Россия и Англия в продолжение XVI и XVII веков, Мартенс Федор Федорович, Год: 1891

Время на прочтение: 46 минут(ы)

Россія и Англія въ продолженіе XVI и XVII вковъ *).

*) Русская Мысль, кн. I.

III.

Въ продолженіе нсколькихъ лтъ непосредственныя дипломатическія сношенія между царемъ Иваномъ Васильевичемъ и англійскою королевой прекратились. Но въ 1580 году царь опять принужденъ былъ получить изъ Англіи нкоторые военные припасы, въ которыхъ онъ очень нуждался для нескончаемыхъ войнъ противъ шведовъ и поляковъ. Царь поручилъ одному изъ прикащиковъ лондонскаго общества Горсею, понравившемуся ему свою находчивостью и умомъ, отправиться въ Англію сухимъ путемъ и отвезти англійской королев новую царскую грамоту. Горсей блестящимъ образомъ исполнилъ это весьма опасное порученіе, потому что во время пути чрезъ шведскія, польскія и нмецкія владнія онъ подвергался опасности быть захваченнымъ какъ русскій шпіонъ. Царскую грамоту Горсей положилъ въ деревянную баклажку для водки, которую онъ спряталъ подъ гривою своей лошади. Добравшись до Гамбурга, Горсей благополучно выхалъ въ Лондонъ, представилъ англійской королев царскую грамоту и весною 1581 года выхалъ въ Россію съ 13 судами, нагруженными всми потребованными царемъ военными и другими припасами.
Иванъ Васильевичъ остался очень доволенъ результатомъ экспедиціи Горсея и въ слдующемъ 1582 году отправилъ въ Лондонъ новое посольство, во глав котораго былъ поставленъ дворянинъ едоръ Писемскій. Этому новому московскому посланнику были поручены, главнымъ образомъ, слдующія два дла: во-первыхъ, онъ долженъ былъ заключить союзъ съ Англіей противъ польскаго короля Стефана Баторія и требовать вспомоществованія людьми, деньгами и всякими военными снарядами. Во-вторыхъ, Писемскому поручено было развдать о племянниц королевы, княжн ‘Маріи Лонтинской’, т.-е. Маріи Гастинасъ, дочери графа Гонтиндонскаго, за которую, царь имлъ намреніе свататься. Наконецъ, англійскому толмачу Писемскаго было приказано, при соблюденіи строжайшей тайны, передать Елизавет, что царь намренъ прибыть въ Англію.
Ни то, ни другое порученіе не могло быть исполнено Писемскимъ удовлетворительнымъ образомъ. Пріхавъ въ Англію, московскій посолъ долго не былъ принятъ королевою. ‘А быти де вамъ вскор у королевы нельзя,— сказали ему отъ имени королевы,— потому что де въ Лунд (Лондон) моровое повтріе, и она де для мороваго повтрія изъ Лунды выхала’. Когда же посолъ, со всми обычными почестями, былъ принятъ королевою и могъ вступить въ обмнъ мыслей съ англійскими министрами, онъ весьма скоро убдился, что англійское правительство не намрено связать себ руки союзнымъ трактатомъ съ московскимъ царемъ. Писемскому было объявлено, что вскор прибудетъ къ царю англійскій посланникъ, на котораго возложено будетъ порученіе покончить дло о союз.
Настолько же неудаченъ былъ исходъ втораго любопытнаго дла о сватовств. Въ Ричмонд, на аудіенціи у королевы англійской, московскій посолъ сообщилъ о секретномъ его порученіи и отъ имени царя просилъ, чтобъ ‘ему ту двицу показали и парсонъ (портретъ) ея написати и прислали бы’ царю. Но королева отвтила, что двица ‘Марія Хонтинъ не красна’ и написать ея портретъ теперь нельзя, потому что она была больна оспою и лицо ея не чисто. Черезъ нсколько мсяцевъ Писемскому удалось увидть молодую англичанку и онъ такъ ее описываетъ: ‘И княжна Хунтинская Марія Хонтисъ ростомъ высока, тонкая, лицомъ бла, очи срыя, волосомъ руса, носъ прямъ, у рукъ пальцы тонки и долги’. Королева также общала послать царю портретъ своей племянницы, когда найдется настоящій художникъ, чтобъ его сдлать. На томъ кончилось сватовство царя Ивана Васильевича за англійскую княжну, которая, очевидно, не прельстилась мыслью быть шестою или седьмою супругой московскаго 50-ти лтняго царя.
Вмст съ Писемскимъ выхалъ въ 1583 году въ Москву, въ качеств, посланника англійской королевы, сэръ Еремй Баусъ. Главная цль этого новаго англійскаго посольства была общая всмъ другимъ бывшимъ посольствамъ: онъ долженъ настаивать на новомъ подтвержденіи всхъ прежнихъ привилегій англійскаго бломорскаго общества и требовать вознагражденія за незаконные поборы и убытки, нанесенные англійскимъ купцамъ. Что же касается союзнаго договора, то Баусъ могъ только заявить, что русское предложеніе всестороннимъ образомъ обсуждается совтниками англійской королевы статья за статьею. Но, во всякомъ случа, королева настаиваетъ, чтобы по христіанству и по праву международному и по здравому разсудку ‘не были начаты враждебныя дйствія союзными военными силами’ противъ какого бы то ни было государя или властителя, не пригласивъ сперва подавшаго поводъ къ непріязни отступиться отъ своихъ дурныхъ дйствій или отъ того, что подаетъ поводъ къ вражд’.
Кром того, королева предложила свои услуги царю для посредничества между нимъ и шведскимъ королемъ. Въ этомъ предложеніи царь долженъ былъ усмотрть новое доказательство союзныхъ и дружескихъ чувству англійской королевы. Относительно стараго дла объ убжищ Баусъ долженъ былъ снова подтвердить полную готовность королевы оказать царю самый ласковый пріемъ въ Англіи, ‘какой только возможенъ при малыхъ нашихъ средствахъ’. ‘Мы хотимъ,— писала Елизавета царю 8 іюня 1583 года,— чтобы королевство и всякія владнія наши были открыты для вашего величества точно также свободно, безопасно и благонадежно, какъ они открыты или могутъ быть открыты для насъ самихъ’.
Наконецъ, вопросъ о сватовств былъ окончательно поконченъ инструкціями, данными Баусу. Послдній долженъ былъ объявить, что ‘предложенная двица вошла въ такое разстройство здоровья, что остается мало надежды на возвращеніе ей силъ, потребныхъ для (царскаго) сана’. Поэтому Баусъ долженъ упирать на ‘слабосиліе двицы даже въ самомъ здоровомъ ея положеніи и другія затрудненія, которыхъ можно ожидать со стороны двицы и ея родственниковъ’.
Посольство сэра Еремя Бауса окончилось весьма неудачно, благодаря, въ особенности, заносчивости и дерзкому поведенію самого англійскаго посла. Правда, самъ царь Иванъ Васильевичъ выслушивалъ съ рдкимъ терпніемъ противорчивыя рчи сэра Еремя, но за то назначенные царемъ для переговоровъ съ посломъ бояре Никита Романовичъ Захарьинъ, Богданъ Бльскій и, въ особенности, думный дьякъ Андрей Щелкаловъ возмущались поведеніемъ англійскаго посла, который постоянно отрекался отъ сказанныхъ имъ словъ. Такъ какъ онъ въ одинъ день говорилъ, что хотя Марія Гостингъ ‘по грхамъ немощна и болзнь великая въ ней есть’, за то у королевы, его государыни, ‘не одна племянница и ближе той племянницы есть ихъ до десяти двокъ, которыя во племени королевы’ {Сборникъ Импер. Русск. Истор. Общества, т. XXXIII, стр. 106 и слд.}. Черезъ нсколько же дней англійскій посолъ категорически отказался отъ тхъ словъ.
Несмотря на такіе поступки, Баусъ пользовался настолько большимъ довріемъ царя, что могъ обвинять думнаго дьяка Щелкалова въ томъ, что онъ подкупленъ голландцами, и постоянно незаслуженнымъ образомъ жаловаться на обиды, будто бы ему нанесенныя царскими чиновниками.
Хотя царь Иванъ Васильевичъ также иногда, въ порыв гнва, круто поступалъ съ посломъ, все-таки, онъ согласился утвердить снова вс торговыя повольности англичанъ и продолжалъ тщетные переговоры о заключеніи оборонительнаго и наступательнаго союза. Этого мало: царь настолько увлекался мыслью о женитьб на англичанк, что объявилъ своимъ боярамъ, что если невста не прідетъ изъ Англіи, то онъ самъ туда за нею подетъ.

IV.

