообращенной общанія не принимать въ этотъ день Сенесе. Это общаніе не стоило большаго труда княгин: она считала себя благочестивой и, въ дйствительности, боялась показаться, благодаря своей слабости, достойной презрнія въ глазахъ Сенесе.

Это ршеніе крпко поддерживалось въ ней до четырехъ часовъ — времени, когда можно было ожидать визита Сенесе. Онъ прохалъ по улиц, позади дворца Кампобассо, увидлъ сигналъ, извщавшій о невозможности свиданія, и, вполн довольный, отправился къ графин Орсини.

Кампобассо стало боле и боле казаться, что она сходить съ ума. Самыя странныя мысли и ршенія слдовали у нея другъ за другомъ. Вдругъ она спустилась съ большой лстницы своего дворца, какъ бы не помня себя, и, свши въ карету, крикнула кучеру: ‘Въ палаццо Орсини’.

Крайняя степень горя возбуждала въ ней, помимо ея воли, желаніе увидть кузину. Она нашла ее въ обществ человкъ пятидесяти. Вс умные люди, вс честолюбцы Рима, не имя доступа во дворецъ Кампобассо, стекались во дворецъ Орсини. Пріздъ княгини произвелъ величайшее волненіе, вс удалились на почтительное разстояніе, она не удостоила обратить вниманіе на это, она смотрла на свою соперницу и любовалась ею. Каждая изъ привлекательныхъ сторонъ ея кузины была для нея ударомъ ножа въ сердце. Посл первыхъ привтствій, Орсини, видя ее молчаливой и озабоченной. продолжала блестящій и непринужденный разговоръ.

‘На сколько ея веселость боле подходитъ къ шевалье, чмъ моя сумасшедшая и скучная любовь!’ говорила себ Кампобассо.

Въ необъяснимомъ порыв восхищенія и ненависти, она бросилась на шею къ графин. Она замчала только прелести своей кузины, вблизи, также какъ издали, он ей казались одинаково очаровательными. Она сравнивала ея и свои волосы и кожу. Вслдствіе этого страннаго наблюденія она испытывала ужасъ и отвращеніе къ самой себ. Все ей казалось прелестне, лучше въ ея соперниц.

Неподвижная и сумрачная Кампобассо походила на гранитную статую среди этой оживленной и шумной толпы. То входили, то выходили, этотъ шумъ раздражалъ, оскорблялъ Кампобассо. Но что съ ней сталось, когда доложили о прізд мосье де Сенесе! Съ самаго начала ихъ сношеній, между ними было условлено, что онъ съ ней мало будетъ говорить въ свт, лишь насколько это будетъ прилично для иностраннаго дипломата, встрчающаго два или три раза въ мсяцъ племянницу государя, передъ которымъ онъ акредитованъ.

Сенесе раскланялся съ ней съ обычною почтительностью и серьезностью, потомъ, приблизившись къ графин Орсини, онъ заговорилъ съ нею почти интимнымъ тономъ, какой устанавливается съ умными женщинами, когда встрчаешь у нихъ дружескій пріемъ и часто ихъ видишь. Кампобассо была уничтожена. ‘Графиня учитъ меня, какой я должна была быть,— говорила она себ.— Вотъ чмъ надо быть, и чмъ я никогда не буду!’ Она ухала въ послдней степени отчаянья, какая только возможна для человческаго существа, почти ршившись принять ядъ. Вс радости, какія доставила ей любовь Сенесе, не могли сравниться съ крайнимъ предломъ страданія, въ какое она была погружена въ теченіе длинной ночи. У римлянокъ какъ будто есть для страданія запасы энергіи, неизвстные другимъ женщинамъ.

На другой день Сепесе опять прохалъ мимо и увидлъ отрицательный знакъ, онъ ухалъ веселый, хотя и былъ нсколько уколотъ. ‘Значитъ, она въ этотъ разъ дала мн отставку? Я бы хотлъ видть ее въ слезахъ’, говорило ему его тщеславіе. Онъ испыталъ легкій проблескъ любви, теряя навсегда такую красивую женщину, племянницу папы. Онъ направился въ подземелья, не совсмъ опрятныя, возбуждавшія его неудовольствіе, и разомъ отворилъ дверь большой залы нижняго этажа, гд княгиня принимала его.

