Н. А. Лейкинъ.
Н. А. Лейкинъ.
Мученики охоты.
Мученики охоты.
Юмористическіе разсказы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880.
РЫСАЧНИКЪ.
РЫСАЧНИКЪ.
Рысачник, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
— Силантій! Нечего теб бабъ-то подъ папоротки хватать. 3акладай воронаго звря въ двухъ-мстный шарабанъ! кричалъ, выглянувъ изъ окна своей квартиры, среднихъ лтъ купецъ съ рыжеватой подстриженной бородой и въ халат.
— Сейчасъ-съ, Миронъ Митрофанычъ, отвчалъ возившійся на двор съ бабой молодой конюхъ въ нанковой безрукавк и съ серьгой въ ух, далъ баб въ спину послдній тумакъ, и задравъ голову по направленію къ хозяину, прибавилъ: — Не изволили-ли запамятовать, ваше степенство: сегодня у насъ срый зврь на очереди, такъ какъ застоявшись ужъ очень? Только всей и зды ему было, что Пелагею Тихоновну третьяводнясь въ баню возили.
— Сраго пущай Захаръ въ бговыхъ проздитъ. Да новую сбрую съ серебряннымъ наборомъ на воронаго-то!
— Слушаю-съ.
Черезъ четверть часа слонообразный кучеръ Захаръ съ расчесанной громадной бородой, туго сдерживая возжи, вызжалъ изъ сарая на ворономъ звр. Сзади бжалъ конюхъ Силантій На улиц Захаръ ‘промялъ’ рысака на рысяхъ взадъ и впередъ саженъ двсти и осадилъ около крыльца. Конюхъ Силантій схватилъ лошадъ подъ уздцы и началъ отирать ей полой безрукавки запнившуюся уже морду. На воронаго звря смотрли остановившіеся у крыльца дворникъ, какой-то мастеровой и мелочной лавочникъ въ опоркахъ на босу ногу.
— Вишь ты купечеекая-то охота! кивнулъ головой на коня лавочникъ.— Самъ изо-дня въ-день щи съ солониной да кашу жретъ, а смотри какихъ рысаковъ завелъ!
— Слабость! Ничего не подлаешь! отвчалъ кучеръ.— По осени онъ у насъ изъ-за рысаковъ-то обанкрутиться хотлъ. ‘Обанкручусь, говоритъ, уду изъ Питера и конный заводъ заведу. Ежели кредиторскіе капиталы къ моимъ приложить, то на вкъ хватитъ’. Такъ мн и сказалъ.
— Ужъ и теб! усомнился лавочникъ.— Станетъ онъ съ тобой о длахъ разговоръ разсыпать!
— А нтъ, что-ли? Я ему первый другъ. Онъ со мной и въ баню ходитъ. Таперича заортачься я, чтобъ мн за мое наздничество сорокъ рублей въ мсяцъ получить — дастъ. Только зачмъ я супротивъ его буду свою пронзительность показывать? Надо и Бога помнить. Гд житье собачье, такъ это точно, а у насъ овесъ-то несчитанный да и насчетъ сна прижимки нтъ. И такъ ужъ моего куражу надъ нимъ достаточно.
— Что врно, то врно, поддакнулъ дворникъ.— Къ примру, за портерное сиднье: своему приказчику, коли узнаетъ — волосянка полагается, а кучеру Захару ничего, хоть онъ на полъ-дня пропади. Да еще самъ пару пива въ награжденье ему выставитъ.
Изъ подъзда вышелъ купецъ въ фуражк. Сзади слдовала его дородная супруга. Дворникъ и конюхъ сняли шапки. Купецъ подошолъ къ рысаку, потрепалъ его по спин, заглянулъ для чего-то подъ брюхо, смахнулъ рукавомъ съ его морды какую-то пылинку и сталъ садиться въ шарабанъ на мсто-сошедшаго кучера. Сла и купчиха, подсаживаемая подъ задъ кучеромъ.
— Выпоилъ? спросилъ купецъ.
— Выпоилъ, только къ вод онъ былъ не очень-то ласковъ. Коли къ свояку задете, то я подъ сиднье коверъ положилъ. Велите ихнему кучеру нашимъ ковромъ покрыть.
— А что?
— Все лучше, чмъ чужимъ ковромъ. У меня коверъ отъ баловства наговореный. Конь подъ нимъ какъ вкопанный стоитъ. Солдатъ одинъ удружилъ. Надо ему, Миронъ Митрофанычъ, полтину за наговоръ-то пожертвовать.
— Ладно, напомни ужо. Ну, Господи благослови! Держись Пелагея Тихоновна!
Рысакъ помчался, мрно работая ногами. ‘Тсъ’,— шиплъ на него купецъ, натягивая возжи, и гордо смотрлъ по сторонамъ на любующійся его конемъ народъ.