Внезапная смерть царя Ивана Васильевича 18 марта 1584 г. чувствительнымъ образомъ повліяла на положеніе англійскаго посла. ‘Твой англійскій царь умеръ’,— прислалъ сказать Баусу думный дьякъ Щелкаловъ и, въ то же время, приказалъ оцпить домъ, въ которомъ жилъ посолъ, и никого не впускать и не выпускать изъ него. Вообще въ продолженіе девяти недль, проведенныхъ Баусомъ подъ стражей, съ нимъ обращались настолько плохо, что онъ постоянно ожидалъ еще худшаго. Въ такомъ обращеніи съ нимъ Баусъ обвинялъ Никиту Романовича и Щелка лова, которыхъ онъ называетъ ‘царями-похитителями’ на томъ основаніи, что они захватили власть и управляли всми длами.
Но, наконецъ, просьба англійскаго посла была исполнена и онъ былъ приглашенъ откланяться царю. Но при вход во дворецъ у англійскаго посла отняли мечъ и кинжалъ и обезоружили всхъ его слугъ. Предполагая намреніе Бауса жаловаться царю на обращеніе съ нимъ Никиты Романовича и Щедкалова, послдніе распорядились, по словамъ посла, выслать его толмача, такъ что онъ ничего не могъ сказать молодому царю. Самъ же царь ограничился замчаніемъ, что онъ желаетъ сохранить съ Англіей такія же добрыя отношенія, какъ его отецъ.
Наконецъ, Баусъ былъ отпущенъ: ему вручили царскую грамоту, подхватили подъ руки, вывели изъ палаты и объявили, что на вызда изъ Москвы ему дано только трое сутокъ сроку. Когда же Баусъ жаловался на оскорбленія, ему нанесенныя, Щелкаловъ будто бы сказалъ: ‘Пускай онъ благодаритъ Бога: Богъ былъ для него милостивъ. Не пойди онъ къ царю тогда, какъ онъ пошелъ, его бы разорвали на куски и выбросили бы за стны’. Тотъ же думный дьякъ, еще при жизни Ивана Васильевича, угрожалъ ненавистному англійскому посланнику, говоря, что его слдуетъ высчь за данныя имъ русскимъ уполномоченнымъ дерзкіе отвты.
Озлобленный такимъ обращеніемъ, англійскій посолъ прибылъ, наконецъ, въ август 1584 года въ Архангельскъ и, ставъ на падубу англійскаго корабля, отослалъ обратно царскую грамоту и подарокъ на томъ основаніи, что грамота ‘ничего важнаго не содержала, а подарокъ — три сорока соболей — потому, что дрянне этихъ соболей не могли отыскать во всей Москв’.
Этого мало: озлобленный Баусъ приказалъ всмъ англійскимъ подданнымъ немедленно выхать изъ предловъ Московскаго государства. Но купцы не только не исполнили приказанія, но еще жаловались англійскому правительству на поведеніе посла и говорили: ‘Зачмъ было ему прізжать сюда! Да помилуетъ насъ всхъ Господь Богъ!’
Правительство царя еодора Ивановича признало нужнымъ отправить въ Лондонъ не посланника, но въ ‘легкихъ гончикахъ’ толмача Бекмана, родомъ изъ Лифляндіи, которому была дана царская грамота, обвиняющая Бауса въ постоянномъ произнесеніи ‘непригожихъ словъ’, ‘невжеств’ и въ совершеніи ‘непригожихъ поступковъ’. Вмст съ тмъ, эта грамота подтверждаетъ старыя привилегіи англичанъ торговать въ московскихъ владніяхъ съ уплатою половинной пошлины ‘попрежнему’.
Однако, совершенно естественно, что дерзкое поведеніе Бауса должно было отзываться на положеніи англійской торговли въ Московскомъ государств. Правительство убдилось въ чрезвычайной выгод непосредственныхъ торговыхъ оборотовъ, чрезъ Нарву, съ другими, кром англичанъ, европейскими народами, которые стали привозить въ Москву такіе же доброкачественные товары, какъ англійскіе, но гораздо дешевле. Кром того, дла лондонскаго общества значительно подрывались англійскими же купцами, не желавшими подчиниться эксплуатаціи со стороны агентовъ общества и потому самостоятельно завязавшими торговыя сношенія съ русскими чрезъ открытую для всхъ Нарву. Наконецъ, въ управленіи длами лондонскаго общества укоренились вопіющія злоупотребленія, отъ которыхъ неоднократно страдало само московское правительство и его подданные, имвшіе съ нимъ торговыя сношенія.
Разршить вс эти недоразумнія и непорядки, само собою разумется, не въ силахъ былъ простой гонецъ Бекманъ, который въ март 1585 года прибылъ въ Англію. Но королева Елизавета приняла его не раньше іюня мсяца, находясь подъ впечатлніемъ жалобъ Бауса. ‘Для чего ныншній государь ко мн не такъ любовенъ, какъ былъ его отецъ?— спросила она Бекмана на аудіенціи, данной ему въ своемъ саду.— Всякимъ людямъ иныхъ земель велитъ на Русь здить торговать, а моимъ людямъ отчего не велитъ?’ Бекманъ отвчалъ, что никто не запрещаетъ англичанамъ здить въ Россію. Тогда королева спросила призваннаго Бауса, почему онъ говоритъ, что англичанамъ нын запрещено здить съ товарами въ московскія земли? Ex-посолъ, оправдываясь, говорилъ, что онъ только сказалъ, что съ англичанъ берутъ пошлины, а съ другихъ иноземцевъ не берутъ. На это Бекманъ возражалъ: ‘Это неправда: съ англичанъ берутъ половинную пошлину, а съ другихъ полную, и еслибъ Баусъ государевыхъ грамотъ въ Холмогорахъ не покинулъ, то бы ты, государыня, подлинно провдала, какую ныншній государь хотлъ держать къ теб любовь больше стараго’ {Сборникъ Император. Русскаго Историческ. Общества, т. ХXXVIII, стр. 146 и слд., Соловьевъ: ‘Исторія Россіи’, т. VII, стр. 802 и слд.}.
Королева Елизавета не осталась довольна отвтами Бекмана и не приняла его на отпуск, но приказала своему статсъ-секретарю сэру Франциску Вэльсингэму вручить ему грамоту царю. Въ этой грамот королева пишетъ царю, что только ‘клеветы и противодйствіе нкоторыхъ совтниковъ и слугъ вашего отца, а потомъ и препятствія, представленныя ими его переговорамъ, разсердили Бауса и заставили его позабыть о своихъ обязанностяхъ. Мы знали его здсь за человка разсудительнаго и искуснаго въ веденіи длъ. Что же касается желанія царя, чтобъ его подданные могли свободно прізжать въ Англію, то это имъ нисколько не возбраняется, подъ двумя условіями: во-первыхъ, чтобъ прізжающіе русскіе были ‘природные подданные царя’ и, во-вторыхъ, чтобы они, ‘подъ именемъ своихъ, не возили чужихъ товаровъ’ и употребляли прикащиковъ только изъ числа русскихъ природныхъ подданныхъ’.
Когда Бекманъ, по возвращеніи въ Москву, доложилъ о своей поздк, московское правительство серьезно разсердилось на англійскую королеву, которая приняла московскаго гонца, по его собственнымъ словамъ, ‘въ капустномъ саду, гд сютъ лукъ да чеснокъ’. Кром того, отпускъ былъ данъ Бекману не самою королевой, но ‘какимъ-то писцомъ’.
Вслдъ за возвращеніемъ Бекмана въ Москву, въ август 1585 года, былъ отправленъ въ Лондонъ съ новою царскою грамотой, отъ сентября 1585 года, англичанинъ Горсей, управлявшій въ продолженіе нсколькихъ лтъ московскою конторой лондонской компаніи и находившійся въ близкихъ отношеніяхъ къ шурину царя, боярину Борису Годунову. Царская: грамота, привезенная Горсеемъ, заслуживаетъ особеннаго взиманія какъ по содержанію своему, такъ и по тону изложенія.
Прежде всего, снова жалуется царь еодоръ Ивановичъ на ‘непригожіе поступки’ Бауса, который не только говорилъ ‘многія непригожія слова, но и выдумывалъ многія неправды на нашихъ бояръ’. Ни одному послу, ‘ни папы римскаго, ни императора германскаго, ни султана, не было оказано такого почета и милости, и не было отпускаемо такихъ кормовъ и не было дано ихъ посольскимъ людямъ свободы по ихъ вол всюду ходить’, какъ англійскому послу Баусу и его людямъ. Между тмъ, Баусъ бросилъ царскую грамоту и ‘этого ни въ какомъ государств не водится, чтобы посланникъ такъ невжливо велъ себя съ государемъ, пренебрегалъ государское къ себ жалованье и бросалъ грамоту, которую получилъ отъ онаго государя для отвоза къ собственному своему государю… Что за слуга тотъ, что отказывается везти письмо къ своему господину?’ Но, несмотря на вс эти великіе проступки посла англійской королевы, царь, все-таки, милостиво подтвердилъ новою жалованною грамотой вс права и преимущества англійскихъ купцовъ.
Отъ всхъ гостей, прізжающихъ въ Московское государство, ‘съ незапамятнаго времени’ берется полная пошлина, ‘а съ твоихъ людей, — пишетъ царь королев,— въ преимущество ихъ предъ другими, мы беремъ только половину той пошлину’. Между тмъ, не взирая на вс эти статьи, англійскіе подданные, все-таки, не живутъ по жалованной грамот и постоянно нарушаютъ московскіе законы и порядки. ‘Имъ указано привозить свои товары оптомъ и не продавать въ розницу, по аршину или мр, и имъ не позволено провозить и выдавать за свои товары какихъ-либо иныхъ иностранцевъ, не привозить, выдавая за своихъ, людей иного народа или племени, а твои гости, сестра, покупаютъ и продаютъ свои товары въ розницу, а не оптомъ, и провозятъ и привозятъ товары иныхъ иноземцевъ, выдавая за свои, и вывозятъ чужестранцевъ изъ иныхъ областей въ наши государства подъ именемъ своихъ англичанъ’.
Съ другой стороны, царь положительно отказываетъ королев въ ея требованіи, чтобы въ предлы Московскаго государства были допускаемы только такіе англичане съ товарами, которые имютъ отъ нея особенныя разршительныя грамоты. ‘Кто бы ни былъ,— пишетъ царь,— или кто бы изъ какой бы земли ни пріхалъ въ наше государство, тому можно и повольно торговать товарами. Обязывать насъ въ томъ, чтобы мы въ своемъ государств не дозволяли другимъ торговлю товарами,— непригоже’. Очевидно, что подданные королевы ‘хотли забрать вс прибытки для себя однихъ и не хотятъ никого иного допускать приходить въ наши пристанища, а это была бы для нашего государства помха’.
Во всякомъ случа, совершенно основательно замчаетъ царь, ‘ради однихъ англійскихъ гостей запрещать многимъ людямъ изъ многихъ государствъ приходить къ намъ было бы неразуміе’.
Московское правительство не придавало, съ другой стороны, ни малйшаго значенія праву, признанному торжественнымъ образомъ англійскою королевой за русскими торговыми людьми свободно прізжать въ Англію и торговать тамъ на общемъ основаніи. Напрасно,— пишетъ царь,— королева такъ много говоритъ о такомъ ‘маломъ дл’ и даже ‘печалуется’, что московскіе купцы такъ рдко прізжаютъ съ своими товарами въ Англію.
‘Купцы наши,— заявляетъ королев царь,— какъ въ прошлое время въ твою землю не здили, такъ и посл въ этомъ не будутъ имть нужды’.
Наконецъ, царь охотно готовъ поддерживать, чрезъ посредство пословъ и гонцовъ, постоянныя сношенія съ любительнйшею сестрою королевною Елизаветой. Только въ такомъ случа необходимо, чтобы королева не присылала пословъ, подобныхъ Баусу, и оказывала царскимъ посламъ больше почета, нежели было оказано Бекману, которому, напротивъ, было оказано ‘великое безчестіе’. Этого царскаго гонца не только долгое время не допускали къ королев, но, кром того, его отпустила домой не сама королева, но ‘писецъ’ сэръ Францискъ Бэльсингэмъ, который даже осмлился приказать гонцу править царю поклонъ отъ королевы.
‘Гд то слыхано,— съ негодованіемъ спрашиваетъ царь московскій,— чтобы какой-либо государь посылалъ гонца къ намъ, такому великому государю, и поклоны правилъ чрезъ писца? Одинъ государь другому самъ посылаетъ поклоны’.
Съ такою царскою грамотой прибылъ Горсей въ Лондонъ. Понятно, что это произведеніе московскаго посольскаго приказа должно было вызвать неудовольствіе англійскаго правительства, которое продолжало считать Бауса ни въ чемъ невиновнымъ. Однако, съ другой стороны, весьма важные коммерческіе интересы и огромныя матеріальныя выгоды, связанныя съ московскою торговлей, заставили лондонское правительство употребить вс усилія для улаженія возникшихъ натянутыхъ отношеній. Новый московскій посланецъ, будучи отлично знакомъ съ положеніемъ длъ при московскомъ двор, совтовалъ обратиться къ цариц Ирин и къ царскому шурину Борису Годунову и обезпечить за англійскою торговлей покровительство тхъ вліятельнйшихъ особъ.
Совтъ Горсея былъ уваженъ англійскимъ правительствомъ. Королева Елизавета написала цариц Ирин весьма любезное письмо, въ которомъ утверждается, что ‘необычайная слава, распространившаяся объ отличномъ разум и рдкихъ добродтеляхъ и качествахъ’ ея, вызвала искреннюю къ ней любовь королевы. Поэтому королева спшить исполнить желаніе царицы и посылаетъ ей не только ‘искусную и опытную повивальную бабку’, но также и отличнаго доктора, который принесетъ пользу ея здоровью.
Кром того, Елизавета отправила лестную грамоту Борису Годунову, въ которой называетъ его ‘кровнымъ любительнымъ пріятелемъ’ и проситъ его могущественнаго покровительства для англійскихъ купцовъ. По Борисъ Годуновъ остался недоволенъ королевскимъ письмомъ, находя слова его ‘непригожими и весьма неприличными’, потому что онъ былъ названъ въ письм ‘дьякомъ’ и такимъ образомъ ‘немалая поруха была нанесена княжескому его достоинству и чести’.
Насколько англійское правительство опасалось гнва московскаго царя, ясно видно изъ привезенной Горсеемъ въ Москву королевской грамоты отъ марта 1586 года. Королева старается, прежде всего, еще разъ оправдать поведеніе Бауса, котораго очень разсердило приказаніе снимать мечъ при вход къ царю. ‘Въ нашихъ земляхъ,— пишетъ королева,— это великое безчестіе, когда велятъ мечъ снять, и за такое безчестіе въ сердц нашего посла великая кручина была, и что ни длалъ, все съ кручиною’. Впрочемъ,— немедленно прибавляетъ королева, ‘теперь сказалъ намъ Горсей, что мечъ отнимаютъ у пословъ по вашему обычаю, какъ у васъ всегда ведется въ царств, и мы, узнавъ это, перестали кручиниться, и надемся, что между нами будетъ вчная любовь’. Но за то, что Баусъ бросилъ царскую грамоту, королева положила было строго его наказать. Если же она, все-таки, не подвергла его никакому наказанію, то только потому, что признала основательными опасенія Бауса вызвать гнвъ королевы за принятіе царскихъ подарковъ и грамоты посл отнятія у англійскихъ купцовъ всхъ ихъ привилегій и нанесенія имъ всевозможныхъ обидъ (sic).
Совершенно также неосновательно неудовольствіе царя по поводу будто бы нанесенныхъ его посланцу Бекману обидъ. Королева не приняла его немедленно, потому что была чрезвычайно занята важнйшими государственными длами, и, къ тому же, она знала, что раньше весны онъ не можетъ возвратиться въ Москву.
Что же касается мста пріема его королевою, то это вовсе не былъ садъ, въ которомъ разводится лукъ и чеснокъ. Это мсто ‘прилегаетъ къ самымъ тайнымъ отдленіямъ нашего дворца,— пишетъ королева Елизавета,— ‘мы, по государскому обычаю, въ вид особенной милости, принимаемъ тамъ только тхъ, которые наши приближенные и любезные слуги. Въ томъ мст не разводится ни лукъ, ни чеснокъ, какъ ложно и злоумышленно клевещетъ Бекманъ, но это прелестнйшій и достойный государя садъ, какъ можетъ засвидтельствовать Горсей’. Наконецъ, не ‘писецъ’ и не ‘дьякъ’, но главный статсъ-секретарь королевы передалъ Бeкману грамоту, потому что на его обязанности обыкновенно передавать отвты королевскаго правительства посланникамъ и гонцамъ чужестранныхъ государей.
По мннію королевы, Бекмана за вс его ‘лживыя и бездльныя ссорныя слова не только понаказать, и побить пригоже’.
Не мене любопытны доводы королевы въ пользу неотложной необходимости исключительныхъ привилегій для англичанъ и ихъ торговли въ предлахъ Московскаго государства. ‘Когда изо всхъ смертныхъ,— пишетъ королева царю,— мы первые открыли путь моремъ въ Московію, иного передъ тмъ погублено кораблей и многіе пожертвовали жизнью’, и вотъ ‘за толикія утраты и неисчислимые труды’ царь Иванъ Васильевичъ призналъ справедливымъ предоставить англичанамъ совершенно исключительныя права. Вотъ почему королева должна настаивать на освобожденія англійскихъ товаровъ отъ ‘всякихъ пошлинъ и сборовъ’. Мало того, королева также настаиваетъ на своемъ требованіи, чтобы торговать разршалось въ Московскомъ государств только тмъ англичанамъ, которые принадлежатъ къ лондонской бломорской компаніи, ‘ибо у насъ обычай предоставлять привилегію на плаваніе какимъ-либо путемъ только тому обществу, которое первое откроетъ тотъ путь’. Такова грамота, привезенная Горсеемъ въ Москву. Благодаря примирительному тону этого акта, а въ особенности могущественному покровительству Бориса Годунова, привилегіи англійскихъ купцовъ были подтверждены въ 1587 году новою жалованною грамотой, которую Горсей долженъ былъ отвезти въ Лондонъ.
Когда Горсей прибылъ въ Лондонъ, онъ узналъ, что королева отправила въ Москву своего секретаря у принятія челобитныхъ Флетчера, въ качеств посла. Тогда Горсей, чувствовавшій себя виновнымъ въ злоупотребленіи довріемъ лондонскаго общества, котораго онъ былъ одно время агентомъ, скрытно ухалъ изъ Лондона, не дождавшись королевской аудіенціи. Горсей былъ, въ частности, замшанъ въ дл другого англичанина, Антона Марша, который взялъ въ долгъ товары и деньги у московской казны, самого Бориса Годунова и у разныхъ частныхъ лицъ, за счетъ, лондонской компаніи. Послдняя отказалась признать эти долги, и тогда московское правительство, по совту думнаго дьяка Щелкалова, распорядилось наложить арестъ, на большую сумму, на товары, принадлежащіе англійскимъ купцамъ и лондонскому обществу. Кром того, Борисъ Годуновъ приказалъ извстному Бекману отвезти арестованнаго Марша въ Англію и передать его на судъ самой королевы.
Несмотря на неудовольствіе, вызванное поведеніемъ Бекмана въ Лондон въ первый его пріздъ, онъ, все-таки, ршился вновь туда отправиться въ 1588 году. Но онъ не скоро былъ принятъ королевою Елизаветой. Когда, наконецъ, онъ былъ допущенъ, королева приняла его слдующими словами: ‘Я долго не пускала тебя до своихъ очей, потому что была нездорова, очень грустила о смерти своего дворецкаго (графа Лейстера), да великая досада была у меня на тебя за то, что ты въ рчахъ своему государю примнилъ нашъ потшный садъ къ капустному огороду, гд сютъ лукъ да честнокъ, за такое дло ты достоинъ былъ пени, но мы теб не мстили’. Бекманъ отвчалъ: ‘Бью челомъ вашему величеству, вели безопально выговорить’. Получивъ отъ королевы разршеніе, Бекманъ сталъ оправдываться и утверждать, что онъ совсмъ не это доносилъ, что ему приписываютъ. ‘Я этого не думалъ,— оправдывался онъ,— не только что не говорилъ, въ чемъ Богъ свидтель, если въ царской грамот объ этомъ написано, или кто сможетъ на меня довести, то я у вашего величества милости не прошу, хочу за мою вину терпть наказанье, нанесъ на меня это лихой человкъ, который хотлъ моей доброй слав поруху учинить, и я надюсь, что этотъ камень упадетъ на его голову’ {Соловьевъ: ‘Исторія Россіи’, т. VII, стр. 306 и слд.}.
Королева выслушала Бекмана и сказала, что забудетъ объ этомъ дл.
Вслдъ затмъ начались съ московскимъ гонцомъ переговоры по длу Марша, долги котораго, по требованію Бекмана, должно уплатить лондонское общество. Противъ этого требованія возразилъ англійскій лордъ-казначей, что не слдовало врить Маршу и не давать ему такихъ денегъ. Вдь, онъ былъ не ‘гость большой’, но скоре, ‘простой слуга у гостей, я большіе гости кабалъ не подписывали’. Съ этимъ мнніемъ никакъ не соглашался московскій гонецъ. ‘Маршъ былъ на гостиномъ двор,— доказывалъ онъ,— покупалъ, продавалъ, деньги занималъ и самъ въ долгъ давалъ, не какъ слуга, а какъ большой гость, на которомъ все положено, сверхъ того, онъ уметъ по-русски читать и писать, и ваши большіе гости не объявили, что ему не врить’.
Это же самое дло Марша, весьма характеристичное для порядка международныхъ торговыхъ оборотовъ въ XVI столтіи, было также однимъ изъ предметовъ посольства Флетчера, прибывшаго въ Москву осенью 1588 года. Этому англійскому послу удалось покончить дло Марша, но нельзя сказать, чтобъ его посольство увнчалось полнымъ, съ точки зрнія англичанъ, успхомъ.
Прежде всего, Флетчеръ вызвалъ негодованіе царя еодора Ивановича незначительностью привезенныхъ отъ имени англійской королевы подарковъ. Сама Елизавета называетъ свой подарокъ ‘прелестнымъ’, но состоялъ онъ изъ монетъ — ‘поминковъ золотыхъ, и въ полы золотаго, и въ четверть золотаго, и въ деньгу — золотаго,— поминковъ, какихъ прежде между ею и царемъ не бывало’. Эти подарки, поднесенные царю, на другой же день были возвращены послу.
Борисъ Годуновъ, названный самими англичанами ихъ ‘лордомъ-протекторомъ’, также былъ недоволенъ присланными ему подарками и, кром того, онъ не могъ не послдовать примру царя. Поэтому онъ также возвратилъ подарки Флетчеру. Впрочемъ, Годуновъ считалъ себя еще оскорбленнымъ тмъ обстоятельствомъ, что посолъ привезъ грамоты отъ королевы Елизаветы не только ему, но также дьяку Щелкалову. ‘Не малая поруха моему боярскому сану,— писалъ онъ Горсею,— что королевна к ея сановники писали мн непригоже, смшивая дьяка со мною’. Между тмъ, сама королева знала, что думный дьякъ Щелкаловъ былъ злйшимъ врагомъ англичанъ, Годунову же она писала въ іюн 1588 года: ‘Ты въ начал нашихъ подданныхъ бережешь и за твоимъ печалованьемъ грамота имъ жаловальная дана’.
Флетчеру было поручено его правительствомъ заключить съ московскихъ правительствомъ ‘прямой договоръ вчной дружбы’ и объявить, что королева Елизавета со многими государями въ братств, дружб и любви, но ни съ кмъ не иметъ такой дружбы и любви, какъ съ царемъ. ‘Если нкоторые англичане,— говоритъ англійскій посолъ,— поступили здсь не хорошо, то его величество за немногихъ виновныхъ на другихъ невинныхъ нелюбовья не держалъ бы, не веллъ оглашать и поругать всей земли за одного человка, потому что нтъ такой земли и торговли, гд бы не было лихихъ людей, хотя бы подданные королевины и лихіе люди были, то все въ нихъ столько худаго не было бы, еслибъ государевы люди съ ними въ бездлье не мшались. Королева надется, что государь послдуетъ примру отца своего, будетъ продолжать сердечное пріятельство къ ней’.
Англійскій посолъ представилъ длинный списокъ статей, заключавшихъ требованія его правительства. Такъ, оно опять просило, чтобъ царь не дозволялъ торговать ни англичанамъ, не принадлежащимъ къ лондонской компаніи, ни другимъ иностранцамъ. На это Флетчеру отвчали, что это дло нестаточное и ни въ какихъ государствахъ этого не ведется’. Въ томъ же самомъ смысл писалъ царь королев: ‘Бьютъ намъ челомъ многіе нмцы разныхъ земель, англичане (не изъ компаніи), французы, нидерландцы и другихъ земель, на твоихъ гостей, что они кораблей ихъ къ нашему государству пропускать не хотятъ. Мы этому и врить не хотимъ, а если такъ длается въ самомъ дл, то это твоихъ гостей правда ли, что за наше великое жалованье иноземцевъ выгоняютъ? Божію дорогу, океанъ-море, какъ можно перенятъ, унятъ и затворитъ?’
Когда же Флетчеръ сталъ угрожать, что если англійскимъ подданнымъ не будутъ утверждены прежнія ихъ права и преимущества, то купцы англійскіе прекратятъ всякую торговлю съ Россіей, московскіе приказные люди ему отвчали: ‘англійскимъ гостямъ государево жалованье стало ни во что, а тмъ нечмъ грозить, что они не подутъ торговать въ наше государство: иного гостей и кром англичанъ прізжаютъ къ намъ торговать’.
Тогда англійскій посолъ перемнилъ свой тонъ и сталъ просить, чтобы царь позволилъ англійскимъ гостямъ прозжать чрезъ Россію въ Бухарію, Шемаху, Кезбинъ, Персію, а купцамъ другихъ странъ туда здить запретилъ бы. На это было отвчено послу, что царь ‘велитъ пропускать англійскихъ купцовъ въ эти страны безпошлинно, но и государевы люди въ т земли будутъ также ходить’. Да ‘какъ тому можно статься, — спросили Флетчера,— чтобъ государевымъ людямъ туда не ходить? И то велико государево жалованье къ англійскимъ гостямъ, что имъ позволено ходить въ такія дальнія государства, а другимъ иноземцамъ за версту дальше Москвы ходить не велно’.
Но посолъ подучилъ ршительный отказъ, когда онъ сталъ просить, что, въ случа, если англійскіе гости пошлютъ искать китайской земли, то вольно бы было имъ брать проводниковъ, судовыхъ людей, суда, кормъ на людей и всякіе другіе запасы. ‘Это дло достаточное,— отвтили ему московскіе приказные люди.— Государю нашему чрезъ свое государство пускать на отысканіе другихъ государствъ непригоже’.
Другія статьи, предъявленныя Флетчеромъ, касались порядка торговыхъ оборотовъ и, въ частности, дда Марша. Такъ, посолъ просилъ, чтобы англійскимъ купцамъ разршено было покупать вс товары безъ вывта. Ему отвчали, что разршеніе уже дано, исключая воска, который позволено промнивать только на селитру, порохъ и сру. Дале, королева просила, чтобъ англичанъ не пытали, когда они заподозрны въ совершеніи какого-нибудь преступленія. Отвтъ: англичане никогда не брали и за недльщика не давали, о пытк же никогда и помину не было и впередъ до будетъ.
На просьбу королевы, чтобы судъ надъ англичанами порученъ былъ самому Борису Годунову, былъ данъ отвтъ: ‘Дло несходное судить купеческія дла Борису едоровичу, Борису едоровичу приказаны дла государственныя, которыми государство держится. Англійскихъ купцовъ будутъ судить приказные люди, а вершить дла будутъ, докладывая Борису едоровичу’ {Соловьевъ: ‘Исторія Россіи’, т. VII, стр. 308.}.
Затмъ королева просила, чтобы позволено было англичанамъ на Вычегд дворъ поставить, руды желзной искать и желзо выдлывать, и лсу дать имъ верстъ на семь или на восемь около тхъ мстъ, гд станутъ дворы и мельницы желзныя ставить. За это англичане обязуются платить тамги по московк за каждый фунтъ..На это царь согласился. Потомъ посолъ просилъ, чтобъ англійскимъ купцамъ разршено было держать у себя и нанимать барышниковъ и скупщиковъ, которымъ они будутъ платить по договору. На эту просьбу послдовалъ слдующій характеристическій отвтъ: ‘тому быть до пригоже, въ этихъ барышникахъ и наймитахъ большая смута и воровство бываетъ’.
Еще посолъ просилъ, чтобы позволено было денежнымъ мастерамъ во всхъ мстахъ передлывать на англійскихъ гостей ефимки въ деньги безпошлинно, гости будутъ платить только за уголье и мастерамъ за работу. Это было разршено, но подъ условіемъ, чтобъ пошлина была прежняя общая.
Наконецъ, дло Марша возбудило старый вопросъ о необходимости въ торговыхъ оборотахъ индивидуальной, а не коллективной отвтственности за неисполненіе обязательствъ или совершеніе преступленій.
Въ начал сношеній съ полуобразованными народами невинные часто должны страдать за виновныхъ и отвчать за чужія обязательства, только потому, что принадлежатъ къ одной съ виновными національности или живутъ подъ общими съ ними законами {См. мое сочиненіе О консулахъ и консульской юрисдикціи на Восток, 1878, стр. 170 и слд.}. Такъ и англійскіе гости, прибывшіе въ ‘Московію’ съ своими товарами, часто подвергались конфискаціи ихъ собственности, вслдствіе обмана или плутовскихъ продлокъ не только какихъ-нибудь англичанъ, но даже другихъ иностранцевъ. Вотъ почему королева Елизавета поручила Флетчеру настоятельно просить московское правительство, чтобъ оно отнын запретило своимъ приказнымъ людямъ отнимать силою у англійскихъ гостей ихъ товары. На это т же приказные люди, именемъ царскаго правительства, отвтили Флетчеру, что ‘насилія никакого никакимъ гостямъ казначеи и дьяки не длаютъ, англійскихъ же гостей больше другихъ берегутъ, а если кто взялъ товаръ у англійскаго гостя и денегъ не заплатилъ или какъ-нибудь его обидлъ, то ты скажи, кто это сдлалъ именно, и государь велитъ расправу учинить’.
Въ особенности относительно Марша королева просила, чтобъ англійскихъ купцовъ не принуждали платить его долги, потому что онъ набралъ денегъ въ займы, когда не былъ съ ними въ товарищахъ, а торговалъ самъ по себ. Сверхъ того, англійскіе купцы и прикащики предупреждали русскихъ людей не врить Маршу и не торговать съ нимъ. ‘Чтобъ впередъ въ такихъ длахъ царю докуки не было,— продолжалъ англійскій посолъ,— королева бьетъ челомъ, чтобъ приказные люди считали членами компаніи только тхъ англичанъ, которыхъ имена принесетъ къ нимъ прикащикъ’.
На это послдовалъ отвтъ: ‘Сыскано подлинно, что въ то время, какъ Маршъ занималъ деньги, англійскіе купцы жили на своемъ двор вс вмст и торговали за одно, на то, чтобъ считать принадлежащими къ компаніи только тхъ англичанъ, о которыхъ прикащикъ дастъ знать, согласились’.
Благодаря могущественному заступничеству ‘царскаго величества шурина, боярина и конюшаго и содержателя государства Казанскаго и Астраханскаго Бориса едоровича Годунова’, дло Марша кончилось благополучнымъ образомъ для англійскихъ купцовъ. Только за незначительную часть долговъ Марша должно было отвчать лондонское общество, кабалы же Марша, принадлежащія Годунову, послдній отослалъ англійской королев, ‘положивъ ихъ на ея вол, какъ она производитъ’.
Имя въ виду данные Флетчеру отвты, понятно будетъ неудовольствіе королевы англійской результатомъ его посольства.
Когда же извстный Горсей, продлки котораго открыли въ Москв, снова пріхалъ въ 1590 г. съ королевскою грамотой въ Смоленскъ, его задержали и потомъ водворили на жительство въ Ярославл. Привезенную Горсеемъ грамоту англійской королевы признали въ посольскомъ приказ написанной съ умаленіемъ чести, потому что была безъ полнаго царскаи титула и съ малою печатью королевы. Только благодаря опять Годунову англійская грамота была принята.
Свое неудовольствіе королева Елизавета выражала, весьма категориче сеймъ образомъ, въ нсколькихъ письмахъ къ царю и Борису Годунову Королева находила, что обхожденіе съ ея посломъ Флетчеромъ было стою унизительное, ‘что подобнаго не дозволялъ себ въ отношеніи къ нашей государскому высочеству ни одинъ государь въ Европ’. Флетчера боле полугода не принималъ царь, онъ содержался въ своемъ дом ‘какъ плнникъ, подъ стражею людей низкаго происхожденія’. ‘Прелестный подарокъ’ королевы не былъ принятъ царемъ и возвращенъ послу съ ‘поносительными рчами’. Братъ англійскихъ подданныхъ, дьякъ Щелкаловъ, былъ назначенъ уполномоченнымъ на переговоры, хотя на вопіющія злоупотребленія именно только думнаго дьяка посолъ долженъ былъ жаловаться Кром того, англійскіе купцы постоянно подвергаются насильственному отнятію ихъ товаровъ, или, съ другой стороны, насильно заставляютъ ни покупать нкоторые русскіе товары, какъ, напримръ, воскъ, въ гораздо большемъ количеств, нежели они этого желаютъ.
Что же касается неудовольствія царя на сокращеніе его титула, то королева сама нисколько не требуетъ, чтобы ея пространный титулъ, заключающій въ себ исчисленіе всхъ англійскихъ владній, былъ бы прописанъ. Поэтому она отказывается врить, чтобъ сокращеніе титула царя, допущенное въ грамот, привезенной Флетчеромъ, могло быть принято за умаленіе царской чести.
Наконецъ, королева знала, что, по убжденію покойнаго отца царя еодора Ивановича, ‘хотя по сосдству мы далеки, но по дружб мы близи и врны’, и она надялась, что того же убжденія придерживается сынъ. Но она, къ великому прискорбію, въ этомъ ошиблась и ‘требуетъ отъ его царскаго величества ршительныхъ отвтовъ на эти статьи’ {‘Requiring of your Majesty a resolute answer upon the articles followings’ (королевская грамота отъ августа 1590 г. Срав. также грамоту отъ 14 января 1592 года (Толстой, No 76).}.

V.

Вс эти обстоятельства доказываютъ, что въ царствованіе еодора Ивановича отношенія между Россіей и Англіей были довольно натянуты и весьма часто принимали острый характеръ. Если же англичанамъ, все-таи, удавалось получать новое подтвержденіе своихъ исключительныхъ правъ, то благодаря только высокому покровительству царскаго шурина, Бориса Годунова.
Понятно поэтому, что королева Елизавета признавала себя обязанною неоднократно благодарить Бориса Годунова за то, что онъ взялъ англійскихъ Россія и Англія въ продолженіе XVI и XVII вка 15 купцовъ подъ свое могущественное покровительство, выслушиваетъ ихъ дла и ршаетъ ихъ по справедливости. ‘Мы считаемъ,— писала ему королева 14 января 1592 г.,— что все это сдлано ради насъ и потому сознаемъ себя нын, и впредь не перестанемъ сознавать себя, за все сіе обязанною вамъ’.
Самъ Борисъ Годуновъ, въ письмахъ къ королев англійской и къ ея лорду казначейства, лорду Бёрлею, постоянно уврялъ, что ‘напредь не будетъ даваемо повода къ обид гостей ея королевскаго величества, не будутъ они ни къ чему принуждаемы’ и могутъ они ‘покупать по ихъ вол и какъ захотятъ, оставаться въ пристанищ или отъзжать’.
Естественно, что извстіе о воцареніи Бориса Годунова должно было произвести въ Лондон ‘великую, сердечную, желательную и братскую радость’, какъ призналась сама Елизавета послу Микулину, Самому Борису Годунову королева писала: ‘Мы радуемся, что нашъ доброхотъ, по избранію всего народа, учинился на такомъ преславномъ государств великимъ государемъ’.
Въ 1600 году царь Борисъ Годуновъ отправилъ въ Англію, въ званіи посла, дворянина Микулина, которому, между прочимъ, поручилъ объяснитъ англійской королев, что новый царь, по завщанію покойнаго царя, по послдней вод царицы Ирины и всего народа, вступилъ на московскій престолъ. Теперь же новый царь, посылая Микулина въ Англію, желалъ дать новое доказательство своей братской любви къ англійской королев, подданные которой въ Россіи всегда пользовались его ‘великимъ жалованьемъ’ и покровительствомъ.
Московскій посолъ былъ принятъ въ Англіи съ особенными почестями, и англичане пользовались всякимъ случаемъ, чтобы выразить Микулину, что ему оказываются совершенно исключительныя почести въ сравненіе съ послами другихъ государей. Когда Микулинъ приблизился къ Лондону, онъ былъ встрченъ пушечною пальбой и ‘приказнымъ человкомъ, а съ никъ посадскихъ людей человкъ двсти’. Когда онъ высадился на берегъ въ Лондон, ему сказалъ англійскій ‘князь Ульянъ’, что ‘въ томъ мст, гд вамъ выйти изъ судовъ, пристаетъ и выходить изъ судовъ государыня наша Елизавета, королевна, а опричь королевны никто изъ великихъ ближнихъ людей, ни князья, ни бояре, и ни которыхъ государствъ послы и посланники въ томъ мст въ судахъ не пристаютъ’.
Пріемъ, оказанный со стороны королевы Елизаветы послу царя Бориса Годунова, былъ самый милостивый. На рчь посла сама королева отвчала, что она съ великою и сердечною радостью услышала о воцареніи Бориса Годунова, ‘помня его къ себ прежнюю братскую любовь и къ подданнымъ моимъ великое его жалованье, какъ еще онъ былъ во властодержавномъ правительств при цар еодор Иванович’.
‘Со многими у меня съ великими христіанскими государями братская любовь и ссылка,— заключила свою рчь королева,— а ни съ какимъ государемъ у меня такой братской любви и ссылки, и крпкой дружбы нтъ, что съ нимъ, съ великимъ государемъ вашимъ. И надежду держу во всемъ на его царскаго величества братскую любовь и противъ его братской любви рада всею душой и доброхотньемъ, и дружелюбствомъ воздавать, какъ ‘то царскому величеству угодно’.
Микулинъ былъ приглашенъ къ королевскому столу и сидлъ съ подъячимъ Зиновьевымъ за особеннымъ столомъ по лвую руку отъ королевы. ‘А какъ у королевны столъ отошелъ,— доноситъ Микулинъ,— и королевна изъ-за стола встала и начала умывать руки, и умывъ руки, велла серебренникъ съ водою поднести Григорью (Микулину), и Григорій на королевнин жаловань челомъ билъ, а рукъ не умывалъ, и говорилъ: ‘Великій государь нашъ, царское величество, Елизавету королевну зоветъ себ любительною сестрой, и мн, холопу его, при ней рукъ умывать не годится’. И ‘королевна начала быть весела,— продолжаетъ статейный списокъ,— я Григорью за то похвалила, что ее почтилъ и рукъ при ней не умывалъ’.
Микулинъ выказывалъ, при всякомъ случа, глубокое почтеніе къ англійской королев, но, съ другой стороны, онъ еще боле тщательно старался поддерживать честь своего государя. Когда ему было предложено пріхать къ ‘лорду Кинеру’ (т.-е. хранителю государственной печати) для переговоровъ, онъ категорически отказался, говоря, что ‘намъ къ боярамъ на дворъ по царскому величеству ни къ кому не зживать, а на королевнинъ дворъ мы тотчасъ хати готовы’. Тогда Микулину предложили съзжаться въ Лондон, на ‘королевниномъ или казенномъ двор’, чтобы говорить о государственныхъ длахъ. На это посолъ согласился и на казенномъ двор началъ переговоры.
Въ другой разъ лордъ-мэръ Лондона пригласилъ его обдать, но когда ему сказали, что по древнему обычаю лордъ-мэръ будетъ сидть за столомъ выше посла, на ‘королевниномъ мст’, тогда Микулинъ на-отрзъ отказался отправиться на обдъ. ‘Буде лордъ-мэръ захочетъ насъ видть у себя,— сказалъ московскій посолъ,— и ему насъ чтить для царскаго величества имяни, и мы къ нему демъ. А буде ему чину своего нарушить и меня мстомъ выше себя почтить нельзя, и мы къ нему не демъ’. Лордъ-мэръ не отказался отъ своего мста и Микулинъ съ подъячимъ не удостоили его своимъ присутствіемъ на обд.
Наконецъ, относительно переговоровъ Микулина съ англійскими уполномоченными можно только сказать, что они касались совершенно случайныхъ обстоятельствъ и ни въ какомъ отношеніи не послужили для лучшаго выясненія взаимныхъ отношеній Россіи и Англіи. Въ ма 1601 года Микулинъ былъ отпущенъ англійскою королевой съ большимъ почетомъ.
Вслдъ за посольствомъ Микулина англійское правительство отправило въ Москву Ричарда Лея, съ порученіемъ поздравить Бориса Годунова съ восшествіемъ на престолъ. Лестный пріемъ, оказанный англійскому посланнику со стороны московскихъ властей, служилъ новымъ подтвержденіемъ близкихъ и дружескихъ отношеній между Россіей и Англіей въ царствованіе Бориса Годунова.
Борисъ Годуновъ былъ чрезвычайно доволенъ исходомъ посольства Мизулина, равно какъ объясненіями, данными королевою насчетъ ея отношеній къ султану и королю польскому Сигизмунду.
Царь пожаловалъ англичанамъ въ 1602 году новую грамоту на безпошлинную торговлю въ Россіи, а королева Елизавета, съ своей стороны, предложила ему женить сына царя на знатной англичанк, очень сожаля, что не иметъ дочери, которую могла бы предложить царевичу въ невсты.
Когда посл смерти Елизаветы на англійскій престолъ вступилъ король Яковъ шотландскій и Англія и Шотландія были соединены подъ скипетромъ Стюартовъ, въ Москву былъ отправленъ, въ качеств великобританскаго посла, ома Смитъ. На послдняго возложено было порученіе извстить царя о совершившихся въ Англіи событіяхъ и уврить его, что новый англійскій король, ‘наслдовавъ престолъ тетки, желаетъ наслдовать и твою (царя) къ ней дружбу’. Однако, кром того, Смитъ долженъ былъ домогаться новаго подтвержденія всхъ торговыхъ правъ и преимуществъ англичанъ и, въ особенности, права здить чрезъ Россію въ Персію, Индію и Китай.
Прежнія права и вольности англичанъ были подтверждены Борисомъ Годуновымъ, въ послдній разъ, въ 1605 году.
Наступило Смутное время, которое должно было самымъ чувствительнымъ образомъ отозваться на торговыхъ оборотахъ англичанъ въ предлахъ Московскаго государства. Правда, лже-Димитрій выразилъ намреніе дать англичанамъ еще новыя льготы, но онъ былъ низвергнутъ раньше исполненія своего намренія.
Прежде чмъ перейти къ изложенію взаимныхъ отношеній Россіи и Англіи въ XVII вк, не безполезно будетъ указать на т основныя положенія, которыя были созданы для этихъ сношеній въ продолженіе XVI столтія. Это представляется тмъ боле полезнымъ, что характеръ и условія взаимныхъ отношеній обихъ державъ въ XVII вк нисколько не измняются.
На основаніи всхъ вышеприведенныхъ документальныхъ фактовъ, не подлежитъ сомннію,, что исключительно торговыми цлями, преслдуемыми англичанами, поддерживается извстный обмнъ мыслей между обоими государствами. Правда, московское правительство временъ царя Ивана Грознаго неоднократно выражало желаніе вступить въ тсныя союзныя и даже родственныя отношенія къ англійской королев, но вс эти предложенія оставались тщетными, потому что не находили въ Лондон ни малйшаго отклика. Съ другой стороны, формы дипломатическихъ сношеній, соблюдавшіяся посольскимъ приказомъ, существеннымъ образомъ отличались отъ порядковъ, принятыхъ лондонскимъ правительствомъ. Представители московскаго правительства относились обыкновенно весьма высокомрно къ англійскимъ посланникамъ и о королев англійской писали, что она можетъ только ‘челомъ бить’ царю, но царь королеву не можетъ просить о чемъ-либо, а можетъ только требовать отъ нея. Словомъ, королева англійская никакъ не считалась равною царю московскому особой.
Однако, несмотря на кичливость московскихъ дипломатовъ, все-таки, англичане добивались своихъ завтныхъ цлей: коммерческой эксплуатаціи московскаго народа. Ихъ исключительныя права и льготы постоянно были подтверждаемы московскимъ правительствомъ, которое, однако, въ случа надобности, не церемонилось произвольно отмнять эти права и конфисковать англійскіе товары и собственность безъ всякаго справедливаго основанія.
Правовое положеніе англичанъ и ихъ торговли было въ конц XVI столтія слдующее {Соловьевъ ‘Исторія Россіи, т. VII, стр. 304.}.
Англійскимъ подданнымъ было разршено торговать вольною торговлей, не уплачивая никакихъ пошлинъ, ни таможенной, ни судовой, ни прозжей, ни мостовщины, ни другихъ. По англичане не должны были привозить въ Московское государство чужихъ, не англійскихъ товаровъ, и русскимъ подданнымъ запрещено было торговать англійскими товарами, купленными у англичанъ. Закупней англичане не имли права посылать по городамъ и должны были мнять товаръ на товаръ и не продавать на своемъ двор въ развсъ или на аршинъ: сукна продавались кипами и поставами, бархаты — поставцами, вина — куфами. Вызжая изъ Россіи въ Англію или другія страны, англійскіе купцы должны были брать товары изъ царской казны’, продавать и мнять ихъ на товары, потребные Московскому государству, и отдавать ихъ въ царскую казну.
