С. П. Шевырев: биографическая справка, Шевырев Степан Петрович, Год: 1911
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Оригинал здесь — http://www.rulex.ru/01250368.htm
Шевырев (Степан Петрович, 1806-1864) — историк русской словесности, критик и поэт. Из дворян Саратовской губернии. В 1818 г. Ш. был отдан в московский университетский пансион, в это время здесь директором был Прокопович-Антонский, а инспектором — Иван Иванович Давыдов, тогда еще шеллингианец. При пансионе было литературное общество, основанное Жуковским, оно чтило и хранило его традиции. Вообще в пансионе романтические влияния были преобладающими. Всегда необыкновенно усердный и славолюбивый, Ш. кончил первым в 1822 г. пансион, хотел перейти в университет и держать здесь кандидатский экзамен, но по формальным условиям не мог сделать этого. Все-таки он некоторое время посещал университет и слушал лекции Каченовского, Мерзлякова, Давыдова. В конце 1823 года он определился на службу в московский архив Министерства иностранных дел. Здесь вошел он в кружок своих сослуживцев, ‘архивных юношей’, деятельно занимавшихся немецким романтизмом и Шеллинговой философией (братья Киреевские, братья Веневитиновы, Титов, Мельгунов и др.). Другой кружок, в котором бывал Ш., собирался у Раича: тут занимались изящной литературой. В это же время Ш. сошелся с Погодиным, знакомство перешло в тесную дружбу до самой смерти. Ш. всегда был верным соратником Погодина, помощником в его литературных предприятиях. Главным предметом занятий Ш. в первые годы по окончании курса были немецкая литература и Шеллингова философия. Романтизм и Шеллинг повлияли существенным образом на склад мировоззрения Ш. и на его теоретические взгляды в области искусства. В 1825 г. Ш., вместе с Титовым и Мельгуновым, перевел книжку Тика и Вакенродера: ‘Об искусстве и художниках’, которой искусство почти отождествлялось с религией. В это время Ш. начал печатать свои стихи, но особенный простор его литературным занятиям открылся с основанием в 1827 г. ‘Московского Вестника’. Журнал затеяли молодые московские шеллингианцы, Пушкин принял его под свое покровительство, редакция была поручена Погодину. Ш. был его ближайшим помощником: он печатал тут свои теоретические статьи, стихотворения и многочисленные переводы. Крупнейшие из последних — переводы ‘Лагеря Валленштейна’ и ‘Конрада Валленрода’. Критические статьи Ш. в ‘Московском Вестнике’ были направлены против Булгарина, ‘Телеграфа’ и ‘Северной Пчелы’. Несмотря на незначительное распространение журнала, статьи Ш. пользовались некоторым влиянием, его эстетические разборы, обнаруживавшие знакомство с немецкой эстетикой, были шагом вперед сравнительно с этюдами Мерзлякова. Особенную славу доставил Ш. разбор второй части ‘Фауста’: ничего замечательного этот разбор не представлял, но он вызвал комплимент Гете. В 1829 г. Ш. принял предложение княгини Зинаиды Волконской заняться воспитанием ее сына и уехал в Италию. Здесь он пробыл до половины 1832 г. За границей Ш. много и усидчиво занимался западными литературами и искусством, главным образом итальянскими, в этот период он сильно увлекся опытами в драматическом роде, но из них ничего не вышло. Из Италии Ш. присылал свои стихи и путевые заметки в различные журналы (‘Галатея’, ‘Московский Вестник’, ‘Телескоп’, ‘Литературная Газета’). В ‘Телескопе’ же он поместил крупнейшее свое заграничное произведение: ‘О возможности ввести итальянскую октаву в русское стихосложение, с приложением в качестве образца перевода этим размером VII песни ‘Освобожденного Иерусалима’. Ближайшее изучение памятников искусства и таких теоретиков, как Винкельман и Лессинг, заставило Ш. изменить взгляды на теорию искусства и отказаться от метода романтической эстетики. Ш., по его словам, увидел, как бесплодны эти эстетические воззрения отвлеченных теоретиков Германии, и для него выяснилась необходимость изучения теоретических вопросов в их историческом развитии и их связи с произведениями поэзии. Вернувшись из-за границы, Ш., по предложению С.С. Уварова, занял место адъюнкта по кафедре истории русской словесности. Так как он не имел ученой степени, то факультет, приняв во внимание его исследование по октаве, обязал его представить диссертацию: в 1833 г. Ш. написал с этой целью исследование ‘Данте и его век’ (‘Ученые Записки Московского университета’, 1833, No 5, 1834, No XI). Первые университетские курсы Ш. были посвящены всеобщей истории поэзии и теории поэзии (1834-1835). Его чтения были напечатаны в 1836 г.: ‘История поэзии’ (том 1-й, единственный, содержащий в себе историю поэзии индийцев и евреев, с приложением двух вступительных чтений о характере образования и поэзии главных народов новой Западной Европы) и ‘Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов’ (в 1887 г. обе эти книги вышли вторым изданием). В свое время обе эти книги, являвшиеся солидными компиляциями, стояли на уровне науки и представляли последнее слово университетской эстетики. В основу исследований Ш. были положены здравые мысли об историческом изучении поэзии, как основании всяких эстетических теорий (‘поэзия лучше, многостороннее определяется в истории, нежели в эстетике’), о первенстве искусства перед теорией (‘В науке знание образцов, история поэзии должна предшествовать ее теории, настоящая теория может быть создана только вследствие исторического изучения поэзии’). В изложении истории поэзии Ш. следовал главным образом Шлегелю, а образцом эстетики для него был труд Жан-Поля. Главным предметом его университетского курса была история русской словесности, преимущественно древней. С ученой точки зрения, его курс, основанный на изучении сырого материала и впервые систематически вводивший в академический обиход древнюю словесность, имел известное значение, хотя нужно признать, что лучшие ученики Ш. — Буслаев и Тихонравов — ученики его только формально и не из лекций Ш. вынесли свой обильный результатами метод. ‘Чтения по истории русской словесности’ были главным ученым трудом Ш. (отдельное издание часть 1 — 1845, часть 2 — 1846, часть 3 — 1858, часть 4 — 1860, переиздано в 1887 г. в Санкт-Петербурге). В настоящее время они любопытны лишь как образец своеобразной публицистики. Ш. принимает деятельное участие в текущей литературе и в наполнявшей журналистику того времени борьбе западников со славянофилами. Несмотря на то что Ш. был в хороших личных отношениях со славянофилами и, выступая в защиту их взглядов, искренне считал себя их приверженцем, Ш., как и его друга, Погодина, нельзя отождествлять со славянофилами. В личности Ш. совершенно не было тех замечательных достоинств, которые так отличали первых славянофилов, не было ни благородства, ни возвышенного идеализма, наоборот, он был полон житейского благоразумия, которое помогало ему устраивать свою судьбу. Это был ‘человек самолюбивый до мелочей, любитель почестей, искательный и готовый при случае подгадить’ (‘Русская Старина’, 1886, август). Ш. являлся представителем теории официальной народности: ей он служил и в жизни, и в своих сочинениях. Как журналист, Ш. выступал в ‘Московском Наблюдателе’ (первое его редакции, основанной в 1835 г.) и ‘Москвитянине’ (основанном в 1841 г.). Крупнейшие статьи Ш. в первом журнале (‘Словесность и торговля’, ‘Брамбеус и юная словесность’) были направлены против авторитетной в то время ‘Библиотеки для Чтения’ Сенковского. Центр публицистической деятельности Ш. — в статьях ‘Москвитянина’, в которых Ш. вел борьбу с западничеством и с такими противниками, как Белинский. Он защищал основы учения и полемизировал. Пуская в ход всевозможные риторические фигуры, Ш. доводил до утрировки положения славянофилов: одной из любимых его тем было гниение Запада, цивилизацию западную он считал ядовитой, весь Запад представлялся ему гниющим трупом. ‘В наших дружеских тесных сношениях с Западом мы имеем дело с человеком, носящим в себе злой, заразительный недуг, окруженный атмосферой опасного дыхания. Мы целуемся с ним, делим трапезу мысли, пьем чашу чувства’ — вот образец риторических словоизвержений Ш. (‘Взгляд русского на образование Европы’, ‘Москвитянин’, 1841, No 1). Такие два явления, как реформация и революция, казались Ш. просто болезнями. В своих статьях о литературных произведениях, писанных в таком же напыщенном тоне, Ш. делал сравнительные историко-литературные сопоставления и эстетическую оценку, но он положительно не обладал литературным вкусом. Высмеивая всех новых писателей, которые выдвигались в западнической литературе, Ш. писал восторженные статьи о Бенедиктове , высокомерно отзывался о поэзии Лермонтова , выставляя на первый план Масальского и Каменского и т. п. (см. обзоры словесности в ‘Москвитянине’). В 1844 г., в pendant к лекциям Грановского, Ш. прочел публичный курс истории русской словесности, потом изданный. ‘История русской словесности’ посвящена была проповеди тех же идей. В древнюю Русь Ш. помещал все свои идеалы нравственного развития. Высший идеал для личности и народа видел Ш. в смирении, весь смысл прошлой истории и политика будущего заключалась в ‘принижении личности’. Ш. доходил в своем увлечении до того, что философию Гегеля выводил из мыслей послания Никифора к Мономаху . В полемике Ш. с Белинским встречается целый лексикон ругательств по адресу последнего: ‘рыцарь без имени, литературный бобыль, журнальный писака навеселе от немецкой эстетики’ и т. д. Не мудрено, что Ш. был постоянной мишенью для Белинского, высмеивавшего его язвительно и тонко. Кроме теоретических и полемических, Ш. не пренебрегал и другими путями для своей защиты. По поводу ‘Похвального слова Петру Великому’ Никитенка Ш. писал: ‘это и неприлично, и безнравственно в смысле и религиозном и патриотическом, и исторически ложно’. Белинскому эта фраза казалась доносом. В 1837 г. он был сделан экстраординарным профессором, а по уходе И.И. Давыдова, в 1847 г., занял кафедру по истории русской словесности и был назначен деканом. Кроме того, Ш. прошел все академические ступени, кончая степенью ординарного академика. Энергична была деятельность Ш. перед столетним юбилеем университета: он написал историю университета, издал биографический словарь профессоров, в котором ему принадлежало несколько биографий. Из других трудов Ш. выдается ‘Описание поездки в Белозерский монастырь’, интересное для историка древней письменности. Ш. не пользовался симпатиями ни в студенческой среде, ни в профессорской. В профессорской среде Ш. вызывал большое неудовольствие своей резкостью, придирчивостью. Даже его друг Погодин отзывается о нем следующим образом: ‘с возбужденными всегда нервами вследствие усиленной работы и разнообразных занятий, он делался иногда, может быть, неприятным или даже тяжелым, вследствие своей взыскательности, требовательности, запальчивости и невоздержанности на язык’. В 1857 г. неожиданно завершилась служебная деятельность Ш. На заседании совета московского художественного общества Ш. затеял жестокую ссору с графом Бобринским , протест последнего против некоторых русских порядков Ш. принял за попытку опозорить и унизить Россию и счел нужным вступиться за родину. После обмена ругательств произошла свалка: граф Бобринский смял Ш. и даже повредил ему ребро. По Высочайшему повелению, Ш. был уволен от должности профессора. Первоначально ему было предписано выехать в Ярославль, и только ввиду его болезни он был оставлен в Москве для излечения. Эта катастрофа надломила Ш. Он занимался еще историей словесности, но уже не так напряженно. В 1860 г. он выехал за границу и уже не возвращался в Россию. В 1861 г. он прочел во Флоренции курс по истории русской литературы, изданный в 1862 г. (‘Storia della litteratura russa’), в 1863 году о том же читал лекции в Париже (‘Лекции о русской литературе, читанные в Париже в 1862 г.’, Санкт-Петербург, 1884, см. также том 33-й ‘Сборника отделения русского языка и словесности Академии Наук’). В Париже и умер Ш., 8 мая 1864 г. Главным источником биографический сведений о Ш. является ‘Словарь профессоров Московского университета’ (том II, автобиография), статья Погодина ‘Воспоминания о Ш.’ (‘Журнал Министерства Народного Просвещения’, 1869, книга 2) и труд Барсукова ‘Жизнь и труды Погодина’. См. также статью Тихонравова в ‘Сочинениях’ (том III, выпуск 2), некролог в ‘Отчетах Императорской Академии Наук отделения русского языка и словесности за 1855-1856 г.’ (стр. 412-418), в ‘Биографии Кошелева’ (том I, выпуск 2). Много данных о Ш. рассеяно по историческим журналам. Письма Ш. к Гоголю — в ‘Отчете Публичной Библиотеки за 1893 г.’. О Ш. говорится во всех сочинениях, посвященных сороковым годам. Тонкая и верная характеристика Ш. дана Н.Г. Чернышевским в ‘Очерках гоголевского периода’ (Санкт-Петербург, 1892, стр. 106-155). О критических статьях Ш. см. в книге И.И. Иванова ‘История русской критики’ (том 2). Щ.