Съ кладбища.
Съ кладбища.
——
А. Пшехоновъ.
‘Русское Богатство’, No 2, 1904
С кладбища, Пешехонов Алексей Васильевич, Год: 1904
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Тяжело возвращаться съ кладбища, можетъ быть, тяжеле даже, чмъ опускать въ могилу. Но нужно вернуться въ опуствшій домъ, гд все будетъ говорить о тяжкой утрат, и нужно продолжать жизнь, въ которой все будетъ напоминать о только что пронесшейся смерти…
И мы,— сотрудники Н. К. Михайловскаго,— прямо съ могилы должны вернуться въ осиротвшій журналъ, чтобы немедленно приняться за прерванную работу. День за днемъ, мсяцъ за мсяцемъ, вновь и вновь мы будемъ переживать въ немъ ‘горечь утраты своей’.
Это чувство раздлятъ съ нами вс идейные друзья покойнаго. И не только здсь, не въ журнал только, гд мы уже не встртимъ, дорогой учитель, ‘высокихъ и свтлыхъ твореній твоихъ’…
Еще сильне охватитъ насъ это чувство въ жизни — въ дятельности я борьб, въ которыхъ ты былъ для насъ вдохновеннымъ руководителемъ. Тамъ, именно тамъ мы поймемъ, какъ много мы потеряли, кого мы лишились.
Кого мы лишились?
Я помню, какъ долго мы мучались, подыскивая четыре года тому назадъ заглавіе для юбилейнаго сборника въ честь Николая Константиновича. Мы искали слова, одного слова, которое выразило бы нашу мысль и наше чувство,— и не находили его. Этимъ словомъ мы хотли сразу сказать другу-читателю, чмъ былъ для насъ и для него Николай Константиновичъ.
Это былъ непоколебимый ‘утесъ’, о который разбивались мутныя волны, это былъ острый ‘мечъ’, подъ ударами котораго падали недруги. Это былъ высокій ‘маякъ’, помогавшій находить правый путь въ ненастной игл настоящаго, это былъ яркій ‘свточъ’, лучами своей мысли прорвавшій туманныя дали будущаго. Это былъ вождь русской интеллигенціи, цензура ея знаменосецъ. Онъ бодро несъ ея идейный ‘стягъ’, и въ его испытанныхъ рукахъ ни разу не дрогнуло ея
Не знавшее побдъ, но не запятнанное знамя…
Слишкомъ много нужно было вложить въ одно слово. Трудне же всего было сочетать въ одномъ образ непоколебимость утеса, подвижность ‘волны’ и неутомимость ‘прибоя’… Удивительное постоянство нужно было слить воедино со страстной энергіей, чтобы дать понятіе объ этомъ отважномъ борц и глубокомъ мыслител.
Мы ее нашли слова, котораго искали, и я думаю, что въ нашемъ представленіи нтъ другого такого образа. Заглавіемъ для сборника мы взяли выраженіе: ‘на славномъ посту’. Мы смогли указать лишь мсто, какое занималъ Николай Константиновичъ въ нападеніи и въ защит, въ борьб и въ развдкахъ.Я и теперь не сумю сказать, кого мы лишились, я знаю одно лишь: умеръ Михайловскій
И нтъ ему смны на славномъ посту…
Сорокъ лтъ и четыре года,— больше, чмъ въ сказк,— Николай Константиновичъ, если употребить его собственное выраженіе, ‘проходилъ въ одномъ сюртук’. Онъ назвалъ это ‘счастьемъ’. Послднее мы привыкли мыслить, какъ нчто случайное, зависящее отъ причинъ, вн насъ лежащихъ. Не таково было ‘счастье’ Михайловскаго, и не случайно уцллъ его ‘сюртукъ’.
Въ непроходимой чащ теорій и фактовъ, сквозь которую мыслителю приходится пробираться къ истин, легко рвутся ученыя одежды, въ непрестанныхъ схваткахъ съ многочисленными врагами справедливости, борцу не мудрено разбить свои доспхи. Не торною дорогою подвигался къ правд Николай Константиновичъ, и не мало жаркихъ битвъ за нее ему пришлось вынести. Но и со всмъ тмъ, его убжденія до конца остались непоколебленными, его міросозерцаніе все время оставалось единымъ и цлостнымъ.
Наука открывала новые и новые факты, на общественной арен появлялись новыя и новыя силы, возникали новыя теоріи и рушились, выростали новые друзья и недруги, мнялись люди, ихъ настроеніе, ихъ увлеченія, Михайловскій неизмнно оставался врнымъ себ,— своему ученію, которое становилось все боле полнымъ, своей систем, которая длалась все боле стройной. Новые факты лишь углубляли его теорію, новые противники лишь окрыляли его энергію.
Нтъ, это была не случайностъ. ‘Счастье’ Михайловскаго заключалось въ немъ самомъ, въ его удивительной способности охватить своею мыслью всю жизнь — отъ безсознательныхъ движеній несложнаго микроорганизма до самыхъ высшихъ проявленій человческаго духа, отъ зачатковъ первобытной культуры до самыхъ отдаленныхъ предловъ высокоразвитой гражданственности. Счастье заключалось въ его умньи понять общій смыслъ жизни на всемъ громадномъ ея протяженіи, во всхъ безчисленныхъ ея развтвленіяхъ. Счастье заключалось въ его умньи вскрыть основную цль человческихъ стремленій, въ какія бы разнообразныя формы они ни отливались,— въ сттхійныя ли движенія безличныхъ массъ, или въ сознательныя дянія героевъ, имена которыхъ запишетъ исторія.
Центральное мсто въ міропониманіи Николая Константиновича занялъ человкъ. Человческая личность — это лучшее, что дала жизнь во всеобщей борьб за индивидуальность, въ ея совершенствованіи — вся суть историческаго прогресса, ея самочувствіе — единственный критерій всевозможныхъ формъ общежитія. Въ этой простой концепціи нашли себ примиреніе самыя глубокія антитезы, которыя волнуютъ сердце, въ ней нашли себ ршенія труднйшія дилеммы, надъ которыми мучается разумъ. Истина слилась со справедливостью въ великую единую правду. Высокіе идеалы, къ которымъ стремятся единицы, гармонически сочетались съ жизненными интересами, которые двигаютъ массы. Возможность примиренія личности съ обществомъ намтилась въ совершенно конкретныхъ формахъ. Къ великой борьб за эти формы, за общечеловческое счастье одновременно были призваны и оскорбленная честь, и наболвшая совсть.
Человческая личность, взятая со всмъ неисчерпаемымъ богатствомъ ея внутренняго содержанія и со всею безконечною сложностью ея общественныхъ отношеній, оказалась такимъ широкимъ фундаментомъ и такимъ прочнымъ цементомъ, что обоснованное на ней міросозерцаніе устояло десятки лтъ, ни разу не пошатнувшись и ни разу не потребовавъ перестройки. Залогъ его прочности лежалъ въ его всесторонней полнот и внутренней цлостности. И я не сомнваюсь, что пройдутъ еще десятки лтъ, а оно останется столь же незыблемымъ. Мыслитель, который его обосновалъ, безсмертенъ и потому
Не говорите мн: онъ умеръ — онъ живетъ…
Онъ живетъ въ ученіи, которое намъ оставилъ, онъ будетъ жить въ борьб, которую намъ заповдалъ.
Будетъ… Я говорю это съ полною увренностью. Міросозерцаніе, для котораго Н. Е. Михайловскій былъ важнйшимъ теоретикомъ, дало уже достаточно объективныхъ доказательствъ своей устойчивости. Группа, для которой онъ такъ долго былъ вождемъ, уже не мало проявила живучести.
Не разъ уже рдли и таяли ряды борцовъ подъ этимъ идейнымъ знаменемъ… Цлые отряды, увлеченные какимъ-либо однимъ ‘факторомъ’ — мыслью или чувствомъ, какимъ-либо однимъ двигателемъ — идеаломъ или интересомъ, какимъ-либо однимъ классомъ — мужикомъ или пролетаріемъ,— подчасъ далеко уклонялись въ сторону. Но опять приближались увлекшіеся — и вновь разгоралась борьба.
Армія измнялась въ своей численности, но отдльные борцы были непоколебимы въ своей стойкости и беззавтны въ своей преданности. Среди нихъ не мало можно насчитать сохранившихъ въ цлости и невредимости міросозерцаніе, которымъ они овладли, и до конца оставшихся врными знамени, которому они служили.
Не скоро, быть можетъ, дождемся мы мыслителя, который такъ же ярко освщалъ бы наши идеалы, и не скоро, быть можетъ, найдемъ мы вождя, который такъ же высоко держалъ бы наше знамя. Но эти идеалы уже свтятся — и они не погаснутъ, это знамя уже поднято — и отъ насъ зависитъ, чтобы оно не упало. Съ сознаніемъ этой великой отвтственности мы должны вернуться съ кладбища. Мы должны найти и — я врю — найденъ силы для жизни…