Русские вольнодумцы в царствование Екатерины II, Екатерина Вторая, Год: 1790 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 48 минут(ы)

РУССКІЕ ВОЛЬНОДУМЦЫ ВЪ ЦАРСТВОВАНІЕ ЕКАТЕРИНЫ II.

Секретно-вскрытая переписка.

1790—1795.

Самою темною и необъясненною эпохою въ исторіи, такъ-называемыхъ, московскихъ мартинистовъ остается донын время отъ назначенія въ Москву главнокомандующимъ князя Прозоровскаго (февраль 1790 г.) до ареста Новикова (апрль 1792 г.).

Это была эпоха усиленнаго за ними надзора, окончательнаго раззоренія ‘Типографической компаніи’, разрушенія новиковскаго кружка и безгласности относительно послднихъ его дйствій.

Проблъ, о которомъ здсь говорится, въ значительной степени восполняется слдующими за симъ копіями съ писемъ, которыя снималъ московскій почтъ-директоръ И. Б. Пестель для московскаго главнокомандующаго кн. Александра Александровича Прозоровскаго. (1790—1795 гг.)

Главный центръ, къ которому тяготютъ свднія, заключающіяся въ этихъ письмахъ, составляетъ маіоръ Алексй Михайловичъ Кутузовъ, Розенкрейцеръ (Velox, по прозванію), отправленный орденомъ въ Берлинъ еще въ начал 1787 года для изученія алхиміи, причемъ съ нимъ отправился мекленбуржецъ — баронъ Шредеръ (по прозвищу Sacerdos), прибывшій въ 1783 году въ Россію и сдлавшійся въ Москв вліятельнымъ лицомъ между масонами. Письма, писанныя Кутузовымъ къ московскимъ друзьямъ и получавшіяся имъ отъ нихъ, составляютъ обширнйшую часть печатаемой нын корреспонденціи. Въ нихъ рисуются сами собою портреты дйствовавшихъ въ розенкрейцерств лицъ, коллекція которыхъ пополняется и нкоторыми другими письмами.

Передъ нами теперь, какъ живые, возстаютъ эти давнишніе покойники. Вотъ саигвиническій Лопухинъ (Philus), всегда готовый на помощь ближнему, пылкій, ‘съ засученными рукавами’ шагающій безъ устали по московскимъ улицамъ и закоулкамъ, готовый иногда и ‘подпить’, но измышляющій всякія средства, чтобы достать денегъ, когда дло идетъ о подач милостыни, о посылк денегъ другу Кутузову, или учившимся на его счетъ за границей — Невзорову и Koлокольникову. Вотъ робкій князь Н. Н. Трубецкой, котораго письма похожи часто на молитвы. принимающій смиренно дерзкія выходки барона Шредера, знающаго, къ кому можно писать такимъ тономъ, склонный отмалчиваться въ затрудненіяхъ или обходить ихъ какъ-нибудь, но добрый и доврчивый до конца, не смотря на явные поводы къ разочарованію. Вотъ легкій абрисъ И. П. Тургенева, рисующійся самимъ отсутствіемъ его писемъ, которыхъ отъ него и не ждутъ, зная его лность, какъ корреспондента, столько же какъ и его неумлость, какъ сельскаго хозяина. Самъ благородный, слишкомъ доврчивый и слабохарактерный Кутузовъ выливается наружу съ прекраснодушіемъ, какого лишь можно ожидать отъ переводчика и обожателя ‘Мессіады’. Всхъ ихъ обманываетъ до конца плутъ, хотя и жалкій своей нищетою, баронъ Шредеръ, ненавистникъ Новикова (Collovion), открывшаго еще въ Москв продлки этого пришлеца. Черты характера Шварца. князя Энгалычева и другихъ розенкрейцеровъ и ихъ друзей также не могутъ не обратить на себя вниманія. Что поражаетъ боле всего въ письмахъ этихъ людей, которыхъ такъ скоро ожидало преслдованіе, какъ бы какихъ-либо преступниковъ? Не будемъ говорить о чувствахъ христіанскихъ, бывшихъ всегдашнимъ и всмъ извстнымъ достояніемъ ихъ. Но посмотрите на то, что ихъ волнуетъ, радуетъ, огорчаетъ прежде всего въ длахъ мірскихъ. Люди эти на столько проницательны и безпристрастны, что, жалуясь на притсненія нкоторыхъ вельможъ, они не смшиваютъ съ ними монархиню, до которой не всегда можетъ доходить истина. Но они благоговютъ передъ Екатериной, которой царствованіе было первымъ кроткимъ у насъ и отдляется цлою бездною отъ всхъ предшествовавшихъ эпохъ. Люди эти, обремененные на родин горемъ и заботами, страждущіе на чужбин отъ бдности и униженіи (какъ Кутузовъ), слезно горюютъ о всякомъ обстоятельств, кажущемся вреднымъ для блага Россіи, ликуютъ и забываютъ невзгоды, утшаясь добрыми встями объ ея успхахъ. Килія, Измаилъ, Мачинъ — заставляютъ радостно биться ихъ сердца. Потемкинъ, Репнинъ, будущій спаситель отчизны Михаилъ Илларіоновичъ Кутузовъ — вотъ имена, которыя восхищаютъ ихъ! Все это искренно и живо, — и, читая ихъ имена, вы, ради такихъ чувствъ, прощаете имъ ихъ простодушіе, ихъ доврчивость, съ которою они, не смотря на часто испытанные обманы, ожидаютъ успховъ алхимическихъ работъ, сочвствуютъ какому-нибудь уличенному шарлатану Шредеру, толкуютъ о путешествующихъ важныхъ масонахъ, говорятъ о собраніи въ Персіи высокихъ и таинственныхъ начальниковъ ордена и т. п. Прочтите эти письма — и вы полюбите тхъ, кто писалъ ихъ, не смотря на эти простодушныя увлеченія я заблужденія.

Въ ряду этихъ писемъ мелькаютъ образы женскіе, любезные и оригинальные. Въ нсколькихъ изъ нихъ вся на лицо, какъ живая. эта любезная, добродтельная Е. В. Хераскова — жена автора ‘Россіяды’, этого ‘мужа добра’, мало знакомаго позднйшему потомству: Хераскова, о которой сами мы слыхали отъ стариковъ, говорившихъ о ней не иначе, какъ съ умиленіемъ. А вотъ для противоположности — графиня Анна Борисовна Апраксина, рожденная княжна Голицина. тоже добрая, умющая утшить и развлечь страдальцевъ, но ‘веселаго нрава’, какъ сама о себ говоритъ, не смотря на свой седьмой десятокъ. Эта беззаботная и беззавтная женщина, истинное дитя своего времени, была другомъ молодости знаменитой тогдашней красавицы княгини Елены Степановны Куракиной, благодаря кредиту которой и графа П. И. Шувалова, она еще при Елисавет Петровн получила разводную отъ мужа, съ правомъ даже называться, буде пожелаетъ, по прежнему, двичьимъ именемъ княжны Голицыной. Не имвши дтей, будучи одна на свт, Анна Борисовна шутя провела жизнь, но немногихъ уцлвшихъ отъ нея строкъ довольно, чтобы видть, что сердце ея осталось открытымъ для добра, для друзей и внушило ей, что говорить и что длать, когда ихъ постигали жизненныя невзгоды, — и многое да простится ей за это.

Едва-ли не въ первый разъ еще представляются намъ въ этой обширной корреспонденцій черты, довольно рельефно изображающія Настасью Ивановну Плещееву — предметъ первой привязанности юноши-Карамзина, нжно любившую его и близь которой онъ иногда проводилъ дни въ литературныхъ работахъ и въ бесдахъ. Страстная натура ея высказывается на всякомъ шагу: она и любитъ беззавтно, и ненавидитъ безгранично. Явная холодность къ ней Еарамзина, по возвращеніи его изъ-за границы, не измняетъ нисколько ея чувствъ къ нему, — и всякое вниманіе его, хотя бы случайное, принимается ею чуть не съ умиленіемъ. Письма ея и отчасти ея мужа, играющаго роль не боле какъ статиста, открываютъ намъ прелюбопытныя вещи. Оказывается, что Н. И. Плещеева, когда-то вдохновлявшая Карамзину стихи и которой, вмст съ ея мужемъ, онъ посвятилъ свои ‘Письма Русскаго Путешественника’, всми силами старалась отклонить его отъ заграничной поздки, проклинала: ‘злодевъ’, подговаривавшихъ его хать въ чужіе краи, — и, по возвращеніи его въ Москву, всячески противилась тому, чтобы онъ издавалъ ‘Московскій Журналъ’, наконецъ возненавидла окончательно ‘мартинистовъ’ за то, что они оказывали ему, по прежнему, будто бы лицемрныя ласки, не смотря на то, что начали не терпть его. Враждебное расположеніе къ Карамзину окончательно утвердилось въ мартинистахъ вслдствіе напечатанія имъ объявленія о ‘Московскомъ Журнал’, провозгласившаго, что издатель не будетъ помщать въ немъ статей теологическаго и мистическаго содержанія, въ чемъ высказался явный разрывъ его съ ними, принявшими эти выраженія, не безъ основанія, прямо на свой счетъ. Вообще всть объ изданіи Карамзинымъ журнала была встрчена неблагосклонно. Мартинисты просто считали его незрлымъ и неспособнымъ для такого дла и видли въ его ршимости только упрямство въ исполненіи предвзятой, наперекоръ всему, мысли сдлаться немедленно авторомъ, съ которою онъ и здилъ за границу, чтобы приготовиться скоре къ дятельности, для которой не было у него ни жизненной опытности, ни познаній. А. М. Кутузовъ, огорченный объявленіемъ о журнал, но не переставшій любитъ сердечно Карамзина, прислалъ Плещеевой изъ Берлина особое письмо, иронически выражающее самонадянныя упованія неизвстнаго юноши, выступающаго на журнальное поприще, причемъ ясно намекалъ на своего молодаго друга. Онъ даже удивлялся, что солидный Херасковъ общалъ свое сотрудничество легкомысленному его предпріятію. Плещеева и другіе друзья Карамзина боялись неуспха его, насмшекъ и проч. Немногія письма самого Карамзина, нын печатаемыя, носятъ на себ отпечатокъ какой-то сдержанности и недовольства, не смотря на дружескія увренія, и выражаютъ то, что онъ понималъ неестественность и натянутость новыхъ своихъ отношеній къ старымъ друзьямъ.

Въ нихъ есть что-то такое, что французы называютъ ‘guind’ и ‘compass’, свойственное юнош, побывавшему даже въ Лондон (что было рдкостію) я входящему въ роль писателя (тоже въ*то время рдкость). Но, слава Богу! Карамзинъ не поддался ни на что, ему что-то говорило: ‘son anch’io pittore’, и творенія его прославили его имя.

Таковы черты, съ которыми не лишнимъ будетъ познакомиться читателю, приступающему къ чтенію обнародуемыхъ нын писемъ.

——

Копіи секретно-вскрытыхъ писемъ, вмст съ подлинными рапортами Пестеля и реэстрами, писанными его же рукою, расположены имъ въ подлинномъ дл по мсяцамъ (не совсмъ исправно) и, такимъ образомъ, вс бумаги составляютъ сборникъ изъ 415 перенумерованныхъ листовъ, начиная съ 19-го іюля 1790 по 1800 г. Каждая тетрадь озаглавлена годомъ (1790, 1791 и т. д.). Донесенія Пестеля писаны на листкахъ почтовой бумаги (въ четвертушку), копіи — четкимъ почеркомъ сняты на листахъ сроватой, золотообрзной бумаги съ водянымъ знакомъ, изображающимъ льва и рыцаря, съ надписью pro patria (за отечество). Замтимъ, что этотъ же самый сортъ бумаги употреблялся и при двор Екатерины II — при докладахъ императриц. О характер и значеніи секретнаго вскрытія писемъ въ царствованіе Екатерины II мы здсь не говоримъ, такъ какъ объ этомъ въ ‘Русской Старин’ была уже подробная статья профессора А. Брикнера: ‘Вскрытіе чужихъ писемъ и депешъ при Екатерин II’ (перелюстрація). ‘Рус. Ст.’ 1873 г., т. VII, стр. 75—84.

Собраніе нын печатаемыхъ писемъ редакція ‘Русской Старины’ получила еще въ 1871 г. отъ А. А. Бородулина, жителя одной изъ за-Московныхъ губерній. Г. Бородулинъ увдомилъ насъ, что эти документы были имъ кушгены лтъ восемь предъ тмъ, посл смерти одного умершаго купца вмст съ конторскими старыми бумагами, которыя били употребляемы для завертки разныхъ товаровъ въ лавк, только благодаря тому обстоятельству, что письма 1790—1800-хъ годовъ были переплетены, купецъ не усплъ ихъ растрепать и уничтожить, но уничтоженіе уже началось: изъ сборника вырвано довольно много листковъ. Ред.

1790.

Сіятельнйшиі князь, милостлвыя государь. У сего имю честь представить извстную вашему сіятельству копію, съ покорною просьбою о возвращеніи мн вчерашней таковой же на поясненіе только. Считая, что ваше сіятельство, по прочтеніи, оную ко мн обратить изволите для сохраненія, не оставилъ у себя копію, которую непремнно мн должно имть, но сличеніи оной, не премину вашему сіятельству вторично представить.

Важнымъ себ долгомъ поставляю употребленіе всевозможнаго старанія по сей корреспонденціи.

Съ непремннымъ высокопочитаніемъ и таковою-жъ преданностью пребыть счастіе имю, сіятельнйшій князь, вашего сіятельства всепокорнйшій слуга Иванъ Пестель.

19-го іюля 1790 ¹).

Реестръ копіямъ съ писемъ къ Алексю Михайловичу Кутузову, въ Берлинъ. No 1-й — отъ Настасьи Плещеевой, No 2-й — Алекся Александровича Шещеева, оба отъ 22-го іюля 1790 г. изъ села Знаменскаго. Оригиналы съ первою почтою, по ихъ надписямъ, отправлены быть имютъ. Иванъ Пестель.

Москва, 31-го іюля 1790.

¹) При подобныхъ отношеніяхъ препровождаены были почтъ-директоромъ Пестелемъ и послдующія копіи съ секретно вскрываемыхъ имъ писемъ, Это — тотъ самый Иванъ Борисовичъ Пестель, который впослдствіи, въ 1806 г., былъ назначенъ генералъ-губернаторомъ Сибири и о которомъ недобрая память живетъ въ этомъ кра и по сіе время. Помощникъ его, по дятельности въ московскомъ почтамт, Трескинъ былъ переведенъ имъ въ Иркутскъ губернаторомъ. Въ 1809 году Пестель ухалъ въ Петербургъ и отсюда-то съ помощью такихъ сподвижниковъ, какимъ былъ Трескинъ, правилъ Сибирью. Сынъ Пестеля — полковникъ П. И. Пестель, декабристъ, умеръ 13-го іюля 1826 г. Извстно, что онъ презираль своего родителя. Ред.

Настасья Плещеева — Алексю Михайловичу Кутузову, въ Берлинъ.

22-го іюля 1790 г. Знаменское.

Ежели-бъ вы знали, сколько ваше письмо меня разогорчило, вы бы врно лучше желали обмануть меня, нежели сказать, что вы долго не будете. Я какъ радовалась, длала планы въ голов своей, какъ бы васъ уговорить сюда въ деревню погостить. Вы бы здсь были такъ уединены, какъ вамъ угодно. Но вс сіи воображеніи вашимъ письмомъ разрушились — и я горько заплакала. Право, вы такъ не можете меня любить, какъ я васъ люблю. Ежели бы вы столько-жъ любили, все бы вы оставили. Кто три года чего не могъ сдлать, то уже хотя десять живи, такъ все то-жъ будетъ. Я вамъ сіе пророчествую и, истинную правду сказать, я никакого успха вамъ не желаю, потому что пользы никому быть не можетъ. Вольно вамъ мучиться и жить въ чужой земл ни почто, и никто не скажетъ спасиба. Я сколько-нибудь всхъ вашихъ друзей знаю и лучше хочу для нихъ остаться при моемъ недоврчивомъ нрав, нежели съ на~ шею легковрностью.

Вы очень хорошо разсуждаете и совтъ вашъ полезенъ, ежели бы я его уже сто разъ не употребляла. Какая была польза тмъ людямъ, которые прежде васъ увряли меня въ дружб, обманывать меня, однако-жъ, очень долгое время они сіе продолжали и нын , есть нкоторые — также продолжаютъ, да я уже знаю, какъ мн съ ними вести себя, то что-жъ вы на сіе скажете? Я вамъ точно докажу это, что сіе со мною было, есть и будетъ. Я не хочу тхъ людей именовать. Ежели бы я говорила съ вами, не было бы у меня тайнаго отъ васъ ничего, а то я пишу и осуждена на долгое время писать. А мн тысячу вещей желается вамъ сообщить, но писать ни какъ не могу ршиться. Первое для того, что письмо можетъ пропасть, второе и для того, какъ вы не захотите отвчать, то кто васъ принудитъ, а я только разсержусь, — и опять выйдетъ ссора, которая и такъ мн очень дорого стоила.

А что вы пишете про нашего общаго друга — милорда Рамзея {Н. М. Карамзина.} то, къ несчастію, я почти всего того-жъ ожидаю. Вы такъ написали, какъ бы вы читали въ моемъ сердц, но, къ счастію, что не вс, напримръ, вы знаете причины, которыя побудили его хать. Поврите-ль, что я изъ первыхъ, плакавъ предъ нимъ, просила его хать, другъ вашъ Алексй Александровичъ — второй. Знать, что сіе было нужно и надобно. Я, которая была вчно противъ онаго вояжа, и дорого, дорого мн стоила оная разлука. Да, таковы были обстоятельства друга нашего, что сіе непремнно было должно сдлать. Посл этого скажите, возможно-ли мн било и будетъ любить злодя, который всему почти сему главная причина? Каково разставаться съ сыномъ и другомъ, и тогда, когда я не думала уже увидться въ здшнемъ мір. У меня тогда такъ сильно шла горломъ кровь, что я почитала себя очень близкою къ чахотк. Посл сего скажите, что онъ изъ упрямства похалъ. Я все бы вамъ порядочно описала, но, право, силъ нтъ писать въ страх, что письмо пропадетъ.

Вы пишете, что онъ будетъ навсегда презирать свое отечество, и сама сего смертельно боюсь. А какъ я составляю часть того-жъ, то и меня, стало, будетъ ненавидть. Горько мн сіе думать. Вы говорите, чтобы я ему простила сію слабость. Это уже не слабость, а боле, чувствую, къ стыду моему, что я на него буду сердиться и мучить себя стану. А того, кто причиной сего вояжу, вообразить безъ ужаса не могу, сколько я зла ему желаю! О, Тартюфъ {Гамала?}!

Что еще боле вамъ скажу, что я въ себ и за добродтель не почитаю, но сіе родилось со мною, что я отъ роду моего никому зла не желала, знать, что мн больно! Полно мн о семъ писать, а скажу вамъ только то, что я, увидвъ Рамзея, не стану съ нимъ говорить о его вояжахъ. Вотъ ноя сатисфакція за его рдкія письма, и ежели онъ начнетъ, то я слушать не стану. Ежели будетъ писать — читать не стану, и первое мое требованіе, дабы онъ не отдавалъ никакъ въ печать своихъ описаній.

Прости, мой любезный Алексй Михайловичъ! Бросьте свои гужи и не стыдитесь, что дюжи. Я вашими словами говорю. Право, тяжело съ вами такъ долго быть розно. Я же столько вамъ сказать хочу. Прощайте, любите, я хотя и мало достойна по моимъ всмъ недостаткамъ, но по любви моей, право, я стою вашей дружбы. Будьте уврены, что вы имете всегда врноистиннаго друга въ Настась Плещеевой.

А жена ваша иначе никакъ не подписывается, какъ Кутузова, а теперь было не захотла, однако, отдавъ письмо, вздумала непремнно подписаться, и поспшила. Прощайте еще. У насъ два уже письма впереди этого къ вамъ, и теперь, не получа отвта, къ вамъ писать не буду.

Mon cher ami. Je vous aime et vous aime beaucoup, beaucoup. Je souhaite vous voir bientt. Je vous suis toujours fid&egrave,le, votre fid&egrave,le ami Alexandre (sic) de Pleschejeff-Coutousoff.

[(Переводъ). Мой милый другъ, я васъ люблю и люблю много, много. Желаю вскор свидться съ вами. Я вамъ всегда врна, вашъ врный другъ Александра Плещеева-Кутузова].

2.
Плещеевъ — А. М. Кутузову.

22-го іюля 1790 г. Знаменское.

Письмо, любезный другъ, мы отъ тебя получили, которое насъ обрадовало и огорчило. Обрадовало тмъ, что мы давно отъ тебя не получали писемъ, а огорчило, что нтъ по письму твоему ни малой надежды скоро тебя видть въ Россіи. Ты справедливо, любезный другъ, завидуешь моему состоянію, особливо, когда я въ деревн. Здсь подлинно я имю время помышлять о самомъ себ, если бы только имлъ на то истинное желаніе, та бда, что не мсто и не уединеніе побуждаютъ быть съ самимъ собою, но твердое и неослабвающее намреніе, которымъ я не достаточествую, однако-жъ, любезный другъ, не закраснвшись могу сказать, что я боле провождаю полезныхъ часовъ въ деревн, нежели въ город. Думаю, уже теб извстно, что мы въ начал ныншняго мсяца на мор одержали надъ шведами совершенную побду, какъ надъ большимъ, такъ и надъ галернымъ ихъ флотомъ, ибо взяли боле пяти тысячъ плнныхъ. Дай Боже, чтобъ эта побда намъ принесла миръ. Нашъ Николай Михайловичъ {Карамзинъ.} уже, надюсь, возвращается отъ англичанъ къ русскимъ. Нетерпніе мое велико видть этого любезнаго мн человка.

Ты меня въ письм твоемъ обрадовалъ, что надешься на пользу его путешествія. Дай Боже, чтобы онъ, пріхавъ сюда, сказалъ намъ, что люди везд люди, а ученые его мужи ни на одну минуту не сдлали его счастливе прежняго.

Прощай, любезный другъ! люби меня. Дти мои тебя помнятъ и цлуютъ, а жена моя сама къ теб пишетъ.

——

Рэестръ. Копія съ письма Марьи Вилемсововой къ Алексю Михаиловичу Кутузову въ Берлинъ. По обстоятельвйшимъ вылравкамъ оное письмо прислано на почту отъ Семена Ивановича Гамаля и запечатано его печатью, также и надпись его руки.

Оригиналъ съ первою почтою отправленъ быть иметъ. Иванъ Пестель.

Москва. 14-го августа 1790.

3.
Марья Виленсонова — А. М. Кутузову.

22-го іюля 1790 г. 35 верстъ отъ Москвы.

Милый и любезный другъ Алексй Михайловичъ. Не знавъ вашего пребыванія, что вы находитесь въ Берлин, писала къ вамъ въ Москву, но, по несчастію, пріхавъ сюда, узнала отъ Карла Христофоровича Недергофа, что васъ здсь нтъ. Жалла сердечно, что не могла васъ видть, — того человка, котораго мужъ мой покойный такъ страстно любилъ. Я привезла копію его сюда и хотла вамъ показать и оставляю его у крестнаго его отца — Карла Христофоровича Недергофа, который столь великодушенъ, что намренъ его самъ въ корпусъ отдать и у себя оставить до весны. Я симъ поступкомъ столь чувствительно тронута, что по гробъ мой благодарностію ему обязана буду, а прочіе покойнаго друзья вс замолчали. будто ихъ не было никогда. Но вы, любезный другъ, знаю, что изъ числа не тхъ молчаливыхъ. Вы. конечно, вспомните, что вы имете сына, который точная копія ваша, т. е., мой Петруша, и вы его, знаю, что возьмете къ себ и будете его воспитывать себ подобнымъ, любя свою старую и, въ теперешнее время, несчастную Пургу. Вы слово дали вотчиму его, т. е., любезному моему Вилемсону, когда сынъ вашъ только родился, такъ я въ той надежд только остаюсь, что вы слово свое сдержите.

Желаю вамъ всякаго благополучія, наипаче здравія, и остаюсь, любезный мой другъ, ваша по гробъ мой несчастная пріятельница Марья Вилемсонова.

Копія съ письма изъ Москвы отъ 15-го августа къ Алексю Михайловичу Кутузову въ Берлинъ. Оное письмо писалъ князь Николай Никитичъ Трубецкой. Иванъ Пестель.

Москва. 19-го августа 1790.

4.
Князь Николай Никитичъ Трубецкой — А. М. Кутузову.

15-го августа 1790 г. Москва.

No 23. Письмо твое, мой другъ, подъ No 18-мъ я получилъ, теперь жду съ нетерпніемъ Лихаса, удивляетъ меня Зенкбейль, видно онъ раздумалъ хать въ Россію и нашелъ себ мсто. Теперь скажу о себ, что я здоровъ и что мы вс въ величайшей радости о заключенномъ мир со Швеціею. Богъ, спаситель нашъ, да благословитъ любезное наше отечество примиреніемъ и съ турками. Ты знаешь, мой другъ, мой энтузіазмъ во всемъ, касающемся до отечества нашего, и слдовательно, не дивися, что я плакалъ, какъ баба, отъ радости, узнавъ, что мы со Швеціей примирились, колико-жъ я обрадуюсь, когда и турки принуждены будутъ примириться, — а мн что-то сердце говоритъ, что и сіе не умедлитъ. Соединимъ, мой другъ, молитвы наши и воззовемъ къ Богу, который самъ о себ сказалъ, что Онъ есть любовь, да изліетъ Онъ любовь въ сердца человческія и да изліетъ на всхъ насъ миръ, который Онъ общалъ даровать всмъ. Прости, писать мн нечего. Я тебя въ мысляхъ обнимаю, твой другъ Р.

Сіятельнйшій князь, милостивый государь. Благодтельное писаніе отъ 22-го сего мсяца, коимъ вашему сіятельству меня почесть угодно было, имлъ я счастіе вчерашняго числа получить. Упоминаемое письмо. въ копіи, которую я доставить имлъ честь, уповательно дошло подъ чьимъ-либо кувертомъ, ибо не чрезъ Петербургъ, не чрезъ Ригу, писемъ изъ Берлина на имя замчаемыхъ особъ получено не было. Важнымъ себ долгомъ поставляю я имть неослабное смотрніе за сею перепискою и совершенно удостоврить могу, что ничего замчанія достойнаго, чрезъ ввренный моей дирекціи почтамтъ, безъ уваженія пройти не можетъ.

Позвольте, сіятельнйшій князь, мн воспользоваться симъ случаемъ, поручить себя продолженію милостиваго вашего сіятельства к.о мн расположенію, коимъ вяще удостоиться важнымъ себ долгомъ почитаетъ пребывающій съ глубокимъ почтеніемъ, сіятельнйшія князь, милостивый государь, вашего сіятельства, всепокорнйшій слуга — Иванъ Пестель.

Москва, 24-го августа 1790.

Рэестръ. Переведенныя выписки изъ двухъ писемъ на нмецкомъ діалект, полученныхъ изъ Лейпцига, на имя подмастерья книгопродавца Зандмарка Ивана Миллера.

1-я — отъ шурина его Карла Тирбаха.

2-я-отъ брата его Августа Миллера.

Оригиналы доставлены по ихъ надписямъ сего же числа. Иванъ Пестель.

Москва, 2-го сентября 1790.

5.
Карлъ Тирбахъ — книгопродавца подмастерью Ивану Миллеру.

14-го августа 1790 г. Лейпцигъ.

Любезный шуринъ. Не намренъ я боле безпокоить тебя моими укоризнами, а скажу теб только, что родительница твоя весьма о томъ сожалетъ, что ты предпочелъ лучше жить въ столь отдаленной стран, нежели между друзьями, тебя любящими и которые поставили-бъ себ въ удовольствіе всми силами споспшествовать къ содланію твоего счастія. Но какъ ты уже въ такихъ лтахъ находишься, въ которыхъ теб лучше знать должно, что для тебя теперь и въ предбудущее время полезно быть можетъ, то, кажется, всуе было-бъ уговаривать тебя къ оставленію твоего намренія, однако-жъ, прошу тебя, какъ другъ, ради собственной твой пользы, разсуди, какой ты шагъ намренъ сдлать. Ты чрезъ то основываешь свое счастіе или несчастіе на всю твою жизнь, и что ты почитаешь счастіемъ теперь, можетъ подать теб посл поводъ къ чувствительнйшему раскаянію. Великихъ сокровищъ ты тамъ не соберешь, чтобы съ ними, какъ ты пишешь, въ отечеств твоемъ прожить можно было. Но ежели ты намренъ посл нкотораго времени возвратиться, то здравый разумъ велитъ лучше теперь возвратиться, нежели по истеченіи нсколькихъ лтъ, когда тлесныя и душевныя силы начнутъ ослабвать. Еще разъ тебя прошу обо всемъ прилежно разсудить и сравнить настоящее съ будущимъ, Еще руки наши для принятія тебя готовы. Избери, что ты считаешь полезне для всей твоей жизни, и напиши ко мн съ первою почтою, на чемъ ты ршился. Между тмъ, постараюсь я накупить всего того, въ чемъ ты можешь имть нужду въ Москв въ самомъ начал. Твой бывшій учитель, г. Дитрихъ, все уже себ написалъ и постарается теб доставить, однако-жъ, говорилъ онъ, большей части надобныхъ теб вещей не прежде накупить можетъ, какъ на будущей ярмарк Тогда все уже будетъ готово и отвтъ твой ршитъ, здсь-ли или въ Москв теб въ томъ будетъ настоять надобность.

Прощай, любезный шуринъ. Остаюсь твой искренній другъ и зять — Карлъ Тирбахъ.

5.
Августъ Миллеръ — Ивану Миллеру.

17-го августа. Берлинъ.

Любезный нашъ зять прислалъ ко мн послднее письмо твое съ тмъ, чтобы я изъ онаго могъ узнать о твоихъ обстоятельствахъ. По истин, любезный братецъ, ты находишься въ худомъ положеніи, но когда получишь требуемыя тобою вещи для поселенія твоего въ Москв, можешь-ли себ тмъ помочь? Любезный братецъ, я хочу откровенно и по-братски съ тобою говорить. Нашъ зять Тирбахъ и я самъ думаю (можетъ быть, безъ всякаго основанія), что ты имешь долги и длаешь сей отчаянный шагъ въ надежд полученія себ помощи, но ты, можетъ быть, будешь о томъ посл сожалть, для того, что долженъ будешь съ нами разстаться навсегда и что въ таковыхъ случаяхъ въ Россіи очень опасно. Буде же догадка моя справедлива, что ты находишься въ долгахъ и себ чрезъ то пособить желаешь, равномрно и усматриваешь мало для себя тамъ пользы, то лучше признайся мн чистосердечно въ томъ и ничего не скрывай. Мы постараемся, въ таковомъ случа, тебя освободить. Не лучше-ли теб возвратиться къ своимъ друзьямъ, нежели быть во всю жизнь несчастнымъ и лишеннымъ помощи всхъ твоихъ родственниковъ. Я самъ хочу теб пособить и избавить тебя отъ долговъ.

Я бы теб того не говорилъ, еслибъ друзья твои не въ такомъ дальнемъ разстояніи отъ Москвы находились. Россія вообще въ таковомъ случа, уповательно, весьма опасное государство, ежели кто придетъ въ упадокъ, то уже не можетъ опять себ пособить, до причин господствующихъ тамъ строгихъ законовъ, и съ трудностію можетъ выйти изъ Россіи.

Итакъ, еще тебя прошу, любезный братецъ, подумай обо всемъ прилежно, прими во уваженіе твое будущее счастіе и несчастіе, — и когда надешься ты снискать себ тамъ честное пропитаніе, то останься. Все отдаю на твое благоразсужденіе. Усердный твой братъ Августъ.

——

Три копіи съ писемъ въ Берлинъ: 1-я — къ Алексю Михайловичу Кутузову. 2-я — включенная въ первой къ г. Кутузову, адресованная къ Сасердосу съ векселемъ на 100 луидоровъ, 3-я — къ Алексю Михайловичу Кутузову. Оныя вс три слдуютъ отъ князя Николая Никитича Трубедкаго. Оригиналы отправлены по ихъ надписямъ. Иванъ Пестель.

Москва, 19-го сентября 1790.

7.
Князь H. H Трубецкой — А. М. Кутузову.

12-го сентября. Москва.

Теб уже извстно, мой другъ, изъ послдняго моего письма, что Поректусъ детъ въ Петербургъ, и я столь много занятъ его отправленіемъ, что почти не имю для себя ничего времени, чего ради и не жди отъ меня, безъ особливой нужды, длинныхъ писемъ до самаго возвращенія Поректуса, который будетъ, коли Богу угодно, въ январ. Я здоровъ, Лихасъ пріхалъ и я получилъ твою посылку, за которую благодарю. Прости. Приложенное письмо отдай Сасердосу. Я тебя въ мысляхъ обнимаю. Р.

8.
Князь H. H. Трубецкой — А. М. Кутузову.

Cher ami! Je me dpche de vous envoyer une lettre de change pour 100 louis d’or, et puis vous assurer que si j’tais en tat, ainsi mon amiti pour vous ferait l’impossible pour vous envoyer les 1,000 louis d’or, qui vous sont ncessaires, mais je ne le puis pas. Cependant pour ce qui concerne les 100 louis d’or, ainsi vous les recevrez tous les ans. Adieu, mon’ami, je vous embrasse et suis pour toujours votre ami. P.

[(Переводъ). Любезный другъ! Спшу послать вамъ вексель въ 100 луидоровъ и затмъ уврить васъ, что если бы только я былъ въ состояніи, то дружба къ вамъ совершила бы невозможное, и я бы прислалъ необходимые вамъ 1,000 луидоровъ, но сдлать этого не могу. Что же касается до 100 луидоровъ, то вы будете получать ихъ ежегодно. Прощайте, другъ мой, обнимаю васъ и есмь навсегда другъ вашъ P.]

9.
Князь Н. Н. Трубецкой — А. М. Кутузову.

1-го сентября. Москва.

No 25. Любезный другъ! Поректусъ далъ мн коммиссію къ теб написать, что онъ, по причин той, что его сынъ надется вступить въ службу, детъ съ нимъ на нсколько мсяцевъ въ Петербургъ, почему и проситъ тебя, чтобы ты, до возвращенія его, къ нему писалъ на имя Филуса, который уже будетъ къ нему доставлять твои письма. О себ скажу, что я и вс наши, благодаря Бога, здоровы. Новаго у насъ нтъ ничего къ твоему свднію, итакъ, объемля тебя мысленно, есмь твой другъ Р.

——

Три копіи съ писемъ къ Алексю Михайловичу Кутузову. Первая отъ князя Николая Никитича Трубецкаго и другія дв, включенныя въ первой, неизвстно отъ кого. Оригиналы отправлены но ихъ надписямъ. Иванъ Пестель.

Москва, 19-го сентября.

10.
Князь H. H. Трубецкой — А. М. Кутузову.

Москва.

No 26. Любезный другъ! Письмо твое подъ No 22 я получилъ и на оное скажу, что участь твоего бывшаго пріятеля еще никому неизвстна. Я здоровъ, слава Богу, и пишу теперь только для того, чтобы тебя предупредить, чтобъ ты не безпокоился, ежели долго отъ меня не будетъ писемъ, ибо сему будетъ причиною вояжъ Поректусовъ, который посл завтра детъ. Прости, мой другъ, будь здоровъ и пиши чрезъ Филуса чаще. Твой другъ Р.

11.
Неизвстный — А. М. Кутузову.

23-го сентября.

Здравствуй, любезнйшій другъ! Поректусъ, объ отъзд котораго другъ нашъ здсь пишетъ, уже ухалъ. Недли дв назадъ я къ теб писалъ, теперь много писать не имю времени и новаго ничего нтъ. Вс твои друзья живутъ спокойно и здорово, у меня только очень теперь голова болитъ. Насморкъ сильный, однако-жъ, дло нестрашное. Приложеннное письмо, по коммиссіи отъ Поректуса, отдай по надписи. О Радищев сказываютъ, что онъ, лишенный чиновъ и дворянства, отправленъ на 10 лтъ въ ссылку. Указа о семъ я еще не читалъ. О семейств его государыня, сказываютъ, взяла попеченіе, свойственное ея милосердію. Книгу его. по сіе время, не могу достать прочестъ для любопытства.

——

Копія со включенія, находившагося въ письм къ Алексю Михайловичу Кутузову, изъ Москвы отъ 23-го сентября.

12.
Неизвстный — А. М. Кутузову.

Vous tmoignant, tr&egrave,s cher fr&egrave,re, mon amiti inviolable, je vous envoy la 2 de la lettre de change du Prince Troubetzkoy et que Porrectus en partant d’ici m’a donn la commission de vous envoyer. Tous ceux des fr&egrave,res, qui vous ont toujours chri, se feront plaisir de vous rendre service, et je m’en fais un d’tre toujours de leur nombre. Que la recherche du Royaume de Dieu et de sa justice soit l’unique fondement de notre amiti, avec la quelle je suis et serai sans cesse votre tr&egrave,s dvou fr&egrave,re et tr&egrave,s humble serviteur. Philus.

P. S. Quoique, mon cher ami, vous ne vous tes jamais souvenu de moi dans vos lettres Porrectus, mais j’esp&egrave,re que vous ne m’avez pas oubli.

[(Переводъ). Свидтельствуя вамъ, любезнйшій братъ, ненарушимую къ вамъ дружбу, посылаю вамъ второй вексель князя Трубецкаго, порученный мн для пересылки вамъ Порректусомъ (Porrectus) предъ его отъздомъ отсюда. Вс изъ братьевъ, которымъ вы всегда были дороги, за удовольствіе себ поставятъ услужить вамъ: къ числу ихъ и я себя причисляю. Да будетъ исканіе царствія Божія и правосудіе Божіе единымъ основаніемъ дружбы нашей, съ которою есмь и непрестанно буду вашимъ преданнйшимъ братомъ и покорнйшимъ слгою. Филусъ.

P. S. Хотя, дорогой другъ, вы никогда и не воспоминали обо мн въ важихъ письмахъ къ Порректусу, но я надюсь, что вы не позабыли меня].

13.
Неизвстный — А М. Кутузову.

30-го сентября. Москва.

И теб желая сдлать удовольствіе дружескими извстіями, и себ доставить оное въ бесд съ тобою, хотя чрезъ письма, нишу къ теб, любезнйшій другъ! Друзья твои здшніе, сколько мн извстно, живутъ спокойно и здорово. Я ожидаю отъ тебя писемъ ко мн и для доставленія къ князю Николаю Никитичу {Трубецкому.}. Ты, мой другъ любезный, скучаешь, сказываютъ, и весьма желаешь уединенія, что я и изъ писемъ твоихъ знаю. Часто и во мн рождаются чувства такого-жъ желанія. Но я думаю, что для безвреднаго и достойнаго наслажденія уединеніемъ, нужно прежде гораздо устроить сердечную пустыню и утвердить въ Единомъ. Что-жъ теб сказать новаго? Ничего интереснаго не знаю. Радищевъ, подлинно, сосланъ на 10 лтъ въ одно отдаленное мсто въ Сибири, слишкомъ за 5,000 верстъ отъ Москвы, чрезъ которую уже онъ и провезенъ. Онъ, сказываютъ, въ раскаяніи и многіе видли его. Я, совсмъ не зная его и даже лица его никогда не видавъ, по человколюбіи жалю о его судьб и о заблужденіяхъ его, и не знаю, то или другое заслуживаетъ большаго сожалнія въ разсужденіи истиннаго его блага. Камердинеръ его, сказываютъ, желалъ неотмнно слдоватъ за нимъ въ ссылку и сіе позволено ему къ чести для него. Приключеніе сего несчастнаго, конечно, болзненно сердцу твоему, привыкшему отъ самой юности любить его. Жалніе твое о немъ, конечно, извиняютъ вс, имющіе сентименты честности. Впрочемъ, сіе мучительное, конечно, для тла состояніе, въ которомъ онъ нын находится, можетъ быть полезно будетъ душ его, яко могущее ему поспособствовать увидть свои заблужденія, обратиться на путь христіанскій, на которомъ стоя, не можно длать такихъ длъ, за каковое онъ теперь страждетъ. Да, конечно, я думаю, не сдлалъ бы онъ сего, ежели бы онъ былъ тмъ, что называютъ здсь мартинистомъ О пріязни твоей съ нимъ здсь вс знаютъ. Но также знаютъ, кажется, и о разности твоихъ принципій съ нимъ. Книги его я никакъ не могъ достать прочесть по сіе время. Прости, любезнйшій другъ. Спшу застать почту. Ph.

Пожалуй, пиши ко мн.

——

Сіятельнйшій князь, милостивый государь. На сегодняшную почту принесенныя въ иностранные города письма конча принимать, нашелъ я. при осматриваніи оныхъ, одно только копированія достойнымъ по причин страннаго его содержанія. Включеніе онаго адресомъ слдующимъ надписано: notre cher fr&egrave,re Sacerdos (дорогому брату нашему Садердосу). Сказываютъ, что новиковская секта называетъ своихъ братьевъ fr&egrave,res sacerdos (братьями сацердосами). Въ конц сего письма пишутъ поклоны отъ Филуса, Репертуса и Вегетуса (Philus, Repertus et Vegetus). Сіи три слова неотмнно должны имть какое-либо означеніе, ибо по-латын Philus значитъ любезный, Uepertus — найденый, а Vegetus — цвтущій. Я подозрваю, что сіи слова не означаютъ-ли первыхъ трехъ градусовъ новиковскаго собратства. Наконецъ, подозрительне всего то, что письма вовсе никмъ не подписаны. Письма отданы на почту мужикомъ, а отъ кого онъ посланъ — неизвстно, потому что осторожность мн не позволила его спросить. Я буду всячески стараться вывдывать и доходить до нужной цли. Оригиналы сихъ двухъ писемъ отправлю я съ сегодняшнею почтою по ихъ написямъ. Рука въ письм и на куверт, также и печать, вовсе не похожи на т, кой я вашему сіятельству имлъ честь представлять третьяго дня, хотя письмо и адресовано къ тому же Кутузову.

О Сандмарк не премину я имть примчаніе. Ни къ нему, ни отъ него писемъ не было на сей почт, о чемъ донеся, съ отмннымъ высокопочитаніемъ и таковою же преданностью пребыть счастіе имю, сіятельнйшій князь, вашего сіятельства всепокорнйшій слуга Ив. Пестель.

