РУССКАЯ ГРАММАТИКА
РУССКАЯ ГРАММАТИКА
(Письмо к А. И.— ой)
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Русская грамматика, Аскоченский Виктор Ипатьевич, Год: 1877
Время на прочтение: 4 минут(ы)
За Русь Святую!
М.: Институт русской цивилизации, 2014.
Вчера вы сделали мне строгий выговор за то, что я не сам преподаю дочери моей русскую грамматику, а пригласил для этого учительницу, ничем не доказавшую особенных познаний в русском языке. Со всею покорностию принял я ваш выговор, и чтобы не отнимать у вас дорогого времени, великодушно смолчал, но тогда же положил в уме своем не отменять моего распоряжения. Должен признаться, что когда-то и я брался за эту работу, но через два-три урока бросил ее, заметив, что забираюсь в такую трущобу, из которой и выхода нет. Теперь с стесненным сердцем я слушаю, как добрая учительница возится в мозгу моей дочери, перепутывая ее понятия и отучая ее говорить по-человечески, — как натужится ребенок, чтоб усвоить себе неудобоваримые определения, деления и подразделения разных частей речи. В эти минуты я чувствую себя похожим на того несчастного болгарина, перед глазами которого мучат его малютку сына или дочь, а он не может пошевельнуться и вырвать свое дитя из рук мучителей.
Прежде всего ставлю вопрос: возможна ли грамматика живого языка? Отвечаю: невозможна. Кто ж таки изучает анатомию на живом организме? Для этого берутся трупы, которые нечувствительны ни к каким вскрытиям и кромсанью, а пока организм одушевлен, до тех пор он изучается только снаружи. Так и с живыми языками. Ни один из них не дается анатомическому кромсанью, ни один не раскрывает таящихся внутрь его сокровищ и каждый презрительно смеется над хлопотами и усилиями резаков, снующих вокруг него с тупыми ножами и согнутыми пилками. Вот почему ни в одном живом языке нет твердой и постоянной грамматики. Все до одной они врут без зазрения совести, растягивая на Прокрустовом ложе живой организм, и только тиранят и мучат его. Грамматика возможна лишь в языке мертвом, свершившем свой цикл и уже не подвигающемся вперед и не растущем. Хорошо ли писал Ломоносов для своего времени? Хорошо. Хороша ли речь у Карамзина, у Пушкина в прозаических его сочинениях? Превосходна. А Гоголь с своим живым, самородным, в глаза бьющим словом?.. Попробуйте же подойти к ним с вашим грамматическим зондом, и вы тотчас увидите, что то не так, вот это следовало бы выразить вот так-то, а тут расставить слова вот этак, — и вышла бы чушь и галиматья. Говорят, великий грамотей, Греч, редактировавший, как известно, ‘Мертвые души’ Гоголя, прочитав две первые главы, бросил оземь толстую свою грамматику, очень сожалея, что он напрасно потратил на нее laborem et oleum. Потому-то я положительно держусь того определения, что ‘грамматика есть наука, которая учит говорить так, как никто не говорит, и писать так, как никто не пишет’.
Так что же, скажете вы, значит, не нужно обучать грамматике? И нужно, и не нужно. Нужно, чтоб ознакомить детей с рутинными, техническими терминами, сковавшими разговорную речь, и не нужно по тем убийственным руководствам, какие имеются в наших учебных заведениях. Покажите детям, что вот, мол, это слово принято называть именем существительным, это — прилагательным, это — глаголом, это — местоимением, это — предлогом, растолкуйте им, что это за штуки, и затем уже не мучьте их изменениями в окончаниях по падежам, наклонениям и временам, особенно толкованием, как это делать. Русское дитя само знает это, а вы только собьете его с толку и напустите в голову туману. Иностранцу — другое дело: ему ваши лекалы нужны, хоть по ним все-таки не выучите вы его говорить и писать чисто и правильно по-русски. Придерживаясь, как слепой за поводыря, за ваши правила с их дополнениями и исключениями, он вместо ‘зубов’ скажет вам ‘зубей’, вместо ‘говорил’ — ‘говаривал’, вместо ‘был у вас’ — ‘был вам’. И это естественно, потому что он учился по грамматике, а не по живой молви. То же могло бы быть и с детьми, которых мучите вы вашею мнимою наукою: заставьте-ка их говорить по вашей грамматике, — они заговорят не лучше Карлов Карловичей и Иванов Ивановичей.
Позвольте спросить вас, грамоте и педагоги, откуда взялись эти технические термины в ваших убийственных грамматиках. Из языков греческого и латинского, то есть из мертвых языков. Значит, снятую с трупа кожу вы приставляете кусками к живому организму. Как тут не хитрить! Как обойтись без определений, делений подразделений, исключений и разного рода примечаний? Как не заговорить бестолково какому-нибудь г. Иванову, поучающему юношество — легко сказать — уже четырнадцатым изданием своей грамматической ерунды? На то, впрочем, они и мучители русского языка, баши-бузуки его, отрубающие руки и ноги в угоду теории, высиженной ими в клинике, в которой уложили они русскую молвь, обложив ее гипсовыми повязками и длинными бинтами. Бедные дети! Как хорошо и складно говорите вы, когда нет возле вас учителя или учительницы русского языка! А посадят они вас подле себя, и пошли истязания. Вы скажете: ‘У меня голова болит от ваших уроков’, сейчас вопрос: ‘Почему вы сказали голова, а не голов? Какой падеж ‘уроков’? Как зовется высказанная вами мысль? Где тут подлежащее и сказуемое? Нет ли тут ‘вводного’, подводного и подземного? С чем согласуется ‘голова’ и проч. Чья, спросил бы я, господин учитель или учительница? Ваша? Ни с чем, и менее всего с здравым смыслом. Не уж то вы не замечаете, что в светлую головку вашего воспитанника или воспитанницы напускаете только туману и отучаете их мыслить и говорить, как Бог велел! Как присяжный писатель и литератор, скажу вам, многоуважаемая Анна Ивановна, что если бы меня стал пытать так какой-нибудь Иванов или Иванова, то я не удостоился бы получить от них и двойки, несмотря на то, что в течение сорокалетнего служения моего на поприще науки, литературы и журналистики никто ни однажды не упрекнул меня незнанием русского языка. И уж никак не виноваты в этом мои педагоги-грамотеи. Впрочем, в наше время учили нас этой псевдонауке проще, не по мертвым и затхлым руководствам, а по живому слову в лучших творениях современных писателей. Грамматика Соколова [1] (в сокращенном виде грамматика Ломоносова, несравненно лучше всех нынешних грамматик) была у нас лишь подспорьем, из нее мы узнавали только техническую терминологию русской речи и, слава Богу, научились говорить и писать не хуже всех нынешних грамматиков, которые чувствуют себя в роли Собачкина, когда им приходится написать самую обыкновенную записку: ‘…так, кажется, на словах все бы словно изъяснил, а примешься за перо, — просто, как будто бы кто-нибудь оплеуху дал: конфузия, конфузия, не подымается рука да и полно’.
Пусть сердятся на меня грамотники и грамотницы, но я скажу, что это самый непроизводительный, самый бесполезный род наставников и наставниц во всем учебном персонале. Дело, за которое берутся они так смело, может быть под силу только Павским, а не каким-нибудь Ивановым, Кирпичниковым, Антоновым и tutti guanti.
P. S. Разбирать грамматики этих господ я не стану: слишком много будет им чести, а при первой же оказии явлюсь к вам с ними и доставлю вам полное удовольствие похохотать над нелепостями, какими они потчуют детей наших.
Печатается по единственному изданию: Аскоченский В. И. [Без подп.] Русская грамматика // Домашняя беседа. — 1877. — Вып. 38.— С. 1067-1070.
[1] Соколов Петр Иванович (1764-1835) — член Российской академии и непременный ее секретарь. В 1786 г. назначен учителем русского языка в гимназию и занимал эту должность около 18 лет. С 1800 по 1825 г. работал преподавателем российской грамматики, логики и риторики в Училище корабельной архитектуры. Кроме того, был редактором ‘Санкт-Петербургских ведомостей’, редактором ‘Журнала департамента народного просвещения’ и в течение 30 лет заведовал академической типографией.
Автор многочисленных трудов, в т. ч.: ‘Начальные основания российской грамматики’ (С.-Петербург, 1788, 5-е изд. 1808).