Роман и Повести Михаила Авдеева. Два тома, Авдеев Михаил Васильевич, Год: 1855

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Романъ и Повсти Михаила Авдева. Два тома. С. Петербургъ. Въ типогр. Экспедиц. Заготовл. Государств. Бумагъ. 1853. Въ 8-ю д. л. T. I— VII, 223 и 229, Т. II — 484 стр.

Прежде чмъ мы раскритикуемъ произведенія г. Авдева, скажемъ читателю, который, можетъ-быть, никогда и ничего не критиковалъ, какъ творятся и откуда идутъ сильныя критики. Читатель не знаетъ, что такое критикъ, по непремнно предполагаетъ, что это человкъ злой, а еще больше — человкъ умный. Читатель вритъ, что критикъ изучилъ очень-много первостепенныхъ авторовъ, удостоилъ своимъ вниманіемъ второстепенныхъ, и вообще отличается начитанностью. Читатель думаетъ, что критикъ отличается особенною прозорливостью и замчаетъ то, чего другіе не видятъ: на то онъ и критикъ.
Невсегда такъ бываетъ на самомъ-дл. Прежде всего критики бываютъ люди очень-смирные, скромные, потомъ критики рдко бываютъ въ душ людьми злыми, и если на нихъ подъ-часъ находитъ злость, то большею-частью по другимъ, весьма-уважительнымъ причинамъ, и авторъ, котораго раскритикуютъ, иногда совсмъ въ этомъ не виноватъ: виноватъ онъ только тмъ, что кто-нибудь другой разсердилъ критика. Критики даже иногда не бываютъ ужь слишкомъ умными людьми, и такъ-какъ это предположеніе съ нашей стороны — читатель видитъ, что мы не самолюбивы — можетъ показаться или черезчуръ-смиреннымъ или, черезчуръ-дерзкимъ и даже неправдоподобнымъ, то мы постараемся прежде доказать его и тогда ужь будемъ продолжать начатое.
Критику произведеній поэтическихъ, художественныхъ и вообще литературныхъ, судьба, общество и эстетика даютъ чрезвычайно-много общихъ мыслей, общихъ выраженій, общихъ придирокъ, общихъ похвалъ и общихъ восклицаній удивленія. Не говоря ужь о стереотипныхъ выраженіяхъ: ‘это прекрасно’, ‘это удивительно’, есть много другихъ Фразъ, нисколько нелучше, неумне и неучене этихъ скромныхъ выраженій. ‘Это прекрасно’, ‘это превосходно’ говоритъ публика, немигающая ни курсовъ эстетики, ни исторій литературы, публика, которая очень-много читаетъ стиховъ, романовъ и повстей, и любитъ больше читать, нежели разсуждать о прочитанномъ. Иначе говоритъ другая половина публики, очень-небольшая, больше разсуждающая, нежели читающая, и читающая больше книги ученыя, трактаты эстетическіе, нежели произведенія литературныя. Эти читатели всегда говорятъ особенно-важно о каждомъ предмет, самомъ неважномъ. По развитію умственныхъ и діалектическихъ способностей, этихъ читателей не слдовало бы и сравнивать съ первыми — такъ они иногда высоко стоятъ въ умственномъ отношеніи, по и эти такъ высоко-стоящіе въ умственномъ отношеніи люди иногда въ мір искусства довольствуются фразами нисколько невыше, неглубже и неумне фразъ: ‘это’ прекрасно’, ‘это удивительно’. Они всегда ищутъ, и прежде всего идею. Давайте имъ идею прочную, здоровую, полезную, которую бы можно было если не взвсить, то какъ-нибудь осязательно доказать или историческими фактами, или общественной пользой. Возьмите такую идею и запрячьте ее въ повсть или романъ, и пусть романъ и повсть будутъ плохи, по если идея хороша, то — да здравствуетъ романистъ или повствователь! Вы видите, что требованіе это умно, справедливо и противъ него трудно что-нибудь сказать. По это требованіе длается совсмъ не такъ умно, когда вы прочтете его въ каждомъ утилитарномъ курс эстетики, и слдовательно, когда оно потеряетъ для васъ не только интересъ новости, по даже и значительную долю своего глубокомыслія, это требованіе длается совсмъ не такъ справедливо, когда вы обратите вниманіе на приложеніе этихъ умныхъ идей къ романамъ и повстямъ. Умная идея — умной идеей, а сверхъ нея вдь должны же быть въ повсти дйствіе, разсказъ, характеры. Вотъ теперь если у васъ есть умная идея, попробуйте-ка сладить съ дйствіями, съ разсказами, съ характерами, съ тмъ однимъ, словомъ, что называется повстью, романомъ или драмой. Когда вы начнете писать повсть, вы и увидите, какъ ваша умная идея, въ приложеніи къ тому, что мы называемъ жизнь, начинаетъ стушовываться, теряетъ свою ясность философскзго афоризма и является передъ вами въ вид характера какого-нибудь дйствующаго лица, въ вид дйствія, счастливо или несчастливо-окончившагося, въ умнь разсказать всю повсть такъ заманчиво, такъ интересно, что ея зачитаешься, какъ говорятъ простые читатели, некритики. Вы критикъ строгій, пришедшій со стороны, оглядываетесь въ чужой повсти, какъ въ чужомъ дом, который пришли нанимать, и говорите: вотъ здсь нтъ идеи, здсь недостаетъ выпуклости характера, а это дйствіе безсмысленно. Хорошо вамъ, строгій критикъ, такъ говорить, разсматривая чужое произведеніе, какъ плохо-меблированную для васъ квартиру, но хозяинъ разсчитывалъ не на васъ: вамъ нужны шекспировскія и байроновскія палаты, такъ зачмъ же вы нисходите до скромнаго помщенія русской повсти и неблестящей ея отдлки? Вы очень-умный критикъ, такъ и обратите свое умственное око не на то, какую бы Шекспиръ умную драму сдлалъ изъ этихъ матеріаловъ, а на то, какой милый разсказъ вышелъ изъ этихъ матеріаловъ у русскаго повствователя. Но для этого, можетъ-быть нужно, чтобъ умственное око само-собою смотрло, само видло, безъ чужихъ очковъ, и само подавало знакъ, что оно видитъ, тогда-какъ все, что слдуетъ говорить объ умной драм и о шекспировской геніальности, все это написано другими, напечатано тысячу разъ, повторено критиками еще большее число разъ, и сдлалось тою потертою ходячею монетою, которую отсылаютъ ужь на монетный дворъ для переливки и перечеканки.
Такимъ-то образомъ критики, высоко-стоящіе въ умственномъ отношеніи, иногда очень-дурно длаютъ, что ниспускаются до подобныхъ мелочей и бездлицъ, какъ романы и повсти. Ихъ широкому умственному горизонту нуженъ и обширный сюжетъ. Такого критика можетъ интересовать судьба народовъ, но никакъ не судьба какого-нибудь едора Ивановича, или Ивана едоровича, о которомъ повствуетъ скромный нувеллистъ, его интересуетъ развязка какого-нибудь политико-экономическаго спора, по никакъ не развязка какой-нибудь неважной любви едора Ивановича къ Катерин Ивановн — что въ нихъ?
И отъ этого-то, если критикъ, высоко-стоящій въ умственномъ отношеніи, начнетъ разбирать романъ или повсть, онъ всегда требуетъ идеи, идеи и идеи. Дальше онъ не такъ требователенъ, потому:что остальное мало интересуетъ его. Онъ смло, почеркомъ пера, стираетъ съ литературнаго поприща характеры, лица и самое дйствіе, всегда мелочное въ глазахъ человка высоко-стоящаго въ умственномъ отношеніи. Говоритъ онъ фразами извстными, стереотипными для всякаго, кто изучилъ эстетику — и пусть онъ извинитъ насъ — фразы эти, въ эстетическомъ отношеніи, нисколько не глубокомысленне похвалы барышни: ‘это прекрасно, это удивительно’.
Все это мы говоримъ къ тому, что иногда критика, съ виду чрезвычайно-умная, въ-сущности не кажется совсмъ такою умною, особенно для людей, которые присмотрятся къ такимъ критикамъ. Теперь продолжаемъ націи прерванныя разсужденія. Мы говорили, что критики не всегда бываютъ людьми злыми, и ихъ критическія статьи, имющія видъ умный и ученый, не всегда бываютъ столько же разумны, сколько учены. Читателямъ это необходимо знать, когда они нечаянно встртятся съ такими мнніями и пожелаютъ знать ихъ начало и конецъ, откуда и куда они идутъ. Читатель этимъ не долженъ огорчаться и для этого ему необходимо знать, что-такое критикъ.
Критики, для разнообразія, пишутся иногда на разныя манеры: одинъ разъ побранятъ, другой разъ похвалятъ. Читатель и этимъ не долженъ огорчаться, потому-что это длается для разнообразія, а разнообразіе — первое условіе всего прекраснаго.
Такъ въ ныншнемъ году судьба подвергла строгой критик произведенія г. Авдева, но если этимъ нисколько не огорчился самъ г. Авдевъ и не отвчалъ своимъ критикамъ, то зачмъ огорчаться читателю? Вдь онъ знаетъ, что такое строгая критика, отчего она иногда происходитъ, отчего рецензентъ иногда видитъ не то, что долженъ видть, а что хочетъ видть, и когда онъ все это узнаетъ, критика потеряетъ для него свой характеръ нкоторой озлобленности и прійметъ видъ пріятнаго разнообразія. Критики пишутъ, критики спорятъ, критики придираются другъ къ другу, публика все это, быть-можетъ, читаетъ, а можетъ-быть и не читаетъ: одинъ авторъ выигриваетъ. О немъ спорили, о немъ говорили, о немъ напоминали публик, и публика, благодарная хоть за это критик, встрчаетъ своего любимаго писателя съ усиленною любовью.
Романъ и повсти г. Авдева, вышедшіе отдльными книжками, вс извстны читателямъ, потому-что прежде были напечатаны въ журналахъ. О роман ‘Тамаринъ’ мы говорили, когда онъ вышелъ отдльною книжкою, составляющею первый томъ, во второмъ помщены: ‘Ясные Дни’, ‘Горы’, ‘Деревенскій Визитъ’, ‘Огненный Змй’, ‘Поздка на Кумысъ’, ‘Ныншняя любовь’. Не думаемъ, что читавшіе такія повсти, какъ ‘Огненный Змй’ или ‘Горы’, забыли ихъ, не думаемъ также, что бъ ни говорили критики, чтобъ любитель русской литературы могъ, безъ удовольствія читать подобныя произведенія. Въ свое время, по мр появленія этихъ повстей, мы говорили о нихъ, публика читала ихъ съ великимъ удовольствіемъ — что жь намъ теперь повторять нсколько разъ нами сказанное? Талантъ г. Авдева давно не подлежитъ ни малйшему сомннію и публика любитъ этотъ талантъ, намъ остается пожелать, чтобъ такихъ талантовъ было побольше въ русской литератур.

‘Отечественныя Записки’, т. 98, 1855

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека