Рождество рабби Элиезера, Каган Аврам, Год: 1902 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Рождество рабби Эліезера.

Святочный разсказъ Абрагама Кагана.

Переводъ съ англійскаго Анны Бронштейнъ.

Дв прилично одтыя дамы шли по улицамъ гетто. Одна изъ нихъ — небольшая, худенькая женщина съ рзкими чертами лица и сдыми волосами — внезапно остановилась.

— Посмотрите на этого человка!— съ восторгомъ сказала она, обращаясь къ своей высокой спутниц и указывая на пожилого еврея, который сидлъ за уличнымъ прилавкомъ съ папиросами и что-то шепталъ, склонившись надъ открытою книгой.— Не правда ли въ его лиц есть что-то львиное? И вмст съ тмъ какой покорный, трогательно-грустный взглядъ! Я никогда не видла такого сочетанія.

Другая равнодушно согласилась, что старикъ, дйствительно, прекрасенъ, но старшая этимъ не удовлетворилась.

— Вы такъ это говорите, какъ будто міръ переполненъ такими лицами,— протестовала нервная женщина.— Я никогда не видала такой чудесной головы. Она — положительно классическая… Живая трагедія. Одни глаза его обогатили бы начинающаго художника. Я непремнна телеграфирую Гарольду.

— Да, въ его глазахъ есть что-то трогательное,— согласилась распорядительница университетскаго поселенія {Такъ называются въ Европ и Сверной Америк поселенія, устраиваемые интеллигентными людьми въ бднйшихъ частяхъ города съ цлью вліять на населеніе и поднимать его умственный и нравственный уровень при помощи безплатныхъ чтеній и спектаклей, даровой раздачи книгъ и даже матеріальныхъ пособій, насколько позволяютъ средства. Въ еврейской части Нью-Іорка пять университетскихъ поселеній: три устроенныхъ евреями и два христіанами.}, тоже, наконецъ, заинтересованная.

— Трогательное! Это просто глаза мученика! Вы только посмотрите миссъ Колтонъ, какъ это восковое лицо выступаетъ, строго очерченное изъ этой массы блыхъ волосъ и бороды. А эти глаза! Не кажется ли вамъ, будто они глядятъ изъ могилы или изъ какой-то недоступной дали? Надо подойти и заговорить съ нимъ. Онъ похожъ на дряхлаго ручного льва…

Миссъ Бемисъ держала въ рукахъ списокъ кліентовъ, ‘заслуживающихъ поддержки’, большей частью ирландцевъ, который миссъ Коттонъ приготовила для нея, какъ и въ прошломъ году. Но на этотъ разъ ея энтузіазмъ не носилъ исключительно филантропическаго характера. Она недавно свела знакомство съ небезызвстною литературною семьей и такъ увлеклась, что съ тхъ поръ все искала ‘типовъ’.

Подойдя къ прилавку, дамы увидли, что на немъ, кром папиросъ, лежали также конфекты и еврейскія газеты, а сзади, въ стн, былъ прилаженъ грубый шкафъ, наполненный книгами въ плохихъ переметахъ.

Миссъ Колтонъ, которая говорила по-нмецки и старательно изучала жаргонъ гетто, играла для своей спутницы роль переводчицы.

— Сколько стоятъ эти папиросы?— спросила она, взявъ пачку съ портретомъ капитана Дрейфуса.

— Папиросы?— переспросилъ старикъ съ подобіемъ улыбки, отъ которой его лицо сдлалось еще печальне.— Сколько папиросъ? Одна, дв или вся пачка?— нершительно прибавилъ онъ.

— Пачка, конечно. Разв вамъ кажется страннымъ, чтобъ женщины покупали папиросы?

— Боже сохрани. Кто же говоритъ, что это странно?— поспшно отвтилъ старикъ.— У меня дамы покупаютъ каждый разъ…

— Зачмъ? курить?

— Ну! Какъ это женщина будетъ курить?— сказалъ старикъ. Но у нея, можетъ, мужъ есть, что куритъ, или женихъ.

Миссъ Бемисъ купила пачку съ портретомъ Дрейфуса и еще одну съ портретомъ Дрейфуса и еще одну съ портретомъ Карла Маркса. Старикъ понемногу оправился отъ застнчивости и разсказалъ, въ отвтъ на вопросы дамъ, что его зовутъ Эліезеромъ, но люди называютъ его рабби Эліезеромъ изъ уваженія къ его сдинамъ и благочестію. Онъ уже два года въ Америк и одинокъ, какъ перстъ.