Англійскіе купцы могли жить свободно, по старин, на двор своемъ у Св. Максима за торгомъ и, кром того, содержать свои дворы въ Холмогорахъ, въ Ярославл и въ Вологд. Русскихъ людей они не могли у себя держать, кром дворника русскаго. Непосредственно вс англичане подчинены были посольскому приказу: посольскій дьякъ и царскій казначей должны были разбирать вс иски на англичанъ. ‘А чего сыскъ не возьметъ,— говоритъ Соловьевъ,— присуживаютъ имъ вру съ жребія: чей жребій вынется, тому и вру учинить’.
Такія обширныя права и вольности англичанъ были за ними оставлены московскимъ правительствомъ посл Смутнаго времени.
Когда царь Михаилъ еодоровичъ вступилъ на царскій престолъ по всенародному избранію, онъ призналъ нужнымъ отправить въ Лондонъ съ извщеніемъ объ этомъ событіи дворянина Зюзина въ 1613 году. Но на Зюзина были возложены еще другія порученія: онъ долженъ былъ просить о помощи англичанъ противъ поляковъ и шведовъ, а также о присылк въ Москву денегъ, пороха, свинца и другихъ военныхъ припасовъ, нужныхъ для отраженія вншнихъ враговъ.
Пріемъ, оказанный новому московскому посланнику, былъ самый ласковый.
Король Іаковъ отлично сознавалъ огромную пользу для англичанъ торговли съ Москвою и чрезвычайно радъ былъ, что кончились смуты въ Московскомъ государств. Поэтому король объявилъ посланнику, что онъ будетъ вести съ царемъ Михаиломъ еодоровичемъ ‘дружбу свыше прежнихъ королей’, и что онъ вполн сознаетъ вс неправды поляковъ и шведовъ противъ русскихъ. ‘Мн извстно,— говоритъ король,— какое зло поляки надлали въ Москв, и мы короля Сигизмунда за то укоряемъ и съ нимъ ни о чемъ не ссылаемся, и шведскаго короля неправды намъ извстны же’. Что же касается вмшательства Англіи въ войны Россіи съ Польшей и Швеціей, король Яковъ общалъ послать въ Москву особое посольство для переговоровъ по этому предмету. Вообще вопросъ о дятельной помощи со стороны Англіи московскому правительству искуснымъ образомъ былъ обойденъ аглійскими государственными людьми.
Зюзину былъ оказанъ совершенно исключительный почетъ. Король ‘трижды припоминалъ и своимъ королевскимъ словомъ принуждалъ и приклякивалъ’ (т.-е. присдалъ на кресл), чтобъ посланникъ и дьякъ Витовтовъ въ его присутствіи надли шапки. На такую любезность короля посланникъ отвчалъ: ‘Видимъ къ великому государю нашему твою братскую любовь и крпкую дружбу, слышимъ государскія ваши рчи, великаго нашего государя царское имя славится, и ваши королевскія очи близко видимъ, и намъ ли, холопамъ, въ такое время шапки надть?’ {Соловьевъ: ‘Исторія Россіи’, т. IX, стр. 89.}.
Зюзинъ возвратился въ октябр 1614 года въ Москву, куда уже въ август того года, прибылъ новый аглійскій посланникъ короля Іакова I, Джонъ Мерикъ, именуемый въ королевской грамот княземъ, рыцаремъ и ‘дворяниномъ тайной комнаты’, въ московскихъ же актахъ называемый ‘князь Иванъ Ульяновъ Мерикъ’. На самомъ же дл Джонъ Мерикъ былъ англійскій купецъ, прежде торговавшій въ Москв и отлично знавшій московскіе порядки.
На Мерика было возложено порученіе добиться новаго подтвержденія со стороны царя старыхъ привилегій англійскихъ купцовъ и, кром того, получить разршеніе англичанамъ торговать, чрезъ Россію, съ Персіей и искать ‘путь въ восточную Индію рками Обью и Леною’. Желая обезпечить достиженіе этихъ цлей, англійскій король разршилъ своему посланнику принять на себя посредничество между Россіей и Швеціей, воевавшихъ уже много лтъ.
Для московскаго правительства имло совершенно исключительное значеніе именно послднее порученіе. Царь Михаилъ еодоровичъ искренно желалъ мира съ Швеціей и потому чрезвычайно милостиво принялъ ‘князя Ивана Ульяновича’, т.-е. Мерика, когда тотъ объявилъ, что ему поручено въ дл умиротворенія длать все ‘по наказу великаго государя’, т.-е. царя. Князь Куракинъ, назначенный для переговоровъ съ англійскимъ посланникомъ объ этомъ предмет, спросилъ его: ‘ручается ли онъ, что король свейскій помирится на государевой вол’? Мерикъ отвчалъ: ‘Свейскій король положился на короля нашего, и ему съ государемъ царемъ какъ не мириться’. Тогда Куракинъ спросилъ: ‘что если шведъ не послушаетъ, то будетъ ли король Якубъ съ великимъ государемъ за одно стоять и царскому величеству помогать станетъ ли?’ Англійскій посланникъ весьма осторожно отвтилъ: ‘Думаю, помогать будетъ’, потому что если свейскій король не послушаетъ и позабудетъ любовь короля нашего, то онъ будетъ государю нашему недругъ. Но московскій уполномоченный не удовольствовался такимъ лаконическимъ отвтомъ, онъ настаивалъ, чтобъ англійскій посланникъ сказалъ, какъ, когда и чмъ будетъ помогать король Якубъ царю, и можетъ ли посланникъ закрпить свои слова письменнымъ актомъ. На это Мерикъ отвчалъ, что его государь ‘не только казною, но и всякими мрами царскому величеству помогать и всякое добро чинить хочетъ’, что онъ хотлъ послать казну съ посломъ царскимъ Зюзинымъ, но въ то время казн его расходъ былъ большой. ‘А посл царскаго посла,— продолжалъ Мерикъ,— государь нашъ Якубъ король учинилъ соборъ (парламентъ) съ боярами своими и со всми земскими людьми о сбор казны на его королевскіе расходы и на вспоможеніе царскому величеству, и какъ я отъ государя своего похалъ, то соборъ еще объ этомъ на мір не постановилъ, и закрпить мн о томъ не наказано, а какое будетъ царскаго величества у государя нашего объ этомъ прошеніе, то государь нашъ веллъ мн о томъ къ себ написать’. Наконецъ, князь Куракинъ спросилъ англійскаго посла, ручается ли онъ въ томъ, что король можетъ помочь царю этою весной? ‘Какъ мн ручаться?— воскликнулъ Мерикъ,— дорога дальняя, а кром Шведской земли, другой дороги нтъ’.
Но Мерикъ добросовстнымъ образомъ взялся за посредничество между Россіей и Швеціей. Онъ самъ отправился на шведскую границу для переговоровъ съ уполномоченными шведскаго короля Густава-Адольфа. Было назначено мсто създа уполномоченныхъ обихъ воюющихъ сторонъ. Meжду тмъ, Густавъ-Адольфъ не пріостановилъ военныхъ дйствій, но пошелъ со своими войсками на Псковъ. Тогда Мерикъ въ негодованіи писалъ московскмъ уполномоченнымъ, что ‘король шведскій въ грамот своей ко мн врно и крпко обтъ далъ, что никакого утсненія городу Пскову не сдлаетъ, пока не узнаетъ, что отъ васъ, великихъ пословъ, на създ въ ныншнихъ ддахъ отродится, а теперь онъ, король, обтъ нарушилъ къ своему безчестью и къ поврк, а тотъ его листъ у меня за его порукою и печатью, и сколько я у нихъ ни былъ, правды мало находилъ’.
При такихъ обстоятельствахъ царь Михаилъ еодоровичъ призналъ нужнымъ послать въ Лондонъ новаго гонца, Грязова, съ грамотою, доказывавшею необходимость для Англіи военными силами оказать Россіи помощь противъ шведскаго короля. Англійскій король общалъ царю принять вс мры для обезпеченія успха посредничества. Если же оно не удастся’ тогда помогать царю всяческими способами.
Однако, Мерику, все-таки, удалось устроить миръ между Россіей и Швеціей. Когда московскіе послы прибыли на създъ, они старались всми средствами вооружить еще боле англійскаго посланника противъ шведовъ. Между прочимъ, они стали ему доказывать, что шведы въ своихъ грамотахъ ‘не величаютъ его, какъ слдуетъ’, и умаляютъ его честь. На это англійскій посланникъ удачно отвтилъ слдующее: ‘Вы, господа великіе послы, объявляете мн, что свойскіе послы мн не по достоинству пишутъ: я это себ ни во что ставлю, честь мн дана отъ великаго моего государя, а имъ того у меня не отнять’. ‘И не дивлюсь я, господа, что они такъ пишутъ, имъ имя мое не любо: какъ случается имъ говорить про царское величество и про васъ, великихъ пословъ, и про ныншнее дло непригоже, то я ихъ встрчаю прямою правдой, а самому королю я въ томъ не молчалъ, такъ ему за то имя мое не любо стало, но я знаю, отъ кого я посланъ, и не постыжусь правду говорить. Они показываютъ, будто радютъ о ныншнемъ добромъ дл: какъ Богъ принесетъ васъ къ съзжему мсту, то ихъ раднія объявятся, а мое радніе и промыселъ Богъ видитъ. На этомъ свт ничего больше я не желаю, какъ только чтобъ это дло къ доброму концу пришло’.
Но не скоро Мерику удалось достигнуть этого желаннаго конца. Между московскими и шведскими уполномоченными происходили постоянныя пререканія и высказывались взаимныя обвиненія. Присутствіе на създ голландскихъ пословъ, также въ качеств посредниковъ, еще боле усложняло дло умиротворенія. Въ начал 1616 года Мерикъ возвратился въ Москву, будучи въ отчаяніи отъ упорства шведскихъ уполномоченныхъ и интригъ голландцевъ. Но царь Михаилъ еодоровичъ упрашивалъ ‘князя Ивана Ульяновича’ еще разъ попробовать уговорить шведовъ и ‘вычитывать имъ ихъ неправды и побуждать ихъ къ доброму длу’. Мерикъ вновь выхалъ съ московскими послами въ ма 1616 года въ Тихвинъ а оттуда създъ былъ перенесенъ въ деревню Столбово, гд и состоялось 26 февраля 1617 года подписаніе знаменитаго Столбовскаго мирнаго трактата между Россіей и Швеціей.
Понятно, что извстіе о заключеніи этого мира сильно обрадовало московское правительство, и царь веллъ спросить Мерика, какой онъ желаетъ награды. На это посолъ англійскій отвтилъ: ‘Царскихъ мн милостей и жалованья много, а служить царскому величеству я радъ, это я долженъ длать: у себя я въ англійской земл родился, а на Руси взросъ. Столько хлба не далъ въ своей земл, сколько въ Московскомъ государств, и мн какъ не служить?’ Но царь Михаилъ еодоровичъ пожаловалъ Мерику золотую цпь съ ‘парсуною’, т.-е. съ своимъ портретомъ, к много другихъ драгоцнныхъ подарковъ.
Окончивъ такимъ блестящимъ образомъ дло посредничества, Мерикъ возобновилъ свои ходатайства въ пользу англичанъ по различнымъ торговымъ вопросамъ. Прежде всего, онъ просилъ о подтвержденіи всхъ старыхъ вольностей англійской торговли въ Московскомъ государств. Это желаніе было исполнено. Затмъ Мерикъ просилъ, чтобы англійскимъ купцамъ разршили повольную торговлю на Волг и оттуда въ Персію. На это требованіе князя Ивана Ульяновича отвчали, что на Волг воруютъ многіе воры, убжавшіе съ Заруцкимъ, поэтому по Волг англійскимъ гостямъ ходить нельзя. Въ Персію также нельзя хать имъ, такъ какъ московскіе гости сами не здятъ въ Персію, потому что персидскій шахъ вступилъ въ принадлежащую московскому царю Грузинскую землю и съ нимъ идетъ по этому предмету ссылка.
Точно также было отклонено требованіе англійскаго посланника, чтобы англійскимъ купцамъ было разршено отыскать путь въ Индію я Китай ркою Обью. Ему было объяснено, что Сибирь страна далекая и студеная и что сами обыватели Сибири не знаютъ, откуда вышла рка Обь и куда она вошла. Относительно же Китая московскіе правители сказали Мерику, что ‘про Китайское государство сказываютъ, что невеликое и небогатое, и добиваться къ нему нечего’ {Соловьевъ: ‘Исторія Россіи’, т. IX, стр. 109.}.
Нельзя не прибавить, что когда правительство московское желало узнать мнніе русскихъ торговыхъ людей насчетъ домогательства англичанъ открыть новый путь въ Индію, оно получило слдующее заявленіе: ‘Англичанамъ нужна не Персія, а проискиваютъ они дорогу въ Индйское государство, куда они ходятъ моремъ, тогда какъ путь этотъ очень тяжелъ, а государевою землей имъ ходить будетъ легче, только отъ того государю прибыли не будетъ, потому что съ нихъ и съ ихъ товаровъ, по государеву жалованью, пошлинъ не берутъ и товаровъ ихъ не пересматриваютъ, а русскимъ людямъ въ томъ изъянъ будетъ. Русскимъ людямъ сообща съ англичанами торговать нельзя: англичане люди сильные и богатые, у нихъ съ нашими ни въ чемъ не сойдется’.
Англійскій посолъ ‘князь Иванъ Ульяновичъ’, пользуясь своими заслугами предъ престоломъ царя Михаила еодоровича, предъявлялъ еще разныя другія просьбы. Такъ, онъ объявилъ, что на недавно пріобртенной Англіей земл ‘Гирлянъ’ (Гренландіи) нтъ людей, но много оленей и промыселъ большой: бьютъ китовъ, моржей и т. д. И вотъ Мерикъ просилъ, чтобы царь отпустилъ въ эту землю 20 или больше лопарей для ловли оленей и занятія упомянутымъ промысломъ, съ тмъ, чтобы научить англичанъ этимъ дламъ. Когда англичане научатся, лопарей возвратятъ царю. Эта просьба была уважена. Дале Мерикъ просилъ, чтобы разршено было англійскимъ рудокопамъ (‘здатцамъ’) и инженерамъ прізжать въ Россію для разработки рудъ желзныхъ, оловянныхъ и для добыванія алебастра. Московскіе торговые люди, спрошенные по этимъ дламъ, находили, что если англичане будутъ находить руды и выдлывать желзо, то никому убытка не будетъ, а только прибыль. Потому что, говорили они, ‘какъ станетъ у англичанъ какой промыселъ, то и государевы люди станутъ тмъ же промышлять’. Добываніе же англичанами алебастра можетъ быть только полезно, потому что ‘если они станутъ его брать отъ берега, то судамъ легче ходить будетъ’.
Наконецъ, англійскій посланникъ еще настаивалъ на удовлетвореніи по кабаламъ вcхъ англійскихъ гостей со стороны ихъ должниковъ — московскихъ подданныхъ. Царское правительство общало принять мры, чтобы это законное требованіе англичанъ было удовлетворено.
Таковы были главнйшія дла, разршенія которыхъ добивался Мерикъ. Московское правительство весьма благосклонно относилось къ наиболе важнымъ просьбамъ посланника и дало ему полное удовлетвореніе. Но, вмст съ тмъ, оно также, съ своей стороны, предъявило представителю Англіи свои желанія. Такъ, царь Михаилъ еодоровичъ настаивалъ на подписаніи Мериномъ особеннаго договора дружбы и союза между Россіей и Англіей. Проектъ такого трактата былъ изготовленъ, но Мерикъ отказался его подписать, ссылаясь на недостаточность своихъ полномочій.
Другое дло также сильно занимало московское правительство и было предъявлено англійскому послу. При Борис Годунов нсколько русскихъ были отправлены въ Англію для обученія различнымъ искусствамъ и ремесламъ. Но имъ такъ понравилось въ Англіи, что они отказались возвратиться обратно на родину. Зюзину поручено было потребовать ихъ выдачи отъ англійскаго правительства, но онъ получилъ отказъ на томъ основаніи, что русскіе сами выхать не желаютъ и никакого преступленія не свершили. Теперь Мерику было категорически заявлено, что англичане скрываютъ этихъ русскихъ, и что если королевское правительство дорожитъ дружбою царскаго правительства, то выдача должна имть мсто. Въ виду такого энергическаго требованія, Мерикъ долженъ былъ общать доложить своему правительству объ этомъ дл и настаивать на высылк этихъ подданныхъ царя изъ предловъ Англіи.
Осенью 1617 года Мерикъ выхалъ чрезъ Архангельскъ въ Лондонъ,.куда отправилось, вмст съ нимъ, новое московское посольство, состоявшее изъ дворянина С. И. Волынскаго и дьяка Поздева. Въ ноябр 1617 года это посольство прибыло въ Лондонъ и немедленно было принято англійскимъ королемъ на торжественной аудіенціи. Волынскій, прежде всего, еще разъ выразилъ признательность царя за заключеніе мира съ Швеціей при посредничеств Англіи. Но вслдъ затмъ онъ сталъ предлагать заключеніе особеннаго трактата дружбы и союза между Россіей и Англіей, въ силу котораго царь долженъ былъ получить право на союзную помощь Англіи противъ Польши. Англійскій король долженъ былъ дать субсидію для войны противъ Польши тысячъ на 200 или на 100, по самой послдней мр на 80 или 70 тысячъ рублей. Меньше 40,000 Волынскій не смлъ принять.
Послу московскаго царя оказываемъ былъ въ Лондон большой почетъ, но ни на заключеніе союзнаго трактата, ни на выдачу субсидіи англійское правительство не соглашалось.
Впрочемъ, вмст съ Волынскимъ прибылъ въ Архангельскъ англійскій посолъ Диксъ, съ порученіемъ поднести московскому правительству, въ вид пособія, 100,000 рублей. Но, узнавъ въ Архангельск, что Москва осаждается поляками, Диксъ туда не отправился и послалъ, чрезъ двухъ англійскихъ коммерсантовъ, только 80,000 р. или 40,000 ефимковъ.
Въ 1620 году Мерикъ вновь пріхалъ въ Москву и, само собою разумется, возобновилъ свое ходатайство въ пользу предоставленія англичанамъ права ходить въ Персію и Китай и, сверхъ того, онъ просилъ, чтобы англійскіе купцы въ Россіи находились подъ особеннымъ покровительствомъ попечителя, назначеннаго московскимъ правительствомъ изъ бояръ. Послдняя просьба была отклонена на томъ основаніи, что посольскій приказъ вдаетъ англичанъ и о всякомъ мало-мальски важномъ дл докладываетъ царю. Что же касается новаго домогательства англійскаго посла насчетъ безпошлинной торговли англичанъ съ Персіей и Китаемъ, то московское правительство соглашалось съ мнніемъ своихъ торговыхъ людей, бывшихъ противъ такой безпошлинной торговли англичанъ.
Такъ какъ голландцы,— доказывали спрошенные московскіе торговые люди,— предлагали польскому королю, въ то время, когда ожидали, что Москва завоевана будетъ поляками, сто тысячъ рублей за право ходить чрезъ Россію въ Персію, то въ настоящее время нтъ основанія отдавать англичанамъ такое право даромъ. Лучше поторговаться съ голландцами и англичанами вмст и отдать это право тому, кто больше дастъ. ‘Брать же съ англичанъ небольшую пошлину,— говорили московскіе люди,— и думать нельзя, потому что московскимъ торговымъ людямъ быть безъ промыслу, такъ какъ имъ съ англичанами не стянуть’.
Московское правительство согласилось съ мнніемъ торговыхъ людей, и Мерикъ получилъ отказъ. Впрочемъ, самъ Мерикъ, узнавъ про мнніе московскихъ торговыхъ людей, взялъ назадъ свое домогательство. ‘Если вы думаете, — сказалъ онъ боярамъ, — что отъ нашей торговли съ Персіей государевой казн и людямъ убытокъ будетъ, то я и говорить объ этомъ перестану: король мой убытка государю и его людямъ не желаетъ’.
Съ другой стороны, Мерикъ никакъ не соглашался подписать проектъ союзнаго договора, изготовленный въ посольскомъ приказ. Англійскій посланникъ отказался его подписать подъ предлогомъ, что онъ не уполномоченъ дать, отъ имени своего короля, присягу въ добросовстномъ исполненіи договора.
Вслдъ за Мерикомъ въ Лондонъ было отправлено въ 1621 г. новое посольство, во глав котораго поставленъ стольникъ Погожевъ. Царь былъ недоволенъ отказомъ присягнуть на проектированный союзный договоръ, и Погожеву было поручено жаловаться англійскому правительству на такой отказъ. Вмст съ тмъ, новый московскій посланникъ долженъ былъ подтвердить отказъ царскаго правительства дозволить англичанамъ здить въ Персію, настаивать на выдач ‘робятъ’, ушедшихъ въ Англій при Борис Годунов, и, наконецъ, жаловаться на поведеніе нкоторыхъ англійскихъ гостей, обвиняемыхъ въ совершеніи различныхъ беззаконій.
Англійское правительство не только милостиво приняло новое московское посольство, но также подтвердило свое желаніе заключить съ московскимъ царемъ союзный трактатъ. Только весьма любопытно слдующее предложеніе англійскаго правительства: ‘Не пожелаетъ ли,— спросило оно,— московское правительство отнын вести переговоры и сноситься по всмъ дламъ только посредствомъ однхъ грамотъ, не посылая пословъ или посланниковъ, длающихъ не малое въ длахъ затрудненіе?’
Общаніе англійскаго правительства заключить съ московскимъ царемъ союзный трактатъ, казалось, должно было осуществиться въ 1623 году, когда въ Москву пріхалъ англійскій посланникъ Коксъ (или Кукъ) съ проектомъ такого акта. На основаніи этого проекта, поданнаго Коксомъ въ посольскій приказъ, московскій и англійскій народы должны любятъ другъ друга, ‘яко братья, и пребывать яко единый народъ, желая доброй чести и славы другъ другу словомъ и дломъ’. Въ случа какой-нибудь войны, оба союзника имютъ право набирать войска въ стран другой договаривающейся стороны и, кром того, обязаны оказывать другъ другу всякую помощь. Теперь московское правительство отказалось подписать этотъ проектъ союзнаго трактата, очевидно, потому, что въ немъ вс привилегіи и вольности англійскихъ купцовъ были вновь подтверждены самымъ торжественнымъ образомъ.
Вообще, огромныя льготы, предоставленныя англичанамъ, все боле и боле вызывали неудовольствіе и ропотъ въ московскомъ народ, который не въ состояніи былъ вступить въ борьбу, на поприщ коммерческой конкурренціи, съ англійскими торговцами.
При цар Михаил еодорович англійскому правительству удалось сохранить за англійскою торговлей прежнія привилегіи и права. Оно даже добилось разршенія со стороны московскаго правительства нкоему Шмидту оставаться въ Москв въ качеств старшины или ‘консула’ для англичанъ, торгующихъ въ Россіи. Это было въ 1627 г. Кром того, само англійское правительство пожелало, чтобы въ Россію были допускаемы вс англичане, а не только купцы, принадлежащіе къ лондонской компаніи.
Однако, съ самаго начала царствованія царя Алекся Михайловича совершается рзкая перемна во взаимныхъ отношеніяхъ Россіи и Англіи.

VII.

Съ извщеніемъ о воцареніи новаго государя былъ отправленъ въ Англію, въ август 1645 года, гонецъ Герасимъ Дохтуровъ. Московскій гонецъ былъ принять въ Лондон съ большимъ почетомъ, но очень удивился, когда узналъ, что короля Карла I нтъ въ англійской столиц и что съ нимъ парламентъ уже нсколько лтъ ведетъ войну. Тогда Дохтуровъ спросилъ встртившихъ его англійскихъ купцовъ, за что же у нихъ такая война съ своимъ королемъ? Ему отвчали: ‘У насъ война съ королемъ началась за вру: какъ женился король нашъ у французскаго короля на дочери, а вры она папежской, то королева и короля привела въ свою папежскую вру. Да, сверхъ того, король захотлъ владть всмъ королевствомъ на своей вол, какъ въ другихъ государствахъ государи владютъ, а здсь искони земля вольная и прежніе короли ничмъ ко владли, а владлъ всмъ парламентъ, думные люди. Началъ было король все длать по своей вол, но парламентъ этого не захотлъ, арцыбискупа и іезуитовъ многихъ казнили, и видя король, что парламентъ началъ владть по своему обычаю, какъ искони повелось, а не по королевскому хотнію, выхалъ изъ Лондона съ королевою самъ, никто его не высылалъ, а сказалъ, что похалъ гулять въ другіе города, выхавши изъ Лондона, началъ воевать. Но парламентская сторона сильне’.
Потомъ Дохтурова спросили, какой у него приказъ или грамота къ парламенту? Онъ отвчалъ: ‘Съ парламенту грамоты и приказу никакого нтъ, пусть парламентъ отпустить меня къ королю немедленно, пристава, кормъ и подводы мн дастъ, да веллъ бы парламентъ мн быть къ себ, и я стану говорить имъ самимъ’. Но московскаго гонца изъ Лондона не выпускали и отъ имени ‘владющаго парламентомъ’ объявили: ‘Парламентъ тебя къ королевскому величеству не отпустить, чтобы царскаго величества имени порухи не учинилось и на дорог надъ тобою отъ воинскихъ людей какого дурна не было, да и потому не отпуститъ, что за королевскимъ величествомъ тхъ людей, которые торгуютъ въ Московскомъ государств, никого нтъ, вся компанія за парламентомъ, а не за королемъ’. Если же король возвратится въ Лондонъ, то тогда, общано было Дохтурову, онъ будетъ къ нему отпущенъ, если же нтъ, его отпуститъ парламентъ ‘съ великою честью’. Тогда гонецъ потребовалъ, чтобы его отпустили немедленно домой, потому что ему длать нечего въ Лондон. Но его, все-таки, задержали до весны 1646 г., когда ему могли сообщить, что король Еарлъ I сдался парламенту. Тогда Дохтуровъ сталъ настаивать, чтобы его отпустили къ королю, который теперь во власти парламента. Но и тутъ онъ получилъ ршительный отказъ: ‘Хотя король и у парламента въ рукахъ,— сказали ему,— однако, тебя къ нему отпустить нельзя, потому что онъ ничмъ не владетъ’.
Между тмъ, англичане никакъ не хотли отпустить московскаго гонца изъ Лондона, не оказавъ ему всякихъ почестей. Слишкомъ крупные интересы были связаны съ торговыми оборотами съ Московскимъ государствомъ Дохтурову предложили обдъ, но онъ отказался на томъ основаніи, чт’ короля не видлъ. Но онъ принялъ обдъ, устроенный у него на квартир.
Наконецъ, гонецъ согласился явиться въ парламентъ, и 13 іюня 1646 года онъ былъ съ особеннымъ торжествомъ принятъ сперва палатой лордовъ, а потомъ палатою общинъ. При вход московскаго гонца, вс члены парламента сняли свои шляпы, встали и стоя выслушали рчь Дохтурова. ‘Посланъ я,— сказалъ онъ,— отъ великаго государя къ вашему англійскому Карлусу королю въ гонцахъ наскоро для великихъ государскихъ длъ, которыя годны имъ, великимъ государямъ, и всему христіанству въ тишин и поко. Пріхавши въ здшній городъ Лондонъ, съ 26 ноября по ныншній день говорилъ я вамъ безпрестанно и прозжую царскую грамоту вамъ казалъ много разъ, чтобъ вы меня къ королевскому величеству пропустили, и вы меня изъ Лондона не отпустили ни къ королю, ни къ царскому величеству, а во всхъ окрестныхъ государствахъ царскимъ посламъ, посланникамъ и гонцамъ путь чистъ’.
На эту рчь ‘начальный человкъ’ въ палат лордовъ, ‘бояринъ’ лордъ Менчестеръ, отвчалъ: ‘Почему мы тебя въ Лондон держали и къ королевскому величеству не отпустили, о томъ къ царскому величеству писали мы подлинно’ {По архивнымъ источникамъ это заявленіе не подтверждается.}. Сказавъ эти слова, лордъ Менчестеръ обратился къ Дохтурову съ приглашеніемъ: ‘Добро пожаловать ссть!’ Гонцу подали большое кресло, обитое краснымъ атласомъ, по которому вышито золотомъ и обнизано жемчугомъ. Дохтуровъ слъ, и тогда только сли вс клены палаты. Посидвъ немного, вс опять встали и лордъ Менчестеръ, подавая гонцу грамоту для царя, произнесъ слдующую рчь: ‘Какъ будешь у великаго Ігосударя, извсти ему, что мы, здшняго королевства бояре, ему, великому государю, челомъ бьемъ и о томъ просимъ и молимъ: дай Богъ ему, великому государю, многолтнее здоровье’.
Получивъ, такимъ образомъ, отпускъ отъ палаты лордовъ, Дохтуровъ перешелъ въ палату общинъ, гд его встртили съ державою королевства, которая была серебряная вызолоченная и ‘сдлана фонаремъ’. Державу понесли передъ гонцомъ въ палату, гд опять вс члены встали, сняли шляпы и ‘рчникъ (спикеръ) Ленталь’ сказалъ ему рчь, подобную той, которую сказалъ лордъ Менчестеръ.
Только 23 іюня 1646 г. Дохтуровъ могъ выхать изъ Лондона.
Понятно, что донесеніе этого гонца произвело на московское правительство весьма непріятное впечатлніе. Англичане были, въ глазахъ царя Алекся Михайловича и его совтниковъ, народъ бунтовщиковъ, возставшихъ противъ своего законнаго государя Карлуса. По словамъ же англійскаго правительства бунтовщиковъ, лондонская бломорская компанія и вс англійскіе купцы, торгующіе въ Московскомъ государств, признаютъ только ‘владющій парламентъ’, т.-е. правительство, взявшее въ плнъ своего законнаго государя. Неудовольствіе московскаго правительства еще значительно возросло, когда въ ма 1647 г. явился въ Москву посланникъ отъ плннаго короля Карла I, Пейтингэль, который прямо объявилъ, что король чрезвычайно доволенъ лишеніемъ лондонской компаніи права безпошлинной торговли и уничтоженіемъ ея монополіи, потому что англійскіе подданные бунтуются. Вмст съ тмъ, король просилъ отпустить въ Англію 300,000 четвертей хлба. По царь разршилъ отпустить только 30,000 четвертей. Любопытно, что въ то время, когда Пейтингэль еще находился въ Москв, прибылъ другой англійскій посланникъ, Бонде, также съ королевскою грамотой, въ которой король Карлъ просилъ царя возвратить англійскимъ купцамъ ихъ прежнія привилегіи. Вслдъ затмъ, въ начал 1648 г., пріхалъ въ Москву отъ королевича Карла (впослдствіи Карла II) полковникъ Кроа и объявилъ, что королевичъ идетъ выручать своего отца изъ рукъ бунтовщиковъ и нуждается въ 40,000 четверт. хлба. Наконецъ, въ сентябр того же года опять пріхалъ въ Москву Пейтингэль, съ новою королевскою грамотой, подписанною на остров Уайт, въ которой король выражалъ благодарность за отпущенные, годъ тому назадъ, 30,000 четвертей хлба и просилъ отпустить ему еще разъ такое же количество.
Но въ то время, когда съ Нейтингэлемъ уже вступили въ сношеніе московскіе бояре, одинъ изъ пріхавшихъ съ посланникомъ англичанъ объявилъ посольскому приказу, что Нейтингэль самозванецъ и что привезенная имъ королевская грамота подложная, потому что король Карлъ I, находясь въ заключеніи, подписать ее не могъ. Тогда Нейтингэль, съ своей стороны, сталъ объяснять, что англійскіе купцы намрены совершить набгъ на русскій берегъ близъ Архангельска и ограбить русскихъ людей. И такъ какъ Нейтингэлю удалось войти въ сношеніе съ вліятельнымъ тестемъ царя, бояриномъ Милославскимъ, то доносъ этотъ произвелъ желательное дйствіе. Нейтингэль не только не былъ казненъ, какъ самозванецъ, но даже отпущенъ, какъ посланникъ.
Эти внутреннія смуты въ Англіи, плнъ короля и, наконецъ, поведеніе англійскихъ посланниковъ и купцовъ были обстоятельствами, которыя должны были отразиться на положеніи англійской торговли въ Московскомъ государств. Справедливый ропотъ русскаго народа на тягостныя монополіи англичанъ и на безпощадную эксплуатацію русской промышленности и торговли заставилъ, наконецъ, правительство царя Алекся Михайловича измнить политику въ отношеніи Англіи.
Въ 1646 году московскіе купцы подали молодому царю жалобу на иностранныхъ купцовъ и умоляли спасти ихъ отъ окончательнаго разоренія.
‘Посл московскаго разоренья,— писали въ своей челобитной купцы,— какъ воцарился отецъ твой государевъ, англійскіе нмцы, зная то, что имъ въ торгахъ отъ Московскаго государства прибыль большая, и желая всякимъ торгомъ завладть, подкупя думнаго дьяка Петра Третьякова многими посулами, взяли изъ посольскаго приказа грамоту, что торговать англійскимъ гостямъ у Архангельскаго города и въ городахъ Московскаго государства 23 человкамъ, а намъ челобитье ихъ встртить и остановить въ то время некому было, потому что вс были разорены до конца и отъ разоренья, бродя, скитались по другимъ городамъ. И какъ взяли они, нмцы, грамоту изъ посольскаго приказа, то и начали прізжать въ Московское государство англичанъ человкъ по 60 и по 70 и больше, построили и покупали себ у Архангельскаго города, на Холмогорахъ, на Вологд, въ Ярослав, на Москв и въ другихъ городахъ дворы многіе и амбары, построили палаты и погреба каменные и начали жить въ Московскомъ государств безъ създу, у Архангельскаго города русскимъ людямъ свои товары перестали продавать и на русскіе товары мнять, а начали свои всякіе товары въ Москву и въ другіе города привозить’…
‘Всми торгами, которыми искони мы торговали, завладли англійскіе нмцы, и оттого мы отъ своихъ вчныхъ промысловъ отстали и къ Архангельскому городу больше не здимъ’. Но, кром того, они ‘все Московское государство оголодали: покупая въ Москв и въ городахъ мясо к всякій харчъ и хлбъ, вывозятъ въ свою землю’. Не только на своихъ корабляхъ, но также на голландскихъ, брабантскихъ и гамбургскихъ судахъ тайно и безпошлинно вывозятъ товары ‘и твою государеву пошлину крадутъ’. ‘У нихъ въ жалованной грамот написано, что грамота дона имъ по прошенію ихъ короля Карлуса, но они, англичане, торговые поди, вс Карлусу королю неподручны, отъ него отложились и бьются съ нимъ четвертый годъ’.
Наконецъ, ни англійскіе, ни нмецкіе купцы не допускаютъ мысли, побы русскіе купцы могли привозить въ ихъ земли свои товары и тамъ ихъ продавать. Это попробовалъ сдлать одинъ ярославскій купецъ, который похалъ въ Голландскую землю съ соболями и другими мхами и съ ними же возвратился, потому что никто купить тамъ этихъ товаровъ не захотлъ. ‘Мы сдлаемъ то,— говорили иностранные купцы,— что московскіе купцы настоятся въ деньгахъ на правеж, да и впередъ заставимъ иъ торговать лаптями, забудутъ перекупать у насъ товары!’
Этотъ замчательный актъ кончается слдующими знаменательными словами: ‘Милосердый государь! Пожалуй насъ, холопей и сиротъ своихъ, всего государства торговыхъ людей: воззри на насъ, бдныхъ, и не дай намъ, природнымъ твоимъ государевымъ холопамъ и сиротамъ, отъ иноврцевъ быть въ вчной нищет и скудости, не вели искони вчныхъ нашихъ промыслишковъ у насъ бдныхъ отнять!’ {Соловьевъ: ‘Исторія Россіи’, т. X, стр. 129 и слд.}
Просьба купцовъ не была вполн уважена, но, все-таки, царь Алексй Михайловичъ, несмотря на пристрастіе къ иностранцамъ вліятельнйшаго боярина Морозова, принялъ мры, весьма непріятныя для англичанъ и Кругахъ иностранныхъ гостей. Въ 1646 году на вс иностранные товары, не исключая англійскихъ, наложена была двойная пошлина: ‘для пополненья ратныхъ людей’.
Наконецъ, 1 іюня 1649 года послдовалъ царскій указъ слдующаго содержанія: ‘Вамъ, англичанамъ, со всмъ своимъ имніемъ хать за море, а торговать съ московскими торговыми людьми всякими товарами, прізжая изъ-за моря, у Архангельскаго города, въ Москву же и другіе города съ товарами и безъ товаровъ не здить. Да и потому вамъ, англичанамъ, въ Московскомъ государств быть не довелось, что прежде торговали вы по государевымъ жалованнымъ грамотамъ, которыя даны вамъ по прошенію государя вашего англійскаго Карлуса короля, для братской дружбы и любви, а теперь великому государю нашему вдомо учинилось, что англичане всею землей учинили большое злое дло: государя своего Карлуса короля убили до смерти, за такое злое дло въ Московскомъ государств вамъ быть не довелось’.
Этотъ царскій указъ былъ роковымъ ударомъ для англійской торговли въ Россіи, и долгое время англичане не могли оправиться отъ чувствительныхъ потерь, причиненныхъ имъ распоряженіемъ московскаго правительства. Лишая англичанъ права жить во внутреннихъ городахъ государства и отмняя безпошлинную ихъ торговлю даже въ томъ единственномъ город, въ который они отнын могли прізжать — въ Архангельск, царь Алексй Михайловичъ желалъ дать удовлетвореніе справедливымъ жалобамъ своихъ подданныхъ. Но, кром того, его возмущала казнь Карла I, и онъ проникся чувствомъ ненависти къ англичанамъ, одобрявшимъ это преступленіе.
Вотъ почему царь, съ другой стороны, оказалъ ласковый пріемъ графу Кульпереру, прибывшему въ 1650 году въ Москву, въ качеств посла претендента на англійскій престолъ, Карла II, жившаго въ то время во Франціи. Графъ Кульпереръ объявилъ, что три королевства: Англійское, Шотландское и Ирландское бунтуются, и бунтовщики убили короля Карла L Сынъ его намренъ отомстить за вопіющія злодйства и собралъ уже войско, которое должно идти противъ бунтовщиковъ. Только онъ нуждается въ средствахъ и проситъ царя оказать ему денежную помощь въ 100,000 р.
Въ письменномъ изложеніи просьбы Карла II, поданномъ графомъ Бульпереромъ, между прочимъ, говорится: ‘Три короны — англійская, шотландская и ирландская, по истинному утвержденному уложенію, не избирательныя, но вотчинныя и природныя, и никакого спору объ этомъ прежде на было. Покойный король владлъ этими коронами праведно посл кончины отца своего, короля Іакова, по прямому праву, по старой степени, отъ многихъ предковъ, дв палаты парламента стоятъ только по королевской помт, по его произволенію, король можетъ ихъ созвать и распустить, а ныншній парламентъ держится обманомъ и насиліемъ, большая часть королевства отъ его тяжкихъ налоговъ вздыхаетъ и сильно желаетъ возвратиться къ прирожденному королю’.
На это отвчалъ царь Карлу II письмомъ, въ которомъ было сказано, между прочимъ, слдующее: ‘Слыша про такое злое и страшное дло, что учинилось надъ отцомъ вашего королевскаго величества отъ подданныхъ его измнниковъ, слыша, что теперь т же измнники и въ вашемъ королевскомъ достойномъ наслдіи помшку и непослушанье чинятъ и войну ведутъ, жалостно скорбимъ и, памятуя отца нашего съ вашимъ ддомъ к нашу съ отцомъ вашимъ братскую дружбу, любовь и ссылку, желая вашему королевскому величеству получить свое достойное наслдіе и надъ измнниками побды и одолнія, дали мы вашему послу Джону Кульпереру соболей на 20,000 руб.’. Графу Кульпереру дйствительно было отпущено изъ царской казны соболей на указанную сумму. Но посолъ проситъ, чтобы на 10,000 руб. взяли обратно и отпустили бы, взамнъ, на такую же сумму хлба. Это желаніе не вполн было уважено: только на 5,000 руб. отпущено было хлба, а на 15,000 руб. мховъ. На общую сумму Кульпереръ долженъ былъ дать обязательство за своею подписью и печатью. Кром того, отъ имени своего короля онъ долженъ былъ общать, что за такую оказанную денежную помощь король Карлъ II обязанъ ‘вчно воздавать всякою любовью’.
Если царь Алексй Михайловичъ, несмотря на скудость собственной казны, охотно согласился оказать претенденту на англійскій престолъ значиельное денежное вспоможеніе, то онъ, съ другой стороны, категорически отказался уважить ходатайство англійскаго посла въ пользу англійскихъ купцовъ. Графъ Кульпереръ просилъ, чтобы англійскимъ купцамъ были возвращены прежнія права и чтобы они опять могли жить внутри Московскаго государства. На эту просьбу было отвчено, что англичанамъ, обагрившимъ руки въ крови короля своего, не можетъ быть разршено жить въ Московскомъ государств. Въ ма 1650 года графъ Кульпереръ получилъ отъ царя отпускъ и черезъ мсяцъ выхалъ изъ Москвы.

VIII.

Въ продолженіе нсколькихъ лтъ вс дипломатическія сношенія съ Англіей были прекращены. Но въ феврал 1654 года прибылъ въ Москву посланникъ англійскаго протектора Кромвеля, Вильямъ Придаксъ, привезшій письмо отъ Оливера (Кромвеля) къ царю. Въ этомъ письм протекторъ объясняетъ, почему онъ сдлался властителемъ Англіи и долженъ считаться законнымъ главою англійскаго правительства. Великій земскій сеймъ,— говорилось въ письм,— отчаявшись ‘въ исправленіи многихъ дуростей, бывшихъ въ Англійской земл при держав прежнихъ королей, перемнилъ правленіе и поставилъ самаго добраго и премудраго государя Оливера, который посылаетъ съ большою любовью поклонъ къ кесарскому величеству, великому государю кесарю Алексю Михайловичу’. Тутъ же Кромвель просилъ о возвращеніи англійскимъ купцамъ прежнихъ вольностей по торговл въ Московскомъ государств.
Придаксъ былъ принятъ царемъ, который, однако, не всталъ, когда спросилъ о здоровь Кромвеля. Посланникъ, зная установленный обычай, протестовалъ противъ такого неуваженія къ властителю Англіи и сталъ Доказывать, что ‘хотя нын въ Англійской земл и учинены статы (республика), однако, государство ничмъ не убыло, испанскій, французскій и португальскій короли и венеціанскіе (голландскіе?) статы воздаютъ владтелю нашему честь такъ, какъ и при прежнихъ короляхъ’.
На эту рчь посланника послдовалъ слдующій отвтъ: ‘Англійскому королевству учинилось премненье. Отъ владтеля вашего къ царскому величеству присылка первая, и съ какимъ дломъ ты присланъ, про то царскому величеству было невдомо, а венеціанскіе и голландскіе владтели царскому величеству не примръ, и теб про то выговаривать не годилось’. Тогда посланникъ не удержался и въ сердцахъ сказалъ: ‘Въ какихъ государствахъ я ни былъ, такой почести себ не видывалъ: приставъ сидлъ у меня въ саняхъ по правую сторону и шпагу съ меня сняли’. На это бояре ему отвчали: ‘Какъ въ Московскомъ государств въ обычаяхъ повелось, такъ и длаютъ. А теб въ чужомъ государств про чины выговаривать не годится’.
Понятно, что, при такихъ взаимныхъ отношеніяхъ между англійскимъ посланникомъ и московскимъ правительствомъ, не могло быть ни малйшаго сомннія въ отказ на просьбу Кромвеля о возвращеніи англичанамъ прежнихъ коммерческихъ вольностей.
Самъ царь, въ отвтномъ письм Кромвелю, ршительно, но вжливо отклоняетъ эту просьбу. Вотъ что онъ писалъ: ‘Оливеру, владтелю надъ статы Аглинской, Шотландской и Ирландской земель и государствъ, которыя къ нимъ пристали. Что вы съ нами дружбы и любви ищете, то мы отъ васъ принимаемъ въ любовь, въ дружб, любви и пересылк съ вами, протекторомъ, быть хотимъ, и поздравляемъ васъ на вашихъ владтельствахъ, въ чемъ васъ Богъ устроилъ. Что ваша честность (sic!) пишете о торговыхъ людяхъ, намъ теперь объ этомъ дл вскор разсмотрнье учинить за воинскимъ временемъ нельзя, а впередъ нашъ милостивый указъ будетъ, какой пристоенъ обоимъ государствамъ къ покою, прибыли, дружб и любви’ {Сравн. Соловьевъ: ‘Исторія Россіи’, т. XII, стр. 231 и слд.}.
На этомъ покончились вс сношенія Московскаго государства съ Англіей во время протектората Кромвеля. Посланникъ Придаксъ выхалъ въ іюл 1655 года изъ Москвы обратно въ Англію.
Упраздненіе въ Англіи республики и восшествіе на престолъ короля Карла II сильно обрадовали царя Алекся Михайловича, и немедленно возобновились прежнія дружескія сношенія съ Англіей. Только царь до считалъ возможнымъ возвратить англичанамъ прежнія льготы по торговл.
Въ это время состоялъ въ Гааг, въ качеств московскаго резидента или ‘коммиссаріуса’, англичанинъ Геддонъ. Когда воцарился Карлъ II, Геддонъ явился въ Лондонъ и просилъ, именемъ царя, отпустить въ Россію вспомогательный отрядъ войскъ въ 3,000 человкъ. Англійскій король принялъ русскаго агента-англичанина весьма милостиво и разршилъ ему свободно набирать войско въ предлахъ всей Англіи. Кром того, король объявилъ русскому ‘коммиссаріусу’, что онъ никогда не забудетъ знаковъ дружескаго расположенія, оказанныхъ ему московскимъ царемъ. Такимъ знакомъ особенной дружбы король призналъ царскій указъ 1649 года, лишившій непокорныхъ его подданныхъ прежнихъ торговыхъ привилегій въ Московскомъ государств. Но, вмст съ тмъ, король выразилъ увренность, что посл его воцаренія на родительскомъ престол стародавнія права англійской торговли будутъ возстановлены его другомъ, царемъ Алексемъ Михайловичемъ.
Эта надежда не оправдалась, хотя въ 1662 году было отправлено въ Лондонъ великое московское посольство, которое должно было еще боле закрпить дружбу и союзъ между королемъ Карломъ И и московскимъ царемъ. Во глав этого посольства находились князь Прозоровскій и дворянинъ Желябужскій. На это посольство были возложены слдующія порученія: 1) поздравить короля Карла II съ воцареніемъ, 2) уврить его во ‘взаимной любительной дружб и пріятной переписк’ и 3) подтвердить склонность царя возвратить англичанамъ прежнія вольности и отнятые отъ нихъ дворы, если король пришлетъ въ Москву своихъ пословъ для переговоровъ по этому предмету. Наконецъ, Желябужскому было поручено тайнымъ образомъ занять въ разныхъ государствахъ 31,000 ефимковъ, а въ Англіи, въ частности, ‘10,000 пудъ’ ефимковъ.
Московское посольство было принято съ великими почестями со стороны англійскаго правительства и народа. Когда посольство хало по Темз, то на всхъ корабляхъ стрляли изъ пушекъ, и народъ встрчалъ пословъ громкими криками. Самъ же король Карлъ И неоднократно заявлялъ посламъ, что никто, кром русскаго царя, не оказалъ ему столько дружбы и милости ‘во время нечестиваго смятенія’. Теперь же король съ благодарностью возвращаетъ царю свой долгъ — 40,000 ефимковъ, полученныхъ имъ, когда онъ находился въ изгнаніи. Эта сумма была вручена князю Прозоровскому.
Однако, Алексй Михайловичъ не только разсчитывалъ на возвращеніе этого долга, онъ желалъ еще получить взаймы значительную сумму отъ англійскаго короля. Послы просиди дать взаймы 10,000 пудъ ефимковъ, которые царь обязался уплачивать товарами, пенькою и поташомъ, ежегодно. Но англійскіе министры отвтили, что такой заемъ дло великое и скоро ршить его нельзя. Самъ же король, отпуская въ іюн 1663 года посольство, откровенно сказалъ князю Прозоровскому, что его казна разорена, и онъ самъ нуждается въ деньгахъ.
‘Я вседушно бы радъ,— сказалъ король,— помочь любительному моему брату, да мочи моей нтъ, потому что я на королевств внов, ничмъ не завелся, казна моя въ смутное время вся безъ остатку разорена, и нын въ большой скудости живу, а какъ Богъ дастъ на своихъ престолахъ укрплюсь и съ казною сберусь, то буду радъ и послднее длить съ великимъ государемъ вашимъ’.
Получивъ отказъ отъ короля, второй посолъ Желябужскій вошелъ въ переговоры съ англійскими купцами о займ въ 31,000 ефимковъ. Лордъмэръ или ‘воевода’ лондонскій сказалъ послу, что онъ радъ ‘работать великому государю и станетъ говорить торговымъ людямъ, кто что захочетъ дать, а иное и самъ дастъ, что сможетъ’. Однако, насмотри на поддержку лорда-мэра, все-таки, англійскіе купцы ничего не дали послу. ‘Теперь,— говорили они Желябужскому,— нельзя давать въ займы: у Архангельска въ торгахъ стала неправда и неповольность, если дать въ займы, то почитай за пропалое. И прежде платежъ бывалъ займамъ худъ, а теперь и спрашивать нечего по ныншнимъ торгамъ и товарамъ… Отдаемъ, здсь ваши товары дешевле, чмъ покупаемъ, да и то никто не покупаетъ, у насъ и такъ много въ долгахъ пропадаетъ на московскихъ людяхъ, сыску въ тхъ долгахъ нтъ’.
Посолъ сильно разсердился на такія рчи купцовъ и сказалъ имъ: ‘Почьему-нибудь нерадтельному умыслу не хотите дать ефимковъ, да и говорите затйное дло! Никогда у васъ въ займахъ ничего не пропадало. Если,— продолжалъ увщевать посолъ,— купцамъ должники не платили, они должны были бить челомъ великому государю, и будетъ розыскъ и расправа по справедливости. Теперь же онъ желаетъ получить въ займы не для холоповъ великаго государя, но для самого царя, отъ имени котораго дастъ запись’.
Однако, англійскіе купцы остались неумолимы насчетъ займа и отвчали Желябужскому: ‘Въ Архангельск мы всегда о долгахъ своихъ и задаткахъ бьемъ челомъ и у воеводъ указа просимъ, воеводы намъ въ долгахъ и задаткахъ расправу чинятъ, а въ обидахъ отъ головъ и цловальниковъ отказываютъ, будто имъ, воеводамъ, до нихъ дла нтъ, а какъ прежде головъ и цловальниковъ вдали воеводы, то намъ было лучше здить съ товарами’.
Желябужскій не ошибся, говоря, что этотъ ршительный отказъ англійскихъ купцовъ дать царю взаймы деньги ‘затйное дло’ и что купцы дйствуютъ по наговору. Дйствительно, русскій резидентъ въ Голландіи, Геддонъ, бывшій въ ссор съ посломъ, убдилъ купцовъ не давать денегъ Желябужскому и ждать, пока царь пришлетъ грамоту самимъ купцамъ или напишетъ ему объ этомъ дл.
Въ 1664 году прибыло въ Москву великое англійское посольство, во глав котораго находился графъ Карлейль, на котораго король англійскій возложилъ двоякаго рода порученіе: во-первыхъ, подтвердить желаніе короля находиться съ царемъ въ тсной дружб и союз и, во-вторыхъ, добиться возвращенія англійскимъ купцамъ прежнихъ привилегій по торговл. Для переговоровъ съ посломъ были назначены князья Николай Одоевскій и Юрій Долгорукій, вмст съ окольничимъ Волынскимъ.
Весьма долго продолжались эти переговоры, но англійскій посолъ остался крайне недоволенъ ихъ исходомъ. Графу Карлейлю было объявлено, что царь очень радъ поддерживать съ англійскимъ королемъ прежнюю дружбу, но возвратить англійскихъ купцамъ прежнихъ вольностей не можетъ. ‘Торговали англичане въ Московскомъ государств,— заявили московскіе уполномоченные гр. Карлейлю,— безпошлинно лтъ сто и нажились, а узорочныхъ и другихъ товаровъ, которые были годны въ царскую казну, по своей заморской цн не давали и заповдные товары провозили и вывозили тайкомъ. Одинъ изъ купцовъ лондонской компаніи прізжалъ въ Балтійское море на военномъ корабл и хотлъ грабить царскихъ подданныхъ, которые здятъ въ Швецію для торговли. Мы думаемъ,— прибавили бояре,— что королю все это неизвстно, иначе онъ не сталъ бы просить о подтвержденіи прежнихъ жалованныхъ грамотъ’.
Несмотря ни на какія увщеванія и просьбы англійскаго посла, московское правительство не измнило своего ршенія. Но одну незначительную уступку оно, все-таки, сдлало, которая, однако, нисколько не удовлетворила графа Карлейля.
Послу англійскому было объявлено слдующее окончательное ршеніе московскаго правительства: ‘Великій государь, для прошенья любезнйшаго и вожделннйшаго своего брата, указалъ англійскимъ гостямъ здить въ Архангельскъ и изъ Архангельска въ Москву десяти человкамъ, людямъ добрымъ и въ правд свидтельствованнымъ и королевскому величеству годнымъ, которыхъ королевское величество изволить выбрать вновь. Эти 10 человкъ могутъ въ Москв дворъ купить, пошлину съ своихъ товаровъ будутъ они платить наравн съ другими иноземцами, пока у царскаго величества съ польскимъ королемъ и крымскимъ ханомъ война. А какъ война кончится, въ то время царское величество велитъ англійскимъ гостямъ указъ учинить по своему государскому милосердому разсмотрнію, какъ возможно’.
Графъ Карлейль былъ чрезвычайно раздраженъ такимъ ршеніемъ и воскликнулъ: ‘Если царское величество привилегій не возвратитъ, то какъ между обоими великими государями основанію дружбы быть крпну?’
На этотъ вопросъ бояре ехидно отвтили другимъ вопросомъ: ‘А когда король отказалъ дать взаймы денегъ, то, вдь, отъ этого дружба не нарушилась’.
Когда англійскій посолъ убдился, что его рзкости не производятъ никакого впечатлнія на уполномоченныхъ царскаго правительства, онъ перемнилъ тонъ и любезно предложилъ свое посредничество для примиренія Россіи съ Польшею. Это предложеніе было принято, и гр. Карлейля просиди немедленно отправить своего гонца къ польскому королю. Но посолъ требовалъ, чтобы сперва привилегіи англійскихъ купцовъ были возстановлены. Тогда послу категорически объявили, что разъ принятое на этотъ счетъ ршеніе не будетъ измнено.
Графъ Карлейль немедленно взялъ назадъ свое посредничество, просилъ объ отпуск и объявилъ, что ‘впередъ король нашъ къ царскому величеству великихъ пословъ присылать не будетъ’.
Благодаря посольству графа Карлейля, взаимныя сношенія между Россіей и Англіей значительно измнились къ худшему.
Царь Алексй Михайловичъ отправилъ въ Англію, въ август 1664 г., стольника Дашкова съ порученіемъ принести жалобу на дерзкое поведеніе гр. Карлейля и предупредить дйствіе враждебныхъ его замысловъ противъ московскаго правительства. Но Дашковъ, по прибытіи въ Англію, немедленно убдился, что донесенія гр. Карлейля уже успли произвести свое дйствіе. Новый московскій посланникъ былъ принятъ въ Лондон самымъ небывалымъ образомъ: ему никакой почетной встрчи не было сдлано и ему не дали ни подводъ, ни кормовъ, ни квартиры. Только по отъзд изъ Лондона король приказалъ выдать ему 1,200 рублей, въ вид вознагражденія за то, что жилъ на своемъ иждивеніи.
Такимъ образомъ окончательно былъ ршенъ вопросъ о торговыхъ вольностяхъ англичанъ въ Россіи въ смысл подчиненія ихъ порядкамъ, существующимъ для всхъ другихъ иностранцевъ. Но англійское правительство еще долго не могло примириться съ этимъ новымъ положеніемъ и неоднократно повторяло попытки вернуть англійской торговл ея прежнія привилегіи.
Такъ, въ 1667 году прибылъ въ Москву извстный Геддонъ, въ качеств англійскаго посланника, и настоятельно просилъ о возвращеніи англичанамъ прежнихъ привилегій. Но онъ также получилъ ршительный отказъ, несмотря на свои связи при московскомъ двор. Та же самая участь постигла посольство англійскаго кавалера Вейча, прибывшаго съ такимъ же порученіемъ въ Москву въ 1669 году. Царь Алексй Михайловичъ остался непоколебимымъ до своей смерти въ 1676 году и не отмнилъ рокового указа 1649 года.
Только вступленіе на престолъ императора Петра I дало отношеніямъ Россіи къ Англіи совершенно новое направленіе и русской политик новыя цли. Вмст съ коммерческими интересами, почти исключительно господствовавшими во взаимныхъ отношеніяхъ обоихъ государствъ до конца XVII вка, обнаруживается съ царствованія Петра I дйствіе политическихъ цлей, поставленныхъ русской политик геніальнымъ умомъ великаго преобразователя.

Ф. Мартенсъ.

‘Русская Мысль’, кн.II, 1891

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека