Русский театр в Петербурге. Первые три недели сезона, Аверкиев Дмитрий Васильевич, Год: 1864 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 19 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Аверкиев Д. В.

Русский театр в Петербурге. Первые три недели сезона.

‘Эпоха’, No 7, 1864

Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/epokha/1864/Lipoch.htm

РУССКIЙ ТЕАТРЪ ВЪ ПЕТЕРБУР

____

первыя три недли сезона

I. Открытiе сезона. Липочка, комедiя г. Острогорскаго.

Сезонъ открылся комедiей г. Осторогскаго ‘Липочка’, напечатанной еще въ 1861 г. во ‘Времени’. Эта комедiя является на сцену только черезъ три года посл появленiя ея въ печати? Можетъ быть самъ авторъ виноватъ? Не знаемъ. Но нельзя не замтить, что такiя странности повторяются отъ времени до времени. И всегда это случается или съ комедiями Островскаго (‘Доходное Мсто’, ‘Воспитанница’, ‘Свои люди сочтемся’), или съ вещами, хоть сколько нибудь выдающимися изъ обычной колеи нашего репертуара.

Между тмъ иногда очень важно, чтобы пiеса была поставлена в-время, особенно если она не произведенiе чисто-художественное, а бьётъ на вопросъ дня. Такихъ пiесъ избгать не слдуетъ, особенно если он отдланы опрятно, хотя бы вопросъ и ставился въ нихъ слишкомъ наголо (какъ напр. въ Липочк), на безрыбьи и ракъ рыба. Но этого нтъ. И потому, многiя пiесы теряютъ при несвоевременной постановк, изъ модныхъ они становятся просто скучными.

Это тмъ несправедливе, что издлiя гг. Погосскихъ, Дьяченокъ, и прочей братiи не успютъ такъ сказать высохнуть, — глядь ужъ и на сцен явились. Въ ныншнемъ году, по отношенiю къ нимъ, мы замтили прелюбопытное явленiе. Чуть воскресенье, или праздникъ, когда слдовательно есть разсчотъ, что въ театр, что ни давай, будетъ много всякаго народа, много гулящей публики, — глядь, — на афиш красуется какое нибудь изъ подобныхъ произведенiй. Преостроумно, право! И волки сыты, и ‘видимости спасены’, какъ говорятъ французы.

О Липочк собственно, — распространяться нечего. Г. Васильевъ 2-й изъ роли пьяницы-чиновника съ благороднымъ сердцемъ, сдлалъ все, что было можно. Онъ оживилъ это лицо и даже придалъ ему типичность. Роль Липочки исполняла г-жа Нейманъ. Говорятъ, что мы къ ней несправедливы, что она играла, по крайней мр эту роль, просто и даже показала ‘ту искру огня, который зовется талантомъ’. Должно быть, искра эта весьма не велика. И добро бы это повдала С.-Петербургская Нмецкая Газета, фельетонистъ которой столь легкомысленъ, что Осторогорскаго съ Островскимъ смшалъ, — а то напечатано это въ русской серьозной газет. ‘Г-жа Нейманъ держала себя просто.’ Что за особенное достоинство эта простота? Добро бы она врожденная была, а то эта простота есть по нашему мннiю просто новый родъ рутины. Да, ко всевозможнымъ рутинамъ, теперь прибавился новый: простота la г-жа Снткова 3-я. Это была актриса не безъ таланта, хотя мы ршительно не понимаемъ тхъ голубино-нжныхъ воркованiй, которыми до сихъ поръ еще угощаютъ нкоторые фельетонисты своихъ читателей, по случаю оставленiя г-жой Снтковой сцены. Мы сказали что она была актриса не безъ таланта, разъ въ жизни онъ сколько нибудь проявился при исполненiи ею роли ‘Катерины’ въ ‘Гроз‘. На сколько ей удалась эта роль, — говорить здсь не мсто, но дло въ томъ, что разъ выучившись тону, г-жа Снткова уже не могла избавиться отъ него и вс роли пла на этотъ тонъ. Многiе и многiя подумали, что вся суть именно въ томъ тон, прiобрсти себ тонъ и манеры г-жи Снтковой и ладно будетъ и будешь имть ты успхъ. Къ числу этихъ многихъ принадлежитъ и г-жа Нейманъ. Въ Липочк она старалась и ходить, и глазами поводить, и руки на груди складывать, и томно голову на бокъ держать, какъ это длывала г-жа Снткова 3-я. Въ этомъ, должно быть, и заключается та ‘искра того огня, который называется талантомъ’. По нашему этотъ огонь называется рутиной. Впрочемъ, толковать объ этомъ много нечего, благо г-жа Нейманъ не кричала и не ломалась? Такая скромность похвальна, но она не можетъ назваться скромностью таланта. Пусть себ г-жа Нейманъ изображаетъ Липочекъ, надо же отдыхъ давать актрисамъ талантливымъ, — но пусть она откажется отъ того, что ей очевидно не подъ силу, особенно отъ роли Катерины въ Гроз¹.

Липочка прошла вообще довольно сносно, благодаря игр (о г. Васильев 2-мъ мы уже упоминали) г-жи Линской и г-на Зуброва. Г. Горбуновъ изображалъ лакея и не смотря на вс усилiя ничего сдлать изъ роли не могъ, потому что изъ ничего — ничего и не выйдетъ. Роли этой ему играть не слдовало, тмъ боле, что есть роли, которыя играть ему слдуетъ, а онъ въ нихъ не появляется.

II. Бдная Невста Островскаго.

Возобновленiемъ Бдной Невсты мы обязаны г-ж Брошель, кром нея, роль Марьи Андреевны играть некому, т. е. ршительно некому. Это говорится на тотъ случай, чтобы не вздумали завести чередовокъ, чтобы не отдали — избави Боже! — этой роли наприм. г-ж Нейманъ, для показанiя той искры огня и т. д.

Личность самой бдной невсты, по справедливому замчанiю Ап. Ал. Григорьева, есть только задача глубокаго женскаго характера, а потому актрис исполняющей эту роль предстоитъ великое дло: восполнить эту задачу, оживить ее, одть плотью и кровью. Есть надъ чмъ потрудиться! Въ то же время, малйшiй пересолъ, нерасчотливость въ веденiи роли, — погубять ее. Одна невыдержанность тона, несвоевременный порывъ чувства — и все дло пропало. Сыграй напр. актриса сцену 2-го акта, въ саду съ Милашинымъ, слишкомъ патетически — трудно ей будетъ идти crescendo до четвертаго акта, не говоримъ уже о томъ, что слишкомъ рзкое выраженiе страсти повредитъ глубин изображаемаго характера.

Такiя трудности предстояло побдить г-ж Брошель. Не забудемъ еще, что это была первая большая роль, доставшаяся на долю этой даровитой артистки. И г-жу Брошель можно поздравить съ побдой. По первымъ двумъ актамъ мы боялись за г-жу Брошель и только въ четвертомъ убдились, что играя ихъ необыкновенно сдержанно, она доказала несомннное художественное чутье. Въ первыхъ двухъ она была слаба и по другимъ причинамъ, которыя мы объяснимъ ниже. Но за то четвертый актъ былъ истиннымъ торжествомъ г-жи Брошель. Эта постепенность веденiя роли, это горе, которое становится все горше, все безутшнй, этотъ надорванный голосъ — объ этомъ можно говорить съ серьезной похвалой! Да, большой талантъ обнаружился въ этомъ четвертомъ дйствiи. Та ‘умренность’, которую рекомендуетъ принцъ Гамлетъ актеру, и ‘которую, по его словамъ, долженъ прiобрсти и рождать‘ всякiй актеръ во время осуществленiя замысла поэта, которая придаетъ ‘кротость самому потоку, бур и такъ сказать урагану страсти’, — этой умренностью, говоримъ мы, свойственной только большимъ талантамъ, обладаетъ и г-жа Брошель. О, мы можемъ вообразить себ какъ бы играли роль Марьи Андреевны наши заслуженныя артистки въ род г-жи едоровой! Знаемъ какими ломанiями и кривлянiями сопровождалась бы сцена истерики и игры въ карты. Пусть безпристрастные фельетонисты упрекнутъ театральное обозрнiе ‘Эпохи’ въ новомъ увлеченiи. Что длать… Ужъ несчастiе у насъ такое увлекаться талантами.

Да, истинно прекрасна была г-жа Брошель въ четвертомъ акт. Одинъ голосъ чего стоитъ, этотъ задушевный контральтъ, отъ котораго въ душ накипаютъ слезы! Это энергическое и выразительное лицо? Особенной красотой поражаетъ оно въ нкоторыхъ сценахъ, живой, сердечной красотой, если такъ можно выразиться!

Талантъ г-жи Брошель растетъ не по днямъ, а по часамъ. Въ Пушкинской ‘Русалк’ еще много не доставало ей со стороны чисто вншняго исполненiя роли, въ ‘Бдной Невст’ эти недостатки побждены. Ни одной рутинной ноты, ни одного заучоннаго движенiя. И то сказать, что ‘Русалка’ можетъ быть только внцомъ созданiя актрисы опытной, и не подъ силу — актрис начинающей.

И такъ, г-ж Брошель остается только идти впередъ. Мы не станемъ, подобно нкоторымъ, отговариваться, что г-жа Брошель еще дебютантка, для насъ она актриса серьозная, боле, — единственная вполн серьозная женьпремьерка (выражаясь на варварскомъ театральномъ жаргон) и потому мы обращаемся къ ней съ требованiями серьозными. Мы видли въ исполненiи роли Марьи Андреевны горячее, неподдльное, молодое чувство, мы видли умъ, но этого еще мало. ‘Чего-жъ вы еще хотите?’ спросятъ насъ. Мы хотимъ бездлицы, можетъ быть по вашему, а по нашему главной задачи театральнаго искусства, мы хотимъ живаго лица, типа. ‘Но г-жа Брошель еще такъ молода, это со временемъ еще придетъ’! Дай Богъ! Но тмъ немене этотъ недостатокъ г-жи Брошель мы высказываемъ прямо и конечно это обусловливается нашимъ глубокимъ уваженiемъ къ ея прекрасному дарованiю.

Марья Андреевна, какъ мы сказали выше, есть задача глубокаго характера: сильной, умной и высоконравственной женщины. Это выступаетъ особенно въ пятомъ акт. Говорятъ этотъ актъ лишнiй, дйствiе оканчивается въ четвертомъ. Но чт-бы была Марья Андреевна безъ этого пятаго акта? Какая глубокая задача была положена авторомъ? Вдь это была-бы просто обыкновенная двушка, ничего особеннаго въ себ не заключающая. Пала-ли она передъ бдой, или нтъ? Убиты-ли ее нравственныя силы или хотятъ найти себ исходъ? Неужели ршенiе этихъ вопросовъ лишнее дло? Въ томъ то и дло, что она не пала, что несчастiе не ослпило ее, что оно породило въ ней

Иныя строгiя заботы,

Иныя строгiя мечты.

Изъ двушки доброй и увлекавшейся Меричемъ, (но увлекавшейся потому, что нечмъ и не кмъ было ей больше увлечься, потому что молодыя, богатыя силы просились наружу), она становится женщиной. И эта женщина вноситъ весь свой пылъ, всю свою страсть въ стремленiе сдлать изъ Беневоленскаго человка. Она выростаетъ, ее узнать нельзя, она иначе говоритъ, иначе смотритъ, она полна великости своей задачи. ‘Не онъ, такъ дти’, утшаетъ она себя сама. И эта женщина, эта полная самоотверженiя и любви женщина, не такъ рдко встрчается въ русской жизни, какъ вы думаете. И везд она встрчается, во всхъ классахъ, и ею крпка наша русская семья. Вы улыбаетесь? ‘Какъ это благородно съ вашей стороны!’ отвтимъ мы вмст съ Марьей Андреевной и вмст съ Добротворскимъ утшимъ ее тмъ ‘что зври лютые — и т укрощаются’.