— А сколько вамъ даетъ въ недлю этотъ прилавокъ?

Онъ только вздохнулъ въ отвть и безнадежно махнулъ рукой. Помолчавъ немного, онъ сказалъ:

— Я сижу и зябну, какъ собака, съ шести часовъ утра до одиннадцати ночи… Сами вы видите!.. А что же я имю за свои труды? Если заработаю пять долларовъ, то говорю, что мн везло. Было бы у меня побольше товару, я бы, можетъ быть, зарабатывалъ больше Это Америка, а не Россія, чтобъ торговать, надо имть разный товаръ… Все же роптать гршно. Я не умираю съ голоду, хвала Господу!..

Онъ объяснилъ дамамъ, что книжный шкафъ представляетъ библіотеку.

— Глупости все,— съ презрніемъ прибавилъ онъ.— Въ этихкнижкахъ одна только ложь, разныя выдумки о томъ, какъ господинъ влюбился въ барышню, и еще такіе же пустяки, а между тмъ приходится держать этотъ хламъ! Ахъ, не за этимъ пріхалъ я въ Америку! Чего мн не хватало? Птичьяго молока разв!.. Я былъ соферъ {Переписчикъ скрижалей. Рукописныя копіи Ветхаго Завта въ большомъ ходу между набожными евреями.}. Я жилъ бдно, но никогда не голодалъ, и люди меня уважали. Жилъ себ мирно, пока черный годъ занесъ въ нашъ городъ человка, который подбилъ меня хать въ Америку. Онъ увядалъ какъ я рисовалъ Мизрахъ, знаете,— это такая картина, евреи ее вшають въ лучшей комнат на восточной стн. Я ее отдлалъ такъ чисто, съ красивыми колоннами, два льва держатъ амвонъ, кругомъ разныя украшенія. Конечно, это многіе умютъ, но я такое умю, что рдкому доступно. Могу вписать все Второкнижіе въ кружокъ не больше стаканнаго донышка!..

Темные глаза его заискрились, и улыбка заиграла вокругъ рта, а лицо оставалось попрежнему печально.— Возьму, бывало, обыкновенный стаканъ, опрокину его на бумагу, очерчу вокругъ перомъ, а потомъ — за работу. Люди съ трудомъ разбираютъ, такъ мелко написано, а если дамъ имъ увеличительное стекло, такъ каждое слово видно, а почеркъ какой! Все-равно что печать…

— Ну, ребъ Эліезеръ,— говоритъ этотъ человкъ,— у васъ золотыя руки, но смысла у васъ ни на грошъ. Зачмъ вамъ пропадать въ такомъ сонномъ городишк? Да вы позжайте въ Америку, тамъ васъ жемчугомъ осыплютъ.— Ребъ Эліезеръ остановился, потомъ махнулъ рукой въ сторону своего товара и, горько улыбаясь, прибавилъ:— вотъ онъ, жемчугъ…

— А что сталось съ вашими картинами?— спросила заинтересованная миссъ Колтонъ.

— Съ картинами? Лучше и не спрашивайте, барыня,— вздохнулъ старикъ.

— Я просидлъ шесть ночей, пока кончилъ одну, а продалъ ее за долларъ, и то изъ милости. Мн сказали, что мои львы похожи на картошку, а Второкнижіе имъ вовсе ненужно. ‘Знай,— говорятъ,— что тутъ Америка. Такія вещи здсь на машин длаются и продаютъ по пятаку за штуку!’ Лавочникъ показалъ мн одну пачку. Что-жъ не буду спорить: львы были получше моихъ, да и буквы еще меньше, но только вы думаете, какъ он были сдланы? Рукой? Какъ же! Они здсь пишутъ ихъ попросту большими буквами, а потомъ снимаютъ ихъ какъ-то такъ хитро, что выходитъ въ сто разъ меньше. Понимаете?.. ‘Да вдь это обманъ!— я говорю имъ.— Машинная работа, а я вдь каждую букву выписываю собственной рукой, мои слова — живыя слова!’ — ‘А ну тебя и съ руками, и съ словами!— говорить купецъ.— Это, говоритъ,— не Россія, это Америка, здсь въ ходу машина, а не ручная мазня!’ Вотъ оно какъ!— Голосъ старика упалъ.— Уменьшаютъ слова… еще бы!— продолжалъ онъ убитымъ голосомъ. Да они и меня уменьшили въ сто разъ. Горсть пепла они изъ меня сдлали. Славная старость! Мерзнешь, какъ собака, и никто теб даже слова добраго не скажетъ,— закончилъ онъ, торопясь смахнуть навернувшуюся слезу и сжать дрожащія, какъ у ребенка, губы.