— Какъ дровяной подрядъ спулю благополучно, сейчасъ у Петра Сидорова на гндаго съ подпалинами торговаться начну. По ночамъ даже эта самая лошадь мн грезится, говорилъ купецъ жен.— Вижу это я вчера во сн, что будто иду я по полю, вдругъ Петръ Сидоровъ гндаго подъ уздцы ведетъ и говоритъ мн: ‘бери поводъ, коли удержишь — владй конемъ’, схватился это я, будто, за уздечку, а гндой, какъ взовьется ея дыбы да на меня передомъ-то. Ну, и смялъ.
— То-то ты стоналъ такъ ночью. Я тебя будить, а ты меня за горло… Инда испужалъ.
— Прости, Пелагеюшка. Это я тебя за гндаго рысака съ просонокъ-то принялъ. Пелагея Тихоновна, сиди крпче! Сейчасъ я Терентью Гаврилову носъ утру! крикнулъ купецъ жен.— Вонъ онъ на своемъ яблочномъ детъ. Вахвалишка! У самого лошаденка — двое изъ конюшни ведутъ, двое ноги переставляютъ, да двое въ задъ шестами пихаютъ, а туда-же рысаковой охотой хвастается!
Вмсто обычнаго понуканья, купецъ только щелкнулъ языкомъ и рысакъ его помчался. Неистово затрещали колеса шарабана о мостовую. Терентій Гавриловъ, замтивъ, что его обогнали, тоже пустилъ своего рысака во всю, щелкнувъ возжами.
— Поди! Поберегись! Эй, корзинка! Куда лзешь! Землякъ, что ротъ-то разинулъ! раздались возгласы на переходящихъ дорогу.— Пелагеюшка, оглянись, далеко-ли я его оставилъ? упрашивалъ купецъ жену, спустя нкоторое время.
— Сзади гонится, отвчала та.— Близко.
— Вишь на него удержу нтъ! И куда связался чортъ съ младенцемъ! Заморю вдь. Васька, удружи! Выручи, кобылій сынъ, охотника! сжавъ зубы, бормоталъ купецъ.
Минутъ пятнадцать навсхъ рысяхъ гналъ онъ рысака и очутился на аллеяхъ Екатерингофа. Рысакъ былъ весь въ мыл, храплъ и фыркалъ. Купецъ сталъ его осаживать.
— Ну, что, Пелагеюшка, утерли мы носъ лобазнику-то? спросилъ онъ жену.
— Въ лучшемъ вид утерли, Миронъ Митрофанычъ. Сдался и въ сторону своротилъ.
— То-то. Гд ему, лшему, супротивъ моихъ зврей тягаться! У него и потроховъ не хватитъ. Вотъ у тебя какой мужъ-то! Ну, сослужи ему теперь за это службу. Я подержу коня, а ты сойди на дорогу, возьми въ горсть пыли, да и набросай мн сзади на спину, а потомъ и себя попыли.
— Что вы, Миронъ Митрофанычъ!
— Длай, коли теб приказываютъ! Чего стыдиться? Мсто пустынное.
— Да зачмъ-же одежду портить?
— Вотъ дура! Затмъ, чтобы шику было больше. Сейчасъ прідемъ къ свояку на заводъ, такъ пусть онъ на насъ посмотритъ, какіе мы черти отъ своей зврской охоты.
— Да ей-Богу, не хорошо. Ну, васъ я, пожалуй, попылю, а ужъ насчетъ меня самой — увольте. Бархатный казакъ мой пять четвертныхъ заплоченъ.
— Ступа, да вдь я-же теб его подарилъ! Пыли, говорятъ теб, вовсю! Стравимъ его — новый ліонскій куплю. Моя голенища страдать будетъ, а не твоя.
Жена вышла изъ шарабана и начала обсыпать спину мужа пылью.
— Довольно будетъ съ васъ? спросила она.
— Достаточно. Ну, теперь сама ложись на дорогу въ пыль и поваляйся въ ней! Народу ни души.
— Нтъ, ужъ я лучше перстами себя посыплю! Лечь мн, такъ потомъ и не встать.
— Вишь жиру-то нагуляла сколько! Ну, пылись, пылись, поскорича.
Операція опыленія была выполнена. Жена сла въ шарабанъ. Мужъ пустилъ лошадь шагомъ.
— Ну, вотъ пусть теперь, посмотрвши какіе мы черти, своякъ скажетъ, что мы горе-охотники! Нтъ, при вид такого зврства съ нашей стороны, у него и языкъ на этотъ альбомъ не повернется, закончилъ онъ, и пощелкивая языкомъ, сталъ подзадоривать коня.