Такъ понимаетъ и такъ исполняетъ эту задачу, помченную авторомъ, генiальная русская актриса К. В. Васильева въ Москв. А такъ-ли поняла эту роль г-жа Брошель? Нтъ, у нея пятый актъ вышелъ слабъ, вышелъ лишнимъ. Голосъ Марьи Андреевны долженъ звучать тутъ смло и сознательно, уже не слышно въ немъ тхъ надорванныхъ нотъ, что въ четвертомъ акт, и горе, охватывающее ее въ конц, сильне и глубже прежняго. И предчувствiе этого, возможность этого, должна быть ясна въ исполненiи всей роли.

Вотъ къ чему должна стремиться г-жа Брошель. ‘Неумренныя требованiя’! Пусть неумренныя! Думаемъ, что даровитая артистка не постуетъ на насъ за эту неумренность.

Попытку на созданiе живого лица мы замтили у г-жи Брошель при исполненiи ею роли Даши въ ‘Мишур’.

Именно въ начал, при первомъ появленiи Даши на сцену, но дальше ничего не вышло. А не вышло потому, что изъ ничего — ничего не сдлаешь и конечно актриса везд была выше автора. (Да и вообще скучную ‘Мишуру’ актеры гг. Шумскiй, Васильевъ 2-й, Зубровъ, Сосницкiй, Малышевъ и г-жи Брошель и Александрова 1-я вынесли, что говорится, на плечахъ).

Что значитъ живое лицо, типъ — г-жа Брошель можетъ видть въ исполненiи г-жой Линской ролей старой Кабанихи, и Лукерьи Даниловны и Василисы Перегриновны. Вдь этихъ образовъ, созданныхъ высокодаровитой актрисой, во вкъ не забудешь. Что касается до исполненiя роли Хорьковой, — то исполненiе г-жи Линской было слабо. Правда, у Островскаго это лицо очерчено не ясно, но г-ж Линской слдовало, по нашему, основаться не на одномъ только: что Хорькова ‘женщина хотя необразованная, но чувства иметъ деликатныя и можно даже сказать облагороженныя’, а на любви къ сыну. ‘Вдь любятъ’! какъ говоритъ самъ Хорьковъ.

Да что далеко ходить, въ той-же Бдной Невст г-нъ П. Васильевъ создалъ изъ Милашина лицо въ высшей степени комическое и типическое. Это надутое, глупое самодовольное лицо, это неугомонное задорное самолюбiе, ни на чемъ неоснованное, это неумстное сованiе носа во все гд его не спрашиваютъ, — неужели это не лицо, не типъ? Вдь такiе типы создаютъ только генiальные актеры, вдь такъ выдерживаютъ до конца роль только немногiе избранные.

Вспомните его послднiй монологъ, вспомните, какъ онъ бросалъ ‘злостные’ взгляды на Беневоленскаго! Вдь это лицо до того глубоко задумано П. В. Васильевымъ, что невольно спрашиваешь себя: ‘кто изъ насъ, хоть разъ въ жизни, не былъ Милашинымъ’? И это игралъ актеръ, который такъ трагически хорошъ въ Льв Краснов.

А сцена игры въ карты! Новый театральный обозрватель ‘Голоса’, начало дятельности котораго мы отъ души привтствуемъ, прекрасно замтилъ, что эта сцена обязана успхомъ не одной г-ж Брошель, но и г. Васильеву 2-му. Да, эта сцена производитъ впечатлнiе дуэта хорошо разучннаго, П. Васильевъ оттнялъ необыкновенно искусно игру г-жи Брошель. Эта ‘милашинская’ грусть, эта ложная печаль (ложная, по возможности основнаго чувства, хотя и дйствительно чувства) была передана превосходно. Вотъ что значитъ создавать типы, не-бось, не сбился актеръ, есть у него сердечныя, трагическiя ноты, страсть главное основанiе его таланта, и эту-же страсть онъ можетъ заставить служить отрицательно, на-ровн съ глубокопотрясающими нотами, онъ уметъ извлекать и глубоко-комическiя!

Г-жа Брошель, снова возвращаемся къ ней, изъ этого примра можетъ наглядно понять чего именно мы отъ нея требуемъ. И вотъ что еще: ей необходимо надо по возможности разнообразить свой репертуаръ. Отчего-бы ей не попробовать напр. сыграть роль Полины въ ‘Доходномъ Мст’? Пора, наконецъ, бросить рутинныя дленiя амплуа, пора раздлять роли по внутреннимъ свойствамъ талантовъ, а не по вншнимъ ерлыкамъ рутины. Сiя рутина причиной того, что роль Полины напр. полагается на долю водевильныхъ канареекъ. Вдь не на Лизахъ-же оминыхъ, не на мишурныхъ Дашахъ, не на роляхъ болотнаго репертуара развиваться молодому, сильному дарованiю! Тмъ, что будешь участвовать въ ‘Тан’ не далеко уйдешь.

Г-нъ Малышевъ исполненiемъ роли Хорькова показалъ, что идетъ впередъ. Роль, скажемъ откровенно, исполнена не удовлетворительно, актеръ былъ ниже роли. Но намъ дорого то, что въ четвертомъ акт звучали настоящiя ноты, хотя и въ перемжку съ ложными. Нкоторое было произнесено вполн прекрасно. Еще боле понравился намъ г. Малышевъ въ Мишур, въ роли молодого Зайчикова. Эту роль игралъ онъ вполн просто и высказалъ много неподдльнаго чувства.

За то другая нкогда надежда нашей сцены, г. Нильскiй, чмъ дальше, тмъ становится плоше. И счастье еще, что порой онъ бываетъ не въ удар, играетъ блдно, и чувствiй своихъ не высказываетъ. А то просто хоть изъ театра бги вонъ. Нкоторые находятъ, что г. Нильскiй играя дурно роли, подобныя роли ‘Мерича’, возбуждаетъ къ симъ персонажамъ отвращенiе и симъ приноситъ нкоторую моральную пользу. Мы не изъ числа такихъ утилитарныхъ моралистовъ. Г-нъ Нильскiй изображалъ, конечно, того ‘миленькаго штатскаго’, къ изображенiю котораго онъ такъ привыкъ. Но въ такого молодца разв старуха Уланбекова влюбиться можетъ, а никакъ не Марья Андреевна.

Г-жа Громова (мать) и г-жи Волкова и Рамазанова — дла не портили и играли вообще весьма удовлетворительно, но за то г. Шемаевъ въ роли Добротворскаго былъ зло неудовлетворителенъ, какъ вообще во всхъ исполняемыхъ имъ роляхъ. Г-нъ Шемаевъ актеръ по невол, потому что окончилъ курсъ въ театральномъ училищ. Игралъ онъ, конечно, безцвтно, — но и этого довольно. Какъ довольно? Да такъ. Вообразите, что роль Добротворскаго игралъ-бы г. Бурдинъ, или г. Яблочкинъ, или г. Марковецкiй, — Боже, какого трагизма напустили-бы они! Особенно въ конц третьяго акта. Увы! наша труппа столь небогата что счастье если роль занимаетъ скромная бездарность.

Роль Беневоленскаго игралъ г. Зубровъ, и во 2-мъ акт не безъ успха, — но въ пятомъ ясно обнаруживалъ, что роль имъ совершенно необдумана. Г. Зубровъ схватилъ одну вншнюю комичность и вышелъ Беневоленскiй однимъ изъ подставныхъ жениховъ нашихъ драматурговъ. А на Остроскаго въ этомъ случа пожаловаться нельзя: онъ очертилъ Беневеленскаго съ разныхъ сторонъ. Онъ показалъ, что его любили, онъ показалъ, что Марья Андреевна нкоторое влiянiе начинаетъ имть на этого ‘звря лютаго’, онъ показалъ, что умомъ добился всего этотъ секретарь, что трудную и тяжолую жизнь велъ и иметъ право, по своему, гордиться этимъ. Ни одна изъ этихъ чертъ не была принята въ соображенiе г. Зубровымъ, даже солидности въ немъ не было, солидности, которая такъ комически разъигрывается въ желанiи поучиться танцовать, чтобы не имть никакихъ недостатковъ. Вотъ еще одна изъ причинъ почему пятый актъ показался лишнимъ. Особенно непростительно это такому умному актеру, какъ г-нъ Зубровъ.

А Дуня, спросите вы? Дуни — увы! — не было. Мы уже не разъ упоминали, что театральное приличiе не дозволяетъ поэтическимъ созданiямъ появляться на сцен александрынскаго театра. Въ Отелло вычеркивается Бьянка, въ Царской Невст портится роль Любаши. Неприлично, согласитесь сами, неприлично. Вдь во всхъ этихъ личностяхъ есть поэзiя, есть жизнь, вдь они съ любовью, съ горячей любовью очерчены поэтами. Нтъ-съ. Не прилично. Но въ Москв была-же Дуня? То въ Москв, тамъ другое дло, то городъ русскiй, нецивилизованный, простой. А у насъ образованiе, цивилизацiя-съ, парке и сосьете, какъ говоритъ гоголевская чуйка въ Разъзд. У насъ за то канканъ въ ‘Десяти Невстахъ’, у насъ за то камелiи г-на Дьяченко, камелiи г-на С. Соловьева, у насъ за то сцена соблазна въ ‘Друзьяхъ-Прiятеляхъ’. Вотъ наша поэзiя, вотъ наши ‘загулявшiя’ женщины! И мы довольны. И наша критика довольна. Ну, кто изъ нашихъ театральныхъ обозрвателей, кром нашего покорнйшаго слуги, обратитъ вниманiе на такую мелочь? Въ газетахъ и не упомянули даже объ этомъ. Да и стоитъ-ли? Вдь у насъ фельетонъ собственно. Гд намъ театромъ серьозно заниматься? Намъ надо поговорить о скачкахъ, съ восторгомъ разсказать какъ гндой жеребецъ оставилъ за флагомъ срую кобылу, мы съ восхищенiемъ говоримъ о статьяхъ скаковыхъ и рысистыхъ лошадей, и если останется мсто въ фельетон, то мы проведемъ черту и напишемъ: Теперь о театр. И начнемъ съ тмъ-же жаромъ и одушевленiемъ, какъ о скачкахъ, говорить и о театр.

Да и чего, скажутъ намъ, вы выдумали, что театромъ надо заниматься серьозно, что это дло народное? Мы о народномъ театр не прочь потолковать, но въ качеств просвтителей грубой массы, въ качеств раtres conscripti, въ качеств, наконецъ, людей читавшихъ французскiя и всякiя другiя брошюры.

Въ Петербург театръ развлеченiе, какъ скачки, какъ фейерверкъ. А теперь еще г. Блонденъ, его аттическiя позы на канат, его значенiе во всемiрной исторiи! Мы смотримъ на театръ съ точки зрнiя петербургскихъ дамъ (дамъ милыхъ и очаровательныхъ, но нсколько… Какъ бы это такъ сказать… Ну, однимъ словомъ милыхъ и очаровательныхъ), мы такъ, отъ скуки ходимъ въ театръ. О серьозныхъ требованiяхъ жизни мы мастера поговорить, потому это мода. А о театр серьозное говорить? Избави Боже. Все серьозное, да серьозное, это наконецъ скучно. Но взявшись за гужъ, не говори, что не дюжъ. Выставивъ своею задачею народный, серьезный театръ, — мы должны напоминать объ этомъ, должны бороться противъ театральнаго дилетантизма, противъ легкомысленныхъ отзывовъ о театр. Не пропащее-ли это дло?