Душа миссъ Бемисъ одновременно наполнилась состраданіемъ и еще другимъ чувствомъ, какое бываетъ у энтомолога, неожиданно открывшаго рдкую букашку.

— Спросите его, сколько бы нужно было денегъ, чтобъ пополнить его прилавокъ товаромъ,— прямо приступила она.

Срое лицо ребъ Эліезера покрылось краской, и онъ отвтилъ, заминаясь:

— Сколько? Быть можетъ, цлыхъ пятнадцать долларовъ! Хоть бы десять было!..

Когда миссъ Бемисъ взялась за кошелекъ, старый переписчикъ скрижалей даже перемнился въ лиц и отвелъ глаза въ сторону.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не успли об дамы отойти, какъ торговцы со всхъ сторонъ обступили ребъ Эліезера.

— Сколько она вамъ дала?— жадно спрашивали они.

— Сколько!— передразнилъ онъ.— Меньше ста долларовъ, не безпокойтесь.

— Чего вы боитесь сказать? Разв мы отнимемъ?

— Боюсь! Чего мн бояться? А только къ чему приставать: сколько да сколько?

Одна торговка рыбой сказала, что знаетъ ту изъ двухъ дамъ, что повыше ростомъ.

— Она изъ того дома въ слдующемъ квартал,— объяснила она,— гд съ дтьми возятся, еще гд ихъ учатъ, чтобы они держались, какъ паны, понимаете.. Он тамъ вс христіанки, но лучше, чмъ алмазъ. Сколько же она вамъ дала, ребъ Эліезеръ?— вкрадчиво закончила она.

Ребъ Эліезеръ не отвтилъ. Онъ старался смотрть спокойно, но никакъ не могъ. Бумажка въ двадцать долларовъ, спрятанная у него за пазухой, представляла величайшую сумму, какую онъ когда либо держалъ въ рукахъ. Каждый разъ, когда покупатель подходилъ къ прилавку, старикъ вздрагивалъ и съ лихорадочнымъ усердіемъ бросался подавать товаръ, но въ то же время онъ былъ такъ разсянъ, что часто предлагалъ не то, чего просили. Каждый разъ онъ совалъ руку за пазуху, чтобъ убдиться, что бумажка быга на своемъ мст. Ему то казалось, что въ карман дыра, то онъ сомнвался, что дйствительно спряталъ драгоцнную бумажку какъ слдуетъ. Онъ какъ будто ясно помнилъ, что положилъ ее въ кошелекъ, но минутами все стиралось съ его памяти.

— Поповол потеряешь голову, если эти завистники торчатъ кругомъ,— жаловался онъ самому себ.

Онъ представлялъ себ, какъ его прилавокъ и книжный шкафъ будутъ выглядть, полные новымъ товаромъ, какъ они будутъ привлекать вниманіе проходящихъ. Все это обойдется не больше, какъ въ пятнадцать долларовъ, такъ что онъ вдобавокъ сможетъ купить себ новый талесъ {Молитвенное покрывало.}, старый былъ весь въ заплатахъ и потому на него, ребъ Эліезера, не обращали никакого вниманія въ синагог. Вотъ удивятся вс въ синагог. ‘У васъ, видно, хорошо дла идутъ, ребъ Эліезеръ’, станутъ говорить они. Да, онъ купитъ себ новый талесъ и новую шляпу.

Ермолка, которую онъ носилъ во время молитвы, тоже совсмъ порыжла, но за четвертакъ можно купить новую,— такая трата казалась теперь пустякомъ. Вдругъ онъ убдился, что не помнитъ, положилъ ли онъ ассигнацію въ кошелекъ. Сердце его упало. Повернувшись спиной къ прилавку и какъ будто приводя книги въ шкафу въ порядокъ, онъ поспшно вытащилъ свой ветхій кошелекъ… Бумажка была тамъ — зеленая съ одной стороны и коричневая съ другой.

— Считаете деньги, что христіанка дала?— съ задоромъ спросила одна торговка.

— Вовсе нтъ,— пробормоталъ онъ, покраснвъ.

— Глупый вы человкъ, разв вамъ кто завидуетъ?— отозвался торговецъ морковью.

— Не скрытничайте — сколько?

На этотъ разъ почему-то ребъ Эліезеръ обидлся.

— Чего вамъ отъ меня нужно?— выпалилъ онъ.— Что я долженъ кому-нибудь?

— Не сердитесь, господинъ!— колко отвтилъ торговецъ.— Нечего вамъ важничать. Что изъ того, что христіанка дала вамъ подарокъ на Рождество — въ честь рожденія ея Бога?

— Вотъ именно — подарокъ въ честь ихъ Бога,— подтвердилъ другой, торговавшій обрзками ситцевъ.

Ребъ Эліезеръ былъ вн себя отъ гнва.

— Вы это говорите потому, что у васъ глаза выскакиваютъ отъ зависти,— свирпо отвтилъ онъ.— Такъ знайте: она дала мн двадцать долларовъ. Да!

Споръ кончился, но въ сердц ребъ Эліезера осталась рана. Узкій клочокъ бумаги, зеленый съ коричневымъ, внезапно сталъ пахнуть ладаномъ и вызвалъ звуки органа, которые напомнили старому еврею польскую церковь на родин. Его охватилъ ужасъ. За пазухой, близко къ его сердцу, пріютилось нчто трефное (нечистое), враждебное, святотатственное. Горе, горе! Эта нечистая вещь была такъ дорога ему!.. И надо же было этому случиться какъ разъ въ день Рождества! Несчастье! Еслибъ эта христіанка съ доброй душой пришла хотя бы на одинъ день раньше, или, еслибъ, по крайней мр, никого не было при томъ, когда онъ получилъ подарокъ… Впрочемъ, она вдь не говорила, что это рождественскій подарокъ. Онъ вспомнилъ, что многіе евреи обмнивались между собою и съ христіанскими друзьями подарками на Рождество, но въ этой мысли было мало утшенія. Что изъ того, что евреи которые брютъ бороду и курятъ въ субботу, посылаютъ подарки на Рождество христіанскимъ друзьямъ или такимъ же евреямъ, какъ они сами? Неужели онъ, старикъ, стоящій одной ногой въ могил, послдуетъ ихъ безбожному примру? Горе ему! Неужели дошло до этого? Онъ твердо ршилъ возвратить христіанк ея деньги, и ему какъ будто стало легче. Но вслдъ за тмъ онъ снова почувствовалъ, что не сдлаетъ этого, и, мало-по-малу, на душ его сдлалось попрежнему тяжело.

— Ахъ, Боже! Черный годъ принесъ ко мн этихъ дамъ съ ихъ двадцатью долларами!— въ отчаяніи воскликнулъ онъ.

Наконецъ, посл долгихъ колебаній, онъ составилъ планъ дйствій. Онъ пойдетъ въ христіанскій домъ (такъ называлъ онъ про себя университетское поселеніе), и разузнаетъ, были ли эти деньги даны ему, какъ подарокъ на Рождество. Онъ не спроситъ прямо, потому что это было бы слишкомъ опасно. Вмсто того, онъ лучше такъ скажетъ: ‘Я бдный человкъ, но я еврей, а евреямъ нельзя принимать подарковъ въ честь христіанской вры. Я взялъ эти деньги, потому что добрая дама дала мн ихъ. Она, наврно, не считала это подаркомъ на Рождество, неправда ли?’ Добрая женщина пойметъ, конечно, его горе и, если даже деньги даны были, какъ рождественскій подарокъ, она скажетъ, что нтъ.

Ему казалось такъ легко и просто пойти и сказать эту короткую рчь, но когда онъ очутился передъ небольшимъ двухъэтажнымъ домомъ — единственнымъ среди ряда высокихъ зданій, наполненныхъ мелочными лавками и дешевыми квартирами, сердце его сжалось отъ боязни, что барыня вдругъ скажетъ: ‘да, это былъ подарокъ на Рождество’.

— И съ какой стати я стану еще безпокоить ихъ? Разв мало того, что он дали мн такую кучу денегъ?— сказалъ онъ себ съ искреннимъ чувствомъ приличія и даже отошелъ въ сторону. Однако, пройдя нсколько шаговъ, онъ повернулъ обратно. Медленно и нершительно подходилъ онъ къ дому. Первый разъ въ жизни онъ собирался войти въ господское жилище и съ мимолетною надеждой почувствовалъ, что у него, пожалуй, не хватитъ смлости и позвонить. Когда онъ, наконецъ, собрался съ духомъ и позвонилъ, сердце его такъ забилось, что онъ боялся, что не съуметъ сказать ни слова.

Черезъ минуту онъ увидлъ миссъ Колтонъ. Онъ сейчасъ же узнай ее, но она показалась ему теперь моложе и выше ростомъ.

— Чмъ могу служить вамъ, ребъ Эліезеръ?— съ необыкновеннымъ радушіемъ встртила она его.

Онъ сразу ободрился.

— Я пришелъ, барыня, спросить васъ коео-чемъ, — началъ онъ свободно и самъ себ удивляясь.— Мн говорятъ, что та дама дала мн деньги, какъ подарокъ на Рождество. Я, знаете, еврей, и мнй нельзя принимать такіе подарки, это не мое дло, что другіе евреи длаютъ такія вещи.

Онъ не зналъ, какъ продолжать. Онъ зналъ, что рчь выходитъ совсмъ не та, которую онъ приготовилъ, и что эта ошибка можетъ стоить ему его двадцати долларовъ. Ему страшно хотлось поправитъ дло, но слова никакъ не выходили. Посл нкотораго молчанія, у него вдругъ сорвалось:

— Еслибъ я получилъ эти деньги вчера или завтра, тогда другое дло, но сегодня!..

Миссъ Колтонъ расхохоталась.

— Да, разумется, это не былъ подарокъ на Рождество,— сказала она.— Доброй дам и въ голову не приходило дать вамъ деньги съ этой цлью, потому что она отлично знала, что вы еврей и вдобавокъ, наврное, набожный. Но разъ это васъ такъ безпокоитъ, дайте мн эти двадцать долларовъ и приходите за ними завтра. Вы получите ихъ отъ имени той дамы, какъ новый подарокъ. Такъ будетъ лучше, неправда ли?

Ребъ Эліезеръ согласился, но вышелъ изъ университетскаго поселенія полный безпокойства.

Первымъ дломъ его было разспросить у сосдей, хорошая ли плательщица миссъ Колтонъ. Ему вс въ одинъ голосъ отвтили, что лучше ея не можетъ быть. Услышавъ такой отзывъ, онъ въ самомъ лучшемъ настроеніи духа отправился на вечернюю молитву въ синагогу. Тмъ не мене, при чтеніи ‘Восемнадцати Благословеній’, онъ поймалъ себя думающимъ о деньгахъ. Пришлось повторить молитву сначала.

Когда онъ вернулся, торговля была въ полномъ разгар. Троттуары и мостовая кишли народомъ. Сотни факеловъ съ колеблющимся пламенемъ мелькали другъ за другомъ, простираясь на западъ и на востокъ, на сверъ и на югъ и сливаясь въ огненныя полосы, которыя скрещивались, вспыхивали и снова терялись въ общей пестрот свта, дыма, рыбы, овощей, субботнихъ калачей, яркихъ тканей и человческихъ лицъ.

— Рыбы, рыбы, хозяюшки милыя! Кто купитъ рыбы? рыбы живой, вертлявой, праздничной, пляшущей въ честь субботы!..

— Картофелю, крупнаго по кулаку!..

— Коленкору! Дешеваго коленкору!..

— Купите ситцу остатокъ — ситецъ, какъ шелкъ, хозяйки!..

Ребъ Эліезеръ, прилавокъ котораго находился въ самомъ центр этого столпотворенія, сидлъ за стойкой и думалъ. Онъ былъ весь разбитъ духомъ и тломъ. Онъ со стыдомъ думалъ о лихорадочномъ своемъ безпокойств относительно денегъ, о своемъ униженіи, о томъ, какъ онъ обманывалъ своего Бога… И все это изъ-за нищеты, изъ-за которой двадцать долларовъ казались ему богатствомъ… И вдругъ ему показалось, что старости его было нанесено жестокое оскорбленіе. Онъ сталъ бормотать псалмъ. Каково бы ни было значеніе древне-еврейскихъ словъ, которыя произносили его уста, дрожащій голосъ его и печальный напвъ просили Бога простить его и сжалиться надъ его послдними годами на земл.

Красноватое пламя упало на его восковыя черты и блую бороду. Глаза его мерцали тусклымъ и безнадежнымъ блескомъ. Онъ все шепталъ и качалъ своею красивою головой, страдальческая улыбка появилась и не сходила съ его лица. Ему хотлось излиться слезами. ‘Я такъ несчастенъ, такъ несчастенъ!’ говорилъ онъ себ, весь охваченный горемъ. И въ то же время онъ чувствовалъ, что гд-то далеко въ глубин его души, вислъ неотвязный вопросъ: отдастъ ли ему христіанская дама его двадцать долларовъ?

‘Міръ Божій’, No 12, 1902

Рождество рабби Эліезера.

Читайте также: