На голоде, Киплинг Джозеф Редьярд, Год: 1896

Время на прочтение: 27 минут(ы)

НА ГОЛОД.

Разсказъ Киплинга.

Переводъ съ англійскаго.

I.

— Разв уже было оффиціальное объявленіе о голод?
— Они вынуждены были признать крайнюю мстную нужду и въ газет пишутъ, что въ одномъ или двухъ округахъ будетъ оказываться помощь.
— Это значитъ, что голодъ будетъ объявленъ, какъ только наберутъ достаточно людей и запасутся хлбомъ. Пожалуй, дло разыграется, какъ во время большого голода.
— Не можсъ быть,— сказалъ Скотъ, поворачиваясь немного на длинномъ бамбуковомъ стул.— На свер урожай очень хорошъ, и въ Бомбе и въ Бенгаліи уродилось больше, чмъ имъ нужно. Есть полная возможность предупредить голодъ и помочь населенію. На этотъ разъ нужда будетъ только мстная.
Мартинъ взялъ со стола газету ‘Піонеръ’, еще разъ посмотрлъ телеграммы и потянулся. Былъ душный, темный вечеръ, воздухъ былъ полонъ тяжелымъ благоуханіемъ недавно политыхъ аллей. Цвты въ клубномъ саду завяли и почернли на своихъ стебляхъ, маленькій прудъ съ лотосами высохъ и превратился въ затвердвшую грязь, а тамариндовые кусты были совершенно блы отъ пыли. Большинство публики собралось въ общественномъ саду, гд играла музыка,— съ веранды клуба слышно было, какъ оркестръ мстной полиціи разыгрывалъ вальсы, или на площадк для игры въ Поло. Время отъ времени кто-нибудь подъзжалъ къ клубу и безвучно проходилъ въ блые бараки, расположенные по обимъ сторонамъ главнаго зданія. Тамъ помщались номера, въ которыхъ жило большинство служащихъ, встрчаясь каждый день другъ съ другомъ за обдомъ и стараясь, по возможности, затянуть свои служебные часы, чтобы избгнуть этого томительнаго общества.
— Что вы намрены теперь длать?— спросилъ Мартинъ, звая.— Пойдемъ выкупаться передъ обдомъ.
— Вода очень горяча,— отвчалъ Скотъ.— Я ужъ купался сегодня.
— Ну, такъ сыграемъ на бильярд.
— Въ билльярдной невыносимая жара. Сидите себ спокойно и не будьте такъ страшно энергичны.
Къ веранд тяжелыми шагами подошелъ верблюдъ, на спин котораго возсдалъ почтальонъ-туземецъ съ кожанной сумкой черезъ плечо. Онъ спустилъ къ сидящимъ на веранд новое газетное приложеніе-листокъ, отпечатанный только на одной сторон и еще сырой, только что вышедшій изъ подъ типографскаго станка. Небольшая полоска текста помщалась среди объявленій о продающихся пони и пропавшихъ фоксъ-терьерахъ.
Мартинъ лниво поднялся, прочиталъ листокъ и свистнулъ.
— Объявлено,— проговорилъ онъ.— Одинъ, два, три — восемь округовъ подпадаютъ дйствію законовъ о голод. Джимми Гаукинсъ будетъ завдывать всей продовольственной организаціей.
На террасу вошелъ новый гость. Это былъ издатель единственной газеты въ столиц провинціи, насчитывающей 25 милліоновъ туземцевъ и нсколько сотъ блыхъ, такъ какъ составъ редакціи ограничивался имъ самимъ и его помощникомъ, то рабочій день его колебался между десятью и двадцатью часами.
— А, Раисъ, вы должны все знать, — остановилъ его Мартинъ, — что изъ себя представляетъ эта мадрасская ‘нужда’?
— Никто еще ничего не знаетъ. Въ настоящую минуту по телеграфу идетъ сообщеніе, длиною съ вашу руку. Мадрасъ призналъ, что не можетъ справиться собственными силами, и Джимми получилъ порученіе раздобыть столько людей, сколько понадобится.
— Пожалуй, и до насъ доберутся,— замтилъ Мартинъ.
— Ну что жъ, я ничего не имю противъ,— проговорилъ Скотъ, поднимаясь съ мста и кладя на столъ одинъ изъ романовъ Маріета, который онъ перелистывалъ.— Сегодня здсь, а завтра тамъ. Мартинъ, ваша сестра ждетъ васъ.
Большая срая лошадь топталась у перилъ веранды, свтъ керосиновой лампы падалъ на коричневое коленкоровое платье наздницы и на ея блдное лицо подъ срой фетровой шляпкой.
— Я готовъ, — сказалъ Мартинъ.— Пойдемте къ намъ обдать, Скотъ, если вамъ не предстоитъ ничего боле интереснаго. Вильямъ, есть у насъ дома какой-нибудь обдъ? обратился онъ къ сестр.
— Я сначала съзжу домой и посмотрю,— отвтила наздница.— Можешь приводить его къ 8 часамъ, не раньше. Не забудь, пожалуйста.
Скотъ не торопясь отправился къ себ въ комнату и переодлся въ вечерній туалетъ, соотвтствовавшій данному сезону въ данной стран — блый полотняный костюмъ, съ широкимъ шелковымъ полямъ. Обдъ у Мартиновъ былъ ршительно пріятне, чмъ вчная баранина и жесткая дичь, подаваемая на жестянной посуд на клубныхъ обдахъ. Но все-таки было очень жаль, что Мартинъ не былъ въ состояніи на жаркіе мсяцы отправить свою сестру въ горы. Служа въ мстной полиціи, Мартинъ получалъ великолпное жалованіе въ 600 обезцненныхъ серебряныхъ рупій въ мсяцъ, это и видно было по его маленькой квартирк: неровный полъ былъ устланъ обычными полосатыми, блыми съ синимъ, рогожками, обычныя индійскія занавски висли на окнахъ, въ комнатахъ стояла разношерстная дюжина стульевъ, купленная на разныхъ посмертныхъ аукціонахъ. Квартира имла такой видъ, какъ будто все было разложено только вчера, съ тмъ, чтобы завтра снова быть уложеннымъ. Ни одна дверь въ дом не держалась на своихъ петляхъ, маленькія окна затемнялись осиными гнздами и ящерицы охотились за мухами надъ выступами деревянной крыши. Но все это было однимъ изъ элементовъ жизни Скота. Такъ жили вс, имющіе такіе доходы, а въ стран, гд возрастъ, жалованіе и званіе каждаго человка пропечатаны въ книг, которую всякій можетъ прочесть, нтъ никакого смысла притворяться и разыгрывать изъ себя богачей. Скотъ 8 лтъ служилъ въ ирригаціонномъ департамент и получалъ 800 рупій въ мсяцъ, при чемъ въ будущемъ, если онъ прослужитъ еще 22 года на такихъ же основаніяхъ, его ожидала пенсія въ 400 рупій въ мсяцъ. Его служебная дятельность, протекавшая въ значительной степени въ палаткахъ и временныхъ убжищахъ, гд человкъ могъ, только спать, сть и писать письма, заключалась въ наблюденіи за открытіемъ и охраной ирригаціонныхъ каналовъ. Весвою онъ съ успхомъ закончилъ работы по открытію большого Махульскаго канала и теперь былъ прикомандированъ къ департаменту, чтобы заниматься отчетною частью. Онъ былъ очень недоволенъ этой командировкой, потому что ненавидлъ канцелярскую работу.
Скотъ, какъ и весь остальной міръ, зналъ, что миссъ Мартинъ пріхала въ Индію четыре года тому назадъ, чтобы вести хозяйство въ дом брата, который, какъ всмъ было извстно, занялъ денегъ, чтобы заплатить за ея проздъ. По общераспространенному мннію, ей бы уже давно слдовало быть замужемъ. Вмсто этого, она отказала полдюжин офицеровъ, одному чиновнику, старше ея на двадцать лтъ, одному майору и одному доктору. Это тоже было общественнымъ достояніемъ. Она выжила въ город три жаркихъ сезона, потому что братъ ея и безъ того былъ въ долгу и не могъ отправить ее даже и въ дешевенькій пансіонъ въ горахъ. Поэтому лицо ея было блдно, какъ кость и посреди лба красовалось круглое серебристое пятнышко, свидтельствующее о мстной болзни, называемой ‘багдадской’. Такія пятна появляются отъ употребленія дурной воды.
Тмъ не мене, миссъ Вильямъ очень веселилась за эти 4 года. Дважды она чуть было не утонула, перезжая за лошади черезъ рку, она была свидтельницей нападенія шайки воровъ на домъ ея брата, выучилась говорить на мстномъ нарчіи съ бглостью, возбуждавшею зависть старшихъ, мало-по-малу утратила привычку писать письма своимъ теткамъ въ Англію и разрзывать страницы англійскихъ журналовъ, пережила холеру, перенесла тиброидную лихорадку, посл которой ей обрили голову, и разсчитывала этой зимою отпраздновать 23-ю годовщину своего рожденія. Понятно, что ея тетки не могли бы отнестись съ одобреніемъ къ молодой двушк, которая здила на танцовальные вечера верхомъ, накинувъ на плечи платокъ, откликалась на имя Вилльяма или Биля, усвоила себ не особенно изящный мстный жаргонъ, участвовала въ любительскихъ спектакляхъ, держала въ повиновеніи 8 человкъ прислуги и двухъ лошадей, лчила ихъ недуги и спокойно смотрла прямо въ глаза мужчинамъ, даже посл того, какъ они сдлали ей предложеніе и были отвергнуты.
— Я люблю мужчинъ, которые что-нибудь длаютъ,— заявила она одному изъ служащихъ въ департамент просвщенія, который разъяснялъ сыновьямъ мстныхъ торговцевъ красоты стихотвореній Вордсворта, и когда онъ приходилъ, въ поэтическое настроеніе, Вильямъ призналась ему, что она мало понимаетъ въ поэзіи, и что отъ стиховъ у нея голова болитъ. Посл этого еще одно разбитое сердце стало искать прибжища въ клуб. И все это было по вин самой Вильямъ: она любила слушать разсказы мужчинъ о ихъ служб, такое вниманіе роковымъ образомъ приводило людей къ ея ногамъ.
Скотъ былъ знакомъ съ нею три года, нсколько разъ танцовалъ съ нею на рождественскихъ балахъ и чрезвычайно уважалъ ея хозяйственные таланты.
Она боле чмъ когда-либо походила на мальчика, когда посл обда сидла на кожанномъ диван, поджавъ подъ себя ноги, крутила папироски для своего брата, и перебрасывала ихъ Мартину, сидвшему на противоположномъ конц комнаты, тотъ ловилъ ихъ одной рукой не прерывая разговора со Скотомъ. Они говорили все о длахъ — о каналахъ и надзор за ними, о преступленіяхъ мстныхъ жителей, кравшихъ воду, за которую они не платили, и еще боле тяжкихъ преступленіяхъ туземной полиціи, прикрывавшей эти кражи, о переселеніи цлыхъ деревень въ только-что орошенныя мстности. Вильямъ крутила папироски, ничего не говорила и только улыбалась своему брату.
Въ 10 часовъ лошадь Скота пріхала за нимъ и вечеръ окончился. Два освщенныхъ окна низенькаго домика, гд печаталась мстная газета, ярко выдлялись на темной дорог. Было еще слишкомъ рано, чтобы ложиться спать, и Скотъ ршилъ зайти къ издателю. Рэнсъ лежалъ на диван, въ ожиданіи ночныхъ телеграммъ. У него была своя теорія насчетъ того, что если человкъ не будетъ сидть за работой весь день и большую часть ночи, то онъ непремнно заболетъ местной злокачественной лихорадкой, поэтому онъ и лъ и спалъ среди бумагъ.
— Беретесь вы за это?— спросилъ онъ соннымъ голосомъ.— Я не думалъ, что вы сегодня же придете съ отвтомъ.
— Въ чемъ дло? Какой отвтъ? Я обдалъ у Мартина и ничего не знаю.,
— Голодъ объявленъ и они теперь набираютъ людей. Мартина также требуютъ. Я посылалъ къ вамъ записку въ клубъ. Согласны-ли вы присылать намъ разъ въ недлю письма съ Юга, такъ отъ двухъ до трехъ столбцовъ. Ничего сенсаціоннаго, конечно, не нужно, просто одни факты — кто что длаетъ, и такъ дале. Нашъ обычный гонораръ — 10 рупій за столбецъ.
— Очень жалю, но это совсмъ не по моей части,— отвчалъ Скотъ, разсянно посматривая на карту Индіи, висвшую на стн. Трудно будетъ теперь Мартину. Интересно знать, что онъ сдлаетъ со своей сестрой. Хотлъ бы я знать, куда они меня тянутъ. У меня нтъ никакой опытности въ такихъ длахъ. Я, конечно, тоже назначенъ?
— Конечно. Вотъ телеграмма. Вамъ поручаютъ организацію помощи, дадутъ намъ вамъ въ помощники одного туземнаго аптекаря и полъ-пинты холерной микстуры на 10.000 населенія. Вы сидите теперь безъ опредленнаго дла, а туда призываютъ всхъ, безъ кого можно обойтись на служб.
— Во всякомъ случа, я радъ, что зашелъ къ вамъ,— проговорилъ Скотъ.— Завтра, вроятно, я получу уже офиціальное увдомленіе. Надо сейчасъ идти укладываться. Вы не знаете, кто будетъ замнять меня здсь?
Ренсъ порылся въ куч телеграмъ.— Макъ-ханъ — сказалъ онъ.— Изъ Мурея.
Скотъ усмхнулся.
— Онъ разсчитывалъ провести все лто въ прохлад. Воображаю, какъ онъ будетъ огорченъ. Впрочемъ, что объ этомъ говорить.
— Покойной ночи.
Два часа спустя Скотъ со спокойной совстью улегся спать на веревочной койк въ пустой комнат. Два поношенныхъ кожаныхъ чемодана, кожаная бутылка для воды, жестяной ящикъ для льда и сдло, завязанное въ мшокъ, были сложены у дверей, а подъ подушкой у него лежала росписка секретаря клуба въ полученіи денегъ по мсячному счету. Его назначеніе, дйствительно, пришло на слдующее-же утро и вмст съ нимъ неофиціальная телеграмма отъ сэра Джемса Гаукинса, предписывающая ему немедленно и съ наивозможною скоростью отправиться въ мстность съ какимъ-то невыговаринаемымъ названіемъ, расположенную за полторы тысячи верстъ къ югу, гд свирпствовалъ голодъ и чувствовалась сильная нужда въ людяхъ.
Днемъ къ нему явился розовый, полный юноша, недовольный судьбою и голодомъ, который лишалъ его трехмсячнаго отдыха. Это былъ замститель Скота — другой зубецъ въ огромномъ правительственномъ колес, который подвинулся впередъ вслдъ за своимъ сослуживцемъ, представленнымъ, какъ гласило офиціальное извщеніе, ‘въ распоряженіе Мадрасскаго правительства для работы по голоду впредь до дальнйшихъ распоряженій’. Скотъ передалъ ему находящіяся на его рукахъ суммы, показалъ ему самый прохладный уголокъ въ канцеляріи, предостерегалъ его отъ излишняго усердія и, когда наступили сумерки, ухалъ изъ клуба въ наемномъ экипаж со своимъ врнымъ слугою Фецъ-Улахомъ на станцію Южной желзной дороги. Жаръ отъ раскаленныхъ кирпичныхъ стнъ ударялъ ему въ лицо и онъ съ грустью размышлялъ о томъ, что ему предстоитъ, по крайней мр, пять ночей и четыре дня путешествія. На станціи Фецъ-Улахъ, привыкшій къ превратностямъ судьбы, немедленно исчезъ въ толп, наполнявшей каменную платформу, а Скотъ, съ сигарою въ зубахъ, ждалъ пока ему приготовятъ отдленіе. Въ это время въ толпу пунджабскихъ фермеровъ, ремесленниковъ и кудрявыхъ торговцевъ-афридіевъ врзалась дюжина туземныхъ полицейскихъ, сопровождавшихъ багажъ Мартина.
Когда Фецъ-Улахъ доложилъ своему господину, что все готово, Скотъ расположился въ вагон, снялъ сапоги и куртку и улегся на широкой, обитой кожей скамейк. Жара на крытой желзомъ станціи доходила до 100 градусовъ (Фаренгейта). Въ послдній моментъ въ тотъ-же вагонъ вошелъ Мартинъ, весь обливаясь потомъ, и къ ужасу своему увидлъ отдленіе занятымъ.
— Не бранитесь, — лниво встртилъ его Скотъ.— Вы опоздали и не успете перессть въ другое отдленіе. Мы подлимся моимъ льдомъ.
— Вы что здсь длаете?— спросилъ Мартинъ.
— Препровождаю себя въ распоряженіе Мадрасскаго правительства, такъ же какъ и вы. Боже, что это за ночь! Вы берете съ собой кого-нибудь изъ своихъ людей?
— Дюжину. Должно быть, мн придется наблюдать за раздачей пищи. Я не зналъ, что и вы тоже назначены.
— Я тоже не зналъ, когда уходилъ отъ васъ вчера вечеромъ. Рэнсъ первый получилъ это извстіе. Назначеніе пришло сегодня утромъ. Макъ-ханъ пріхалъ смнить меня въ 4 часа и я сейчасъ-же выхалъ. Этотъ голодъ можетъ розыграться въ прескверную штуку — пожалуй, никто изъ насъ и не вернется живымъ.
— Джимми долженъ былъ-бы назначить насъ съ вами куда-нибудь въ одно мсто,— проговорилъ Мартинъ, и, немного погодя, прибавилъ:— моя сестра здсь.
— Вотъ это хорошо,— сказалъ Скотъ сердечно.— Значитъ, она детъ въ Симлу. Съ кмъ она будетъ тамъ?
— Въ томъ-то и дло, что она не хочетъ и слышать о Симл. Она детъ со мною.
Скотъ вскочилъ и слъ прямо подъ лампою.
— Какъ! Вы не хотите сказать, что не могли добыть…
— О нтъ! Я бы ужъ какъ-нибудь досталъ денегъ.
— Надюсь, вы могли бы прежде всего обратиться ко мн,— проговорилъ Скотъ сухо.— Мы съ вами не совсмъ чужіе другъ другу.
— Пожалуйста, не будьте такъ церемонны. Конечно, я могъ бы обратиться къ вамъ, но… вы не знаете моей сестры. Я объяснялъ, и убждалъ, и просилъ, и приказывалъ, и все такое въ теченіе цлаго дня, начиная съ 7 утра — но ничего не могъ подлать.
— Джимми Гаукинсъ не особенно будетъ доволенъ, — сказалъ Скотъ.— Женщинамъ совсмъ не мсто на голод.
— М-съ Джимъ — я хочу сказать, лэди Джимъ — отправилась вмст съ нимъ. Во всякомъ случа, она общала взять сестру подъ свое покровительство. Вильямъ на свой страхъ телеграфировала ей и совершенно сбила меня съ толку, показавши ея отвтъ.
Скотъ засмялся.
— Если она такая ршительная — проговорилъ онъ,— то, очевидно, она сама можетъ о себ позаботиться, а м-съ Джимъ не даетъ ей подвергаться опасности. Во всякомъ случа, я думаю не много найдется женщинъ, женъ или сестеръ, которыя бы отправились на голодъ съ открытыми глазами. А она вдь пережила холеру прошлаго года и знаетъ, что все это значитъ.
Поздъ остановился въ Армитсор и Скотъ прошелъ въ дамское отдленіе, находившееся рядомъ съ ихъ отдленіемъ. Вильямъ, въ дорожной шапочк, накинутой на кудри, привтливо кивнула ему головой.
— Войдите къ намъ, я угощу васъ чаемъ,— сказала она.— Это лучшее предохранительное средство отъ солнечваго удара.
— Разв по моему виду можно заключить, что мн грозитъ солнечный ударъ?
— Никогда нельзя знать,— серьозно отвчала Вильямъ.— Всегда лучше заране быть готовымъ.
Она устроилась въ вагон съ опытностью испытаннаго путешественника. У закрытаго ставней окна висла покрытая мхомъ бутылка съ водой, на скамейк стояла корзинка съ чайнымъ сервизомъ и дорожная спиртовая лампочка.
Вильямъ угостила ихъ горячимъ чаемъ въ большихъ чашкахъ, увряя, что чай предохраняетъ отъ распуханія шейныхъ венъ въ такую жаркую ночь. Она, очевидно, считала излишнимъ всякіе разговоры и комментаріи по поводу своего поступка. Жизнь съ мужчинами, у которыхъ всегда было очень много работы и очень мало времени для этой работы, пріучила ее стушевываться и стоять за себя. Она ничего не говорила о томъ, что хочетъ быть полезною во время путешествія. и спокойно длала свое дло: безшумно уложила чашки, когда чай былъ выпитъ и приготовила папироски для своихъ гостей.
— Вчера въ это время,— сказалъ Скотъ,— мы не ожидали… гмъ… того, что случилось. Не правда ли?
— Я привыкла ожидать всего,— отвчала Вильямъ.
— Знаете, на нашей служб мы живемъ по телеграфу. Но я думаю, это путешествіе будетъ полезно для всхъ насъ — конечно, если мы останемся въ живыхъ.
— Это разрушаетъ вс мои планы,— отвчалъ Скотъ.— Я разсчитывалъ на холодную погоду попасть на постройку Люнійскаго канала, но неизвстно, сколько времени затянется голодъ.
— Врядъ ли дальше октября,— сказалъ Мартинъ.— Къ этому времени онъ такъ или иначе будетъ конченъ.
Первыя сутки они хали по знакомымъ мстамъ, слдующія сутки узкоколейная желзная дорога везла ихъ вдоль границы великой индійской пустыни и они вспоминали, какъ они впервые хали по этой дорог изъ Бомбея, прізжая на мсто своего служенія. Затмъ перемнился языкъ, на которомъ были написаны названія станцій, и поздъ уносилъ ихъ на югъ, въ чужую страну, гд даже запахи имъ были незнакомы.
Передъ ними тянулись длинные, тяжело-нагруженные хлбомъ вереницы вагоновъ, и рука Джимми Гаукинса чувствовалась издалека. Имъ часто приходилось ждать на боковыхъ линіяхъ, т. е. путь былъ занять возвращавшимися на сверъ поздами, наполненными пустыми мшками. Стояла неистовая жара. Во время остановокъ они прохаживались взадъ и впередъ среди мшковъ и слушали завыванья собакъ.
Наконецъ, они очутились въ той Индіи, которая была имъ боле чужда, чмъ непутешествовавшимъ англичанамъ — это была плоская, красная Индія пальмъ и риса, Индія дтскихъ иллюстрированныхъ книжекъ — мертвая и изсушенная палящимъ зноемъ. Непрерывное пассажирское движеніе Свера и Запада осталось далеко, далеко позади. Здсь голодные люди толпились у позда съ дтьми на рукахъ, имъ давали мшки съ хлбными зернами и толпа набрасывалась на нихъ, какъ мухи на медъ.
Шесть дней пути казались имъ длинне шести лтъ. Наконецъ, въ сухую, душную ночь они пріхали въ страну смерти, освщенную краснымъ пламенемъ костровъ, на которыхъ сжигали мертвецовъ. Тамъ ихъ встртилъ Джимми Гаукинсъ, завдующій продовольственнымъ дломъ, небритый, немытый, но бодрый и всецло поглощенный работой.