Ну, кто подумалъ о Дун? Кто заступался за нее? Кому жаль, что эта роль вычеркнута? Что черезъ это теряетъ пятый актъ ‘Бдной Невсты’? Кром насъ, объ этомъ пожалетъ разв та талантливая актриса, у которой такимъ образомъ отнята одна изъ лучшихъ ролей.

Еще не мало способствовало неуспху пятаго акта — нетипичность лицъ являвшихся смотрть свадьбу (разв кром барышень), этого своеобразнаго русскаго хора. Обставить это вовсе не мудреное дло, тутъ можно и даже должно выучить исполнителей тону. Это дло г. режиссера, но г. Вороновъ, какъ видно, на это не мастеръ. Ну, отчего г. Горбуновъ не является въ пятомъ акт, напр. въ роли одного изъ молодцовъ? Вдь играетъ онъ лакея въ ‘Липочк’ — роль тамъ ему пустая, нисколько не типическая, и сдлать изъ нея онъ ничего не можетъ.

Изъ этого разбора читатель видитъ, что хотя, по видимому, ‘Бдная Невста’ обставлена хорошо, но въ сущности это случайность, игра отдльныхъ актеровъ, а обстановки-то не было. Обстановка важное дло.

III. Шумскiй въ Петербург.

Шумскiй въ Петербург — и наша критика оживилась, появились подробные разборы его игры, мы стали ходить въ театръ. Наша критика, являющаяся обыкновенно единственно на бенифисы, за матерiалами для фельтона, — посщаетъ прилежно театръ. Радуетъ-ли насъ это оживленiе? Нисколько. Это все искусственное возбужденiе.

Для Шумскаго забывается все. Въ ‘Голос’ намеки на г. Самойлова, именно что онъ плохой актеръ. Въ ‘Сын Отечества’ — намеки въ другую сторону.

Остановимся на минуту на этомъ. Мы уже упомянули, что въ ‘Голос’ — новый театральный обозрватель. Это видно по тону. Мы конечно рады, что избавлены отъ чтенiя произведенiй прежнихъ театральныхъ обозрвателей ‘Голоса’.

И такъ, сочувственно встрчая дятельность новаго фельетониста, мы прямо выскажемъ о немъ наше мннiе. Съ одной стороны онъ явилъ строгость непомрную, съ другой мы боимся, что къ театральной рутин онъ будетъ относиться снисходительно, что онъ будетъ напр. сквозь пальцы смотрть на бенгалику г-на Бурдина на томъ основанiи, что ‘онъ у насъ одинъ’. Преслдовать надо эту рутину, въдается она во все, тормозитъ театральное дло. Строгость дло хорошее, да не совсмъ. Кчему такъ строго и пренебрежительно смотрть на г-на Самойлова? Ужъ будто онъ и безъ таланта? Будто въ немъ погибель нашей сцены? Что за кавалерскiя отношенiя! Къ чему въ тоже время не назвать его прямо, по имени, а ограничиться намекомъ? И будто ужъ никто изъ игравшихъ съ Шумскимъ не стоитъ разбора? И П. В. Васильевъ въ роли напр. хоть Расплюева? Строгость ужасная! Эпитеты ‘пошлйшiй’ и тому подобные такъ и летятъ ².

Увы! вообще отношенiя нашей критики къ театру ужасно вншнiя. Ну, постаралась-ли критика, напримръ, опредлить сущность и свойства огромнаго таланта, г. Шумскаго? Ничуть. Все что мы читали ограничивается тмъ, что Шумскiй умный и талантливый актеръ. Но къ кому нельзя примнить этихъ эпитетовъ. Почти ко всмъ актерамъ выдающимся изъ общей среды. Опредляется-ли этимъ не только сущность, но даже объемъ таланта?

Постараемся, по мр силъ, опредлить свойства таланта г. Шумскаго. Необыкновенная обдуманность, простота и благородство движенiй, звучный, обработанный голосъ, тонкая расчетливость въ веденiи роли, врность задуманному типу до конца и нкоторая холодность въ исполненiи, которая является иногда неизбжно, какъ слдствiе расчотливой сдержанности — таковы, по нашему мннiю, главныя основы дарованiя Шумскаго. Игра Шумскаго никогда не поражаетъ съ перваго взгляда, какъ всякая необыкновенно умная игра, Шумскiй постоянно хочетъ постепенно раскрывать роль, развертывать свои силы все больше и больше, въ послднемъ акт ярче и очевидне представить т черты, которыя намчены въ первомъ. Иногда это поразительно: таковъ онъ именно въ Кречинскомъ, лучшей его роли по исполненiю. Въ первомъ акт, его отношенiя къ Лидочк просто любезны, онъ ей желаетъ нравиться вншними прiемами, вншними блестками ума, но въ тоже время видно, что за этимъ кроется что-то боле привлекательное для женщины. Во второмъ: онъ въ плохихъ обстоятельствахъ, опустился, но энергiя и умъ, нашедшiй-себ исходъ въ плутовств, несовсмъ покинули его. И какъ онъ оживляется въ конц! Но при всемъ томъ вншнiе, условные премы барства не покидаютъ его, онъ не забывается отъ радости, онъ по прежнему холодно вжливъ, прежде всего и паче всего — онъ человкъ высшаго общества, всесовершенный comme il faut. Въ третьемъ акт Кречинскiй является въ полномъ блеск, у Лидочки онъ затрогиваетъ самыя нжныя струны, змемъ-искусителемъ смотритъ онъ, когда спрашиваетъ: ‘гд бьется?’ А какая энергiя просыпается въ немъ, когда является Нелькинъ. Какъ благородно, въ тоже время какъ прилично онъ негодуетъ! Въ игр Шумскаго становится понятнымъ поступокъ Лидочки и слова: ‘опять женщина!’

Если роль Кречинскаго замчательнйшая по исполненiю, то для опредленiя объема Шумскаго таланта очень важна роль Жадова, которую по мннiю нкоторыхъ ему вовсе играть не слдовало. О Жадов толковали много, но правильнаго взгляда, какъ кажется, еще никто не высказывалъ. Жадова разсматриваютъ какъ попытку Островскаго создать положительный типъ. Задача Островскаго была поглубже: онъ хотлъ изобразить слабаго человка, ‘сердце котораго размягчено образованiемъ’, по его собственнымъ словамъ, въ столкновенiи съ орлами стараго чиновничества. Задача жизненная, а не головная, хотя и неудавшаяся автору. Громкiя фразы о гражданской доблести, по случаю Жадова раздающiяся еще до сихъ поръ, по нашему, крайне смшны и доказываютъ, что Жадовъ меньше фразёръ, чмъ т, которые столь яро нападаютъ на него за фразёрство. Что-же слдовало сдлать актеру? Понять задачу автора и по возможности восполнить ее. Такъ и поступилъ Шумскiй. Т, которые хотли видть въ Жадов фразёра — конечно остались недовольны игрою Шумскаго. У Шумскаго Жадовъ явился именно слабымъ, но мягкосердечнымъ человкомъ. Это было ясно везд. Онъ не говорилъ громко, не забрасывалъ словами, скорй напротивъ было очевидно, что онъ не можетъ передать того, что чувствуетъ. Онъ мягкiй человкъ, какой-то необыкновенной кротостью, переходящей въ слабость, дышутъ его отношенiя къ Полин. Привязанность къ Полин на первомъ план, онъ и Полин совтуетъ руководиться влеченiями сердца. Это было основнымъ мотивомъ Жадова-Шумскаго. Оттого онъ не кричалъ въ пятомъ акт, заключительная рчь его не была грозной филипикой. Оттого онъ такъ глубоко понялъ значенiе третьяго акта. Безъ сомннiя, самыя сердечныя ноты, звучавшiя когда-либо изъ устъ Шумскаго, звучали именно здсь. Какой глубокiй смыслъ онъ придалъ этимъ заключительнымъ словамъ, слезами звучали они, эти ‘Лучина, лучинушка, березовая!’ Да, какъ лучинушка не ясно горитъ и не вспыхиваетъ, — такъ не горятъ думы, не вспыхиваетъ энергiя у этого слабаго человка. Кто уметъ такъ понимать роль, кто уметъ придавать такое глубокое значенiе сцен, — про того нельзя сказать, чтобъ ему не слдовало играть роли Жадова. Мы понимаемъ почему г. Шумскiй игралъ эту роль дважды. Мы не знали-бы, безъ этой роли, къ какой задушевности способенъ этотъ актеръ! А неужто задушевность малое свойство? Не ее-ли мы должны цнить въ актер выше всего?

Высокой и тонкой игр Шумскаго въ Жадов недоставало обстановки. Ну какой орелъ г. Григорьевъ? Какой онъ баринъ въ Вышневскомъ? Во всемъ сквозитъ его единственно годная спецiальность: играть отставныхъ солдатъ. Роль Юсова, какъ извстно, совершенно не въ средствахъ П. Васильева. Онъ играетъ ее потому, что другiе, создавая, будутъ несносне, чмъ онъ, плохо исполняя эту роль. А если-бы у насъ былъ актеръ, какъ Садовскiй, для подобныхъ типовъ. А еслибы П. Васильевъ игралъ, какъ ему и слдуетъ, Досужева! Какъ-бы тогда вышла сцена въ трактир! Но ‘замчательнаго юриста и веселаго человка’ играетъ г. Горбуновъ, и играетъ безцвтно, но это еще слава Богу, а то взялся эту роль играть г. Озеровъ. Начиналъ онъ гд нибудь вроятно, что положенiе Досужева одно изъ трагическихъ и вздумалъ изобразить его трагически, т. е. по-просту пустилъ въ ходъ трагическое ржанiе. Мало этого, передавая рчи московскихъ купчихъ, онъ напиралъ въ выговор на 3,. Скоро ли это выведется! Въ отношенiяхъ Жадова-Шумскаго къ Полин также не доставало поддержки со стороны актрисы. Г-жа Подобдова 2-я везд одинакова и везд говоритъ заучонымъ тономъ, также какъ и г-жа Денисова, игравшая Юленьку, и которая очевидно начинаетъ поглощать роли. Является она часто, и везд одинаково плоха и безцвтна. Роль Юленьки играла прежде, сошедшая со сцены, г-жа Спорова, играла, правда, грубовато и рзко, но не безъ таланта. Есть актрисы на эту роль поталантливе г-жи Денисовой, напр. г-жа Стрльская. Чтобъ оцнить по достоинству г-жъ Денисову и Подобдову 2, стоитъ походить по любительскимъ спектаклямъ. Тамъ въ водевиляхъ, часто являются воспитанницы — экстерны театральнаго училища. И говорятъ они тмъ-же тономъ, какъ дв названныя актрисы, и держатъ себя также на сцен — чт выучка-то значитъ! Органчикъ, чистйшiй органчикъ!

Но возвратимся къ Шумскому. Выше выставленная нами характеристика его игры, по нашему, объясняетъ многiе изъ его недостатковъ. Такъ, сдержанность и расчотъ въ веденiи роли нсколько повредили третьему акту Ревизора. Шумскiй развернулся только въ четвертомъ и тамъ дйствительно былъ истиннымъ Хлестаковымъ, милйшимъ и пустйшимъ малымъ. Одна сцена прощанья чего стоитъ! Сколько увлеченья! Видишь, что Иванъ Александровичъ съ полной увренностью прощается съ Анной Андреевной какъ съ маменькой, и съ Марьей Антоновной какъ съ невстой. Впечатлнiю игры Шумскаго въ роли Хлестакова мшаетъ еще то обстоятельство, что печатный Хлестаковъ во многомъ отличается отъ сценическаго. Дло въ томъ, что роль Хлестакова передлана Гоголемъ вся цликомъ. Особенно, третiй актъ. Надо бы, конечно, играть по новому изданiю, — но это не отъ актеровъ зависитъ. Надо, чтобы комитетъ утвердилъ передлку Гоголя. Вдь не хотли же вставить при первой постановк сцену въ начал IV акта, на что жалуется Гоголь. И вотъ черезъ 28 лтъ все еще сцена не включена.

Въ роляхъ стариковъ, напр. Кубышкинъ (въ ‘Старшая и Меньшая’) учителя Иванова и Добротворскаго, Шумскiй былъ также великолпенъ. Но знаете ли что? По нашему, эти роли не суть важнйшiя роли Шумскаго. Какъ ясно, что ему ихъ играть такъ легко, просто ничего не стоитъ. Не въ эту сторону долженъ развиваться талантъ Шумскаго. Не Добротворскаго слдуетъ играть ему, а Мерича. Вотъ роль, надъ которой ему стоитъ поработать, и онъ единственный актеръ въ настоящее время, на обихъ столичныхъ сценахъ, который можетъ исполнить эту роль какъ слдуетъ. Точно также не Загорцкаго слдуетъ играть ему въ ‘Горе отъ ума’, а Чацкаго, онъ также единственный возможный въ настоящее время Чацкiй. И за Шекспира слдовало бы ему приняться. Роль Кента въ Лир, про которую Дружининъ совершенно справедливо замтилъ, что хорошiй актеръ въ ней убьетъ маломальски слабоватаго Лира — роль Кента, говоримъ мы, стоитъ того, чтобы Шумскiй занялся ею. Не говоримъ уже о Бенедикт въ ‘Много шуму изъ Пустяковъ’, кстати: эта пiеса не играется, а прекрасно переведена Кронебергомъ. А еще жалуются, что нечего играть!

И даже — пусть ужасается рутина! — на роль Ромео нтъ лучшаго исполнителя, какъ Шумскiй. Т задушевныя ноты, которыя звучали въ Жадов, подтверждаютъ наше мннiе. Право, Шумскому стоитъ подумать о развитiи своего огромнаго таланта. И жаль, что въ Петербург Шумскiй не попробовалъ себя въ какой нибудь новой роли. А то онъ выбралъ для своего бенефиса произведенiе болотнаго репертуара ‘Таню’ — архистрашнйшую драму г. С. Соловьева. Неужто нужно было непремнно новую пiэсу, т. е. новую по заглавiю? Вдь вся она созданiе рутины, вдь въ такихъ пiесахъ подъ-стать отличаться только г. г. Бурдинымъ, Марковецкимъ и компанiи. И диви-бы у Шумскаго была здсь особенно удавшаяся ему роль, а то нтъ, роль безъ сомннiя самая удачная изъ всхъ игранныхъ г. Шумскимъ, роль, какъ говорится въ футляр, вншняя роль. Скучна эта ‘Таня’ до одури, только и есть одна сколько нибудь живая сцена, но сцена чисто водевильная, — какъ благодтельная особа заставляетъ свого благодтеля согласиться на свадьбу его сына. Сцена водевильная и разыграна она была г. Шумскимъ и г-жею Брошель такъ, какъ хорошiе актеры въ водевиляхъ разыгрываютъ сцены. Намъ случилось встртить въ печати мннiе, что г-жа Брошель оттнила, въ изображаемой ей благодтельной камелiи, русскую, неграмотную камелiю. Удивляемся, какъ это удалось ей оттнить несуществующiй типъ. Русская камелiя, да еще неграмотная! Сколь это трогательно и нжно! Вотъ что значитъ, когда нтъ пищи ни уму, ни сердцу, поневол приходится сочинять воображенiю. Есть у насъ ‘загулявшiя’ женщины въ род Дуни, да он неприличны на сцен.

Но что, одинъ вечеръ куда ни шло! А то ‘Таню’ играли въ пятницу, играли въ воскресенье, и на слдовавшей недл назначена она два раза. А ‘Бдную Невсту’ смотрится зново. Нечего сказать, можно развиться таланту г-жи Брошель въ подобныхъ роляхъ! А тутъ еще г. М. Р., въ своей розовой заботливости о всхъ юныхъ талантахъ, совтуютъ осторожно обходиться съ талантомъ г-жи Брошель, т. е. по-просту не выпускать ее на сцену. Мало того, репертуаръ почти всей будущей недли состоитъ изъ пiесъ болотнаго репертуара. Ставятъ какую-то ‘Разбитую жизнь’, драму россiйскую съ французскаго переложенную, гд вроятно, какъ и въ ‘Тан’, будутъ барышни умирать самымъ благороднйшимъ образомъ, подъ музыку.

Кстати, кончимъ ужъ за упокой. Обстановка многихъ пiесъ, гд участвовалъ Шумскiй пошл до крайности. Особенно неудачно поставлена въ ‘Чужомъ пиру похмлье’. Г. Бурдинъ, въ роли Кита Китыча, ломается до ужаса. Прочiе актеры, какiе-то Башкировы и Сапшуговы, просто невыносимы. Какъ-то странно было видть посреди такой обстановки Шумскаго и г-жу Линскую, И вотъ наша покорнйшая просьба: Недавно въ одномъ изъ парижскихъ театровъ ограничено употребленiе кринолиновъ на сцен. Нельзя-ли въ pendant къ нему запретить при изображенiи московскихъ купцовъ говорить на . Это ржетъ уши. Гд-же въ Москв говорятъ на о? Кто это выдумалъ! Въ Москв именно на а, а не на о говорятъ. Мало того, что на о упираютъ, г-жа Воронова умудрилась произносить вренье, розгваривать? ‘Нехорошо, безобразно’.

Съ другой стороны, нельзя не замтить, что молодые актеры вообще стремятся къ простот и правд. Таковы г. г. Душкинъ, Петровскiй и едоровъ. Вс они явились въ роляхъ г-на Бурдина (Блогубова, Большова и Неглигентова) и вс они игрой своей доказали, что безъ г. Бурдина обойтись весьма легко. Особенно порядоченъ былъ г. Душкинъ въ роли Блогубова. Неужели нтъ между молодыми актерами кого нибудь для замны г-на Нильскаго? Какъ, чай, не быть!

Но избавитъ-ли насъ сiе отъ лицезрнiя г. всероссiйскаго Леметра? Сомнваемся. Особенно, если г. Островскiй не перестанетъ ставить онаго на равн съ П. В. Васильевымъ. Непростительно было г. Островскому отдать роль Льва Краснова на искаженiе, потому только что Васильевъ заболлъ. Непростительно было г. Островскому, одинъ изъ удачнйшихъ своихъ типовъ, Кита Китыча, отдавать на ломанiе. Равно, г. Петровскiй можетъ замнить г. Григорьева во многихъ роляхъ, хоть Русакова въ ‘Саняхъ’, гд г. Бурдинъ ломаетъ Бородкина, тогда какъ эта роль по всмъ правамъ принадлежитъ П. В. Васильеву. А ужъ безъ г. г. Марковецкаго и Яблочкина обойтись весьма легко, потому, что есть таланты, которые могутъ насъ избавить отъ бурдинизма. Потому, что можно пригласить г. г. Виноградова, Браво и другихъ провинцiальныхъ актеровъ.

А bon entendeur salut!

IV. Новость русской оперы.

Эта новость — возобновленiе ‘Руслана’ и дебютъ г. Кондратьева въ роли Руслана. Мы просто заявляемъ этотъ фактъ, не вдаваясь въ разборъ. Дебютомъ г. Кондратьевъ показалъ, что у него не только прекрасный голосъ, но что онъ также умный и опытный актеръ. Вообще ‘Русланъ’ обставленъ старательно. Нашлись же пвцы и пвицы — стоило только поискать. Отчего же не поищутъ драматическихъ талантовъ? Отчего Алекандрынскiй театръ, долженствующiй быть народнымъ, въ такомъ заброс? Вдь было время когда и русская опера была въ заброс. Вдь исполняла же партiю Гореславы г. Лилеева, — а нашолся свжiй и звучный голосъ даровитой актрисы г-жи Михайловской (которой, между прочимъ, не слдовало бы пть fortissimo, тамъ гд это не требуется, напр. ‘О, мой Ратмиръ!’). Вдь вмсто г-жи Булаховой нашлась же г-жа Платонова, вмсто г. Артемовскаго г-нъ Кондратьевъ. Ищите и найдете.

Конечно, обстановка не обошлась безъ нкоторыхъ недосмотровъ. Неужели нельзя избгнуть морщинъ на заднихъ декорацiяхъ? Неужели у Черномора не было своей софы и онъ занялъ ее у Наины, неужели и тамъ и здсь танцовщицы одн и тже и въ однхъ и тхъ же костюмахъ? Неужели въ балетной труп нтъ танцовщицы талантливе г-жи Игнатьевой, чтобы проплясать лезгинку какъ слдуетъ? Все это мелочи, скажутъ. Но если мелочи, зачмъ ихъ не избгать?

Если обстановка ‘Руслана’ порядочная, то нельзя того же сказать о другихъ русскихъ операхъ. Войско Олоферна изображается тремя верблюдами, двадцатью солдатами и четырьмя лошадьми. Пируетъ онъ въ такой маленькой палатк, что совстно за него. Кстати, о ‘Юдии’. Г. Саррiотти разъ отъ разу становится невыносиме, вмсто того, чтобы пть, онъ начинаетъ кричать, вмсто того, чтобы играть — ломаться. Въ сцен оргiи онъ ведетъ себя просто неприлично. Носится слухъ, что г. Кондратьевъ хотлъ-бы исполнить роль Олоферна. Въ добрый часъ! Авось мы увидимъ и услышимъ порядочнаго Олоферна. Не мшало бы также г-ж Леоновой взять партiю Авры. Г-жа Латышева конечно актриса старательная, но голосовыя средства ея ужъ черезъ чуръ слабы и слабютъ все больше. Хоть чередовку завести-бы.

Вотъ все, что мы скажемъ по случаю возобновленiя ‘Руслана’. Немного, но наша цль была именно взглянуть на дло съ чисто вншней стороны. Именно съ той, что стоитъ заняться дломъ и явятся таланты.

Спасибо тому, кто позаботился о русской опер и великая просьба позаботиться о русской драматической труп.

Сентября 7.

Дм. Аверкiевъ.

______

¹ Очень рады, что подтвержденiе своего мннiя о рутин la Снткова 3-я нашли въ ‘Русской Сцен’, именно по поводу изображенiя Липочки г-жею Нейманъ.

² Этотъ эпитетъ приложилъ между прочимъ фельетонистъ и къ комедiи покойнаго М. М. Достоевскаго ‘Старшая и Меньшая’. Мы сами знаемъ, что она не великое произведенiе, да покойный авторъ никогда не считалъ ее серьознымъ дломъ. Надо помнить время ея появленiя. Она явилась вмст съ комедiями Дружинина, вмст съ Провинцiалкой. Тонкiй анализъ составлялъ тогда задачу подобнаго рода произведенiй, то, что покойный Панаевъ называлъ финесами. Эта тонкость проявляется въ характер ‘Меньшой’ (чего не поняла г-жа Денисова) и Кубышкина, что понялъ г. Шумскiй и проявляется вовсе не хуже, чмъ напримръ у г. Дружинина и другихъ.