Альфонсъ Додэ.
Альфонсъ Додэ.
Съ тремя стами тысячъ франковъ…
Съ тремя стами тысячъ франковъ…
‘Отечественные Записки’, No 10, 1878
С тремя стами тысяч франков…, Доде Альфонс, Год: 1879
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Не случалось ли вамъ когда-нибудь выйдти изъ дому въ самомъ ясномъ и веселомъ настроеніи духа, и, посл двухчасовой ходьбы по Парижу, возвратиться угрюмымъ, подавленнымъ какой то безпричинной печалью. Вамъ не по себ, и вы сами не понимаете почему. Да что же это со мной? спрашиваете вы себя, вы ищете, ищете этому объясненія и никакъ не находите. У васъ, кажется, не было никакихъ неудачъ, непріятностей, троттуары были сухіе, солнышко грло, и однакожъ вы чувствуете на сердц гнетъ, словно васъ что огорчило.
Дло въ томъ, что въ этомъ огромномъ Париж, гд толпа чувствуетъ себя свободной, не стсненной ни чьимъ наблюденіемъ, нельзя сдлать шагу, чтобы не натолкнуться на чью-нибудь невзгоду, бду, которая, мимоходомъ задвъ насъ, оставитъ на насъ свой слдъ. Я уже но говорю о несчастіяхъ близкихъ людей, въ которыхъ принимаешь участіе, о гор друзей, которое есть отчасти и наше горе, и при внезапной встрч съ которымъ, сердце сминается, ни даже объ огорченіяхъ тхъ, къ кому относишься индифферентно, огорченіяхъ, которыя, кажется, слушаешь однимъ ухо, но которыя, однакожъ, надрываютъ намъ сердца. Я говорю о скорби людей совершенно намъ чуждыхъ, съ которыми видимся мы мимоходомъ, одну минуту, посреди уличной суматохи, бгая по дламъ.
Это клочки діалоговъ, отрывистыя фразы, при стук экипажей, озабоченность, ничего но видящая и не слышащая, очень громкіе разговоры съ самимъ собой, согнутыя спины, безумные жесты, лихорадочные глава, блдныя лица, съ не высохшими на нихъ словами, печаль по недавней утрат, траурныя одежды… Потомъ разныя мелочи, легкомысленныя выходки… Желаніе скрыть потертый воротникъ, бархатка на ше горбуньи, кокетливо завязанная и совершенно прямо висящая между неровными уродливыми плечами… Вс эти виднія чужого несчастій быстро мелькаютъ передъ глазами, и вы легко забываете ихъ на ходу, но вы чувствовали, что они прикоснулись къ вамъ, что ваше платье пропиталось уныніемъ, сопровождающимъ ихъ, и, къ концу дня, все, что васъ тронуло, огорчило, начинаетъ шевелиться въ вашей душ, потому что вы на углу какой-нибудь улицы, на порог какой-нибудь двери, зацпили, сами не замчая того, ту невидимую нитку, которая связываетъ вс человческія невзгоды и разомъ приводитъ ихъ въ движеніе, когда ее дернутъ.
Я думалъ обо всемъ этомъ, нсколько дней тому назадъ, когда, выйдя изъ дому рано утромъ — утромъ Парижъ въ особенности выставляетъ на показъ вс свои страданія — увидлъ шедшаго передо мной бдняка, въ узенькомъ легкомъ пальто, благодаря которому его шаги казались еще больше, его движенія еще угловате. Этотъ человкъ, шелъ согнувшись и очень скоро. По временамъ онъ запускалъ руку въ одинъ изъ своихъ заднихъ кармановъ, и ломая тамъ маленькій хлбецъ, украдкой жевалъ его, какъ бы стыдясь сть на улиц.
Каменьщики, когда я вижу, какъ они раннимъ утромъ, сидя на троттуар, закусываютъ только что испеченнымъ хлбомъ, возбуждаютъ во мн аппетитъ. Я завидую также мелкимъ чиновникамъ, бгомъ возвращающимся изъ булочной въ свои канцеляріи, съ набитымъ ртомъ и перомъ за ухомъ, очень довольные этимъ завтракомъ на чистомъ воздух. Но здсь, передо мной былъ настоящій голодъ, стыдившійся себя, и жаль было смотрть на этого человка, который не иначе осмливался сть свой хлбъ какъ по крошкамъ. Я слдилъ за нимъ съ минуту, какъ вдругъ онъ перемнилъ направленіе. Вроятно, у него явилось какое-нибудь новое намреніе, какъ это часто случается съ подобными людьми, и онъ очутился лицомъ къ лицу со мной.
— А! это вы? сказалъ онъ.— Я зналъ его немножко. Это былъ одинъ изъ тхъ мечтателей, которые ростутъ на парижской мостовой, какъ грибы, человкъ съ обширными планами въ голов, основатель невозможныхъ газетъ, возбуждавшій одно время много шуму и толковъ въ печати и который вдругъ, мсяца три тому назадъ, нырнулъ и исчезъ. Волны, въ томъ мст, гд онъ нырнулъ, побушевали нсколько дней, потомъ улеглись, приняли прежній видъ и о немъ не было больше помину. Увидвъ меня, онъ смутился и чтобъ предупредить всякіе распросы, и, вроятно также, чтобъ отвести мое вниманіе отъ своей потертой одежды и своего копеечнаго хлба, онъ началъ говорить со мной очень быстро и съ напускной веселостью. Его дла шли отлично. Это былъ только минутный застой. Въ настоящую минуту, онъ имлъ въ виду великолпное предпріятіе… Большая промышленная газета съ иллюстраціями. Огромныя деньги, необычайно выгодный контрактъ на объявленія! И по мр того, какъ онъ говорилъ, лицо его оживлялось, станъ выпрямлялся. Мало-помалу, онъ принялъ покровительственный тонъ, какъ будто засдалъ уже въ своей редакціи, и даже сталъ просить у меня статей…
— Это дло врное… прибавилъ онъ, съ торжествующимъ видомъ.— Я начинаю съ тремя стами тысячъ франковъ, которые мн общалъ Жирарденъ!
— Жирарденъ!
Вотъ имя, которое всегда на устахъ этихъ мечтателей! Когда его произносятъ въ моемъ присутствіи, мн всегда кажется, что я вижу передъ собой новые кварталы, громадныя, недоконченченныя постройки, газеты еще совсмъ влажныя, только вышедшія изъ типографіи, со спискомъ акціонеровъ и администраторовъ. Сколько разъ мн случалось слышать, по поводу самыхъ безумныхъ проэктовъ, эти слова: надобно поговорить съ Жирарденомъ!
И этому бдняку также пришла мысль поговорить съ Жирарденомъ. Цлую ночь напролетъ онъ, вроятно, сидлъ за своимъ планомъ, разсчитывая, длая смту. Потомъ вышелъ изъ дому, и по мр того, какъ онъ шелъ и волновался, дло казалось ему все боле и боле врнымъ, такъ что, когда мы съ нимъ встртились, онъ былъ убжденъ, что Жирарденъ не могъ ему отказать въ трехъ стахъ тысячахъ франковъ. Говоря мн, что онъ ему общалъ ихъ, несчастный не лгалъ… онъ только продолжалъ мечтать.
Между тхъ, какъ мы говорили, насъ оттиснули къ стн. Это было въ одной изъ многолюдныхъ улицъ, ведущихъ отъ биржи къ банку, гд всегда большое движеніе, гд торопливо снуютъ озабоченные, разсянные, поглощенные своими длами люди, лавочники, бгущіе вынимать свои вклады, мелкіе биржевики съ подленькими физіономіями, мимоходомъ перебрасывающіеся другъ съ другомъ цифрами. И слушая вс эти великолпные проэкты, посреди этой толпы, въ этомъ квартал дльцовъ, гд все напоминаетъ лихорадочность азартной игры, я испытывалъ такое же чувство, какъ еслибы мн въ открытомъ мор разсказывали исторію о кораблекрушеніи. Я видлъ въ дйствительности все, о чемъ этотъ человкъ говорилъ мн, я читалъ его катастрофы на другихъ лицахъ, его радужныя надежды въ другихъ блуждающихъ взорахъ. Онъ также внезапно и быстро оставилъ меня, какъ подошелъ во мн, втянутый съ головой въ этотъ водоворотъ безумства, лжи и мечтаній, всего, что эти господа называютъ, серьзнымъ тономъ, ‘длами’.
Пять минутъ спустя, я забылъ его, но вечеромъ, когда я возвратился въ себ и стряхнулъ съ себя, вмст съ уличной пылью, вс огорченія дня, передо мною снова предстало это блдное, истомленное лицо, маленькій копеечный хлбъ, и жестъ, подчеркивавшій эту громкую фразу: ‘Съ тремя стами тысячъ франковъ, которые мн общалъ Жирарденъ…’