18-го іюля 1790 г.

Примчаніе. Это донесеніе вшито въ сборникъ перелюстраціи (стр. 41—42) но копій при немъ нтъ. Ред.

^——

Сіятельнйшій князь, милостивый государь. Книгу, упоминаемую въ письм, которое сегодня вашему сіятельству представить честь имлъ, у сего препровождаю {Соч. Радищева: ‘Путешествіе изъ Петербурга въ Москву’, Спб. 1790 г. Ред.}, пребывая съ глубочайшимъ высокоgочитаніемъ, сіятельнйшій князь, милостивый государь, вашего сіятельства всепокорнйшій слуга Ив. Пестель.

16-го октября 1790 г.

——

Сіятельнйшій князь, милостивый государь. Въ отвтъ на почтеннйшее писаніе, коимъ ваше сіятельство меня сегодня почтить изволили, имю честь донесть, что книга, мною вчерашняго числа представленная, взята въ книжной лавк книгопродавца Бибера. Я досылалъ туды человка чужаго, дабы не знали, что ее надобно было мн, опасаясь въ такомъ случа ее не получить.

Копіи съ писемъ, извстныхъ вашему сіятельству, сегодня буду имть честь представить, о чемъ донеся, съ совершеннйшимъ высокопочитаніемъ и нелицемрною преданностью пребыть счастіе имю, сіятельнйшій князь, милостивый государь, вашего сіятельства всепокорнйшій слуга Ив. Пестель.

17-го октября 1790 г.

——

Копія съ письма къ Алексю Михайловичу Кутузову въ Берлинъ отъ отставнаго бригадира Ивана Владиміровича Лопухина. Оригиналъ съ первою почтою отправленъ быть имехъ. Ив. Пестель.

Москва. 19-го октября 1790 г.

14.
Иванъ Владиміровичъ Лопухинъ — А. М. Кутузову.

17-го октября. Москва.

Здравствуй, братъ и другъ любезнйшій! Я безпокоюсь о твоемъ здоровьи, давно не читавъ дружескихъ твоихъ писемъ и не имя отвтовъ на мои. Я ожидалъ на послдней почт. Я, слава Богу, здоровъ. Князь Николай Никитичъ (Трубецкой) пишетъ ко мн изъ Петербурга, что они пріхали благололучно.

Не можешь-ли ты прислать еще сочиненій того-жъ автора, котораго ты прислалъ пьесу: ‘О сил вры’. Между дерзкими и мерзкими сочиненіями, которыми нын міръ наполняется, какъ-то: ‘Жизнь Маріи-Антуанеты, королевы французской’ (La vie de Marie-Antoinette reine de France) и проч. французскими произведеніями мнимой вольности, или, лучше сказать, бшенства, видно, выходятъ и хорошія книги. Кром той, о которой я писалъ къ теб въ послднемъ моемъ письм, брошюрк: ‘Кто можетъ быть хорошимъ гражданиномъ’ (Qui peut tre un bon citoyen), получилъ я еще нмецкую: ‘Georg Neminis von Langenheim — Naturgesetzmssige Untersuchung des Physischen Nichts’, (Георга Неминисъ фонъ-Лангенгейма: ‘На естественныхъ законахъ основавное изысканіе о физическомъ ничто’) ныншняго года и, кажется, книга хорошая и не маленькая. Читалъ-ли ты сіи книги? На нихъ нтъ мста изданія, но они идутъ изъ Германіи, изъ Гамбурга или Франкфорта-на-Мейн, такъ, кажется, сказывалъ книгопродавецъ, почему, думаю, есть и въ Берлин. И первая хотя французская, но или нмцомъ (написана), или переводъ.

Прости, сердечный братъ, Я хотлъ имть удовольствіе хотя немножко съ тобою поговорить. Опоздалъ, спшу застать почту. Прости. И. Л.

Сіятельнйшій князь, милостивый государь. Вчерашняго же числа принялъ я нужныя мры къ отысканію книги, о которой въ письм послднемъ упоминалось, ее зовутъ: ‘Georg Neminis von Langenheim — Naturgeschichte oder massige Untersushung des phisichen Nichts’.

Получа оную, непремнно съ примчаніемъ прочту и вашему сіятельству о содержаніи донесу. Если-жъ вамъ, милостивый князь, удастся оную получить, то нижайше прошу ко мн приказать для разсмотра и доклада объ свои вашему сіятельству доставить. Съ глубочайшимъ почтеніемъ пребытъ счастіе имю, сіятельншній князь, милостивый государь, вашего сіятельства всепокорнйшій слуга Ив. Пестель.

20-го октября 1790 г.

(Дале слдуетъ вторично снятая копія съ письма И. В. Лопухина къ Д. М. Кутузову, отъ 17-го октября 1790 г., въ Берлинъ изъ Москвы, см. выше).

——

Копія съ письма къ Алексю Михайловичу Кутузову въ Бердинъ отъ отставнаго бригадира Ивана Владиміровича Лопухина. Оригиналъ по надписи отправленъ. Ив. Пестель.

Москва. 23-го октября 1790 г.

15.
И. В. Лопухинъ — А. М. Кутузову.

21-го октября. Москва.

Еще пришла почта, а писемъ отъ тебя, любезнйшій другъ, нтъ. Я нетерпливо ожидаю оныхъ. Пожалуй, пиши ко мн и прямо. а не черезъ кн. Николая Никитича (Трубецкаго), который теперь въ С.-Петербург. Все здорово, новаго ничего, разв то, что сегодня впервые выпалъ здсь снгъ. Войски наши въ Молдавіи, слышно, въ движеніи и ожидаемъ побдъ. Говорятъ здсь, что и пруссаки на насъ поднимаются, видно, они забыли, какова русская лапа. Я увренъ, что, по крайней мр, алтыннаго за грошъ никто у насъ не возьметъ. Вотъ, братецъ, не говори, что я лнился писать. Нсколько почтъ сряду пишу къ теб, но теперь думаю почту или дв подождать твоихъ писемъ, чтобъ уже отвчатъ, и для того не безпокойся, ежели отъ меня не получишь. Прости, сердечный братъ и другъ. И. Л.

О Радищев ничего боле не слыхать.

На послдней почт просилъ я отъ тебя еще сочиненій того-жъ пера, коимъ писана пьеса: ‘О сил вры’, пожалуй, пришли, ежели есть и можно будетъ.

——

Сіятельнйшій князь, милостивый государь. Угодно было вашему сіятельству возложить на меня коммиссію о выправк, какъ о поведеніи, равно-жъ и о знаніяхъ нкотораго г. Лангера, котораго угодно было принять въ переводчики. Донесу вашему сіятельству, что онъ поведенія изряднаго, но надеженъ-ли онъ или нтъ — утвердительно сказать того не могу, потому что говорятъ, что, будучи въ арміи, онъ нсколько задолжалъ и отецъ принужденъ былъ заплатить его долги. О способностяхъ его я доложу, что онъ въ переводчики вовсе неспособенъ, ибо онъ не одинъ языкъ хорошо не уметъ писать, и для того къ переводамъ неспособенъ. Я поставляю себ долгомъ вашему сіятельству открывать всю истину, дабы тмъ вяще и вяще удостоиться милостивой довренности, коею меня почесть угодно было, которую заслуживать первйшимъ себ долгомъ поставляетъ пребывающій съ глубочайшимъ почтеніемъ, сіятельнйшій князь, милостивый государь, вашего сіятельства всепокорнйшій слуга Ив. Пестель.

24-го октября 1790 г.

——

(Переводъ съ французскаго). Князь, съ чувствами живйшей признательности имю честь передать вашему сіятельству прилагаемую книгу. Довріе, которое вы благоволили оказать мн одолженіемъ этой книги, есть для меня новое доказательство лестной для меня благосклонности вашей, которую я все боле и боле буду стараться заслужить.

Я узналъ, что авторъ книги этой — камергеръ прусской службы Лукезини. Самъ онъ былъ пославъ въ Польшу по поводу послднихъ тамъ происходившихъ волненій. Покойный прусскій король удостоивалъ его своей благосклонности и онъ былъ даже кавалеромъ его свиты.

Вчера я узналъ, что тотъ же молодой Туссенъ, о которомъ ваше сіятельство упоминали въ одномъ изъ вашихъ писемъ ко мн, прибылъ на дняхъ изъ Петербурга, откуда вывезъ различные товары для продажи ихъ здсь. Между прочимъ, привезены великолпные стнные часы. Я счелъ долгомъ своимъ предупредить о томъ ваше сіятельство, будучи съ глубочайшимъ уваженіемъ и отмнною преданностью вашего превосходительства покорнйнимъ слугою Ив. Пестель.

26-го октября 1790 г.

——

Копія съ письма къ Алексю Михайловичу Кутузову въ Берлинъ, отъ отставнаго бригадира Ивана Владиміровича Лопухина. Ив. Пестель. Москва. 3-го ноября 1790 г.

16.
И. В. Лопухинъ — А. М. Кутузову.

31-го октября. Москва.

Братъ мой! Наконецъ, любезнйшій другъ, получилъ я письмо твое съ великимъ удовольствіемъ. Приложенныя къ моему по надписямъ отправлены.

Не знаю, почему ты сомнваешься о Екатерин Ильиничн {Шварцъ.}. Я не слыхалъ, чтобъ она и нездорова была, и недавно отправлено къ теб ея письмо, которое теперь уже должно быть въ твоихъ рукахъ.

Ты желаешь отъ меня подробнаго описанія объ участи Радищева. Я писалъ къ теб все, что могъ узнать, въ прежнихъ письмахъ моихъ, которыя теперь вс почти должны быть у тебя. Что-жъ впредь узнаю, не оставлю сообщить. Нын одни говорятъ, что уже не велно его провозить въ Сибирь, а къ отцу, другіе — что онъ на дорог умеръ. Первое можетъ быть правда въ разсужденіи милостиваго и соболзновательнаго сердца императрицына, не смотря на то, что онъ ее, сказываютъ, весьма оскорбилъ въ своей книг, которую я еще и по сіе время не читалъ. Другое также могло случиться, особливо потому, что онъ на дорог, между Петербургомъ и Москвою, былъ боленъ и здсь, сказываютъ, слабъ-же былъ. Вотъ, мой другъ, все, Что могу сказать и впредь ничего отъ тебя не сокрою. Я знаю, что сердце твое должно интересоваться симъ несчастнымъ, и очень бы дурно рекомендовало себя въ глаза добродтельныхъ, ежели бы по двадцатилтнему знакомству и навыку любить его, холодно было къ нему во время его несчастія. Онъ самъ себя повергъ въ несчастіе — это правда, но тмъ боле достоинъ сожалнія. Мн никогда не случалось его въ лицо видть, но слышалъ, что много имлъ достоинствъ. Что принадлежитъ до того, что, не взирая на дружбу вашу, сентименты ваши, въ разсужденіи религіи и политики, совсемъ не сходствуютъ, въ томъ я думаю теперь вс здсь уврены, кром разв малаго числа несчастныхъ, которые не хотятъ себя лишать адскаго удовольствія — зло мыслить о людяхъ. Но есть, однако-жъ, такіе, и сіи-то, ежели у нихъ попросятъ помоги бдному или что подобное отъ нихъ потребуютъ, отвчаютъ: ‘вить я не мартинистъ’. Сіи-то не хотятъ допускать, чтобъ нкоторые друзья твои масоны, и ты въ томъ числ, не были бездльники, изверги, дураки. Ты скажешь, можетъ быть, что или то, или другое — дичь: не прогнвайся, сіи господа не очень искусны въ различеніи свойствъ. Они говорятъ, что дла наши хороши, да можетъ-де намренія вредны!

И такъ, кто на улиц грабитъ, тотъ разбойникъ, а кто и милостыню подаетъ, тотъ подозрителенъ, не иметъ-ли намренія къ грабежу. Но должно только жалть о сихъ бдныхъ разсужденіяхъ и быть спокойными. Богъ милосердъ, всевдущъ и правосуденъ. Государыню ничего, конечно, не можетъ подвигнуть губить невинныхъ.

И. Л.

И бумага вся, и спшу въ гости.

——

Реэстръ копіямъ съ писемъ. No I — къ Ивану Владиміровичу Лопухину, въ Москву, No II — къ князь Николаю Никитичу Трубецкому, въ С.-Петербургъ. Сіи два письма отъ Алекся Михайловича Кутузова изъ Берлина. No III — отъ Ивана Владиміровича Лопухина изъ Москвы къ Алексю Михайловичу Кутузову въ Берлинъ. Оригиналы по надписямъ доставлены быть имютъ. Ив. Пестель.

Москва. 9-го ноября 1790 г.

17.
А. М. Кутузовъ — И. В. Лопухину.

12-го (23-го) октября. Берлинъ.

No I. Любезнйшій другъ! Два письма, одно — отъ 17-го, другое — отъ 21-го октября, получилъ я исправно, удивляюсь только тому, что получилъ ихъ въ одно время, хотя и въ разныхъ пакетахъ, — видно, что одно изъ нихъ задержано было внутрь или вн предловъ россійскихъ. Удивляюсь и тому, что ты не получаешь моихъ писемъ, которыя я отправляю прямо на твое имя, влагая въ твои пакеты письмы къ князю Николаю Никитичу (Трубецкому), отъ котораго, по прізд его въ Петербургъ, получилъ я одно письмо.

Въ предшедшемъ твоемъ письм жаловался ты на притсненіи и придирки со стороны намстника. Что сіе длается, я сему не удивляюсь, привыкнувъ къ такимъ поступкамъ, но что сіе длаетъ Прозоровскій, сему я дивлюсь, — я всегда почиталъ его чуждымъ таковыхъ низкихъ поступковъ {Князь Александръ Александровичъ Прозоровскій (p. 1732? ум. 9-го августа 1809 г.). Главнокомандующимъ въ Москв былъ съ 19-го декабря 1790 по 21-е марта 1795 г. Отзывъ Кутузова о княз совершенно ошибочный: Прозоровскій былъ человкъ мелочной, придирчивый, способный на происки, а въ гоненіяхъ мнимыхъ республиканцевъ доходившій до инквизиторской жестокости. Потемкинъ, узнавъ о его назначеніи въ Москву, писалъ Екатерин II: ‘Ваше величество выдвинули изъ вашего арсенала самую старую пушку, которая будетъ непремнно стрлять въ вашу цль, потому что своей собственной не иметъ. Только берегитесь, чтобъ она не запятнала кровью въ-потомств имя вашего величества’. Князь Прозоровскій, дйствительно, запятналъ послднія страницы исторіи царствованія Екатерины. Ему принадлежала мысль — секретнаго вскрытія въ Москв чужихъ писемъ — мры правительства Великой Екатерины недостойной. кн. Прозоровскій въ теченіе пяти лтъ невозбранно осуществлялъ эту мру при усердномъ содйствій своего клеврета Пестеля. (См. ‘Новиковъ и Московскіе Мартинисты’ — М. И. Лонгинова. Москва, 1867 г., стр. 301, также ‘Русскій Встникъ’ 1858 г., No 15, стр. 457). Ред.}. Онъ казался мн хотя угрюмымъ, но человкомъ, любящимъ правду и правосудіе.

Но, имя сіи свойства, можно-ли быть гонителемъ тебя и теб подобныхъ?

Извстно мн, что, окрестивъ насъ многихъ именемъ мартинистовъ, самымъ тмъ думаютъ имть право поступать съ нами, какъ угодно, и считаютъ за позволенное отнимать у насъ подпору законовъ. Но, сердечный мой другъ, приличны-ли таковые поступки въ благоучрежденномъ государств? Согласуются-ли оные съ начертаніями нашей монархини? Все сіе заставляетъ меня воззывать: горе земл, въ которой подчиненные, начальники и судьи, а не законы управляютъ гражданами и длами! Всякій изъ нихъ почитаетъ себя мудрецомъ высшей степени, и кто же не ласкается симъ названіемъ, всякій приноситъ свое умствованіе, и отъ сего происходитъ исполненіе россійской старинной пословицы: у семи нянекъ дитя безъ глазу. Коль скоро позволяется человку судить о намреніяхъ человка и догадки свои равнять дйствительному дянію, толь скоро исчезаетъ личная безопасность, ослабваетъ довренность законовъ, да и сами законы теряютъ свою силу. Граждане содлываются нершительными, твердость и мужество уступаютъ мсто робости и ползающему духу, правда и праводушіе отступаютъ отъ сердецъ нашихъ, коварство, хитрость и лукавство воздымаютъ смло главу свою, попирая все своими мерзскими ногами, истребляя вс добродтели, все похвальное и великое, которое человка длаетъ человкомъ, отечество наше становится намъ чуждо, ибо содлывается жилищемъ нашего душевнаго мученія. Да и какъ сему быть ипаче? Всякое твореніе иметъ свои предлы пребыванія въ нихъ, вс силы находятся въ дйствіи, ибо суть сообразны, сосродны окружающему сіе твореніе, но, выступая изъ сихъ предловъ, все встрчающееся ему есть противородно и вс силы его суть недйствительны или дйствуютъ развратно. Отгадывать мысли человческія есть присвоеніе правъ Божіихъ, ибо Ему единому открыты сердца наши и помышленія.

О, мой другъ, сердце мое содрогается при начертаніи ceя легко токмо начертанной картины. Ежели-бъ наша монархиня могла видть все то, что опредленные ею длаютъ, вострепетало бы ея нжное человколюбивое сердце, гнвъ ея, справедливый гнвъ, постигъ бы сихъ нечеловковъ, злоупотребляющихъ ея довренность, я всегда скажу, безъ всякаго лицемрія: не монархиня причиною нашего притсненія, но одовренные частицею ея власти. Скажу и то, что частію сами мы причиною сего. Дитя не плачетъ, мать не разуметъ, для чего не прибгаемъ къ самой ней и не стараемся пробиться сквозь лицемріе, ласкательство и ложь, окружающія ея престолъ. Она человколюбива, она правосудна, безъ сомннія, подала бы намъ руку помощи, собственная ея польза требуетъ сего, ея благоденствіе находится въ благоденствіи ея подданныхъ.

Пьеса ‘О сил вры’ вышла совершенно изъ моей памяти, отпиши, пожалуйста, пообстоятельне, и тогда постараюсь удовлетворить твоему желанію.

Книга ‘Georg Neminis’ мн извстна, въ ней много хорошаго и истиннаго. Пріятели мои удивляются ея появленію и радуются, что въ ныншнее время есть еще люди, идущіе симъ путемъ.

Прости, мой сердечный другъ, разцлуй Петра Владиміровича (Лопухина) и всхъ нашихъ.

Въ заключеніе скажу, ежели бы знали истинныя наши расположеніи, престали бы насъ гнать и нашли бы насъ послушнйшими и врнйшими гражданами, нежели т, которые противу насъ наущаютъ. Что длать! Оградимся терпніемъ, предався въ волю Всевышняго, управляющаго все на благо. Смло можно сказать, что изъ среди насъ не выдетъ никогда Мирабо и ему подобныя чудовища. Христіанинъ и возмутитель противъ власти, отъ Бога установленныя, есть совершенное противорчіе. Прости, сердечный другъ.

18.
А. М. Кутузовъ — Н. Н. Трубецкому.

12-го (23-го) ноября 1790 г. Берлинъ.

No 11. Любезнйшій другъ! Письмо ваше отъ 1-го ноября, подъ No 28, я вчерась получилъ исправно. Не удивляюсь вашему разсянію. Сему и быть нельзя иначе, увидвшись со сродниками и друзьями посл столь долговременной разлуки, наипаче въ такомъ город, каковъ Петербургъ. Желаю, однако-жъ, чтобъ сіе разсяніе не продлилось на долго и не имло вліянія на вашу внутренность. Наружность зависитъ часто отъ постороннихъ предметовъ, но внутренность бываетъ всегда во власти нашей. Я разумю тутъ истиннаго человка, а не того, котораго называютъ симъ именемъ. Можно и посреди шумнаго, многочисленнаго собранія быть наедин, равно какъ отшельнику, сидя въ своей хижин, находиться въ толп людей веселящихся. Чистому все чисто, и такъ, дай Боже, вамъ сію чистоту, не сомнваюсь о прочемъ.

Вы не пишете ничего, какъ вы были приняты императрицею и не удостоены-ли вы были ея разговоровъ. Признаюсь, что я весьма симъ интересуюсь.

Странное дло, вы не отвчаете ничего на мое письмо касательно моей особы, что для меня весьма важно, то-есть: не увдомляете меня о дйствіи Радищева книги, которая, какъ я слышу, приписана мн, пожалуйте, увдомьте меня, я весьма симъ безпокоюсь.

На сихъ дняхъ читалъ я мое письмо, писанное въ отвтъ на первую его книгу. Противу моего обыкновенія осталось у меня черное: я разсматривалъ его строго, но признаюсь, не нашелъ ничего, что бы могло повредить мн въ глазахъ безпристрастнаго человка. Ежели-бъ сіе письмо не было довольно длинное, я бы сообщилъ вамъ оное, дабы и вы могли судить о немъ. Я увренъ, что сіе письмо взято купно съ прочими бумагами несчастнаго моего друга.

Мой другъ! Я, слава Богу, здоровъ и, не взирая на мою скверность, вижу явные знаки милосердующаго мн всевышняго существа. Оно не перестаетъ изливать на меня неизреченныя свои щедроты. Благодяніе его приходитъ съ такой стороны, откуда бы и не могъ ожидать сего. Я могу сказать, что не я ищу, но бываю взыскуемъ. Сколько же я гнусенъ долженъ казаться при таковомъ размышленіи! Прости, мой другъ, дай, Боже, вамъ всмъ благополучія.

19.
И. В. Лопухинъ — А. М. Кутузову.

5-го декабря 1790 г. Москва.

No III. Поздравляю тебя, любезнйшій другъ, съ праздникомъ Рождества Христа Спасителя нашего. Сей Богъ и Творецъ нашъ, спасенія нашего ради воплотившійся, да дастъ теб въ душевномъ и тлесномъ здравіи проводить новое лто и впредь многія при возрастеніи благополучія вяще и вяще.

У насъ все здорово. Тургеньевъ нашъ похалъ въ Петербургъ для деревенскаго дла въ сенат и для прогулки. Хотлось мн очень послать сегодня къ теб вексель, но еще никакъ не могъ.

Прощай, сердечный братъ! Боле писать недосугъ. Mille complimens au Baron, que je vous prie d’embrasser de ma part (тысячи любезностей барону, коего прошу васъ обнять за меня).

На силу получилъ письмо отъ Колокольникова и Невзорова. Они отправились для практики въ медицын въ Швейцарію, куда продутъ, не захватывая Франціи и даже Брабанта, гд, они пишутъ, еще боле мятежный духъ царствуетъ. Изъ послдняго письма сего вижу я, что они, кром моего совта, сами собою мерзя онымъ мятежничествомъ. удаляются подверженныхъ тому мстъ. Какой это dmenti (опроверженіе) здсь клевещущимъ насъ, какъ я прежде теб писалъ, пакостнымъ язычишкамъ!

——

Копія съ письма къ Алексю Михайловичу (Кутузову) въ Берлинъ отъ отставнаго брегадира Ивана Владшгіровича Лопухнаа. Оригиналъ, во испол неніе воли вашего сіятельльства, удержанъ. Ив. Пестель.

Москва. 10-го ноября 1790 г.

20.
И. В. Лопухинъ — А. М. Кутузову.

7-го ноября 1790 г. Москва.

Здравствуй, другъ любезный! Я довольно здоровъ, слава Богу! Здсь настала зима и Москва-рка замерзла. И такъ, теперь, точно, то время, въ которое ты знаешь, что другъ твой, засуча рукава, гораздо охотне и больше обыкновеннаго шагаетъ по улицамъ. Вить и это господа примчатели, неимющіе привтливости, кладутъ мн на счетъ мартинизма. Однако-жъ, разсужденія ихъ, право, не стоютъ того, чтобъ я для нихъ лишилъ себя лучшаго средства къ сохраненію моего здоровья.

Очень безпокоюсь я тмъ, что очень давно не имю писемъ отъ Колокольникова и Невзорова. Они въ Лейден окончивъ курсъ ученія, получили докторство и намрены были для экзерциціи хать въ Парижъ, какъ обыкновенно вс учащіеся медицин. Требовали на то моего совта и денегъ на путешествіе. Я къ нимъ писалъ, чтобъ они въ Парижъ не здили и потому, что я, въ разсужденіи царствующей тамъ нын мятежности, почитаю за полезное избжать тамошняго житья, и что, сверхъ того, я слышалъ, что всхъ русскихъ велно отъ двора нашего выслать оттуда. И, правда, нечего тамъ добра учиться. Отдалъ на ихъ разсужденіе, съ совта профессоровъ ихъ Лейденскихъ, хать, куда они заблагоразсудятъ, кром Франціи, послалъ къ нимъ денегъ уже тому боле двухъ мсяцевъ, но по сіе время отвту не шю, не знавъ, что имъ приключилось.

Подумай, братецъ, что нашлись такіе злоязычники, которые утверждали, будто они во Франціи и посланы отъ насъ воспитываться въ дух анархическомъ. И за чмъ то? Ну, этого пересказать нельзя, потому что очень безтолково говорено. Да и можно-ли толковито говорить нелпости такія. Собирая вс черныя стороны, не могу я себ вообразить, что можно подумать на счетъ посылки бдныхъ студентовъ, кром того намренія, которое въ самомъ дл есть, сирчъ: помочь имъ — сдлать состояніе честное и отечеству полезное. Я не знаю, почему оные господа вздумали, что мы охотники до безначалія, котораго мы напротиву больше, думаю, знаемъ вредъ, нежели они и по чистйшимъ причинамъ отвращеніе къ нему имемъ. Они воспваютъ власть тогда, когда, пользуясь частичкой ея, услаждаются и величаются надъ другими, а какъ скоро хотя немножко имъ не по шорстки, то уши прожужжатъ жалобами на несправедливости и проч. Кричатъ: врность, любовь къ общему благу! Полноте — хуторишки свой, чины да жалованье на ум. А кабы спросить этихъ молодцовъ хорошенько, что такое врность, любовь, благо, такъ бы въ пень стали.

Я слыву очень мартинистомъ (хотя не знаю, ни вдаю, что есть мартиниство), отъ природы очень не любостяжателенъ и охотно соглашусь не имть ни одного крпостнаго. Но притомъ молю и желаю, чтобъ никогда въ отечество наше не проникъ тотъ духъ ложнаго свободолюбія, который сокрушаетъ многія въ Европ страны и который, по мннію моему, везд губителенъ. При сказанномъ же расположеніи моемъ, смю врить, что мнніе мое безпристрастно. Другое о насъ говорятъ, или, лучше сказать, говорили, теперь, кажется, перестали. Что же? Вить, право, такая мшанина, что трудно растолковать. Говорятъ, что насъ обманываетъ и грабитъ Новиковъ. Говорятъ для того, что это говорить хочется, и не хотятъ принимать человколюбиваго труда лучше узнать обстоятельства. Человколюбиваго труда говорю, по резону тому, чтобы, узнавши врне, освободили себя отъ весьма непохвальнаго упражненія — ругать по городу людей честныхъ и чернить ихъ въ публик, чего наилучшій успхъ, вдь, можетъ быть тотъ одинъ, чтобъ и подлинно очернить или, лучше сказать, однихъ гражданъ обратить ненавистію на другихъ, то-есть, въ прямомъ смысл, заводить вражду. А кабы лучше узнали, такъ бы увидли первое: что никто изъ насъ, коихъ считаютъ обманутыми, не почитаетъ Новикова за оракула, слдовательно, онъ и и обманывать не можетъ, второе: что есть изъ того-жъ числа такіе, у которыхъ ни въ чемъ алтыннаго за грошъ не выторгуютъ сами т господа, которые прозорливо думаютъ на насъ смотрть.

Мы, говорятъ они, разоряемся на наши заведенія типографическія и прочія, которыя, по ихъ же словамъ, хороши, да для чего то-де длается? Ну, на это послднее можно имъ коротко отвчать съ однимъ, не помню какимъ авторомъ: ‘Tes pourquoi ne finiront jamais’ (Твоимъ ‘почему’ конца не будетъ). Въ разсужденіи же перваго, то я не знаю, для чего они не жалютъ и не заботятся больше о тхъ, которые разоряются, проигрываясь, желая обыгрывать, пропиваютъ, продаютъ, простроиваютъ и на разныя проказы издерживаются. И, вдобавокъ, говорятъ это такіе, которые сами въ долгахъ и разорились. Я.бы не хотлъ промняться съ ними.

Нкоторые мн говорили: какъ не стыдно торговать дворянамъ книгами и аптекою. Я краснлся отъ ихъ безстыдства. Какъ можно ставить оное въ стыдъ имъ, не почитающимъ за стыдное торговать винными откупами и продажею въ рекруты. Я говорилъ имъ, что, я думаю, нту торговли, которая бы въ строжайшемъ смысл была честне книжной и аптечной, ибо они одну пользу людямъ приносятъ. Могутъ быть, правда, книги очень вредныя, но у насъ они не могутъ быть, ибо безъ цензуры нельзя печатать, а ежели бы кто хотлъ нецензорованныя книги распускать, то никто сего, кром безумнаго и отчаяннаго, сдлать не можетъ, понеже нельзя здсь ни одной книги выпустить такъ, чтобъ не провдали, отъ кого вышла. Третье: что упражненіе въ масонств отводитъ отъ службы и мшаетъ ей и что мы странны. На сіе говорилъ я такъ заключающимъ, что хотя теперь я не бываю въ ложахъ, коихъ нын у насъ и нтъ, но навсегда привязанъ къ истинному масонству, которое не можетъ мн ни въ чемъ добромъ помшать, будучи наукою добра. Ибо, что есть истинное масонство? Христіанская нравственность и дятельность есть въ немъ основаніе къ ученію о Бог, о натур и человк. Наука наилучшая! и можетъ-ли помшать чему, кром какъ злому? Можетъ-де человкъ, для упражненія въ ней, оставить вс прочія упражненія. Ну, ежели бы это съ нкоторыми и случилось, что за бда? Поэтому вредны обществу и христіанство, и философія, и физика, и вс науки, которымъ иные совершенно посвящаются. Иной скажетъ, что, можетъ быть, Макарій, Невтонъ, Лейбницъ лучшіе бы стряпчіе были, ежели бы не были отведены своими упражненіями. Не пожалть-ли и о нихъ? Я увренъ, что какъ бы масонство не распространялось, но пока стряпчіе, напримръ, нужны въ мір семъ, найдутся въ нихъ всегда и не изъ масоновъ, ежели бы сіи и подлинно не годились.

Но какъ не мшаетъ масонство въ служб всякаго рода, сему можно видть примръ и здсь на тхъ, которыхъ почитаютъ мартинистами и которые служили или служатъ, не нарушая скромности, довольно сказать, что ни чмъ не хуже другихъ и, конечно, никакою безчестностію въ служб опорочены быть не могутъ, разв такіе, кой одно только имя масоновъ носятъ, а по существу давно отчислены отъ добрыхъ.

Я самъ долго здсь былъ, какъ теб извстно, въ уголовной палат, но во все время (не смотря на то, что послдній главнокомандующій, Брюсъ {Графъ Яковъ Александровичъ Брюсъ былъ главнокомандующимъ въ Москв съ 4-го сентября 1784 по 28-е іюня 1786 г. Скончался въ 1791 г.}, былъ противъ меня) ни одно дло не опорочено, а я отставленъ милостиво и съ награжденіемъ. А генералъ-прокуроръ, въ бытность его въ Москв, посл того, по крайней мр, при 50-ти человкахъ изъявлялъ мн отъ сената благодарность за отлично-добрую службу и сожалніе о томъ, что я взялъ отставку. И я взялъ ее не для масонства, а для того, чтобъ не убить девятый десятокъ живущаго отца, который бы не перенесъ отршенія меня отъ службы, что мн письменно посулено было за то, ежели я въ дв недли не ршу такого дла, изъ котораго надобно было, но крайней мр, мсяцъ одинъ экстрактъ слушать. И сему въ основаніи причиною былъ предразсудокъ противъ масонства, и я въ объясненіи моемъ наедин съ Брюсомъ, который хотя очень былъ противъ меня, по скажу, что иметъ много благородства въ сентиментахъ, сказалъ ему то-жъ, что масонство не мшаетъ, а пособляетъ доброму отправленію должности, врности въ подданств и любви къ отечеству, и что я не могъ бы быть тамъ, гд бы хотя мало было что противнаго симъ священнымъ для меня должностямъ, что, впрочемъ, я за безчестное почитаю вещь, одобряемую сердцемъ и разумомъ моимъ, оставлять въ угожденіе предразсудкамъ. А что, ежели бы я по сей матеріи какъ-нибудь обнесенъ былъ и самой государын моей, къ которой преданность и точно сыновнюю любовь мою самъ Богъ видитъ, то долгъ честности требуетъ, чтобъ онъ, яко начальникъ, оправдалъ меня предъ нею, и что я увренъ въ разсужденіи мудрости и благодушія, что она, узнавъ, съ какой стороны и къ какому масонству я привязанъ, не поставитъ мн сего въ преступленіе.

Вотъ, мой другъ, какъ я иногда говорю съ атакующими нашу братью.

Что-жъ принадлежитъ до странности, то я, право, не знаю, съ чего мы имъ странны кажемся, разв у нихъ мальчики въ глазахъ? Не ходя далеко, посмотрю на себя, вспомню тебя: молодцы, право, предъ тми, которые насъ странными называютъ. Полно, для здшней публики немного надобно, чтобъ разжаловать изъ умныхъ въ дураки и сему подобное. Репнина пожаловали въ мартинисты и странне потому, что онъ почувствовалъ гнусность гордости, да провдали о немъ, что онъ молится Богу и вритъ во Христа {Кн. Николай Васильевичъ Репнинъ род. 1734 г., участникъ въ войн Россіи съ Пруссіей, полномочный министръ — сначала при двор Фридриха Великаго (1762 г.), потомъ въ Польш, онъ ознаменовалъ себя какъ дипломатическими, такъ и ратными подвигами, именно въ войн съ Турціею (1769—1774 гг.). Имъ подписанъ славный договоръ Кучукъ-Кайнарджискій. Въ 1777 г. генералъ-губернаторъ Смоленскій, намстникъ Орловскій, потомъ опять воинъ-дипломатъ (конгрессъ Тешенскій, 1779 г.), Репнинъ получая почесть за почестью, въ 1784 г. сдланъ кавалеромъ ордена св. Андрея. Въ 1790-мъ году, т. е., въ то время, когда И. В. Лодухинъ писалъ о немъ, своему другу А. М. Кутузову, Репнинъ командовалъ русскими войсками въ Молдавіи. Репнинъ умеръ 12-го мая 1801 г.

Иванъ Владиміровичъ Лопухинъ питалъ къ нему чувства восторженнаго поклоненія: ‘кн. Николай Васильевичъ Репнинъ’ писалъ Лопухинъ въ своихъ Запискахъ ‘былъ одинъ изъ тхъ великихъ мужей, истинныхъ героевъ, любителей высочайшей добродтели, которыхъ дянія читаютъ въ исторіи съ восторгомъ удивленія и коихъ величію не понимающіе совершенства добродтели не имютъ силы врить’.}.

Какая же вывска, что не мартинистъ? Это я собою испыталъ. Прошлаго году случилось мн въ одной веселыхъ пріятелей бесд много пить и нсколько подпить, такъ одинъ изъ нихъ (люди же были не безъ знати въ публик) говоритъ съ великою радостію, какъ бы городъ взялъ: ‘какой ты мартинистъ, ты нашъ!’ Я и согласился. Правда, говорю, вздохнувъ про себя, особливо на сейчасъ.

Довольно, кажется, carasteristique.

Впрочемъ, надобно во многомъ извинить невжество, заключающее дурно о масонств, вообще по причин многихъ злоупотребленій отъ носящихъ имя онаго и незнающихъ и немогущихъ знать истиннаго. Правда, изъ чего не можно сдлать злоупотребленія, нтъ такого установленія въ мір. Но такъ смотрятъ на вещи только одни благоразумнйшіе, большая же часть, что видятъ, то и бредятъ. Вавилонская работа въ масонств такъ нын распространилась въ Еврон, что очень кстати говоритъ Falck: ‘wer nimmt nicht auf und wer ist nicht aufgenommen?’ (кто ни принимаетъ, и кого только ни принимаютъ?) И такъ, диковинка-ли, что много бездльниковъ изъ такого множества людей. Но сіе, конечно, не относится на вещь, которую они во зло употребляютъ, особливо сіи новопоявившіеся въ мір иллюминаты, сколько я видлъ изъ журналовъ и книгъ. Здсь, однако-жъ, кажется, ихъ нтъ, слава Богу! Въ Москв же, кажется, можно сказать уврительно, что нтъ. Я давно навдываюсь, дабы остеречь отъ ихъ знакомства своихъ пріятелей, особливо масоновъ. Дай Богъ, чтобъ они здсь и не заводились. Они скоре полюбятся. Вить они своимъ знакомымъ не будутъ рекомендовать греческихъ отдовъ, да Кемписовъ (ома Кемпійскій), Арндтовъ и проч.

А propos объ Арндт. Еще господа, не жалующіе насъ, выводятъ какъ-то изъ него, что мы отвергаемъ чудеса. Вотъ тутъ играютъ защитниковъ религіи, только такъ не впопадъ, что, право, съ ними и грхъ, и смхъ.

Вотъ теб, мой другъ, полная реляція и не только реляція, но и диссертація. Можетъ быть, она на нсколько минутъ тебя повеселитъ и нолечитъ твою ипохондрію. Не прибавила бы она ея, мой другъ, и не подумалъ бы ты, что здсь безпокоютъ друзей твоихъ. Нту, право, ничего и мы живемъ очень спокойно, grce au Regne de Catherine II (благодаря царствованію Екатерины II). А я разсказываю теб разсказы, которые разсказываютъ здсь люди на досуг, думая длать дло.

Я ныниче много ходилъ, мн легко, такъ я и расписался. Но ужъ пора кончить, уже по всмъ церквамъ завриня (заутреня). Знаю, что ты меня побранишь за позднее сидніе, Правда, оно мн много повредило здоровью. Ныниче перестаю и очень рдко это случается. Теперь гораздо отпустили мн геморроиды, которые и во всякое время не позволяютъ мн долго сряду сидть за дломъ, особливо посл тяжкой прошлогодней болзни моей. Одигі^ докторъ тогда мн сказалъ напрямикъ:

— ‘Когда начнутся жары, тогда вы начнете разрушаться’.

Многіе изъ нихъ думали, что злая чахотка, однако-жъ, слава милосердому Богу и Спасителю нашему Іисусу Христу, удивительно, какъ скоро я выздоровлъ и потолстлъ-было.

Вотъ еще вывска немартиниста: чтобъ брюхо было большое, однако-жъ, я его не хочу, пусть слыву мартинистомъ. Прости, сердечный другъ и братъ мой. Заочно обнимаю тебя, когда-то, въ самомъ дл, будетъ имть еле удовольствіе И. Л.

О Радищев ничего не знаю, не будучи знакомъ съ его знакомыми или интересующимися о немъ. Посл письма послдняго моего къ теб, ничего не слыхалъ. Отпишу къ теб, ежели узнаю, что онъ умеръ или живъ. Въ послднемъ случа желаю, чтобъ онъ воспользовался своимъ несчастіемъ на перемну своихъ мыслей.

Сіятельнйшій князь, милостивый государь. Во исполненіе воли вашего сіятельства, непремину я оригиналъ извстнаго, слдующаго въ Берлинъ, письма оставить здсь. Я уже принялъ осторожнйшія мры узнать, чрезъ кого они деньги отправляютъ къ извстнымъ студентамъ {Колокольниковъ и Невзоровъ.}, находящимся нын въ Париж. Чувствительно мн жаль, что все мое стараніе по сіе время было безполезно въ открытіи какого-либо еще корреспондента, кром Кутузова, съ сею сектою.

Имя честь представить у сего копію съ вышереченнаго письма, съ глубокимъ почтеніемъ пребыть счастіе имю, сіятельнйшій князь, милостивый государь, вашего сіятельства всепокорнйшій слуга Ив. Пестель.

Москва. 10-го ноября 1790 г.

21.
Николай Михайловичъ Карамзинъ — А. М. Кутузову.

No 3 {Первыхъ двухъ не имется въ вашемъ собраніи перлюстрацій. Ред.}. Я пріхалъ, когда-то вы прідете, любезнйшій братъ. О себ могу сказать только то, что мн скоро минетъ 25 лтъ, а въ то время, когда мы съ вами разстались (1787 г.), не было мн и двадцати двухъ. Если я переннился то, по крайней мр, не въ любви моей къ вамъ. Въ другое время поговоримъ боле, а теперь простите, любезнйшій братъ. Будьте здоровы и веселы и прізжайте скоре къ намъ. Вашъ вчный братъ — Н. Карамзинъ.

Люблю тебя, другъ мой, и хочу, чтобъ ты меня также любилъ. Врная Кутузова, Алексаша.

——

Копія съ письма къ Алексю Михайловичу Кутузову въ Берлинъ отъ отставнаго бригадира Ивана Владиміровича Лопухина.

Г. Лопухинъ начинаетъ свое письмо извщеніемъ о полученіи съ послднею почтою письма отъ г. Кутузова, но сіе не можетъ быть справедливо, потому что съ послднею почтою вовсе изъ Берлина въ полученіи писемъ не было. Ив. Пестель.

Москва. 20-го ноября 1790 г.

22.
И. В. Лопухинъ — А. М. Кутузову.

18-го ноября. Москва.

Любезнйшій другъ! На послдней почт получилъ я, къ великому моему удовольствію, любезное письмо твое. Приложенное къ оному по надписи отправилъ. Милосердый Богъ да врачуетъ душу твою и да благословляетъ средствы, употребляемыя тобою къ изцленію тла. Гораздо-ли убыла шишка твоя и совсмъ-ли прошли вертижи?

Здсь посл сильныхъ морозовъ, такъ что Москва-рка стала, сдлалась теперь оттепель и претяжелая погода, а особливо для геморроидальныхъ. Я стражду, лишенъ лучшаго моего лекарства, т. е., прогулки пшкомъ. Хожу по двору и около, да этого для меня, ты знаешь, не довольно. Только-было я дождался погоды по себ и началъ разгуливаться, — собирался уже пшкомъ идти обдать къ графу Алексю Григорьевичу Орлову-Чесменскому, подъ Донской и оттуда пшкомъ же, что я и понын еще безъ большой усталости длаю, — какъ проснувшись увидлъ дождь и грязь по мстамъ. Добрая погода, особливо морозы, для меня не изъ послднихъ благъ.

Согласенъ я, сердечный другъ, со мнніемъ твоимъ объ уединеніи и деревенской жизни, самъ имю великую наклонность къ обимъ. Часто скучаю столь давно продолжающимся безъзднымъ житьемъ моимъ въ Москв, но при томъ желаю, чтобъ скука сія, сколько можно больше, продолжалась, ибо мы живемъ здсь такъ для батюшки, котораго состояніе глубокой старости не позволяетъ отсюда узжать и котораго жизнь мн очень драгоцнна. Боже, продолжи ее!.

Что-жъ принадлежитъ до того, что гд больше удобностей достигать до высочайщей добродтели, — посреди-ли многолюдства или въ уединеніи, то я думаю, что это разно по разнымъ свойствамъ людей, по мр моральнаго возраста и по различнымъ отношеніямъ къ жизни. Часто занятія мірскія и самыя пустыя могутъ, думаю, съ пользою отводить отъ безвременнаго упражненія въ умствованіи, которое, при не очищенномъ ум, можетъ иногда быть вредне, нежели оныя. Часто при шум многолюдства не являются т враги, и самые опасные, которые при вншней тишин нападаютъ на неочищенное-жъ сердце, носимое волнами внутренняго моря. Ежели не истребится въ человк матерія, воспаляемая соблазнами людскими, то и въ самой пустын даже можетъ она зажигаться тварями, обитающими въ его воображеніи. А ежели родится въ немъ любовь къ совершенному добру, то онъ везд, во всемъ и чрезъ все будетъ имть въ виду оное, такъ какъ гордый — почестей, сладострастный — плотоугодія, скупой — прибытка во всемъ ищутъ и видятъ, и таковому всякой предметъ, всякое дло могутъ быть стезями къ достиженію высочайшей добродтели. Впрочемъ, я думаю, что безвинно мо.жетъ удалиться отъ общества тотъ токмо, кто сіе можетъ сдлать, не наруша ни единаго обязательства съ онымъ. И я весьма согласенъ, мой другъ, съ тобою, что анахоретъ, по собственному своему плану таковымъ сдлавшись, есть тунеядецъ. Ну, ежели бы услышали меня здсь, такъ разсуждающа, врно сказали-бъ, что разговариваю съ духами, или, по крайней мр, теперь только оторвался отъ чтенія ‘Des Erreurs et de la Vrit’ (o заблужденіяхъ и истин), хотя я ее уже боле осьми лтъ не читалъ, духъ же одинъ табачный теперь часто мн въ носъ попадаетъ. Да не стану я этакъ разговаривать въ бесд насмшниковъ надъ нашею братіею и гонителей, хотящихъ, ища, насъ поглотити.

Вс твои друзья, сколько я знаю, здоровы. Николай Ивановичъ (Новиковъ) съ іюня живетъ въ деревн своей и весьма заэкономился. Жена его здсь, теперь брюхата, скоро должна родить и онъ къ тому времени прідетъ.

Что-жъ сказать теб новаго? Килія взята, скоро ожидаемъ взятія Измаила, и, не смотря на вс нмецкія штуки, любезное наше отечество торжествуетъ, остается побдоноснымъ и симъ исполнится данное гаданіе твое.

A propos, еще я не писалъ къ теб, что бдный Энгалычевъ лишенъ своего мста, слдовательно и пропитанія, котораго онъ, конечно, не запасъ, сидя въ ономъ суд, отъ котораго отршенъ. Вс они, надворные судьи сего департамента, отршены и отданы въ уголовную палату. Еще при Петр Дмитріевич (Еропкин) ихъ туда тянули и главная цль была на Энгалычева, но не натянули, а отданы уже при ныншнемъ главнокомандующемъ. Съ начала учрежденія суда вс ошибки выписаны, за кой они разнымъ образомъ и штрафованы были въ свое время, и мн нсколько разъ случалось пощунять изъ палаты, да это и во всхъ судахъ водилось и водится. Какъ безъ ошибокъ? на то и ревизія разныхъ мстъ учреждена очень мудро, чтобъ поправлять оныя. Изъ послднихъ же ихъ проступковъ первая такая, въ которое самое губернское правленіе столько-жъ виновато, какъ и она, и еще боле можетъ быть, ибо оно — дирекціонное мсто. Впрочемъ, мы знаемъ, что Энгалычевъ ничмъ не корыстовался, что онъ человкъ очень неглупый и существенное въ уголовномъ судопроизводств знаетъ никого не хуже. а лучше многихъ. Мн очень знакомо судейство здшней губерніи, бывъ долго у меня подъ главною ревизіею. Весьма много къ чести его служитъ то, что онъ держалъ сторону бдныхъ противъ богачей, что ему сдлало много непріятелей.

Въ отсылк его къ суду не можно обвинять Прозоровскаго, которому трудно было тутъ остеречься. особливо потому, что это было еще почти при начал вступленія его въ главнокомандованіе. Надобно сказать правду о семъ княз. Въ немъ очень много попечительности, стремленія къ правосудію и благоустройству. Недавно читалъ я предписаніе его палат о порядк въ суд.и ревизіи уголовныхъ длъ которое мн очень полюбилось и показываетъ его искусство и вниманіе. Любви бы побольше, любви, да не тхъ только слушать, которые бранятъ мнимый мартинизмъ и все бранить готовы, лишь-бы понравиться. Противъ насъ, это правда, что онъ преисполненъ предубжденій и несправедливости. Теперь ничего, кажется, не длаетъ.

Да и что-жъ длать? Ложъ (масонскихъ) нтъ, книги печатаются только такія…. и не могу сказать какія, ибо такая дрянь, что я и не интересуюсь нын знать о типографской работ. Сказки да побаски, только для выручки денегъ на содержаніе. Впрочемъ, со мною лично, когда мн случалось прізжать къ нему и быть звану на праздники, онъ ласковъ и учтивъ. Не оказавалъ, правда, никогда желанія имть меня часто въ своемъ дом, но я сего и не ищу, и для того, что я не бригирую (не домогаюсь) ничьего знакомства, и для того, что имю нкоторую нжность менажироватъ (щадить) и самыя въ людяхъ слабости, изъ коихъ въ немъ, кажется, не послдняя та, чтобъ не прослыть знакомымъ съ тми, кой слывутъ мартинистами.

Что онъ сего избгаетъ и какъ бы боится и для очистки иногда излишнее на счетъ таковыхъ скажетъ, сіе очень ясно изъ поступка его съ Иваномъ Петровичемъ (Тургеневымъ), который и очень былъ коротокъ съ нимъ, какъ ты знаешь, и который ныньче и не безпокоитъ его своими пріздами, оставаясь всегда ему благодарнымъ за его одолженія и всегда любя его. Какъ же быть! Это баб не внукъ.

Какъ странно можно предубдиться этому, я недавно видлъ опытъ въ смшномъ и бездльномъ со мною приключеніи. У насъ въ сняхъ желзныя двери, возвращаясъ съ прогулки домой, въ шагахъ 10-ти отъ оныхъ дверей, видя ихъ затворенными, вздумайся мн, что они заперты. Подошелъ къ нимъ, стучусь, чтобъ отперли, — малый бжитъ, отворяетъ и говоритъ: ‘они, сударь, не заперты были, а только отъ втру притворены, чтобъ не хлопали’. Такъ-то и о мнимомъ у насъ мартиниств. Вздумайся людямъ, что тутъ есть что-то худое, котораго нтъ и не бывало. Еслибъ они попробовали разумно и безпристрастно разсудить, такъ бы по пустому не шумли: и я бы тогда не стучалъ по напрасну, попробувавъ прежде отворить.

Вотъ какъ я въ другой разъ сряду расписываюсь къ теб, любезный другъ и братъ! прости! Напоминаемое тобою исполню, какъ скоро найду.

Отъ Колокольникова и Невзорова все не имю писемъ.

И. Л.

Здравствуй, мой другъ!

О Радищев слышу теперь, что онъ живъ: вотъ все, что могу о немъ сказать, а гд — не знаю.

Копіи съ писемъ изъ Берлина отъ Алекся Михайловича Кутузова: No I — къ князю Николаю Никитичу Трубецкому въ С.-Петербургъ, No II — къ Ивану Владиміровичу Лопухину въ Москву. Иванъ Пестель. Москва, 21-го ноября 1790 г.

23.
А. М. Кутузовъ — кн. H. Н. Трубецкому.

1-го (12) ноября. Берлинъ.

No I. Любезный другъ! По письму вашему справлялся я касательно N: мн сказывали, что она быть можетъ употребляема съ пользою въ епилепсіяхъ и паралич, въ томъ же количеств, какъ я прежде писалъ вамъ. При семъ случа узналъ я то, чего прежде не зналъ, что спшу сообщить вамъ. Сія соль не терпитъ ничего металлическаго, прикосновеніе оныхъ отнимаетъ или, по малой мр, ослабваетъ ея силы и дйствованіе, и для того надлежитъ брать оную деревянною лопаточкою, а и того лучше костянымъ ножичкомъ, т. е., чтобы и самое лезвіе онаго было костяное, однимъ словомъ, такимъ ножикомъ, каковымъ щеголи очищаютъ пудру.

О себ скажу, слава Богу, здоровъ. Работы мои на нкоторое время остановились по причин той, что, по зрломъ размышленіи, нашли, что извстное вамъ общаніе не можетъ быть произведено въ дйствіе безъ соизволенія свыше.

На сей недл Геликолусъ писалъ о семъ, по малой мр, хотлъ писать, ободряя меня, по возможности, съ твердою надеждою, какъ онъ говоритъ, получить желаемое соизволеніе, но до сего времени нтъ возможности приступить къ дальнйшимъ работамъ, между которыми и сія занимаетъ свое мсто, между тмъ будетъ, однако-жъ, производить работу весьма важную, но какъ предварительное приготовленіе оной не зависитъ отъ рукъ человческихъ, то и принуждены ожидать сего нсколько недль съ терпніемъ.

На сихъ дняхъ получилъ я письмо изъ моего отечества, въ которомъ увдомляютъ меня, хотя и не удостоврительно, что наша монархиня соблаговолила облегчить нсколько состояніе моего несчастнаго друга (Радищева), т. е., возвратить его изъ Сибири, съ запрещеніемъ възжать въ об резиденціи и притомъ не возврата ему чиновъ его. Ежели сіе правда, не умшкайте увдомить меня, ибо сіе послужитъ не мало къ облегченію моей грусти. Не зная, мой другъ, преступленія, не смю судить о наказаніи, а и того мене о прежнемъ моемъ друг. Вы знаете мои правила: извстно вамъ, что я великій врагъ всякаго возмущенія и что я не престану никогда твердить, что критика настоящаго правленія есть не позволенное дло и ни мало не принадлежитъ къ литератур.

Позвольте мн попенять вамъ. Я слышу, совершенно отъ постороннихъ людей, что книга моего друга сдлала и меня подозрительнымъ, яко бы участвовавшаго въ сочиненіи оныя. Сіе простирается даже такъ далеко, что въ Москв справлялись отъ полиціи, скороли я возвращусь и не возвратился-ли уже? Но вы ничего о семъ мн не писали. Сіе нкоторымъ образомъ непростительно. Легко бы случиться могло, что я, не зная сихъ обстоятельствъ, пріхалъ прямо въ руки ищущихъ меня. Хотя совсть моя чиста, хотя собственныя мои письма къ несчастному моему другу, ежели токмо суть он въ рукахъ правленія, суть неложные мои оправдатели, но при всемъ томъ неблагоразумно со стороны моей подвергаться опасности, ежели я могу избжать оныя. Пожалуйте, увдомьте меня обстоятельно. Ежели со мною захотятъ исполнить пословицу: ‘безъ вины виноватъ’,— да будетъ святая Божія воля. Ежели и мн запретятъ възжать въ столицу, право, буду доволенъ. Но ежели прострутъ мщеніе дале сего, то лучше жить на хлб и вод въ свобод, нежели сидть въ заточеніи. Люблю мое отечество, люблю до безконечности, но не желаю быть безполезною жертвою неправосудія.

Но оставимъ сіе, ибо признаюсь, что я сомнваюсь въ правд сего слуха. Простите.

P. S. Ежели увидитесь съ барономъ Рейхелемъ, прошу принять трудъ засвидтельствовать ему мою преданность и почтеніе.

24.
А. М. Кутузовъ — И. В. Лопухину.

1-го (12) ноября. Берлинъ.

No II. Надюсь, любезнйшій мой другъ, письмо сіе застанетъ тебя, возвратившаго уже твое здоровье. Желаю сего сердечно, прося тебя щадить себя боле, нежели ты длаешь. Помни, сердечный другъ, что жизнь твоя многимъ надобна и что она есть сокровище, не теб одному принадлежащее. Я не хочу оскорблять твоей скромности, но прошу, чтобы ты самъ разсудилъ о семъ безпристрастно. Благодарю тебя за пріятное увдомленіе объ облегченіи участи несчастнаго моего друга, дай Боже, чтобъ сей слухъ былъ справедливъ. Я радовался бы его несчастію, еслибъ оно послужило къ его обращенію, не знаю отчего, но мнится мн, что оно воспользуетъ его, ежели онъ войдетъ въ самаго себя и усмотритъ на самомъ дл, сколь все не твердо и скользко въ мір семъ. Ты справедливо судишь о моихъ правилахъ, я ненавижу возмутительныхъ гражданъ,— они суть враги отечества и, слдовательно, мои. Но надлежитъ длать различіе между преступленіями, или, лучше сказать, разсматривать первый оныхъ источникъ. Мн кажется, что мой другъ (Радищевъ) неудобенъ имть злыхъ намреній, но несчастіе его находится въ заблужденіи. Признаюсь, я люблю вольность, сердце мое трепещетъ отъ радости при слов семъ, но при всемъ томъ увренъ, что истинная вольность состоитъ въ повиновеніи законамъ, а не въ нарушеніи оныхъ, и что не имющіе чистаго понятія о вольности неудобны наслаждаться симъ сокровищемъ. Права и законы натуры везд одинаковы, вс цпи степенями, нтъ нигд скачковъ. Неудивительно мн, что несчастнаго моего друга называютъ мартинистомъ, ибо сіе имя даютъ каждому безъ всякаго разбора, да и какъ сему быть иначе, когда ни о чемъ не размышляютъ, даже и самое слово мартинистъ есть, по сіе время, загадка, которую они не ршили. Я слышалъ, что меня подозрваютъ соучастникомъ сочиненія Радищева, котораго, правду сказать, я совершенно не знаю, что сіе простирается такъ далеко, что уже обо мн справлялись изъ полиціи. Отпишите, пожалуй, что сіе значитъ, ибо симъ не надлежитъ шутиты Прости, мой другъ.

——

Копіи съ писемъ: I — изъ Лейдена отъ Максима Невзорова и Ивана Колокольникова къ Ивану Владиміровичу Лопухину въ Москву, No II — изъ Москвы отъ учителя Секретаеа къ контролеру Секретану въ Лаузанъ, No III — изъ Лаузана отъ г. Шателяната къ г. Форнероду въ Москву. Оригиналы доставлены по ихъ надписямъ. Иванъ Пестель. Москва, 29-го ноября 1790 г.

25.
Максимъ Невзоровъ и Иванъ Колокольниковъ — И. В. Лопухину.

6-го ноября. Лейденъ.

No I. Любезный другъ и благодтель, Иванъ Владиміровичъ! Послднія ваши два письма съ первымъ и вторымъ векселемъ на 725 флориновъ мы получили, за что приносимъ чувствительнйшую нашу благодарность. Завтра отправляемся мы въ путь, по совту вашему, въ Швейцарію, гд остановимся или въ Берн, или въ Лаузан, потому что въ обоихъ сихъ мстахъ имются академіи. Чтобы миновать Франціи, то мы подемъ чрезъ нкоторые города нмецкіе, а именно Клевъ, Кельнъ и Майнцъ, такимъ образомъ, мы не токмо минуемъ Франціи, но и Брабанта, гд больше еще мятежа, нежели во Франціи.

Отъ послдняго сего векселя мы потерпли не малый убытокъ, ибо банкиръ Шнейдеръ, на котораго г. Гусятниковъ адресовалъ вексель, живетъ въ Лондон и потому мы должны бы его были послать въ Лондонъ для акцептаціи и недли дв или три дожидаться. Безъ акцептаціи же въ Амстердам не платятъ, какъ разв только убыткомъ. По крайней мр, Гусятниковъ долженъ бы вамъ сказать, къ кому надобно въ Амстердам адресоваться, если вексель на лондонскаго банкира адресованъ.

Впрочемъ, мы живы и здоровы. Изъ Швейцаріи какъ можно скоре васъ увдомимъ о нашемъ состояніи, теперь же поручаемъ себя вашей любви. Да управитъ Господь путь нашъ ко благу ближняго и нашему и да содлаетъ насъ достойными вашего желанія и намренія. Ваши покорные слуги и братья Максимъ Невзоровъ и Иванъ Колокольниковъ.

26.
Учитель Секретанъ — контролеру Секретану, въ Лозан.

26-го ноября. Москва.

No II. (Переводъ съ французскаго). Отецъ увдомляетъ меня, что братъ мой Викторъ, по прізд въ Силезію, имлъ счастіе обрсти помощь въ лиц добраго соотечественника, единственной личности, отъ которой онъ могъ ожидать помощи въ этомъ краю, что ему доставили мсто военнаго лекаря со скромнымъ жалованьемъ 5 экю въ мсяцъ. Но такъ какъ этого не достаточно для существованія, то добрый отецъ мой съ своей стороны поддержалъ его тремя луидорами, кром тхъ трехъ, которыми ссудилъ Виктора капитанъ Шаппюи (Chappuis) и которые были возвращены отцу этого господина. Онъ говоритъ мн, что Викторъ пишетъ ему, что, полагаясь на общаніе своего полковника и старшаго лекаря, онъ надется попасть въ скоромъ времени въ число пятнадцати лекарей гвардіи, служащихъ разсадникомъ для образованія штабъ-лекарей. И такъ, онъ незначительный полковой лекарь войскъ прусскаго короля, безъ средствъ къ поддержанію себя самого, съ отдаленной будущностью попасть въ гвардію и еще того боле съ отдаленной надеждой быть когда-нибудь штабъ-лекаремъ, но и въ послднемъ случа будетъ-ли онъ имть средства? Эти размышленія и предложенныя мн услуги и покровительство лицъ, у которыхъ я живу, утверждали во мн давнюю мысль — вызвать моего брата сюда, если только мои соображенія въ этомъ случа покажутся вамъ основательными, о чемъ убдительнйше и прошу васъ сказать мн, что въ моемъ намреніи кажется вамъ дльнымъ, обдуманнымъ и взвшеннымъ. Вы не будете противъ моего намренія. Дло извстное, что здшній край — сторона, выгодная для всякаго порядочнаго иностранца, особенно если онъ докторъ или хирургъ, которымъ здсь всего лучше и всего врне платятъ. По множеству причинъ полагаю, что онъ здсь отлично обдлаетъ свои дла и черезъ нсколько лтъ онъ будетъ имть возможность поселиться въ Лондон съ порядочнымъ состояніемъ. Надюсь, что годъ, проведенный имъ въ подчиненіи прусской дисциплин, далъ ему нсколько опытности и пріучилъ къ порядку. Впрочемъ, въ стран слпыхъ царствуютъ кривые, и надо пожить здсь нкоторое время, чтобы убдиться, что пословица эта здсь вполн у мста. Удивительно, сколько людей, при небольшихъ дарованіяхъ, съ наружностью мало-мальски сносною, одваясь чистенько, обдлываютъ здсь свои длишки.

Другая милость, о которой я васъ попрошу, въ томъ состоитъ, не предложите-ли вы какому-нибудь человку среднихъ лтъ, преимущественно съ добрымъ нравомъ и хорошимъ поведеніемъ и грамотному, пріхать сюда весной для присмотра за четырехлтнимъ мальчикомъ, сыномъ хозяйской дочери. Если онъ женатый (что было бы предпочтительне, такъ какъ есть и двочка, для которой желали бы нанять бонну), онъ получитъ 30 луидоровъ на дорогу и 300 рублей жалованья въ годъ. Одинокому дадутъ 15 луидоровъ на дорогу до Петербурга или Риги и 200 р. жалованья въ годъ (кром того, заплатятъ и за обратный путь), на всемъ готовомъ, исключая одежды, и сверхъ того, подарки. Могу поручиться, что семейство, въ которое онъ поступитъ, щедрое и почтенное, я люблю его столько же, на сколько и оно привязано ко мн, и желалъ бы услужить имъ, одолживъ человка способнаго, который желалъ бы воспользоваться симъ предложеніемъ.

Если бы нашелся и другой порядочный человкъ, и его приняли бы на тхъ же самыхъ условіяхъ въ домъ, въ которомъ я нахожусь.

Говорятъ, недавно взяли у турокъ Килію (Кіна) и Гиржево (Guirgevo), вы, можетъ быть, знаете лучше насъ, на сколько эти извстія врны, и будетъ-ли заключенъ миръ, или нтъ. Да ниспошлетъ его Богъ нашему дорогому отечеству, да отверзнетъ очи нкоторымъ изъ согражданъ нашихъ, одержимыхъ слпотою, и да благословитъ добраго и мудраго государя нашего.

Прося васъ принять искреннее пожеланіе вамъ всего лучшаго, остаюсь съ истинною привязанностью, живйшею благодарностью и глубочайшимъ уваженіемъ

Вашимъ покорнымъ слугою Ф. Секретанъ.

27.
Г. Шателяна — г. Форнероду¹).

5-го ноября. Лозанна.

¹) Живущему на Стоженк, въ дом князя Касаткина. Прим. Пестеля.

No III. (Переводъ съ французскаго). Я не ожидалъ, дорогой и давній товарищъ, чтобы классъ Моржа (la classe de Morges) могъ быть для васъ привлекателенъ, такъ какъ у него иные интересы, а ваши связи сосредоточены преимущественно на класс Пайенъ (Payesne), но объ этомъ увдомилъ меня, однако, другъ нашъ Бронъ (Вгои), которому вы выслали полномочіе ваше. Онъ думаетъ также, какъ и я, что какъ бы, впрочемъ, намъ ни было пріятно поддержать прежнія отношенія наши, но, какъ я говорю, онъ думаетъ, что производство Бонжура (Bonjour) въ діаконы въ Аванш (Avanche) и избраніе Тавеля (Tavel) въ его помощники, происшедшія вслдъ за его послднимъ письмомъ, суть обстоятельства, весьма способствующія, чтобы вы на сей класъ обратили ваши виды, такъ какъ при первой вакансіи въ класс Пайенъ вы будете въ немъ назначены помощникомъ. Такимъ образомъ, ожиданія ваши будутъ не такъ продолжительны, какъ вы думаете. Не худо вамъ знать это, о семъ уполномоченный вашъ и не замедлилъ бы увдомить васъ, если бы я не взялъ на себя присовокупить эту замтку, составляющую главный предметъ моего письма.

И такъ, предполагая, что до новаго назначенія вы будете дйствовать въ видахъ класса Моржа, прошу у васъ, другъ мой, милости, пособить мн получить мсто діакона въ Ніон (Nion), если мсто это будетъ первоначальное. Тамъ сосредоточены вс мои интересы съ того времени, какъ я началъ работать, тмъ боле, что это единственное мсто, съ котораго я могу перейти въ классъ Моржа. Разумется, я уберегу вамъ тамошнее положеніе ваше, въ чемъ формально обяжусь предъ общимъ другомъ нашимъ.

Что же касается до другихъ должностей, я ни объ одной изъ нихъ въ настоящее время просить васъ не могу. По множеству причинъ, пребываніе мое полезно и даже необходимо для моего семейства особенно въ окрестностяхъ Женевы, а потому я ршусь оставить занимаемый мною постъ въ Аванш, находящійся на разстояніи только мили оттуда, единственно для перехода въ Ніонъ, гд дла мои не дозволяютъ упускать благопріятнаго случая къ повышенію. Конечно, вс эти обстоятельства, какъ они для меня ни важны, могутъ измниться въ самое короткое время. Можетъ случиться, напримръ, что мсто, занимаемое мною въ Каруж (Caronges), которое никогда не было прочнымъ, будетъ упразднено.

Тогда, не упуская изъ виду Ніонъ, къ которому имю основательныя причины быть пристрастнымъ, я не отказался бы отъ всякаго другаго мста, служащаго переходомъ въ этотъ разрядъ. Поэтому-то, любезный другъ, я и прощу васъ прислать сколь возможно скоре послднія ваши инструкціи другу Брону, дабы мы могли въ точности согласоваться съ вашими теперешними намреніями.

Вотъ какъ, мн кажется, вы могли бы выразиться, если бы намрены были оказать мн услугу, примиряя ваши виды съ моими. Хотя я и уполномочилъ пастора Брона но отношенію назначенія моего въ классъ Моржа, но согласенъ, чтобы пасторъ Шателана (Chatelanat), если онъ иметъ быть назначенъ моимъ помощникомъ, получивъ мсто діакона въ Ніон, или какое-либо другое первоначальное мсто (poste d’entre), которое ему возможно будетъ принять въ этомъ класс, съ условіемъ, чтобы пасторъ Шателана сохранилъ мн мое положеніе, какъ старшаго.

Говорю, если онъ назначенъ будетъ вмст со мной, потому что еще неизвстно, буду-ли я назначенъ при 1-й вакансіи, ибо Тетрецъ (Tetrez) настойчиве прежняго возобновилъ свои притязанія къ распространенію дйствія, своего диплома св. Маріи на классъ Моржа, но я надюсь, что, наперекоръ ему и его интересу, это не осуществится. Старшина (doyen) только что сообщилъ мн объ этой замчательной претензіи. Я на нее отвчу за васъ и за себя, и отлично его отдлаю. Правота на моей сторон, и если только не будетъ сдлана несправедливость, чего нельзя примирить съ мудростью нашего правительства (особенно въ настоящее время), имю основаніе думать, что этотъ безстыдный претендентъ получитъ такой же позорный отказъ, какъ получилъ и прежде. Но помха для васъ и для меня — этотъ Тетрецъ, мой дорогой Форнродъ (Fornerod), и не единственная помха попасть въ классъ Моржа. Къ ней надо прибавить еще препятствіе, заключающееся въ трехъ существующихъ прелатствахъ и четырехъ лицъ живыхъ, имющихъ дипломы, тормозящихъ дло и могущихъ насъ срзать въ то время, когда бы мы того всего мене ожидали. Другъ нашъ Бронъ еще недавно пополнилъ списокъ этихъ блаженныхъ избранниковъ за службу свою въ коллегіи Моржа. Эту новость, съ которой я отъ всей души его поздравилъ, онъ просилъ передать вамъ вмст съ другою о беременности его жены.

Кстати о женахъ, не подумать-ли и вамъ объ этомъ, дорогой Форнеродъ, если сверные льды не заморозили въ васъ чувства? Если сблизитесь съ нами, не обижайте вашихъ милыхъ соотечественницъ, иначе, по возвращеніи, будете приняты ими дурно. Поврьте мн, приготовьте заране’внести свою дань, дабы взносъ былъ отъ чистаго сердца, и сдлайтесь во всхъ отношеніяхъ нашимъ дорогимъ и возлюбленнымъ собратомъ. И такъ, до свиданія. Примите покуда увреніе въ нжнйшей о васъ памяти и сердечныхъ чувствованіяхъ Гейнриха Шателана.

P. S. Хотя я живу въ Коруж, откуда и пишу вамъ сего 5-го ноября 1790 г., но адресъ мой — Женева. Итакъ, отвчайте возможно скорй по адресу этому, ибо теперь каникулы.

Г-ну пастору Шателана у г. Щосса (Chossat). Шлощадь Бель-эръ въ Женев.

(Продолженіе слдуетъ).

‘Русская Старина‘, NoNo 1—3, 1874

РУССКІЕ ВОЛЬНОДУМЦЫ ВЪ ЦАРСТВОВАНІЕ ЕКАТЕРИНЫ II.

5.Карлъ Тирбахъ — книгопродавца подмастерью Ивану Миллеру.

Читайте также:

5.
Карлъ Тирбахъ — книгопродавца подмастерью Ивану Миллеру.