Онъ тотчасъ же распорядился, чтобы Мартинъ остался при желзной дорог: онъ долженъ былъ подбирать голодающихъ людей и отвозить ихъ въ продовольственный пунктъ, на границ 8-го округа, гд имъ раздавали пищу. Ему было поручено привозить хлбъ, а его помощники должны были оберегать хлбные запасы. Скотъ — Гаукинсъ очень радъ былъ снова увидться со Скотомъ — долженъ былъ немедленно же отправиться на Югъ, въ другой продовольственный пунктъ, далекій отъ желзной дороги, отвезти туда всхъ голодающихъ, которые попадутся ему на пути и ждать тамъ дальнйшихъ телеграфныхъ распоряженій. Вообще же въ мелочахъ ему предоставлялось поступать по своему усмотрнію.
Вильямъ закусила губу. У нея никого не было на свт, кром брата, но распоряженія Гаукинса не допускали противорчія. Она вышла Изъ вагона, съ головы до ногъ покрытая пылью, съ маленькой морщинкой на лбу, явившейся слдствіемъ того, что ей пришлось такъ много передумать за послднюю недлю, но сдержанная и спокойная какъ всегда. М—съ Джимъ, которую въ сущности слдовало называть лэди Джимъ, но вс постоянно объ этомъ забывали — обняла молодую двушку.
— О, я рада, что вы пріхали,— проговорила она, почти рыдая.— Конечно, вы не должны были этого длать, но я все-таки рада. Мы съ вами здсь единственныя женщины и должны помогать другъ другу. Здсь столько несчастныхъ, и эти маленькія дти…
— Я уже видла — сказала Вильямъ.
— Неправда ли, что за ужасъ! Мн ихъ подкинули уже двадцать штукъ. Но не хотите ли сперва пость что-нибудь? Здсь столько дла, что и десяти человкъ было бы мало. Я приготовила для васъ лошадь. О, какъ я рада, что вы пріхали!
— Потише, Лиззи,— сказалъ Гаукинсъ черезъ ея плечо.
— Мы присмотримъ за вами, миссъ Мартинъ. Сожалю, что не могу пригласить васъ къ завтраку, Мартинъ. Вамъ придется пость въ дорог. Нельзя терять ни одной минуты. Оставьте двоихъ вашихъ людей въ помощь Скоту. Скотъ, нагружайте телги на буйволахъ и отправляйтесь въ путь, какъ только справитесь. Этотъ субъектъ въ розовой рубашк будетъ вашимъ проводникомъ и переводчикомъ. Аптекарь сидитъ связанный въ телг. Онъ уже собирался сбжать,— вамъ придется за нимъ присматривать. Лиззи, свези миссъ Мартинъ въ нашу палатку и пришли за мною рыжую лошадь.
Скотъ съ Фецъ-Улахомъ и двумя полицейскими уже хлопотали около телгъ, нагружая ихъ мшками. Гаукинсъ нкоторое время наблюдалъ за нимъ.
— Это славный малый,— проговорилъ онъ.— Если все пойдетъ хорошо, я заставлю его много работать.
По мннію Джими Гаукинса, это была высшая любезность, какую одно человческое существо могло оказать другому.
Черезъ часъ Скотъ уже былъ въ пути. Съ нимъ халъ аптекарь, которой все время грозилъ ему строгимъ наказаньемъ, за то, что его, члена медицинскаго департамента, и свободнаго англійскаго гражданина осмлились связать, два полицейскихъ и Фецъ-Улахъ составляли всю свиту.
Маленькая процессія прохала мимо стоянки Гаукинса — трехъ грязныхъ палатокъ, расположенныхъ подъ снью высохшихъ деревъ. За ними, на открытомъ воздух, была устроена кухня, гд кормили голодающихъ.
— Желалъ бы я, чтобы Вильямъ осталась дома,— сказалъ себ Скотъ, посматривая на эту картинку.— Врно какъ день, что во время дождей здсь начнется холера.
Но Вильямъ, повидимому, уже успла освоиться съ новой обстановкой. Скотъ увидлъ ее среди толпы плачущихъ женщинъ, въ своей коленкоровой амазонк и срой фетровой шляп на растрепавшихся волосахъ.
— Пожалуйста, дайте мн пятьдесятъ рупій. Я забыла спросить у Джэка, а онъ уже ухалъ. Можете вы дать мн взаймы? Нужно купить сгущеннаго молока для дтей.
Скотъ вынулъ деньги изъ своего кошелька и молча передалъ ей.— Ради Бога, берегите себя,— проговорилъ онъ немного спустя.
— О, со мной ничего не случится. Мы должны получить молоко черезъ два дня. Кстати, мн поручено передать вамъ, чтобы вы взяли одну изъ лошадей сэра Джима. Здсь есть одна срая лошадка, которая, мн кажется, будетъ совсмъ въ вашемъ стил, поэтому я сказала, чтобы вамъ ее приготовили. Ничего, что я такъ распорядилась.
— Это ужасно мило съ вашей стороны Боюсь, что намъ обоимъ теперь не очень придется сообразоваться со ‘стилемъ’.
Скотъ былъ въ поношенной охотничьей куртк съ протертыми локтями. Вильямъ внимательно оглядла его, съ головы до ногъ.
— Мн кажется, у васъ вполн приличный видъ,— сказала она.— Взяли ли вы съ собой все, что нужно — хину, хлородинъ и пр.?
— Все взялъ,— отвчалъ Скотъ, садясь на лошадь, которую ему подвели.
— Прощайте!— крикнулъ онъ ей.
— Прощайте, всего хорошаго!— отвчала Вильямъ.— Я вамъ страшно благодарна за деньги.

II.

Трудное время настало для Скота, хотя онъ путешествовалъ ночью и отдыхалъ днемъ, но зато надъ нимъ не было никакого начальства. Онъ былъ свободенъ, какъ Джими Гаукинсъ, даже еще свободне, тому что Джими все-таки былъ соединенъ съ правительствомъ телеграфной проволокой.
Посл нсколькихъ дней пути Скотъ узналъ кое-что о размрахъ той трагедіи, которой онъ служилъ, и она поразила его. Телги его были полнены пшеницей и ячменемъ. Но люди, для которыхъ предназначались эти припасы, ли одинъ только рисъ. Они умли толочь рисъ въ своихъ ступкахъ, но ничего не знали о тяжелыхъ каменныхъ мельвицахъ Свера и о тхъ хлбныхъ зернахъ, которыя теперь везли къ нимъ подъ конвоемъ блыхъ людей. Они требовали риса, и, когда убдились, что его нтъ, съ плачемъ удалялись отъ Скота. Какое употребленіе можно было сдлать изъ этихъ странныхъ зеренъ, которыя царапали имъ горло? Имъ оставалось только умереть. И нкоторые дйствительно такъ и поступали. Другіе брали слдуемую имъ порцію и обмнивали количество пшеницы, которымъ человкъ могъ бы быть сытымъ цлую недлю, на горсточку рису, сохранившагося у кого-нибудь изъ сосдей. Третьи, наконецъ, клали зерна въ ступки для риса, толкли ихъ и приготовляли что-то врод тста съ гнилой водой, но такихъ было очень немного. Скотъ имлъ смутное представленіе о томъ, что народъ въ южной Индіи питается рисомъ, но онъ служилъ въ сверныхъ провинціяхъ, гд почти нтъ рисовыхъ полей, и совершенно не могъ понять того факта, чтобы во время страшной нужды люди могли умирать съ голоду, изъ нежеланія попробовать новую пищу, которая предлагалась имъ въ изобиліи. Напрасно переводчики изощрялись въ переводахъ, и полицейскіе энергической пантомимой показывали, что надо было длать. Мстные жители уходили обратно, предпочитая питаться корой, листьями и глиной, и оставляя нетронутыми полные мшки съ пшеницей. Женщины часто клали къ ногамъ Скота своихъ исхудалыхъ ребятъ.
Фецъ-Улахъ полагалъ, что, очевидно, по вол Божьей, эти чужестранцы должны умирать, и поэтому оставалось только распоряжаться насчетъ ихъ похоронъ. Тмъ не мене, онъ не видлъ причины, почему его сагибъ долженъ терпть какія-нибудь неудобства, и, какъ опытный путешественникъ, захватилъ съ собою въ пустыню нсколькихъ козъ. Онъ кормилъ ихъ по утрамъ зернами, отъ которыхъ отказывались эти глупцы. Скотъ веллъ Фецъ-Улаху и двумъ полицейскимъ ловить козъ всюду, гд они только могли поймать ихъ. Этотъ приказъ былъ удовольствіемъ былъ исполненъ. Для нихъ ловля козъ была нкоторымъ отдыхомъ, и они наловили ихъ въ большомъ количеств. Бдныя животныя, будучи разъ покормлены, охотно слдовали за телгами и посл нсколькихъ дней хорошаго питанья стали давать много молока.
— Но я не намренъ быть козопасомъ,— говорилъ Фецъ-Улахъ.— Это противъ моей чести.
— Когда мы вернемся домой, мы поговоримъ съ тобой о чести,— твчалъ Скотъ,— а до тхъ поръ ты и оба полицейскихъ будете даже трубочистами, если это понадобится.
— Пусть будетъ по твоему, — согласился Фецъ-Улахъ и покорно принялся доить козъ.
Скотъ стоялъ около и смотрлъ на доеніе. У него явилась мысль воспользоваться козьимъ молокомъ для кормленія дтей. И дйствительно, начиная съ этого времени, всхъ дтей кормили по три раза въ день. Утромъ, въ полдень и вечеромъ Скотъ торжественно по очереди вынималъ ихъ изъ постели, устроенной для нихъ въ одной изъ телегъ, и поилъ ихъ молокомъ. Нкоторыя крошки еле дышали, и Скотъ осторожно, по капелькамъ вливалъ молоко въ ихъ беззубые ротики. Каждое утро происходило также кормленіе козъ, и такъ какъ он шли не на привязи, а на полицейскихъ нельзя было положиться, то Скотъ долженъ былъ отказаться отъ верховой зды и медленно шелъ пшкомъ впереди всего стада, приноравляя свои шаги къ козамъ. Все это было въ высшей степени нелпо и онъ самъ прекрасно сознавалъ, какую смшную картину онъ представлялъ со стороны, но по крайней мр онъ спасалъ человческую жизнь, а женщины, видя, что ихъ дти не умираютъ, понемногу начинали сдаваться и соглашались пробовать новую пищу.
Шествуя впереди своего стада и глотая пыль, поднимаемую сотней маленькихъ козьихъ ногъ, Скотъ утшалъ себя мыслью, что его образъ дйствій гораздо практичне выдумки Вилльямъ, желавшей кормить дтей сгущеннымъ молокомъ, которое еще надо привозить Богъ знаетъ откуда. Козы, по крайней мр, всегда подъ рукою.
Онъ очень медленно достигъ мста своего назначенія, гд узналъ, что изъ Бирмы прибылъ пароходъ, нагруженный рисомъ, тамъ всмъ распоряжался одинъ заработавшійся, измученный англичанинъ. Забравши у него достаточное количество риса, оставивъ ему часть дтей, Скотъ похалъ обратно, развозить рисъ нуждающимся. На пути къ нему присоединились новыя козы и новыя дти. Но теперь на многихъ дтяхъ были надты бусы или обмотаны тряпки вокругъ шеи. Какъ переводчикъ пояснилъ Скоту, это длалось потому, что матери надялись черезъ нкоторое время взять своихъ дтей обратно.
— Чмъ скоре он возьмутъ ихъ, тмъ лучше,— сказалъ Скотъ. Но въ тоже время, онъ внимательно наблюдалъ за дтьми и съ нкоторой гордостью замчалъ, что тотъ или другой маленькій Рамахавми начинаетъ толстть и поправляться. Когда онъ роздалъ вс своя запасы, онъ похалъ въ стоянку Гаукинса, стараясь принаровить свой пріздъ къ обденному времени, потому что давно уже ему не приходилось обдать на стол, покрытомъ скатертью. Ему не хотлось обставить свой пріздъ особенной торжественностью, но случайно вышло такъ, что, подходя къ палатк, онъ снялъ шляпу, чтобы освжить голову, и лучи заходящаго солнца упали на его лобъ и ослпили его, такъ что онъ не видлъ того, что передъ нимъ, а кто-то, стоя у входа въ палатку, новыми глазами посмотрлъ на красиваго молодого человка, окруженнаго облакомъ золотой пыли, медленно шествующаго впереди цлаго стада козъ, между тмъ какъ около его ногъ копошились маленькіе, голые купидоны. Вильямъ неудержимо хохотала при вид этой картины. Скотъ смущенно представилъ ей своихъ питомцевъ. Это было довольно неприличное зрлище, но всякія приличія давно уже были оставлены въ пустын.
— Какія они славныя,— одобрительно замтила Вильямъ,— У насъ теперь осталось всего двадцать пять младенцевъ. Женщины начинаютъ брать ихъ назадъ.
— Дти, значитъ, находятся на вашемъ попеченіи?
— Да, м-съ Джимъ и я завдуемъ этимъ дломъ. Намъ, однако, не пришли въ голову козы. Мы пробавлялись сгущеннымъ молокомъ и водой.
— Были у васъ смертные случаи?
— Столько, что не хочется и вспоминать о нихъ, — отвчала Вильямъ, содрогнувшись.— А у васъ?
Скотъ ничего не отвтилъ. На его пути было тоже много маленькихъ трупиковъ, многія матери рыдали, потерявъ дтей, которыхъ он доврили заботамъ правительства.
Тутъ пришелъ Гаукинсъ съ бритвою въ рукахъ, на которую Скотъ посматривалъ съ завистью, потому что у него за это время успла отрости длинная борода. Они пошли обдать, и онъ въ нсколькихъ словахъ разсказалъ свою исторію, придавая ей характеръ офиціального донесенія. М-съ Джимъ время отъ времени вздыхала, а Джимъ задумчиво покачивалъ головой, но Вильямъ не сводила своихъ срыхъ глазъ съ гладковыбритаго лица Скота и, казалось, онъ говорилъ только ей одной. Щеки ея ввалились и пятно на лбу выступало ясне, чмъ когда-либо.
— Все это было страшно нелпо, — говорилъ Скотъ.— Дло въ томъ, что я не имлъ понятія ни о доеніи козъ, ни объ обращеніи съ грудными дтьми. Мн просто проходу не будутъ давать, если объ этомъ узнаютъ въ город.
— Пускай себ,— отвчала Вильямъ пренебрежительно.— Мы вс работали, какъ кули съ тхъ поръ, какъ пріхали сюда. Я знаю, что Джэмсъ тоже работалъ.
Это было сказано по адресу Гаукинса, и тотъ улыбнулся въ отвтъ.
— Вашъ братъ хорошій работникъ, Вильямъ,— сказалъ онъ,— и я далъ ему ту оцнку, которой онъ заслуживаетъ. Не забывайте, что офиціальные отчеты пишутся мною.
— Такъ ты долженъ написать тоже, что сама Вильямъ — настоящее золото,— сказала м-съ Джимъ.— Я просто не знаю, что бы мы безъ нея длали.
Она ласково погладила руку Вильямъ, загрубвшую отъ работы. Джимъ съ улыбкою смотрлъ на нихъ. По его мннію, дла шли довольно хорошо. Двое или трое совершенно ничего не понимающихъ чиновника во время умерли и были замнены хорошими работниками. До дождей оставалось уже не долго. Имъ удалось прекратить голодъ въ пяти округахъ, и, принимая въ соображеніе вс обстоятельства, смертность была не слишкомъ высока. Онъ внимательно осматривалъ Скота.
— Теперь онъ немного усталъ, — говорилъ онъ самому себ,— но онъ все-таки еще можетъ работать за двоихъ.
Тутъ онъ замтилъ, что м-съ Джимъ длаетъ ему телеграфическіе знаки, и понялъ, что на условномъ язык телеграмма ея гласитъ: ‘Дло ясно. Взгляни на нихъ’.
Онъ взглянулъ и сталъ прислушиваться къ ихъ разговору. Вильямъ говорила: ‘Что можно ожидать отъ страны, гд водовоза называютъ ‘тнни-китчъ?’,— а Скотъ отвчалъ: ‘я все-таки буду очень радъ, когда снова поводу въ клубъ. Общайте мн первый вальсъ на Рождественскомъ балу, хорошо?’.
— Отсюда очень далеко до Лауренца,— сказалъ Джимъ.— Я бы совтовалъ вамъ сегодня лечь пораньше, Скотъ. Завтра вамъ надо отвозить муку и придется начать грузить въ пять утра.
— Неужели же ты не дашь м-ру Скоту хоть одного дня отдыха?
— Я бы очень хотлъ это сдлать, Лиззи, но боюсь, что не могу. До тхъ поръ, пока онъ можетъ работать, мы должны пользоваться имъ.
— Ну что жъ, по крайней мр я хоть одинъ вечеръ провелъ поевропейски,— сказалъ Скотъ.— Боже, я чуть не забылъ. Куда мн теперь двать своихъ ребятъ?
— Оставьте ихъ здсь,— сказала Вильямъ.— Мы возьмемъ ихъ на свое попеченіе. И оставьте намъ тоже нсколько козъ. Мн нужно только выучиться доить ихъ.
— Если вы захотите встать завтра пораньше, я научу васъ. Мн приходилось каждый день заниматься этимъ. Между прочимъ, у многихъ ребятъ шея обмотана тряпками или на нихъ надты бусы. Будьте осторожны и ни за что не снимайте ихъ, на случай, если вернутся матери…
— Вы забываете, что я уже имю нкоторую опытность.
— Ради Бога, берегите вы себя,— эти слова вырвались у Скота совсмъ другимъ голосомъ.
— Я буду беречь ее,— сказала м-съ Джимъ, уходя съ Вильямъ и на прощаніе отправляя мужу телеграмму въ сто словъ. Джимъ давалъ Скоту распоряженія относительно его будущей работы. Было очень поздно — почти девять часовъ.
— Джимъ, ты чудовищно-жестокъ,— говорила его жена въ тотъ же вечеръ, когда они остались наедин.
— Нисколько, дорогая. Я помню, какъ я самъ когда-то работалъ въ первомъ поселеніи Яндіяла, думая объ одной молодой двиц въ кринолин. Никогда я съ тхъ поръ такъ хорошо не работалъ. Онъ будетъ теперь работать, какъ чортъ.
— Все равно, ты могъ бы дать ему хоть одинъ день отдыха.
— И дать длу разыграться сейчасъ же? Нтъ, дорогая. Теперь они переживаютъ свое лучшее время. Я думаю, оба они еще и не догадываются, что съ ними происходитъ. А она-то встанетъ завтра въ три часа, чтобы выучиться доить козу! Боже, и почему это вс люди должны старть и толстть?
— Она ужасно милая. Она такъ много помогала мн…
— Помогала теб! На другой же день, какъ она пріхала, она забрала все въ свои руки и ты очутилась у нея помощницей. Она командуетъ тобою почти такъ же, какъ ты командуешь мною.
— Она нисколько не командуетъ и за это-то я и люблю ее. Она очень хорошій человкъ,— такая же честная и прямая, какъ ея братъ.
— По поему, она выше своего брата. Тотъ всегда со всякимъ пустякомъ приходитъ за приказаніями. Но онъ тоже славный малый. Признаюсь, я питаю нкоторую слабость къ Вильямъ, и если бы у меня была дочь…
На этомъ разговоръ оборвался. Далеко въ Дерожат была могила ребенка, умершаго боле двадцати лтъ тому назадъ, и ни Джимъ, ни его жена никогда не говорили о своей покойной двочк.
Прежде чмъ померкли звзды, Скотъ, спавшій въ телг, проснулся и молча приступилъ къ доенію козъ. Было еще такъ рано, что ему не хотлось будить Фецъ-Уллаха и переводчика. Онъ былъ такъ поглощенъ работой, что не слышалъ приближенія Вильямъ и внезапно увидлъ ее возл себя, въ ея старой амазонк, съ заспанными глазами. Она держала въ рукахъ чашку чая и гренки. На земл около телгъ пищалъ грудной ребенокъ, и маленькій шестилтній мальчуганъ выглядывалъ изъ-за плеча Скота.
— Тише ты, пострленокъ,— говорилъ Скотъ, обращаясь къ мальчику.— Сейчасъ получишь сть.
Вильямъ умлою рукою подняла ребенка и принялась поить его молокомъ.
— Здравствуйте,— привтствовалъ ее Скотъ.— Вы не можете себ представить, до чего эти пискуны бываютъ несносны.
— О, прекрасно могу.— Она говорила шопотомъ, потому что кругомъ вс спали.— Только я кормлю ихъ съ ложки или устраиваю нчто въ род соски. Ваши гораздо толще моихъ. И вы продлывали это каждый день по два раза?
Голосъ ея почти замеръ.
— Да. Это было страшно нелпо. Попробуйте вы теперь,— сказалъ онъ, уступая свое мсто молодой двушк.— Начинайте смле. Коза вдь не корова.
Коза сначала не давалась, почуявъ неопытную руку, но потомъ все обошлось благополучно. Вильямъ успла уже покормить троихъ ребятъ.
— Видите, какъ эти маленькіе негодяи славно пьютъ,— съ гордостью говорилъ Скотъ.— Я ихъ вымуштровалъ.
Оба были очень заняты и увлечены своимъ дломъ, и не успли оглянуться, какъ уже насталъ день, вс обитатели увидли ихъ на колняхъ около козъ, съ раскраснвшимися лицами, хотя то, что они говорили между собой, могло-бы быть повторено передъ цлымъ свтомъ.
— Какая досада, — говорила Вильямъ, поднимая съ земли чашку съ чаемъ и гренки.— Я велла приготовить для васъ чай, а онъ теперь сталъ холоднымъ, какъ камень. Я думала, что такъ рано еще нельзя будетъ получить. Лучше не пейте его: онъ совсмъ простылъ.
— Вы ужасно добры. Чай очень хорошъ. Право, вы ужасно добры. Я оставлю на ваше попеченіе своихъ ребятъ и козъ, и, конечно, каждая женщина здсь можетъ выучить васъ доенью.
— Конечно,— сказала Вильямъ. Она сразу порозовла и похорошла за это утро.
Когда дти увидли, что Скотъ узжаетъ, они подняли страшный ревъ. Скотъ не зналъ, что ему длать, и краснлъ отъ стыда, потому что Гаукинсъ уже началъ обнаруживать нетерпнье, поворочиваясь на своемъ сдл.
Одинъ маленькій мальчикъ вырвался изъ рукъ м-съ Джимъ, быстро какъ кроликъ, подбжалъ къ Скоту и прильнулъ къ его сапогу. Вильямъ бжала за нимъ въ догонку.
— Я не уйду, не уйду, — кричалъ мальчикъ, прижимаясь къ Скоту:— они меня здсь убьютъ. Я не знаю этихъ людей.
— Слушай меня,— убждалъ его Скотъ на ломанномъ тамильскомъ язык,— я теб говорю: она теб не сдлаетъ зла. Иди съ ней, она будетъ кормить тебя.
— Пойдемъ со мной,— безпомощно говорила Вильямъ, но мальчикъ и слушать не хотлъ.
— Уходите,— быстро сказалъ ей Скотъ,— Я сейчасъ пришлю къ вамъ этого пострленка.
Его авторитетный тонъ оказалъ свое дйствіе, но довольно неожиданнымъ образомъ. Мальчикъ отпустилъ его ногу и проговорилъ серьезно: ‘Я не зналъ, что эта женщина — твоя. Я пойду съ ней’.
Произошло общее смятеніе. Полицейскіе не могли удержаться отъ смха, а Скотъ, весь вспыхнувъ, быстро началъ отдавать приказанія возчикамъ.
Когда черезъ десять дней къ Гаукинсу пріхалъ Мартинъ и Вильямъ разсказала ему о подвигахъ Скота, тотъ покатился со смха и сказать: ‘Ну, конченное дло. Теперь онъ до конца дней своихъ будетъ Бакри-Скотомъ! (Бакри на сверномъ индійскомъ нарчіи значитъ коза). Я бы отдалъ свое мсячное жалованье, чтобы посмотрть, какъ онъ нянчился со своими козами. Я поилъ дтей рисовой водой. У меня все шло прекрасно’.
— Это просто отвратительно,— сказала его сестра, и глаза ея засверкали.— Человкъ длаетъ нчто… нчто такое, а вы вс думаете только о томъ, чтобы дать ему какое-нибудь глупое прозвище и высмять его.
— Ужъ кому бы говорить объ этомъ, да не теб, Вильямъ. Ты же всмъ давала прозвища. Какъ же онъ теперь выглядитъ?
— Очень хорошо,— отвчала Вильямъ сухо.
Когда Мартинъ вернулся на свою службу по желзной дорог, онъ сообщилъ придуманное имъ прозвище сослуживцамъ, и оно распространилось по всей линіи и дошло до Скота, когда онъ прізжалъ со своими телгами, нагруженными хлбомъ. Туземцы принимали это прозвище за какой нибудь англійскій почетный титулъ и возчики хлба въ простот душевной величали такимъ образомъ Скота, до тхъ поръ, пока Фецъ-Уллахъ не отколотилъ ихъ за это. Для доенія козъ у Скота теперь оставалось мало времени, но Джимъ примнилъ его планъ на всхъ продовольственныхъ пунктахъ, гд цлыя стада козъ откармливались ненужными хлбными зернами. Хлба теперь пришло достаточно, чтобы прокормить всхъ, нужно было только какъ можно быстре распредлять его, а для этой цли трудно было сыскать боле подходящаго человка, чмъ Скотъ, который никогда не терялъ самообладанія, никогда не давалъ ненужныхъ приказаній и въ точности исполнялъ приказанія свыше. Не теряя времени, онъ носился отъ одного продовольственнаго пункта къ другому, доставлялъ рисъ и ночью отправлялся дальше, къ слдующему продовольственному пункту, гд его ожидала телеграмма отъ Гаукинса съ неизмнными словами: ‘Продолжайте то же самое’. И онъ неуклонно продолжалъ разъзжать по всмъ пунктамъ въ то время, какъ Джимъ за пятьдесятъ верстъ отъ него отмчалъ на большой карт движеніе его телгъ, колесившихъ по голодающимъ селеніямъ.
— Я говорилъ теб, что онъ будетъ работать,— заявлялъ Джимми своей жен, по прошествіи шести недль.— Посмотри, Лиззи, вотъ сколько онъ надлалъ за одну недлю: 40 миль, пройденныхъ за два дня съ двнадцатью телгами, два дня остановки, чтобы построить баракъ для молодого Роджерса (этотъ идіотъ, Роджерсъ, могъ бы и самъ его построить). Потомъ 40 миль обратно, на пути нагрузка шести телгъ и раздача хлба, которая заняла все воскресеніе. Вечеромъ онъ пишетъ мн оффиціальный отчетъ въ 20 страницъ, въ которомъ сообщаетъ, что мстное населеніе съ успхомъ могло бы взяться за ‘общественныя работы’ и что онъ уже заставилъ ихъ поправить какой-то старый резервуаръ, чтобы обезпечить снабженіе водой во время дождей. Онъ думаетъ, что за одну недлю они смогутъ смастерить плотину. Посмотрите на эти рисунки — неправда-ли, какъ они хороши и отчетливы? Я зналъ, что онъ молодецъ, но долженъ сказать, что онъ превзошелъ мои ожиданія.
— Я должна показать это письмо Вильямъ,— сказала м-съ Джимъ.— Двочка совсмъ извелась съ этими ребятишками.
— Не боле, чмъ ты, дорогая. Я очень сожалю, что не въ моей власти представить васъ обихъ къ ордену.
Эту ночь Вильямъ долго сидла въ своей палатк, читая страницу за страницей оффиціальнаго отчета и разглядывая рисунки предполагаемыхъ усовершенствованій въ резервуар.
— И онъ находитъ еще время на все это,— говорила она себ.— А я… ну что жъ, я тоже работала, я спасла жизнь одного или двухъ бэби.
Вскор Скотъ былъ переведенъ въ новый округъ, и м-съ Джимъ, говоря объ этомъ съ Вильямъ, замтила:
— Когда онъ подетъ въ Канду, онъ будетъ прозжать въ пяти миляхъ отъ насъ. Наврное, онъ тогда задетъ.
— О нтъ, я уврена, что онъ этого не сдлаетъ,— отвчала Вильямъ.
— Почему вы думаете, дорогая?
— Это отвлечетъ его отъ работы. У него не будетъ времени.
— Онъ прідетъ,— сказала м-съ Джимъ, подмигнувъ мужу.
— Это всецло зависитъ отъ него,— вставилъ свое слово Джимъ.— Если онъ найдетъ это удобнымъ, то нтъ ршительно никакой причины, почему бы ему этого не сдлать.
— Онъ не прідетъ,— спокойно повторила Вильямъ.
— Это было бы совсмъ на него не похоже. Предсказаніе ея сбылось: Скотъ не захалъ.
Наконецъ, выпали дожди — запоздавшіе, но сильные. Высохшая земля превратилась въ красную грязь, дороги размыло и никто не могъ двинуться съ мста, кром самого Гаукинса, который, не взирая на бездорожье, слъ на лошадь и отправился въ путь, радуясь дождямъ. Теперь нужно было раздавать населенію смена для посва и деньги для покупки воловъ. Блымъ людямъ приходилось работать вдвойн, Вильямъ, перескакивая съ камня на камень по грязной дорог, ходила лчить своихъ питомцевъ, растирала имъ животики и давала согрвающее питье. Козы бродили кругомъ и подъдали молодую травку. Отъ Скота не было никакихъ извстій, кром правильныхъ телеграфическихъ сношеній съ Гаукинсомъ. Первобытныя деревенскія дороги совсмъ исчезли, возчики его начинали бунтоваться, одинъ изъ полицейскихъ отряда Мартина умеръ отъ холеры, а Скотъ принималъ по 30 гранъ хины, чтобы предохранить себя отъ лихорадки, которая является вслдствіе тяжелой работы во время дождей. Но обо всемъ этомъ онъ не считалъ нужнымъ сообщать Гаукинсу. Онъ попрежнему работалъ надъ развозкой хлба отъ желзной дороги по округу въ 15 милль радіуса, и такъ какъ перевозить полныя телги теперь было немыслимо, онъ перевозилъ ихъ въ четыре раза и, слдовательно, работалъ вчетверо больше, потому что боялся эпидеміи и не хотлъ допускать скопленія нсколькихъ тысячъ людей на одномъ продовольственномъ пункт. Лучше было брать буйволовъ, заставлять ихъ идти до полнаго изнеможенія и затмъ оставлять ихъ на дорог на съденіе воронамъ
Въ голов у Скота стоялъ непрерывный звонъ отъ огромныхъ порцій хины и ему часто казалось, что земля колышется подъ ногами, іо онъ не падалъ духомъ. Если Гаукинсъ ршилъ сдлать изъ него простого возчика хлба, то это уже было дло Гаукинса. Онъ зналъ, что на Свер найдутся люди, которые скажутъ, что напрасно онъ такъ надрывался, и что, въ сущности, никакой особенной пользы онъ не принесъ, но высоко надъ всми ними, въ самомъ пылу борьбы стояла Вильямъ, которая одобряла его, потому что она понимала. Онъ такъ дисциплинировалъ себя, что механически исполнялъ всю ежедневную рутину, хотя его собственный голосъ уже казался ему страннымъ и руки дрожали, когда онъ писалъ свои донесенія Гаукинсу. Наконецъ, съ величайшимъ трудомъ онъ добрался до телеграфа и сталъ телеграфировать Гаукинсу, что, по его мннію, округъ Канда теперь обезпеченъ продовольствіемъ, и что онъ ждетъ его дальнйшихъ распоряженій. Написавши телеграмму, онъ къ великому удивленію мадрасскаго телеграфнаго чиновника, упалъ въ обморокъ.
Скотъ уже нсколько дней лежалъ въ лихорадк, когда къ нему заглянулъ Гаукинсъ. Больной узналъ его.
— Въ округ все обстоитъ благополучно, — заговорилъ онъ слабымъ голосомъ.— Вы получили мою телеграмму? черезъ недлю я буду здоровъ. Не понимаю, съ чего это со мной случилось. Черезъ недлю все пройдетъ.
— Вы подете теперь къ намъ,— сказалъ Гаукинсъ.
— А какъ-же здсь…,
— Здсь все кончается. Мартинъ вернется домой черезъ недлю. Другіе уже вернулись. Долженъ сказать, что Виль… я хочу сказать миссъ Мартинъ, отлично работала.
— Какъ она поживаетъ?— спросилъ Скотъ почти шепотомъ.
— Она была страшно занята, когда я узжалъ. Католическая миссія беретъ на себя покинутыхъ дтей и будетъ воспитывать изъ нихъ священниковъ, Базельская миссія тоже беретъ нсколькихъ, а большая часть возвращается къ матерямъ. Вы бы слышали, какой вой подняли эти малыши, когда ихъ отбирали отъ Вильямъ. Она немного устала за это время, какъ впрочемъ и вс мы. Ну-съ, какъ вы думаете, когда вамъ можно хать?
— Я не могу хать къ вамъ въ такомъ вид. Я ни за что не поду,— отвчалъ Скотъ ])шительно.
— По правд сказать, видъ у васъ довольно не блестящій, но я имю нкоторыя основанія думать, что тамъ вамъ будутъ рады во всякомъ вид. Если хотите, впрочемъ, то я дня два останусь здсь и посмотрю, что вы тутъ сдлали, пока вы немного оправитесь.
Черезъ нсколько дней они хали обратно по желзной дорог, но поздъ уже не осаждался боле толпами голодныхъ людей, не видно было костровъ, временныя постройки пустовали.
— Създите теперь къ моей жен,— сказалъ Джимъ, когда они подъхали къ станціи.— Вамъ тамъ приготовили палатку. Обдъ будетъ въ семь часовъ. Тогда мы съ вами увидимся.
Подъзжая къ пункту, Скотъ увидлъ Вильямъ въ своей неизмнной коричневой коленкоровой амозонк. Она сидла около обденной. палатки, блдная и худая, съ гладко зачесанными волосами. М-съ Джимъ не было видно, и все, что Вильямъ могла выговорить, было:
— Боже, на что вы стали похожи!
— У меня была лихорадка. Вы тоже тоже не особенно хорошо выглядите.
— О, я совсмъ здорова. Мы покончили свои дла и пристроили дтей. Вы, вроятно, знаете?
Скотъ кивнулъ головой.
— Мы вс вернемся черезъ нсколько недль. Гаукинсъ сказалъ мн.
— До Рождества, говорить м-съ Джимъ. Неправда ли, какъ хорошо будетъ вернуться домой? Я ужъ отсюда слышу запахъ лса,— Вильямъ вздохнула.— Мы прідемъ какъ разъ во время, чтобы сдлать вс рождественскія приготовленія.
— Какъ все это кажется далеко — домъ, и рождество, и проч. Вы довольны, что пріхали сюда?
— Теперь, когда все прошло, да. Но здсь было страшно тяжело Знаете, намъ приходилось смотрть на вс эти ужасы, и ничего ни длать, а сэръ Джимъ почти все время былъ въ разъздахъ.
— Ничего не длать! А какъ у васъ шло дло съ доеніемъ?
— Я справлялась кое-какъ, посл того, какъ вы научили меня. Разговоръ оборвался. М-съ Джимъ все еще не показывалась.
— Между прочимъ, я только сейчасъ вспомнила, что должна вамъ 50 рупій за сгущенное молоко. Я думала, что, можетъ быть, вы задете сюда по дорог въ Канду и собиралась тогда расплатиться съ вами, но вы не захали.
— Я прохалъ почти въ пяти миляхъ отъ вашего пункта. Это было на полъ-пути и телги ежеминутно останавливались, я еле справился съ ними къ 10 часамъ вечера. Но мн страшно хотлось захать. Вдь вы знали, какъ мн этого хотлось?
— Знала,— сказала Вильямъ, взглядывая на него изъ подлобья. Блдность ея исчезла.
— Вы поняли?
— Почему вы не захали? Конечно, поняла.
— Почему-же?
— Конечно, потому что вы не могли. Я это знала.
— А вамъ было жаль?
— Если бы вы захали — я знала, что вы не задете,— но еслибы вы все-таки захали, я была-бы очень рада. Вдь вы тоже знали, что я была бы рада.
— Благодарю Бога, что я этого не зналъ. Но мн такъ хотлось захать! Я не могъ оставить телги, иначе он бы страшно запоздали.
— Я знала, что вы не оставите своего дла, — сказала Вильямъ спокойно.— Вотъ ваши 50 рупій.
Скотъ наклонился и поцловалъ руку, передававшую ему засаленные кредитные билеты. Вильямъ смущенно погладила другой рукой его волосы.
— И вдь вы тоже знали, правда?— спросила она новымъ голосомъ.
— Клянусь вамъ честью, я не зналъ. Я не смлъ даже подозрвать, исключая… скажите мн, вы никуда не здили верхомъ въ тотъ день, когда я халъ въ Канду?
Вильямъ съ улыбкой кивнула головой.
— Значитъ, я видлъ клочокъ вашей амазонки на…
— Въ пальмовой рощ на южной дорог? Я видла кончикъ вашей шапки, когда вы прозжали мимо храма — и убдилась, что, значитъ, вы здоровы.
На этотъ разъ Скотъ уже не поцловалъ ея руки, а обнялъ ее, и когда она убжала въ свою палатку, онъ остался одинъ и на лиц его появилась широкая, идіотическая улыбка. Но когда Фецъ-Улахъ принесъ ему напиться, руки его такъ дрожали, что онъ чуть было не расплескалъ всего стакана ‘виски съ содой’. Бываютъ разнаго рода лихорадки.
Но еще гораздо трудне было поддерживать натянутый, ежеминутно прерывающійся разговоръ за обдомъ до тхъ поръ, пока прислуга не удалилась. Тогда м-съ Джимъ, которая готова была расплакаться уже за супомъ, поцловала Скота и Вильямъ, и въ честь жениха и невсты была выпита бутылка шампанскаго,— теплаго, потому что негд было достать льду, а потомъ они вдвоемъ сидли на воздух передъ палаткой и смотрли на звзды.
Когда м-съ Джимъ поздравляла ее, Вильямъ заявила:
— Быть женихомъ и невстой — ужасно несносно, потому что не имешь опредленнаго положенія. Я очень рада, что вамъ еще осталось столько дла.
— Столько дла!— замтилъ Джимъ, когда эти слова были ему переданы.— Теперь оба они уже ни на что больше не годятся. Я не могу добиться отъ Скота пяти часовъ работы въ день. Онъ все время въ облакахъ.
— Но на нихъ такъ пріятно смотрть, Джимъ. Я просто не могу подумать о томъ, что придется съ ними разстаться. Неужели ты ничего не можешь для него сдлать?
— Я постарался дать понять правительству, что онъ одинъ вынесъ на своихъ плечахъ почти всю работу. Но онъ-то стремится только къ тому, чтобы быть назначеннымъ на Люнійскій каналъ, и Вильямъ мечтаетъ о томъ-же. Слышала ты, какъ они разговариваютъ о доковыхъ воротахъ, о выпускныхъ трубахъ и пр. Вроятно, это его манера ухаживанья.
— Это только въ промежуткахъ,— сказала и съ Джимъ, улыбаясь.— Дай имъ Богъ счастія.

Л. Давыдова.

‘Міръ Божій’, No 1, 1899

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека