С. Ю . Витте. Исторический портрет, Степанов С.А., Год: 1999

Время на прочтение: 20 минут(ы)

ldn-knigi.narod.ru

К книгам  С.Ю. Витте 

‘Воспоминания’

ldn-knigi.narod.ru  ldn-knigi.russiantext.com

01.2003

lang=RU > 

lang=RU > 

lang=RU >С. Ю . Витте

(исторический портрет)

lang=RU >

lang=RU >доктор исторических

наук,

lang=RU >доцент Российского

университета дружбы народов

lang=RU >Степанов С.А.

lang=RU > 

29 июня (17 июня по старому стилю) 1999 г. в России отмечалось сто

пятьдесят лет со дня рождения Сергея Юльевича Витте. Юбилей прошел скромно,
особенно на фоне пушкинских торжеств, но все-таки состоялось несколько
симпозиумов и конференций, посвященных этому выдающемуся государственному
деятелю. Во всех докладах, произнесенных по этому случаю, красной нитью
проходила мысль о том, что Витте, в сущности, приходилось решать те же самые
экономические, финансовые и политические проблемы, которые и доныне стоят перед
Россией. Витте, как политик, был соткан из противоречий.

Он родился в семье, в которой уживались прямо противоположные начала. По

отцовской линии он происходил из семьи незнатных выходцев из Голландии,
российское дворянство семья получила лишь в середине XIX в., а отец Витте был
чиновником среднего ранга, служившим в Кавсказском наместничестве. Зато по
матери Витте состоял в родстве с князьями Долгорукими и имел много влиятельных
родственников. Любопытно, что двоюродной сестрой Витте была Елена Блаватская,
основательница теософского учения. Сам он, потомок лютеран, воспитывался в духе
формулы ‘православие, самодержавие, народность’ и под влиянием своего
дяди генерала Р. А. Фадеева, известного публициста славянофильского толка,
зачитывался сочинениями Аксакова, Хомякова, Тютчева.

В молодые годы Витте исповедовал сугубо консервативные, даже реакционные

взгляды. После покушения народовольцев на Александра II возмущенный Витте
предложил бороться с террористами их же методами, то есть убивать их так же
подло и изменнически, как убивают они сами. Его идея нашла отклик на самом
верху, из числа аристократической молодежи была составлена ‘Святая
дружина’, которую великий сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин саркастически
называл обществом взволнованных лоботрясов. Витте принес присягу
благонамеренному тайному обществу, получил шифры, пароли, один раз съездил по
поручению дружины за границу, но террориста из него не вышло, и впоследствии он
со смущением вспоминал об этом эпизоде своей жизни.

По воспитанию Витте был близок к родовитому дворянству, но

аристократические родственники не оставили ему ни поместий, ни капиталов. Он
окончил Новороссийский университет, написав диссертацию о бесконечно малых
величинах, но его желанию остаться на кафедре чистой математике не суждено было
сбыться в основном из-за нехватки средств. Витте должен был элементарно
зарабатывать на жизнь и поступил на службу на Одесскую железную дорогу, Карьеру
он начал, прямо говоря, способом, совершенно необычным для молодого человека со
связями. Витте, кандидат математики, начал кассиром билетной кассы, затем прошел
все остальные ступени, изучая дело в мельчайших подробностях. Витте досконально
изучил все детали нового для себя дела и быстро зарекомендовал себя ценным
работником. Сослуживцы вспоминали: ‘Казалось, будто он обладает каким-то
волшебным жезлом, который ему указывает, каким образом можно увеличить
доходность товарной службы.’

Его коньком стали железнодорожные тарифы, обладая математическими

способностями, он помнил наизусть целые таблицы цифр и впоследствии написал
исследование об основных принципах формирования тарифов. За пятнадцать лет
Витте поднялся до по служебной лестнице до управляющего Юго-Западными железными
дорогами. Он стал высокооплачиваемым менеджером, пользовался весом в деловом
мире Киева, где располагалось управление дороги, ему был предоставлен роскошный
особняк в самом аристократическом районе Киева напротив дворца
генерал-губернатора. Его будущее кажется раз и навсегда определенным.

Но одолев одну вершину, Витте начал осознавать, что

частнопредпринимательское поприще узко для его неуемной энергии. Он
задумывается над теоретическими проблемами, обращается к трудам классиков
политической экономии, наконец, решается сказать свое слово и в 1889 г.
публикует книгу ‘Национальная экономия и Фридрих Лист’. Если
задуматься над вопросом, чем привлек Витте малоизвестный немецкий экономист Ф.
Лист, то ответ, очевидно, заключается в том, что Витте увидел в его учении
отражение собственных мыслей. В те годы Витте по своим убеждениям был
славянофилом (даже сотрудничал в славянофильских органах печати), то есть
считал, что России уготован совершенно иной, самобытный путь. В теории Листа
как раз уделялось внимание национальным особенностям экономических систем.
Пропагандируя учение Листа, Витте подчеркивал, что не отрицает выводов Адама
Смита и Давида Рикардо. Однако, по его мнению творцы классической политической
экономии создали науку, которую было бы правильнее назвать не политической, а
космополитической экономией. Между тем сама жизнь ежедневно опровергает
универсальность их аксиом, факты доказывают, что у каждой национальной
экономики есть свой, во многом уникальный путь. Витте изумлялся доктринерам,
намеревавшимся проводить реформы с помощью учебников политической экономики.

‘Мы, русские, — с сарказмом писал он, — в области политической

экономии, конечно, шли на буксире Запада, а потому при царствовавшем в России в
последние десятилетия беспочвенном космополитизме нет ничего удивительного, что
у нас значение законов политической экономии и житейское их понимание приняли
нелепое направление. Наши экономисты возымели мысль кроить экономическую жизнь
Российской империи по рецептам космополитической экономики. Результаты этой
кройки налицо’.2 Главный вывод Витте состоял в том, что общие
экономические принципы непременно должны ‘получить видоизменение, соответствующее
различным национальным условиям’.

Экономические воззрения управляющего частной железной дорогой, изложенные в

небольшой брошюре о немецком экономисте первой половины XIX в., не имели бы
никакого значения, если бы не одно обстоятельство. Буквально через несколько
месяцев после того, как Витте счел необходимым систематизировать свои взгляды,
он начал свою государственную деятельность, и его экономическое кредо вскоре
легло в основу правительственной политики. Резкий поворот в карьере Витте во многом
произошел благодаря случайности.

В качестве управляющего юго-западной железной дорогой он имел дерзость

ограничить скорость движения царского поезда, вызвав возмущение придворных. На
других дорогах управляющие были менее строптивыми, и поезд гоняли с бешенной
скоростью до тех пор, пока близ станции Борки не произошло крушение. Императора
Александра III спасла только его колоссальная сила, позволившая ему удержал на
плечах крышу вагона. Тогда-то и вспомнили о предупреждении Витте, что государю
непременно сломают голову. В 1889 г. Витте был назначен директором департамента
железнодорожных дел и вопреки всем канонам Табели о рангах сразу произведен в
чин действительного статского советника.

Петербургская бюрократия настороженно встретила выскочку. Его манеры,

поведение, даже речь, на которую наложила отпечаток жизнь в южнорусских
губерниях, вызывали глухое раздражение. Хозяйка модного салона А. В. Боданович,
впервые увидев Витте, записала в дневнике, что ‘он на вид похож скорее на
купца, чем на чиновника’. Провинциал, пользуясь благосклонностью
императора, быстро потеснил соперников. Не проходит и года, как его назначают
министром путей сообщения, а еще через год управляющим министерством финансов.
В период бурного экономического развитие это ведомство являлось ключевым, так
как очень многое зависело от распределения статей бюджета и определения ставок
налогов. Витте по существу сосредоточивал в своих руках нити управления всей
экономикой империи. Трудно было назвать сферу деятельности, которой бы не занималось
его ведомство. Более того, постепенно министерство финансов превратилось в
государством в государстве, имевшим своих дипломатических представителей за
границей, собственный флот и морские порты, самостоятельные вооруженные силы —
корпус пограничной стражи.

Отношение Витте к людям всегда было сугубо утилитарным.

Е. В. Тарле точно подметил, что именно на это строились оценки, которые

Витте давал современным ему государственным деятелям: ‘Ты чего хочешь?
Помочь мне? Значит, чудеснейший и идеальнейший, хотя бы ты был даже великим
князем Сергеем Александровичем или Рачковским. Ты намерен мешать мне? Значит,
негодяй, вор, тупица, ничтожество’.3 При этом у Витте была способность
привлекать талантливых помощников. Он гордился тем, что из числа его сотрудников
вышли такие видные в будущем деятели, как Э. Л. Плесе, И. П. Шипов,

В. Н. Коковцов, А. И. Вышнеградский, А. И. Путилов, П. Л. Барки. Он дал

работу в своем ведомстве Д. И. Мендеелеву, одним из первых разглядев в нем
гениального ученого. Витте хотел видеть в своих подчиненных не простых
исполнителей, а заинтересованных участников. Один из чиновников вспоминал:
‘Доклады Витте происходили при весьма любопытной обстановке. У докладчика
нет с собой ним бумаг, ни карандаша, и в течение двух часов докладчик и Витте
ходят из угла в угол по кабинету и яростно спорят. Витте при этом вводит
собеседника в круг своих идей и горячо отстаивает защищаемый им проект. Если
Витте сдавался на доводы собеседника, то обыкновенно он начинал горячиться и
кричать: ‘Я вас не понимаю, что вы хотите делать, — и после некоторого
раздумья: ‘Ну да делайте, делайте…’.

Витте хорошо знал человеческие слабости и беззастенчиво подкупал нужных ему

людей. В качестве министра финансов он располагал широчайшими возможностями для
раздачи денежных субсидий, предоставления привилегий, концессий, назначения на
доходные места. Он одним из первых понял силу печатного слова и пользовался
газетами для проведения собственных планов. Заказные статьи практиковались и до
него, но Витте придал этому делу соответствующий размах. На него работали
десятки российских и зарубежных журналистов, по его заказу издавались брошюры и
солидные труды. Через прессу велись кампанию по дискредитации противников Витте
и продвижении его собственные планы. Сам Витте не был чужд публицистике, хотя
степень его личного участия в изданных под его именем трудов, всегда вызывала
споры. Характеризуя деятельность министра финансов, П. Б. Струве писал:
‘Экономический гений Витте следует искать не в плохих трактатах по
политической экономии, написанных чужими руками, а в государственном
творчестве, свободном от пут доктрин и с какой-то державной легкостью
разрешавшей трудности, перед которыми останавливались мудрецы и знатоки’.4

С этой державной смелостью Витте ввел золотой стандарт, то есть свободный

размен рубля на золота. По его собственным словам, ‘против этой реформы
была почти вся мыслящая Россия’, потому что одним (прежде всего
экспортерам сырья) был выгоден слабый рубль, других страшила сложность этой
финансовой операции. Витте убеждал своих оппонентов, что бумажный рубль
является главнейшим препятствием для нормального развития: ‘По существу
своему обращающиеся у нас вместо денег бумажные знаки являются постоянным
напоминанием о бессилии государственной казны’.5 Когда были отчеканены
новые золотые империалы, знатоки предсказывали мгновенное вымывание этих, как
их иронически называли, ‘виттекильдеров’ из оборота. Однако министр
финансов тщательно подготовил реформу, предварительно накопив большой золотой
запас. Рубль из слабой валюты превратился в одну из самых сильных и устойчивых
в мире.

По инициативе Витте была введена государственной монополии на торговлю

крепкими спиртными напитками. В России водка с давних времен и до сих пор остается
важнейших статей дохода казны, хотя способы извлечения дохода неоднократно
менялись. В 60-е годы XIX в. полностью дискредитировавшую себя откупную систему
сменили акцизные сборы с каждого градуса. Витте пошел еще дальше. Отныне
торговля водкой производилась только в казенных винных лавках. Министр финансов
утверждал, что приоритетными для него были вовсе не фискальные цели, а
стремление ликвидировать злоупотребления частной торговли спиртным. Витте
отмечал во всеподданнейшем докладе: ‘Прекращение продажи вина за счет
урожая, под заклад или в промен платья, посуды и других вещей возбуждает в
крестьянах неподдельное чувство радости, и, осеняя себя крестным знамением, они
выражали благодарность батюшке-царю, избавившему народ от пагубного влияния дореформенного
кабака, разорявшего население’.6 Действительность была безмерно далека от
нарисованной министром благостной картины. При Витте винная монополия давала
миллион рублей поступлений в день и именно при нем бюджет страны окончательно
стал строится на спаивании населения.

Когда речь идет о деятельности Витте на посту министра финансов, то в

первую очередь вспоминаются винная монополия и золотой стандарт. Между тем при
всей важности данных реформ они являлись лишь частью политики, известной как
‘система Витте’. Эта система представляла собой комплекс финансовых,
кредитных и налоговых мер, при помощи которых государство стимулировало
развитие промышленности. Витте использовал протекционизм, то есть защиту
российских производителей от иностранных конкурентов. Однако защита не означала
закрытие рынка. ‘Создание своей собственной промышленности, — подчеркивал
министр финансов, — эта и есть та коренная, не только экономическая, но и
политическая задача, которая составляет краеугольный камень нашей протекционной
системы’. Ограничивая ввоз иностранных товаров в Россию высокими
таможенными пошлинами, правительство поощряло экспорт различными налоговыми
льготами и премиями. Витте не побоялся начать настоящую таможенную войну с
Германией, добившись равноправных торговых отношений с этой страной. Варьируя
ставки налогов, министерство финансов создавало наиболее благоприятные условия
то в одной, то в другой отрасли, направляя поток капиталов в нужное русло.

Особое внимание обращалось на привлечение иностранных капиталов, частных и

государственных. Правительство брало крупные заграничные займы, размещая
правда, не у международных финансовых организаций, а размещая обязательства и
за время пребывания Витте на посту министра финансов резко возрос внешний долг
России. Поскольку только на обслуживание этого долга ежегодно уходило до 150
млн. руб., приходилось брать новые займы, чтобы выплатить проценты по старым.
Российское правительство старалось брать кредиты не у международных финансовых
организаций, а размещало свои обязательства на внутреннем рынке иностранных
государств. ‘Русские бумаги’ специально выпускались невысоким
номиналом, делавших их доступными для мелких буржуа, служащих, даже прислуги. Все
они отдавали свои скопленные по сантиму или пфенингу сбережения в надежде стать
рантье. Хотя Витте не мог предвидеть, что большевики откажутся расплачиваться
по этим долгам, но складывается впечатление, что судьба держателей русских
бумаг волновала его в самую последнюю очередь. Главное, доказывал он своим
критикам, что ‘все занятые деньги пошли исключительно на цели
производительные’. Недаром, в те годы говорили, что русские железные
дороги строятся на деньги берлинских кухарок.

Любимым детищем Витте было железнодорожное строительство было. Начав свою

государственную деятельность, он принял 29 157 верст железных дорог, уйдя в
отставку, оставил 54 217. Предшественники Витте всячески способствовали
развитию акционерных обществ, покрывая убытки частных владельцев за счет казны.
В сущности, на железнодорожных магнатов, каковы бы ни были результаты их
коммерческой деятельности, постоянно изливался золотой дождь. От Витте, как
представителя частного капитала, ждали продолжения той же политики. Однако он,
вопреки, а быть может, благодаря многолетнему опыту частной службы, считал
казенные дороги более эффективными. Если к моменту появления Витте в Петербурге
частным акционерным обществам принадлежало более 70 % российских железных
дорог, то к концу его министерства соотношение изменилось в прямо
противоположную сторону и уже почти 70 % дорог были казенными.

Витте считал, что только государство может сконцентрировать огромные

ресурсы для воплощения самых дерзких замыслов. Ярким примером была
Транссибирская магистраль. Витте называл этот проект событием, ‘каким
начинаются новые эпохи в истории народов и которые вызывают нередко коренной
переворот установившихся экономических отношений между государствами’.
Начало строительства дороги совпало с голодом, поразившим страну в начале 90-х
гг. XIX, но по настоянию Витте работы не были свернуты. Боле того, министерство
финансов выдвинуло идею закончить строительство на несколько лет раньше, чем
это предусматривалось первоначальным планом. Скорость укладки рельсов превысила
американские образцы. Правда, для этого путейским инженерам пришлось пойти
хитрости — дорогу строили одноколейной и использовали облегченные рельсы.

На фотографии тех лет над строящимся туннелей, одним из многих десятков,

прорубленных в скалах, можно разглядеть лозунг ‘Вперед к Тихому
океану!’. Это перекликается с идеей Витте, что Транссибирская магистраль
откроет ворота на Азиатский Восток, и Россия, стоя на страже у этих ворот,
воспользуется всеми преимуществами посредника. После того как в 1898 г. началось
регулярное движение между Петербургом и Владивостоком эта идея казалась близкой
к воплощению. Английские газеты с тревогой предрекали, что Сибирская дорога
‘сделает Россию самодовлеющим государством, для которого ни Дарданеллы, ни
Суэц уже более не будут играть никакой роли, и даст ей экономическую
самостоятельность, благодаря чему она достигнет могущества, подобного которого
не снилось еще ни одному государству’. Магистраль, построенная в конце XIX
в., и в канун наступления века XXI остается главным связующим звеном между
Европейской Россией, Сибирью, и Дальним Востоком. Однако расчеты Витте на то,
что через российскую территорию удастся направить транзитный грузопоток, шедший
через Суэцкий канал, не оправдались из-за внешнеполитических осложнений.

Английский историк Стивен Маркс назвал свою монографию о Транссибирской

магистрали ‘Дорогой к власти’,7 утверждая, что замыслы строителей
дороги были продиктованы в основном не экономическими, а военно-стратегическими
и геополитическими соображениями. Западная историография, вообще, отказывает
Витте в праве называться сторонником свободного предпринимательства и рынка.
Чаще всего его относят к поборникам государственного капитализма, управляемого
бюрократией. Иногда о Витте даже говорят, будто по своему менталитету он был
ближе к сталинским наркомам 30-х годов, которые в своей политики
индустриализации шли в основном по наметкам и планам, разработанным царским
министерством финансов. Разумеется, это крайние оценки. Витте никогда не
покушался на основы частного предпринимательства, а что касается развития
промышленности при помощи государственной власти, то в этом отношении его можно
считать идейным наследником Петра I и других российских реформаторов.

Характерно, что для своих современников и соотечественников Витте, бесспорно,

являлся ‘отцом русского капитализма’, правда чаще всего в такую
оценку вкладывался негативный оттенок. Министра финансов обвиняли в
искусственном насаждении капитализма на русскую почву. Враги министра вынуждены
были помалкивать, когда народное хозяйство России находилось на подъеме, но в
самом начале XX в. разразился очередной экономический кризис и Россия, уже
интегрированная в мировую экономику, едва ли не впервые испытала на себе
издержки капитализма. Витте сделали ответственным за мировой экономический
спад, и вся его хозяйственная система была подвергнута шквальной критике.
внедрявшаяся им на протяжении десятилетия система была . Министра обвиняли в
распродаже России, заключении невыгодных займов, в том. что он уделял
чрезмерное внимание торговле и промышленности в ущерб традиционному аграрному
сектору.

У Витте сложились непростые отношения с Николаем II, наверное, потому, что

для него царь навсегда остался юным наследником, которого надо было постоянно
поучать и поправлять. Между тем император все больше тяготился этой опекой.
Менторский тон министра финансов, его самостоятельность и неуступчивость,
постоянные ссылки на великое царствование Александра III — все это резко
контрастировало с льстивыми речами придворных. Николаю II со всех сторон нашептывали,
что Витте превратился в великого визиря, игнорирующего самодержца.

16 августа 1903 г. Николай II выслушав очередной доклад Витте, обласкал

его, а на прощание смущенно сказал, что лишает его поста министра финансов. По
словам придворных, после этой аудиенции император облегченно выдохнул:
‘Уф!’ Чтобы позолотить пилюлю Витте назначили председателем Комитета
министров. Несмотря на пышное название, это был весьма скромный пост и
занимавшего его сановника реально ничего не зависело. Разумеется, такого рода
занятия не удовлетворяли Витте. Он твердо верил, что ничтожные деятели,
оттеснившие его от штурвала государственного корабля, не справятся с
управлением, и мечтал о возвращении к власти.

Час Витте пробил, когда России потерпела унизительное поражение в

русско-японской 1904-1905 гг. Надо сказать, что в бытность министром финансов
Витте способствовал постепенному втягиванию России в дальневосточных конфликт.
Стремясь спрямить направление Транссибирской магистрали, Витте предложил
проложить часть дороги через территорию Манчжурии. Он добился от китайского
правительства согласия на строительство Китайско-Восточной дороги, подкупив
72-летнего мандарина Ли-Хунчжана, считавшегося при пекинском дворе реформатором
и поклонником новизны. В Манчжурии появились русские путейские инженеры, затем
в полосу отчуждения были введены отряды пограничной стражи, потом российское
правительство вместе с правительствами других иностранными державами приняла
участие в навязыванию Китаю кабальных соглашений, взяло в аренду Ляодунский
полуостров, начало строить военноморскую базу Порт-Артур и коммерческий порт
Дальний. В придворных кругах заговорили об установлении протектората над
Манчжурией, толковали об устройстве военного плацдарма в Корее.

Витте открещивался от этих авантюристических планов, говоря, что он

планировал всего лишь обеспечение экономических интересов России в Северном
Китае и ничего более. ‘Представьте себе, — приводил он рискованную
аналогию, — что я позвал своих гостей в Аквариум, а они, напившись пьяны,
попали в публичный дом и наделали там скандалы. Неужели я виноват в этом? Я
хотел ограничиться Аквариумом’.8

Главным соперником России на Дальнем Востоке была Япония, чье правительство

вынашивало точно такие же экспансионистские планы в отношении Китая и Кореи.
Отстраненный от власти Витте в бессилии наблюдал за развитием конфликта,
приведшего в январе 1904 г. к военному столкновению. Русская армия терпела одно
поражение за другим, но Витте более всего тревожили выступления внутри страны.
После Кровавого воскресенья 9 января 1905 г. Витте, полемизируя с главным
идеологом консерваторов, оберпрокурором Синода К. П. Победоносцовым, предрекал:
‘Такие жертвы и ужасы даром не проходят, и если правительство не возьмет в
свои руки течение мыслей населения, то мы все погибнем, ибо, в конце концов,
восторжествует русская, особливого рода коммуна’ В письме к
главнокомандующему русскими войсками в Манчжурии генералу Куропаткину он
подчеркивал, что в ближайшие 20-25 лет России придется отказаться от активной
внешней политики и заняться исключительно внутренними делами: ‘Мы не будем
играть мировой роли — ну, с этим нужно помириться…Главное, внутреннее
положение, если мы не успокоим смуту, то можем потерять большинство
приобретений, сделанных в ХIХ столетии’.9

Гибель тихоокеанской эскадры в Цусимском проливе заставила правящие круги

России принять предложение президента США Т. Рузвельта о посредничестве. Витте
был назначен первым уполномоченным на переговорах с японцами, проходивших в
американском городке Портсмут. Ему пришлось проявить большое дипломатическое
искусство, чтобы свести к минимуму потери России. В сущности, за столом
переговоров Витте даже вернул часть потерянного на полях сражений. И тем не
менее ему пришлось согласиться на уступку южной части Сахалина, уже захваченной
японцами. В последнюю ночь перед заключением Витте размышлял об исходе
переговоров: ‘С одной стороны, разум и совесть мне говорили: ‘Какой
будет счастливый день, если завтра я подпишу мир’, а, с другой стороны,
мне внутренний голос подсказывал: ‘Но ты будешь гораздо счастливее, если
судьба отведет твою руку от Портсмутского мира, на тебя все свалят, ибо
сознаться в своих грехах, своих преступлениях перед отечеством и Богом никто не
захочет, и даже русский царь, а в особенности Николай II’. Витте как в
воду глядел.

После подписания мира 23 августа 1906 г. ему был дарован графский титул, но

недоброжелатели тут же окрестили его ‘графом Полусахалинским’.

Портсмутский мир, давший передышку самодержавию, значительно упрочил

влияние Витте. Один из сановников сообщал: ‘Забавно видеть смятение разных
здешних сфер по случаю скорого возвращения ‘Иуды’, увенчанного
лаврами миротворца. Его менее, чем когда-либо любят и более, чем когда-либо,
опасаются, и в настоящую минуту придумываются и обсуждаются всякие меры к его
‘обезвреживанию’. Витте любил повторять: ‘Не будь
неограниченного самодержавия, не было бы Российской Великой империи’ и
утверждал, что демократические формы неприемлемы для России в силу ее
разноязычности и разноплеменности. Но как прагматик он понимал, что при
сложившихся обстоятельствах самодержавие должно уступить. Вернувшись из-за
границы, Витте занялся разработкой программы реформ, заказав, по своему
обыкновению, материалы сразу нескольким исполнителям, причем не юристам, а
журналистам. Сотрудник консервативного ‘Нового времени’ М. О.
Меньшиков не мудрствуя лукаво взял в библиотеке брошюру приват-доцента Ф. Ф.
Кокошкина о европейских конституциях и в один вечер набросал для Витте план
коренного преобразования России. Другой журналист И. И. Колышко вспоминал, что
Витте дал ему точные инструкции: ‘Напишите два доклада: для царя и для
публики. У царя надо отшибить страх от конституции. Но осторожно обводите его,
как пугливого коня возле куста. Ну, а для публики — чтобы всем было ясно, что
конституцию я дам, но не сразу. Постепенно. Поняли?’10

9 октября 1905 г. Витте представил Николаю II записку, в которой

указывалось на опасность революционного развития событий: ‘ Русский бунт,
бессмысленный и беспощадный, все сметет, все повергнет в прах. Какой выйдет
Россия из беспримерного испытания — ум отказывается себе представить, ужасы
русского бунта могут превзойти все то, что было в истории’.11 Витте видел
выход в немедленных реформах сверху, подчеркивая, что естественное развитие
неизбежно приведет Россию к конституционному устройству. Он цинично поучал
Николая II: ‘Прежде всего постарайтесь водворить в лагере противника
смуту. Бросьте кость, которая все пасти, на Вас направленные, направит на
себя’. Царь согласился с этими аргументами и предложил подготовить
соответствующий манифест.

Поскольку в традициях российской власти было оттягивать преобразования до

последнего, обстановка в столице была накалена до предела и при дворе уже
обсуждался вопрос об эвакуации царской семьи на немецком крейсере. Манифест готовился
в условиях цейтнота, в глубокой тайне и типично бюрократическими методами. К
работе не привлекли ни одного из общественных деятелей. Два помощника Витте —
Н. И. Вуич и князь А. Д. Оболенский подготовили несколько вариантов манифеста.
Николай II колебался до последней минуты, раздумывая над тем, пойти ли на
уступки или усилить репрессии. Однако ни один из сановников не решился взять на
себя ответственность за наведения порядка вооруженной рукой. Министр
императорского двора В. Ф. Фредерикс с горечью подвел итог: ‘Все от
диктаторства и власти уклоняются, боятся, все потеряли голову, поневоле
приходится сдаваться графу Витте’. Вечером 17 октября Николай II подписал
манифест в редакции Витте. В своем дневнике он сделал запись: ‘После такого
дня голова стала тяжелой и мысли путаться. Господи, помоги нам, усмири
Россию!’.

Манифест 17 октября, начинавшийся скорбными словами, ‘Смуты и волнения

в столицах и во многих местностях Империи Нашей великою и тяжкою скорбью
преисполняют сердце Наше’, даровал верноподданным ‘незыблемые основы
гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности,
свободы совести, слова, собраний и союзов’. На правительство возлагалась
обязанность ‘привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности
соответствующей краткости остающегося до созыва думы срока, те классы
населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав’. Манифест также
провозглашал: ‘Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не
мог воспринять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от
народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за
закономерностью действий поставленных от Нас властей’.

Таким образом самодержавная власть ограничивалась выборным представительным

учреждением и впервые за много веков население получало политические свободы.
Буквально на следующий день после появления манифеста возник вопрос, можно ли
рассматривать его в качестве конституции. Поначалу Николай II признавал, что
дарует конституцию и писал

Д. Ф. Трепову: ‘ Немного нас было, которые боролись против нее. Но

поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло. всякий день от нас отворачивалось
все большее количество людей и в конце концов свершилось неизбежное !’.12
Но после того как миновал период паники и растерянности, в царском окружении
возобладало мнение, что государь всего лишь внес незначительные изменения в
порядок принятия законов и что манифест никоим образом не превратил российского
самодержца в конституционного монарха. В самом скором времени большинство из
торжественных обещаний подверглись пересмотру и произвольному истолкованию.
По-скольку военно-административный аппарат оставался в полном распоряжении
прежней власти, многие из обещанных свобод оказались фикцией. Тем не менее
манифест 17 октября оказал огромное влияние на внутреннюю политику. Основные
положения манифеста уже нельзя было отменить. Россия вступила в новый фазис
своего политического развития.

Одновременно с обнародованием манифеста 17 октября Витте был назначен

первым в истории России председателем Совета министров. Тут необходимо сделать
уточнение. Формально Совет министров в виде нерегулярно созываемого совещания
высших сановников под председательством царя существовал и раньше, фактически
же в октябре 1905 г. учреждалась совершенно новый орган власти — так называемое
объединенное правительство. Витте добился согласия Николая II на привлечение в
правительство общественных деятелей и вступил в переговоры с делегацией только
что сформировавшейся кадетской партии Ф.А. Головиным,

Ф.Ф. Кокошкиным и князем Г. Е. Львовым . Он говорил, что готов поддержать

кадетов, ‘но при одном н е п р е м е н н о м  условии, чтобы она отрезала революционный хвост’.

Однако либералы не собирались отказываться от союзников слева и называли в

качестве предварительных условий участия в правительстве созыв Учредительного
собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования. Витте
доказывал, что столь кардинальная мера невозможна в обстановке кровавых
столкновений одной части населения с другой, но делегация была непреклонна.
Впоследствии один из лидеров кадетов В. А. Маклаков высказывал горькое
сожаление по поводу того, что из-за близорукости его товарищей по партии был
упущен уникальный шанс мирной эволюции режима: ‘Понимала ли делегация, что
она сделала? Помню гордость, с которой Кокошкин осипшим от повторения голосом
рассказывал о победе земцев над Витте…Но было нечто более грустное, чем
гордость Кокошкина. Это одобрение, которое его рассказ встречал в нашей
общественности. Она радовалась, что земская делегация огорошила Витте.’13

После отказа кадетов Витте обратился к общественным деятелем более

умеренного толка —

Д. Н .Шипову, А. И. Гучкову, М. А. Стаховичу, которые занимались созданием

партии ‘Союза 17 октября’. Однако октябристы также уклонились от участия
в правительстве. Витте дал волю досаде и раздражению на партнеров по
переговорам. Он обвинял их в негибкости, отсутствии чувства ответственности,
политической незрелости и даже элементарной трусости: ‘ в то время
общественные деятели побаивались бомб и браунингов, которые были в большом ходу
против власти, и это было одним из внутренних мотивов, который шептал каждому в
глубине души: ‘Лучше подальше от опасности’. В итоге Витте составил
так называемый ‘деловой кабинет’ из привычной бюрократической среды.
Военный министр А. Ф. Редигер писал: ‘самый состав кабинета графа Витте
был крайне пестрым, наряду с членами либерального и даже левого направления,
как Кутлер, граф Толстой, князь Оболенский (Алексей), в нем заседал совсем
консервативный Дурново, консерваторами были также Бирилев и я… lang=RU >Объединение
правительства было чисто внешним, а о единстве взглядов не могло быть и
речи’.14

Привлечение столь различных по духу деятелей объяснялось тем, что кабинету

Витте предстояло решить одновременно две задачи: подавить революцию и
осуществить необходимый минимум реформ. В сущности, в столице было два центра
власти — официальное правительство и Петербургский совет рабочих депутатов во
главе Г. С. Хрусталевым-Носарем и Л. Д. Троцким. Дошло до того, что когда председателю
Совета министров потребовалось послать срочную депешу в Кушку, он смог добиться
этого от почтово-телеграфных служащих только после ходатайства Исполкома
Совета. Газеты гадали, кто кого первым арестует: граф Витте Носаря или Носарь
графа Витте.

Вопрос решился 3 декабря 1905 г. , когда полиция арестовала весь состав

Совета. Откликом на этот арест было вооруженное восстание в Москве. Витте не
был непосредственным руководителем подавления восставших, но ратовал за самые
жесткие меры. В его выступлениях звучали неприкрытые угрозы: ‘Русскому
обществу, недостаточно проникнутому инстинктом самосохранения, нужно дать
хороший урок. Пусть обожжется, тогда оно само запросит помощи у
правительства’. Николай II, помнивший недавние либеральные речи премьера,
удивлялся тому, что теперь Витте ‘хочет всех вешать и расстреливать’
и заключал: ‘Я никогда не видел такого хамелеона или человека, меняющего
свои убеждения, как он’.

Самой серьезной из реформ, которые Витте пытался провести за время своего

премьерства, был аграрный проект, подготовленный главноуправляющим земледелием
и землеустройством

Н.Н. Кутлером. Проект предусматривал возможность принудительного выкупа

крестьянами частновладельческих земель. При обсуждении проекта министры
заявили, что принудительное отчуждение затрагивает священный принцип частной
собственности. В ответ Витте разразился саркастической тирадой: ‘какие-то
римляне когда-то сказали, что право собственности неприкосновенно, а мы целых
две тысячи лет повторяем, как попугаи, все, по моему прикосновенно, когда это
нужно для пользы общей’.15 Но стоило проекту выйти за стены Совета
министров, как на него ополчились помещики. Испугались даже иностранные
землевладельцы, а император Вильгельм I, назвал эту идею ‘чистейшим
марксизмом’. Витте пришлось пойти на попятную, откреститься от проекта и
согласится на увольнение его автора.

Витте очутился меж двух огней. Для демократической части общества он был

душителем свободы, для консерваторов — чуть ли не вдохновителем революции.
Председатель Совета министров лавировал, но его положение с каждым месяцем
становилось все более шатким. Предчувствуя неминуемую отставку, Витте решил
закрепить важнейшие преобразования, принятые за время его премьерства, в виде
новой редакции Основных государственных законов. Поскольку выборы в I
Государственную думу дали перевес левым партиям, правительство стремилось
поставить депутатов перед свершившимся фактом. С другой стороны, Витте
стремился избежать реставрации старых порядков, выбив почву из-под ног
консерваторов.

Обсуждение Основных законов происходило на совещании высших сановников

империи в Царском Селе с 7 по 12 апреля 1906 г.16 Единство и неделимость
российского государства и монархическая форма правления не подлежали дискуссии,
но статья, содержавшая определение монархической власти, вызвала горячие споры.
Витте предложил сохранить упоминание о самодержавной власти, изъять из царского
титула термин ‘неограниченный’ и оставить термин
‘самодержавный’. Он мотивировал свое предложение тем, что в Древней
Руси ‘самодержавный’ являлось синонимом суверенитета, следовательно,
не шло в разрез с существованием выборных законодательных органов, тогда как
термин ‘неограниченный’ вступал в противоречие с манифестом 17
октября. Николай II остался крайне недовольным этим новшеством: ‘…меня
мучит чувство, имею ли я перед моими предками право изменить пределы власти,
которые я от них получил. Борьба во мне продолжается. Я еще не пришел к
окончательному выводу’. Но за исключением И. Л. Горемыкина, царя не
поддержал ни один из участников совещания. Тем не менее Николай II колебался и
лишь в последний день совещания после настойчивых вопросов, исключать ли термин
‘неограниченный’, нехотя процедил: ‘Да’.

Впрочем, изменение формулировки мало что означало, и недаром опытный

Стишинский советовал: ‘Следует только слово исключить, а власть
сохранить’. Основные государственные законы закрепили за императором
огромные полномочия. Его особа являлась священной и неприкосновенной, ему
принадлежал почин по всем предметам законодательства, включая исключительное
право на пересмотр Основных законов, император был верховным руководителем всех
внешних сношений российского государства и державным вождем армии и флота.

Вместе с тем провозглашалось, что ‘Империя Российская’

управляется на твердых основаниях законов, изданных в установленном
порядке’ и повторялось положение манифеста 17 октября о том, что никакой
закон не может последовать без одобрения обеих палат и воспринять силу без
утверждения царя. В Основных законах конкретизировались ‘незыблемые основы
гражданских свобод’, дарованные манифестом 17 октября. Провозглашалась
неприкосновенность жилища, каждый российский подданный имел право свободно
избирать место жительства и беспрепятственно выезжать за границу. Каждый
подданный имел право устраивать собрания, изустно и письменно высказывать свое
мнение и распространять его посредством печати или иными способами. Разрешалось
образовывать общества и союзы в целях, не противных законам. Провозглашалась
свобода совести.

Все это можно было бы назвать настоящей хартией вольности, если бы Витте не

пояснял, что ‘Весь этот отдел, с практической точки зрения, не имеет
значения’. За несколько месяцев после манифеста 17 октября власти успели
принять ряд постановлений, ограничивавших свободу слова. Была установлена уголовная
ответственность ‘за распространение ложных сведений о деятельности
правительственных установлений и должностных лиц’, приняты временные
правила, разрешавшие министру внутренних дел во всякое время закрывать общества
и союзы, если он сочтет их деятельность угрожающей общественному спокойствию.
Характерно, что в Основных законах не было статьи, ограждающей тайны частной
корреспонденции. Витте разъяснил, что правительство оставляет за собой право
перлюстрации, та как ‘при нынешней организации полиции, судебной и сыскной
части, без этого нельзя обойтись’. Кое-кто из сановников предлагал хотя бы
формально гарантировать неприкосновенность переписки, на что министр внутренних
дел П. Н. Дурново меланхолически ответил, что он, собственно, не против, вот только
‘будет масса жалоб на рваные конверты’.

Новая редакция Основных государственных законов была введены императорским

указом Сенату 23 апреля 1906 г. , за три дня до открытия I Государственной
думы. Оппозиционные силы были возмущены тем, что правительство как ‘тать в
нощи’ украло у народа власть. Действительно, Основные законы сохранили
самодержавную власть и оградили привилегии правящей верхушки. Государство
по-прежнему превалировало и над обществом и над отдельной личностью. Основные
законы являлись документом переходной эпохи, отпечаток противоречивости лежал
на каждой статье. Но как бы ни критиковали эти законы, каким бы
антидемократическим ни было их содержание, они все же стали определенным шагом
в направлении к правовому государству.

Витте и его кабинет подали в отставку сразу после публикации Основных

государственных законов. Уход Витте вызвал бурю восторга справа и слева. Для
правых отставка премьер-министра символизировала долгожданный отказ от
реформаторского курса, левые, наоборот, видели в этом признак слабости царского
самодержавия. Таков был финал шестимесячного премьерства Витте, пытавшегося
примирить политические крайности.

Карьера Витте была закончена. Правда, он долго этого не осознавал,

устраивать разные комбинации, интриговал, даже пытался использовать Г. Е.
Распутина, чтобы вернуться к власти. Но в этом ему не смог помочь даже фаворит
царской четы, сетовавший на то, что ‘папаша и мамаша’ на дух не
переносят ‘Витю’.

25 февраля 1915 г. Витте умер в своем доме на Каменноостровском проспекте,

и в ту же ночь его кабинет и бумаги были опечатаны. Полиция искала его
воспоминания, державшие в трепете всю правящую верхушку. Однако Витте принял
меры предосторожности. Рукописи хранились за границей в сейфе одного из банков.
Воспоминания Витте впервые были опубликованы уже после революции в 1921-23 гг.

Они до сих пор остаются, наверное, самым популярным, многократно

переиздававшимся и наиболее часто используемым историческим источником.
Парадокс заключается в том, что трехтомные мемуары Витте дают весьма искаженное
представление и о нем самом и государственных деятелях, с которыми ему
доводилось общаться.

Они крайне субъективны и подчинены его политическим интересам. О Витте

написан ряд книг как русскими,17 так и иностранными авторами.18 Но нельзя
сказать, что в этих монографиях дана исчерпывающая характеристика
государственной деятельности Витте, И через сто пятьдесят лет его
противоречивая личность вызывает споры, и, быть может, этот интерес является
лучшей оценкой дел Сергея Юльевича Витте.

>

>

lang=RU >1. 1.      Клейнов Г. Граф С. Ю. Витте. СПб., 1906, с. 10

lang=RU >2. 2.      Витте С. Национальная экономика и

Фридрих Лист. Киев., 1889, с. 2

lang=RU >3. 3.      Тарле Е. В. Граф С. Ю. Витте. Опыт

характеристики внешней политики. Л., 1927, с. 4

lang=RU >4. 4.      Струве П. Граф С. Ю. Витте. Опыт

характеристики. М., Пг., 1915, с. 4

lang=RU >5. 5.      Материалы по денежной реформе 1895 -1897

гг. вып. 1, М., 1922, с. 130

lang=RU >6. 6.      Министерство финансов. 1802-1902. Т. 2.

С. 513.

lang=RU >7. 7.      Marks S.D. Road to power. The

Trans-Siberian Railroad and the colonization

of Asian Russia. 1850-1917. London, 1991/

lang=RU >8. 8.      Дневник А. Н. Куропаткина \ Красный

архив, 1922, т. 2, с. 91.

lang=RU >9. 9.      Переписка С. Ю Витте и А. Н. Куропаткина

в 1904-1905 гг. \ Красный архив,

1926, т. 6(19), с. 80

lang=RU >10. 10.    Баян (И.И. Колышко) Ложь Витте. Ящик

Пандоры. Берлин, б.г., с.31

lang=RU >11. 11.    Записка Витте 9 октября 1905 г. \Красный

архив, 1925, т. 4-5, с. 53-60, с.

lang=RU >12. 12.    Государственный архив Российской

Федерации, ф. 595, оп. 1, д. 45, л. 6

lang=RU >13. 13.    Маклаков В. А. Власть и общественность на

закате старой России.

(Воспоминания современника). Париж., 1936, т. 3, с. 439

lang=RU >14. 14.    Записки А. Ф. Редигера о 1905 г. \

Красный архив, 1931, т. 2 (45), с. 90

lang=RU >15. 15.    Воспоминания И. И. Толстого \

Отдел рукописей Российской Государственной библиотеки, ф. 218, к. 1290,

л.149

lang=RU >16. 16.    Царскосельское совещание \Былое, 1917, N

4(26), с. 183-245

lang=RU >17. 17.    Игнатьев А. В. С. Ю. Витте — дипломат. М.,

1989, Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш.

С.Ю. Витте — мемуарист. Спб., 1994, Корелин А., Степанов С. С. Ю.

Витте — финансист, политик. Дипломат. М., 1998.

lang=RU >18. 18.    Laue T. H. Sergei Witte and the

industrialization of Russia. New-York, London,

1963, Mehlinger H. D., Tompson J. M. Count Witte and the Tsarist Government

in the the 1905 Revolution. Blomington, London, 1972

lang=RU > 

lang=RU >

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека