Самообман
Самообман
Самообман, Киплинг Джозеф Редьярд, Год: 1887
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Киплинг — Английская и американская литература на страницах томской дореволюционной периодики.
Томский государственный университет, Томск, 2010.
Перевод:X. Ныдро (он же Аполлон Ксаверьевич Ордынский)
В оригинале: R. Kipling ‘In Error’, 1888.
Перевод опубликован в ‘Сибирском вестнике’. 1907. No 197 (3 сент.). С. 2-3.
Распознаваниеи проверка орфографии: По ком звонит колокол читать (Читайте роман Эрнеста Хемингуэя ‘По ком звонит колокол’)
Нельзя считать безвозвратно погибшим человека, который иногда на дружеском пиру напивается до положения риз. Погибшим можно считать лишь того, кто предается пороку пьянства систематически, ежедневно и усердно. Однако и здесь иногда бывают исключения. Таким исключением является инженер Мориартей.
Интересный это случай, стоит о нем рассказать.
Мориартей служил в таком месте, где работы было по уши, но не с кем было поговорить по душам. Ну, и одичал человек. Трудился он, как вол, в течение четырех лет и вел жизнь совершенно уединенную.
Известно, что болотистые местности вредно действуют на здоровье человека. Один год, прожитый в такой местности, оставляет в ином организме неизгладимые следы. Многие спасаются от этого усердной выпивкой. И Мориартей пил. Но его пьянство знакомые приписывали влиянию местности и уединению, отсутствию всяких развлечений и обвинили в этом, разумеется, начальство, заставлявшее его жить среди болот. Мориартей до этого пользовался отличной репутацией вообще как человек и как знаменитый инженер. Днем он говорил отрывисто с рабочими и надсмотрщиками и только с вечера, запершись в своей келье, беседовал ‘по душам’ с различными ликерами, коньяком, ромом и т.п. Многие на его месте давно бы свалились, но он, благодаря атлетическому сложению и крепкой голове, все еще держался молодцом. Наконец, начальство вспомнило о нем и перевело в Сейнлу. В то время в бомонде Сейнлы владычествовала миссис Рейверс. Вы, может быть, ее помните? Может быть, и вы принадлежали к числу ее поклонников? Это была замечательная в своем роде женщина, но все дурное, что можно было бы о ней сказать (хорошего же в ней ничего не было), я высказал в другом месте и повторять это считаю излишним. Мориартей, красивый собою, высоко образованный, всеми уважаемый, а главное, прекрасно сложенный, не могне обратить на себя внимание такой тщеславной, светской львицы, какой была миссис Рейверс.
Вскакивание со стула при малейшем толчке в бок, дрожание руки при поднесении стакана или рюмки к губам — все это у Мориартся приписывалось влиянию болотистой местности, недавно им оставленной, и расстройству нервов, но отнюдь ни чему другому. Если же в его спальне по ночам происходило некое таинственное буль-буль, то этого никто не слышал. Удивляться этому нечего, в нашем прекраснейшем из миров так устроено, что большая часть наших действий скрывается очень легко перед глазами и ушами самых близких наших соседей.
Не прошло и двух недель, как Мориартей попал — не в число пустых поклонников миссис Рейверс — он не имел ничего общего с ними, — а как-то непостижимо предался ее очарованию, и представьте себе, начал просто боготворить эту женщину.
Переписанный внезапно из пустыни в большой, шумный город, он окончательно потерял всякую мерку вещам и людям. Холодность и бессердечность кокетки он принял за целомудрие и недоступность, ограниченность и неспособность вести серьезный разговор — за скромность и застенчивость. Он чтил миссис Рейверс как святыню, и чем менее она заслуживала уважения, тем усерднее он бил перед ней челом, приписывая ей все древние библейские и новозаветные добродетели.
Случается же иногда подобный самообман, подобное сумасшествие.
Высокий, смуглый, всегда серьезный и меланхолический мужчина, которого пугали малейшее прикосновение и малейший звук, не счел для себя опасным втереться в пустое общество поклонников львицы, бродил за нею как тень и краснел как девушка, когда она удостаивала его каким-нибудь словцом. Это был обожатель вместе чувственный и платонический. Так о нем отзывались опытные люди, не слишком дружелюбно относившиеся к миссис Рейверс, хотя и завидовавшие ей втихомолку.
Мориартей, по прибытии своем в Сейнлу, держался как-то особняком, поэтому не мог многого узнать о даме своего сердца.
Миссис же Рейверс, зачисливши его в штат своих обожателей, не обращала на него внимания больше, чем на других. Правда, она приглашала его участвовать в ее partiesdeplaisir, но делала это лишь с целью похвастать своей властью над этим ‘отшельником’, как его все называли. Мориартей умел, когда хотел, говорить красиво и занимательно, но не о том, что могло бы заинтересовать его даму, в умственном отношении весьма скудно наделенную, как большая часть подобных светских прелестниц. Несмотря на это, она представлялась ему женщиной необыкновенной, а главное, он сознавал, что она производит на него какое-то особое, благотворное влияние. Так ему, по крайней мере, казалось. И вот в этом-то ослеплении, или самообмане, он дал себе твердое слово избавиться от своей пагубной привычки.
Трудно описать борьбу, которую он начал вести с собою и с этой привычкой, в этом он никому не сознавался. Но следует допустить (по множеству примеров у других), что неоднократно после трехдневного или четырехдневного воздержания вечером, если он никуда не был приглашен и сидел перед камином в своем кабинете, старое вожделение брало верх над решимостью и ‘буль-буль’ раздавалось до поздней ночи.
Наконец, с Мориартием произошло нечто неожиданное. Бедняга усомнился в том, удастся ли ему добиться у миссис Рейверс расположения, дружбы и предпочтения его перед другими. Уже в течение десяти дней он чувствовал себя чрезвычайно расслабленным, старая привычка снова овладела им, как червяк, и он уже каждый вечер заливал этого червяка. Кончилось это белой горячкой. Форма ее была, впрочем, довольно мягкая, чуждая буйных порывов, появления чертиков, и ограничивалась душевным угнетением, истерией и склонностью к самоубийству и потерею иногда сознания. Погруженный в свои мысли или пробегая туда или назад по комнате, Мориартей говорил сам с собою громко, слова иногда переходили в шепот и опять разражались громом. Иногда он подумывал пригласить доктора, но это продолжалось недолго, и он опять бессвязным шепотом жаловался самому себе на свое падение.
Ужасны были эти детские жалобы в устах зрелого мужчины, жалобы поздние, тщетные, и ужасно было это бессилие воли. Но тот, кто бы подслушал их, немало бы удивился, до какой степени этим несчастным завладела пустейшая из женщин, миссис Рейверс, и как глубоко он себя обманывал сю.
Кризис, впрочем, благополучно закончился. Знакомые и сослуживцы поздравили Мориартея с возвращением здоровья и приписывали болезни его последнему проявлению малярии. Мориаргия поклялся в душе своей исправить себя. Обоготворяя по-прежнему миссис Рейверс, он поплелся за нею на воды. Там он избавился от трясения рук и вздрагивания от малейшего внезапного шума или прикосновения. Теперь можно было хлопать бичом перед самым его ухом — и он не пошевелился бы. Сидел он на своем буцефале прямо, вытянувшись в струнку, и лишь за обедом испивал немного вина. Много труда стоило ему себя превозмочь, но странное чувство к миссис Рейверс произвело чудо, укрепило волю, и последняя восторжествовала.
Однажды, в припадке откровенности и некоторого особенного умиления при воспоминании о прошедших невзгодах, Мориарти вздумал поведать своему старому и лучшему другу о том чудотворном влиянии миссис Рейверс, которое он приписывал всецело ее чарам: он называл ее своим ангелом-спасителем. Но когда изумленный друг осмелился заметить, что миссис Рейверс, по своим похождениям успевши расстроить немало семейств, более походила на какого-то злого демона, чем на ангела, и что если бы она узнала о том обоготворении ее Мориартей, то она первая осмеяла бы его и назвала сумасшедшим, Мориартей взбесился, и старая дружба чуть не полетела к черту.
И Мориартей до сих пор (хотя обзавелся вполне достойной и любящей его женой) готов клясться всеми богами, что он только одной миссис Рейверс обязан своим возрождением. В самообольщении своем этот чудачина приписывает ей такие достоинства, от которых она сама бы отреклась. Но как бы то ни было, самообман Мориартей действительно много помог ему в избавлении от роковой привычки. Не одно ли это с тем, если бы миссис Рейверс действительно обладала бы теми чудесными качествами, которые ей в своем ослеплении приписывал Мориартий?