Русская геральдика. Сочинение А. Лакиера. Спб. 1855. Две части.
Русская геральдика. Сочинение А. Лакиера. Спб. 1855. Две части.
ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ
ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ
Русская геральдика. Сочинение А. Лакиера, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1855
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах
М., Государственное издательство ‘Художественная литература’, 1949. Том II. Статьи и рецензии 1853-1855
Издавая свое сочинение, г. Лакиер назначает ему двоякую цель: служить практическим руководством для составления гербов тем лицам, которые вновь приобретают дворянство, или, принадлежа к старинному дворянству, еще не имеют гербов, это цель второстепенная, главное же значение, придаваемое г. Лакиером русской геральдике, основания которой он полагает своим добросовестным трудом, состоит в том, что г. Лакиер считает геральдику важною вспомогательной наукою для истории. Если бы г. Лакиер имел в виду одну первую цель, нам оставалось бы только сказать, что она очень удовлетворительно достигается его книгою. Значение употребительнейших эмблем, принятых в русские гербы, значение различных полей и частей герба излагается автором с достаточною полнотою и ясностью. Но едва ли бы г. Лакиер употребил столько времени и трудов на составление своей книги, если б не думал, что она может иметь большую важность в ученом отношении. Этого, должны мы, к сожалению, сказать, ‘Русская геральдика’ не может иметь по самой сущности предмета. Особенного значения для науки не имеют подобные книги и для истории тех народов, у которых гербы были старинным учреждением, тем менее нуждается в пособии геральдики история русского общества, познакомившегося с гербами не ранее Петра Великого.
Степень важности многих вспомогательных наук зависит чисто от случайных обстоятельств. Так, например, чем беднее письменные памятники, оставшиеся от какого-нибудь народа или какой-нибудь эпохи, тем драгоценнее становятся материалы, доставляемые нумизматикою. Никто не вздумает писать римскую историю по римским монетам и медалям. Но для истории Карфагена, имеющей очень много пробелов в письменных известиях, дошедших до нас, монеты, отрываемые в развалинах карфагенских, имеют некоторую важность. Еще драгоценнее бактриянские монеты, при совершенном недостатке других данных, помогающие нам уловить хотя несколько сухих имен для истории этого безвестного царства. Точно так же, если б, например, у бактриян или парфов были в употреблении гербы, и если б до нас дошло несколько их, важность их была бы неоцененна. Но, к несчастию геральдики, гербы употребляться начали только во времена феодализма и рыцарства, с XI или XII века, а история средних веков, к нашему счастию, очень хорошо известна по бесчисленным летописям, актам, запискам, литературным произведениям и другим письменным памятникам, и гербы не могут сказать нам о ней почти ничего заслуживающего внимания. Генеалогия каждого знатного французского или немецкого рода и заслуги его предков подробно и отчетливо занесены в летописи и акты — какую же пользу для себя извлечет история, рассматривая герб этого рода, сообщающий неопределенные намеки на один или два факта из числа тысячи фактов об этом роде, превосходно занесенных в письменные памятники? Неужели надобно рассматривать гербы неаполитанских или испанских Бурбонов, чтобы узнать их происхождение от французских Бурбонов? Такова драгоценность и всех материалов, доставляемых западною геральдикою истории Западной Европы. Потому геральдика французская, английская, немецкая лишена всякого значения для науки и служит просто предметом любопытства для немногих любителей. Из ученых исследователей никто не считает ныне в Западной Европе нужным заниматься геральдикою.
Еще менее важности может иметь она в русской истории. Если б дошли до нас гербы Аскольда и Дира, мы были б очень рады возможности узнать, были ли между собою родственники Аскольд и Дир или нет. Но даже Олегов щит, сохранившись на вратах Византии, не сказал бы ничего интересного: подвиги Олега мы знаем довольно подробно из Нестора, знаем и то, что он был родственник Рюрика. А гербы не были известны не только при Аскольде и Олеге, но даже и во времена Алексея Михайловича русские люди не имели о них понятия, что прекрасно говорит Котошихин, слова которого приводит и г. Лакиер. Неужели же мы узнаем что-нибудь интересное из гербов Александра Даниловича Меньшикова или барона Шафирова? Неужели рассмотрение герба Суворова-Рымникского познакомит нас с фактом, что он взял Измаил и разбил французов при Нови? Или нужно сличить герб Пушкина с гербом ‘Арапа Петра Великого’, чтобы узнать, что наш поэт по женской линии происходил от Ганнибала?
Другое дело — подробное рассмотрение печатей и сфрагистика. Печати употреблялись с незапамятных времен и русскими, как и всеми другими народами. Правда, что на Руси употреблялись они такие, какие кому вздумается, а не по строгим правилам, как это было в некоторых других землях. Котошихин говорит опять, что даже в его время русские, когда им случалась надобность иметь печать, избирали каждый какую ему вздумается. Но все-таки исследование печатей XIV—XV веков, может быть, доставило бы несколько указаний для русской дипломатики, хотя, при беспорядочности употребления одних печатей, при общеизвестности значения других (напр., городовых печатей), нельзя и на этой скудной ниве набрать много колосьев. Потому русские историки, не получая большого пособия от сфрагистики, обращали, однако, на нее некоторое внимание. И чем более страниц уделил бы этой науке г. Лакиер в своей книге, тем более было бы в ней страниц, имеющих значение для истории.
Но на геральдику не считал нужным обращать внимание ни один из исследователей русской истории, и г. Лакиер, занявшись ею очень основательно, представил в своей книге неопровержимое свидетельство, что русская история ничего не теряла от небрежения, с каким оставляли в стороне этот предмет другие изыскатели. Внимательное рассмотрение не доставило ему ни одного факта, ни одного намека, сколько-нибудь интересного для исторических соображений.
Быть может, г. Лакиера поддерживала в его утомительной работе мысль, что он докажет древность русского дворянства и опровергнет мнение, найденное им в каких-то французских книжках, будто бы у нас нет древних родов. Но это мнение не стоило опровержения. Ни один иностранец, имеющий хотя малейшее понятие о России, не сомневается, что у нас есть довольно много княжеских и дворянских родов, происходящих от Рюрика, и таким образом имеющих тысячелетнюю древность. А к этому результату сводят все возражения г. Лакиера. Потому надобно думать, что он или не совсем точно понял мнение, которое опровергает, или, если встречал его действительно выраженным в том смысле, который занимает его, то написал свое исследование в опровержение ничтожного мнения. Писать книгу в объяснение того, что в России есть роды чрезвычайно древние, значит то же, что писать книгу в объяснение того, что русские говорят не по-татарски, живут не в кибитках, а в городах и селах, едят хлеб, а не сырую рыбу, и т. д. Кто же сомневался в этом? Роды, происходящие от Ярослава, известны каждому из всякой книжки о русской истории, нового об этом нельзя сказать ничего, если не считать особенно важными следующих генеалогических доказательств о существовании потомков Кия, Щека, Гостомысла и даже Мосоха (основавшего, как известно, Москву):
Принадлежат ли эти качества (древность и владение поземельною собственностью) нашему дворянству? Мы не будем вдаваться в подробности о быте наших предков в доисторические времена, заметим только, что и в то время были у славян старшины, вожди, роды которых не могли исчезнуть с прибытием к нам трех братьев Норманнов… История не сохранила известий, какие именно дворянские роды происходят от этого корня, тем не менее начало этих родов теряется в незапамятной древности (стр. 307 и 310).
Первоначально опубликовано в ‘Современнике’ 1855, No 3, стр. 11—14.
Перепечатано в полном собрании сочинений (СПБ., 1906), т. I, стр. 335—337.
Рукописи и корректуры не сохранилось. Печатается по тексту ‘Современника’.