‘Отечественныя Записки’, No 5, 1848
Русские Письма о счастливой жизни по ее возрастам. Сочинение Иродиона Ветринского, Цейдлер Петр Михайлович, Год: 1848
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Русскія Письма о счастливой жизни по ея возрастамъ. Сочиненіе Иродіона Втринскаго. Санктпетербургъ. Изданіе книгопродавцевъ братьевъ Ильи и Степана Лоскутовыхъ 1848. Въ тип. И. Фишона. Въ 16-ю д.л. 173 стр.
Г. Втринскій очень-удачно избралъ эпиграфомъ для своего сочиненія неудачный переводъ оды Горація (кн. II, Ода XIII):
Счастливъ и малымъ тотъ, при чьей трапез скромной,
Солонка свтлая, отцовская блеститъ,
Чей сонъ и легкій, и спокойный,
Отъ низкой прихоти и страха не бжитъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Будь настоящимъ ты доволенъ, а что будетъ,
Заботами о томъ себя но сокрушай,
И горесть радостной улыбкой умряй.
Эпиграфъ очень-удачный, говоримъ мы: потому-что вслдъ за нимъ, въ предисловіи, авторъ высказываетъ искреннее убжденіе, совершенно противное поэтической скромности Горація,
‘Кто дорожитъ своимъ и близкимъ къ своему сердцу (свое не близко…) счастьемъ, тотъ, надюсь прочтетъ мои письма и согласится съ моимъ образомъ мыслей’!..
Такимъ образомъ человкъ, ршившій ея вкусить плода наблюденій г-на Втринскаго надъ жизнью (такъ называетъ самъ авторъ свое произведеніе), на первыхъ страницахъ, сличивъ эпиграфъ съ предисловіемъ, узнаёть, что отъ этого плода онъ сытъ не будетъ… сообразитъ и еще кое-что на счетъ дерева, на которомъ растутъ такіе разнородные плоды… но объ этомъ посл.
Дйствительно, насытиться, удовлетвориться плодомъ наблюдательности автора ‘Русскихъ Писемъ’ невозможно и тому, кто прежде, независимо отъ внушеній г. Втринскаго, въ-слдствіе другихъ какихъ-нибудь благопріятныхъ обстоятельствъ, привыкъ довольствоваться даже меньшимъ, нежели скромная трапеза, свтлая отцовская солонка, сонъ невозмутимый ни низкою прихотью, ни страхомъ,— невозможно: во первыхъ, потому-что факты, собранные авторомъ, ничего не доказываютъ, или по-крайней-мр не имютъ никакого отношенія къ тмъ сужденіямъ, въ подтвержденіе которыхъ они приводятся, во-вторыхъ, потому-что въ самыхъ сужденіяхъ автора о счастливой жизни господствуетъ такое разногласіе, что самый находчивы и читатель едва-ли успетъ выбрать изъ нихъ два или три такія, которыя бы не исключали другъ друга, не противоречили одно другому…
‘Генрихъ III, побдитель при Жарнан (говоритъ г. Втринскій), не могъ оставаться къ комнат, гд была кошка, храбрый герцогъ Эпернонъ трепеталъ при вид кролика, славный канцлеръ Баконъ падалъ въ обморокъ при лунномъ затмнія, ученый Іосифъ Скалигеръ приходилъ въ ужасъ, когда подавали крессалатъ, королева Марія Медичи, въ цвт лтъ своихъ, и вопреки склонностямъ своего пола, не могла терпть запаха розъ’ и т. д.
Изъ такихъ фактовъ, очевидно, можно вывести одно заключеніе — что кошки, кролики, лунное затмніе, крессалатъ и розы не имютъ никакого отношенія къ вопросу о счастливой жизни. Но авторъ ‘Писемъ’ надется, что вс согласятся съ его мнніемъ, будто изъ приведенныхъ примровъ и видно, какъ непрочно здсь наше счастье, и съ какою внимательною осторожностью должно беречь здоровье ‘дтей’… и что, слдовательно, если бы кто доказалъ, что Генрихъ III оставался въ комнат съ кошкой, герцогъ Эпернонъ не трепеталъ при вид кролика, Бэкоеъ не падалъ въ обморокъ при лунномъ затмніи, а Скалигеръ не приходилъ въ ужасъ отъ крессалата, то и непрочность счастья на земл, и необходимость беречь здоровье дтей подверглись бы сомннію…
Чтобъ доказать, какъ необходимо доставлять дтямъ пользоваться весеннимъ и лтнимъ воздухомъ, при благотворномъ сіяніи солнца’, авторъ съ свойственною ему находчивостью, разсказываетъ, для неврующихъ, слдующій несомннный фактъ:
‘Проведши нсколько лтъ въ пріятномъ, тепломъ климат Новороссійскаго края, я (говоритъ онъ) имлъ случай испытать надъ собою и моею подругою удивительное вліяніе солнечной теплоты на поправленіе здоровья. Подверженный въ С. Петербург частымъ припадкамъ лихорадки, которая съ самаго дтства оставили во мн глубоко свой корень (!), равно и припадкамъ геморроидальнымъ, я очень рдко чувствовалъ возобновленіе сихъ припадковъ въ новороссійскомъ климат, а жена моя исцлилась отъ своихъ недуговъ единственно прогулкою въ ясную, теплую погоду, весною и лтомъ, совсмъ не прибгая къ пособіямъ медицины.’
Такое всегда и везд благодтельное вліяніе иметъ на дтей благотворное сіяніе солнца!.. Впрочемъ, въ-отношеніи этого вліянія многіе, можетъ быть, поврили бы автору на? слово, безъ доказательствъ. Гораздо важне постороннее руководство при ршеніи вопроса, напр. о томъ, вс ли люди способны сдлаться добрыми или родятся и такіе, которымъ, что-называется, на роду на писано быть злыми, и какое въ этомъ отношенія имютъ значеніе воспитаніе и образованіе? Г. Втринскій надется, что каждый, желающій быть счастливымъ, согласится съ нимъ, что ‘добродтель или добрый характеръ, также какъ и геній наукою отнюдь не пріобртается, но есть чистый даръ природы: что этотъ талантъ можно только у множить двумя, пятью или даже десятью (но не боле?) талантами, при тщательномъ воздлываніи духовнаго нашего вертограда. Но ежели грунтъ этого сада безплоденъ, то вс заботы о его воздланіи останутся напрасными, и онъ, рано или поздно, вмсто плодовъ, принесетъ одно терніе и волчецъ’.
‘Доказательствомъ сему (говоритъ г. Втринскій), Исторія всего человчества и въ особенности (?) Исторія древняго Рима. Сколько было во времена римской республики и Имперіи обманутыхъ надеждъ на притворныя доблести ея властителей и слдовательно на счастіе Римскаго народа, повелвавшаго вселенной! Силла, Тиверій, Каллигула и Неронъ, державшіе міръ въ оковахъ нестерпимаго рабства, и несдержанный гербъ свой (!) запятнавшіе клеймомъ вчнаго позора на нетлнныхъ страницахъ Исторіи, ясно доказали потомству, что ни царственное происхожденіе, ни высокіе примры предковъ, ни мудрые уроки воспитанія, во могутъ сдлать человкомъ того, кто родился чудовищемъ…’
Авторъ не объясняетъ, какимъ образомъ дошелъ онъ до заключенія, что Сила, Тиверій, Кали гула и Неронъ родились именно чудовищами, а не въ-слдствіи другихъ какихъ причинъ сдлались чудовищами. Да и самое удачное объясненіе закона безполезности воспитанія въ-отношеніи не одаренныхъ талантомъ добродтели, привело бы насъ… разв къ тому же выводу, до котораго мы дошли чрезъ сличеніе эпиграфа книги съ предисловіемъ, т. е. къ заключенію, что древо нкоторыхъ наблюденій г. Втринскаго надъ жизнью приноситъ самые разнородные идолы — потому-что приведенныя нами съ 18 страницы ‘Русскихъ Писемъ’ слова автора прямо противоречатъ тому, что говоритъ онъ о воспитаніи на 17 страниц:
‘Утвердить добрый характеръ дитяти въ добр, а дурной и наклонный ко злу направить и расположить къ правиламъ добродтели, сообразно призванію питомца,— вотъ великая тайна воспитанія.’
Конечно, всмотрвшись ближе въ эту фразу, и въ ней вы замтите противорчіе или недоразумніе: какимъ образомъ слдуетъ направлять къ правиламъ добродтели наклонный отъ природы ко злу характеръ дитяти, сообразно призванію, питомца?.. Но это уже подробности, можетъ-быть, г. Втринскій имлъ въ виду какого-нибудь извстнаго ему образцоваго питомца, можетъ-быть, это не до разумніе грамматическое, на которое не слдуетъ обращать вниманіе тамъ, гд дло идетъ о счастіи человческаго рода…
А счастіе человческаго рода состоитъ… Но къ которой именно страниц ‘Русскихъ Писемъ’ обратиться за ршеніемъ этого вопроса?.. Чаще всего г. Втринскій говоритъ объ умренности, о золотой средин между двумя крайностями, и, однакожь, счастьемъ называетъ только довольство. ‘Всми любимъ, доволенъ самъ собою, и слдовательно, счастливъ’ (стр. 15), а кто доволенъ, тотъ счастливъ (стр. 21) и т. п. Главный врагъ людскаго счастья, по мннію г. Втринскаго — шумъ свта, мірская суета, ‘особливо въ нашъ просвщенный ‘вкъ, такъ жадно гоняющійся за ‘суетнымъ блескомъ, роскошью и шумными увеселеніями’ (стр. Впрочемъ, справедливость требуетъ сказать, что для всхъ этихъ противорчащихъ одно другому мнній нсколько внимательный читатель найдетъ въ тхъ же ‘Русскихъ Письмахъ’ самое рзкое опроверженіе, часто даже не перевертывая страницы. Намъ остается отъ искать исходный пунктъ, начальную причину такаго необыкновеннаго сочетанія идей, объяснить этотъ странный психологическій фактъ, разсмотрть корень дерева, о плодахъ котораго говоритъ г. Втринскій въ предисловіи.
Но въ томъ же предисловіи сочинитель объясняетъ, что ‘побужденіемъ къ Русскимъ письмамъ было-истинное желаніе добра всмъ и каждому’, и чувство признательности обязываетъ насъ ограничиться скромнымъ вопросомъ: что было бы, если бъ вс желающіе общаго блага, слдуя примру г. Втринскаго, начали писать письма о счастіи?.. Вопросъ о счастіи совсмъ но такъ простъ, чтобъ его можно было ршить на основаніи нкоторыхъ наблюденій надъ жизнію, почерпнутыхъ на-удачу изъ ‘Исторіи Фридриха Великаго’, ‘Записокъ Крекшина’, ‘Курса Всеобщей Исторіи Кайданова’ и т. п. Это вопросъ мудренный, обширный — вопросъ той науки, которая, посл паденія Гегеля, еще не имла достойныхъ представителей. И если г. Втринскій хотлъ ‘Русскими Письмами’ выполнить ощутительный въ нашей литератур недостатокъ философскихъ сочиненіи, то едва-ли не ошибся: съ его запасомъ философскихъ данныхъ можно было писать обыкновенныя письма къ родственникамъ, испытаннымъ друзьямъ и знакомымъ, которые, можетъ-быть, нашли бы удовольствіе въ объясненіяхъ съ нимъ насчетъ разнаго рода недоразумній.