— Какъ! вы осмливаетесь являться? — произнесла княгиня съ удивленіемъ.

— Это удивленіе не искренно,— подумалъ молодой французъ,— она бываетъ въ этой комнат только тогда, когда меня ждетъ.

Сенесе взялъ ее за руку, она вздрогнула. Глаза ея наполнились слезами. Она показалась Сенесе столь красивой, что на одну минуту онъ почувствовалъ къ ней любовь. Она, съ своей стороны, забыла вс религіозныя клятвы, какія въ теченіе двухъ дней давала себ, и бросилась въ его объятья: ‘Вотъ счастье, которымъ будетъ наслаждаться Орсини!’ подумала она. — Сенесе, плохо понимая, какъ и всегда, душу римлянки, подумалъ, что она хочетъ разстаться съ нимъ дружески, порвать связь, соблюдая приличія. ‘Не слдуетъ мн, состоящему при королевскомъ посольств, имть смертельнымъ врагомъ (какимъ она непремнно сдлается) племянницу государя, передъ которымъ я акредитованъ’. Гордясь удачнымъ результатомъ, къ какому онъ пришелъ, Сенесе сталъ разсуждать благоразумно: Они будутъ жить въ самомъ дружескомъ союз, почему бы имъ не быть счастливыми? На самомъ дл, въ чемъ же она можетъ упрекнуть его? Любовь уступаетъ мсто доброй, нжной дружб. Онъ бы сталъ настоятельно требовать права приходить отъ времени до времени туда, гд они находились, ихъ отношенія всегда были бы пріятными…

Сперва княгиня не понимала его. Но когда, въ ужас, она все поняла, то осталась, какъ была, не садясь, неподвижной, съ пристальнымъ взоромъ, устремившимся на него. При послднемъ намек о пріятности отношеній, она перебила его голосомъ, какъ будто исходившимъ изъ глубины ея груди, и медленно произнесла:

— То-есть, въ конц всего вы находите меня достаточно красивой, чтобы быть полезной для вашей службы?

— Но, милый и добрый другъ, разв ваше самолюбіе не удовлетворено? — возразилъ Сенесе, удивляясь въ свою очередь.— Можетъ-ли вамъ прійти въ голову какое-нибудь неудовольствіе? Къ счастью, о нашемъ сближеніи никто не догадывался. Я честный человкъ, еще разъ даю вамъ слово, что никогда ни одно живое существо не узнаетъ о счастьи, какое выпало на мою долю.

— Даже Орсини?— прибаврла она холоднымъ тономъ, который опять обманулъ шевалье.

— Разв я называлъ вамъ,— наивно сказалъ онъ,— женщинъ, которыхъ я любилъ прежде, чмъ сдлаться вашимъ рабомъ?

— Не смотря на все мое уваженіе къ вашему честному слову, я не желаю подвергать себя случайности,— проговорила княгиня ршительнымъ тономъ, начинавшимъ удивлять нсколько молодаго француза.— Прощайте, шевалье, сказала она. Онъ въ нершимости хотлъ удалиться. Поцлуй меня,— прибавила она.

Она была видимо растрогана, но потомъ сказала ему твердо: ‘Прощайте, шевалье’.

Княгиня послала за Ферратеррой. ‘Я хочу отомстить’, сказала она ему. Прелатъ былъ во восторг: ‘Она скомпрометируетъ себя, теперь она навсегда въ моихъ рукахъ’.

Черезъ два дня, въ которые былъ томящій зной, Сенесе похалъ въ полночь подышать чистымъ воздухомъ на Корсо. Онъ нашелъ тамъ все римское общество. Когда онъ хотлъ ссть въ карету, его лакей едва былъ въ силахъ ему отвчать: онъ былъ пьянъ, кучеръ исчезъ, лакей объяснилъ ему, заикаясь, что кучеръ поссорился съ какимъ-то врагомъ.

— А! у моего кучера есть враги! — сказалъ Сенесе, смясь.

Возвращаясь домой, онъ едва прошелъ дв или три улицы отъ Корсо, какъ замтилъ, что за нимъ слдятъ. Четверо или пятеро лицъ останавливались, когда онъ останавливался, и опять пускались въ путь, когда онъ шелъ. ‘Я могъ бы сдлать крюкъ и вернуться на Корсо. Но эти негодяи не стоятъ такого труда, я достаточно вооруженъ’. У него въ рукахъ былъ обнаженный кинжалъ.

Сенесе быстро прошелъ, разсуждая такимъ образомъ, еще дв или три отдаленныхъ улицы, которыя становились все боле и боле пустынными. Онъ слышалъ, какъ эти люди учащали шаги. Въ эту минуту онъ поднялъ глаза и увидлъ прямо передъ собой маленькую церковь, въ которой служили монахи францисканскаго ордена, окна ея отбрасывали теперь странный блескъ. Онъ бросился въ дверь и сильно постучалъ въ нее рукояткой кинжала. Люди, которые его преслдовали, были шагахъ въ пятидесяти отъ него. Они бросились бгомъ къ нему. Монахъ отворилъ дверь. Сенесе кинулся въ церковь, монахъ поспшно захлопнулъ дверь. Въ ту же минуту убійцы стали стучаться въ дверь ногами.

— Нечестивцы! — проговорилъ монахъ.

Сенесе далъ ему секинъ.

— Очевидно, они что-то имютъ противъ меня,— сказалъ онъ.

Церковь была освщена по меньшей мр тысячью свчей.

— Какъ! служба въ такое время? — сказалъ онъ монаху.

— Ваша свтлость, мы имемъ разршеніе отъ кардинала-викарія.

Вся узкая трапеза маленькой церкви Санъ-Франческо-а-Рипа была занята великолпнымъ балдахиномъ, служили похоронную службу.

— Кто умеръ? Какой-нибудь вельможа? — спросилъ Сенесе.

— Безъ сомннія,— отвтилъ священникъ,— потому что на погребеніе ничего не жалютъ, но все это только трата денегъ и воску, нашъ настоятель говорилъ намъ, что покойникъ умеръ совершенно нераскаяннымъ.

Сенесе подошелъ ближе, онъ замтилъ гербы французской формы, его любопытство усилилось: онъ подошелъ къ самому гробу и увидлъ свой собственный гербъ! Подъ нимъ была латинская надпись:

Nobilis homo Iohannes Norbertus Senecе equesdecessit Rornae.

‘Высокій и могущественный господинъ Жанъ Норберъ де-Сенесе, кавалеръ, умершій въ Рим’,

— Я первый,— подумалъ Сенесе,— имющій честь присутствовать на собственныхъ похоронахъ… Кажется, кром Карла V, никто не доставлялъ себ этого удовольствія… Но мн что-то не по себ въ этой церкви.

Онъ далъ второй секинъ монаху и сказалъ:

— Отецъ мой, выведите меня изъ вашего монастыря какой-нибудь потаенной дорогой.

— Весьма охотно,— отвтилъ монахъ.

Едва очутившись на улиц, Сенесе, съ пистолетомъ въ каждой рук, бросился бжать съ величайшей быстротой. Вскор онъ услышалъ шаги преслдовавшихъ его людей. Достигнувъ своего дома, онъ нашелъ дверь запертой и человка, стоящаго передъ нею.

— Надо напасть на него,— подумалъ французъ, онъ приготовился убить этого человка выстрломъ изъ пистолета, но узналъ въ немъ своего слугу.— Отвори дверь! — крикнулъ онъ ему.

Она была отворена, они быстро вошли и заперли ее.

— Ахъ, сударь, я васъ везд искалъ, очень грустныя новости, бдный Жанъ, вашъ кучеръ, убитъ ударами кинжаловъ. Люди, убившіе его, произносили угрозы противъ васъ. Сударь, кто-то ищетъ вашей смерти…

Пока слуга говорилъ, восемь мушкетныхъ выстрловъ изъ окна, выходившаго въ садъ, положили Сенесе мертвымъ около его лакея, ихъ пронизало боле двадцати пуль.

Черезъ два года, княгиня Кампобассо считалась въ Рим образцомъ высшаго благочестія, а монсиньоръ Ферратерра давно уже былъ кардиналомъ.

Будьте снисходительны къ ошибкамъ автора.

Читайте также: